после школы лягу в гроб

Ваня сидит на переднем сидении со своим битком набитым рюкзаком, пока Фраев наблюдает за дорогой. — Как у вас всё сейчас? — Паша мельком смотрит на парня, стараясь не отвлекаться. — Откуда ты знаешь? — Я всё знаю, рассказывай, — гитарист надел на себя солнцезащитные очки, а после убрал руку к себе на колено. — Да, так, поговорили, сошлись на том, что пока я буду жить у родителей. Тем более мы не виделись уже давно, по маме с Алиной соскучился... Да и по папе немного. Кстати, об этом, — Ваня достал телефон из заднего кармана джинс, разблокировал и забросил Андрея в архив, отключив уведомления. Он случайно зашёл в диалог и пролистнул до какой-то даты, когда они жили вместе, а Марголдин посещал психолога чуть ли не каждый день. андрей вроде норм, 16:53 «малыш, ты скоро? тебя встретить?» андрей вроде норм, 17:01 «я жду тебя около входа на нашей лавочке» После этого сообщения было много картинок, тик токов и стикеров. Ваня грустно листал переписку, пока его не окликнул Паша. — Тебе с рюкзаком помочь? — Нет, спасибо, фраер, я погнал, — они сделали «братский хлопок», и парень вышел из машины. Родной подъезд, лестница, пролёт, ключи, железная дверь, и вот Марголдин уже дома. — Кто та-ам? — протянул девчачий голос из соседней комнаты. — А ты как думаешь? — он неприкрыто улыбался, ждал реакции сестры. — Ваня-я! — Алина откидывает планшет, спрыгивает с дивана и несётся в коридор. Она буквально запрыгивает на брата и крепко обнимает, проливая слёзки на чистую футболку кудрявого. — Алинка... Дай я хоть кроссовки сниму, — парень пытается как-то «перевесить» сестру на какую-то другую часть своего тела, но та уцепилась настолько сильно, что даже пошевелиться было трудно. Кое-как тот спустил её на пол и разулся, а та сразу же потащила кудрявого в его комнату. — Пока тебя не было я тут убиралась, а ещё повесила на стену тебе свои рисунки! Тебе нравится? — Марголдин был в приятном шоке от младшей. Подойдя к рисункам, он стал их трепетно разглядывать, улыбаясь от каждой самой маленькой детали, в виде какого-нибудь цветочка или сердечка. Листочков было три: на одном вся семья, на втором только брат с младшей сестрой, а на третьем какие-то котики. Несмотря на то, что девочке тринадцать лет, она будто не собиралась взрослеть, ей нравилось быть маленькой, хоть и отправляла Максиму взрослые фотографии. Алина смотрела на Ваню, ожидая его реакции. — Это очень классно, ты чудо! — старший крепко обнял сестру, отчего та чуть не расплакалась вновь. — Пойдём на кухню, расскажешь мне все новости. Они сидят за столом и ведут непринуждённую беседу, пока речь не заходит об её парне. — Максим... Ну, что про него сказать... Странно себя ведёт в последнее время, как дурень какой-то, игнорирует меня постоянно, хрень какую-то присылает, гулять со мной не хочет. Ты не знаешь, что с ним могло случиться? — она разворачивает какую-то шоколадную конфету и кладёт в рот. — Пацаны вообще странные люди. Да и у вас, девочек, всё сложно, а у нас наоборот. Ну... — он призадумался, вспомнив ситуацию с Андреем, — не всегда, правда. Ты говорила с ним? — Конечно говорила! Точнее пыталась, потому что он не хочет. — Бросай этого недоумка, найдём тебе получше раз в сто! — Марголдина прервал звук открывания входной двери. — Неужели... — женщина аж выронила пакеты из рук, увидев кроссовки парня. — Привет, мам, — Ваня опёрся о дверной косяк, смотря на неё. — Ваня, сынок! — она набросилась на солиста, стала целовать и обнимать, будто не видела его уже тысячу лет. — Ну, как ты? Где ты пропадал? Мы с Алиной обзвонились, отец тебя хотел с собаками искать, где ты жил вообще? Как ты себя чувствуешь? — Да, всё хорошо, что ты. Если бы что-то случилось, вы бы первые узнали. Ну, мама-а, ну, хватит, ты меня всего зацеловала, — он довольно морщился и даже немного краснел. — Я тут вкусного принесла: печеньки, зефирки, йогуртов купила, молочка, будто знала, что ты вернёшься. Алина включала свет у тебя в комнате и закрывала дверь, представляя, что ты с нами, но чем-то очень занят. Убиралась у тебя, цветочки поливала, рисуночки повесила, — блондинка зашла на кухню и поставила пакеты на столешницу. — Вижу, вы тут чай пьёте. Привет, доченька, — мама подошла к девочке и поцеловала в лоб, после стала разбирать покупки и складывать по местам. Фронтмен сел за стол и взял из хрустальной вазочки «птичье молоко». — Рассказывай, где ты был, где жил, как ты вообще? Мы, между прочим, переживали! — она садится на стул рядом и кладёт руки на стол. — Да, всё со мной хорошо, я жил у своего друга, Андрея, просто мне не хотелось возвращаться домой, ты сама понимаешь почему. Мы жили втроём, с его мамой, так что всё хорошо, — Ваня пытался сразу закрыть все вопросы, чтобы его буквально не допрашивали. — Ел я нормально, спал тоже. — мама парня наклонилась к нему и аккуратно понюхала. — Курить, вижу, не бросил. Когда уже образумишься? Хочешь быть как отец? — Мам, я брошу, ну, честно, — он грустно опустил взгляд и смял бумажку от конфеты в руке. От такого сравнения стало безумно противно, он чувствовал себя испачканным, хотелось помыться раз десять. — Он, кстати, скоро вернётся. Алин, ты свои задания по курсам сделала? — Да... — девочка смотрела на брата с сожалением, опустив уголки губ. — Тогда иди поиграй во что-нибудь, погуляй, нам с Ваней нужно поговорить, — сердце внутри Марголдина сжалось до атома, ведь он понимал, о чём будет разговор. Об Андрее. А о нём не хотелось сейчас вспоминать. Сестра встала из-за стола и быстрым шагом вышла из комнаты, но осталась стоять неподалёку от входа в комнату. — Алина! Я всё вижу, — девочка убежала в свою спальню, закрылась там и стала переписываться с Максимом, пытаясь наконец выяснить отношения. — Андрей, друг, да? — Друг... — Я же не буду ругаться, скажи правду, отец мне показывал вашу переписку. — Он мне просто друг, не больше, — Марголдин говорил уверенно, хоть это и не было правдой. — Это всего лишь шутка, мы так прикалывались, видео сняли в интернет, оно никаких просмотров не собрало, мы и удалили. — он снова врёт, на этот раз собственной матери. Ясное дело, она не была бы в таком же восторге и не приняла бы ситуацию с таким же пониманием, как тётя Лена. — Я видела, что ты математику на «5» сдал, да? Списывал? — она сложила руки на груди. Ваня не узнавал прежнюю маму. Раньше она была прямо как мама Андрея, такая же чувственная, добрая, родная. Видимо отец её отравил настолько, что она стала таким же диктатором, только в юбке. Временный уход Вани из родного дома повлиял лишь отрицательно. — Нет, не списывал. Мне Андрей помогал готовиться, поэтому всё так и вышло. — звонкое молчание наполняло комнату, пока солист вдруг не спросил. — Можно я к себе пойду? Мне надо вещи разобрать... — женщина кивнула, на что парень сразу же сбежал к себе и стал проверять сообщения от Абдрашитова. Ни одного. — Блять! — он ударяется ногой об кровать и падает на пол, съёживаясь в клубочек от боли. Предательские слёзы капают на пол, делая небольшую лужицу. — Ну, почему... Почему... — где-то рядом с пушистым облачком волос зажужжал телефон. Вспомнишь солнце, вот и лучик. — Вань, привет, ты как? — услышав всхлипы на другом конце провода, он сразу же почувствовал какую-то вину за свои действия, обессиленно выронил сигарету из руки. — Прости... — Да, что мне твоё «прости»? Ты не думаешь обо мне, о том, что я могу чувствовать... Ты стал для меня роднее папы! — Марголдин сбрасывает звонок и лежит в позе эмбриона, также всхлипывая и немного дрожа. Вернувшись в эту комнату, лежа на этом полу, в голове проносятся моменты употребления. Вроде это было довольно давно, хотя на самом деле прошло всего около двух месяцев. Ваня сам не знал, сколько он был чист, но пока наркотики существуют на этой земле, он будет думать о них в этих самых ужасных моментах. Ситуация сейчас и правда дерьмовая, но деваться некуда, ведь Андрей знает всех тех дилеров у кого постоянно закупался солист и попросил оборвать все контакты. Искать кого-то нового было сложно, никто из них не проверен. Противное жужжание. Ваня даже не смотрит на абонента, сразу же произнося тихое «да?». — Выйди на две минуты. Я внизу, у тебя в подъезде, — непонятно, сколько пролежал в такой позе Марголдин, но, видимо, этого времени было достаточно, чтобы тёмный до него добрался. Он поднимается с пола и смотрит в окно - стало темнеть. В полудрёме кудрявый поправляет рубашку, смотрит на себя в зеркало. — Пиздец, ну и уебан... — Ваня выходит в коридор, обувается и, закрыв входную дверь, спускается по лестнице. Он уже на первом этаже. Вдруг из-за лестницы выходит сам Андрей. Не боясь ничего, он сразу же втягивает его в поцелуй, вытирая новые дорожки слёз большими пальцами. Ваня хотел вырваться, он уже подготовил огромную речь о том, где его парень не прав, что ему не нравится в их отношениях, да и вообще просто послать нахуй. Одно спонтанное действие, а именно поцелуй, сразу же растопил его, и теперь хотелось лишь раствориться в нём и его тепле, как сахар в чае. Обида в словах, но восхищение в поступках убивало парня наповал. Марголдин отстраняется и отходит от него, смотря в пол и теребя браслет тёмного в руках. — Родной, — это обращение Абдрашитов использовал только в каких-то критических ситуациях, когда он хотел как-то помочь и поддержать, но не мог найти нужных слов. От этого обращения всплывали новые воспоминания: с первого концерта, с каких-то ночных кошмаров, с практически любых моментов, когда Ване становилось откровенно плохо, — я люблю тебя, мне сложно без тебя, но мне нужно время. Я не хочу, чтобы мы рас... разлучались как-то. Я хочу быть с тобой... — парня это не убеждало. Много таких слов сказано было и Машей, но где она теперь и с кем? — И что дальше? — постепенно кудрявый забился в угол под лестницей и сидел на холодной грязной плитке. — Я сяду? — получив одобрительный кивок, тот опёрся спиной об стену противного зелёного цвета и устроился на полу. — Можно? — Андрей хотел взять того за руку, но Марголдин был против. Хотя, спустя пару минут, тот сам сплёл пальцы. — Ты сам меня любишь? — Не видно? — Ваня хотел было убрать руку, но директор его остановил. — Видно, родной. Я буду рядом несмотря ни на что, — эти слова больше не казались искренними, милыми, приятными, а скорее пронзали сердце, как самые острые иглы. — Почему ты так себя ведёшь? — Как? — Тебя будто бросает то в жар, то в холод. То ты меня любишь, то нет, почему? — он старался держаться и держать все солёные реки, и пока даже получалось. — Малыш, я не знаю. Ты говоришь так, будто бы я не хочу лежать с тобой в обнимку, пить в подъезде, листать мемы, смотреть обзоры на фильмы, писать новый альбом, гулять и в конце концов трахаться. Хочу, блять, хочу... — Так в чём проблема? В чём причина, блять? — кудрявый постепенно стал выходить из себя и повышать голос, кричать, срываться на парне. Не получив ответа, вовсе встал и вышел на улицу перекурить. Абдрашитов сидел в своих раздумьях. Он всё же прошёл за парнем, вставая рядом и закуривая вместе с ним, хоть и не одновременно, как они делали всегда. — Посмотри на меня, — Ваня не поворачивал голову, не отрывал взгляд от чего-то вдали, — посмотри на меня, блять, — реакции не было, пока внезапно Андрей не дал ему пощёчину. — Пойми же, блять, люблю я тебя, идиота, люблю! Мне не важно, блять, какие у тебя зависимости, какие отношения в семье, любишь ли ты кофе, какие сигареты куришь и есть ли у тебя проблемы с менталкой! Мне не важно! Мне нужен ты, только ты, — тёмный и сам выпустил скупую слезу, которая могла означать лишь одно - он говорит правду. — Ты не представляешь, в каких истериках я бился тогда! Ты не представляешь, что я чувствовал, когда провожал тебя до дома, пока ты был весь избит, когда говорил о своих чувствах! Ты не знаешь, каково мне было, когда ты буквально издевался надо мной, когда был бухой! Если бы ты не был мне важен, я бы тебя послал нахуй ещё в мае, после ЕГЭ! — Абдрашитов делает шаг назад и отворачивается. — Теперь ты веришь? — ослабевшим низким голосом спрашивает тот, втягивая в себя дым. Ваня был в ступоре, он не знал, как реагировать на такие откровения, ведь никогда ранее об этом не заходило ни слова. Ни о моменте с признанием, ни о том, как Ваня предлагал Андрею подрочить ногами, втаптывая его чувства в грязь, ни о происшествии на ЕГЭ и после. Марголдин не понимал, что может делать больно другому человеку, не знал, что это может настолько отразиться на их дальнейших отношениях. — Дрюш... Прости меня, я... — кудрявый берёт парня за руку и придвигает к себе. — Ты понимаешь, что я тебя люблю? Что это не пиздёж? — подняв голову, они вновь сливаются в поцелуе, уже более чувственном, чем в первый раз, в подъезде.