Да начнётся игра!

***

План, что и говорить, был превосходный:

простой и ясный, лучше не придумать.

Недостаток у него был только один:

было совершенно неизвестно,

как привести его в исполнение.

Л. Кэролл

***

Утро следующего дня встретило меня грузом свинцовых туч, окутывающих мир в серые полутона. Мрачное небо, тяжелым плотным одеялом, безжалостно нависло над городом, а свет, не способный пробиться сквозь этот непроницаемый зловещий занавес, казалось, потерял свою силу. Ни одного просвета, оттого и настроение было так себе. Однако, по правде говоря, угнетающая погода была лишь малой частью того, что волновало мою душу. Вчерашний вечер с Чишией оставил меня в состоянии смешанных чувств, как напоминание о том, что, человек, которого я всегда безоговорочно считала не просто другом, а кем-то гораздо большим, исчез, а вместо него появилась непробиваемая каменная статуя, едва ли способная на эмоции. Стоя под прохладными струями утреннего душа, пытаясь остудить пыл и разбираясь в собственных ощущениях, я не могла не усмехнуться своей наивности и тому как же иронично обернулась вся эта ситуация. Как мило с моей стороны было думать, будто между нами что-то разгорается, если, в итоге, его единственной потребностью оказалась поездка в аптеку. Но, также я не могла не признать, что мои ожидания строились скорее на моих собственных представлениях и желаниях, чем на конкретных действиях или словах со стороны Шунтаро. Возможно, это была моя фантазия, которая нарисовала картину, далекую от реальности. Ведь он никогда и не обещал мне ничего, кроме бесконечных раундов психологического пинг-понга. И в этой игре я явно проиграла, даже не начав играть по-настоящему. Моя первая реакция, на просьбу Чишии отвезти его в аптеку, была желанием отказать, но я быстро передумала, решив, что не дам ему увидеть, насколько он меня задел. Показать свою уязвимость — последнее, чего я хотела в тот момент. В конце концов, мы оба были взрослыми людьми, способными на рациональные действия и решения, даже если, под тонким слоем поверхностного спокойствия, скрывались нерассказанные истории и неразделённые чувства, которые, возможно, так и останутся без внимания и понимания, как и эти тяжелые облака, скрывающие от мира свет. Единственным препятствием на пути поездки в аптеку был тот факт, что машина, которая мне была доступна, являлась ничем иным, а мрачным как ночь, черным «Мустангом» Сугуру. И, несмотря на то, что второй ключ от этого зверя все еще лежал в ящике моей прикроватной тумбочки, я предпочитала не испытывать судьбу, отчетливо помня его вчерашнее обещание убить нас обоих, и, в осуществлении которого, я ни на секунду не сомневалась. Получение ключей от альтернативного транспортного средства подразумевало встречу с Агуни, перспектива которой тоже не добавляла радости к моему и так удручающему настроению. Но, несмотря на мое внутреннее сопротивление, встреча с ним, казалась предпочтительнее, по сравнению с возможностью столкнуться с убийственной яростью Сугуру, которая проявлялась в самых неожиданных и, порой, шокирующих формах. Проходя мимо конференц-зала, массивная дубовая дверь которого была приглашающе приоткрыта, я, в раздумье, замешкалась, но решив, что, кто бы там ни был, это будет лучше, чем столкновение с боссом один на один, и осторожно шагнула во внутрь. Несмотря на то, что я всегда пользовалась машиной Нираги, я была абсолютно уверена, что ключи находятся где-то здесь, потому что ни один раз видела, как Агуни или Шляпник выходили с ними именно отсюда и раздавали группам, которые отправлялись на различные задания по делам Пляжа и на игры. К моему удивлению, конференц-зал оказался пуст. Очевидно, что кто-то, покидая зал, в спешке забыл закрыть дверь. Я облегченно вздохнула, позволяя последним остаткам напряжения покинуть мое тело, и принялась за поиски ключей от машин Пляжа, когда позади меня неожиданно хлопнула дверь комнаты, которая находилась в главном зале. Эта комната была небольшой и считалась чем-то типа архива Утопии. Обычно, там хранились все бумаги, принадлежащие Пляжу, включая разнообразные списки с учётом участников, их играми и рангами. Комната почти всегда пустовала, и я совершенно забыла о существовании этого пыльного хранилища до сегодняшнего момента. Внезапный хлопок двери заставил меня вздрогнуть и замереть. Слишком резким оказался звук, которого я не ждала. Шаги за моей спиной. Застигнутая врасплох, я медленно обернулась и оторопело уставилась на человека, вышедшего из комнаты. — Что ты здесь делаешь? — раздался вибрирующий, с нотками скрытого вызова, глубокий голос. А вопрос, брошенный в мою сторону, звучал скорее, как обвинение, чем как простое любопытство. Обладательница этого голоса всегда действовала на меня как удав на кролика, смотря с такой интенсивностью, что казалось, она видит меня насквозь. В глазах — колючий лед, улыбка жесткая, опасная. В ее присутствии, я словно прирастала к месту, не в силах пошевелиться. Сложив руки на груди, на меня смотрела Мира Кано: номер «4» в ранге Идеальной Утопии и лучшая среди игроков в играх червовой масти. Она являлась словно самим воплощением игры, где ставки были выше жизни, а ее присутствие в комнате было как внезапное напоминание о том, что в этом мире существуют силы, с которыми лучше не связываться. Существовало лишь две цифры, которые означали гораздо больше, чем просто количество, и люди предпочитали избегать их в повседневной жизни. Они были символами смерти и страдания. Ранг с цифрой «4», означающей смерть, принадлежал Мире, и ранг с номером «9», означающим страдания, был присвоен Чишии. Я не могла не отметить тот ироничный факт, что в месте, возвышенном до статуса идеальной утопии, одни из самых сильных его игроков носят на себе клеймо самых темных аспектов человеческого существования. Но, казалось, что ни Мира, ни Чишия не испытывали ни малейшего беспокойства по этому поводу, полностью игнорируя мрачные ассоциации своих номеров. Оба ранга: «4» и «9», символизирующие смерть и страдание, в их лицах казались не проклятием, а выбором пути, который они приняли без тени сожаления. Мне же все эти ранги, в принципе, казались пустой тратой времени. Так или иначе, мы здесь все равны, но некоторым всегда будет казаться, что они чуть выше. И никакой ранг не может изменить этот факт. Я смотрела на Миру, от неожиданности совершенно не зная, что сказать. Она вселяла страх своим непостижимым спокойствием. Невозможно было понять, какие мысли кружат в ее голове. Ее опасность маскировалась под вуалью особенной, манящей красоты: чувственные алые губы, контрастировали с мраморной белизной кожи, в то время как ее волосы, темные как ночное небо без звезд, обрамляли лицо, а тонкие, длинные пальцы, словно предназначались для того чтобы творить чудеса на клавишах фортепиано. Глубокая темнота мерцала в ее глазах, как непроглядная бездна, а улыбка, что она мне подарила, оставляла чувство острого холода, словно лезвие ножа, тонко скользящее по коже. Даже вооруженная, я ощущала себя, перед ее внимательным взором, абсолютно беззащитной и уязвимой, словно мой пистолет был, не более чем, детской игрушкой. Встретившись глазами с Мирой, я несмело выпрямилась и с трудом выдавила на своем лице ответную улыбку, которая, без сомнения, казалась слишком искусственной даже мне самой. — Я… просто на минутку зашла, — промямлила я, сжимаясь под ее улыбчивым взором, пытаясь справиться с растерянностью. — Ты что-то ищешь? Может, я смогу помочь? — Мира предложила свою помощь с вежливостью, столь же искренней и обольстительно-опасной как улыбка тигра перед тем, как он погрузит зубы в, ничего не подозревающую, антилопу. — Просто ищу ключи от машины, — ответила я, стараясь звучать спокойно. — Чишия попросил меня отвезти его в аптеку. — Вы знакомы? — ее голос наполнился легким удивлением, а губы растянулись в странной улыбке. Я лишь молча кивнула, не желая раскрывать больше, чем ей следовало знать. — Вы двое… Между вами что-то есть? — многозначительно продолжала усмехаться Мира, как будто она наслаждалась моим неловким положением. Я отвела взгляд в сторону, на безликий фрагмент стены. — Нет. Он просто попросил меня о помощи, — быстро ответила я и решительно покачала головой, отвергая любые намеки на более глубокое взаимодействие между нами. — Попросил тебя? — она вдруг удивленно вскинула брови и уставилась на меня так, словно я сказала что-то неприличное. — А, разве, тебе неизвестно, что каждому, кто входит в число Исполнителей, предоставляются ключи от машины для свободного пользования в любое время? Его просьба, уверяю тебя, скрывает что-то большее, чем простую поездку в аптеку, имей ввиду, — произнесла Мира елейным голосом, и каждое ее слово несло вес скрытых смыслов. — Этот новенький, Чишия, вовсе не так прост и отстранён, как может показаться на первый взгляд, — скользко улыбнулась Мира, подходя кто мне почти вплотную. Секундная заминка, ступор в мыслях, озадаченный смешок и осознание того, что теперь Чишия для меня слишком непредсказуем. Что за дьявольская игра творится в его голове? — Так что к черту аптеку, — заключила Мира, резким движением откладывая на стол бумаги, которые до этого крепко держала в своих изящных пальцах. — Раз уж мы неожиданно встретились, поговорим о жизни. Вдруг весело проведем время, кто знает? Никогда ранее я не стремилась к общению с Мирой, даже избегала, твердо убежденная в том, что между нами не найдется ни одной общей темы для разговора. Я вообще предпочитала не завязывать никаких знакомств, а тем более дружеских. Будучи социофобом, я сторонилась любых личных бесед и людей, желающих вторгнуться в мой тесный мир, особенно тех, кто пытался проломить стену моего личного пространства с тонкостью бульдозера. А о том, чтобы просто провести время за болтовнёй не могло быть и речи. Исключения из этого правила были крайне редки и включали в себя лишь нескольких особенных для меня людей, которых было лишь двое: Сугуру и… Шунтаро. Общение с Мирой было последним, чего я желала сейчас. Моё стремление к уединению и склонность избегать чрезмерного внимания других, делали такие встречи испытанием. В моем представлении, общение, дружба и близкие отношения требовали открытости и доверия, чего я не могла позволить себе с легкостью, особенно с кем-то настолько непредсказуемым, как Мира. Но она одним только взглядом умела настоять на своем, заставляя пересмотреть любые убеждения. Она не просила, она диктовала — в этом была ее сила. Достав пачку сигарет и предложив мне одну, с усмешкой акулы, предвкушающей ужин, она села, кивком головы приглашая меня присоединиться. Её манера владеть ситуацией не оставляла места для сомнений. С некоторым колебанием, я приняла тонкую сигарету и послушно опустилась в объятия широкого кожаного кресла. — Я слышала, что у тебя проблемы со Шляпником? — выпуская облако отвратительного вишнёвого дыма, небрежно закидывая ногу на ногу, спросила Мира таким будничным тоном, словно мы обсуждали погоду или открытие нового вида бабочек на Окинаве. — О чем ты? — я постаралась вложить в свой голос нотку искреннего удивления, и непонимающе сдвинула брови к переносице. — Совершенно нет. Так…разногласия. — Можешь не увиливать от вопроса, — В ее голосе снова прорезался холод, а губы исказились в чем-то, что напоминало улыбку. — Здесь даже у стен есть уши, — усмехнулась она. Я медленно выдохнула, убедившись, что контролирую выражение своего лица, а затем посмотрела прямо на нее. — Шляпник перешел границы нормальности. Ситуация дошла до того, что мы вынуждены убивать неповинных игроков. Хотя я думаю, ты знаешь об этом не хуже меня. — Он угрожал тебе? — напрямую спросила Мира, наблюдая за моей реакцией., ее улыбка скользнула по уголкам губ, как мороз по стеклу. — Было дело, — уклончиво ответила я. — Но, с другой стороны, он стал угрозой для всех здесь. — Что планируешь с этим делать? — Снова скользящая улыбка и пристальный взгляд. Я пожала плечами. — Он Лидер, я — пешка. Если я пойду против него, меня объявят предателем. А как известно, предателям полагается только одно — смерть. Я бессильна что-либо изменить. — Какую игру ты ведешь здесь на самом деле? — Мира с подозрением посмотрела на меня, в ее голосе звучало тихое предупреждение. — Ведь никто не оказывается в центре внимания Шляпника без серьезной причины. Что ты задумала? — Абсолютно ничего, — ответила я, уже давясь этим приторным вишневым дымом, окутавшим меня полностью, и ее вопросами, больше похожими на допрос. — Ты совершенно неправильно обо мне думаешь. Мира не ответила, а лишь снова поделилась очередной ухмылкой. Спустя пару минут молчания, она мечтательно затянулась сигаретой и, неожиданно, произнесла своим звонким как колокольчик голосом, резко переведя тему разговора: — А ты в курсе, что Шляпник и Агуни раньше были близкими друзьями? И они оба основали Пляж. — Впервые слышу, — отрывисто выговорила я. Соврала, причем нахально, и ложь звучала настолько убедительно, что даже сама почти поверила в нее. — Что ж… Раз так, — тон Миры был полон легкого удивления. — Тогда оставим пока эту тему. Но, я думаю, мне стоит посвятить тебя в некоторые подробности относительно текущего положения дел на Пляже. Она аккуратно положила недокуренную сигарету на край пепельницы и, опираясь подбородком на изящно подставленную ладонь, продолжила: — За последние четыре дня у нас было двенадцать смертей во время игр. Я недоуменно приподняла брови. «Разве меня это касается?», — хотела я спросить вслух, но ограничилась лишь молчаливым вопросом в своих глазах. Мира, понимая мое замешательство, сделала жест рукой, как бы говоря, что сейчас мне лишь следует внимательно слушать. — Если считать, что с момента основания Пляжа, в играх погибло примерно столько же, то цифра не так уж и ужасна, — рассудительно констатировала она, оценивая жизни и смерти по какой-то своей внутренней шкале, поражая меня способностью подавать статистику смертей с таким энтузиазмом. «Конечно, ведь в три раза больше убили мы с Сугуру по приказу полоумного Шляпника», — горькая мысль мелькнула в моей голове. Это осознание наполняло меня тяжестью и разочарованием в собственных действиях. Я слушала Миру уже с любопытством, которое росло с каждым ее словом, и пыталась понять, куда ведет этот странный и запутанный разговор. Зачем Мира делится со мной этими мрачными подробностями и что она пытается мне донести через эту, возможно, замаскированную под дружескую беседу информацию? — Разумеется, из-за приближения дня освобождения Первого Номера трудности в поиске оставшихся карт возрастают… — Мира сделала театральную паузу, словно сценическая актриса на пике кульминации, и медленно взяла сигарету. С преувеличенной аккуратностью, подчеркивая каждое свое действие, она постучала по ней, избавляясь от серого пепла, позволяя тому легко упасть на дно пепельницы. — Последней оставшейся карты из числовых: «Десятки червей», если быть точной, — продолжила она, словно наделяя каждое слово особой значимостью, придавая нашему разговору ощущение заговора, тайного сговора, в который я оказалась вовлечена, вопреки собственным желаниям. — В последнее время, новых карт почти не появлялось. Нам приносят одни лишь дубликаты. Но, вчера двое новичков принесли «Семёрку червей». И она была единственной новой картой за последнее время. — Я, честно говоря, даже не в курсе этого… — произнесла я, почувствовав себя зрителем в кинотеатре, который опоздал на начало фильма и теперь пытается понять сюжет, не зная ключевых деталей, параллельно обдумывая зачем я посвящена в эти подробности, о какой именно карте идёт речь и что кроется за этим разговором. Последнее время все мои мысли были заняты только трудностями сосуществования под одной крышей с Нираги, с которым я делила не только постель, но и бесконечные недопонимания, отчего новости о «Семёрке червей» казались мне чем-то далеким и оторванным от моей реальности. Означало ли это, что, несмотря на то, что я хоть и очень сильно желала возвращения, но, внутренне, уже потеряла надежду и смирилась с тем, что этого, скорее всего, не случится? — Но это далеко не главная проблема, — невозмутимо сказала Мира, со спокойствием, похожим на морскую гладь перед штормом, словно она готовилась поделиться чем-то, что могло изменить всё мое понимание текущей ситуации. — Дело в том, что она может и вовсе не появиться. Ее слова висели в воздухе, создавая напряженное ожидание развязки, о которой я, до сих пор, не имела ни малейшего представления. Каждая ее фраза, каждый жест казались частями паззла, из которого я пыталась сложить целостную картину происходящего. Мира загадочно улыбнулась, задавила сигарету в пепельнице, словно ставя точку в одном из актов нашего театра абсурда и устремила на меня вопросительный взгляд. — Скажи, что ты думаешь по этому поводу? Я повержено вздохнула, предчувствуя ее разочарование. У меня не было, ровным счетом, ни одной мысли на это заявление. — Может она требует определенного условия? — я пожала плечами. Мой ответ был, не более чем, попыткой отбиться от её настойчивости. Но Мира уже подхватила мои слова, кивая головой. Моё предложение, о возможном условии для появления карты, было схвачено Мирой на лету, словно она только и ждала, что я скажу что-то, что подтолкнет разговор в нужное ей русло. — Должно произойти что-то серьёзное…особенное: событие, имеющее значение для всех. И это, возможно, будет началом чего-то нового, — как ни в чём не бывало сказала Мира, пугающая своим спокойствием и излишней странной откровенностью, словно приглашая меня вступить в игру, правил которой я не знала. — Но, что именно должно произойти, чтобы это случилось? — мой встречный вопрос был осторожным, я все еще пыталась уловить смысл ее слов, но уже не могла скрыть своего интереса ее смелым предположением. — Ты задаешь неправильные вопросы, — в наигранном в негодовании Мира вскинула свои изящные брови, а в ее голосе звучала игривая укоризна. — Ничего никогда не решается само собой. — Что нужно сделать, чтобы это произошло? — поправилась я, чем заслужила одобрительный кивок в сочетании со зловещей улыбкой. — Надо сделать то, что создаст этот переломный момент… — внезапно, Мира резко наклонилась ко мне так, что я даже вздрогнула от неожиданности. Ее глаза азартно заблестели. — Тебя ведь, наверняка, посещали мысли убрать Шляпника? Она пристально смотрела прямо мне в глаза, наблюдая за моей реакцией. От такой прямолинейности, я чуть не поперхнулась воздухом, отчаянно пробираясь через вишневый туман её безрассудства. Мне опять показалось, что она, как будто, видит меня насквозь. В этот момент, я осознала всю серьёзность ситуации. Мира не просто делала предложение; она испытывала меня, проверяла мои границы и готовность к действиям, которые могут полностью изменить ход событий на Пляже. Её вопрос не был случайным — это был вызов, который требовал от меня не только ответа, но и готовности к последствиям, которые последуют за моим решением. — Ты же хочешь власти? — продолжила она, не дожидаясь моего ответа, будто уже была в нем уверена, еще до того, как я успела его сформулировать. — Власти? — удивилась я. — Ни в одной мысли я не заходила настолько далеко. — Признаться честно, я хочу свободы, а не власти. — А, разве, это не одно и тоже? — Мира восприняла мои слова, с легким недоумением. — Свобода и власть — по сути, две стороны одной медали. — Отнюдь… В моем понятии они на разных континентах, — отрезала я. — Одно обещает освобождение, другое — ещё больше оков. В её мире, возможно, свобода и власть были синонимами, но не в моем. Власть — это путь, где решения и действия определяются необходимостью удержания этой самой власти. Власть ограничивает, даже если кажется, что открывает новые горизонты. Желать свободы, но, в то же время, хотеть власти — это самообман. Это попытка удержать невозможное, поскольку, в конечном счете, одно неизбежно уничтожит другое. — Нет, мне власть не нужна, я слишком люблю свободу. Странное желание — стремиться к власти, но при этом любить свободу, или стремиться к власти над другими людьми, теряя власть над собой. — Так уверена?! — Мира вглядывалась в мои глаза, словно пыталась проникнуть в самую суть моих мыслей. — Власть — это и есть свобода. Особенно, в этом мире, где каждый шаг может стоить тебе жизни, власть позволяет контролировать ситуацию. Свобода без власти — это иллюзия. Ты можешь мечтать о свободе сколько угодно, но, без реального контроля над своей судьбой, ты всегда будешь зависеть от решений других. Без власти ты беспомощна. И только власть позволяет тебе выбирать, быть ли тебе охотником или добычей. В этой игре не быть уязвимым — это уже форма свободы. Не думаешь? — Размышляй вот о чем, Сиана, — Мира перешла на доверительный тон. — Пока Шляпник жив и держит в своих руках карты, он продолжит диктовать свои условия и никакой истинной свободы, к которой ты так стремишься, здесь не будет. Он превратит твою жизнь в ад, — Мира делала паузы, подчеркивая важность каждого слова, вглядываясь в мои реакции, оценивая, насколько я готова воспринять эту информацию. — Ведь ты же не будешь отрицать очевидное, не так ли? Пока Шляпник дышит, твоя, так называемая «свобода», будет не больше иллюзии. Ясно это? От ее слов дыхание перехватило, внутри все сжалось — резко, свирепо, до боли в горле. Неужели она хочет чтобы я… ? Неужели она и вправду, действительно, вознамерилась моими руками избавиться от Шляпника? И как его смерть может быть связана с появлением «Десятки червей»? Её слова были холодны и расчетливы, но в них сквозила истина, которую я не могла отрицать. В мире, где правила диктуются теми, кто у власти, быть беззащитным, значило быть обреченным. Утверждение о том, что моя жизнь превратится в ад, если Шляпник останется у власти, было не просто предположением — это была голая правда, с которой я сталкивалась каждый день. Я молча кивнула, опуская взгляд. Казалось, Мира умела видеть даже самые мимолетные мысли, она слишком хорошо умела читать между строк, видеть то, о чём я сама предпочла бы молчать. Мой кивок был механическим, как у куклы на веревочках. Внутри всё замерзло от её прямоты, открывающей глаза на горькую реальность. — Вижу, ты начинаешь понимать и мне нравится твое молчаливое согласие, — спокойно ответила она, но мне показалось, я расслышала иронию, звучавшую в ее словах. — Кому как не тебе, Сиана, не знать, что в этом мире либо ты, либо тебя… И тебе стоит быть осторожной, — слова Миры доносились до меня, словно, откуда-то издалека и они не были предложением. Это была простая констатация факта того, что я должна сделать, иначе говоря, завуалированный приказ с прямой угрозой, в случае его неисполнения. Перспектива сотрудничества с Мирой была сомнительным удовольствием, однако, какой выбор у меня был, кроме как снова играть по чужим правилам, чтобы обрести желанную свободу. — Так мы договорились? — спросила Мира с легкомысленной улыбкой, которая лишь маскировала ее хитроумный план, уже определив мою роль в нем. Ее вопрос звучал больше утвердительно, словном заранее лишая меня выбора. Это какой-то бред… Но, в тоже же время, в ее словах было нечто такое, что привлекло меня. Возможно, пришло время перестать быть пешкой в чужой игре и начать действовать самостоятельно, пусть даже это и будет, так чертовски, рискованно. — Договорились, — уверенно произнесла я, опуская взгляд на свои пальцы: они слегка подрагивали. Но не от страха, а от осознания собственной дерзости и волнения, которое я пыталась скрыть. — Я уверена, что сделала правильный выбор, остановившись на тебе, и ты меня не разочаруешь, — затягиваясь очередной сигаретой, мечтательно произнесла Мира. Ее уверенность в том, что я не разочарую, звучала как завуалированное давление, под которым мне предстояло действовать. Я улыбнулась в ответ, но это, скорее, была улыбка отчаяния. Мира, наблюдая за моей реакцией, словно наслаждалась моментом, предвкушая, что все будет в точности так, как уже нарисовало ее воображение. — Ты же собираешься сейчас в аптеку… — заметила Мира, а ее глаза непрерывно что-то выискивали на моем лице. — Собираюсь. К чему ты клонишь? — осторожно спросила я, понимая, что теперь каждый мой следующий шаг должен быть взвешен как никогда ранее. — К тому, что тебе ли, как судмедэксперту, не знать, каким образом можно избавиться от человека, без видимых доказательств убийства: острая сердечно-сосудистая недостаточность, и, как следствие, внезапная остановка сердца, тромбоз сосудов жизненно важных органов, эпилепсия, инсульт, кровоизлияние в мозг… Глаза Миры недобро сверкнули. Каждое упоминание о потенциальных вариантах причин смерти Шляпника, звучало в ушах как некролог моей совести. — Соберем экстренное собрание, на котором ты при всех определишь причину его внезапной гибели, — предлагая заменить медицинскую этику на инструкцию по созданию идеального преступления, Мира была полна уверенности в том, что план сработает безупречно. — Но… — В некоторых аптеках есть специализированные лаборатории, — перебила Мира все мои возможные возражения. — В которых есть антидоты, а где есть они, там есть и… — её голос замер в воздухе, словно давая мне возможность додумать эту мысль самой. — Яды? Как только я произнесла это вслух, до меня дошел смысл сказанного. И, кажется, у меня отвисла челюсть. А Мира, напротив, снова улыбнулась, но в этот раз как-то жутко, с оттенком мрачного триумфа, словно показывала мне, что путь выбран и нет возврата назад. Она не просто предлагала мне план, она давала мне инструкции, как провести идеальное преступление, маскируя его под случайную смерть. Я оторопело уставилась на нее. — Ты думаешь я сошла с ума? — Мира читала мои мысли, словно открытую книгу с текстом, написанным большим шрифтом. — Можешь не отвечать, — ее звонкий смех наполнил комнату, пока она поднималась с кресла. — Мы все здесь постепенно сходим с ума. Медленно. Каждый по- своему. Уходя, Мира вдруг остановилась в дверях и, не оборачиваясь, произнесла: — Ключи в нижнем ящике стола. — И еще… — она сделала небольшую паузу, прежде чем бросить через плечо последнее замечание. — Учись улыбаться, Сиана. У-лы-ба-ть-ся. После чего она вышла, аккуратно затворив за собой тяжёлую дверь конференц-зала. Звук закрывающейся двери, эхом отдался в моей душе, оставляя меня в раздумьях о двойственности ее слов. Минутное оцепенение сменилось медленным пониманием того, что под словом «улыбка», мы с ней подразумеваем вещи прямо противоположные. Усмешка Миры всегда носила оттенок сарказма, переплетенного с меланхоличной жестокостью, которые сквозили по умыслу. Улыбка ее была по сути своей безжалостна, как безжалостна та свобода, к которой мы все стремимся. И она вовсе не являлась жестом доброжелательного отношения к миру, а была лишь отражением его неизбежной жестокости, показывая, что жесткость и существование — лишь разные имена одного и того же. «Учись быть безжалостной» Под этим словами, Мира, похоже, подразумевала: «Учись выживать». Взглянув на окно, я увидела, как за его заплаканным стеклом, искаженным струями капель, дождь становится всё гуще, а его монотонный стук усиливался, словно сама природа решила подыграть моему внутреннему состоянию, создавая саундтрек к моим мыслям. Мгла была серой и промозглой, под стать моему настроению. Но теперь у меня была цель, и я собиралась дойти до конца. «Учись быть безжалостной», — словно эхо, её слова отзывались во мне. И да, я собиралась учиться. Если настоящая игра началась, то пусть я буду в ней ключевой фигурой.

***

Пока я пробиралась сквозь пелену дождя к парковке, где меня, наверное, уже заждался Чишия, злость во мне росла с каждым шагом, и с каждым шагом она становилась ощутимее. Шунтаро всегда умудрялся вызывать во мне такое множество чувств, что, иногда, я сама не понимала, откуда во мне берется столько эмоций. «Что, черт возьми, он замышляет?» — вопрос эхом отдавался в голове, в то время как мой зонт почти наизнанку вывернул ветер, который, казалось, играл против меня, как и весь мир. Приближаясь, я ещё издалека заметила его фигуру, в небрежной позе облокотившуюся на стену. Как всегда, Чишия стоял в стороне от всего, будто был лишь тенью, ожившей в моём воображении. Один наушник его кассетного плеера беспечно свисал вниз, капюшон был натянут на голову, занавешивая большую часть его лица, оставив видимыми лишь губы. А все его тело словно говорило: «Я здесь, но не совсем». Он выглядел так, будто ничто в этом мире не может его удивить или встревожить. Типично. Я остановилась на мгновение, пытаясь собрать себя. Внутри меня, в этот момент, боролись два начала: желание выяснить все прямо сейчас и стремление сохранить спокойствие, чтобы разобраться в его намерениях без лишних эмоций, которые кипели. Однако, я решила не показывать их, а играть по его правилам, и дождаться пока он первый сделает неверный шаг. Поэтому, поравнявшись с Чишией, я нацепила на лицо дружескую улыбку и виновато произнесла: — Прости, что так долго заставила тебя ждать. Неожиданно затянулся разговор с Мирой. Чишия, отшелушившись от стены, как змея от своей старой кожи, едва ли смог скрыть своё мимолётное удивление от моего внимательного, замаскированного под незаинтересованный, взгляда. — Вы общаетесь? Не знал… Его удивление звучало так искренне, что я едва удержалась от внезапного смеха. Видеть Чишию в растерянности было редкостью, и это добавило моменту особую прелесть. — Случается. Иногда от неё можно узнать много нового… Чишия неопределённо хмыкнул, взглянув так, словно пытаясь разгадать, что же произошло за время его ожидания. В машине, скользящей по улицам, мы ехали молча, каждый погруженный в свои мысли. Мы оба выбрали молчание, как будто это был единственно возможный способ сосуществования в текущий момент. Я сидела, напряженно уставившись в переднее стекло, стараясь всем своим видом показать, что мои мысли заняты дорогой, хотя, на самом деле, они безостановочно крутились вокруг вопроса о том, как взять яд, не вызвав подозрений у Чишии. Это было тем, что весь наш путь не давало мне покоя. Я пыталась выстроить план, учитывая каждый шаг, каждое движение, чтобы оно выглядело естественно, не вызывая подозрений. Важно было действовать спокойно, не давая нервозности пробраться в мои глаза или жесты, ведь химико-токсикологическая лаборатория в аптеке была не тем местом, куда люди заходят каждый день. Сидя рядом с Чишией в машине, я ощущала, как напряжение между нами плотно заполнило пространство. Время от времени, я кидала на него крадущиеся взгляды, стараясь не быть пойманной врасплох. Его профиль выглядел спокойным, сосредоточенным, а я старалась сосредоточиться на своем дыхании, пытаясь подавить волнение, которое вспыхивало во мне при каждом его невольном движении или вздохе. Доехав до нужной аптеки, мы обнаружили её в относительно целостном состоянии, в отличие от многих других, благодаря её расположению за пределами города. И именно эта аптека имела химико-токсикологическую лабораторию. Когда мы подошли к зданию аптеки, Чишия протянул руку и, с некоторым усилием, дернул дверь на себя, та, словно неохотно пробуждаясь от долгого сна, тихо скрипнула в ответ и туго открылась, как будто сопротивляясь нашему вторжению. Осторожно осматриваясь, мы переступили порог, и стук наших шагов мгновенно разнесся по кафельному полу, эхом дразня забытое пространство. Внутри воздух был насыщен стоячей пылью и тяжелым запахом забвения. Но, сквозь эту пелену заброшенности, едва уловимо просачивалась слабая смесь ароматов, характерных для аптеки — различных медикаментов и лекарственных трав, которые, казалось, все еще упорно сопротивлялись забытью, стремясь сохранить свою сущность в этом заброшенном месте. Этот легкий, едва уловимый аромат, создавал контраст с ощущением запустения, которое окутывало здание, напоминая о прошлом, о времени, когда это место было полно жизни и служило помощью нуждающимся. Мое сердце бешено забилось, грозя сорвать маску моего спокойствия. «Это всего лишь поход в аптеку» — убеждала я себя, силясь укротить свой внутренний хаос, который заставлял мои руки слегка дрожать. Мои глаза бегали по помещению в поисках двери в химико-токсикологическую лабораторию, стараясь не привлечь к себе внимания Чишии. Необходимость действовать естественно и не вызывать подозрений, никогда не казалась мне такой сложной задачей, как сейчас. Остановившись у полки с эфирными маслами, я взяла один из пузырьков, прохладное стекло которого ощущалось приятным на ощупь, и поднеся к носу, глубоко вдохнула. Запах ментола и эвкалипта, окутал меня, проникая глубоко в душу, и я, на мгновение, закрыла глаза, позволив этому аромату наполнить мои легкие, стремясь найти в нем утешение и силы для следующих действий. Краем глаза, мой взгляд скользнул по Чишии, который аккуратно перебирал упаковки, проверяя сроки годности и состав каждого препарата. Он выбрал антибиотики широкого спектра действия, противовирусные средства, обезболивающие и антисептики, поместив их аккуратно в бумажный пакет. Также не забыл про бинты и антисептические салфетки, которые были, на удивление, хорошо сохранены. Среди полок с медикаментами он также нашел и несколько пакетов солевого раствора, предназначенного для промывания ран или инъекций. Чишия действовал быстро, но без спешки, словно каждый его выбор был продиктован внутренним пониманием того, как важно быть готовым ко всему в условиях, когда доступ к медицинской помощи ограничен. В каждом его действии читалась забота, не только о непосредственной потребности в лекарствах, но и о будущих непредвиденных ситуациях. Чишия не просто собирал необходимое из остатков заброшенной аптеки, он создавал набор выживания, предусматривая различные сценарии, которые могли бы встретиться на пути этого жестокого мира. В то время как он внимательно и с умом подбирал необходимые медикаменты, мои действия были движимы совершенно иной целью. Я бродила между полками, бессистемно захватывая различные упаковки, не уделяя внимания их содержимому или срокам годности. Мой взгляд был прикован к двери, которая, как я предполагала, вела в химико-токсикологическую лабораторию. Все мои мысли кружились вокруг одной задачи — как незаметно отделиться от Чишии и проникнуть внутрь, не вызвав его подозрений. Я старалась действовать невозмутимо, словно мне действительно были нужны все эти случайно выбранные препараты. Но каждый мой жест, каждое движение было наполнено внутренней напряженностью. Мне казалось, что время ускорилось, и каждая секунда приближала меня к моменту, когда мне придется действовать. Замерев у треснутой стеклянной витрины, в которой ещё оставался немаленький выбор витаминов, Чишия неожиданно спросил: — Какие у тебя цели нахождения в этом месте? — В аптеке? — изумилась я его вопросу, едва не выдав себя с потрохами. — На Пляже. Прежде чем ответить, я еще раз взглянула на его браслет с цифрой «9», символизирующей страдания. — У меня есть то, чего нет у других, — я кивком головы указала наличие пистолета у моего бока, как напоминание о том, что иногда безопасность — это вопрос силы, а не морали. — Безопасность. — Пытаешься демонстрировать свое мнимое величие даже здесь, в заброшенной аптеке, вдали от Пляжа? — изгибая губы в снисходительной улыбке, вполголоса проговорил Чишия, аккуратно складывая в пакет баночки с витаминами. — Оно не мнимое, Чишия, а самое, что ни на есть реальное. И ради него я не боюсь испачкать руки. Грязью, кровью — в зависимости от того, что потребуется. А, кроме того, только на Пляже существуют все условия для нормальной жизни в этом мире. После моего ответа, на лице Чишии не появилось, ровным счетом, никакого выражения. — Ты все еще цепляешься за свои ложные ценности, которые в действительности даже не твои? Ведь тебе их просто навязали, пользуясь ситуацией. Неужели ты, подобно всем остальным, на фоне всеобщего эмоционального напряжения, вызванного ситуацией, вошла в толпу и поддалась этому психическому заражению, — вопрошал он, смотря вниз. Я молча смотрела на Чишию, лишь давая ему возможность продолжить высказывать все, что было у него на уме в данный момент, в то время как мои мысли боролись с тем, что он сказал, пытаясь найти в его словах ложь или преувеличение, но я не смогла. И он продолжил. — Запомни, миражи красивы только на расстоянии. Рано или поздно, иллюзия тоже может обрушиться. И последствия этого окажутся намного болезненнее, чем та действительность, от которой ты пытаешься убежать. С каждой секундой, минутой, часом… она будет постепенно исчезать, медленно и тихо, чтобы потом нанести ошеломляющий удар в самый последний момент. Иллюзия перестанет приносить утешение, утратит свою привлекательность. Вместо нее придет боль, — его тихий голос звучал как ледяной ветер, срывающийся с горных вершин. — Ты это понимаешь, верно? Всякая утопия обречена на крах, уже потому что утопий вообще не существует, — Чишия сделал несколько шагов вперёд, оказываясь настолько близко ко мне, что в его глазах я могла видеть отражение моего собственного смятения, и это было хуже любого осуждения. — Довольно, Чишия, моё терпение иссякло. Мне странно слышать подобные рассуждения от человека с двойными стандартами, — голос мой был тихим, но насыщенным усталостью и раздражением. Я выдохнула и резко приложила палец к его губам, в знак молчания, стремясь заглушить поток его бесконечных утверждений. Моя ладонь моментально оказалось сжата в железных тисках его пальцев, в которых я ощутила, как силу, так и предупреждение. — Двойными стандартами? — Чишия изогнул бровь, словно моя обвинительная стрела попала в самую точку его надменности. Удивленный взгляд был устремлен прямо на меня. — Я видела, как искрились твои глаза, когда ты впитывал каждое слово торжественной речи Шляпника. Тогда казалось, ты был зачарован, поглощен происходящим, словно сам погрузился в те пучины иллюзий, о которых только что столь критично высказывался. Но, одновременно с этим, смотря на всех свысока, ты не теряешь ни минуты, чтобы дать понять, что считаешь нас всех здесь наивными заблудшими душами, проще говоря, идиотами, даже не пытаясь скрыть свое презрение, потому что сам с легкостью прозрел всю фальшь очарования Пляжа. Не так ли, Чишия? — мой голос саркастически протянулся, словно лезвие, готовое вот-вот разрезать его самодовольство. Высокомерный кивок в ответ. Я продолжила, не давая ему возможности перехватить инициативу. — Раз так, тогда скажи мне, Чишия, что же замышляет твоя загадочная голова? И к чему эта странная экспедиция в аптеку со мной, в то время, когда у тебя есть ключи от машины, которая всегда к твоим услугам в любое время без всяких ограничений? — Там, на Пляже, даже у стен есть уши, — продолжая сохранять совершенно невозмутимый вид, ответил Чишия словами Миры, отчего меня невольно передёрнуло. — Я просто искал возможность узнать, подальше от посторонних ушей и глаз, что именно тебя удерживает на Пляже. — Что ж, я надеюсь, что смогла удовлетворить твое любопытство, — язвительно бросила я. — Теперь ты скажи мне кое-что. Я вижу, что тебя явно не охватывает энтузиазм по поводу всех этих утопических благ, а значит, Пляж для тебя — это отнюдь не то же самое, что для меня. Но, тем не менее, ты здесь, и я уверена, что у тебя есть веские причины, чтобы оставаться на Пляже. Я бы хотела знать какие именно? Какую игру ты ведёшь? — Настолько не доверяешь мне, да? — Чишия лениво разжал пальцы, выпуская мою ладонь из своей. — Не в этом суть. Ты здесь по моей воле, именно потому что мне был необходим человек … которому можно доверять, — сквозь зубы выдавила я и поморщилась. Признание в том, что я искала надежного союзника, звучало как приговор собственной наивности. — Все? Только ли за этим? — Чишия хитро прищурился, и в его глазах появилась искорка озорства. — Сейчас не время для признаний, Шунтаро, — отрезала я. — Скажу прямо, я уже не уверена, могу ли доверять тебе или же ты ведешь игру против меня. Ты, без сомнения, преследуешь какие-то свои цели. На что нацелен твой изворотливый ум? Или ты знаешь о происходящем что-то такое, чего не знаю я? Я помедлила, делая паузу. — И да, твой неожиданный визит ко мне в номер, едва не обернулся для меня выбитым плечом, — говоря это, я приспустила рукав куртки, оголяя часть опухшего плеча, демонстрируя отек темно-лилового оттенка. Чишия обвел меня изучающим взглядом и чуть нахмурился, увидев мое плечо. Его до сих пор беспристрастное лицо тронула небольшая эмоция, омрачая его обычную безмятежность. — Это он сделал? — холодно спросил Чишия, и, на мгновение, мне показалось, что в его глазах зажглись недобрые огоньки. Я только кивнула в ответ. — Похоже, ты выбрала не того друга, — произнес Чишия, не отводя взгляда от моего плеча. — А кто тот, не подскажешь? Ты, может быть? — иронично поинтересовалась я, натягивая рукав куртки обратно на плечо. Чишия лишь смог улыбнуться странной улыбкой, обходя мой вопрос стороной и неожиданно произнёс: — Я бы хотел поговорить о картах. — О картах? — я удивлённо вскинула брови, будучи уверенной, что Чишия, казалось бы, последний человек в этом мире, который мог бы увлечься подобной фантазией, придавая какое-либо значение этим картонкам. — Что о них знаешь? — спросил Чишия, склонив голову набок. — В общем-то, мало что… Особо не вдавалась, — я равнодушно пожала плечами. — Выживший из ума Лидер, одержимый грандиозными заблуждениями и поглощенный манией величия, маниакально собирает их, веря в то, что, собрав всю колоду, возвратится в прежний мир. Честно признаться, я не в курсе, на каких грибах он там, но его вера в карты кажется мне скорее симптомом, чем планом действий. Никто не знает на чем основаны его бредовые убеждения, но все свято в них верят. — На твоем месте я бы не был так категоричен и не спешил с выводами. Карты появляются не просто так, а значит они имеют цель, несут какой-то смысл, — задумчиво произнес Шунтаро. — Где Шляпник хранит все карты? Я пожала плечами, удивляясь, тому, что Чишия, казалось, видел в них что-то большее, чем просто маниакальную идею одного человека. — Не знаю, я никогда не интересовалась ни картами, ни их хранением. Неужели, ты действительно поверил в его абсурдную идеологию? — Шляпник далеко не так прост и примитивен, как может показаться на первый взгляд, — медленно проговорил Чишия. — Он почувствовал, что людям нужна надежда, пусть даже иллюзорная, и поймал на крючок души этой толпы. Все, прибыв сюда, ощущали страх и отчаяние, и вдруг появляется он — носитель искры надежды, казалось бы, спаситель, предлагая, как благодать для отчаявшихся, свою версию мира — с картами как билетами в нормальность. Но, говоря о картах, лишь как о билете для возвращения в прежний мир, он, вероятно, сам не осознаёт до конца, что эти карты могут оказаться ключом к разгадке механизма этих игр, да и в целом этого мира. Чишия замолчал, а я задумалась. Мои занятия вскрытием трупов в комнате, любезно предоставленной Шляпником, что находилась в мрачном подвале, казались мне, до этого момента, единственным путём к пониманию этого мира. И я даже достигла некоторых результатов, что прояснили механизм воздействия лазеров на головы, однако, это знание никак не продвинуло меня ни в попытке предотвратить это, ни в понимании сути этого мира и его игр. И вот сейчас, Шунтаро, словно джокер из колоды, которую так ценит Шляпник, подкинул мне идею, о которой я никогда не думала. Одновременно, мысль о переломном моменте, который Мира считала ключевым, мелькнула в моем сознании, как ещё один фрагмент этого паззла. Однако, я пока решила не раскрываться перед Чишией полностью. Слишком рискованно было открывать ему все карты насчет убийства Шляпника, даже, несмотря на то, что, возможно, именно сейчас я начинаю понимать истинные мотивы его пребывания здесь, в идеальной утопии. Но, для начала, мне нужно было убедиться в искренности Шунтаро, прежде чем раскрывать подробности разговора с Мирой. — Мне кажется, он хранит их в своем номере, в сейфе. — Типичном отельном сейфе? — брови Чишии поползли вверх, словно он ожидал услышать что-то более фантастическое. Я кивнула, нехотя поддерживая этот бессмысленный разговор о кусках картонной утопии, конец существования которой был лишь вопросом нескольких дней. — Предположительно, да. По крайней мере, я точно знаю, что все добытые другими игроками карты, он принимает лично в конференц-зале, а потом идёт с ними в свой номер. И что тебя так удивляет? — Весьма сомнительно, что он стал бы так рисковать всем, что у него есть, — скептически покачал головой Чишия, словно пытался отогнать от себя мысль о том, что Шляпник мог быть настолько глуп. — Ведь весь замысел утопии, целиком зависит от этих карт. Карты — основной инструмент подчинения игроков. Полагаю, что Шляпник не стал бы прятать их в столь очевидном месте, а нашел более изощренный способ их укрытия, чем простой сейф. — Зачем тебе знать, где спрятаны карты? — со смешком, спросила я. Мой тон был где-то на границе между сарказмом и искренним интересом. — У тебя есть какой-то план? Чишия отрицательно покачал головой. — Пока ничего конкретного, — уверенно сказал он, сохраняя совершенно невозмутимый вид. — Пытаюсь сопоставить некоторые факты, которые пока не укладываются в общую схему. Я почувствовала, как волнение что крутилось внутри меня, наконец начало рассеиваться, ослабевать, позволяя усталому вздоху вырваться из моей груди. — Все это безумие начинает меня доводить, этот мир сводит с ума. Я просто дико устала от всего этого, — доверительно призналась я. — Прости, что опять начала сомневаться в тебе. Даже в голову не могло прийти, что карты вызовут у тебя искренний интерес, хотя я и замечала ранее, как меняется твое выражение лица при их упоминании. Хотелось бы помочь, но я сама плаваю в море неизвестности. Произнеся это, я поспешно отошла, скрывая лицо от его взгляда. Мои глаза, всегда предательски выдающие эмоции, могли стать моим слабым местом в этой игре с Чишией. Я знала это и боялась, что его проницательный взгляд, способный видеть людей насквозь, без труда прочитает в них не только усталость и отчаяние, но и решимость разрушить эту идеальную утопию, выстроенную на лжи и манипуляциях. Прочтет и поймет, что я так и не сказала ему всю правду. Правду о том, что я собираюсь убить Шляпника.

***

Собрав все необходимые медикаменты, мы покинули аптеку и, как только сели в машину, я, с легкой рассеянностью в голосе и жесте, который мог бы украсить любую театральную сцену, изобразила досаду: — Вот черт! Я так погрузилась в раздумья о смысле картонных миражей, что оставила свой пакет в аптеке. Я сейчас! И не дав Чишии возможности предложить свою помощь или возразить, я решительно выскочила из машины и быстро направилась обратно в здание. Обогнув угол здания, я вновь оказалась в аптеке, где подобрала свой, нарочно оставленный пакет и направилась к массивной, слегка приоткрытой двери химико-токсикологической лаборатории и остановилась на мгновение, собираясь с мыслями, настраиваясь на предстоящий поиск. Сделав глубокий вдох, я толкнула дверь шире и зашла внутрь. Каждый мой шаг, звонко и отчётливо, эхом разносился по полу, усиливая ощущение, что я первый человек, ступивший сюда после долгого времени забвения. Взгляд невольно окинул рабочие столы, усеянные колбами, пробирками и пипетками, аккуратно расставленными, как будто их владельцы всего лишь отлучились на короткий перерыв. Пыль уже успела покрыть экспериментальное оборудование — центрифуги, микроскопы, спектрометры, которые, несмотря на всё, оставались подключенными к источникам питания, словно ждали момента, когда их снова приведут в действие. На столах, среди разбросанных инструментов и защитного снаряжения, валялись перчатки и защитные очки, создавали впечатление, что их хозяева только что сняли их, спеша покинуть помещение. Повсюду лежали открытые записные книжки с неразборчивыми заметками и расчетами, словно внезапно оставленные на своих местах в ожидании, что их владельцы вот-вот вернутся и продолжат начатое. Казалось, даже пылинки застыли в напряженном ожидании. Это место было словно заморожено во времени, создавая иллюзию жизни, прерванной в своей повседневной деятельности без видимых на то причин. Отгоняя пробежавшее наваждение, я направилась к металлическому шкафу в углу комнаты, в котором, по моим предположениям, должны были храниться образцы наиболее опасных веществ. Едва я успела зажать в ладони два пузырька с ядом, как дверь в лабораторию открылась. — Чишия… Ты? — выдохнула я, чувствуя, как удивление в моём голосе смешивается с беспокойством. — Тебя долго не было. Подумал, что ты заблудилась. Как вижу, не ошибся, — насмешливо сказал он. — Просто заинтересовалась и решила взглянуть… Ведь не каждая аптека может похвастаться химико-токсикологической лабораторией… — начала я, незаметно пряча пузырьки в задний карман штанов и пытаясь замаскировать волнение, от которого моё дыхание стало уловимо чаще. — Так это причина нашего визита именно сюда? — Чишия хитро прищурился. — Эта аптека ближайшая, что еще осталась нетронутой. Городские аптеки уже давно разграблены, — я изо всех сил попыталась сохранять невозмутимость. Чтобы отвести бдительность Чишии от приоткрытой двери шкафа с ядовитым содержимым, я начала рассказывать ему первое, что пришло в голову, медленно отступая. — Знаешь, эта лаборатория одно из тех немногих мест, — рассуждала я. — Что так и осталось неразрушенным, неразграбленным. И это вызывает такое странное чувство… Как будто этот хаотичный мир не успел затронуть этот островок прошлого, — плела я Чишии несусветную, лирическую чушь. — Не припомню у тебя приступов ностальгии раньше, — обратил внимание Чишия, не скрывая иронии. — Хм… я дважды успела измениться за все то время, с нашей последней встречи в том мире, Чишия, — растворяясь взглядом в белой стене, проговорила я. — Первый раз, когда осознала, что тебя больше нет в моей жизни, а второй — когда попала сюда. Чишия лишь сдержанно хмыкнул в ответ, и, не добавив ни слова, молча вышел на улицу, окутанную прохладным, сырым туманом, оставшимся после осадков. Я несколько секунд пристально наблюдала за его фигурой, неспешно удаляющейся в направлении автомобиля, ощущая, как быстро наступает холод. Не знаю, что стало причиной этого озноба — внезапно поднявшийся ветер, порывы которого безжалостно колыхали мои волосы, или же безразличие, которое ощущалось в его взгляде, когда я, по сути, призналась ему в своей слабости, вызванной его отсутствием на протяжении стольких лет. Я медленно выдохнула, ощущая, как холод впивается в кожу, озябшими пальцами подтянула, соскользнувшую с волос резинку, и последовала за ним.