Да начнётся игра!

Утро следующего дня выдалось беспокойным, полным волнительных мыслей, которые, начиная со вчерашнего вечера, безостановочно продолжали витать в моей голове и не давали покоя, превращаясь в навязчивую тревогу. Они постоянно возвращали меня к той странной реакции Чишии на речь Шляпника, и я чувствовала, как утопаю в океане непонимания. Это было нечто, превращающее мой мозг в кашу. «Почему он слушал этого шарлатана с таким отвратительным восторгом?». Это было настолько за гранью моего понимания, что я, не выдержав отсутствия какой-то либо логики, не нашла ничего лучше, чем дать выход своим эмоциям, со всей злости пнув дверцу шкафа, намертво впечатывая ее обратно в каркас так, что шкаф застонал и едва ли не треснул, как будто чувствуя всю тяжесть и абсурдность происходящего. Чишия, всегда такой рациональный и сдержанный, вчера вечером казался совершенно иным. Его обычный скептицизм на несколько мгновений куда-то испарился, уступив место странному слепому восхищению Шляпником. И я видела в этом нечто большее, чем просто одобрение его слов. Это было похоже на пробуждение какого-то глубоко скрытого чувства или даже страсти, которую я никогда ранее не замечала в нем. «Возможно ли, что Шунтаро увидел в его словах что-то, что осталось незамеченным мной?» Моё смятение только усиливалось, когда я пыталась разобраться в причинах его поведения. Но зная Чишию, каждая попытка найти логичное объяснение, казалась мне недостаточно убедительной. Будто даже во сне, в моем воображении, вновь и вновь меня преследовал его образ, с этой непонятной, почти вожделеющей улыбкой, устремленной на безумного Лидера Утопии. Как, черт возьми, эти сладкие лживые речи, которые Шляпник распылял словно дешевый парфюм, смогли втянуть всегда такого проницательного и независимого Чишию в капкан чужих иллюзий? Нет, я отказывалась верить в такую нелепость. Уж слишком он не похож на всех тех обреченных марионеток, что восхищаются своим кукловодом. Тем не менее, так жгуче впившийся в мое сознание вопрос, оставался без ответа: что кроется за столь странным поведением Шунтаро? Я почувствовала, как во мне растет раздражение и злость. Злость на Шляпника за его манипуляции, раздражение на Чишию за его слепоту. Втянув его в этот бал-маскарад, под названием «Пляж», я рассчитывала получить в его лице опору и поддержку, но теперь, моя уверенность в нем уже не была настолько безоговорочной. Ведь за один вечер он умудрился стать девятым номером в иерархии приближенных Шляпника — таких же хитроумных обманщиков, умело скрывающих свои истинные лица за масками преданности и альтруизма. Насколько я помню, получить такую привилегию так стремительно, до него никому не удавалось. Это было нечто из ряда вон выходящее. И его поведение на ежевечернем шоу Шляпника не выглядело нормальным. Как будто он прятал что-то важное, играя в опасную игру, в которую я не была приглашена. Сомнения в моей способности понять Шунтаро, которого я всегда считала близким человеком, теперь овладели мной, омрачая былую уверенность в нем. Остался ли он тем Чишией, которого я знала или его сущность за столько лет претерпела кардинальные изменения? Впрочем, как и моя… Впервые, я почувствовала, что, возможно, никогда и не знала его настолько хорошо, как мне казалось. «Что ж… — подумала я невесело. — В этой головоломке, именуемой Чишия Шунтаро, появляется всё больше мелких деталей, требующих пристального внимания, и которые не стоит упускать из виду». Слова, как-то произнесённые шефом Ямадой, во время работы над одним делом, эхом откликнулись в моей голове: «Забудь о поиске ответов, сосредоточься на фактах. Только тогда ты сможешь увидеть их настоящее значение». Вспомнив их, я тут же отбросила все свои прошлые знания о Чишии, как будто смахнула пыль с старой книги, собираясь прочесть её заново. И сейчас, единственный факт, который я знала, заключался в том, что его согласие последовать за мной сюда не было обусловлено очевидными преимуществами этого места. Он явно преследовал свою собственную, неведомую мне, цель. Его истинные мотивы оставались скрытыми, возможно, замаскированными под личину обыденности, но их вес и значимость были неоспоримы. Они явно не соответствовали простым повседневным целям пребывания на «Пляже». Это было всё, что мне было известно на данный момент — капля правды в океане догадок. Оглядевшись, я бросила быстрый взгляд на часы. Неотвратимо убегающие минуты, напомнили мне о том, что я должна поспешить на очередное собрание боевиков в конференц-зале.

***

Когда я пришла, все члены фракции уже собрались в зале. Я, как всегда, немного опоздала. Едва вошла, вмиг стало не по себе. Я чуть не поперхнулась, набранным в легкие воздухом, от устремленных на меня откровенно враждебных и отчуждённых взглядов. Ну, на теплый прием я уже давно не рассчитывала, но, чтобы настолько…да, спасибо, ребята, ваша забота и внимание просто сбивают с ног. В конференц-зале витало ощущение накопившегося ожидания и недовольства. — Глядите, явилась, — хмыкнул парень на заднем ряду. Однажды, мы вместе были на игре, и он показал себя с очень хорошей стороны. Сейчас же, голос этого парня прозвучал насмешливо и презрительно. Он скрестил руки на груди, выражая свое неодобрение и недовольство. — Добро пожаловать, — ехидно пропела новенькая, но ужасно нахальная девица. — Рады видеть. — Есть в жизни справедливость, — усмехнулся кто-то неизвестный мне за ее спиной. — Мы дождались. Дослушав все ехидные замечания и усмешки, я молча стиснула зубы, втянув в ноздри воздух, дошла до своего места и мягко опустилась на стул, позволяя своему взгляду медленно проскользить по комнате. Я мысленно отметила всех высказавшихся, обещая себе, что просто так им это с рук не сойдёт и моя месть будет куда более остроумной и изощренной, чем все их нападки. Сохранявший гробовое молчание, наполненное скрытой агрессией, лидер фракции Агуни Моризоно, подобно зверю в клетке, отказывающемуся смириться с невидимыми цепями, нервно и размашисто шагал от угла до угла. Зубочистка, постоянный атрибут наших собраний, как олицетворение нарастающего раздражения, вращалась во рту Агуни, словно маятник, отсчитывающий время до взрыва его терпения. Пронзительным и внимательным взглядом, он злобно сканировал каждого присутствующего, явно выискивая Нираги, который, по неизвестным причинам, отсутствовал. Его взгляд остановился на мне на несколько секунд дольше, чем на других. Агуни смотрел на меня так, будто очень хотел выкинуть в окно и прикидывал как это сделать, а в глазах читался грозный вопрос: «Где этот проклятый идиот?». На его немой вопрос память услужливо подкидывала только вчерашний взгляд Нираги, полный скрытой угрозы, холодный и обещающий скорые неприятности. Я лишь безмолвно пожала плечами. «Не мои проблемы», — подумала я, устремляя взгляд в потолок, ибо ответить-то мне было нечего. Обычно Сугуру присутствовал на всех собраниях без исключения, но сегодня, по какой-то причине, решил его пропустить. Или… В моем сознании начали роиться мрачные догадки о том, что Нираги вчера решился на безрассудный шаг и пошел на игру досрочно. И что если… «А, если, он не выжил?» — этот вопрос заставил меня содрогнуться от беспокойства, нарушая равнодушие, которое я старалась сохранять, делая вид, будто мне абсолютно все равно. Однако, сейчас стоило признать, что мне было далеко не все равно. Но, если бы Нираги действительно потерпел неудачу в игре, Агуни, безусловно, без сомнения был бы в числе первых, кто узнал бы об этом. «Тогда почему Нираги не здесь?»

***

— Сиана, блять! Ты снова меня не слушаешь? — глубоко недовольный моим отсутствием участия в обсуждениях, прорычал Агуни, наверняка заметив мой задумчивый, отрешенный от всего происходящего взгляд, утопающий в море собственных мыслей и нерешенных вопросов. — С-слушаю, — выдавила я, приподнимая подбородок. Мое тело выпрямилось как струна под его тяжелым взглядом, руки лежали на коленях, однако, голос звучал неуверенно, едва слышно. — Молодец, — сказал он вовсе не тем тоном, которым хвалят. — И?! Ты согласна, с тем, что я сказал?! Я лишь молча поджала губы, а взгляд автоматически ушел вниз, избегая его пронзительного взора. — Отвечай, я жду! — раздался рычащий приказ. — Ты согласна, с тем, что я сказал?! — Это…ну… Мне кажется, что да… но я не уловила полное значение сказанного, — ответила я, чувствуя себя довольно глупо и неловко. На что Агуни, в бессилии сжав кулаки, лишь проскрипел зубами, а желваки на лице пришли в действие. Мне до смерти надоели эти собрания, устраиваемые Агуни. Его настроение с каждым разом становилось все мрачнее, а гнев все ощутимее. Я догадывалась, что причина этого состояния возможно крылась в его отношениях со Шляпником. Прежде, они были не просто союзниками, но и друзьями, соратниками, объединенными общими целями и амбициями. Нираги часто упоминал об их прошлых отношениях. «…Да, были времена, когда эти двое были друзьями, повсюду таскались вместе, как два беспокойных пса. Но что с того? В конце концов, каждый думает только о себе. Их дружба была обречена». По мере того, как Лидер терял рассудок, тем хуже становились его отношения с Агуни. С каждым днём Шляпник становился всё более параноидальным и непредсказуемым, стал отдаляться и закрываться, проявлять эксцентричность в своих решениях, вызывая недоумение даже у преданного приятеля. Разногласия начали накапливаться, и то, что когда-то было прочной дружбой, начало превращаться в напряженные отношения, полные недопонимания и разочарования. И, если раньше их часто можно было заметить вдвоём, в баре или в отдельной зоне у бассейна, наслаждающихся горячительными напитками в обществе привлекательных девушек, то сейчас, их взаимодействие, в основном, сводилось к редким коротким встречам, наполненными напряжением, скрытым конфликтом, вынужденным обсуждением правил Пляжа и резкими словами в адрес друга друга. Я, также как и Сугуру, видела, как тяжело Агуни переживал эту перемену, которая разрушала не только их сотрудничество, но и более важную вещь — их дружбу. Окруженная звуками и голосами на этом бесконечном собрании, я ощущала, как моё внимание снова ускользает от Агуни и его слов. Его голос становился все более далеким и приглушенным, словно я оказалась под водой, и все вокруг превращалось в неясный шум. Все оставшееся время до конца этого ненужного собрания, я хоть и пыталась всячески делать вид, что внимательно слушаю, но мысли не давали сосредоточиться, продолжая метаться от Нираги к Чишии — от прошлых воспоминаний к будущим переживаниям: какого черта первый не явился на собрание и что на самом деле на уме у второго?

***

Покинуть зал было счастьем, но счастьем странным и тягостным. Ноги быстро понесли меня к выходу, минуя мрачное выражение лица Агуни со всеми его недовысказанными угрозами, минуя скользкие взгляды членов фракции, которые когда-то казались мне союзниками, но теперь, их взоры жгли мне спину. Я чувствовала себя чужой среди них, понимая, что мне уже давно тут не место, но судьба жестоко насмехалась над моими желаниями, вынуждая играть по чужим правилам и пребывать в этом змеином гнезде ради собственной безопасности. И оружие было единственной гарантией моего спокойствия, как тихий, но надежный спутник, обещающий защиту.

Открыв дверь в свой номер, я резко остановилась и бессмысленно заморгала, мне показалось, что это обман зрения, какой-то трюк уставших глаз, что это не может быть правдой… Комната встретила меня неожиданным сюрпризом: с задумчивым, удивительно спокойным видом, небрежно облокотившись о стену около окна, как ни в чем не бывало, стоял… Чишия. — Привет… Впервые, чтобы произнести слово, которое обычно звучало легко и непринужденно, мне потребовалось приложить столько усилий, чтобы соединить шесть букв и выдавить их из себя. В ответ мне достался лишь любезный кивок. Это было так типично для Чишии: всегда сдержанный, всегда непроницаемый. — Что ты здесь делаешь? — закрывая за собой дверь, спросила я. Маска иронии в моем тоне едва скрывала подлинное удивление. — Неужели заблудился по пути на обед? Чишия, с его загадочной улыбкой, был последним, кого я ожидала здесь увидеть. Он никогда не нуждался ни в обществе, ни в помощи, и его место, обычно, было всегда в стороне от любой мирской суеты, где-то там, за пределами ожидаемого. «Тогда интересно, по какой причине он здесь?» Его спокойный голос донесся до меня с легкой усмешкой. — Знаешь, я всегда предпочитал обедать с видом на что-то интересное, а заодно, решил проверить, насколько хорошо ты умеешь справляться с непредсказуемыми ситуациями. Я почувствовала, как мои уголки губ неосознанно поднимаются в ответной улыбке. — Ну, я думаю, у меня неплохо получается, — ответила я, почти шутливо. — Особенно, когда знаю, что ты всегда предпочитал быть неожиданным элементом в любом уравнении. — Тогда, я надеюсь, ты не против небольшого разнообразия в своём распорядке дня? — с ноткой вызова осведомился Чишия, не теряя своего легкого тона. — Непредсказуемость в этом мире теперь становится традицией, — произнесла я, впуская в свои легкие воздух облегчения. Я уже не скрывала улыбку, узнавая прежнего Чишию. Такого, каким я его знала. Этот человек всегда умел заставить меня улыбаться, даже в самых нерасполагающих к этому обстоятельствах. — Традиции — это святое. Я просто решил, внести свой вклад, — медленно протянул Чишия, неспешно приближаясь ко мне. — Ну что ж, благодарю за такую щедрость. Но мне интересно, ты просто так решил взбудоражить моё спокойствие или есть что-то более конкретное? — полюбопытствовала я, слегка поднимая бровь, внимательно изучая его. — Думаю, взбудоражить твоё спокойствие — это лишь малая толика моего плана. Но не стоит спешить, ведь предвкушение — лучшая часть, — ответил он с легким оттенком игривости. — Предвкушение, говоришь? Ну, я надеюсь, что развязка будет стоить этого ожидания, — я снова улыбнулась, поддаваясь его игре, сохраняя прежнюю мягкость в тоне голоса. Но внутри меня начали неожиданно и навязчиво зарождаться вопросы, навевающие чувство неопределённости: как долго он здесь находится? И что он здесь делал, пока я отсутствовала? Мой взгляд случайно наткнулся на неплотно закрытую дверцу шкафа, и улыбка, до этого момента, игравшая на моих губах, дрогнула и невольно сползла с моего лица, обнажая внутреннее беспокойство и сменяясь ощущением непонятной тоски, словно что-то тяжелое упало на моё сердце. Я совершенно точно помнила о том, что сегодня утром, в порыве раздражения, лично нокаутировала эту дверь, вернув ее ногой в корпус шкафа, после чего она оказалась закрытой весьма плотно, и я даже не была уверена, смогу ли когда-нибудь снова её открыть не приложив усилий. И вот сейчас, эта самая дверца слегка отступала от основного каркаса шкафа, откровенно нарушая порядок вещей. Очевидно, кто-то недавно что-то искал внутри. Смятение охватило меня, когда я подумала о том, что Чишия обыскивал мой номер, пока меня не было. «Решил поиграть в шпиона? На что он надеялся наткнуться?» — думала я, пытаясь понять его мотивы. Мне даже стало любопытно, нашел ли он что-то интересное среди моих скромных вещей. «Не слишком ли ты разочаровался, не обнаружив ничего, кроме ношеной одежды или, все-таки, нашел мои записки о том, как я тоскую по твоему невероятному обаянию?» — я мысленно насмехалась то ли над ним, то ли над собой, одновременно чувствуя нарастающую злость. «Что могло заставить Чишию переступить эту грань?» Однако, независимо от его мотивов, сама мысль о том, что он мог так легко вторгнуться в моё личное пространство, вызывала у меня сильное негодование. Я не находила ни одной причины для оправдания такого поступка. — Кстати, твой приятель снова был недоволен вчера, — с явной провокацией в тоне голоса, неожиданно проговорил Чишия, с невозмутимым спокойствием прослеживая путь моего взгляда и его столкновение с дверцей шкафа. — Он мне не приятель. Он мне никто, — довольно жестко ответила я. Очередное упоминание Нираги из уст Чишии вызвало во мне волну раздражения. Казалось, он всякий раз намеренно обращал разговор в сторону, которую я стараюсь избегать. — Не отвлекайся, Чишия. Зачем ты вообще здесь? Есть какой-то особый повод? — мои слова звучали требовательно, я старалась сохранить самообладание, но внутри копились разочарование и гнев. В этот момент мне больше не хотелось продолжать играть в его игры. Нираги — это не та тема, которую я желала бы обсуждать с Чишией, да и, в принципе, с кем-либо. Это была моя боль, моя, никак нежелающая заживать, рана. И сейчас, я мысленно проклинала Чишию за то, что он сам того не зная, швырнул мне в лицо болезненные воспоминания. «Я получил от тебя, все, что хотел…» — эти слова Нираги, брошенные мне почти с презрением, до сих пор отзывались в моей голове, вызывая жгучую боль обиды и разочарования. Почему-то в себе самой. Я вновь и вновь возвращалась к этому моменту в своих мыслях, коря себя за наивные надежды и веру в иллюзии, которыми я окружила себя, все еще надеясь на лучшее в наших отношениях. Упрекала себя за то, что терпела его равнодушное отношение, переживая за Сугуру больше, чем за себя. Мне казалось, что, если я буду достаточно добра, достаточно внимательна, он наконец увидит во мне нечто большее, чем просто еще один предмет своего кратковременного интереса. Но в итоге, Нираги просто перестал ценить меня. А, может и вовсе, никогда не ценил на самом деле. Возможно, я уже давно перестала быть для него интересна, и он находился рядом лишь из-за моего бесконечного согласия и уступчивости. Отношения с ним были токсичным коктейлем из моих собственных надежд и его равнодушия. И сейчас мне было чертовски неприятно, что Чишия сам заговаривает со мной о нем, словно издеваясь, ничего не зная о нашей истинной связи, небрежно именуя Нираги «приятелем», да еще делая это таким тоном, словно он комментирует погоду, а не мои личные переживания. Чишия, хотя и был когда-то самым близким мне человеком, но я не хотела, чтобы он так легко и бездумно вторгался в мой жизненный опыт. Сейчас это казалось слишком интимным, слишком рядом к моему самому уязвимому «я». И я предпочитала, чтобы Шунтаро, как можно дольше оставался в неведении относительно того, насколько близки мы были с Нираги. Не стоило ему знать, как глубоко этот нож вонзился в мое сердце. Я не собиралась позволять его беззаботной любознательности разрушить тот хрупкий мир, который я пыталась выстроить после разрыва с Нираги. Эта страница моей жизни была перевернута, и я больше не намеревалась ее перечитывать, тем более вслух и для кого-то еще. — Ты же не мог забыть, что я не люблю неожиданности? — мои слова, пропитанные сарказмом, звучали сквозь тонкую завесу раздражения, отгоняя преследующие меня мысли о Нираги. Мой взгляд, невольно возвращался к той самой дверце шкафа, которая, магнитом, притягивала к себе все мои подозрения. Приподняв бровь, Чишия, как-то по-особенному, взглянул на меня. — Но и ты всегда знала, что я никогда не прихожу без причины, — его голос звучал спокойно, даже снисходительно, словно он насмехался над моим недоумением и раздражением. — Что ты делал здесь, пока меня не было?! — не выдержала я, наконец решив задать прямой вопрос. Получилось излишне резко. Моя неуверенность в его намерениях достигла апогея. — Ждал тебя, — невозмутимо ответил Чишия. — И как долго ты здесь находился? — Довольно долго, не могу точно сказать сколько, — пожав плечами, медленно проговорил он, словно взвешивая каждое слово. — Но, поскольку мне все равно нечего было делать, то решил дождаться тебя. Я понял, где ты и просто ждал твоего возвращения. Думал найти какую-нибудь книгу, чтобы скоротать время, но ты, очевидно, уже не фанат таких вещей. Мой пыл вдруг моментально поутих. Чишия, одним предложением, развеял все мои подозрения, сделав их необоснованными, превратив их в пустые заблуждения моего воображения, и я начала чувствовать себя невероятно глупо, что почти набросилась на него с обвинениями. Шунтаро не собирался скрывать, что находился тут немало времени, чувствуя себя как дома. Внутри меня что-то смягчилось, и мой порыв недоверия, ранее такой яркий и острый, начал угасать, оставляя после себя лишь слабый след неловкости и смущения. Напряжение, созданное мной же, стало улетучиваться, и я глубоко выдохнула, почувствовав, как натянутые до предела нервы, расслабляются. — Прости за мой резкий тон, — примирительно сказала я, скользнув ладонью по лицу и виновато улыбаясь в попытке восстановить прежнее дружелюбное общение. — Так зачем же ты меня ждал? — Я пришел попросить тебя кое о чем… — начал Чишия; его глаза вглядывались в мои с неизменным спокойствием. Я выжидающе посмотрела на него. В моем взгляде, возможно, уже читалась готовность к немедленному согласию, отчасти, потому что мне хотелось как можно быстрее исправить эту досадную ситуацию, порожденную моими, уже порядком расшатанными последними событиями, нервами. Последнее, чего я хотела, чтобы Чишия счёл мое поведение за лютую неадекватность… Стало стыдно. Но он, как всегда, был непроницаем. Никаких признаков эмоций, ничего, что могло бы выдать истинные чувства, словно внутри него был невидимый барьер, защищающий любые его переживания от посторонних глаз. — Я хотел, чтобы ты… — начал Шунтаро, но его слова оборвались, когда входная дверь внезапно распахнулась с громким треском. — Детка, я… — раздался знакомый дурманящий голос, и в дверном проеме неожиданно возник Нираги, и он был явно пьян. Увидев Чишию, он на мгновение замер, хотя сложно было сказать, что Сугуру вообще мог стоять прямо, и твердо держаться на ногах. Его штормило из стороны в сторону и, виновницу своего неустойчивого состояния, он держал в левой руке. Я оторопело моргнула несколько раз и потрясла головой, мечтая, чтобы увиденное оказалось сном. Лицо Нираги, искаженное злобой, выражало гнев и непонимание, будто он не мог осмыслить, что происходит перед его глазами. Стоя в дверях, он медленно осматривал помещение. Его глаза скользили по комнате, ощупывая каждый сантиметр в поисках ответов, цепляясь взглядом за все, что могло выглядеть подозрительным. — Как, блять, это понимать?! — прорычал Нираги. А затем, этот взгляд остановился на мне — пронзительный, обвиняющий, полный неприкрытой злобы. В этот момент стало понятно, что нам предстоит столкнуться с чем-то большим, чем просто неприятный разговор. — Зачем ты сюда пришел? — задала я встречный вопрос. — И почему без стука? — Без стука?! — Нираги оторопело моргнул, на несколько секунд замер, пытаясь осознать мой вопрос, после чего взорвался ором. — Без стука говоришь?! — он посмотрел на меня с такой ухмылкой, что в учебниках по психиатрии ей бы точно посвятили целую главу, и, чеканя каждое слово, произнес: — Запомни, детка… Я всегда вхожу без стука. Каждый раз, приходя к тебе, я просто открываю эту чертову дверь, и никаких вопросов по этому поводу возникать не должно! И мне не нужна причина, чтобы прийти куда я захочу… детка, а вот что здесь делает этот ублюдок?! — рявкнул Нираги и агрессивно ткнул винтовкой в грудь Чишии. Сам Чишия, в ответ, лишь поднял обе руки вверх и просто смотрел отсутствующим взглядом, как беснуется Сугуру, так, словно наблюдал за непонятной сценой в плохом спектакле и…насмешливо улыбался. — Сугуру, прекрати, мы просто разговаривали… Начала я, но слова замерли на губах, смешавшись с удушливым страхом. Мне не хватало воздуха, чтобы говорить. Было так много слов, которые я хотела произнести, чтобы помешать Нираги совершить непоправимое. Слова смешивались, сталкивались друг с другом, создавая хаос в моей голове и застревали в горле, не находя выхода. Чишия же, между тем, был пассивен, как картонная декорация, никак не реагируя на всё происходящее. — Просто… — злобно усмехнулся Нираги, театральным жестом разводя руки в стороны. — А я, помнится, предупреждал тебя, что у «просто», иногда бывает слишком высокая цена. «Он, что? Шутит? Или издевается? Но, в любом случае, это был полный бред». — Прекрати… Сугуру, — пробормотала я, пытаясь пробудить в нем остатки разума. Но гнев, который исходил от Нираги, был ошеломляющим. До дрожи. Я видела, как в его глазах плещется ярость, вперемешку с обидой, злостью и разочарованием, превращаясь в черное ядовитое пламя. Нираги снял винтовку с предохранителя. На секунду мне показалось, будто время остановилось, превратив мгновение в бесконечность. Я оцепенела от полнейшего шока, наблюдая, как он держит оружие, готовое выстрелить. — Убьешь меня, значит? — вызывающе насмешливо поинтересовался Чишия, внешне сохраняя непоколебимое спокойствие, будто намеренно играя на нервах вспыльчивого боевика. — Шляпник этому не обрадуется. У тебя начнутся проблемы с Агуни, — вкрадчиво продолжал он, намекая, что цифра «9» на его браслете досталась ему не просто так и являлась залогом его неприкосновенности. Слова Чишии вызвали у Нираги очередной всплеск гнева. Он глубоко вздохнул, с шумом наполняя легкие воздухом, и, с раздражением, со всей силы швырнул бутылку виски в стену. Пронзающий звук разбивающегося стекла, эхом отразился в моем сознании, заставляя вздрогнуть от каждого осколка, разлетевшегося по комнате. Часть меня понимала, что я должна вмешаться…черт возьми, немедленно вмешаться и предотвратить непоправимое! Однако, ступор подчинил себе каждый сантиметр моего тела. Я так и стояла, парализованная страхом. «Сугуру же не собирается… он ведь не станет…или все-таки?» — Вон отсюда… — процедил Нираги, сквозь стиснутые зубы, с ненавистью глядя на Чишию, и сдвинулся с места в мою сторону. — Немедленно! Я лишь успела быстро моргнуть Чишии, молчаливым взглядом умоляя его уйти, как можно скорее. Его глаза встретились с моими и в них читалось несогласие, но я продолжала смотреть, безмолвно настаивая на его уходе. Шунтаро, в своей характерной манере, медленно опустил руки и сразу засунул их в карманы. Неторопливым шагом выходя из комнаты, он оглянулся через плечо, задержав на моем лице полный серьёзности и скрытого беспокойства взгляд, и, после чего, вышел из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь. Как только Чишия исчез и дверь закрылась, Сугуру повернулся ко мне. Он подошел так резко и близко, что я чуть не потеряла равновесие, и схватил меня за подбородок, властно сжав его пальцами, заставляя взглянуть на него снизу вверх. Хватка была грубой, его пальцы впились в мою кожу, вызывая неприятное ощущение. Я почувствовала, как от его прикосновения меня пробирает дрожь. Но я не поддалась его натиску, продолжая одними глазами растерянно озираться по сторонам. Тогда он усилил давление, заставляя меня сосредоточиться на нем. Миллиметр за миллиметром, он изучал мое лицо, его ноздри раздувались от переполняющего гнева. Я с трудом удерживала свой взгляд на его чёрных, как бесконечная ночь, глазах, полных смертельной злобы, и, собрав всю свою смелость, старалась унять бурю эмоций внутри себя. Задержав дыхание, я ощущала, как тревога, страх и нервное напряжение завладевают мной, вызывая неприятное покалывание в горле. — Посмотри на меня, Сиана, — приказал Нираги, требовательным голосом. В его глазах я видела весь спектр эмоций, но, больше всего, там плескалось ярости. Неукротимой чёрной ярости. — Может, ты хочешь мне о чем-нибудь рассказать? — угрожающе осведомился Нираги. Вопрос был скорее риторический, потому что по его голосу было понятно, что отказ не входит в его планы. Я лишь покачала головой в отрицательном ответе, не в силах произнести ни слова. Страх сковал мой язык. — Значит, хочешь по-плохому? — он обнажил зубы в агрессивном оскале, как хищник, готовящийся к атаке. Затаив дыхание, я чувствовала, что мое тело становится тяжелым, словно врастает в пол. — Что ж тогда я тебе помогу… — Его тон был пропитан вульгарной насмешливостью. Он схватил меня за плечи и начал трясти с неожиданной силой, больно. Я отчётливо чувствовала каждый из десяти его крепких пальцев, впивающихся в мою кожу. Но я ничего не ответила на его слова, ни издала ни звука, несмотря на боль от сильной хватки. Затем его рука скользнула в мои волосы, сжав несколько прядей в ладони, и он жестко дернул за них, заставив меня откинуть голову назад и выдержать его неумолимый, дикий взор. — Тебе понравилось трахаться с ним?! — проревел он, проникая, горящими злобой глазами, в мою душу. Его интонация была полна обвинения и гнева, предвещая, что любой мой ответ, кроме полного признания, будет встречен враждебно. — Отойди от меня, — еле вымолвила я дрожащим голосом, от прокатывающегося волнами по телу, адреналина. — Ты пьян и не осознаешь того, что говоришь… — О, нет, я очень даже в своем уме! Отвечай! — не унимался Нираги, продолжая жалить меня нелепым обвинением. — Тебе было приятно?! А, может, понравилось настолько, что ты уже ждешь повторения?! Я сделала отрывистый вдох и попыталась расправить плечи, стараясь казаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле, что далось мне нелегко под давлением его въедливых глаз. — Я не спала с ним! И перестань смотреть на меня своим этим «я всё знаю» взглядом! — Неправда, — проговорил он медленно, с нарастающим гневом, тщательно выискивая в моих глазах намек на фальшь. — Правда! — я почти выкрикнула ему в лицо, пытаясь вырваться из его хватки. В ответ Нираги выпутал пальцы из моих волос, и тут же сдавил ими мое горло. — Не лги… — прошипел он, выцеживая из себя каждое слово. — Я видел вас вместе в баре. Именно я сказал Ласт Боссу отправить тебя разбираться с несуществующим предателем. И я видел, как ты прижималась к этому ублюдку вчера, во время речи Шляпника! — Ты ошибаешься, — ответила я онемевшими от страха губами, пытаясь пробиться сквозь стену его обвинений и разубедить его. — Ты ошибаешься во всем. Нираги, внезапно, замер, словно взяв паузу, для раздумий над своим следующим шагом. Я наблюдала за ним, размышляя, как далеко он может сейчас зайти. «Устроит погром комнаты в припадке ярости?» Но… Нираги неожиданно размахнулся винтовкой, и, прежде чем я успела среагировать, мучительная боль пронзила левое плечо, всего в нескольких сантиметрах от моего, наполненного адреналином, сердца. Резко. Больно. Удар был так быстр и мощен, что я едва устояла на ногах, недоумевая, ошеломлённо глядя на взбешенного Нираги. Он, впервые, потерял контроль в отношении меня, перешел грань, которую ранее не осмеливался переступить, первый раз нарочно причинил мне физическую боль…и ударил. Мои руки предательски затряслись, но не от страха или разочарования; обида и горечь смешались в душе, как в шейкере, создав чудовищный коктейль отторжения и ненависти к этому, некогда, близкому мне человеку. Я резко отшатнулась от Нираги, но этим вызвала еще более сильный припадок гнева. Он снова вцепился в мои волосы и насильно притянул к себе, поднимая мое лицо вверх и заставляя встретиться взглядами. Его хватка была жесткой и болезненной. Я заглянула в его грозовые глаза. В нем все кипело, когда он добавил: — Что бы ты ни затеяла, Си-а-на… — чеканя слова, он наклонялся все ближе и ближе к моему лицу, обдавая резким запахом алкоголя. — Никто не смеет прикасаться к тебе. Ясно? — играя желваками, испепеляя меня исступленным взором, с явным пренебрежением, произнёс Нираги и замолк, чтобы, со свистом, втянуть, через раздувшиеся ноздри, воздух. После чего он отступил, неспешно оглядев комнату напряженным взглядом, словно ожидая обнаружить в ней что-то, что еще больше усилит его ярость. К глазам подкатили слезы, создавая передо мной мутный занавес, но я судорожно сдерживала их, не желая дать Нираги возможность их увидеть. Мир вокруг стремительно мерк, теряя смысл, превращаясь в монохромное полотно серых оттенков, словно кто-то выкрутил ручку настройки цветности жизни до минимума. Я знала, что в любом конфликте, даже в самом незначительном, есть свой предел, точка, после которой нет возврата. Момент, в который весь спор теряет свою первоначальную причину и смысл. Становится не важно, кто начал и почему, не важно даже, кто в чем виноват и кто прав. Все это, уходит на второй план, перед лицом неконтролируемой ярости. В этот миг правила исчезают, и невидимая граница дозволенного, как будто на время, перестает существовать. Когда рассудок отступает, человек оказывается игрушкой своих темных эмоций, становится слишком беззащитным перед своими страхами, слишком уязвимым и потому утрачивает способность к сожалению или стыду, не оглядываясь на последствия. Остается только инстинкт, который подсказывает, что в борьбе, в споре, в конфликте можно либо победить, либо проиграть. И человек просто действует, любой ценой, идя к быстрой, хоть и пустой победе. Он уже не в силах сдержаться. Все самое темное и запретное поднимается на поверхность, словно тени из глубин подсознания, и человек прибегает к самым крайним методам, к самым запретным аргументам. Или же просто выбирает путь наименьшего сопротивления — путь насилия. Нираги только что сделал свой выбор. Он не остановился перед тем, чтобы ранить мне душу, выбрав путь агрессии и насилия, не оставляющий места для размышлений или сожалений. Тот, кто должен был защищать теперь причинил боль. Его удар был жестоким и неожиданным, отразившим всю глубину его внутреннего хаоса и беспокойства. То, что он сделал выбило последний воздух из моих легких. Ноги мои подкосились, будто они, внезапно, утратили всякую силу, оставляя без опоры в мире, который только что рухнул вокруг меня. Онемение медленно, но неотвратимо поглощало мое тело, словно зыбучий песок, постепенно затягивающий в свои глубины безысходности. Боль, острая и жгучая, словно раскаленная смола, разливалась по венам тягуче и неумолимо, заставляя каждую клетку моего тела содрогаться от внезапного столкновения с его винтовкой. Все конечности вмиг отяжелели, будто налились свинцом. Горячие слезы начали неудержимо скатываться по моим щекам, оставляя мокрые следы на коже. «Я позволила себе заплакать при нём?» Но сейчас, это уже совсем не имело никакого значения. Все, что было между нами — исчезло, словно никогда и не существовало. И, если до этого момента, во мне еще теплилось хоть какое-то чувство к Сугуру, то теперь оно было, в одно мгновение, безжалостно им же и уничтожено. Это было что-то большее, чем просто разочарование. Это ощущалось как полное и окончательное предательство, когда последняя искра надежды меркнет, оставляя после себя лишь пепел обманутых ожиданий и замерзшее сердце, уже не способное на прощение. — Я ненавижу тебя, — почти прошептала я, едва слышно, охрипло. — Конечно, иначе со мной никак, — небрежно усмехнулся на одну щеку Нираги. Должна ли я была что-то ответить ему? Нет. Слова больше не имели никакого смысла. Мои глаза неохотно скользнули к, стремительно расползавшейся от удара, гематоме, но я уже не ощущала ничего, кроме горькой обиды и бессилия. Боль была там, уступая место чувству внутреннего разрушения, ощущению, что что-то важное и ценное безвозвратно сломано. — И запомни: солги еще раз — и не доживешь до следующей своей игры. Я убью… Вас обоих. Это последнее, что сказал Нираги перед тем, как резко развернувшись, вышел из номера. Звук хлопнувшей двери, гулко отозвался в пустоте комнаты, оставляя меня одну с эхом его слов. Некоторое время было слышно, как он бредет по коридору — тяжело, медленно, будто по колено в воде; как шумно дышит, время от времени спотыкается, задевая плечами стены и извергая поток грязных ругательств. Я слышала, как открываются двери лифта, впуская его, и тут же захлопываются, поглощая последние следы его присутствия, оставляя мне лишь давящую, непроницаемую тишину.