Да начнётся игра!

Огромное количество мелочности отлетит прочь, если смерть подаст тебе знак или если краем глаза ты уловишь её движение и просто почувствуешь, что она здесь и наблюдает за тобой.

***

Вернувшись в отель, я застала Сугуру около бассейна, почему-то голым до пояса, спящим, почти полностью провалившимся в мягкий глубокий шезлонг, будто в гамак. Рядом с ним покоились полупустая бутылка виски и переполненная окурками пепельница. Выполнив свою нехитрую программу на вечер по употреблению психотропных веществ, Нираги просто заснул. Я наклонилась над ним, проведя рукой по его иссиня-чёрным волосам; парень зашевелился и нехотя открыл глаза, одаривая меня мутным взглядом. — Выспался? — поинтересовалась я, приблизив к его лицу своё. — Вообще не выспался… — пожаловался Сугуру, поднимаясь и глубоко зевая. Случись такое в любой другой день моей игры, я бы обиделась и, возможно, навсегда, но сегодня смерть почти коснулась меня, и я, получив второй шанс, теперь не хотела ни минуты проводить в ссорах и обидах. К чему портить и без того нерадостную жизнь дикими сценами с выяснениями отношений и взаимными упрёками? Всё это не имеет никакого смысла. И сейчас я желала лишь наслаждаться отведённым до следующей игры временем. Также я чувствовала и лёгкую вину перед Сугуру за испытанные эмоции, источником которых был другой человек. Но это чувство вины бесследно испарилось, столкнувшись с его безразличием. — Игра сегодня удалась, — с трудом скрывая улыбку, произнесла я. — Чё было? — хмуро и, кажется, без интереса спросил сонный Сугуру. — Пятерка пик. Догонялки. — А откуда столько радости? — Сугуру внезапно перестал быть сонным, стал чертовски внимателен к моему тону голоса и словам и, схватив за подбородок, приподнял моё лицо вверх, вынуждая взглянуть на него, а сам смотрел на меня так, будто старался обнаружить какой-то подвох. — Было забавно, что в роли водящего выступал мужчина с головой коня, — уже пытаясь придать своему тону как можно больше равнодушия, ответила я. — Так что у меня есть ещё пять дней жизни, которые я хочу провести максимально близко с тобой, начиная прямо с этой секунды, — прошептала я, обхватывая Сугуру руками и замком скрещивая пальцы за его спиной, бесстыдно прижимаясь к нему всем телом. Я закрыла глаза, голова немного закружилась, а сердце приятно ускорило ритм. Вокруг бассейна ещё оставались пляжники, которые с нескрываемым интересом пялились на нас, но меня это лишь раззадоривало. Пусть видят, пусть знают. Жадно впиваясь в губы Нираги, которые всё ещё отдавали привкусом виски и сигарет, я не переставала удивляться, как он умудряется, столько выкуривая и выпивая, иметь при этом такие белые зубы и хорошую кожу. Но меня беспокоило его зрение. Эти чёрные, манящие, расплавляющие меня глаза были его уязвимым местом. Возможно, раньше он даже носил очки. Несмотря на то что Сугуру старался тщательно скрыть, что его зрение не было хорошим, однажды мне попались спрятанные среди его вещей две упаковки диоптрических линз. Но, кажется, сейчас его зрение ухудшилось, так как он стал часто промахиваться на тренировочных занятиях по стрельбе, регулярно проводимых Агуни. Нираги явно никак не мог подобрать подходящие новые линзы. И, ненавидя в себе уязвимость ещё яростнее, чем в других, каждый раз он отказывал в совместной поездке в аптеку и каждый раз возвращался из неё хмурым и раздраженным. Сугуру считал, что любая уязвимость унижает его, а унижение порождало в нём неконтролируемые вспышки гнева. Не отпуская его, я сделала пару шагов назад; вдруг мои ноги внезапно перестали чувствовать под собой опору, и я свалилась в бассейн, утянув за собой Нираги. — Идиотка, блять! — заорал он, отплевываясь от попавшей в рот воды. Прохладная вода бассейна меня взбодрила, и я почувствовала прилив сил. — Ну-у, — протянула я, обхватив обеими руками лицо Сугуру, любуясь тем, как красиво блестят его промокшие тёмные волосы. — Не ругайся. Посмотри, какой сегодня прекрасный вечер, а розовая подсветка тебе так чертовски идёт. Словно воспарив над своим телом, я плавала вокруг Нираги, который тряс головой во все стороны, пытаясь избавиться от попавшей в уши воды, заодно решая — то ли убить меня сразу, то ли сначала трахнуть, а потом убить. Выбравшись из бассейна, он поволок меня в свой номер, по дороге оставляя ручьи стекавшей с нас воды. И я пока ещё не знала, какое наказание последует, когда мы дойдём. Зайдя внутрь, он грубо затолкал меня в душ, закрыв раздвижные двери, и, непрерывно сыпя красочными ругательствами, начал стягивать с себя прилипшие к ногам мокрые джинсы. Тёплая вода полилась на спину, и резкая боль заставила вспомнить, что я умудрилась пригвоздить себя к стене, прячась от водящего. «Но к чёрту спину, сейчас мне совсем не до неё, разберусь после». — Подожди секунду, я сейчас тебе помогу, — проговорила я, вновь обнимая своего парня, и казалось, в данный миг в мире не было ничего важнее, чем ощущать на губах его грубые поцелуи, прижиматься всем телом, растворяясь в его тепле и силе. Я быстро освободилась от своих спортивных штанов и футболки и, опустившись на колени, начала помогать Сугуру стягивать его низко сидящие джинсы. Наконец чёртовы мокрые джинсы упали к его ногам, но я не спешила подниматься, направив свой взгляд снизу-вверх на Сугуру. Струи воды быстро стекали по его непроницаемому лицу, шее, плечам и туловищу, подчёркивая каждую линию и мышцу обнажённого тела. «Оу…» Уж больно шальными были чернеющие глаза, смотрящие на меня в ответ, а его подтянутое тело было чертовски возбуждающе покрыто блестящими каплями воды, которые превращались в медленно стекающие серебристые полоски. Слегка надавливая, я провела двумя пальцами по его напряжённому прессу вниз, что заставило Сугуру немного дёрнуться и тяжелее задышать. Я задержала их на его насквозь промокших, прилипших к коже белых боксерах и стиснула ладонью член, прижатый тканью к бедру. Через несколько движений мокрые боксеры отправились вслед за джинсами к его щиколоткам. Дразнящими небрежными движениями, едва касаясь губами ещё не совсем твёрдого члена, я смотрела на Сугуру снизу вверх, а он отступил к стене, оперевшись плечами о твёрдую поверхность, и его требовательный взгляд из-под полуопущенных век был прикован ко мне. Я водила влажным языком по его выбритому паху, выжидая, пока на лице парня не начало мелькать нетерпение. Он ненавидел ждать, а я обожала его провоцировать. — Блять, детка, выглядишь отлично, стоя на коленях передо мной. Не сводя взгляд с Сугуру, я обхватила пальцами член, несильно сжала его у основания, медленно провела рукой вверх-вниз, затем по всей длине прошлась мягким языком, чувствуя, как он начинает твердеть, провела уже набухшей от прилива крови головкой по своим губам, параллельно облизывая ее. Нираги наблюдал за мной, гипнотизируя глазами, полными возбуждения, и судорожно издал звук, похожий на вздох. Но стоило мне только закрыть глаза, как в сознании возник образ другого человека.

***

Семь лет назад

В тот вечер я сильно поругалась с родителями. Эта ссора началась практически на пустом месте, но развилась до невообразимых масштабов. — Сиана, немедленно успокойся! Мамин голос стал строгим, а её взгляд сквозил убийственным холодом. Только в этот раз её истеричный тон на меня не действовал. — Вы меня достали! — всхлипывала я, глотая солёные, обжигающие щёки слёзы. — Оставьте меня наконец в покое! Я устала от этой вашей гиперопеки! Благодаря вам у меня нет ни друзей, ни парня! Вы же всех от меня отгоняете! И я даже не о сексе сейчас говорю. Услышав «запретное» слово, мама едва сдержалась, чтобы не заткнуть уши, а папины глаза налились кровью. Но меня уже понесло. Всё, что скопилось за годы молчания, прорвалось наружу. — Мне нужен просто глоток свободы. Я хочу почувствовать себя девушкой, а не тенью человека! — уже кричала я. Вся родительская забота была такая, будто меня нет, а есть только моя физическая оболочка. Мне ничего не разрешали, никуда не отпускали, постоянно контролировали, на мои достижения в учебе не обращали внимания, а вот мелкие оплошности замечали сразу же. Я была поздним и единственным ребёнком у своих родителей, и с моим воспитанием они перебарщивали настолько, что со временем их опека выливалась в сложные истерики, когда они понимали, что у меня с возрастом начали появляться свои желания. Им же казалось, что я выхожу из-под контроля. И хуже всего, что из-за их постоянного давления на чувство вины и жалости я чувствовала себя виноватой, когда не слушалась, даже если внутри понимала, что моё мнение правильное. При всем этом мне всё же удавалось не доводить себя до состояния невротика с полной фрустрацией личных интересов, да и какого-либо энтузиазма вообще. Естественно, в случае моего сопротивления в ход сразу шли родительские приёмы: «Мы ради тебя, а ты…», «Ты никогда нас не слушаешь, поэтому у тебя всё через…», «Из-за тебя…», «…ты сама виновата». И я уже перестала стремиться стать для них идеальной; я лишь хотела, чтобы они оставили меня в покое, просто избавив от своей гиперопеки, давая чуть больше свободы и возможностей. Стоило мне лишь явиться домой на пятнадцать минут позже так называемого «контрольного времени» — ор начинался ещё на лестничной площадке. И каждый раз при моём приходе им казалось, что от меня несёт сигаретами и алкоголем, хотя я даже не общалась с такими людьми. За любую оплошность меня ругали и наказывали. Вот и сейчас. В этот раз мама обвинила меня чуть ли не в краже. Сумма, которая мне понадобилась, чтобы купить тушь для ресниц, была ничтожно мала, но родительскому возмущению не было ни конца ни края. Особенно возмущался отец, который считал чудовищным, что, накрасив ресницы, его размалёванная дочь выйдет за пределы дома наверняка предаваться разврату. Мать же ему вторила, что это неслыханное расточительство — тратить деньги на «блядские штучки». Нельзя было сказать, что наша семья нуждалась, но тем не менее родители считали, что даже самую небольшую сумму я должна заработать сама, и это несмотря на то, что я ещё только училась на втором курсе. Обычно моя просьба, касающаяся денег, наталкивалась на длительные нравоучения, начинающиеся со слов: «Вот мы в твоём возрасте…». И далее шёл рассказ о том, как они раньше жили, во всём себе отказывая, «потом и кровью» добиваясь своих целей, не то что нынешняя молодёжь, привыкшая к тому, что всё само должно идти в руки. Но ещё хуже было слышать, когда начиналось перечисление всех достоинств детей маминых подруг и папиных друзей. Это я выносила с особенно большим трудом, скрипя зубами. Сейчас я просто выбежала из квартиры, даже забыв взять телефон, подстёгиваемая чувством временной мнимой свободы, такой необходимой в данный момент. Примерно через полчаса я позвонила в дверь квартиры единственного человека, к которому могла обратиться за помощью. Шунтаро уже почти год жил один. И в отличие от моих, его родители давали ему деньги, чтобы он мог ни в чём себе не отказывать, а они — дольше его не видеть. И если мои родители замучили меня своим излишним вниманием и всевозможными запретами, то родителям Шунтаро не было до него никакого дела. Две крайности. Иногда я даже завидовала Чишии. Так хотелось наконец сделать глоток свободного воздуха, когда тебя не будут упрекать за всё, что ты делаешь не так, по их мнению, а просто жить и наслаждаться каждым моментом, не беспокоясь, что если я через пять минут не приду домой, то мне не поздоровится. Хотя, с другой стороны, знать, что ты не сдался своим родителям и плевать они на тебя хотели, а видимость заботы получать в виде денег — тоже не самый лучший вариант. Я часто оставалась у него дома после учёбы, убеждая родителей, что задерживаюсь для дополнительных занятий в университете, но никогда поздно вечером, как сейчас. Долго ждать не пришлось. Через несколько секунд он открыл дверь, я застыла на месте в полном смущении: Шунтаро был в шортах и без футболки. Таким раздетым я увидела его впервые, он никогда ранее даже не переодевался при мне. — Ну входи уж, раз пришла, хоть и не предупредив, — смешливо сказал он, жестом приглашая войти, и отошёл чуть в сторону, пропуская меня в квартиру. Увидев мои опухшие от слёз глаза, он не стал задавать вопросов. Он знал о моих напряжённых отношениях с родителями и поэтому сразу всё понял. — Я могу у тебя остаться сегодня? — спросила я, кусая губы и неловко переминаясь с ноги на ногу. — Можешь, — кивнул Чишия, аккуратно вешая мою куртку. Я позвонила с телефона Шунтаро родителям предупредить их, что со мной всё в порядке и не стоит паниковать, обзванивая полицейские участки, больницы и морги, так как я останусь у подруги думать над своим плохим поведением, и, не ответив на мамин вопль-вопрос: «О какой подруге речь?!» — я полностью выключила телефон Чишии, чтобы не поступило обратного звонка. Чишия не был против временно выключенного телефона, так как он не относился к любителям телефонных разговоров и редко ждал от кого-то звонков. Обычно наше совместное времяпрепровождение сводилось к просмотру документальных фильмов о проведении хирургических операций, вскрытиях и прочих врачебных темах, выполнению домашних заданий и изучению материала в форме игр. Сейчас мы кидались друг в друга фразами на латыни, и выигрывал тот, кто сможет правильно перевести большее число фраз оппонента. И сегодня я постоянно проигрывала. И не только потому, что была хуже, чем он, в изучении латыни, но и потому, что меня отвлекал его обнажённый торс, который находился настолько близко ко мне, что мои руки аж сводило от желания прикоснуться к его коже, провести ладонями по его груди. Дыхание периодически сбивалось, когда я видела, как вздымается его грудь, когда он делал очередной наигранно-расстроенный вздох после моих неправильных ответов. От откровенных фантазий, непрерывно лезущих в голову, глядя на Шунтаро, соски затвердели и стали слишком заметны под обтягивающей тонкой футболкой, надетой на голое тело, ибо носить лифчики я ненавидела. Это всё чертовски отвлекало от занятий. — Ты сегодня рассеянная. Я вижу, ты не можешь сосредоточиться? — смотря прямо на мои торчащие из-под ткани соски, монотонно протягивая слова, спросил Чишия. — Да. — Я отвела глаза, стараясь не смотреть на него. — Почему? Что-то мешает? Повисла секундная пауза, в течение которой в моей голове, видимо, произошло короткое замыкание. — У тебя были с кем-то близкие отношения? — внезапно спросила я, даже забыв предварительно набраться смелости для такого личного вопроса. Я увидела недоумённое замешательство, проскользнувшее на его лице, но через пару секунд оно вновь приобрело привычное выражение. — Не так уж важно, — уклончиво ответил Шунтаро, явно не ожидая подобного вопроса. Хотя он и ушёл от прямого ответа, я молчала, продолжая выжидающе смотреть на него. — А ты считаешь это чем-то значимым? — задрав бровь, удивлённо спросил Шунтаро, словно то, о чём я спрашивала, являлось для него не более чем биологической потребностью. — Наверное… — я пожала плечами, бегая глазами по стене. — Не знаю. Так были? — я повторила вопрос, поражаясь своей настойчивости. Щекам внезапно стало жарко. Шунтаро прикрыл глаза и слегка кивнул головой. Я судорожно втянула воздух, закусив нижнюю губу, и отвернулась, заторможенно переваривая его слова. Этот ответ задел меня, ведь я испытывала к Шунтаро отнюдь не дружеские чувства и мне хотелось сломать этот барьер, называемый «дружбой», но я боялась потерять Чишию. Моя реакция не ускользнула от его внимательного взгляда. — Зачем спрашиваешь, если потом не знаешь, что делать с ответом? — усмехнулся блондин, пожав плечами. — Продолжим? — спросил он как ни в чем не бывало. — Твоя очередь. — Dum spiro, spero, — проговорила я, снова поворачиваясь и глядя прямо в его глаза. Его губы чуть дрогнули, будто он собирался сказать что-то, но в последнюю секунду передумал; вместо этого лёгкая улыбка задела его взгляд. Внезапно его лицо оказалось так близко, и я почувствовала, как его губы накрыли мои, вздрогнув от неожиданности. Он слегка отстранился, глядя на меня упор. Уголки его рта приподнялись в дразнящей ухмылочке. — Кто-то лишился дара речи? Чишия как никогда точно описал моё состояние, ошеломленное тем, что он дал мне понять, что между нами прямо сейчас может всё измениться. Мой затуманенный этим прикосновением разум отказался работать, стоило Шунтаро лишь прикоснуться ко мне отнюдь не по-дружески, и теперь я лишь чувствовала нарастающее желание близости, которое увлекало в свои сети безумия. Мы ещё никогда не были рядом настолько близко, и я ещё никогда не чувствовала того, что чувствовала прямо сейчас. Он манил меня. Манил всем своим существом, всем, что было в него заложено. Я потянулась рукой к его волосам и стянула с них резинку, давая им свободно рассыпаться по плечам и пропуская между пальцами, ощущая нереальное удовольствие от такой, казалось бы, мелочи. В ответ Шунтаро, взяв меня за плечи, притянул к себе и лёг на спину, заставив буквально упасть на его обнажённую грудь, тем самым давая мне полную свободу действий над его телом. От столкновения тел у нас обоих, кажется, перехватило дыхание. Наши лица разделяло всего несколько сантиметров. Находясь на нём сверху, я коснулась его губ, сперва несмело, будто проверяя, не рухнет ли мир от выпущенных наружу чувств, а потом всё более несдержанно. Поцеловав его шею, я ощутила лёгкое нажатие пальцев на свои плечи и, поддаваясь этому нажатию, медленно опускала голову ниже, плавно проводя языком по его груди, затем касаясь его живота, чувствуя нарастающее напряжение. Шунтаро уже настойчивее надавливал руками на мою голову, вынуждая опуститься ниже так, что мои губы коснулись области чуть ниже пупка, у резинки его домашних шорт, и я смущённо отпрянула, выпрямившись. Сердце подпрыгнуло и забилось где-то в горле. «Чёрт, что он творит? Что я творю?!» Чишия немного приподнялся на локтях и посмотрел на меня. — Хочешь остановиться, не так ли? — тон его голоса звучал ровно и бесстрастно. Лишь едва различимая нотка напряжения на последних звуках выдавала его возбуждение. При этом прищуренные глаза хитро блеснули, давая тем самым понять, что он нарочно поставил меня в неловкое положение, вынуждая признаться в… В ответ на его вопрос я лишь отрицательно замотала головой. — Это самое… Я… — от нервов тон голоса менялся: я говорила то тише, то громче, с трудом оторвавшись от его поддёрнутого насмешливой дымкой взгляда, и растерянно отвернулась, считая, что надо предупредить, но нужные слова не находились. — Я не умею… У меня ещё не… — Это я уже понял, — сквозь улыбку вполголоса проговорил Чишия. Догадываясь и ранее обо всем, он лишь хотел услышать это от меня. — Это проблема для тебя? — Н-нет. Отвечать удавалось с большим трудом. Удовлетворённый услышанным, Шунтаро плавным движением приспустил свои шорты, снова притягивая мою голову вниз, заставляя перешагнуть через стеснение и прикоснуться к нему губами. Несмелыми движениями рта я плавно двигалась вверх-вниз, и Шунтаро, заведя руку за мой затылок, взяв мои волосы в ладонь, начал направлять меня, делая себе ещё приятней, а я лишь подчинялась, видя, что ему хорошо, и понимая, что сама получаю удовольствие, ощущая, как моё нижнее белье становится влажным. Когда наши желания уже стали невыносимо вынуждающими, он, повернувшись на бок, уложил меня на спину, помогая снять спортивные штаны вместе с бельём, и потянулся рукой вниз, пальцами трогая прямо там. От одного такого прикосновения я выгнула спину, прерывисто вздохнув. И всем сомнениям и тревогам больше не осталось места: они вытиснились нестерпимым желанием, которое стало невозможно контролировать. Он делал это настолько хорошо, что глаза сами закрывались от наслаждения; я плыла от его касаний, тонула в его дыхании. Его пальцы двигались то левее, то правее, постоянно меняя направление и темп, дразня и удерживая меня в напряжении, заставляя выгибать спину, сводить колени, сжимая его ладонь, и сходить с ума от ощущений снизу. От столь откровенных ласк по телу пробежала дрожь. — Нравится? — спросил Шунтаро, почти подведя меня к краю наслаждения и останавливаясь, снова дразня меня, по ощущениям, целую вечность. — Даже больше, чем ты думаешь, — сказала, улыбнувшись одними губами. Его удовлетворённый смешок донёсся до моего рта, когда он сначала слегка прикусил мою нижнюю губу, а затем поцеловал. Это было больше похоже на простое касание, чем на полноценный поцелуй, но я плавилась и превращалась в пластилин от этих ленивых прикосновений. Мелкая дрожь рассыпалась по всему телу от неторопливых движений его дразнящих губ. Запах его кожи так и манил к себе. Мужские руки приподняли меня снова, нащупывая край моей футболки. Шунтаро задрал её наверх, поглаживая горячими ладонями спину, проводя пальцами по позвоночнику, и стянул футболку. Я ощутила, как мои твёрдые соски коснулись его голой груди. Чишия спустил руки и грубовато сжал мои бёдра, вырывая судорожный вдох, заставляя пальцами зарыться в его волосы. Ощутив, что моё терпение уже на исходе, он уложил меня на спину, оказавшись сверху, навис надо мной, слегка надавливая всем телом и вжимая в кровать. Его желание было сильным, и это чувствовалось по заметному напряжению его мышц и коже, которая становилась горячее. Я видела, что ему удается контролировать себя через огромную силу. — Шунтаро, пожалуйста… — произнесла я, сама не зная, зачем именно и что я имела в виду: «Прекратить? Продолжить?» Мысли путались так сильно, что я не успевала за действиями Чишии. От волнения мои пальцы вцепились в простынь, сминая её в комок. — Что «пожалуйста»? — спросил он, слегка прищурившись, коленом разводя мои ноги в стороны. — Ты же мне доверяешь, верно? Я хотела что-то сказать, но пальцы Шунтаро погладили мои губы, не давая никакой возможности возразить. Но я и не собиралась этого делать: наслаждение, которое я испытывала с ним, настолько пронизывало меня, что ни о каком возражении не могло быть и речи. Я лишь кивнула в ответ. Шею обожгло жаркое дыхание, которое затем скользнуло по щеке. Теснота объятий; лёгкое, невесомое касание его губ со сводящей с ума неторопливостью. Нестерпимо долгие секунды, дрожь по коже. И поцелуй. Медленный, напрочь лишающий чувства реальности. Я исчезала, растворяясь в общем дыхании, ласковых прикосновениях, его запахе, ловя каждое движение тёплых губ, тянулась ещё и ещё. Наконец он сделал то самое движение, которое заставило меня застонать, и воздух внезапно кончился. Внутри меня поднялась горячая волна, которая захлестнула, выталкивая куда-то за пределы сознания. Мои пальцы судорожно очерчивали линию позвоночника на его раскаленной коже. Шунтаро старался не торопиться, давая мне возможность свыкнуться с ощущениями. От его ритмичных слабых покачиваний во мне разливалась тянущая мучительная нега, погружая в какой-то нереальный транс. Трение с каждым его движением сходило на нет, сменяясь скольжением. Сколько это длилось? Вечность, мгновение? Возбуждение возрастало, а тело становилось ватным. От скопившегося терзающего напряжения я больше не могла сдерживаться, стягивая в кулаки прохладную ткань простыни. Шунтаро уже перестал быть осторожным, и не было никаких медленных или нежных движений. У нас обоих было лишь отчаянное стремление к завершению. И сейчас я видела всё: все его эмоции и потребности, которые он пытался скрыть вначале. Я чувствовала это в каждом его прикосновении, и само нахождение рядом с ним стало для меня важнее всех других желаний. Сжимая мои бёдра, он увеличил темп, и переполняющее меня удовольствие обострилось, стало практически нестерпимым, всё моё самообладание покатилось к чёрту, и я вот так просто распалась на части. Оргазм обрушился на меня, как огромная волна, разливаясь внутри жаром, расплавляя, увлекая за собой всё, чем я была, разбивая вдребезги и склеивая заново. Я выдохнула, словно избавившись от какого-то внутреннего барьера и всего того, что сдерживало моё желание. Теперь же я чувствовала жажду обладания, все оттенки эмоций, от самых тёмных до самых прекрасных их граней. Было немного стыдно и нестерпимо горячо. Его рука провела по моей щеке. — Не закрывай глаза. Смотри на меня. Голос Чишии сводил с ума, за ним хотелось следовать и подчиняться. Переживание столь интимного момента сделало Шунтаро самым близким в мире человеком для меня. Но также я знала, что у Чишии имелось лишь одно желание — всегда быть первым. И сейчас он стал им для меня.

***

Настоящее время

— Сегодня ты особенно охуенно всё делаешь, — наблюдая за мной с диким блеском в глазах и глубоко дыша от возбуждения, хрипло сказал Нираги, запустив пальцы в мои волосы и надавливая на затылок. Он уже не выдерживал, сам подаваясь вперёд, стараясь протолкнуть член глубже в рот. При этом его плоский живот с немного очерченными мышцами возбуждающе сжимался и разжимался на каждом вздохе. — М-м-м, — отозвалась я, продолжая облизывать его возбуждённый член языком, влажным от слюны, смешавшейся с его выступившей смазкой, и губами зажимая упругую скользкую головку. Внезапно Сугуру сильно нажал пальцами на мои плечи; я на секунду отстранилась, выдохнув прямо на головку члена, отчего парень будто вздрогнул и посмотрел на меня, тяжело дыша. — Детка, я так, блять, кончу быстрее, чем хотелось бы. Почти прохрипел он, пытаясь совладать со сбившимся дыханием, и с нажимом обвёл большим пальцем руки контур моих распухших, мокрых от слюны и его смазки губ. Он притянул меня к себе, приподняв с пола, легко вскинул вверх, вынудив руками обвить шею, прижавшись своим лбом к его, а ногами обхватить торс, и резко толкнулся, до основания насадив меня на свой торчащий мокрый член. Мимолетная боль от грубого проникновения быстро сменилась тянущим удовольствием. Сугуру задышал сильнее, удерживая ладонью одной руки мою спину, вгоняя член на всю длину, ускоряя темп движений и заставляя меня тереться твёрдыми сосками об его грудь. — Я охуеть как сильно хочу тебя, — стоном я выдохнула слова прямо ему в рот, всё теснее прижимаясь к его губам и ласкающему моё лицо языку, смазанно целуя и покрывая его шею и плечи неслабыми засосами. Мышцы его рук напрягались от нагрузки, и он лишь изредка немного опускал их, давая себе секундный отдых, и быстрым скользким движением, сжимая мои бёдра до красных отметин, снова насаживал на член, врезаясь ещё жёстче. Я бесконечно трогала его влажные волосы, подрагивающий пульс на шее, целуя его так, словно от этого зависела моя жизнь, губами гоняла капли воды по его мокрым от пота плечам, скользкими ладонями пытаясь ухватиться за его спину, вонзалась ногтями в разгоряченную кожу. В душевой было так жарко, но почти весь жар исходил от Сугуру, его возбуждённого тела и напряжённых до предела мышц. Мне уже не хватало воздуха точно так же, как и ему. К низу живота подступало приятное тёплое чувство, которое нельзя было контролировать, и в какой-то момент удовольствие начало граничить с болью, и вырывающиеся стоны стали всё громче и чаще, а поясница изгибалась всё сильнее. Нираги уже начал кусаться и наращивал темп, ритмичными движениями трахая меня всё жёстче. Я пыталась двигаться навстречу его толчкам из-за переполняющего возбуждения. — Не… останав… ливайся! — сбивчиво шептала я ему прямо в лицо, зажмуриваясь и чувствуя, как оргазм накатывает горячими волнами. Всё тело содрогнулось, и я застонала, чувствуя, что срываюсь в бездну. Он чувствовал моё наслаждение, и я ощутила, как его пах напрягся. Сугуру быстро опустил меня на ноги и, привалившись к мозаичной стенке душа, дернувшись, чуть выгнул спину, подаваясь всем телом навстречу стремительно нарастающему возбуждению. Ладонью прижимая член к животу, в пару быстрых движений он довёл себя до конца и, кончая, издал что-то похожее на рык от силы охватившего его освобождения. Затем вдох облегчения прошёлся по всему его телу. Первый раз за всё время, находясь рядом с Сугуру, занимаясь с ним сексом, я представляла на его месте другого человека, и мне стало стыдно перед ним за это. Я смотрела на него, разморенного горячим душем и возбуждением. Его ресницы коснулись нижних век, лицо постепенно приобретало расслабленный вид, а рука продолжала лениво поглаживать всё ещё напряжённый член. Его сексуальность сводила меня с ума, и я была бы не против заняться продолжением уже в кровати. Он открыл глаза, в них всё ещё полыхал огонь, но я видела и усталость, к тому же его нечасто хватало на два раза подряд, и я не стала настаивать. Проведя кончиками пальцев по его груди, прессу, по ещё напряжённым мышцам рук с выступающими на них венами, я вдруг осознала, насколько сильно хочу быть рядом с этим человеком, несмотря на всё то, что было до этого момента. С ним я ощущала себя живой и чувствовала, что и с Нираги происходит то же самое, но мне хотелось, чтобы он озвучил это, чтобы дошёл до того предела в момент кульминации и, отбросив все барьеры, сказал мне это. Сейчас мне было настолько хорошо, что я забывала обо всём, что происходит, сосредотачиваясь только на нас двоих и всём случившемся между нами. Я уже не хотела думать о сегодняшней перепалке… и о вчерашней… о периодически возникающем между нами напряжении из-за каких-то глупых недомолвок и неспособности понять друг друга. И лишь когда мне было так хорошо, то казалось, что это навсегда. Сугуру снова включил душ и притянул меня к себе, обнимая. Я уткнулась лицом в его плечо, и несколько секунд, растрёпанные и уставшие, мы просто стояли под струями тёплой воды, приятно стекавшей по нашим обнажённым телам. — Я запрещаю тебе открывать этот ящик и ходить на игры в таком состоянии, — произнёс он сердитым голосом. — Я довольно ясно выразился, чтобы ты меня поняла?! Несмотря на то что я достаточно хорошо умела контролировать своё поведение после приёма психоактивных веществ, специфический стеклянный блеск в глазах было невозможно скрыть, и Сугуру, естественно, заметил его. Он отстранился, и на его лице появился непривычный серьёзный взгляд без тени ехидства. Кажется, он беспокоился, и его самого это очень злило. — О, а ты обо мне всё же волновался? — с надеждой в голосе спросила я, но он не успел ответить. — Ай! Случайно его пальцы коснулись моей раны на спине. — Что за херня у тебя на спине? — недовольно спросил он, разворачивая меня. — Напоролась на гвоздь, прячась от водящего. — Идиотка. У тебя всё распухло. Сугуру со злостью ударил по крану, выключив воду, прямо в лицо грубо подал мне полотенце и сказал: — Надо обработать, пока заражение не схватила. Я лишь послушно кивнула. Пока Сугуру искал неизвестно где лежащий пузырек антисептика, я в ожидании села на кровать, и мой взгляд внезапно приковала рубашка Нираги, которая почему-то валялась на полу. Подняв вещь, я увидела, что она была разорвана, будто в порыве страсти кому-то было не до расстёгивания пуговиц: они просто были вырваны и валялись рядом на полу. Во мне моментально вспыхнули противоречия. — Сугуру… Я подняла рубашку, показывая ему. Он резко оглянулся, с молниеносной скоростью выхватил её у меня из рук и затолкал в мусорную корзину. — Почему она порвана? — Не твоё дело… — тоном, не подразумевающим дальнейших пояснений, закрыл вопрос Нираги. Я, больно закусив нижнюю губу в попытке удержать поток эмоций, решила всё же промолчать, не спрашивать, ничего не выяснять, не желая больше ссориться, лишь прикрыла веки и вздохнула глубоко и тяжело. — Поворачивайся, — как ни в чём не бывало приказал Нираги, смачивая бинт антисептиком. — Ай-й, — заскулила я, ощутив жгучую боль, словно он не обрабатывал рану антисептиком, а проходился по ней огнём. — Терпи теперь, чё уж. Сугуру ненавидел слабость в любом её проявлении. Для него она означала невозможность сделать то, что желаешь, переделать мир по своему видению. Он считал, что слабость — это удел ничтожных людишек, не достойных жизни. И поэтому даже возможный намёк на слабость от меня он воспринимал с видимым недовольством и раздражением. — Ага, конечно, не вопрос, — пробурчала я, силясь не потерять сознание. — Готово, — сказал он, залепив бинт пластырем. — Не совсем готово. Нираги вопросительно воззрился на меня. — Теперь поцелуй, — повернувшись к нему полубоком, задрав игриво бровь, сказала я и отвернулась. — Чё? — не понял парень. — Поцелуй место возле раны: так быстрее заживёт, — попросила я, снова повернув голову к нему. Нираги пару секунд на меня странно смотрел, пробурчав себе под нос что-то типа «ненормальная», но, снова отвернувшись, я всё же ощутила прикосновение тёплых мягких губ на спине, что заставило меня прикрыть глаза и улыбнуться. Это была моя маленькая победа над холодным агрессивным монстром, когда-то поселившимся в Сугуру. И это зажгло во мне крошечный огонек надежды, заставив поверить, что когда-нибудь мне всё же удастся обрушить так старательно возведённую неприступную стену его вечного безразличия и гнева. Позже, засыпая рядом с Сугуру на его кровати, я всё продолжала представлять Чишию, и это невообразимо будоражило мой мозг. Я вспомнила о том, как много вопросов собиралась ему задать, но так и не успела этого сделать. «Интересно, как долго он находится в Пограничье? Сколько игр уже прошёл и каких?» «Значила ли что-то для Шунтаро наша случайная встреча спустя столько лет? Чем она была?» И ещё много-много всего мне хотелось бы узнать. Но, с другой стороны, я не хотела, чтобы у меня появлялись от Сугуру секреты, ведь я искренне полагала, что любые тайны лишь отягощают отношения, но, чёрт возьми, рассказать Нираги о Чишии было бы равносильно самоубийству. Придвинувшись ближе, я обвила руками и ногами уже вовсю спящего Сугуру, уткнувшись ему в шею, и прошептала: — Не дай мне тебя потерять… Он пошевелился, не просыпаясь, повернулся, слегка навалившись на меня, обнял, и в тот момент я, закрыв глаза, пообещала себе, что, если мы случайно больше не встретимся с Шунтаро на играх, я не буду его искать. Я верила в знаки, считая, что раз судьбе угодно именно так, то я не буду сопротивляться. А в это время в голове невольно всплыли воспоминания того дня вскоре после нашей с Шунтаро близости, когда мои родители сказали, что нам нужно переехать из Токио в другой город по работе отца. Тот день, который разделил меня на две части, на до и после. День, когда я решила стать совершенно другим человеком.