Да начнётся игра!

«Никогда не забывай, что твоей коронации аплодирует та же самая толпа,

которая будет аплодировать твоей казни.

Люди любят шоу.»

Следующим утром я, рано проснувшись, обнаружила, что не могу пошевелиться, лежа в железных объятиях Сугуру, и улыбнулась. Мне нравились эти невербальные и неосознанные жесты, они определённо вселяли надежду. Ведь спящие не лгут: лишённые возможности притворяться, они ведут себя правдиво. Спящий Сугуру всегда крепко обхватывал меня, обнимая, а я прижималась к нему всем телом и чувствовала себя в приятной безопасности. Осторожно, стараясь не разбудить, я выбралась из-под его рук и подошла к окну, чуть приоткрыв шторы и устремляя взгляд на горизонт, откуда уже показывалось солнце, озаряя небо и землю первыми лучами. Утро было тихим и без единого дуновения ветра. Я высунула голову в открытое окно, позволяя солнечным лучам щекотать моё лицо. В голове начали всплывать картинки того, что происходило вчера в душе. Хотелось улыбаться. Сугуру ещё спал, и я, решив его не будить, задернула шторы и ушла в свой номер. Долго разглядывая себя в зеркале, я всё продолжала думать о вчерашнем вечере, задаваясь вопросом, что именно сейчас делает моё отражение столь привлекательным: короткие шорты на стройных ногах? Хорошо обтягивающий грудь голубой топ? А может, мои помыслы или эргономичный «Глок 17» в поясной кобуре? Я рассмеялась своим мыслям. Конечно же, это всё не имело значения. Сегодня отличительной чертой моего облика был блеск сияющих глаз. Сложись вчера всё иначе — и этого утра могло бы просто не быть. Сегодня оно могло бы стать одним из самых лучших за последнее время, если бы не моё решение поговорить со Шляпником. Это намерение созрело ещё вчера вечером перед сном. Мне захотелось сделать попытку достучаться до его заплывшего властью мозга, узнать, водится ли там что-то нормальное и как долго он собирается сходить с ума, убивая без ясных на то причин чужими руками. Я вздохнула. В том числе и моими. Выйдя из своей комнаты, я сначала прошлась по зданию отеля, первым делом зайдя в конференц-зал, в котором, как оказалось, никого не было, затем направилась в президентский номер. Открыв дверь, я с неприятным удивлением обнаружила, что дверной замок сломан лишь наполовину. Он не работал снаружи, но его можно было закрыть изнутри. Трусливый Шляпник. Он, как и все, кто одержим властью и ведёт нечестную игру, явно боялся, что на него нападут, свергнут. Интересно, в курсе ли Сугуру или Агуни насчёт этой привилегии человека, который каждый вечер вещает о свободе, равенстве и братстве? Я сделала шаг в комнату и едва не отравилась тяжёлым спёртым воздухом, набросившимся на меня удушающей прокисшей смесью паров алкоголя и запахом окурков, переполненной пепельницы. Судя по всему, его вчерашний вечер явно удался. Однако самого Такеру в номере не было. «Фу, блять!» — это было самое безобидное, что пронеслось в моей голове. О проветривании Шляпник явно не наслышан. Я поспешила покинуть зловонное помещение, с грохотом закрыв дверь, и попыталась отдышаться. Я не спеша двинулась к бассейну, а в голове в это время не переставали крутиться мысли об этом месте, об идеальной утопии под названием «Пляж». Я пыталась обобщить всё, что знала, выстроить логическую цепочку происходящего, чтобы хоть как-то подготовиться к тому, что меня ждёт в разговоре с таким хитрым и подлым человеком. Разговор предстоял серьёзный, и я должна всё хорошо обдумать. Если спросить первого попавшегося пляжника, не состоящего ни в одной из двух фракций, что есть Пляж, то ответ будет примерно следующим: «Пляж — это место, где игрокам необходимо выполнять определённые вещи, то есть отдавать все выигранные карты Шляпнику, и соответствовать определённым условиям, то есть носить купальники и находиться в комнатах со сломанным замками взамен на предлагаемые удобства». Даже я, придя сюда исключительно за удобствами и впоследствии оставшись тут из-за Нираги, признала, что идеология Шляпника и его идея объединения людей оказались вовсе не так уж и плохи. У Такеру получалось делать так, чтобы игроки чувствовали себя нормально в этом полном хаоса мире, словно реальность не была примитивной и мерзкой, хотя в глубине души, наверное, каждый понимал, что это не так, но все предпочитали убегать от этого. Сам же Лидер утопии представлял собой странную смесь идеалиста и бессовестного циника. Создав что-то типа системы глобального зоопарка, где у всех есть еда и напитки, электричество, крыша на головой, самки и самцы, относительная безопасность и неограниченный доступ к приёму любых психотропных веществ, между сном, едой и спариванием, несмотря на то что это всё являлось полным побегом от реальности, Шляпник все-таки сумел вселить и в меня это ложное чувство безопасности. На самом деле, мне была нужна эта утопия — место, где уставший игрок найдёт для себя всё, что хочет, а также сможет передохнуть, расслабиться после одних игр и набраться сил и энергии для последующих. Но его теория возвращения, на которой держалась вся утопия, была лишь вопросом веры. Здесь нельзя было ни доказать что-либо, ни опровергнуть. Это относилось к тем вещам, о которых никто ничего не мог точно знать. Шляпник просто утверждал, а участники Пляжа либо верили ему, либо нет. Это был всего лишь вопрос личного выбора. Но время шло, а ни в одной игре ещё не попались фигурные карты, да и числовые были собраны далеко не все. Зато сам Такеру с каждым днём становился всё безумнее и безумнее, а его речи о свободе, семье и общности — всё более слащавыми. Но тем не менее участники Пляжа охотно шли на игры во имя Шляпника, отождествляя себя с именем Лидера, которое дарило некую иллюзию утешения, безопасности и силы. Игроки считали, что они больше не одиноки, не смущены и не растеряны, ведь теперь принадлежат ему и его идеологии. Это ли не мнимое ощущение безопасности — быть отождествлённым с группой или с идеологией? Что касается меня, то первое время я испытывала необыкновенное наслаждение от самых простых вещей, которых была лишена за время своего одинокого скитания в Пограничье, и мне было абсолютно наплевать на всё остальное. Но вскоре до меня начала доходить вся глубина истинного положения дел, а происходящее ныне и вовсе напрямую затрагивало мои интересы. И уже всё не будет как прежде, всё изменилось в тот день, когда Шляпник ввёл новое правило, что поменяло саму концепцию этого места. Теперь же атмосфера некогда безопасного оазиса изменилась, превратившись в тревожно-гнетущую. И невыносимо было представлять, насколько каверзна и безобразна стала эта система с введением правила о предателях. Мечта Шляпника выбраться отсюда была отнюдь не бессмысленной, но вот средства для её достижения — крайне эгоистичны и жестоки. Я прекрасно понимала, что владение утопией со всеми находящимися в ней людьми означало обладание властью, от которой не так-то просто отказаться. Ею можно упиваться до бесконечности. И в какой-то момент эта власть опьянила Такеру, свела его с ума, и тогда каждый обычный пляжник стал просто игрушкой в руках своего излюбленного Лидера. От Шляпника начало исходить безумие, и было оно чертовски опасным. Стремясь к бесконечной власти над другими людьми, Такеру в итоге потерял власть над собой, а каждый новый день под его пятой становился тестом на выживание для здравого смысла. Назвав это место утопией, он обманывал не только других, но и себя, противореча самому себе, ведь утопия — это то, что неосуществимо. Да и это балансирование на грани жизни и смерти утопией-то назвать сложно. А понятие «идеальная» вообще никуда не вписывалось: как человек, будучи неидеальным, может построить идеальное общество? Да и вообще идеальных людей нет. Это всё лишь слова-уловки для живущих в страхе людей, жаждущих надежды, даже если эта надежда замешана на гигантской порции вымысла и иллюзии. Поглощённая своими мыслями, я внезапно наткнулась на того, о ком размышляла последние несколько минут: на самого Шляпника, который собственной персоной, развалясь на шезлонге возле бассейна, томно наблюдал за извивающимися перед ним девицами в откровенных купальниках. Одна из них сидела на нём сверху и размашистыми движениями языка слизывала густые сливки с его голой груди, изображая неистовую страсть. А сам Такеру с наслаждением поглощал одну за другой мараскиновые черешни. Заметив полуголого Шляпника, я притворилась, что стыдливо прикрыла глаза ладонями, но на самом деле я сделала это для того, чтобы меня не стошнило от увиденного. Недалеко от них, работая личной охраной, ошивался Ласт Босс со своей неизменной подружкой-катаной, которая являлась словно продолжением его рук. Увидев меня, Шляпник стряхнул с себя девицу и улыбнулся своим фирменным оскалом, пряча за ним взволнованный вид. — Такеру, извини, что отвлекаю, но у меня к тебе безотлагательный разговор, — сказала я тоном, не терпящим возражений, пытаясь выдавить улыбку в ответ. Шляпник метнул на меня свой озабоченный взор и с неохотой поднялся с шезлонга. Обогнув беснующуюся толпу, мы торопливо зашли внутрь отеля. Подойдя к конференц-залу, прежде чем открыть двери, Такеру остановился и, показывая пальцем на мой пистолет, произнес: — Оружие. — Что «оружие»? — не поняла я. — Сдай Ласт Боссу. Я оглянулась, еле сдержав нервный смешок. За моей спиной стоял Такатора, который, оказывается, невидимой тенью неотрывно следовал за нами. — Чёртов параноик, — пробурчала я себе под нос, вытаскивая из кобуры «Глок». Лишь только когда я оказалась безоружна, Шляпник распахнул двери, по-джентльменски пропуская меня вперёд, и кивнул Ласт Боссу, который, отделившись от стены, прошёл в зал и встал возле стены, трепетно прижимая катану, словно ничего роднее у него не было. Я недоумённо посмотрела сначала на Такатору, потом на Шляпника и скривила лицо. — Что-то не так? Я полагаю, тебе же нечего скрывать от Номера Восемь? — ехидно спросил Шляпник. Я промолчала, сжав челюсти, иначе наш разговор мог бы закончиться прямо сейчас, так и не начавшись. Такеру выглядел до безобразия самодовольным, и мы ещё не начали говорить, а что-то в его взгляде уже выводило меня из себя. Ласт Босс, молчаливый и пугающий, словно тень, всюду следовал за ним, охраняя его трусливую душу от пути на небеса. В прохладном, не сильно освещённом солнцем помещении Шляпник выглядел бледно, отсвечивая нездоровой усталостью и практически осязаемой тревогой. Не дожидаясь приглашения, я опустилась в свободное кресло, забросив ногу на ногу. Едва я успела сесть, Шляпник заговорил первым, тем самым выдав свою нервозность, вероятно обусловленную теми убийствами пляжников, которые он совершил совсем недавно, и теперь он жил в страхе перед возможными попытками мятежа. — Итак, у тебя какие-то проблемы, Сиана? Шляпник начал сразу с нападения, с тонкого намёка на своё превосходство. — Пока нет, но не исключено, что они в скором времени будут у тебя, Такеру, — с полным спокойствием в голосе ответила я, глядя ему прямо в глаза. Но его оскал не дрогнул, а, напротив, стал лишь шире. — Что ты имеешь в виду? — изо всех сил стараясь скрыть свою озабоченность, спросил Шляпник. — Новое правило и убийство тех четырёх пляжников. — Ах, ты об этом. Ласт Босс, со скучающим видом подпиравший стену, один из немногих, кто был в курсе истинного положения дел, и поэтому разговор, начавшийся с такой щекотливой темы, нисколько не смущал Шляпника, однако в его голосе слышались болезненно усталые нотки. — Да, я именно об этом, потому что ты своим правилом создал неразбериху, буквально посадив людей в клетку, не оставив им право выбора, а потом ещё и убил их. Такеру сделал глоток воды и продолжил демонстрировать широкую улыбку, но улыбка эта парила на грани ненависти. — Сиана, у тебя нет ни одного доказательства. И это, к сожалению, являлось неоспоримой правдой. Шляпнику просто повезло, хотя мы оба знали, что он был чертовски виновен. Ладони сжались в кулаки с такой силой, что впившиеся в кожу ногти оставили следы. Я еле сдержалась, чтобы не ебануть его лицом об стол. Бессилие злило и сводило судорогой конечности. Переговоры — явно не моя сильная сторона, и я уже начала жалеть о своём решении. — К тому же ты знаешь, что как Номер Один я должен поддерживать порядок на Пляже. — И это ты называешь порядком?! Я категорично не согласна участвовать в том, что будет дальше, — сказала я, имея в виду его чёртово новое правило о предателях. — Что ж, пара слов Агуни — и купальники к твоим услугам, дорогуша, в чём проблема? — А в том, Такеру, что я советую тебе прекратить это всё дерьмо. Ты считаешь себя главными в этом мире и не в силах даже задуматься о собственной смерти. Из-за власти ты потерял способность здраво мыслить. Но знай: у тебя слишком много врагов, которые мечтают увидеть твоё падение, кто-нибудь из них обязательно найдёт для этого способ, и ты можешь быть убитым в ответ, потому что это твоя неизбежная участь, порожденная ненавистью других. Сказав это, я замолчала, поняв, что то, что я сейчас произнесла, вполне может стать моей погибелью. К сожалению, слова были произнесены быстрее, чем было получено согласие мозга на их озвучивание. «О чём я, чёрт возьми, говорю?» Но было уже поздно. По виду Шляпник на мгновение опешил от такого вольнодумства, его улыбка тут же увяла, но он быстро взял себя в руки. — Ты мне угрожаешь? — спросил он, достав сигарету, несмотря на собственный же запрет на курение в конференц-зале, и в чуть подрагивающих пальцах начал её нервно крутить. Затем резко вскинул руки, и до сих пор мирно стоящий в углу, словно уснувший, облокотившийся обеими руками на катану Такатора поднял на меня свой безумный взгляд, в следующий миг идеально заточенное лезвие оказалось приставленным к моему горлу, вынуждая почувствовать дискомфорт и некоторую беспомощность. — Я всего лишь предупреждаю, чтобы ты не забывал, что если ты избранный, то не значит, что бессмертный, — попыталась объяснить я, прежде чем Такатора проткнёт мне горло. — Если нам удастся убрать неправильных людей, — Шляпник с выразительным намёком задержал на мне свой ехидный взгляд, — а вместо них на самые высокие посты назначать только правильных, даря им высокий ранг, то на Пляже будет полный порядок. И тогда эти правильные люди будут помогать другим и убирать тех, кто оказывает сопротивление. — Поэтому, Сиана, — сделав акцент на моём имени и давая Ласт Боссу рукой знак убрать от меня оружие, Шляпник продолжил. — Всякого, кто стоит на пути, мы уничтожим, так как средства не имеют существенного значения. Цель их оправдывает. Сами же средства могут быть кровавыми, но конец будет хорошим и правильным. — Неправильное средство никогда нельзя использовать ради правильной цели, — возразила я, уже подостыв и стараясь говорить без подключения эмоций. — У нас немало других способов, кроме убийств, для того, чтобы заставить игроков вести себя правильно. Можно подумать, ты об этом не знаешь. — Когда я очищу Пляж от всех предателей, тогда вся власть, что в моих руках, станет непоколебимой, — провозгласил он, полностью проигнорировав мои слова, и стряхнул пепел в массивную, обделанную серебром и украшенную черепахами пепельницу. — Поэтому я применю любые формы принуждения, даже кровавые. «Мерзкий, возомнивший себя Богом ублюдок». — И ты будешь спать спокойно, Такеру? — спросила я, тоже решив нарушить правило, неторопливо закуривая сигарету и изо всех сил сдерживая нервную дрожь и желание бегать кругами. В напускной задумчивости Шляпник заинтересованно приподнял бровь. — Что, прости? — Ты будешь спать спокойно, — со злостью повторила я, — после того как погубишь чужие жизни? — О, не сомневайся. С таким обязывающим положением я сплю как младенец, — растянув рот в улыбке, промурлыкал Такеру. — Блять, ты находишь этот разговор забавным?! — раздосадованно спросила я, уже злясь на себя. Я хотела вывести его из равновесия, но в итоге вывела себя. Невыносимо захотелось встать и уйти, раствориться в воздухе, провалиться сквозь землю, сделать что угодно, только бы закончить разговор. Но при взгляде на Шляпника у меня всё же были сомнения, что это действительно так и есть. Его ответы звучали дико и абсурдно. Да всё это было дико и абсурдно! И ни капли не смешно. — Ты сам-то себя хорошо слышишь?! — не выдержав, я сильно повысила тон, едва не подавившись сигаретным дымом. Громкий смех Шляпника разнёсся по помещению, эхом отзываясь у меня в голове. «Так двумя словами, — думала я, глядя на словно окончательно потерявшего рассудок Шляпника, — можно легко перечеркнуть человеческую жизнь, и без того полную трагизма, лишений и испытаний». Мои губы скривились в пренебрежительной гримасе. Понимая всю бесполезность этого разговора, я встала и молча направилась к дверям. — И не старайся так храбриться! — бросил мне вдогонку Шляпник. — Не впечатляет. Подобных тебе бунтарок я ем на завтрак, запивая клубничным смузи. К тому же твоё положение здесь шатко, а ты сама ещё жива лишь благодаря тому, что я в тебя до сих пор верю, в твои пока безрезультатные исследования и тому, что ты обеспечила себе надежный тыл, трахаясь с Нираги, которого Агуни ценит как самого сильного боевика. Это единственные причины, по которым я ещё не отдал распоряжение тебя убрать. Стой! Не торопись, — нагнал голос Шляпника в тот момент, когда мои пальцы уже коснулись ручки двери. — Мы ещё не договорили. Теперь я хочу кое-что тебе сказать. Как-то угрожающе это прозвучало… Но я всё же остановилась, повернулась к нему лицом и непонимающе нахмурилась. Внезапно он развернулся и молчаливым жестом попросил Такатору выйти из зала. Затем Номер Один закрыл дверь на ключ и скрестил руки на груди, внимательно смотря на меня. Сердце непривычно быстро забилось, заставив меня напрячься. Обычно он так не поступал, не запирал дверь на ключ. Считалось, что двери конференц-зала были единственными во всём отеле с не сломанными замками. Однако, как выяснилось некоторое время назад, не единственными. — Теперь давай отбросим формальности, Сиана, — произнёс Шляпник, натянув подобие улыбки, значение которой он и сам не совсем понимал, и окинул меня похотливым взглядом. — Находясь столько времени с Сугуру, ты наверняка уже многое умеешь… Мне показалось, что Шляпник облизнулся. До чего мерзко. Я остолбенела. Что он несёт? Это же не может быть всерьёз? Шляпник — вечно скучающий придурок, придумывающий себе развлечения на ровном месте, у которого каждый день столько женщин, сколько его душе угодно. И вряд ли он настолько умирал от разочарования в них, что ему вдруг понадобилась я. — Вот именно, Такеру, я с Сугуру и только с ним, — ответила я, всё ещё не веря в то, что слышу. — Но ему же не обязательно обо всём знать, ведь это не в твоих интересах, если не хочешь, чтобы он тебя убил, — с невозмутимым спокойствием ответил Шляпник, уловив, что я правильно растолковала его гнусное предложение, и сверкнул своей широкой улыбкой. — Ты плохо знаешь Сугуру, он скорее убьёт тебя, чем поверит хоть одному слову, произнесённому твоим поганым ртом, — процедила я гневно. — Он поверит словам Агуни, в этом можешь не сомневаться, — я снова подошла к двери, но слова Такеру остановили меня, намертво впечатав в пол. Он сделал несколько шагов, сократив расстояние между нами так, что его ехидное лицо оказалось в пугающей близости от моего, но я не шелохнулась. Шляпник нагло провёл пальцами по моей груди, и чёрная пелена гнева словно закрыла мне глаза. Мои пальцы автоматически коснулись пустой кобуры, со всей силой впиваясь ногтями в толстую кожу. — Гх, — издала я непонятный звук. — А? — сразу отреагировал Шляпник. — Ты что-то сказала, Сиана? — сказал он, сверкая ядовитой ухмылкой. — Держись от меня подальше! Мне пришлось поднять глаза к потолку, чтобы наши взгляды не встретились, иначе я могла бы прямо сейчас сделать то, о чём впоследствии пришлось бы пожалеть. В номере Такеру находилось достаточное количество массивных вещей, которые с моей помощью без труда могли бы проломить его череп. Нельзя сказать, что меня часто посещало желание проломить кому-нибудь голову, но последние дни выдались довольно нервные, а то, что происходило сейчас, являлось для меня настоящим шоком. — Итак, Сиана, — нарочито деловым тоном произнёс Шляпник. — Я даю тебе семнадцать дней для исследований, как раз до конца месяца. И если результата по-прежнему не будет, у тебя останется лишь два выбора: моя широкая постель с атласными простынями либо яма с трупами, в которую, по приказу Агуни, Нираги лично отнесёт твоё тело. Второй исход событий я обеспечу тебе легко и просто: однажды в твоём номере найдут спрятанные карты, — произнёс он, наливая виски в стакан. — А хочешь узнать самое приятное? — продолжил он, с грохотом поставив бутылку обратно на стол. — Самое приятное в том, что у тебя не будет выбора, и если ты хочешь дожить… досуществовать до конца месяца, тебе стоит принять мои слова всерьёз, — сказал он, задумчиво рассматривая стакан с виски на свету и любуясь танцем преломленных льдом солнечных лучей. Мурашки побежали по всему телу от уверенности, звучащей в его голосе. И для такой уверенности у него были все основания. Моя рука второй раз за наш разговор потянулась к кобуре, которая, к огромному сожалению, была пуста. «Как же хочется его прикончить прямо здесь и сейчас», — думала я, стиснув зубы. Действительно, с исследованиями дела не продвигались совсем. Я уже изрезала большое количество трупов, однако ни чип, ни даже чего-то похожего на чип, как и вообще чего-либо инородного, не обнаружила. И Шляпник, прекрасно зная это, решил обезопасить себя от возможных дальнейших неповиновений с моей стороны. Вынуждая согласиться на его предложение, он пошёл на двойной шантаж. В случае моего согласия Номер Один будет держать меня под прицелом страха перед Нираги, в случае отказа он объявит меня предателем. Даже размышлять об этом было дико и мерзко. Мой отказ приведёт к отсчёту времени до смерти. Шляпник прекрасно понимал, что Нираги мне не поверит и уж точно не простит, если вообще не решит прикончить сразу же. Но Сугуру не верит Шляпнику, зато верит Агуни, словно отцу. А вот Агуни и Шляпник… Их точно что-то связывает, и это что-то точно появилось, прежде чем была создана эта утопия. Я прекрасно понимала, что, как у Номера Один, у Такеру не было недостатка в женском внимании, скорее наоборот вызывало удивление, как ему порой не надоедал весь этот каждодневный круговорот гламурных девиц, эпицентром которого он был, и я как сексуальный объект, тем более не имеющая никакого отношения к гламурности, вряд ли была ему интересна. Он хотел сломить меня, чувствуя страх и опасность, желал поменяться ролями, унизить меня, поставить на колени, заставить испытать то, что чувствовал он сам. Я ощущала, что предвкушение этого горячило кровь, будоражило его мозг и загнившую душу. Его возбуждало представлять то, как я умоляю, это давало ему пьянящее ощущение силы и власти. Он манипулировал и игрался, будто марионетками, с жизнями людей, запертых в тесном — лишь объективно большом — пространстве идеальной утопии. — Я знаю, чего ты добиваешься, — прошипела я, почти не разжимая губ. — Но нет, Такеру, я не поведусь на эту провокацию. Сугуру прекрасно знает, что мне плевать на твои карты, и знает, что я не верю в твою недо-идеологию. Тебе не удастся его убедить в том, что я украла карты. В ответ Шляпник лишь сузил глаза и произнес: — Я всё сказал, Накири, — и, кивнув мне в сторону двери, добавил: — Тебе решать, как поступить и что делать дальше.

***

Как только разговор не по душам со Шляпником закончился, я вырвалась из душного помещения конференц-зала, словно на ватных ногах, чувствуя, как горит земля под ними. Вырвав пистолет из рук невозмутимого Такаторы со словами: «Спасибо, что подержал», — я пошла на улицу, срочно нуждаясь в свежем воздухе. Это место меня больше не держало и не притягивало, как ранее. Результатом только что закончившегося разговора стало осознание того, что игры теперь не единственная для меня проблема в этом мире; основной угрозой являлся безумный человек по кличке Шляпник, который загнал меня в смертельную ловушку и живой из неё точно не собирался выпускать. Несмотря на то что ситуация выглядела как грёбаная безнадежность, я не была столь беспомощна, чтобы, испугавшись угроз Шляпника, смириться. Покинуть Пляж и остаться в живых не являлось сложностью. Я бы могла легко сбежать, взяв часть оружия, просто уехать и не вернуться, но я не хотела уходить без Сугуру. Но сейчас всё изменилось. Для меня. Я больше не отождествляла себя с этим местом и этими людьми. И лишь Сугуру оставался единственным человеком, рядом с которым я удерживала себя в этом безумии, не смея поставить его перед выбором, боясь, что он, как в тот самый первый раз, прожжёт меня насквозь чёрными глазами и безразлично скажет: «Иди». Иногда мне казалось, что самые искренние и светлые чувства он испытывал лишь к своей винтовке. И я боялась, что он так легко даст себе меня потерять, что я не выдержу конкуренции с тем самым ощущением могущества, которое давало ему нахождение на Пляже. Мне, конечно, льстило, что мой парень являлся далеко не последним человеком в этом чёртовом месте, но сейчас это резко перестало иметь какое-либо значение для меня. Чёрт возьми, я жертвовала своей безопасностью, чтобы быть с парнем, которого я… «Которого я что?» Я всё ещё не могла понять, какое именно чувство удерживает меня рядом с Нираги. По сути, Сугуру являлся всем, что было у меня в этом мире и по-настоящему волновало. Возможно, я просто находила в нём забвение и укрытие от реалий Пограничья, уже отвыкнув выносить одиночество и не желая возвращаться к нему снова, а возможно… Я поднесла ко рту стакан с кофе. Горячий напиток обжёг губы и язык, но я проигнорировала это, всё ещё размышляя над разговором с Такеру. «Надо бы срочно найти Сугуру и поговорить с ним». Но Нираги нашёл меня сам. — Опять пьёшь это дерьмо? Недовольный голос раздался над моим ухом. Он ненавидел кофе и терпеть не мог, когда его пила я. Взяв стаканчик, я вылила тёмную жидкость в соседний цветущий куст и подняла глаза на парня. — Так устраивает? — Вполне, — сказал Нираги, садясь на рядом стоящий стул. — Так больше продолжаться не может, — начала я. — О чём речь? — напрягся Нираги, скривив губы. — Ни о чём, а о ком. О Шляпнике. Давай признаем, — в моём голосе прибавилось настойчивости, — сейчас он не лучший руководитель. Он сделал из нас пешек, глупых безвольных пешек, готовых исполнять всякую нелепость и совершать любое преступление, которое он придумает, для достижения своих целей. — Чёрт, детка. Ты, блять, убиваешь меня своими мрачными загадками. Я вообще не улавливаю, говори конкретно, — недовольным тоном нетерпеливо сказал Сугуру, закуривая. — Скажи… Тебе самому ещё не надоело выслушивать эту чушь, которую Такеру каждый день нам навязывает и которую проверить-то нельзя? Сугуру молча смотрел на меня, видимо ожидая завершения, но я только начала. — Неужели ты не понимаешь, что нас заперли тут и гоняют по кругу, пока живы? Пляж — это ловушка, которая отнимает шансы на возвращение, а не предоставляет их, — я осторожно прощупывала почву, понимая, что в разговоре с Сугуру это чрезвычайно опасная тема. — Но вырваться можно. Быть не здесь, а везде и вне правил… — слово за словом мечтательно тянула я, стараясь не выглядеть слишком заинтересованной. — Говори яснее, что ты хочешь? — прервал меня Нираги, и его глаза смотрели настолько серьёзно, что заставляли поёжиться. Я встала, обойдя его со спины, наклонилась, обняла, положив голову ему на плечо, и, чуть понизив тон голоса, произнесла: — Давай сбежим отсюда. Нираги сразу отстранился и удивлённо посмотрел на меня сбоку. — Я что-то не понял. Это ты так придуриваешься? — поинтересовался он, прищурившись. Понимания в направленном на меня взгляде не прибавилось. Наоборот, он смотрел так, будто мне в голову стукнула неведомая блажь. — Нет, я серьёзно. — Да ты чокнутая, — произнёс Нираги, отворачиваясь, небрежно сбрасывая мои руки с плеч. — Ничего ещё абсурднее нельзя было придумать? — Послушай же! Изначально мы должны были следить за порядком, а теперь мы убийцы. Но Нираги, похоже, совсем не волновало запредельное возмущение, плещущееся в моих глазах. — Те парни, которых мы добили по велению Такеру, могли бы выжить: пули не задели важных органов. Ты понимаешь, что мы делаем?! Осознаёшь?! — Да плевать что! — он стукнул по столу кулаком, и окружающие настороженно на нас покосились, не смея поднять глаза. — Сдохли и сдохли! Нашим делом было их окончательно добить, а не разбираться в причинах. Вполне возможно, что Сугуру тоже не хотел лишний раз убивать людей, но на это можно было только надеяться, зато я точно знала, что рисковать своим статусом Нираги хотел ещё меньше. Это место слишком много значило для него, оно было его страховкой. — Ты схуяли вдруг такая правильная стала, а? Он поднял глаза, пристальным взглядом ощупывая каждый миллиметр моего лица. Сугуру смотрел на меня так несколько секунд, как будто о чём-то догадывался и хотел что-то сказать, но потом передумал, и его взор вновь стал отстранённым и жёстким. Привычным. Я промолчала, сжав губы. В три затяжки прикончив сигарету, Сугуру поднялся, почти отбросив стул в сторону, и ушёл, оставив меня без кофе, зато наедине с неутешительными мыслями. Вполне объяснимый страх проник в мозг и начал разноситься по всему напряжённому телу. Теперь я впервые не знала, что делать, куда идти, как спасти свою жизнь; вдруг всё разом потеряло смысл; отчаянно захотелось домой, в прежний мир, к своему пусть и не шибко радостному, но зато относительно безопасному существованию. Весь нынешний мир — это не больше чем заблуждение, которое вмиг потеряло все свои бессмысленные смыслы. Теперь моя основная цель — возвращение в прежний мир, и я была намерена к ней идти. Со вздохом посмотрев на небо, я поднялась со стула. Тёмные тучи, коих утром не было и в помине, заволокли всё — начался мелкий дождь. Бегая напряжённым взглядом от тучи к туче, я лихорадочно думала, как поступить в данной ситуации. Моя рука снова потянулась к висящему справа оружию. Загнав меня в ловушку и решив, что вправе предъявлять мне свои дерьмовые требования, тем самым Шляпник подписал себе смертный приговор. Там, в конференц-зале, он смотрел на меня таким взглядом, словно знал, что я должна испугаться, но моё преимущество в виде пистолета в моей крепко пристегнутой кобуре было весомее всех его угроз и пугающих взглядов. Осознавал ли этот самовлюблённый мудак, что идти против того, кто имеет при себе огнестрельное оружие, — не самая разумная идея? Наверное, именно сейчас настал тот момент, когда надо им воспользоваться по правильному поводу и без тени сожаления. Я встала и, на ходу снимая пистолет с предохранителя, направилась в сторону конференц-зала. Я отдавала себе отчёт, что действую инстинктивно, позволяя своему гневу взять верх вместо того, чтобы мыслить рационально, но это лишь придавало мне решительности разобраться со всеми проблемами одним точным выстрелом. Подойдя к массивной двери, я схватилась за ручку, но остановилась, уловив еле слышные голоса по ту сторону. Прислушалась. — …она — слабое звено в нашей системе, — донёсся до меня раздражённый голос Такеру. «С кем он, чёрт возьми, меня обсуждает?» — …из-за неё могут возникнуть беспорядки. — Снова послышался голос Шляпника. Что отвечал его собеседник, слышно совсем не было, но то, что говорил сам Шляпник, я могла расслышать. Видимо, он нервно расхаживал по залу, потому что его голос то удалялся, то приближался снова. — …пришла сюда… Да… Намекала на мятеж. Внезапно голос почти стих, послышались приближающиеся к двери шаги, и я, сорвавшись с места, побежала к лифту так быстро, как умела. Забежав к себе в номер, я сразу пошла в ванную комнату и сполоснула лицо ледяной водой, глубоко вздохнула, глядя на отражение в зеркале, плотно закрыла кран и вернулась в комнату. Эмоции поутихли, здравый смысл вернулся. Встав перед открытым шкафом, я сняла топ, который после прикосновения к нему Шляпником стал казаться грязным, и начала стягивать с себя ненавистный лифчик. В тот момент дверь открылась; я повернулась, даже не успев прикрыться. На пороге номера стоял Ласт Босс. — Такатора, ты специально именно такой момент выбираешь, чтобы зайти? — Агуни ждет тебя, — безэмоциональным голосом сообщил Ласт Босс. — В служебном помещении. Я слегка опешила. «Служебным помещением» называлось место, откуда люди с помощью моих и Сугуру усилий попадали прямиком в яму с трупами. — Почему именно там? Ты точно не ошибся? Но дверь уже захлопнулась. «Чёртов придурок».

***

Глупо было думать, что Агуни захочет говорить по душам, но почему он выбрал именно ту комнату? Вопрос бился в голове, словно муха о стекло: раздражающе настойчиво. Я шла в служебное помещение, помня о том, что лучший разговор с Агуни — короткий разговор. И если в конференц-зале вместе со Шляпником был он, то я примерно представляла, что ему мог наговорить чёртов Номер Один, кроме того, что я уже успела услышать. Но, несмотря на это, упрекнуть Агуни меня было нечем, а значит, наша беседа должна быть короткой и несодержательной. Так я успокаивала себя по дороге до комнаты. Если у меня не получится блефовать, буду играть в открытую. Дело приняло опасный оборот, и Агуни должен знать причину моих проблем. Поборов волнение, я вошла в комнату и тут же оказалась под прицелом прищуренных глаз. Агуни стоял, словно скала, скрестив руки на груди. Обычный его жест перед важными разговорами. Увидев меня, он потёр пальцами щёку и процедил: — Сядь. Я послушно села. Агуни подошёл, встал напротив меня, опёрся обеими руками на стол, нависая над ним всем своим телом, наклонился ко мне и сказал: — Сейчас я задам тебе один очень важный вопрос и хочу, чтобы ты отнеслась к нему со всей серьёзностью и ответила честно. — Агуни, я… — Не перебивай! — рявкнул он и продолжил: — От твоего ответа многое будет зависеть. В том числе и то, как сложится наша дальнейшая беседа, чем она закончится и как быстро ты отсюда выйдешь. — Впечатляющий анонс, Агуни, — буркнула я, откидываясь на спинку стула. Разговор намечается куда серьёзнее, чем я предполагала. — Умеешь ты заинтриговать. Спрашивай. — Шляпник недоволен тобой. — Это у нас взаимно. — А теперь отбросим предисловия. Скажи мне напрямую: ты собираешься устроить мятеж? Я покачала головой. — И в мыслях подобного не было. — Я обещал тебе серьёзный разговор. А теперь слушай и вникай, — произнёс Агуни голосом, от которого у меня по коже пробежал неприятный холодок. — Не советую начинать войну, — покачал он головой, — в которой ты проиграешь. Агуни продолжал, словно не слыша моего ответа. — Я это учту, — вяло произнесла я, утомлённо закатив глаза, и вздохнула. Реагировать было лень. — Ты в скверной ситуации, Сиана. — Хотя голос босса был спокойным, в нём было что-то злое, что заставило меня испугаться. — Я это очень хорошо знаю, Агуни, — равнодушно ответила я, старательно гася чёртовы вспышки волнения. — Также я знаю, что ты хотела покинуть Пляж. Я удивлённо вскинула брови. Но Агуни не требовалось никакого ответа. — Ты уверена, что хочешь учиться именно на своих ошибках? — поинтересовался он, смотря на меня не мигая, отчего я начала нервничать ещё больше. — Людям ведь свойственно наблюдать за окружающей действительностью и делать из этих наблюдений какие-то выводы, влияющие на дальнейшее их поведение. Кому, как не тебе, это не знать? — Мне любопытно, а какой ответ ты сейчас рассчитываешь услышать? — поинтересовалась я, стараясь выиграть время для обдумывания того, что стоит говорить, а что — нет. — Я хотел бы получить ответ, хоть немного объясняющий происходящее, — ответил Агуни. — Я догадываюсь, что ты ещё до основания Пляжа был связан со Шляпником, поэтому терпишь все его выходки! — наконец не выдержала я. — Что вас, чёрт побери, связывает? Сказав это, я тут же пожалела, глядя, как наливаются кровью глаза Агуни, мысленно ругая себя за неумение вовремя закрыть рот и не нарываться на неприятности. — Вопросы здесь задаю я, ясно?! — стукнув кулаком по железному столу и оставив на нём внушительного размера вмятину, прорычал он и пригрозил: — Ещё раз попробуешь не ответить на мой вопрос, и я прострелю тебе ногу. Тебя это, конечно, не убьёт, но походку явно не улучшит. Задавать вопросы разом расхотелось. Конечно, я знала, что не очень нравлюсь Агуни, но не ожидала, что настолько… Босс сжал руки в кулаки, резко повернулся ко мне, разжимая их, вздохнул, сплюнул на пол и сказал уже более спокойным голосом: — Давай так, ты не будешь задавать глупых вопросов и вообще помолчишь, пока я говорю? И никаких попыток меня обмануть, иначе я передумаю действовать по-хорошему. Я кивнула. — Зачем ты приходила к Такеру и угрожала ему? — У меня не было никакого плохого умысла, я лишь хотела с ним поговорить. Признаюсь, что я хотела уйти с Пляжа, но Сугуру слишком привязан к своему положению тут, а я — к Сугуру. Поэтому, Агуни, расслабься и передай Шляпнику, что мы по-прежнему остаёмся его верными пешками. Ответом стал мрачный вздох. Я ощущала его дыхание и лёгкий запах табака, когда он произнёс на выдохе: — То, что ты говоришь, правда? — голос звучал ровно, без угрозы, но и без проблеска понимания или надежды. — Ты ведь не хочешь, чтобы тебя убили? — Нет, конечно. Агуни лишь хмыкнул и недоверчиво посмотрел на меня. — Хорошо, Сиана, надеюсь, ты меня тоже поняла, поэтому я и объяснял так тщательно. Я снова кивнула. — А теперь иди.

***

Выйдя к бару, я оглянулась по сторонам. Нигде не заметив Сугуру, взяла кофе и села за столик. После четвёртой чашки мне полегчало, но в ушах по-прежнему гудело. Несмотря на то что я была готова к неожиданностям, меня застали врасплох. На кону теперь стояло слишком многое. Жизнь.