Псалом 90

Старенький пикап, уверенно скрипя, свернул с шоссе, - шины громко зашумели по мелкой гальке и белому песчанику; дождя давно не было. Это, конечно, было плохо: по радио то и дело передавали новости о лесных пожарах, а старушки в участке сперва мимолётно жаловались о своём неполитом несанкционированном садике, а потом заявляли о пропаже своего кота. Но горе пожарника - радость полицейского. Лес вырастет, а новый след на месте преступления никто оставлять не будет. В машине было двое. Они вышли в небольшой роще в нескольких футах от основной дороги. Такой наглости и дерзости никто давно себе не позволял, - совершать преступление таких масштабов так близко от основной дороги и даже не бояться о том, чтобы как-то его скрыть... Но это было уже третье убийство за два месяца. Те же обстоятельства. Тот же метод. То же орудие. Те же следователи. Те же детективы. - Коней попридержи, ковбой, - мужчина средних лет, кашляя, вышел из машины, внешностью и одеждой ничем не уступая её потрёпанному кузову. Уставшие глаза, нестриженные волосы с сединой, несколько дней небритое лицо; запахло сигаретами и дешёвым кофейным ликёром. - Будешь выходить, ручку вверх поверни. Дверь со стороны пассажирского сидения с грохотом упала на землю. - Я ж сказал. - Да шоколадным глазом ещё скажи, - второй молодой человек раздражённо перешагнул через своеобразное новое препятствие и харкнулся. - Стол твой за ногу, забыл. Потоптавшись на траве, он потянулся обратно в салон, держась одной рукой за боковое зеркало, после чего вытащил чёрную, дорогую, ковбойскую шляпу. С тёмно-коричневой кожаной косухой она смотрелась немного нелепо - но хотя бы сочеталась с бахромой на спине. - Как-то странно ты отказался от мата. - Чья бы перегарная корова мычала, начальник. Старший детектив ухмыльнулся. Дальше они шли в тишине. Полицейская лента небрежно висела между двух деревьев. Формальность, но необходимая. Офицер помоложе увидел её быстрее, - широким шагом подошёл к ней вплотную, не теряя ни минуты, но был вынужден стоять и ждать, сверля взглядом медленную прогулочную походку своего напарника. Для него это дело было первое; для другого - последнее. Трудно сказать кому повезло меньше. - Детектив Галлахер, - сказал яркий фонарный свет, который быстро сменился на серьёзное лицо офицера Амир. - А, и Бутхилл. Забыла. Неважно. Она пожала руку Галлахеру, подождала пока тот соизволит пройти под оградительной лентой и повела его к самому месту преступления. Бутхилла она ждать не стала. - Хотя бы имя моё запомнила, умница-разумница, - невоодушевлённо сказал он, скрипя зубами. - В тот раз назвала меня Бутуз. - Как ещё раз? - Галлахер даже не стал пытаться сдерживать свой смех. - Ну, слушай, тебе идёт, дружище. Задумайся. - Спасибо, босс. - Детектив-ковбой Бутуз. - Да чтоб тебя... Амир шикнула и прервала начало тирады Бутхилла, указав на побитый кустарник. Галлахер нахмурился, потрепал напарника по плечу и скрылся за небольшими деревцами. Тот двинулся следом. Они на месте. Обочины, лесополоса, полевые дороги всегда пользовались какой-то невероятной популярностью у преступников. А особенно они им нравились, если все эти места находятся рядом с каким-нибудь богом забытым городишкой с численностью населения в пятьсот человек и меньше на юге Флориды, где любые доказательства рано или поздно либо утонет в болоте, либо съест запутавшийся аллигатор. Очень удобно. Для преступника. Галлахер лично рыться в грязи не любил. Бутхилл говорил, что тоже, - но почему-то не упускал ни одной возможности лишний раз поползать по траве в поиске любых следов или улик. Галлахер тяжело выдохнул и, пошарившись в кармане, достал из него серебряную зажигалку. Та с щелчком открылась и холодным оранжевым светом на мгновение осветила окружающую их картину. Галлахер закурил. - Вот же срань. Они стояли посреди свежескошенной и стоптанной десятками ног поляне. По ней, как мухи, летали офицеры полиции. Вдалеке кто-то разговаривал со свидетелями. Работники скорой собирали свои вещи. Судмедэксперт устало помахала им рукой. Посреди поляны лежала молодая девушка. Мёртвая. Распятая. - Меня гложило ужасное чувство, что вы можете не прийти, - Ханья говорила тихо. Кратко. Но честно. - Жертва была установлена. Я её осмотрела. Быстро и мельком, но причину смерти установить оказалось не так трудно, как мне казалось. - Та же самая? - Бутхилл приподнял шляпу и кивнул. - Да. Ножевое ранение. Галлахер задумчиво выдохнул облако табачного дыма, смотря в противоположную от них сторону. - Жертва - дочь владельца банка в центре города и архитектора из мэрии. Аста, - прочитала его мысли Ханья и грустно улыбнулась. Ханья работала в их участке уже несколько лет. Робкая. Закрытая. Но ко всем погибшим всегда относилась с благословенным трепетом: изучала всю их историю болезни, биографию, участок тела, забывая про сон, еду и саму себя. С Галлахером вне работы они обшались мало, но ничего плохого о ней он сказать не мог. Разве что о её старой судимости. Но все не без греха. Она поправила ободок с витьеватым узором, спрятав за уши упавшие ей на лицо поседевшие волосы. Галлахер сделал ещё одну затяжку. Последние несколько месяцы потрепали всех. - Иди отдохни, - он приподнял ботинок и потушил сигарету о подошву, пряча её в карман пиджака. - Свидетели есть? - Если таковые и были, то они скрылись вместе с убийцей. Здесь только родители и святой отец. - А церковника на кой сюда притаранили? - Отозвался Бутхилл, бросив взгляд на стоявших на другом конце поляны плачущих мужчину с женщиной и одинокого молодого человека в светлом, красивом костюме. Ханья пожала плечами, ожидая слов Галлахера. Тот сперва посмотрел в ту же сторону, куда и Бутхилл, а потом окинул того хитрым взглядом. - Иди и спроси. Всё тебе покажи да расскажи. За работу, ковбой. Дважды его просить не надо было. Работа Бутхиллу, в целом, нравилась. Ему нравилось общаться с людьми - помогать им, добиваться справедливости и чувствовать свою полезность. Было в этом что-то эдакое, что-то родное; правда, признаться честно, городские расследования от сельских отличались кардинально. Там он разъезжал от ранчо к ранчо либо на машине, либо и вовсе на лошади - такой вальяжности, как пройти пару футов от одного края натоптанной травы до другого ему не давали. Хотя и неловко обходить человеческие трупы ему не доводилось. Осмотреть тело он успел лишь краем глаза - в сторону свидетелей за ним последовали сам Галлахер и Ханья, тихо обсуждая что-то между собой, после чего они встали и удачно загородили всё спиной. Зачем Бутхилл, конечно, понимал. Вести беседу с родителями и знакомыми, - в данном случае знакомым, - было куда удобнее, когда они не видят свою мёртвую дочь. Да и самому Бутхиллу на душе от этого как-то было легче. Легче не видеть пустой, холодный взгляд уже подсохших глаз; выражения лица, как у мраморной куклы. Бледной посиневшей кожи. Неудобной позы, - такой, будто бы она сейчас должна поправить руку или ногу, повернуть голову; такой, что ты смотришь на неё и ждёшь хоть какого-то движения, находишься в предвкушении: слушаешь прелюдию, которая никак не кончится, потому что музыкант продолжает играть одни и те же ноты, нажимать одни и те же клавиши раз за разом, раз за разом, раз за разом, а ты сидишь и слушаешь. И смотришь. Бутхилл снял шляпу. - Мистер и миссис... э... эм... - Вы детектив? Первое впечатление Бутхилл производил всегда либо невероятное, либо провальное. Он про себя выругался. На фоне родителей Асты новенький детектив выглядел скверно - те, даже несмотря на то, что были в домашней одежде, смотрелись чересчур сногшибательно: отец в вельветовой пижаме с инициалами и лакированных ботинках явно сшитых по индивидуальному заказу; мать в пурпурной шёлковой ночнушке в пол, поверх которой был накинут бархатный халат и брендовый мужской пиджак. У них даже волосы будто бы росли богаче, чем у Бутхилла. Хотя что с него взять - тому, прости господи, повезло, что он со своим цветом кожи, национальностью и отсутствием наследства мог позволить себе подойти к ним ближе, чем на три мили. - Да, - Бутхилл достал свой жетон, который мистер и миссис Родители-Асты внимательно осмотрели перед тем, как как его убрали обратно во внутренний карман. - Можно просто Бутхилл. Потом к вам может подойти ещё детектив Галлахер, но он, как видите... Галлахер и Ханья всё также стояли к ним спиной. Его напарник, кажется, зажёг новую сигарету и недовольно смотрел вниз. Мать Асты снова заплакала. - Простите, - извинился её муж, приобняв её за плечи. - Можете дать нам пару минут? - Без проблем, сэр. На лице Бутхилла появилась сочувственная улыбка, которая, кажется, сработала. Отец Асты кивнул ему в ответ и отвернулся, что-то шепча своей жене. Что-то спрашивать у них было бесполезно - по крайней мере сейчас. Да и Бутхиллу делать этого как-то не хотелось. Ему оставалось только... - Поистине ужасный день для нашего прихода. Ещё одна невинная душа покинула нас. Перед ним, будто бы одновременно из ниоткуда и откуда-то, появился молодой человек в сутане - наглаженной, даже несмотря на то, что вызвали на место преступления свидетелей, наверное, ещё до рассвета. Светлые, расчёсанные волосы, которые кудрями падали на непривычно хрупкие, женственные плечи; болезненно бледная, почти фарфоровая, полупрозрачная кожа, на которой то и дело были видны вены. Бутхилл опустил взгляд на руки и ноги незнакомца. Тёмные брюки и ботинки, которые каким-то образом оставались чистыми. Перчатки, прикрывавшие предплечья, но кончавшиеся прямо у локтей. Пальцы... - Простите, - снова раздался его тихий, вежливый голос. Праведный. - Я не расслышал ваше имя. Мы, кажется, раньше не встречались. В тёмно-карие глаза Бутхилла смотрела пара голубых. - Бутхилл, - полицейский протянул священнику руку. Тот удивлённо её пожал. - Вы, я так понимаю, святой отец? - Вы мне льстите. Пока ещё дьякон, - он тихо, но всё также вежливо, засмеялся. - Но веду службы, так как отец Гофер с недавних пор заболел. Аста и её родители наше прихожане, Господь упокой её душу. Как легко вести с ним опрос. Бутхилл задал ему всего один вопрос, а тот ответил на все десять. - А по имени? - Извиняюсь, совсем забыл. Меня зовут Воскресенье. Дебильное какое-то имя. Но хорошее для святоши.