В ожидании тепла

***

— Дождь —

Скрылись слёзы под грозой,

Сердца ритмы сбились в унисон, Под навесом мы с тобой Наверняка отыщем сон.

Колет пальцы от мороза, Влезшего к нам в жилы;

Но не печалься, моя роза, Его отправим мы в могилы.

Я согрею вместо лета, Ты не плачь, моя любовь, Ведь мои руки лучше пледа Твоим пальцам обеспечат кров.

Твоя вечность — моя скорбь, И вместе с тем — услада.

От неё по телу дробь,

Она – моя отрада!..

Я живу тем, что ты живёшь —

Не страшно, если вечно.

Ибо, если ты поёшь,

Наше бремя скоротечно…

***

      Было холодно: это ничуть не удивительно, ибо в горных высотах всегда царствовали и царствуют низкие температуры и зябкость. Облака изо дня в день пускают туманный шлейф по пространству, а влага кристаллизуется на плечах верхних одежд, подоле и прядях, дополнительно обращаясь инеем.       На одном из таких горных массивов, находящемся как будто на задворках самой Поднебесной, блестел белый-белый снег. Немудрено: север. И среди всего этого многообразия зимы рос хвойный богатый светлой духовной энергией лес. Эта гора – а точнее, её пик – звался Хули Чаншэн Чу.                    Люди здесь не жили. Ни одного поселения нельзя было сыскать в радиусе в несколько ли. Сплошная пустошь! Конечно, за поколение существовало несколько отчаянных и бравых кланов заклинателей, желавших обосноваться близ лисьего гнёздышка, но все они по неким причинам здесь не задерживались.                    Да и ранее, до того, как образовалось лисье убежище, здесь не возводились города и сёла. Всё потому, что, несмотря на обилие духовной силы в горах и окраинах подножия, в этих краях было неспокойно для души – тяжело ужиться. Возможно, всё дело было в том, что места эти и леса не желали принимать в свои дебри галдящий люд. Им, горам, хвое, озёрам и речушкам, по душе была тишь да безмятежность, а не лай торговок и гогот пьяни из подворотен.                    Хотя… пожалуй, стоит сделать одно уточнение: люди здесь, на самом пике, всё же жили. А точнее, один. Человек, существующий подле воинов-тэнгу и двух грозных хули-цзин.                   Чаншэн Чу – местечко загадочное: здесь возвышаются тёмно-красные – почти кровавые – черепичные крыши с силуэтами феникса на коньках; стены из чёрного-чёрного дерева с резными фрагментами, изображающими лотосы, у пола; высокие ворота с замершими в рисунке фениксом и лисой с девятью хвостами, лежащими в обнимку. Несмотря на царствующий в округе холод из-за горной местности, за золотыми прутьями ворот было тепло – будто был ласковый апрель. Он царствовал здесь круглый год, оттого не возникало сомнений, что вечная весна являлась искусственной.              Цвели красные клёны, магнолии, вишня и яблони. В глубине Дворца, именуемого Чунтянь , раскинулось окружённое садом кристально чистое озеро, похожее на зеркало, с беседкой посередине и плавающими по хрустальной глади чувственными фонариками в виде золотых и охровых лотосов: вероятно, когда приходила пора зажигаться ввиду наступления ночи, их свет и вид походил на россыпь маленьких солнышек, чьё сияние отражалось от водной поверхности и в пространстве рассеивалось, делаясь много шире и уходя ввысь.                   Сейчас было довольно-таки раннее утро — уж приближался час дракона , — оттого лотосы мирно спали, готовясь превратить с наступлением темноты обычное, по меркам Вэй Усяня, унылое днём озеро в пылающее огнём зеркало, что непременно отразит свои огни в Небеса. Воистину, живописное зрелище!                   Вэй Усянь стоял на балкончике одной из комнат своей резиденции и с отстранённым выражением лица взирал на голубовато-серое озеро, отражавшее сейчас Небосвод. Ему нравились лотосы. Но ещё больше ему нравились огни, создаваемые ими.              Он любил подолгу стоять – неважно, какую точку занять – и смотреть на безмятежную гладь, что не трогал ни ветер, ни любая непогода. По сути, Чаншэн Чу была далека от внешних стихий и являлась своеобразным оазисом спокойствия. Здесь круглый год был штиль и апрель, оттого не была удивительной ровность водного зеркала.                   Демон опёрся на перила и большими пальцами огладил нефритовую поверхность, считывая естественную прохладцу камня, что не шла ни в какое сравнение с его собственным холодом. Ухо, привыкшее всегда лежать на макушке, дрогнуло и любопытно встало торчком, когда мужчина, спавший на нежно-голубых сатиновых простынях на протяжении всей уникально морозной сегодня ночи, пошевелился и нахмурился во сне. Его непривычно нагой лоб резал глаза, оттого Вэй Усяню хотелось насильно заставить Лань Ванцзи – точнее, Ванцзи – что-нибудь надеть. Хоть какое-то украшение! Что угодно! Лишь бы лоб не был пустым.              Возможно, причиной этого ярого отторжения было то, что Вэй Усянь подсознательно считал себя виноватым в уходе Ванцзи из клана. Всё же тот покинул свой родной дом, отрёкся от фамилии и семьи во имя него. Без каких-либо колебаний отдал всего себя и сдался на его, Вэй Усяня, милость. Даже не зная, куда они пойдут, Ванцзи без сомнений сказал ему «да» и попросил забрать с собой.             Вэй Усянь раздражённо ударил кончиком хвоста по сосновому полу. Как же его бесило… Это!.. То, что он беспокоился за Ванцзи. То, что он вообще волновался из-за его отречения от клана. Какая ему вообще разница? Захотел этот смертный – ушёл. В чём его вина? Ни в чём. Не он заставил или принудил его это сделать. Ванцзи мог просто уйти. Но нет – он отрёкся от фамилии и наследия, чтобы быть с ним!..       Из горла донеслось приглушённое рычание. Вэй Усянь себя мигом одёрнул, перестав думать в этом направлении. Судя по всему, внутренний Лис считал себя крайним в произошедшем с Ванцзи; винил себя за то, что тот любил его и в конце концов пострадал.       Вэй Усянь не заметил, как пальцы впились в нефритовые балки перил, перестав контролировать силу. Он злился на себя за слабость, за глупость, за импульсивность. За то, что не смог за эти полгода выбросить смертного из головы и отпустить; что по некой причине метался по углам своих резиденций, изнывая от нехватки чего-то – кого-то – ценного у себя под боком, в непосредственной близости от себя – хотя бы в радиусе ли!.. Даже чжанов.       Это походило на глупый фарс. Вэй Усянь считал, что ему будет по силам уйти и как ни в чём не бывало существовать дальше. Но вышло так, что признание в любви от Лань Ванцзи подкосило его и… взволновало, оставив в полой груди осадок, затопивший его до краёв. Теперь Вэй Усянь был полон странным чувством, похожим на смолу. Она оседала на стенках его призрачного тела и медленно стекала вниз, проникая в каждую пору и щёлку, основательно поглощая его.       Похоже на болото.             Вэй Усянь злился, что не мог понять, что с ним не так. Ему хотелось убежать от странного чувства, вырвать его с корнем. Он не мог дать ему названия, ибо не испытывал чего-либо хоть отдалённо похожего раньше.       Ему было неспокойно без Лань Ванцзи.       Его внутренний Лис метался, кружился, скользя пушистыми хвостами по слизистым горла и носа, принуждая Вэй Усяня невольно делать шаги в сторону хладнокровного мужчины из Облачных Глубин.             Это было похоже на зависимость.             Как дурман-трава, как выдержанный алкоголь. Как вода, как кровь, как сладость, как острое. Как адреналин. Как всё то, что было Вэй Усяню так нужно.       Нужно…                   Вэй Усянь хмыкнул. И когда это Лис сделал Ванцзи своей собственностью? Посчитал, что мужчина принадлежит ему?                    Когда Вэй Усянь это понял, то всё встало на свои места. По своей натуре лисы — ярые собственники. Они не отпускают то, что считают своим. Ни с кем не делятся им. Прячут. Держат подле себя.              Когда ему удалось уразуметь это, то причина его странного желания лезть на стенку от несостыковки и отсутствия чего-то в своих цепких лапах нашлась сама собой.             Лис считал Лань Ванцзи – Ванцзи – своим. Оттого не мог допустить, чтобы мужчина находился вдали от него, в Облачных Глубинах.       Вэй Усянь странного желания Лиса обладать Ванцзи не разделял. Он это не понимал. По разговорам и совместным чаепитиям вечерами с этим смертным Вэй Усянь не то чтобы скучал – вообще, он не привык скучать.              Без сожалений.             Сожаления не отправят его в прошлое, не дадут исправить ошибки – а если и дадут, то допустят появление хаоса, образование новых реальностей, дыр и бедствий. Чувство вины – лишь якорь, отравляющий его и мешающий идти вперёд, делать свою нынешнюю реальность и обозримое будущее лучше. Скучать – из той же когорты. Какой смысл в том, чтобы тяготить себя воспоминаниями об ушедших людях, событиях, если это ничего не даст, кроме новой боли? Вэй Усянь на горьком опыте убедился, что в его случае «скучать» и «тянуться к тому, что для него стало недоступным прошлым» чревато печальными последствиями. Тропа Цюнци, Безночный Город тому подтверждение.       И вот… теперь он вновь столкнулся с этой дилеммой. Почему… Почему Ванцзи стало так много в его мыслях? Почему Лис назойливо крутился внутри, побуждая его желать сорваться в тот же миг и хотя бы издалека увидеть его; чтобы убедиться, что он дышит, что он всё ещё есть.       Возможно, то была одержимость? Странная страсть? Болезнь?       Чем бы это ни было, Вэй Усянь не должен был позволить ей разрастись. Но тем не менее сие «нечто» пустило свои корни и отравило его, заставив проиграть в войне, длившейся полгода, и послать Ванцзи то лаконичное, однако молящее о чужом приходе в своём межстрочье письмо.       Он проиграл – и сделал это с треском. Ванцзи оказался над ним настолько властен, что не оставил ему выбора, кроме как сдаться под напором «смолы» в своей груди и забрать мужчину с собой.       Чтобы тот был с ним под одной крышей. Пусть они не будут видеться, пусть Ванцзи будет существовать сам по себе – Вэй Усяня не волнует, что он захочет делать или есть, во сколько ляжет спать и о ком будет видеть сны.       Главное, что мужчина будет в его резиденции. С ним… В нескольких ли от него, а не в другой провинции или части света. Пусть в другом крыле от его покоев, пусть они не будут видеть друг друга на протяжении долгих дней, месяцев, лет.       Он будет с ним. Рядом. На его территории. Где Вэй Усянь всегда сможет его в случае чего достать.             Именно на успокоение внутреннего Лиса Вэй Усянь и рассчитывал. Что, забрав Ванцзи в Чаншэн Чу, он наконец сможет освободиться и вновь существовать как раньше.             Но тишина наступать не желала.       Разбирая накануне оставшиеся молитвы верующих, Вэй Усянь не смог надолго задержаться за этим занятием. Он на всех парах поспешил в другое крыло огроменной резиденции, занимавшей половину горы в ли, а то и два, и, разогнав стороживших сон мужчины, оказался подле Ванцзи бесчувственной неустанно бдящей охраной.       Этот мужчина только его. Под его присмотром. Никто не имеет права находиться рядом с ним.             Примерно что-то такое рычал внутренний Лис Вэй Усяня.             — Вэй Ин? — сонно позвал Ванцзи, что до сих пор толком не пришёл в себя.              Вэй Усянь обернулся и холодно бросил:       — Доброе утро, солнышко, — несмотря на выбранные слова, приветствие прозвучало грубо и равнодушно. Вероятно, так вышло из-за скользнувшего в голос – привычного – тона. — Как спалось на новом месте? Женихи приснились?       Ванцзи поморщился, схватившись за голову и уперев руку в матрац:       — Где мы?             — Там, куда ты хотел пойти, — невозмутимо ответил Вэй Усянь, не пропуская какие-либо чувства вовне – тех попросту не было. Лишь, пожалуй, смутное раздражение гуляло по призрачным жилам да глухое ледяное равнодушие. Так что, по сути, он не лгал и был перед Ванцзи искренен. — В Небытии.       Глаза Ванцзи сделались самую малость круглыми:       — Это… та сторона? Пристань Сиу?             — Нет, — склонил голову набок Вэй Усянь, сузив кроваво-красные глаза. Хвосты, стоило им с Ванцзи заговорить, против воли хозяина закрутились, точно их сие событие взволновало. Они не могли отыскать себе места под несколькими слоями юбок, оттого шуршали атласными тканями и елозили по древесному полу, желая, чтобы на них обратили внимание. Как бы Вэй Усянь их внутренне ни призывал обернуться одним-единственным хвостом и умолкнуть наконец, те повиноваться его воле не спешили. — Для Пристани тебе ещё рано.             — Почему?             Вэй Усянь прислонился поясницей к перилам балкончика и проигнорировал обвивший одну из тонких прут хвост:             — Потому что живому человеку нечего делать в Пристани Сиу, принадлежащей стороне мёртвых, — он поднял ладонь вверх, пресекая вопросы Ванцзи. — Я расскажу. Лучше мне поведать обо всём, нежели ты будешь впоследствии донимать воронят и отрывать их от работы, — и опустил застывшие ресницы. — Пристань Сиу – обитель мёртвых, находящаяся на той стороне материи, бытия, — он развёл руками. — То бишь Небытие. В ней правят призраки, неупокоенные души. Представляешь, какая там концентрированная энергия инь, да? Попадая в Пристань Сиу, если говорить о живом человеке, его душа становится уязвимой. Чрезвычайно. Она истончается под влиянием энергии инь, умирает, отделяется понемногу от тела. Понимаешь, к чему клоню? Если живой человек слишком долго – больше дня, к примеру, – пробудет в Пристани Сиу, то по возвращении в Средний Мир он умрёт в течение суток, а душа вернётся назад, в город Небытия. Небожителей – людей, обладающих невообразимо сильной светлой аурой, – это не касается. Они там могут быть хоть до посинения, и их душа ничуть не пострадает. А вот такие, как ты, простые заклинатели, не могут быть защищены.                   Вэй Усянь отвёл взгляд.             — По крайней мере, если не использовать сильнейшие средства зашиты.                   Ванцзи задумчиво моргнул:             — Какие?             — Не время сейчас говорить о них, — отрезал Вэй Усянь. — Рискованные. Именно поэтому действенные, — и отвернулся обратно к озеру с лотосами на водной глади. — Я ещё не решил, использую ли его на тебе. Время покажет. Небытие всё по своим местам расставит, и я пойму, что нащупал правильный ответ, когда наступит нужный момент.             Витиевато покрутив в пространстве рукой, Вэй Усянь оправил наручи, раздражённо дёрнул край подола, пряча хвосты, красующиеся перед Ванцзи, и холодно обрубил:             — В общем. Зачем я тебе всё это рассказываю. Я не мог привести тебя в Пристань Сиу, ибо это значило бы запереть тебя там на веки вечные. Посему… некоторое время ты будешь жить здесь.             С искренним интересом медленно обведя взглядом просторную комнату и скомкав пальцами нежно-голубой сатин, Ванцзи опустил взор и нерешительно полюбопытствовал, повторяя свой ранний вопрос:             — А где – здесь?             Вэй Усянь опомнился и дрогнул непослушными ушами, поставив их торчком и приковав к ним глаза Ванцзи:             — Точно, забыл, — он искоса глянул на него. — Это гора – точнее, её пик – Хули Чаншэн Чу. Мы примерно на севере от Гусу – это всё, что тебе нужно знать, — его губы едко скривились. — Всё равно не поймёшь, — он потёр подбородок, пытаясь объяснить их положение доступным языком. — Мы находимся на стыке миров: Среднего и Нижнего. Чаншэн Чу в каком-то смысле — соседка Призрачного Города. В этих краях тяжёлая аура – она ни светлая, ни тёмная. Никакая. Оттого тяжёлая. По этой причине здесь не любят жить люди. Но тебе, сильному заклинателю, будет нормально.              Он протянул, складывая ладони домиком:             — Здесь естественным образом – очевидно, во время создания мира – появился стык материи. Та сторона бытия – призраки, морок – и эта – явь. Они столкнулись, и у них не вышло подстроиться друг под друга. Стык не смог гармонично «слиться» или «смазаться» и грамотно обработать переход из одного мира в другой, оттого пелена пространства здесь очень тонкая и легко попасть как в мир духов, так и в мир людей. В обе стороны работает. Кстати, именно по этой причине в этих краях больше и чаще всего можно увидеть призраков, демонов и прочих тварей – особенно здесь шумно на той стороне реальности пятнадцатого июля.             Вэй Усянь указал большим пальцем за окно:             — На горе немало духовной энергии. Как раз-таки из-за стыка. Неплохая циркуляция энергии инь и ян, оттого здесь вполне себе удачно идёт совершенствование и закаливание духа и тела. Я, когда возвёл здесь резиденцию, ограничил её территорию барьером, не пропускающим «внешние беды». Поэтому здесь вечная весна. Время течёт несколько иначе – сумбурно, – но не слишком. Самую малость медленнее. По этой причине, думаю, ты будешь не так скоро стареть, пока я думаю, что с тобой делать.       Он принялся загибать пальцы:             — Проведу краткий инструктаж-выжимку. Мы находимся на горе Хули Чаншэн Чу в полной изоляции от людей. Моя резиденция – Дворец Чунтянь. Его населяют воины-тэнгу, которых я зову воронятами. Это мои слуги, которые с самого своего «рождения» находятся «под моим крылом». Я их защищаю, дарую пристанище и семью, а они в свою очередь верны мне. У воронят есть касты, пусть и в конечном итоге все они – воины. Слуги, стражи, разведчики, даосы. Первых ты можешь встретить в любом моём дворце – поддерживают порядок, решают бытовые вопросы и являются помощниками в таких вопросах, как «хочу поесть, покорми меня», «сопроводи в библиотеку, на кухню, к озеру, в покои – в общем, куда тебе надо», «поменяй постель», «уберись в комнате» и тому подобное. Вторые — охрана. Без них также не обходится ни один мой Дворец. Думаю, тут распинаться особо не надо. Разведчики — они выполняют мои поручения разного рода. Либо разбираются с молитвами верующих – сопровождают души к мосту Найхэ, следят за заключёнными в водах цзинхуа и так далее, — либо вынюхивают для меня нужную информацию. Обычно это сплетни из Среднего Мира, ибо я туда стараюсь не соваться. Даосы поддерживают мои Храмы в должном виде, принимают прихожан, структурируют молитвы, дабы направить разведчиков в горячие точки. Короче говоря, бухгалтерия на их плечах.              Вэй Усянь хлопнул в ладоши и покрутил вскинутым к потолку пальцем на триста шестьдесят градусов:             — Что касается твоего места во всей этой системе. Ты волен ходить где тебе захочется по резиденции. Одно правило – выходить за пределы Дворца без сопровождения воронят запрещено. Если тебе хочется наведаться в Средний Мир, ты должен уведомить меня и обязательно, — подчеркнул он. — Обязательно быть под надзором воронят. Не отступать от них дальше, чем на чжан. Ясно? — холодно припечатал Вэй Усянь.             Ванцзи бесцветно кивнул:             — Ясно.             — Отлично, — чуть задрав подбородок, он продолжил. — Свой досуг ты выбираешь себе сам. Занимайся чем хочешь, где хочешь и как хочешь. Ложись во столько часов, во сколько тебе угодно. Ешь хоть по десять мисок риса за раз – без разницы. То есть всё разрешено, кроме спуска с горы без моего ведома и без присмотра воронят. Если ты захочешь что-то найти – спроси воронят. Они выполнят любое твоё слово. Не видишь воронят в поле своего зрения – позови. У них отличный слух, и по факту их суть – призраки, демоны. Их местожительство – тень. Так что, они есть везде, — глаза его сверкнули. — Кроме покоев. Всё же уважение к личным границам присутствует что у них, что у меня. Просто выйди в коридор, открыв дверь, и позови – воронята тут же откликнутся, — Вэй Усянь посмотрел на него в упор. — Вопросы?             — Где живут Яньли и Юй?             Вэй Усянь вскинул брови:             — Не думал, что они тебя волнуют.             Ванцзи повёл плечами:             — Всё же Яньли – твоя дочь, а Юй – близкий подчинённый.             В который раз ощутив на языке мнимый привкус горечи, а в полой груди – загущение смолы, Вэй Усянь царапнул кончиком когтя ладонь и хлопнул хвостом по голой доске:             — Яньли живёт там, где я. Сейчас я перебрался сюда из Пристани Сиу и она вместе со мной, — невысказанным осталось «из-за тебя». — Юй вечно носится по частям света. Его сложно застать в одном конкретном месте, но… — он расплывчато ухмыльнулся. — Не для меня. Достаточно подумать, позвав его, — и мой птенчик окажется рядом.       — Ясно, — проговорил Ванцзи и вскинул голову. — Вэй Ин, я… я могу как-то помогать тебе? Всё же ты для чего-то позвал меня. Не буду же я бездельничать целыми днями.              Казалось, Вэй Усянь искренне удивился:             — Ну да. А что же ещё? Хочешь сказать, ты желал бы пахать наравне с воронятами, вместо того, чтобы преспокойно попивать чай, сидя в мягком кресле среди книг моей обширной библиотеки?             Ванцзи подогнул пальцы, лежащие на коленях, и твёрдо отчеканил:             — Да, — и взволнованно выпалил. — Вэй Ин, я хочу быть полезным тебе. Хочу облегчать жизнь. Иначе для чего я здесь?              Вэй Усянь сузил глаза и холодно заметил:       — Чтобы быть со мной. Разве тебе не льстит мысль, что я забрал тебя с собой? Разве недостаточно одного знания, что ты живёшь со мной под одной крышей? — он махнул рукой. — Просто живи, встречай новый день. Мне не нужна твоя помощь. Воронята со всем справляются и без тебя, — и хмыкнул. — Можешь реализовать себя в качестве няньки для А-Ли. Ей порой не с кем играть. Потренируетесь с ней на площадке. Она любит драться. До меня не дотягивает, оттого часто проигрывает. Но с тобой ей вполне удастся поиграть. Да и для тебя… будет полезно. Много нового узнаешь.             Казалось, его слова Ванцзи ранили. Но он не подал виду. Вэй Усянь больше почувствовал расстройства мужчины, его смятение из-за огромного количества новой информации столь быстро и суматошно свалившейся на голову и непонимание, какую же роль ему всё же стоит занять во всём устоявшемся механизме. Словно лишняя деталь, которую думают, куда приткнуть и кидают сверху, «чтобы было».             — Я с радостью побуду с Яньли. Потренируюсь.             — Но? — поторопил его Вэй Усянь.             — Но, Вэй Ин, я хочу помогать тебе! Понимаю, я слаб, мне не хватает знаний во многих аспектах и сферах, — создавалось ощущение, что подобное Ванцзи было непривычно, чуждо и ошеломительно, ведь он с раннего детства блистал своими познаниями и был весьма эрудированным юношей. А тут… «Не хватает знаний»! — Я прочитаю каждую из книг твоей библиотеки, попрошу воронят объяснить мне, что к чему! Я… Я мог бы разбирать молитвы – даже самые незначительные, дабы тебе было спокойнее, что я ничего не испорчу. Я мог бы вместе с разведчиками выполнять поручения верующих, истребляя нечисть. Ты же знаешь, для меня подобное привычно! Я не буду обузой!              Вэй Усянь снисходительно скривил линию губ:             — Уверен?             Ванцзи вздрогнул, стушевавшись и на секунду запнувшись от такого удара в лоб. Но не отступил и закачал головой:             — Даже если мне не хватает навыков, умений, знаний, я готов их получить! Дотянуть до нужного уровня! Вэй Ин, я буду учиться. Ты же знаешь, у меня не было с этим проблем. Я смогу стать таким же сильным, как воронята.              Вэй Усянь на протяжении нескольких минут сверлил его глазами в абсолютной тишине, что, казалось, натянулась между ними, равно как и нервы Ванцзи. Мужчина стискивал пальцы до онемения и впивал ногти в кожу, призывая себя к невозмутимости, пусть и зная, что все его переживания для Вэй Усяня были как на ладони.             Склонив голову набок, демон принадул губы, в последний раз испытующе в него вгляделся и резко развернулся на пятках, исчезая в пространстве смелым ворохом чёрно-красных лоскутов и бросая на прощание свой окончательный ответ, что расплылся по потолкам и стенам звучным эхо, не дающим отследить его дальнейшее направление, ибо казалось, будто голос Вэй Усяня звучал отовсюду:             — Нет.

***      

      Ванцзи вздрогнул с уходом Вэй Усяня и озадаченно замер.             У него не укладывалось в голове. Он думал, что Вэй Усянь забрал его с собой, потому что хотел использовать. Почему в таком случае ему запретили помогать? А велели… просто припеваючи жить?.. Какого…             Мужчина потёр висок слегка ноющей головы и огляделся – уже куда внимательнее.             Кровать, на которой он оказался, была весьма просторна. Огромное количество мягких подушек, пуховое одеяло, качественное постельное бельё. Мягкие ткани полупрозрачного полога свисали с резных балок — Ванцзи присмотрелся и понял, что и здесь фигурировал силуэт феникса. Это было отнюдь не удивительным, ибо даже флейта Вэй Усяня носила имя в честь величественной пламенной птицы.       Мебели было в меру: лаконичные в своём дизайне стеллажи с толстыми книгами, статуэтками в виде фениксов, астеничными веточками с яблоневыми цветами, торчащими из стены; почти что чёрные кедровые шкафы, наверняка полные дорогих нарядов; низкий круглый столик в два чи диаметром. Пушистый тёмно-синий ковёр покрывал половицы около кровати – наверняка так сделано для того, чтобы ноги не мёрзли по пробуждении.              Стены обладали белым, а в некоторых местах спокойным светло-голубым оттенком, отчего комната смотрелась очень просторной, в ней было легко дышать полной грудью и не наблюдалось того самого «давящего ощущения», которое возникало в помещениях с мрачной расцветкой.              По углам разместились расписные тёмно-бирюзовые вазы с живыми цветами орхидей, несмотря на то что в обществе заклинателей в комнаты любили ставить икебаны, дабы не уделять время уходу за живыми растениями.             По правую сторону от кровати улыбались Ванцзи стеклянные двери в пол, сейчас открывающие ход на балкончик и вид на водную гладь озера, находящегося во внутреннем дворике резиденции. Он вызвал у Ванцзи приступ интереса, оттого сидеть на кровати и созерцать окружение неподвижно больше не было сил. Ванцзи медленно встал и буквально на цыпочках подошёл ближе – возможно, мужчина страшился шуметь, ибо считал, что находился в чужом доме, и потому не хотел доставлять неудобств острым на слух жителям лишними назойливыми звуками.              Бирюза сатиновых занавесок мягко легла в руку. Ванцзи мельком огладил ткани и отпустил их, дабы не рисковать появлением возможных резких складок, оскорбляющих придирчивый взор.              Прошлёпав босыми ногами по половицам, Ванцзи крадучись выглянул, восхищённо осмотрев красоты Дворца Чунтянь: его башни, крыши и фрески на беседках; сады, поражающие глаз; лотосовые фонарики, плавающие в озере. От подобных видов перехватило дух – да так, что Ванцзи несколько минут стоял без движения, забывая насыщать организм кислородом.             Едва онемение спало, Ванцзи сжал белые ткани спальных одежд, в которые его наверняка облачил Вэй Усянь, и прикусил с внутренней стороны нижнюю губу, задумавшись над тем, что делать дальше.             Происходящее сбивало с толку, и многое было непонятно. Он оказался вдали от дома и всего того, что было ему привычно. Сейчас Ванцзи находился в месте, не принадлежащем миру людей. Здесь он был единственным человеком. Подобное было дико и вызывало в нутре заклинателя искру настороженности, которую, впрочем, Ванцзи пытался настойчиво подавить.             Вдохнув и выдохнув, Ванцзи решил для начала одеться по правилам приличия – не расхаживать же ему в спальных одеяниях по резиденции? — а уж после прогуляться и осмотреть всё как следует. В конце концов, Вэй Усянь сказал, что единственное, что запрещалось ему, — самовольный уход с пика.             А уходить Ванцзи не собирался и не желал.             В шкафу, действительно, оказалось немало нарядов. Ощупав ткани, Ванцзи заключил, что все те были крайне высокого качества. Примерно такие же он носил, будучи Ханьгуан-Цзюнем. Почему «примерно»? Эти одежды всё же были в какой-то степени лучше. Одевшись в привычное белое с вкраплениями нежно-голубых узоров фениксов и драконов на плечах, подоле, ремнях и поясе, Ванцзи убедился в верности своего заключения: мантии словно стали его второй кожей и практически не ощущались на теле.             Слегка помедлив в нерешительности у богатой драгоценностями и резными вставками двери, Ванцзи опустил серебряную ручку и выплыл в коридор, по которому гулял прохладный сквозняк. Его дыхание сразу же легло на кожу резким контрастом с атмосферой его новых покоев. Тот был столь велик, что на пару мгновений даже дезориентировал Ванцзи.             Притворив дверь, Ванцзи покрутил головой, но ничего, кроме высоких маленьких по своему диаметру столиков с тонкими ножками и компактных фарфоровых ваз на них, не обнаружил. Пустота и тишина. По теряющимся в вышине и мгле потолкам гуляли множественные тени. Едва он это отметил, недавно узнанная информация мигом всплыла в голове: наверняка по ним – возможно даже в этот самый миг – передвигались воронята.             Задрав голову, Ванцзи проследил за тенью, что была на самую малость темнее прочей мглы. Она практически сливалась с общим фоном, и, лишь благодаря опыту и идеальному от природы зрению, Ванцзи удалось её ореол заметить.             Один из воронят быстро скрылся в конце коридора, не заинтересовавшись новым жителем Дворца. Должно быть, все уже давно были в курсе о его прибытии.             Ванцзи с искренним интересом окончательно проводил тень взглядом и устало вздохнул, решив, что начинать изучать жизнь мира духов нужно с малого: а именно, с исследования местности. Да и просто… интересно было узнать, как выглядел один из домов Вэй Усяня. Всё же дом – отражение внутреннего Я.             Передёрнувшись от мелькнувшей быстроногой мысли о том, что кто-то из темноты на него пристально смотрел, и списав это на любопытного воронёнка, Ванцзи выплыл на террасу и по аккуратной мраморной лестнице, шириной в чжан, потихоньку спустился на мощёную дорожку.              По всей территории Дворца было великое множество зелени — теперь Ванцзи стало понятно, что название Чунтянь происходило не только из-за царствующего здесь тепла и спокойствия.             «Вэй Ин любит дожди и сырость, — отстранённо подумал Ванцзи, прощаясь с поздоровавшимся с ним красно-золотым карпом, что мигом булькнул и скрылся на дне озера, взметнув один из гладких чёрно-серых камушков и пустив рябь по водной глади. — Каково ему здесь, в тепле? — и следом его посетила догадка. — Быть может, он по теплу тоскует? Всё-таки однажды он сказал мне, что не знает, когда же ему наконец станет тепло. Холод и сырость ему привычны, оттого и любимы им. Но что, если ему отчаянно хочется ощутить на себе привкус тёплой весны, оттого в Чунтянь так… спокойно?».             Глубоко вдохнув благоухание вишни и яблони, влажности от озера, Ванцзи, казалось, несколько пришёл в себя и на пару мгновений забыл обо всех беспокойствах. Думалось, будто это место забирало все волнения и поглощало их, подобно адсорбенту.             «Так умиротворённо здесь… Будто и в самом деле всё время мира застыло и теперь вечность в моём распоряжении».             Это поражало. Дом — отражение внутреннего Я. Именно поэтому Ванцзи так и рвался осмотреть каждый здешний уголок. Возможно, стоило дозволение Вэй Усяня воспринимать как разрешение познать нового его.             А Ванцзи не смел этим предложением пренебрегать.             И то, что он видел, ему нравилось. Очень нравилось. Радовало то, что дом Вэй Ина был лишён мрачных оттенков.       Ванцзи чувствовал себя здесь, как в тёплой ванне, как в пуховом одеяле; как во время отогрева после мороза. Хотелось лишь лениво ступать по дорожкам и просто наслаждаться здешней красотой.              Что он и делал, в принципе.             Ванцзи бродил по Дворцу Чунтянь с утра до самого вечера без остановки. Каждый закуток поражал своим великолепием и дороговизной — и дело было не во вложенных золоте и серебре на пару с драгоценными камнями. Куда ни глянь, везде искусство: фрески, изображающие тот или иной период истории; статуи из нефрита; яшмовые колонны в виде изящных юношей и девушек, твердо стоящих на ногах и пытающихся сбросить ношу со своих астеничных плеч. Фонтаны были вылеплены в единой стилистике, но каждый последующий неизменно отличался от предыдущего.             За эти девять часов он ни разу не присел, не выпил и глотка чая и не съел и крошки. Но тем не менее Ванцзи не чувствовал усталости.              Ему всё было интересно.              Мужчина крутил головой на триста шестьдесят градусов и впервые за полгода чувствовал себя живым.             Каждый фэнь этого Дворца был пропитан им. Это было его детище. Ради того, чтоб оказаться здесь, стоило пробыть полгода в забытьи.              Ванцзи сделал крюк и вернулся к павильонам, от которых ушёл в начале дня. Он встал подле ограды из обсидиана, кончиками пальцев тронул прохладный камень и на долгие мгновения застыл, вглядываясь в ровную гладь озера и попутно размышляя.       Многое посещало его голову: радостное, грустное, скорбное, тревожное.             Глаза медленно гладили прутья ограды, сплетающиеся в нежный силуэт лотоса, острые завитки, похожие на шипы, и после вновь возвращались к воде, в поверхности которой отражались источающие слабое-слабое, почти что мнимое свечение пушистые шапки кровавых клёнов.             Темно не было. День быстро сходил на «нет», но мрак окутывать собой пространство не спешил. Было практически так же светло, как в полдень.             Ванцзи задумчиво водил взглядом по чистому небу с редкими вкраплениями облаков и недоумевал этому явлению.              Пальцы впились в обсидиан:             «Сколько же у Вэй Ина времени заняло возвести такое великолепие... — сердце слабо сжалось: его уже не сдавливало невыносимыми тисками и спазмами, как попервой, но все же ощутимо. — Вэй Ин...».             Мысли и чувства крутились вокруг него одного.             Сколько ему потребовалось сил, чтобы построить это? Как он этого достиг? Комфортно ли ему тут, на пограничье, больше, чем в полноценном Нижнем Мире?             Воздух пронизывало огромное количество духовных сил. Ванцзи кожей мог ощущать ее присутствие повсюду. Вот, что значит, находиться на стыке миров.             Подогнув пальцы, Ванцзи опустил ресницы:             «Что же будет дальше?.. Почему Вэй Ин не позволил мне помогать ему хоть в чём-то? Не доверяет настолько, чтобы подпустить к своим делам? Или… я ему нужен для чего-то другого?».             Мужчина нахмурился и тряхнул головой, решив не накручивать себя раньше времени.              «Будь что будет. Вэй Ину я всё-таки для чего-то нужен. Он не забрал бы меня… просто потому что соскучился. Вэй Ин не скучает. По крайней мере, по чему-то определённому», — сердце при этой мысли сделало кульбит и упало: но уже не резко и громогласно рухнуло, а мягко спланировало на дно груди. Совсем как осенний пожухлый лист: он порядком устал после долгого изнурительного лета и слетел с ветки, утратив надежду и не смогши больше держаться. Жара иссушила его, забрав влагу, а резко наступившая осень покрыла белёсыми иголками плачущие сучки и крылья листка. Он заиндевел. Промёрз. А от внезапных перепадов температур сделался совсем хрупким и…             Треснул.             «Теперь нет. Вэй Ин теперь не скучает. Не может. Не умеет, — отвернувшись от водной глади, на которой слегка-слегка загорались фонари лотосов и не шибко выделялись на общем фоне из-за не желающей выходить на свой пост Госпожи Ночи, Ванцзи с нажимом провёл по обсидиановым перилам, впитав их прохладу, и уныло воткнул взгляд в не темнеющее небо. — Почему же не темнеет? Времени уж достаточно много. Даже без учёта вечной весны должно было потемнеть».             — Э-э-эй!!! — завопил, окликая его, кто-то со стороны. Ванцзи чуть резче вдохнул посвежевший воздух, обозначив удивление, и обернулся на восклицание.              К нему неслась на всех парах со стороны одной из вычурных беседок, царапающей своей крышей небеса, краснощёкая Яньли с белозубой улыбкой до ушей. Она скакала к застывшему от огромного удивления Ванцзи донельзя резво и махала ему рукой довольно-таки бодро, приветствуя. Волосы были собраны в высокий простенький хвост с убранной чёлкой – пряди вроде как и присутствовали подле чуть заострённого, однако всё же нежного лица, но были вплетены в общую копну волос, оттого ничуть не мешались. А также не скрывали румянца: признака проведённой хорошей тренировки.       На ней не было привычных Ванцзи платьев: девушка на его памяти всегда была в них облачена. Конусы либо шпильки, украшения, высокие причёски — Яньли ни разу по своему внешнему виду не была похожа на бродячую заклинательницу или воительницу, превосходно владеющую кунг-фу. Она больше выглядела как знатная госпожа, что снизошла в Средний Мир убогих обывателей и нищеты, соизволив выйти из своего златогривого экипажа и рискнуть запачкать дорожной пылью края своих многочисленных белёсых подолов с журавлями.             Сейчас же она была похожа на простую девчонку – в самом деле девчонку лет пятнадцати, которой Яньли по факту и являлась. Просто обычно девушке удавалось легко маскироваться под заносчивую особу – безусловно, и эта характеристика ей донельзя точно и правдиво подходила, но…             Но не полностью.             Яньли была… Бойкой по своей натуре. Озорной. Лучезарной. Порой грубой и острой на язык; сначала говорила – потом думала. Она не любила скрывать что-то, что было у неё на уме, оттого предпочитала тем или иным способом высказать своё истинное отношение: через сарказм либо же прямым текстом. Она была проста, но в то же время сложна. Как стук дождя о ставни в грозу. Как игра на цине под грохот гонга. Как роса в позднюю осень. Как иглы инея поутру. Как солнечный луч, что колет глаз, а после хохочет. Как стих, чьи строки не всем и не каждому удастся понять: их немного в силу возраста, однако они уже полнятся смыслом.             Ванцзи это поразило. Он привык видеть Яньли заносчивой. С высоко задранным носом и расправленными астеничными плечами. О, она была прекрасна в своей юности – и девушка это прекрасно знала, оттого использовала свою красоту по мере возможностей. Яньли была властной; считавшей, что все ей должны. Что одно её слово – и мир тут же к носкам её блестящих сапог падёт.             Но вместе с тем… Ванцзи помнил, как девушка заботилась о Вэй Усяне, своём шифу, о своих друзьях – Цзинъи, Сычжуе. О Цзинь Лине. Ванцзи привык смотреть чуточку глубже обложки, оттого знавал, что Яньли далеко не всегда думала только о себе.       За острозубым частоколом, длиною в дюжину ли, бережно хранилось хрупкое девичье сердце.             Сейчас же ему вдруг открылась новая сторона такого чуда, как Сюань Яньли.       Просто… девчонка пятнадцати лет. Не держащаяся за образ, не бахвалящаяся статусом, не пытающаяся насмехаться.       Широкополые штаны для тренировок цвета тусклой сирени трепыхались на ветру при её беге вприпрыжку. Полы рубашки были связаны в тугой узел, оттого оголился подтянутый живот. Ворот широко распахнулся – настолько Яньли было жарко.       Её сапожки глухо шлёпали по нефриту, отдаваясь в уши Ванцзи эхом и вибрациями.       Добежав до мужчины и прерывисто выдохнув, Яньли упёрла руки в бока и ещё шире улыбнулась – хотя, казалось, куда уж шире? Её счастливое выражение лица отдалённо напомнило Ванцзи кого-то. Такого же озорного и весёлого. Поражало то, как, будучи мёртвым и снаружи, и внутри, Вэй Усянь смог вырастить из Яньли копию себя в беззаботной юности.             Весело сдув выбившуюся прядь с лица, Яньли цокнула языком:             — Ой-ла-ла, кто здесь у нас такой? Неужели в наших краях поселился хаос, раз Достопочтенный Ханьгуан-Цзюнь добрался и до этого захолустья? — она играючи пихнула его плечом и юркнула к перилам, тотчас на них запрыгнув и привольно усевшись. Девушка зажмурилась, точно кошка, попавшая в солнечные ванны. Заболтав ногами и спокойно, безо всякого зазрения совести несколько раз задев рукава Ванцзи подошвой и боком сапога, Яньли озорно мигнула ему глазами и по новой прицокнула. — Чего такой кислый?             Ванцзи опустил ресницы, мазнув взглядом трепыхающийся от чужих суматошных бесцельных движений рукав и промолчав на это, и мыкнул:             — В смятениях.             Яньли состряпала серьёзную мину и протянула, угрюмо вздохнув:       — Стонешь по ночам от тяжких мук, понимаю… — она сузила глаза, пробуравив ими небесный потолок. — Папа любит здесь частенько «Белые Ночи» устраивать, — заприметив лучащийся вопросом и любопытством взгляд Ванцзи, девушка постучала пальчиками по перилам. — Это когда ночью светло так же, как и днём. Погляди! — указала Яньли кивком. — Уж времени-то сколько. Мы всё ещё в Среднем Мире находимся. Пусть тут ход бытия и течёт малость медленнее, на вид дня и ночи это не влияет. То есть днём здесь должно быть светло, а ночью — темно. Вот только, — по-лисьи сморщила она свой кончик носа. — Папа решил, что раз здесь возвышается Дворец Весны, то темень не должна слишком часто сгущаться над его крышами. Вот и раз через раз разгоняет мрак, — девушка задумчиво потёрла подбородок, прицокнув. — Вот только он давно их не устраивал. Ночи были в последние полгода ещё более тёмные, нежели обычно. Что уж говорить о Белых. Повезло, что фонари в виде лотосов по-прежнему исправно работают. А то, вообще, свалились бы все в воду да не вынырнули, ха! — усмехнулась она. — Может, наше солнышко пришло, вот и Ночи Белые возвратились, м?             Ванцзи заалел ушами:             — Не понимаю, о чём ты.             Яньли озорно сверкнула глазами и, отдышавшись, ещё бодрее прежнего спрыгнула наземь, отряхнув ладони:             — Вот как, да? Из клана Лань ушёл и теперь думаешь, будто лгать можешь? — она хихикнула, щёлкнув пальцами. — Вспомни-ка, Ханьгуан-Цзюнь! Ты говоришь с хули-цзин. А хули-цзин что умеют? — и играючи потрепала его за щёку, после по ней похлопав. — Правильно. Эмоции и истинные чувства улавливать!             Поплыв в сторону сонных павильонов с башнями, спящими в окружении пушистых облаков и ниспадающих водопадов, Яньли промурлыкала:             — Чего встал, кислый? Пойдём, что ли, я тебе покажу, где кухни и где можно еду попросить, если никто не откликнулся из воронят – хотя, с учётом приказа, они за тобой денно и нощно бдят… Странно, что ты целый день голодный ходишь.             Ванцзи спешно нагнал её и возразил:             — Я не просил еды.             Брови девушки мигом взлетели, едва ли не пробив лоб:             — Что за беспредел? У тебя что, желудок атрофировался? Или ты у нас автотроф? На солнышке живёшь? — она хмыкнула. — Цветочек ты наш.             Мужчина нахмурился, но ничего по этому поводу не сказал, пропустив мимо ушей ставшую привычной манеру общения:             — Гулял. Осматривал Дворцы. Интересно, — и отвернулся. — Вэй Ин сказал, что нет ограничений и везде можно ходить.             — Ага, — цокнула Яньли, закатив глаза и начав ступать вприпрыжку. Ванцзи искоса на неё глянул, поразившись тому, насколько сильно девушка менялась, оказываясь на территории своего дома; как расслаблялась, позволяя себе быть куда более озорной, шумной, непослушной и шаловливой. — Не съезжай с темы.             — Я не съезжал, — теснее свёл брови на переносице Ванцзи и отвернулся. — Просто сказал, что не подумал о еде.             — А надо было, Ханьгуан-Цзюнь, — Яньли крутанулась на носках, повернувшись лицом к Ванцзи и начав ступать вперёд спиной. Она скрестила в любимой манере Вэй Усяня руки и склонила голову набок, начав пытливо осматривать мужчину. — Ханьгуан-Цзюнь, у тебя уже появились какие-то мыслишки?             Ванцзи бесцветно оглядел её пронизывающий взор и дрогнул краешком рта, подогнув пальцы:             — Касательно чего?             — Зачем ты здесь?              — Не знаю, — честно признался Ванцзи и кратко пожал плечами. — Уверен, Вэй Ин забрал меня не просто так. Ему что-то нужно от меня. Навряд ли он пришёл в ненавистный ему Средний Мир, просто чтобы забрать с собой не менее ненавистного ему смертного, что напоминает о… — язык не повернулся произнести: «О Вэнь Лонвэе». — В любом случае, — понизил он голос до лёгкого шёпота. — Уверен, Вэй Ин предоставит мне роль в своём спектакле.             Яньли выгнула бровь:             — Уверен? — в тон её скользнула насмешка. — Ханьгуан-Цзюнь. Я знаю «этого» Вэй Усяня всю свою осознанную жизнь. И скажу тебе по секрету: будь у него для тебя «роль в своём спектакле», ты бы её уже получил. Тебе не дали бы просто так бродить без дела по территории Дворца.             Ванцзи застопорился и вытянулся по струнке, невольно растерявшись, и оттого напрягшись:             — Поясни.             Девушка тоже встала, но улыбка её, напротив, приобрела ещё большую фривольность и расслабленность:             — Не тужься так – сосудики полопаются. А так… — она тряхнула руками и скрестила их на груди, постучав по локотку коготком. — Думаю, у тебя всё-таки уже есть своя «роль», — протянула Яньли. — Просто ты ещё не понял, в чём она заключается, — и хмыкнула. — Да и шифу – тоже.             — Что это значит? — сузил глаза Ванцзи, неосознанно сделав шаг вперёд.       — Откуда мне знать? — рассмеялась Яньли и покачала головой, весело пожав плечами. — Я к нему в голову не заглядываю, — в голос просочилось поражённое разочарование. — А если б попыталась, то провалилась бы – не пустит. Папа сильнее меня в стократ… Нет. В тысячу раз! В миллион раз! В миллиард! Мне до него как до Небесных Чертогов пешком… — пробурчала она, начав теребить полученный на тренировке заусенец на мизинце и от этого дуть натурального цвета губы, смотревшиеся чрезвычайно бледно ввиду отсутствия привычной глазу кроваво-красной помады. — В общем. Папа не забрал тебя сюда просто так – тут ты прав. Но роль он тебе уже выдал. Правда, какую? Вопрос открытый. Здесь только думать, думать… — постучала Яньли пальцем по виску на манер назойливого дятла, сопровождая каждое слово новым стуком. — Думать, думать, думать и ещё раз думать.       Ванцзи пробубнил:             — И как же мне его понять, если о новом нём практически ничего не известно?       Яньли развела руками:             — А кто говорил, что будет легко? Правильно, никто, — и глубоко вдохнула с наслаждением. Похоже, что настроение у девушки было просто отличное. — Ты лучше не грузи себя этим сейчас, Ханьгуан-Цзюнь. Подумаешь об этом как-нибудь на досуге, иль когда бессонница свалит. А пока… Пойдём-ка на кухни! Я тебе сейчас ужин забабахаю! Дрожать будешь как от… — она осеклась и прочистила горло. — Как от, — не нашла Яньли приличного синонима. — Шевели карандашами! Поболтаем по дороге!                   Она порядком ускорилась. Ванцзи пришлось перейти на слабую трусцу, чтобы поспеть за её темпом:             — Не зови меня так, — нахмурился он.             — Как – так? — усмехнулась Яньли, склонив голову набок. Хитринки в кристально-голубых глазах говорили о том, что она прекрасно понимала, о чём её просили. Но вот – ох, лиса! – не желала сразу же давать желаемого.              Ванцзи пробурчал:             — Ханьгуан-Цзюнем, — костяшки его рук бесцветно щёлкнули. — Я больше не он. Не имею к нему отношения. Ханьгуан-Цзюнь остался в Облачных Глубинах вместе с Лань Ванцзи, — он перестал семенить вслед за девушкой и настроился на спокойный темп, найдя нужную скорость. — Зови меня Ванцзи.             — Не-а, — простодушно и с явным удовлетворением пропела Яньли. — Ты всегда будешь для меня Ханьгуан-Цзюнем. Хоть ты трижды сменишь имя, уйдёшь из клана либо станешь нудистом!             В обычно невозмутимый взгляд Ванцзи проступило обвинение и что-то похожее на благонравное возмущение. Он поджал губы:             — Причём здесь нудист?             Яньли прыснула со смеху:             — Я просто представила тебя в этой амплуа. Хи-хи. Ханьгуан-Цзюнь – нудист, — она мечтательно возвела глаза к небу. — Какую красоту все три Мира теряют…             — Ну хватит… — поморщился как от головной боли Ванцзи и помассировал висок. — Веди, куда хотела.             Продолжая безостановочно хихикать – да так, что лицо краснело всё сильнее и сильнее с каждой секундой от распирающего Яньли хохота, - девушка неровно ступала в сторону кухонь, запрятавшихся в лаконичном, строгом павильоне под охраной стройных туй.             Оказавшись подле двери, Яньли заговорщически подмигнула Ванцзи из-за плеча и, выпустив один из трёх беленьких хвостов, играючи им покрутила, забавляясь:             — Сейчас твои вкусовые сосочки познают истинное блаженство!.. — и, схватив мужчину за локоть, втащила его внутрь.

***

      — И чего кривишься?! — обиженно воскликнула Яньли, ткнув миской в лицо Ванцзи.             Тот нахмурился и с приглушённой укоризной строго посмотрел на неё:             — Я не люблю острое.             Обычно подобного взгляда хватало, чтобы его ученики потупили взгляды и послушно опустили головы, прикусив языки. Ванцзи частенько его использовал, когда голоса переставали быть в меру громкими и начинали будоражить округу. Он работал безотказно! Мужчине не приходилось прилагать слишком много усилий — краткий взгляд, продолжительностью в секунду, и все безобразия прекращены.             Но у Яньли, казалось, был иммунитет к таковым попыткам выдерживать дисциплину. На его недовольство она подбоченилась и цыкнула:             — Ой-ой-ой, какие мы! — и со слабым раздражением толкнула миску в сторону молчаливых воронят, заставив посудину проехаться своим донышком с тихим шорохом по длинной поверхности продолговатого стола и застыть аккурат подле рук луноликой девочки с невозмутимостью в обсидиановом взгляде. — А что ты вообще любишь тогда? — бросила она, начав по-хозяйски рыться в шкафчиках.              У Ванцзи возникло смутное ощущение, что по какой-то причине девушке хотелось самой накормить его чем-то вкусным, а не отдать просто-напросто распоряжение воронятам, которые могли бы приготовить всё что угодно, не привлекая её господские нежные ручки. Яньли как обычно разбрасывалась колкостями и надменно фыркала, но из раза в раз приносила ему что-нибудь, что наверняка любила сама, и, морща по-лисьи кончик носа, раздражалась, когда в очередной раз её догадка проваливалась.             — Пресное, — чуть подумав, ответил Ванцзи.             — Так ты у нас каннибализмом занимаешься? — насмешливо бросила Яньли, не отвлекаясь от изучения полок. Воронята ходили мимо неё и ничего не говорили на создававшийся по воле её рук хаос, лишь аккуратно подныривали под хватку девушки и брали то, что было им нужно, и удалялись выполнять свою работу дальше. — Пресное… Пресное… Пресное… Тьфу ты! С вами, Гусу Лань, никакого интереса в трапезе! Только траву свою употребляете!             С силой поставив несколько горшочков и больших блюд с овощами, натасканными со всех уголков просторной кухни, Яньли исподлобья на мужчину глянула, мол, только попробуй сказать, что тебе и это не нравится.             — Мгм, — только и сказал Ванцзи, одобрив её выбор.             Яньли просияла и захлопала в ладоши, облегчённо выдохнув:             — Ну слава Небытию! — она дёрнула крайними фалангами пальцев и приманила тесак. — Сейчас я сделаю нам ужин, Ханьгуан-Цзюнь, и мы пойдём трапезничать в беседке на воде. Там воздух свежий! Ты ж у нас из гор. Может, тебе там будет куда комфортнее. Влажным ветерком подышишь, цветочки-лотосы понюхаешь.             Взгляд Ванцзи смягчился, и мужчина смиренно спросил:             — Чем я могу помочь? — во взор проступило лёгкое недоверие и желание сказать, что тесак для нарезки одних лишь овощей слишком груб. На кухне было множество ножей, и среди них можно было отыскать более подходящий.              Яньли сдула прядь с лица и припечатала, неумело опустив лезвие на несчастный щавель и отсекши грубые стебли, длиною в целый цунь:             — Создавай благоприятную атмосферу, Ханьгуан-Цзюнь. Спой, что ли. Ха-ха-ха. А то вас, Гусу Лань, хвалят за певчие голоса. Хотелось бы послушать! — она прикусила язык, себе под нос пробубнив. — Я у Сычжуя и Цзинъи так и не допросилась, когда была возможность…             Ванцзи промолчал, но на его лицо так и выползло: «Чёрта с два я буду петь».

…

      Чем дальше шёл процесс готовки, тем сильнее Ванцзи хотелось вставить своё слово. У него не было большого опыта в приготовлении блюд, но даже тех крох хватило, чтобы в его праве было поправить Яньли.             Девушка, будучи воительницей, умело обращалась с ножами и тяжести в этом не испытывала. Она беспощадно рубила на куски врагов и исполняла поражающие глаз виражи вместе с мечом и плетью.             Но, как оказалось, порезать несчастные овощи и зелень в салат – мелко, – ей не то чтобы удавалось. Яньли со всем старанием нарезала продукты, даже не замечая, что рубила она их чересчур большими кусками. «Как топором нарубила», — подходящая характеристика.             По сути, так оно и было.       Весь вид девушки выражал твёрдую уверенность в том, что делает она всё просто замечательно и безукоризненно. В движениях не было и намёка на сомнение. Лезвие рассекало кожицу и мякоть легко, без стеснения. Вот, что значит, воин!             — Яньли… — нахмурился Ванцзи, всё-таки решившись сказать.       — А ну цыц! — шикнула на него Яньли, пробуравив недовольным взглядом исподлобья. — Я занята! Не видишь, что ли?! Подожди!             Воронята, ходившие мимо, украдкой округляли глаза при виде такого извращения, однако мигом отводили их, сбегая, чтобы всколыхнувшаяся в душе поваров сердечная боль не коснулась, не дай Небытие, восприимчивого нюха госпожи Лисицы.              — Вуаля! — с предовольным видом воскликнула Яньли, поставив на поднос бадью грубо наструганного салата. Девушка так и сияла от довольства собой – да так, что Ванцзи не нашёл в себе сил указать ей на недостатки. Особенно после того, как для него так старались. Хотя бы на первый раз можно перестать быть «снобом». Как когда-то его окрестил Вэй Ин. — Ну как? — воскликнула Яньли. И по этому взгляду Ванцзи понял, что, как бы себя ни одёргивала девушка, она очень волновалась, ожидая его оценку.             Потеплев глазами, Ванцзи мыкнул:             — Достойно.             — Ты ж ещё даже не попробовал! — подловила его Яньли и надула губы. Впрочем, обижаться она не собиралась, потому как очень любила похвалу. Особенно от тех, от кого ей хотелось эту самую похвалу слышать.              Заулыбавшись, Яньли сложила на подносе палочки для себя и Ванцзи, несколько тарелок различной глубины, чайник с чаем, который попутно ею же и заваривался; и, закончив ставить всё вышеописанное, щёлкнула пальцами.              — Я забыла тофу! — сбегав вглубь кухни и чуть не сбив по пути несколько воронят, Яньли прибежала назад с двумя пиалами тофу. — Слышала, вы в Гусу Лань тоже тофу любите.             — Мгм, — Ванцзи протянул руки, чтобы взять поднос и помочь Яньли донести его до беседки, но она юрко подобралась и шлёпнула его по «непослушным» пальцам.             — Куда?! Терпения, Ханьгуан-Цзюнь!             — Я хотел помочь, — попытался оправдаться Ванцзи. — Не есть…             Яньли поцокала, схватив поднос и напыщенно задрав нос:             — Ага, конечно, — предвещая новую порцию отпирательств, она свела тонкие брови на переносице и скривилась, отрезав. — Ханьгуан-Цзюнь! Хватит споров. Пойдём.

***

       Привольно развалившись на кушетке, Яньли мёртвой хваткой вцепилась в пиалу с тофу:             — Хух, вымоталась, — она широко зевнула, не удосужившись прикрыть его ладонью. Её «молочные клычки» — как в секундном приступе отеческой любви окрестил их Вэй Усянь — на секунду блеснули в слабом фонарном свете и затихли, притаившись. Ванцзи открыл было рот, дабы напомнить ей о приличиях, но не стал: должно быть, понимал, что это спровоцирует поток громкой брани и ни к чему путному не приведёт, потому как упрямая Яньли всё равно останется при своём мнении. — Ну-с, пора ужинать, Ханьгуан-Цзюнь!             Ванцзи степенно взял палочки для еды и принялся по кусочкам есть приготовленный для него салат. Конечно, блюдо было простенькое, но оттого не менее вкусное: пресное, овощное – всё как он любит. Портил впечатление только размер кусков, но Ванцзи мастерски смог от этого абстрагироваться и насладиться ужином.             Исподлобья спустя некоторое время в тишине глянув на Лисицу, Ванцзи заметил, что Яньли уже прикончила свою порцию тофу и теперь с куда более грустным видом ковырялась в салате.             — Держи, — коротко сказал Ванцзи, пододвинув к Яньли свою миску с тофу.       Глаза Лисицы тотчас загорелись, словно она желала бы тут же схватить протянутое угощение и ревностно зажать в своих лапах. Но в то же время Яньли этого делать не спешила. Она поджала губы и насилу отвернулась – должно быть, чтобы ей было проще бороться с искушением:             — Ханьгуан-Цзюнь, это твой тофу.             — Я знаю, — простодушно сказал Ванцзи и, как обычно подкармливают либо домашних, либо диких зверьков, пододвинул к девушке тарелку. — Ешь. Ты любишь.       Яньли глубоко нахмурилась и стиснула зубы, и процедила, бурча и чеканя каждое слово:             — Это тебе.             Ванцзи опустил ресницы:             — Разговаривать за едой запрещено.             — Чего? — подавилась задержанным воздухом Яньли и округлила свои голубые глазки, став похожей на сову. Поняв, что это был отголосок устоев клана Лань, девушка хмыкнула. — Мы не в Облачных Глубинах.             — И всё же, — отчеканил Ванцзи и поставил перед носом Яньли тарелку. — Лисы очень любят тофу. Я — не настолько. Мне хватит и салата, — едва девушка открыла рот, он припечатал, напоминая. — Разговаривать за едой запрещено.             Яньли клацнула челюстями, умолкая. В то время как Ванцзи вернулся к трапезе, она осталась сидеть в том же положении: отвернутая от мужчины и еды, словно объявляя таким образом им двоим забастовку.              Впрочем, ненадолго её хватило. Уже спустя несколько минут её глазки украдкой скользнули к манящему тофу, осеклись, а после снова вернулись к нему. Коготки царапнули торец стола, а после «пошагали» в сторону сокровища.             Сдавшись под напором своих желаний, Яньли принялась с явным наслаждением уплетать тофу и пристально рассматривать Ванцзи, будто тот был чудесатым явлением. Она делала это украдкой, искоса; думая, что её внимание оставалось незамеченным – впрочем, это мнение было ошибочным. Просто Ванцзи не показывал того, что эти пытливые взгляды замечает.

…

      Лисы не умеют быть спокойными. По природе шаловливы – они не в силах долго пребывать в одной позе и молчать.              Уже скоро все три хвоста Яньли выползли из-под рубах и принялись крутиться, елозя по кушетке. Должно быть, сделал вывод Ванцзи, девушка в силу юности не умела должным образом скрывать свою принадлежность к хули-цзин: от эмоций хвосты являли себя миру и творили безобразия, не повинуясь воле хозяйки.             — Ханьгуан-Цзюнь, — позвала она неуверенно: видимо, предполагала, что с ней не станут разговаривать, ибо «за столом это запрещено». — А ты знал, что лисы – ярые собственники?             — Не знал.             Яньли кивнула и плавно перетекла вперёд, заговорщически сощуриваясь:             — Ну вот теперь знай. Лисы не любят с кем-то делиться тем, что считают своим. Это касается как чего-то глобального, так и чего-то мелкого, — она разместила на кончиках пяти пальцев пиалу с тофу и подняла её к глазам, рассеянно рассматривая. — Вот, к примеру, возьмём тофу. Обычная еда, не так ли?             — Мгм.       — Но мы, лисы, даже им не делимся. Для нас тофу – самое лучшее на свете лакомство. Обожаем до трясучки. И потому, даже если мы уже наелись, мы будем счастливы прибрать к рукам дополнительную порцию – всё до последней крошки. На потом, — она выставила палец другой руки вверх, приковав к нему заволокшийся задумчивой пеленой взор Ванцзи. — Мы даже крупицей не делимся. Ни с кем, — Яньли фыркнула. — Ты бы видел, как папа шипел на меня, встав на дыбы, когда маленькая я хотела утащить у него кусочек тофу с тарелки. Его хвост так меня бил по рукам! Ужас! Никакие мои возмущённые слёзы его не тронули. Рычал только и отворачивался.             Она хихикнула:             — Так, что же это получается? Ты задабриваешь меня, прикармливая? — задавая вопрос, ответа Яньли не ждала, ведь у неё было занятие поинтереснее.              Ванцзи промолчал, позволив вопросу повиснуть в воздухе и в нём растаять и приняв узнанную информацию к сведению, и после подумал, попутно ощутив, как потеплело на душе:             «Когда мы с Вэй Ином и маленьким Сычжуем вместе обедали тогда в Илине… Вместо алкоголя он предложил мне тофу со своей тарелки… Дал попробовать…».             Яньли пытливо вскинула исподлобья взгляд, пережёвывая один из кусков и склоняя голову набок. По всей видимости, её восприятия коснулись эти эмоциональные изменения Ванцзи.             Однако вопросов она задавать не стала.

…

      У Лисицы тофу надолго не задержалось. В короткий срок с ним разделавшись, она нахохлилась, с комфортом устроившись на подушках и пригубив чай:             — Как тебе Чунтянь?             — Красиво, — отозвался Ванцзи, также приступив к чаю. — Живописно. Всё… пронизано Вэй Ином.             Яньли вдруг выставила на него палец:             — Ханьгуан-Цзюнь. Так как папа забрал тебя сюда – насовсем, — то я считаю своим долгом предостеречь тебя. По крайней мере, ты обязан придерживаться этого правила до тех пор, пока шифу не созреет для нормального разговора с тобой.             Ванцзи мигом весь подобрался:             — Что за правило?             — Возможно, ты знаешь: в мире демонов не принято ходить со своим человеческим именем. Поэтому… Не зови папу Вэй Ином! Вдруг кто подслушает. Нехорошо будет, — девушка скривилась. — Есть один демон, конечно, — такой противный, ты бы знал! — что ходит со своим человеческим именем, и все, что в Нижнем, что в Верхнем мире, знают о нём. Его зовут Ци Жун. Тот ещё товарищ. Досаждающий донельзя! Ранга свирепый, а головной боли от него немерено!.. Он постоянно – из раза в раз – пытается пробиться к нам в Пристань Сиу и учинить беспорядки. Но не выходит, ха-ха-ха. Папа, когда стоит у руля всего сущего, путает ему дороги, отчего эта мерзкая падаль не в силах отыскать верного пути. Правда, в Чаншэн Чу он пару раз наведывался.             — И что в итоге было?             Яньли оскалилась:       — Его сбросили с горы, заставив собрать собой каждый горный выступ. А перед этим папа поглотил почти всю его демоническую ци. Долго Ци Жун восстанавливался. Во второй раз он пришёл искать возмездия, правда, пострадал даже хуже, чем в первый свой приход сюда. Больше пока не показывался на глаза, — она махнула рукой. — Наверняка продумывает новый план.             Ванцзи нахмурился:             — Насколько он силён?             — Тц, — весело усмехнулась Яньли и заверила. — Ханьгуан-Цзюнь, ты сейчас думаешь как заклинатель Среднего Мира. Если хочешь быть папе достойным помощником, быть подле него, тебе нужно прекращать это делать. Ци Жун – отброс. Мельтешит под ногами. Он уж тысячу лет крутится то у ворот Призрачного Города, то у Чаншэн Чу, желая насолить тем, кто успешнее него и кто когда-то посмел «оскорбить его». Не стоит заострять на нём внимание. Он его не стоит.       Лисица щёлкнула пальцами:             — Точняк.             — Что? — слегка выгнул бровь Ванцзи.       Заулыбавшись, Яньли защебетала:             — Ханьгуан-Цзюнь, Ханьгуан-Цзюнь. Ты же хочешь, чтобы папа больше с тобой взаимодействовал?             — Хочу, — выпалил Ванцзи и следом осёкся, перестав проявлять излишнюю взволнованность. — Кхм. В любом случае он, — не понял ещё Ванцзи, как Вэй Усяня в разговоре, помимо его имени, называть. — Волен распоряжаться мной как ему угодно. Ежели он не хочет меня видеть, я не буду настаивать.       — Но ты хочешь быть ему полезен.             Ванцзи опустил ресницы, обведя ногтем цветочную роспись на белом боку чашки:       — Хочу. Но также я хочу, чтобы ему было хорошо и комфортно. В этом вопросе его желания волнуют меня больше собственных.              — Как мило… — протянула Яньли. — Ханьгуан-Цзюнь. Шифу – товарищ специфичный, — деликатно охарактеризовала его она. — Порой нужно додуматься даже до того, до чего не дошёл он сам. Я уже с малолетства в этом поднаторела.       — К чему ты клонишь?             — Шифу забрал тебя к себе. Думаешь, просто чтобы запереть тебя? Нет. Думаю, он по тебе скучал. Он очень рад твоему приезду сюда. Погляди, Белые Ночи озарили Небосвод впервые за полгода! — Яньли задумчиво протянула. — Вот только он не смог принять, что скучал по тебе. Зуб даю – шифу хочет, чтобы ты был с ним рядом, однако всё ещё насторожен... Поэтому тебе нужно показать, что ты не слаб! Что тебя можно брать с собой на задания и при этом не волноваться за твою безопасность.             Она хлопнула в ладоши:             — Кстати! Папа говорил, что в скором времени я тоже смогу выполнять прошения верующих! Я хорошо показала себя в Среднем Мире: дала фору в бою заклинателям да Главе Ордена Цзян! Поэтому мне можно начать потихоньку доверять задания – так папа сказал, — Яньли аж засияла от гордости. — Я этого Цзян Ваньиня так потрепала, ух! Он же тоже с плетью дерётся, — девушка вскочила на ноги и встала в боевую стойку, начав бить кулаками по воздуху, имитируя минувший бой. — Ну так вот. Этот бой был делом чести! Разве могла я проиграть или позволить себя побить? Ни в коем случае! Я применила все навыки, которым меня успел обучить шифу, и так потрепала его, что этот индюк был похож на взъерошенную белку!             — Молодец, — мягко похвалил Ванцзи.             Хихикнув, Яньли подбоченилась:             — А то! — и вновь плюхнулась на подушки. — Так вот. Я же тренируюсь пока сама, — кивком указала она на свой внешний вид. — Узнала я, что ты теперь живёшь с нами, и потому после тренировки сразу поспешила тебя искать. Даже не переоделась. Ну да ладно!.. К чему это я. М, вот! Ты можешь тренироваться вместе со мной. И в таком случае у меня получится сказать папе, что ты, раз уделял время совершенствованию тела и духа на пару со мной, вправе ходить на те же задания, что и я!             Ванцзи рад был улучшить свои боевые навыки и найти благое дело, но никак не мог понять ход мыслей Яньли:             — Мгм.             — Так как папа бдит над моей сохранностью, он будет заодно следить и за тобой, раз уж ты со мной ходить будешь! А чем больше присматривает, тем быстрее привыкает. Что из этого следует? Улучшение отношений и больше доверия!             План выходил сомнительным, но Ванцзи был рад ухватиться и за него, ибо так появлялся реальный шанс быть полезным Вэй Ину хотя бы издалека. Он не преследовал цель сблизиться с ним. Ему хотелось вносить свой вклад в его дело, облегчать жизнь – хотя бы чуть-чуть.             А всё прочее вторично.             — Давно вернулась сюда?             — А? — не поняла сначала Яньли и после опомнилась, уловив, чему мужчина клонил, и заметно впоследствии стушевавшись. — М-м-м… Я испугалась. Честно тебе скажу, — она печально усмехнулась, начав перебирать мех на хвосте. — У Цзинь Лина и без меня много забот. Если я сейчас приду к нему выяснять отношения – да хоть даже предлагать свою помощь! – разве он согласится хотя бы выслушать меня? Когда я протянула им руку помощи на горе Луаньцзан, что Цзян Ваньинь, что Цзинь Лин, – оба отплевались, сказав, что от плутовки-демоницы и крупицы добра ждать не стоит! Чтоб я катилась прочь! — звучала в её голосе обида. — Никто и никогда не смел так со мной поступать. Я предложила им помощь! Сама! А они… Да и как аргументировали?! Тем, что я – лиса!.. Глупость.       Девушка уронила голову на ладони:             — В общем. Я подумала, подумала и решила, что соваться к нему сейчас – дело гиблое. Не готова ещё. Вот и… не дождалась рассвета, и ушла назад.             — Мгм… — протянул Ванцзи, не зная, что сказать. В делах любовных у него у самого не клеилось. Что он мог посоветовать юной деве?             Но этой самой «юной деве» не нужны были чьи-либо советы. Она хлопнула ладонью по столу и отмахнулась от темы:             — Ладно. Ладно… Не будем об этом. Так, — посуровела Яньли. — Давай структурируем. Тебе здесь всё непривычно, незнакомо. Я помогу тебе здесь освоиться. Будем вместе тренироваться, трапезничать, выполнять задания. Я тебе, если что, буду по необходимости чем-то помогать.             — Мгм, — кивнул Ванцзи и вдруг спросил. — Ты всегда ешь в одиночестве?       Яньли вроде как безразлично пожала плечами:             — Когда как выходит. Юй, бывает, присоединяется. Но он в основном в разъездах постоянно. А папа… Папа старается не покидать меня надолго, конечно. Мы частенько ужинаем вместе. Но… не каждый раз, — и лучезарно улыбнулась. — Теперь ты будешь со мной трапезничать! Понял, Ханьгуан-Цзюнь? Буду тебе надоедать. И на завтрак, и на обед, и на ужин!             Взгляд Ванцзи потеплел:             — Не будешь.              — Ловлю на слове, — промурлыкала Лисица и зевнула. Потерев глаза, она буркнула. — Всё, Ханьгуан-Цзюнь, пошли спать. Я уже носом клюю. Завтра! — выставила Яньли палец. — В семь утра тренировка. Сначала она – потом завтрак.              — Как часто ты занимаешься?              — По настроению, — протянула Яньли. — Но одна тренировка в день – минимум.       — Ясно, — поднялся Ванцзи на ноги. — Если позволишь, завтра потренируемся один раз? Я хотел бы изучить немного лучше Верхний и Нижний Миры.             Яньли надула губы:             — Я могла бы рассказать тебе и так, — и пожала плечами. — Ну если хочешь – библиотека открыта. Будут какие вопросы – задавай.       — Спасибо, — тепло поблагодарил Ванцзи, оправляя рукав. — В таком случае спокойной ночи?             — Мгм. Спокойной, — девушка живо помахала Ванцзи рукой на прощанье и испарилась в пространстве, будто бы её тут и не было.       Ванцзи смерил бесцветным взором опустевшее место и в одиночестве двинулся в сторону своих новых покоев, даже не подозревая, что к нему приковался тяжёлый взгляд пытливых холодных красных глаз, затерявшихся в складках пространства…