В ожидании тепла

***

Смеха звон, молений гон, Бери картишки али – вон. Игра весёлая кружится, И всё внутри безудержно дымится. Масти шутка укольнёт, И вот уж прямо, мой итог Мне в сердце точно и пальнёт, А арлекин – коварный сноб – уж возьмёт То как предлог…

*** Два с половиной месяца спустя. Резиденция Вень Чжао. …

      Было мертвецки холодно. Стояла глубокая безоблачная ночь. Ветра не наблюдалось, оттого воцарилась тишина, не нарушаемая даже шорохом веток. В резиденции второго молодого господина Вень, кроме пары свеч в одной из комнат, не горело и лампы – кромешная тьма…       Последние слуги, засидевшиеся допоздна, отходя ко сну, тихонько передвигались по коридорам, едва слышно шурша подошвами по дереву, дабы не потревожить господина, что в последнее время был не в духе.       Ван Линцзяо заметалась во сне.       Ей снилось, что она бродит по тёмным коридорам, в которых не видно даже собственных рук. Ладони скользили по стенам, чтобы обеспечить для неё хоть какую-то опору.       В ушах звенело от давящей тишины. Звону аккомпанировало ухающее в ужасе сердце.       Ван Линцзяо подскочила и свободной рукой зажала себе рот, когда скрипнула половица. Глаза округлились и заметались вокруг, дабы отыскать источник шума. Женщина гулко сглотнула и ясно ощутила, как дрожат поджилки.       Половица скрипнула вновь…       Было совершенно точно не понятно, что делать: продолжать идти или же замереть на месте? Не было видно и зги! Как уж тут определить верное направление? Что, если она сейчас сама придёт зловещему гостю в руки? А если замереть?.. То получится лишь простодушное ожидание когтей на собственную шею!       Пальцы судорожно сжались, а из горла раздался едва слышный всхлип. Ван Линцзяо обессиленно шепнула:       – «Кто здесь…»       Шаркнула ваза на одной из тумб – в опасной близости от неё, где-то справа. Ван Линцзяо благодаря невероятным усилиям удержалась от визга и дернулась назад – влево.       – «Не подходи…» – Некто в темноте затих. Ван Линцзяо воровато застыла, напрягая слух. – «Кто ты?.. Что тебе нужно от меня?..»       Одна из досок запела в диаметрально противоположном месте относительно той тумбы. Женщина резко дернула головой к источнику звука.       Как «некто» так быстро оказался в совершенно ином месте?.. Он же…Он же только что был здесь!!!       Вспотевшие ладони вцепились в стену позади:       – «Прошу…не трогай меня…Кто ты…» – глаза ошалело бегали по окружению, силясь выцепить хотя бы силуэт – хоть что-нибудь! – но не выходило. По-прежнему, одна лишь тьма. Ван Линцзяо усиленно думала над личностью некто, и у неё было немного подходящих кандидатур – а именно, всего одна. Она сбивчиво, будучи не до конца уверенной в собственной догадке – или не пожелавшей быть уверенной? – шепнула: «В-Вей Ин?..»       Ван Линцзяо напрягла каждый из органов чувств, коим владела, уставившись во всё. Казалось, ещё чуть-чуть и барабанные перепонки лопнут от натуги – так она прислушивалась.       Упала ваза на расстоянии в несколько чжанов от неё и с оглушительным грохотом разбилась. Ван Линцзяо подпрыгнула на месте и взвизгнула, закрывая ладонями лицо. Ещё чуть-чуть – и её хватит удар:       – «В-В-Вей И-н-н…»       Стихло. Раздавалось только учащённое дыхание да быстро ухающее сердце, более – ничего.       Ван Линцзяо прождала с минут пятнадцать и, когда ничего не произошло, она выдохнула, позволяя себе немного расслабиться.       Неужто он ушёл?..       Вдруг на уровне инстинктов почувствовалось чужое присутствие прямо перед ней. Ван Линцзяо вмиг напряглась и диким зверем уставилась в черноту.       Казалось, пустая трата сил и времени – ничего не произойдёт, но…       Было определённо что-то не так. Совсем не так…       Эхом прокатился заливистый юношеский смех, звучащий перезвоном колокольчиков и, вероятно, чему-то очень радующийся.       Губы Ван Линцзяо задёргались, а она всхлипнула:       – «Вей Ин?..»       – «Раз, два, три, четыре, пять…Буду долго Я искать…Не видать покоя мне, пока не отыщу тебя во мгле…Буду рвать, буду метать, будем весело играть…Где ты, друг мой, где же ты? Счёт идёт – и ты спеши…Не будем время мы терять, давай скорей, пойдем играть…Ван Линцзяо…Ты…поиграешь со мной?» – голос принадлежал молодому человеку и звучал мелодично и нежно в своей невинной юности. Он говорил непринуждённо и беззаботно, словно и вправду спрашивал об обычной игре в прятки или догонялки. Но от этой фривольности и инфантильности в тоне Ван Линцзяо едва не взвыла от сковавшего её ужаса.       Она судорожно крутила головой, надеясь отыскать говорившего юношу. Ибо по голосу невозможно было отследить местоположение: он рассеивался свободным эхо по пространству и таял в воздухе, не давая себя ухватить.       Ван Линцзяо поняла, что стоять уже не в силах. Пальцы её безудержно дрожали, цепляясь за стену, по которой, в итоге, она и скатилась на ледяной пол.       – «Вей Ин…Ты…Прошу…»       Голос перебил её:       – «Так ты поиграешь со мной?»       Отчего-то женщина побоялась отказывать. Ван Линцзяо почудилось, что скажи она «нет», звучащий отовсюду перезвон накинется на неё и растерзает в клочья. Язык свело судорогой, но всё же он извернулся, дабы женщина сбивчиво произнесла с нервной, натянутой улыбкой:       – «К-конечно я с-с тобой поиграю…»       Юноша весело рассмеялся и, казалось, захлопал в ладоши:       – «Хорошо…»       Стихло.       Отстранённо мелькнули облегчение и глупая надежда, что всё кончилось и сейчас она спасётся из этого кошмара.       Ван Линцзяо попыталась унять бешеный сердечный темп и, качаясь, поднялась. Темень ни капли не прояснилась, но стало будто бы теплей, а дышать получалось куда легче, нежели буквально секунду назад.       Неужели…ушёл?       На лицо вылетела облегчённая в своей радости улыбка, а из груди зазвучал нервный смех. Ван Линцзяо зажала ладошкой рот, дабы заглушить его.       Впрочем, так она этим смешком и подавилась.       Перед ней со стороны пола вспыхнул серебряный свет, а совсем у носа замерло чужое израненное бледное лицо, что с широкой кровавой улыбкой от уха до уха и белёсыми глазами без зрачков подобно кукле смотрело на неё и задорно смеялось.       – «Ха-ха-ха!!! Как славно, как славно!!!»       Ван Линцзяо истошно заверещала, отскочила к стене, буквально вдавливаясь в неё, и закрыла лицо ладошками.       Юноша упер руки в стену по обе стороны от её лица и наклонился ближе, обдавая женщину удушливым запахом застоявшейся крови и морозом могильной земли.       Призрак искажённым голосом безумно захрипел:       – «Славно! Славно! Славно! Ты поиграешь со мной…» – голова не поменяла своего положения, а вот несколько пальцев, что некогда уцелели, клешнеобразно выгнулись неестественным образом и на несколько цуней вонзились женщине между рёбер.       Ван Линцзяо задёргалась, пытаясь оттолкнуть юношу, и завыла, ударившись затылком о стену, когда пальцы принялись извиваться. Ноги задрались, силясь извернуться и ударить нападавшего, но им удалось нащупать лишь пустоту.       – «Давай играть…давай играть…Скажи, Ван Линцзяо, тебе нравятся наши игры?..» – ответом призраку был пронзительный вопль боли и истерики…       Женщина с оглушительным визгом подскочила на постели и широко раскрыла глаза. Она тяжело дышала, будто после долгого изнурительного бега, грудь суматошно вздымалась и опускалась. Глаза округлились и, казалось, обезумели.       Вень Чжао в гневе хлопнул кулаком по столу, другим сжал какую-то бумагу, обернулся и с красными прожилками в глазах гаркнул:       – «Хватит орать, дура! Чего посреди ночи истеришь?! Совсем из ума выжила?!»       Ван Линцзяо пришла в себя и, как только осознала, что произошедшее было лишь реалистичным кошмаром, несколько успокоилась. Она гулко сглотнула и выдавила:       – «Вей Ин…»       Вень Чжао холодно обрубил, махнув на неё рукой:       – «Опять ты про этого ублюдка! Замучила! Сил моих больше нет слушать твои бредни!»       Губы и рот пересох, оттого женщина вновь сглотнула и пролепетала:       – «А что, если…он и вправду восстал из мёртвых?.. Что, если Вей Ин и вправду придёт по наши души?..»       – «Не мели ерунду! С территории Луаньцзан не выбираются. Никогда. Это аксиома! Подох Вей Усянь и теперь гниёт! Хватит мне на мозги капать! Хочешь поорать – пошла вон отсюда!» – на последних словах Вень Чжао не выдержал и швырнул бумаги на пол, в сторону двери, отчего листы рассредоточились по деревянной поверхности и уязвлённо притихли.       Ван Линцзяо обиженно поджала губы, но всё же поднялась, оправила по правилам приличия нежно-розовую сорочку, почтительно поклонилась и тихой мышкой на носочках направилась в сторону двери.       Уже после своей речи Вень Чжао потерял к женщине интерес и уткнул нос в остальные документы на своём столе.       Ван Линцзяо воспользовалась этим, потому, не задерживаясь ни на секунду, цепко и чётко подхватила несколько лежащих на полу бумаг и выскользнула в прохладный коридор.       Дверь с глухим стуком прикрылась, отрезая от неё уютную теплоту спальни и оставляя женщину в полной темноте и уличном холоде. Ван Линцзяо невольно поёжилась, ибо воспоминания о недавнем кошмаре были ещё слишком свежи. Она тряхнула головой, зажгла стоящую на ближайшей тумбочке свечу и попыталась прочесть что-либо из тех бумаг, подобранных ею.       Безусловно, должного количества иероглифов она не знала в силу своей необразованности, но всё же суть информации уловить ей удалось.       Оказалось, что молодой господин Вень пребывал в дурном настроении из-за некой наметившейся Аннигиляции Солнца и смерти своего старшего брата Вень Сюя от руки Не Минцзюе.       Ван Линцзяо поджала губы, подцепила пальчиками свечку и направилась в свои покои.       Притворив дверь, она поставила на туалетный столик огонёк, зажгла парочку других для большего освещения, подошла к кровати, минуя стоящее по левую сторону от входа зеркало во весь рост, нагнулась и достала из-под неё из тьмы припрятанный узорчатый ларчик с накопленными за всё это время артефактами, украшениями и сбережениями.       Во взгляде женщины горела решимость.       Едва запахло жареным, Ван Линцзяо поняла, что необходимо сматывать удочки и бежать. Собранных богатств хватало, чтобы ни в чём не нуждаться. К тому же, посетивший её накануне во сне призрак нисколько не помогал расслабиться подле Вень Чжао – отчего-то она была уверена, что её мучают кошмары только потому, что находится рядом с ним.       Губы разомкнулись и шепнули себе под нос:       – «Ну уж нет…Тони сам, а меня не тяни за собой…» – пальцы смело коготками поддели замочки на ларчике и потянули вверх, откидывая крышку. Глаза женщины расширились до неестественных размеров, а зрачки сузились.       Ван Линцзяо оглушительно громко завизжала и отбросила от себя шкатулочку.       Где-то в отдалении, звуча приглушённо из-за разделения комнат, ругнулся на неё Вень Чжао, но женщина его не слышала. Она отпрянула назад к выходу и, сама не заметила как, остановилась аккурат напротив зеркала. Краем глаза ей удавалось видеть собственное отражение в нежно-розовой сорочке.       Губы в панике и ужасе дергались, руки комкали шёлковый подол. Дыхание хрипело и свистело, взлетая к потолку.       Причиной этой реакции послужила сотворившаяся вопиющая странность.       Заместо артефактов и прочих драгоценностей в ларчике оказался мертвый младенец с острыми зубами, что своими большими белёсыми глазами с ярко-красными маленькими точками вместо зрачков смотрел на неё из темноты.       Инстинктивно от испуга она швырнула тогда шкатулку на пол, отчего тот перевернулся и сейчас сверкал украшающими дно узорами в темноте.       Ван Линцзяо гулко сглотнула и поняла, что подходить вот так, безоружной, к этому ларчику ей неимоверно страшно. Памятуя о силе охранных талисманов, она решила найти хотя бы один и наперевес с ним подойти и проверить: померещилось ей или нет.       Глаза женщины метнулись вправо. Сейчас она стояла спиной к двери и совсем не замечала, куда идёт, ибо продолжала невольно отступать миллиметровыми шагами – прочь от странного ларчика. В правой стороне не было ничего даже отдалённо похожего на талисман, оттого стоило попытать удачи слева, ибо там, как помнила Ван Линцзяо, стоял её туалетный столик и полочка со многими книгами – вроде как между страниц одной из завалялась стопка нужных ей талисманов.       Ломаными движениями голова начала медленно поворачиваться влево, но когда она приняла прямое положение, то потревоженным зверьком замерла, поскольку отражение в зеркале ей показалось странным. Словно…несколько размытым.       Ван Линцзяо гулко сглотнула вставший в горле ком и, набравшись смелости, в упор посмотрела на собственное отражение.       Издалека оно казалось совершенно обычным. Лишь слегка размылось по краям в некоторых местах. Нежно-розовая сорочка на бедрах и подоле несколько растянулась мутноватым градиентом в стороны. В остальном всё было в порядке: всего-навсего её бледное от испуга прекрасное личико.       Женщина воровато вгляделась в зеркало и заметила, что на его раме, в правом верхнем углу, висит охранный талисман. Глаза просияли, но настороженность не ушла.       Она украдкой приблизилась и замерла напротив зеркальной поверхности. По-птичьи склонила голову – странно, почему она так сделала? У неё ведь прежде не было подобной манеры.       Пальчики робко потянулись к раме и стянули талисман. Сразу как-то на душе стало спокойнее. Уже куда смелее, Ван Линцзяо посмотрела на себя.       На неё смотрели всё те же черты, что ей так хорошо знакомы. Лишь искусанные от тревоги потрескавшиеся губы, что от снедающей женщину паники побледнели, выделяясь из привычной картины. В остальном, в принципе, за исключением выползшего страха на лицо, все было как обычно.       Ван Линцзяо моргнула, крепко зажимая в ладони талисман. Отражение моргнуло вместе с ней. Ван Линцзяо склонила по-птичьи голову на другую сторону – и отражение вместе с ней.       Женщина в зеркале улыбнулась уголками губ, а Ван Линцзяо напряглась всем телом.       Она не улыбалась сейчас…       Тогда…почему отражение – да?..       Лицо Ван Линцзяо в ужасе исказилось, сердце упало вниз. Она попятилась. Отражение улыбнулось шире: уголки губ поползли выше, выше, уходя по щекам на скулы; подняло руку и в приветствии вежливо помахало ей ладошкой.       Всё внутри перевернулось и сжалось, когда Ван Линцзяо поняла, что, несмотря на все сделанные шаги, каким-то образом оказалась на всё том же месте у зеркала.       Женщина по ту сторону прощебетала:       – «Ван Линцзяо, ты сказала, что поиграешь со мной…»       Животный ужас проскользнул во все её черты, и Ван Линцзяо дёрнулась в сторону, прочь от зеркала, но безуспешно:       – «Нет!!!» – она хлопнула раскрытыми ладонями по поверхности, но это было её фатальной ошибкой, ибо те приклеились к ней напрочь.       Отражение перезвоном колокольчиков засмеялось, всё так же широко улыбаясь, и медленно соединило их ладони:       – «Но как же не говорила?..» – «Ван Линцзяо» надула губы в театральной обиде. – «Говорила…Ещё как говорила.» – она наклонилась к зеркалу по ту сторону и, сверкая кровавой улыбкой, вкрадчиво проворковала. – «Ты мне пообещала игру. Не стоит отказываться от своих слов – это некрасиво, Цзяо-Цзяо.»       Ван Линцзяо ошалело замотала головой:       – «Нет!!! Нет-нет-нет!!! Отпусти меня! Отпусти! Вей Ин! Это же ты?! Хватит! Пожалуйста! Отпусти меня! Не я причинила тебе столько боли! Не я убила тебя! Мсти Вень Чжао, но не мне…Отпусти меня, молю…»       Женщина по ту сторону удивленно округлила глазки и следом расхохоталась, качнув подбородком:       – «Что ты, что ты…До Вень Чжао я тоже дойду. Никого без игр не оставлю!.. Ты будешь первой…Я не заставлю тебя ждать…Не бойся, тебе понравится наша игра…» – и тут «она» переплела их с Ван Линцзяо пальцы, отчего та чуть не испустила дух прямо на месте. Попытавшись вырваться, женщина потерпела неудачу, ибо оказалось, что она не в силах сдвинуться и на фэнь. – «Цзяо-Цзяо…» – вдруг чужое лицо потекло, словно плавящийся на жаре воск, исключительно не красиво искажая черты. Кожа парафиновыми каплями упала с подбородка. Глаза потемнели и будто впали в череп, образовав зияющие дыры на месте глазниц. Уголки рта треснули, и та рваная улыбка стала более кровавой и явной. Перепачканные зубы клацнули. – «Давай поиграем...»       Ван Линцзяо завопила, но отражению и кому-либо другому было всё равно на её крики и моления. «Женщина» под свой безудержный громкий хохот за их переплетённые пальцы безжалостным резким движением втянула Ван Линцзяо к себе в зазеркалье, и воцарилась тишина.       Должно быть, Вень Чжао в уединенности собственной спальни вздохнул с облегчением, поняв, что больше вопли не раздаются.       Свечи, стоящие на туалетном столике и на двух других полочках, потухли, точно от резкого порыва сквозняка. Скрипнула приоткрытая ставня и вновь замерла. За окнами на одиноком древе, что смотрелось необычайно нагим и уязвимым в эту суровую зимнюю ночь, каркнул цепкий ворон, выделяясь на фоне снежной насыпи.       Ларчик так и остался лежать перевернутым на студёном полу. Украшения и артефакты блестели в лунном свете, совершенно возмутительным образом разметавшись по дереву в беспорядке.       В зеркале была тишина – и ничьих образов, даже отдалённых, видно не было. Словно и не происходило чего-либо из ряда вон выходящего.       В целом, комната выглядела так, будто её хозяйка отошла на краткую прогулку, запамятовав поставить вещи должным образом.       Лишь одна деталь явно выделялась из общей композиции. Если бы кто-либо зашёл сейчас в комнату, то точно не удивился бы рассыпанным украшениям, одинокой свече на неподходящем месте и перевернутому ларчику. Загадочного «некто» абсолютно и наверняка изумила бы выделяющаяся на общем темном фоне лежащая на расстоянии в чи от зеркала кроваво-красной рубашкой к верху игральная карта.       «Некто», определённо, из чистого любопытства подошёл бы да поднял эту карту, желая узнать причину её нахождения здесь – всё же, хозяйка никогда прежде не играла в карты и любые другие азартные игры – и какой конкретно игре и масти принадлежала она.       И совершенно точно «некто» поднял бы брови, увидев, что на белом фоне будет изображена та самая ушедшая на прогулку хозяйка с перекошенным в ужасе и невыносимых муках бледным лицом, с закрытыми глазами и с схватившимися за сердце руками. А в сжатых ладошках, если «некто» обладает превосходным зрением, станет заметен жалкий, не имеющий реальной ценности и силы накаляканный чей-то небрежной рукой талисман. А по углам, в характерной манере, «некто» ни за что и никогда не найдёт какой-либо масти, ибо изготовитель карт, видимо, не пожелал даже выделить им одну из.       В остальном, всё было, как всегда. Обычная глубокая, тихая и по-особенному холодная зимняя ночь…

***

      В отдалении зазвучал надоедливой трелью голос Ван Линцзяо и стих.       Вень Чжао помассировал виски, откинулся на спинку стула и вымученно вздохнул.       Вести были удручающими. Смерть брата, волнения среди орденов заклинателей и прочие непотребства. Восстания, колебания адептов даже в их возвышенном и великом ордене Вень и нависающие над их головами тучи нисколько не радовали.       Ещё и эта девка…       Вопит и вопит целыми днями, ибо ей, видите-ли, снится чуть ли не каждую ночь этот паршивец Вей Усянь! Вень Чжао даже пренебрежительно хохотнул от столь нелепого предположения. Этот служский выродок сдох и уже как два с половинной месяца блуждает всеми забытой тенью среди точно таких же забытых теней призраков-узников горы Луаньцзан! Как эта дурочка посмела подумать на его восстание из мертвых? Да никому не под силу выйти за пределы барьера – это вздор!       Голова болела особенно сильно. Больше всего ныл именно затылок – Вень Чжао не понимал, почему.       Хотелось снять напряжение, но звать назад эту дуру не было никакого желания – опять будет верещать насчёт погибшего ублюдка. Не опасайся он убийцы в виде наложницы, то непременно прогнал бы девку взашей.       Вень Чжао с нажимом протер лицо и устало взглянул на тонкий огонёк свеч. По глазам волнами расходилась боль, и клонило в сон – но спать было нельзя; необходимо продумать план действий, отослать парочку весточек отцу или просто-напросто разобрать завалявшиеся в пыли от его лени важные документы.       Нужно было себя взбодрить – чем угодно, но взбодрить.       От двери щиколотки мазнул холодок, что по голеням пробрался наверх и, пройдясь по позвоночнику, лизнул загривок, заставив вздрогнуть и передёрнуться.       Скрипнули по полу ножки стула. В резко зазвеневшей тишине этот скрип выдался особенно громким. Вень Чжао поморщился, ибо звук ударил по больной голове.       Он открыл дверь, вновь передёрнулся от сквозняка и по тёмному коридору направился вглубь дома. Когда Вень Чжао проходил мимо покоев Ван Линцзяо, то отметил, что в них непривычно тихо, но не стал заострять на этом внимания – лишь порадовался, что эта девка больше не вопит.       По длинному коридору прямо, потом налево и направо, а там ванная комната.       Вень Чжао в спокойном, но усталом состоянии добрался до пункта назначения, опустил ручку, вошёл и, не задумываясь над своими действиями, закрыл за собой на замок дверь. Зажёг парочку свечей – лампы распалять не хотелось, ибо свет по-любому резанул бы ныне чувствительные глаза.       Комната была просторна, но не слишком. В углу стояла бочка для омовения с мылами, мочалками и арома-маслами на бортах. Подле неё разлёгся прямоугольный пушистый коврик, тянущийся от бочки до двери: Вень Чжао отстранённо вспомнил, что тот очень скользкий и на нём легко можно с грохотом упасть.       У стены напротив двери стоял на старомодном трюмо среднего размера таз из соснового дерева с железными креплениями по бокам. Рядом расположился ковшик, а несколько в стороне можно было набрать из ещё одной бочки несколько поостывшую с вечера воду: слуги наполняют её каждые два часа, а бочку для омовения – непосредственно перед мытьём господина.       Вень Чжао зачерпал немного воды ковшом и наполнил «раковину». Уставший после бессонных ночей за бумагами взгляд поднялся к зеркалу и увидел осунувшееся выражение. Молодой господин досадливо цыкнул, мысленно обещая себе, что по приезде в родной отчий дом непременно уделит время отдыху и всевозможным радостям для себя любимого.       Руки опёрлись о борты таза, а Вень Чжао по-птичьи склонил голову, всматриваясь в своё лицо, и задумчиво буркнул под нос:       – «Как же меня все достали уже…» – отражение повторило все действия за ним до последней мелочи.       Вень Чжао хмыкнул и нагнулся, зачерпнул ладонями воду и окатил ей лицо.       Но отражение за ним не последовало.       Оно лишь проводило немигающим взглядом исчезнувшего в тазу Вень Чжао и приподняло уголки губ в жуткой кукольной ухмылочке.       Вень Чжао с удовлетворением протер лицо, несколько проясняя сознание и смывая остатки усталости. Он только хотел было подняться, но неожиданно чья-то ледяная рука стянула его волосы стальной хваткой на затылке и силой вдавила лицом в дно таза. Вень Чжао задёргался, пытаясь сбросить чужое давление с себя.       Его руки уперлись в стол, а голова бесполезно затрепыхалась. Так как дыхание доселе не было нужды задерживать, воздуха стало не хватать: горло и легкие загорелись, мозг поплыл, а Вень Чжао от испуга против собственной воли закричал, распуская по воде пузырьки драгоценного воздуха.       Хватка исчезла, и получилось сделать полноценный вдох.       Только вот Вень Чжао, широко раскрывший глаза от ужаса, осознал, что в воде не находился: его лицо было сухим и неприятно сальным – совсем как до умывания вроде как всего секундой назад, – лёгкие судорожно сокращались, впитывая в себя воздух, – но больше от страха и паники, нежели от реальной нехватки кислорода; сердце быстро-быстро билось о ребра и, казалось, сейчас разорвётся от столь стремительного темпа. Но что больше всего его обескуражило и напугало, так это то, что таз был полностью пуст. Воды, кою вроде как Вень Чжао налил чуть ли не до краёв, не было. Дерево оказалось сухим, словно оно уже успело сто раз высохнуть после последнего использования.       Вень Чжао стоял, согнувшись в три погибели и ошеломлённо смотря на дно таза. Затылок и корни волос и в самом деле отдавали теми болевыми отголосками от сжатия чьими-то ледяными руками, но то было скорее похоже на призрак морока или кошмара, нежели на реальную боль. Теперь Вень Чжао подумалось, что ему всё померещилось от усталости.       Глаза прикрылись, лоб уткнулся в костяшки рук, он сделал глубокий вдох и выдох, успокаиваясь.       Это всего лишь галлюцинация – переживания Ван Линцзяо заразили его и теперь от усталости мучают его. Вень Чжао сжал зубы: пожалуй, хватит на сегодня документов, стоит поспать.       Обуреваемый твёрдым намерением отправиться в постель Вень Чжао выровнялся, но с застрявшим в горле криком отскочил назад, от резкости поскользнулся на печально известном коврике и грохнулся на спину.       Он непроизвольно зажмурился, но страх заставил его вновь открыть глаза, отползти к двери, облокотиться спиной на неё и в неверии уставиться на зеркало – а точнее, на человека, виднеющегося в нём. Вень Чжао приложил ладони к щекам и несильно похлопал по ним:       – «У-у меня поехала крыша…Это…это…Галлюцинация…»       Стоявший в зеркале призрак искажённым голосом рассмеялся, отчего несколько капель крови из разрезанного рта стекло по щекам и упало с подбородка на зазеркальный пол. Белесые глаза в сумасшедшем темпе закрутились в глазницах в разные стороны, словно желая разглядеть каждый фэнь представшей их взору комнаты. Его руки, казалось, так же оперлись на бортики таза по ту сторону.       Голова по-птичьи склонилась, а задорная улыбка шире растеклась по бледному, измученному лицу, обнажая перепачканные в крови зубы. Спутавшиеся черные волосы обрамляли стройное личико и исчезали в темноте за его спиной.       Призрак искажённо пропел:       – «Давай-ка поиграем?»       Ладони захлопали по лицу Вень Чжао сильнее:       – «Это сон…Это сон…Это сон…»       Юноша в зеркале весело покачал головой:       – «Не-а. Это…» – он указал окровавленным и покусанным указательным пальцем на себя. Губы бесшумно выговорили. – «Не сон…»       Сердце Вень Чжао упало куда-то в кишки.       – «В-Вей…У-Усянь?..»       Призрак расхохотался:       – «А кто же ещё? Неужто успел забыть меня за эти два с половиной месяца?»       Вень Чжао нервно крякнул и закачал головой:       – «Ты не мог…Ты не мог выйти з-за…з-за пределы Луаньцзан…Это невозможно…»       Вей Усянь непринужденно улыбнулся:       – «Да…ты что-то такое упоминал…Но…разве не помнишь…что я сказал тебе…последним?..» – Вень Чжао быстрее замотал головой, сильнее вжимаясь в дверь, а призрак одними губами издевательски вымолвил. – «Стремись достичь невозможного…»       Вень Чжао вскрикнул:       – «Ты не мог! Не мог! Это…Это за гранью! Никто никогда не выходил оттуда! Это…»       – «Но и моя ненависть и злость за гранью…» – Вей Усянь сорвался на рычащее шелестение. – «Я желал отомстить…И потому пришёл сегодня исполнить свою последнюю волю…» – он безумно рассмеялся. – «Ну же, Вень Чжао! Не отказывай мне! Поверь, тебе понравится! Будет весело! Твоя Цзяо-Цзяо уже поиграла со мной! Теперь…» – призрак неестественным голосом прохрипел, с чётким щелчком склоняя голову. – «Твоя очередь…»       – «Нет!!!» – Вень Чжао вскочил, цепляясь по-прежнему за дверь, под разразившийся хохот Вей Усяня и замигавшее пламя свеч.       Пальцы с силой схватились за дверную ручку и задергали её, но та не желала поддаваться и открывать путь к спасению. Ошалелые глаза обернулись к зеркалу и наткнулись на белесые глазные яблоки, что, наконец, прекратили в сумасшедшем вихре крутиться и уставились на него:       – «Давай поиграем…» – Вей Усянь, всё ещё упираясь руками в раковину, ломано изогнул плечи, откидываясь назад и прогибаясь в спине, и со всей дури под свой же безумный хохот приложился лбом о зеркало с той стороны.       Вень Чжао взвизгнул. Раздался приглушённый удар, а следом по стеклу пошли трещины, но ещё достаточно маленькие.       Вей Усянь вновь откинулся и приложился снова. Он принялся систематично биться головой о зеркальную поверхность, с каждым разом всё ускоряясь и ускоряясь. Из носа фонтаном хлынула кровь и затекла призраку в рот, но тот лишь громче засмеялся, продолжая прокладывать себе путь в мир живых.       Вень Чжао уже сам не свой от страха дёргал дверную ручку, отчаянно желая её выломать, но не преуспевая в этом – действительно, почему?       Трещины увеличились, стекло захрустело. Казалось, ещё всего один удар – и оно разобьётся вдребезги.       Вой Вень Чжао крепчал. Ноги упирались в пол и чуть ли его не царапали подошвами. Глаза выпучились и буквально приклеились к прикладывающемуся о стекло Вей Усяню, чей рот и лицо уже полностью залила кровь, а с губ не прекращал слетать сумасшедший смех.       Бам!       Посыпались внушительные рваные осколки в таз, создавая приглушённый грохот и звяканье.       Вень Чжао замолчал и затих, в обречённости и неверии глядя на то, как глубоко прогнувшийся в спине призрак с хрустом позвоночника плавно перетекает в ровное положение, а после столь же плавно наклоняется вперёд – за зеркальную раму…       Волосы заслонили плотной шторой лицо, скрывая не блещущую рассудком широкую улыбку и залитые кровью белесые дикие глаза. Рука медленно поднялась, являя взору Вень Чжао израненные кисть и пальцы, переступила резную железную окантовку, задев несколько осколков и сбросив их на трюмо, и опустилась, широко раскрыв ладонь, подле разбитого стекла. Вторая рука вцепилась в острые края не опавшего зеркала, совсем не замечая, что буквально насаживает себя на них.       Призрак проскрипел:       – «Давай поиграем, Вень Чжао…»       Названный взревел, опомнившись, рванул замок на двери, резким движением раскрыл её и как ополоумевший ринулся в темноту, попутно то и дело поскальзываясь на скользком полу.       Вей Усянь на пару секунд застыл, а после громко захохотал, отчего голос исказился сильнее, начиная напоминать скребущуюся о фарфор вилку или трущуюся о стекло губку:       – «О! Даже так?! Что ж…Не буду тебе отказывать…»       Фигура склонилась ниже, словно от обуревавшего её смеха, и принялась сбивчиво считать:       – «Раз, два, три, четыре, пять. Долго буду Я искать! Не видать покоя мне…Пока не отыщу тебя во мгле…Буду рвать, буду метать…Будем весело играть…» – корпус нагнулся дальше за раму, медленно переваливаясь на трюмо. – «Где же друг мой? Где же ты? Счёт идёт – и ты спеши…» – призрак выбрался из зеркала на половину и полностью выпрямился на руках, упираясь ладонями то в таз, то в столик. – «Не будем время мы терять…Давай скорей, пойдём играть…» – Вей Усянь хихикнул. – «Я вожу…»       Несмотря на то что призрак покидал зеркало медленно и будто бы с видимым усилием, он сорвался с места размытой тенью и с грохотом чего-то тяжелого, волокущегося по стенам, потолку и полу, и со своим безудержным хохотом бросился вслед ведомому.       Вень Чжао, не жалея ног, бежал вперёд, задыхаясь от нехватки кислорода и горящих лёгких. Он стал спотыкаться чаще и чаще, но останавливаться было нельзя. Уже был слышен грохот, что создавало нечто, ударяющееся о поверхность, по которой «это» передвигалось.       Нужно было добраться до Вень Чжулю и адептов. Его защитят…обязательно защитят…       В мозгу до сих пор не укладывалось, что Вей Усянь смог обернуться озлобленным призраком и выйти за пределы горы. Немыслимо! Стоило вспомнить, что и в каком объёме он сделал, Вень Чжао стало невообразимо дурно…       …Прошло уже довольно много времени, но он всё бежал. Вень Чжао мысленно взвыл:       «Коридор же вовсе не такой длинный!!! Почему я всё ещё бегу?!»       Как бы насмехаясь над ним, стены и пол резко уползли дальше в темноту, скрывая в той страшной черноте заветную дверь. А хохот и грохот стали громче и ближе.       Вень Чжао в отчаянной попытке спастись отрывистым движением толкнул одну из тумб с вазами и канделябром на пол, желая таким образом преградить этому нечто путь – на самом деле это исключительно глупо и бесполезно, но так создавалось ощущение, будто он что-то делает для собственной защиты и так призрак не доберётся до него слишком легко.       Казалось, на расстоянии всего в несколько чи прогремел смеющийся искажённый голос, что безумно запевал:       – «Ну куда же ты так бежишь?! Ишь какой шустрый! Ах, какой старательный у меня противник в этой маленькой игре! Ах как он играет, как играет! ХА-ХА!!! Не убежишь…Не убежишь!!! Я догоню, обязательно догоню тебя!!! Я всегда выигрываю, слышишь?! Всегда!!»       Вень Чжао взвыл:       – «Отстань от меня!» – он оглянулся за спину, дабы увидеть, насколько на самом деле далеко от него призрак.       Так вышло, что молодой господин пробегал мимо небольшого окна и мелькнули на стене лунные лучи, позволившие яснее разглядеть окружение. Грохочущее нечто метнулось змеей по полу, прокатилось по стене размытой тенью и исчезло во мгле потолка. Вень Чжао ускорился, продолжая неотрывно следить за обстановкой за собой.       Но он так увлёкся, что забыл смотреть под ноги, потому совершенно искренне изумился, когда носки ботинок зацепились за что-то объёмное и твёрдое на его пути. Вень Чжао тяжело повалился всеми своими костями на грубые выступы чего-то деревянного и покрытого лаком. В ребра больно уткнулось нечто железное и вычурное.       На ощупь Вень Чжао поднялся, а следом все тело одеревенело от осознания, что это была та самая тумба, которую он повалил за собой, дабы задержать призрака.       Вдалеке показалась дверь, ведущая в его покои. Как Вень Чжао помнил, оттуда можно будет выбежать на улицу и позвать сторожевых адептов, а там уж – и Вень Чжулю.       Знакомые грохот и смех заставили Вень Чжао пулей подняться на ноги и, сбиваясь и спотыкаясь, понестись вперёд, навстречу спасению.       В этот раз коридор не стал петлять и играть с ним: он легко добрался до двери, схватился за ручку, опустил её, скользнул в проём и напоследок ошалело глянул в то пространство, из коего только что сбежал.       На островок света на потолке стремительно выползло изломанное нечто, что из размытой и неясной тени, подобно змее под искажённый скрип, именующийся смехом, цепляясь «ногами» за потолочные доски, свесилось вниз и вытянуло к нему хищные руки с изогнувшимися неестественным образом пальцами.       Вень Чжао булькнул и, не желая искушать судьбу и тратить драгоценное время, захлопнул дверь, отрезая себя от призрака. Прокрутил замок на несколько оборотов и отшатнулся прочь.       Голова быстро завертелась, внезапно забыв, где находится нужная дверь. Найдя её взглядом, Вень Чжао метнулся к порогу, пинком выбил дверь и гаркнул стоящим к нему спиной двум адептам:       – «Вы чего встали?!» – он указал пальцем на коридор за собой. – «Там…там озлобленный призрак! Уничтожьте!»       Плечи адептов дрогнули, точно от сдерживаемого смеха.       Вень Чжао скривился и куда злее заорал:       – «Я неясно выразился?! Ну же! Двигайтесь давайте! А иначе…»       Головы адептов с щелчком резко повернулись к нему на сто восемьдесят градусов, проигнорировав визг собственных шей. На застывших бледных как полотно лицах красовалась ярко-красная улыбка от разрезанных от уха до уха ртов. Кукольные глаза подёрнулись мертвенной пеленой, но всё-таки сразу же отыскали своими красными точками вместо зрачков оторопевшего Вень Чжао, у которого подкосились от животного ужаса ноги.       Две жутких пары глаз вгляделись в сползающего по косяку молодого господина и, одновременно склонив друг к другу с новым щелчком головы подобно деревянным болванчикам, стройным хором из звонких, певчих голосов пропели:       – «Второй молодой господин Вень!.. Давайте поиграем!..»       Вень Чжао взвизгнул и с грохотом захлопнул дверь. Отшатнулся, обхватил себя за плечи и загнанно задышал. Большие глаза бегали по комнате, силясь – и в то же время не надеясь – отыскать выглядывающие из темноты другие глаза…       На удивление, те «адепты» врываться в его покои не спешили. Да и со стороны коридора было всё так же тихо. Никто не ломился, не скребся – полная, оглушительная и звенящая тишина. Лишь тяжелое дыхание Вень Чжао выделялось из общей композиции.       От резкого хлопка закрывающейся двери пламя свеч потухло и стало точно так же темно, как в том зловещем коридоре.       Он быстрым движением облизнул пересохшие губы и отошёл в середину комнаты, продолжая воровато оглядываться. В мозгу крутились шестерёнки, что лихорадочно соображали над методом, коим можно было позвать преданного Вень Чжулю.       Несмотря на бездействие призрака и плотно закрытые двери, Вень Чжао никак не мог прийти в себя и успокоиться.       Молодой господин судорожно отыскал в ящике охранные талисманы, налепил их на двери и оконную раму, заметил в своей комнате пару зеркал и тотчас накрыл их непросвечивающими тканями; вновь замер и прикинул, сколько времени осталось до рассвета: подсчеты его не утешали.       Совсем недавно работники, адепты и господа отошли ко сну, а это значило, что до утра ещё очень и очень далеко.       Вень Чжао подскочил на месте, когда по комнате эхом прокатился перезвон юношеского смеха, забавляющегося ситуацией. Этот смех – а точнее, его обладатель – был ему очень знаком.       Он дрожащим голосом пробулькал, отступая к столу:       – «В-Вей У-ус-янь…»       – «Шесть, семь, восемь, девять, десять…Как хорошо и весело играть! Вот к развязке подхожу, вот ведомого ловлю…свой игра меняет ход, и теперь уж твой черед…Давай-ка поиграем!»       Вень Чжао вцепился в собственные волосы:       – «Уйди!!!» – он завизжал и зажал ладонями рот, когда дверь принялись пинать, намереваясь выломать.       Что-то тяжелое – очевидно, то, что громыхало, волокшись по поверхностям здания, – ударялось о дверь, заставляя её завывать и прогибаться вовнутрь комнаты, треща. Казалось, ещё парочка таких движений – и путь призраку будет проложен.       Вей Усянь самозабвенно бился всем своим телом о деревянную поверхность и искажённо хохотал на всю округу:       – «Нашел! Нашел! А я тебя нашел!» – ручка задергалась от чьих-то грубых попыток опустить её. Вень Чжао врезался поясницей в столешницу и вцепился в неё как в спасательный круг, попутно отчаянно и нервно мотая головой. – «Я же сказал: не убежишь! Я выиграл! Выиграл! Выиграл!»       Закрытые тканью зеркала с оглушительным звоном разбились на мелкие осколки, что вмиг разлетелись по комнате, заставив Вень Чжао завизжать.       Неожиданно насильственное проникновение в комнату прекратилось. За дверью затихли копошения и громыхания по полу тяжелого нечто. Будто бы…призрак взял и растворился. Стало куда теплее. Упали за дверью, словно марионетки, отпущенные из цепкой хватки кукловода, адепты.       Вень Чжао вздрогнул, скосился в их сторону, но сразу же после вернул всё своё внимание настойчивому призраку, по неясной причине куда-то исчезнувшему. Он гулко сглотнул, не веря в простой уход ночного гостя. Молодой господин знал, что это ловушка или же «зверь», затаившийся перед новым нападением.       Губы едва разомкнулись, а Вень Чжао сипло шепнул:       – «В-Вей Усянь?..» – ему никто не ответил. Лишь звенела тишина, а вместе с ней – его натянутые до одури нервы.       Кислорода катастрофически не хватало: должно быть, совсем скоро он не выдержит и упадёт в обморок. Пальцы, стискивающие столешницу, дрожали и сводились судорогой. Поджилки тряслись, точно осиновые листы на ветру…       …Прошло с полчаса, но никто так и не показался. Воздух постепенно согревался и ласкал своими успокаивающими языками покрывшуюся испариной от страха кожу.       Прошло целых полчаса – и тишина! Неужели…и вправду ушёл?       Брови свелись на переносице.       Неужели…так просто?..       Мелькнула мысль:       «А что если…Вей Усянь смог выбраться, но…ненадолго? Что, если его ненависти и затаенной злобы хватило лишь на это? И теперь он снова…» – подобный довод утешил и воодушевил Вень Чжао, а также позволил плечам расслабленно опуститься.       Одна ладонь легла на поуспокоившееся сердце, а другая – на ноющий затылок, и Вень Чжао глубоко вздохнул, прикрывая глаза.       Во всем теле – а преимущественно на верхней части груди и шее – тут же появилась неумолимая тяжесть, мешающая без всяких усилий стоять. Лицо, легкие и глотку опалило мертвым морозом. Холодок от трепетных пальцев прошёлся по затылку, успокаивая горячую боль.       Вень Чжао блаженно выдохнул от облегчения и подумал, что всё обошлось, что он спасён. Сейчас же позовёт остальных адептов и Вень Чжулю. Всё будет хорошо.       Но всколыхнувшаяся отстранённая мысль оставила трещину на его хрупком спокойствии.       Его ладонь на затылке не совершала каких-либо действий. Тогда…почему сейчас его поглаживают подушечки пальцев?..       Ресницы затрепетали, намереваясь обнажить поплывший после всплеска адреналина взгляд. Он сделал глубокий вдох, открыл глаза и…       Чуть не отправился к праотцам.       Зажав его лицо бедрами и свесив ноги с плеч на спину, на шее Вень Чжао сидел с лёгкой, непринужденной улыбкой Вей Усянь, что своими белёсыми глазами внимательно следил за реакциями и эмоциями на бледном лице.       Заметив, что Вень Чжао открыл глаза и заметил его, Вей Усянь оскалился шире, а хватка на затылке стала ощутимее. Окровавленные губы весело проговорили:       – «Пой-мал.» – не успел Вень Чжао и ухом моргнуть, его волосы дёрнули, запрокидывая голову, бедра сдавили шею и колени потянули череп, закрепившись под челюстями, вверх.       Глаза округлились до небывалых размеров, в горле застрял выдох, саднящий крик, спазм, прокатившийся по всему его естеству, и пронзивший сознание ужас.       Вень Чжао успел отстранённо подумать, что ему очень страшно, что он не ожидал этого, и…всё.       Голова с влажным хрустом отделилась от шеи и осталась болтаться на волосах в ледяной хватке стальных пальцев призрака с широкой улыбкой.       Последним, что увидел Вень Чжао, были горящие от безумного удовольствия белесые глаза и точно такая же радость, увековеченная когда-то его рукой на этом некогда прекрасном в своей юной и невинной красоте личике…       …Вень Чжао уронил голову на ладони, открыл глаза и потревоженным зверьком заозирался по сторонам. Пламя свеч неприятно резануло по чувствительным и сонным глазным яблокам и заставило его болезненно поморщиться.       Он устало потёр ноющую шею и затылок. Должно быть, из-за того, что Вень Чжао уснул в неудобном положении, те сейчас назойливо капали ему на мозг и нервы.       Молодой господин откинулся на спинку стула и отстраненно подумал, что раз он заснул за столом, то бесполезно продолжать пытаться читать и анализировать предоставленные ему сведения.       Голова гудела: видимо, ему сейчас снилось нечто не очень приятное. Но он не мог вспомнить, что именно.       Вень Чжао вновь размял шею и легким взглядом обвел весь ассортимент находящихся в его распоряжении вещей на столе: тут было великое множество дорогостоящей канцелярии в виде ручек, пуховых кистей, вычурных чернил; стопка бумаг, кою стоило просмотреть, не менее внушительная кипа писем, на которые требовалось ответить или, как минимум, обратить внимание.       Все эти вещи были ему знакомы, ведь он сам их туда положил или велел принести. Все эти вещи имели здесь место, смотрелись весьма органично друг с другом и нависали над Вень Чжао угрожающими тучами, напоминая о важных задачах.       Но, что действительно его изумило, повергло в недоумение и выбилось из общей картины, так это то, что…       На столе лежала одна игральная карта.       Она взялась из буквально из ниоткуда!       Вень Чжао вскинул бровь, подцепил пальцами находку и внимательно осмотрел её.       Фон бросался в глаза своей белизной и изображал на себе размытое лицо, у которого, кроме окровавленной шеи, из тела ничего не было. Черты показались ему знакомыми, но они выглядели столь расплывчато, что уловить то откликнувшееся в сознании сходство не представлялось возможным.       Рубашка у карты была кроваво-красной.       Что удивило Вень Чжао: у карты не было масти. Обычно, в комплекте игральных карт на каждой есть одна определённая. Тут же её не было.       Вень Чжао фыркнул и небрежно отбросил карту от себя. Странная какая-то. Что она вообще тут делает? Он никогда не увлекался азартными играми – они не представляли для него никакого интереса: хотя, может быть, тут было дело не в интересе, а в умственных способностях – но эта мысль никогда бы не оформилась у него в голове.       Молодой господин встал, с удовлетворением потянулся всем телом, тряхнул головой, дабы сбросить ненужные мысли и некое неприятное послевкусие, скинул с плеч верхнюю мантию и улёгся в прохладную постель, перед этим потушив свечи. Вень Чжао мельком подумал, что та уж больно холодна, ибо девка Ван Линцзяо ушла относительно недавно.       Глаза устало прикрылись, а тело расслабилось. Сознание опустело, уступая место приятной пустоте и желанному беспамятству.       Мышцы растеклись по кровати, голова потяжелела. Казалось, Вень Чжао размяк настолько, что даже если бы захотел, то был бы не в силах подняться.       Одеяло, укрывавшее его с кончиков пальцев до подбородка, потяжелело. Должно быть, он устал настолько, что даже одеяло приобрело вес – или, возможно, это обозначало его скорый уход в царство Грёз.       Вень Чжао, кряхтя, с трудом перевернулся на бок, принял положение поудобнее и уже окончательно затих…       …Сквозь подступающий сон он почувствовал неожиданный холодок на пальцах ног. Вень Чжао подумал, что это из-за съехавшего при перевороте одеяла.       Он нетерпеливо укутался поплотнее и вновь затих. Но холод никуда не ушёл. Напротив, морозец невесомыми прикосновениями пополз по ступне, дальше – по щиколотке, голени; забрался под штанину и уже с куда большим нажимом направился выше.       Вень Чжао зажмурился и нахмурился, когда понял, что его без разрешения лапают чьи-то наглые ладони. Он открыл глаза, глядя через сонную пелену, уставился на нарушителя его личных границ и спокойствия и сипло гаркнул:       – «Совсем страх потерял?! Убери свои руки прочь!» – нога дрогнула, дернулась и пнула чужую ладонь прочь от себя.       Низкий мужской голос с некой хрипотцой бархатно рассмеялся и играючи вернул руку на место, продолжая скользить по бедру молодого господина:       – «Ну же, А-Чжао, не будь ты столь груб и колюч…»       Вень Чжао вытаращился на внезапного гостя, подскочил, теряя сонный морок, но повалился обратно на спину и прохрипел:       – «Т-ты?!..»       Вень Лонвей навис над ним, продолжая смеяться:       – «Я-я, А-Чжао. Неужто ты ожидал увидеть кого-то другого?»       Вень Чжао попытался отползти:       – «Ты же…Ты же…» – но он вдруг понял, что напрочь забыл, что хотел сказать после этого «ты же».       Ледяные пальцы подцепили его подбородок:       – «Что такое, А-Чжао? Не бойся. Да, знаю, ты удивлен, но не нужно волноваться по этому поводу. А-Нянь позаботится о тебе…Мы просто поиграем. Вот увидишь, ты ещё попросишь меня не останавливаться. Наша игра точно придётся тебе по вкусу!.. Ш-ш-ш, моя маленькая глупышка, не тревожься.»       Наглые ладони развели не могущие сопротивляться ноги в стороны и открыли доступ Вень Лонвею, что тотчас разместился между них и вдавил своим весом молодого человека в постель.       Вень Чжао вскинул руки, упираясь в мужскую грудь и завопил:       – «Ты что делаешь?! Прекрати!!! Уйди от меня! Я сейчас стражу позову!» – грубая хватка принудила его клацнуть челюстями и замолкнуть.       – «Ш-ш-ш, я же сказал: не буйствуй. Тебе понравится. Неужто ты, мой маленький А-Чжао, хочешь, чтобы мы остановились на самом интересном? Ну же…позволь мне вдоволь порадовать тебя…» – не дав Вень Чжао извернуться и сказать что-либо, он припал к его губам, властно проник языком в рот и принялся вылизывать его зубы и нёбо.       Вень Чжао в омерзении задергался, силясь сбросить с себя чужое тело и отстранить вторгнувшегося и явно растерявшего остатки рассудка мужчину. Но крепкие руки ему этого не позволили: одна из них свела между собой запястья и вдавила их в подушку над головой, а другая возмутительным образом сжала ляжку, оставляя на девственной коже лиловые синяки позора.       Голова завертелась, пытаясь уйти от плена противного языка, но тщетно.       Мужчина навалился сильнее, прогнулся в пояснице, пока был увлечен исследованием чужого рта, и потерся пахом о Вень Чжао, заставив того начать извиваться подобно попавшему в плен воробью.       Он замычал что-то несогласное, но Вень Лонвею было, очевидно, всё равно. Руки времени даром не теряли, потому, связав запястья взявшимся из ниоткуда куском ткани, принялся блуждать по изгибающемуся телу, щипать его, где надо – скручивать и сжимать.       От столь властного и жаркого поцелуя Вень Чжао повело: кислород стремительно заканчивался и заставлял сознание тускнеть. Горло горело от воплей, а легкие – от нехватки воздуха.       Вероятно, Вень Лонвей ужасно долго ждал этого момента, потому как не стал задерживаться на одном лишь исследовании тела под собой: его возбуждение явно мешало ему здраво мыслить и растягивать терпение на подольше. Оно упиралось между разведённых ног, что пытались пинаться и отбрыкиваться, но добивались лишь увеличения трения.       Треснули ткани нижних одежд Вень Чжао и полетели в сторону – куда-то прочь с кровати на пол. Мужчина отстранился, дабы снять остальное, а Вень Чжао, получив доступ к кислороду, закашлялся и завизжал:       – «Уйти от меня, противный! Я тебе не твои шлюхи! Иди и нагни кого-нибудь из них! Я твой племянник! Или совсем от спермотоксикоза мозги заплыли?! Убери руки!»       Вень Лонвей раздел его окончательно и хмыкнул:       – «Какие грязные словечки…»       Вень Чжао хотел продолжить отпираться дальше, но тут мужчина обнажил своё возбуждение, позволив молодому господину под собой ясно увидеть его и заставив того заверещать и задёргаться много сильнее.       – «Ты сошёл с ума! Точно с ума сошёл!!!»       Вень Лонвей низко прорычал:       – «Да…похоже, уже давно…» – не говоря более и слова, он подхватил Вень Чжао за бёдра, после, пусть и с усилием, но вошёл по самое основание и вдавил молодого человека в матрас.       От резкого проникновения на сухую глаза Вень Чжао уподобились огромным блюдцам, а он сам заорал до срыва голоса и крупно задрожал.       Стоило почувствовать приятную узость, Вень Лонвей утробно рыкнул и принялся двигаться…       …Вень Чжао никогда не ощущал подобного унижения и всепоглощающей боли. Слезы текли ручьем, застилая собой всё. Грубые руки охватывали каждый фэнь его естества и ломали, ломали…       Хотелось завыть и закричать: «Ты же мой дядя! Уймись!», но голос был ему не подвластен. Он был способен лишь на высокий жалкий вой и всхлипы покорного тела и куклы для удовлетворения чьей-то похоти.       Между ног бесстыдно хлюпало и горело – должно быть, то была кровь. Вень Чжао подскакивал в такт быстрым, резким и безжалостным толчкам, что заставляли его каждый раз ударяться затылком о деревянное изголовье. Руки из-за неудобного крепления заныли и периодически простреливали в запястьях и во всех прилегающих костях.       Живот, казалось, сейчас порвется от натуги. Внутренности опаляло болезненным жаром при каждом жестоком проникновении.       Всхлипы и жалкий вой сбивчиво срывались в такт мужчине с искусанных и уже посиневших губ:       – «Х-хва-т-тит…Дядя, пож-а-луйст-та…Од-дум-май-с-ся…Кха-ха…» – от этой мольбы инстинкт хищника загорелся сильнее, оттого толчки и рвение, с которым Вень Лонвей входил в Вень Чжао, лишь только ужесточились, сделавшись на порядок быстрее, хаотичнее, глубже и неумолимее.       Теперь Вень Чжао даже при всём желании не смог бы выразить своих молений и каких бы то ни было печалей. Сознание заполонила боль, утопил в своих пучинах невыносимый жар, а надоедливая ломота позволяла думать, будто сейчас все твои кости с треском сложатся пополам.       Ему оставалось лишь крупно вздрагивать каждый раз, когда Вень Лонвей задевал чувствительное место и надавливал намного сильнее и глубже, да всхлипывать и подвывать подобно тем барышням из извращенных фантазий далеких от реальных отношений с женщинами авторов.       Горло сдавила мужская рука и в порыве страсти придушила, заставив посинеть.       Наконец, Вень Лонвей замедлился, всей массой навалился, с нажимом проехался вперед-назад, вошёл как никогда глубоко и кончил, заполняя его нутро позорным жаром.       Тяжелое дыхание, полное страсти, опалило ухо Вень Чжао:       – «Мне не нужны другие шлюхи, А-Чжао…» – голос улыбнулся, а кончик носа поелозил за ушной раковиной. – «У меня же ты есть…»       Вень Чжао обессиленно прохрипел сквозь слезы высоким голосочком, звучащим настолько жалко и уязвлённо, что у внимающего ему слушателя появлялось более жестокое желание обойтись с его обладателем ещё бесчеловечнее:       – «Я н-не шлюха…»       Вень Лонвей приподнялся на локтях, обхватил пальцами одной руки щеки и издевательски сжал их, мерзко и пошло улыбаясь:       – «Как же ты не шлюха? Шлюха. Самая настоящая. Посмотри на себя. Как я над тобой расстарался. Пройдет всего ничего и расцветут все следы моей страсти к тебе. Уж точно не на благородного господина похож!.. – … – Кажется, я был столь жесток и пылок, что ты выглядишь, будто через тебя прошло с дюжину долгое время не видевших удовольствие мужчин… Смотри, какой весь ты: разрумянившийся, порочный и томный…» – он потряс его лицо и глумливо протянул. – «Так бы и смотрел на тебя такого. Должно быть, тебе очень понравилось со мной. Аж плачешь от счастья! И ни с какими женщинами после меня не захочешь, правда?»       Вень Чжао попытался вывернуться из захвата, но Вень Лонвей отвесил ему легкую, но язвительную пощечину и вернул его в прежнее положение:       – «Ну-ка, смотри на меня. Не отворачивайся. Скажи, тебе же понравилось?»       И снова этот жалкий лепет:       – «Уйди…»       Взгляд Вень Лонвея похолодел:       – «Ну нет…» – он резко вышел, после, держа его за волосы, заставил сесть и задрал голову. – «Мы ещё не закончили. Полагаю, тебе хочется сказать своему дяде «спасибо» за столь щедрый подарок. Ты погляди-ка…» – мужчина кивком головы указал на вытекающую из Вень Чжао сперму. – «Как я наградил тебя! Должно быть, ты очень рад оказанному вниманию! Такой мужчина, как я…Гордость, небось, берет, что ты смог оказаться с таким, как я, в одной постели, м?»       Вень Чжао понурил голову, не в силах произнести и слова от охватившего его унижения.       Мужчина хмыкнул и поднес его лицо к паху:       – «Ну а теперь…Пора отблагодарить меня, А-Чжао…»       …Вень Чжао с глухим стуком уронил голову на стол. Он вздрогнул и резко сел, живо оглядываясь по сторонам.       Вокруг было тихо и спокойно: всё та же глубокая ночь. Те же свечи, что мягко освещают уютную комнату и разгоняют ночной мрак. Документы, закрывающие собой большую часть поверхности стола. Канцелярия.       Вень Чжао сонно осмотрелся.       Тело ныло с макушки до пальцев на ногах. Затылок и шея вибрировали от боли, а все мышцы точно натянулись, а потом резко расслабились. Живот полыхал, а ноги крупно дрожали словно после непривычной нагрузки. Уголки рта саднили, будто треснули от понижения иммунитета.       Из него будто все силы вытянули…       Он тяжело схватился за голову и напряг память.       Что же ему снилось?.. Не вспомнить…       Взгляд рассеянно скользнул чуть в сторону и застыл.       На столе лежали две игральные карты.       Пальцы нерешительно подтянули их к глазам и внимательно рассмотрели.       На первой карте – Вень Чжао показалось изображение странно знакомым – было нарисовано одно только размытое лицо с окровавленной шеей, а на второй – силуэт молодого господина, раскинувшегося на белом фоне: голова устало запрокинулась, ноги расслабленно сведены и чуть согнуты в коленях, руки разместились ладонями вверх в нескольких цунях от тела. А в этот силуэт по всему периметру вцепились плотоядные черные руки, что словно собирались разорвать бедного господина на части.       Вень Чжао нахмурился.       Что-то определенно не так.       Откуда эти карты? Почему со столь странным изображением? Почему…он так себя чувствует? На душе…так гадко…и тревожно…Словно подсознательно знает, что эти карты не являются благим знамением, что скоро должно произойти что-то страшное.       Из горла вырвалось обессиленное рычание. Рука дрогнула, сжала в кулаках карты и поднесла их к пламени свеч. Всего пару мгновений и от них не осталось и следа.       Разнеслось по комнате равнодушное эхо:       – «Неужели ты думал, что тебе это поможет? Как глупо.»       Вень Чжао резко вскочил, отчего стул с грохотом упал.       – «Кто здесь?! Неужели…Ты?!»       – «Тц.» – по комнате прошёл сквозняк. – «Какая разница, кто я. Важно лишь то, что сейчас мы с тобой поиграем…»

***

      И тогда начался порочный круг.       Вень Чжао гоняли по его же поместью, заставляя испытать на себе весь спектр разного вида страха. Каждый раз его заставляли поверить, что он сможет убежать и спастись, но в самый последний момент его настигали ледяные руки, что либо душили его, либо сначала ломали все кости, а потом убивали; либо выпрыгивали на него из-за угла, либо топили, заставляли гореть в пламени заживо, перемалывали кости, пропускали через все его сокровенные страхи…       …Вот ему пять. Отец показал ему пытки над одним из пленников. Ему было всего пятнадцать, тому мальчишке, а его уже отправили на жестокую, бесчеловечную казнь.       Тогда, Вень Чжао помнит это отчетливо, он вернулся в свои покои и его ужасно лихорадило. А отец узнал об этом и сразу после выпорол. Сильно. А дядя наблюдал с легкой улыбкой за этим, приговаривая: «Ну что ж ты, А-Чжао, не стоит так плакать по тому юноше. Он заслужил. Ты же второй молодой господин Вень. Не по чину тебе слезы лить по тем, кто ниже тебя по положению.»       …Вот ему десять.       Отец опять им не доволен. Тогда Вень Чжао ещё не умел считать, но уже знал, что отведенное количество ударов ферулой необычайно велико. Ему было очень страшно и больно.       …Вот ему одиннадцать.       У него была боязнь змей. Когда-то от невнимательности слуг, совсем ещё в малолетстве, его укусила неядовитая змея. После этого он их на дух не переносил. Пусть Вень Чжао не терял рассудок от страха, но всё же иррациональная боязнь этих тварей капала ему на мозг. Отец узнал. И заставил его стоять босиком на иглах и терпеть огромных змей, степенно ползущих по телу.       Наследник клана Вень не должен бояться каких-то там змей.       В реальности его никто не покусал при наказании. Но в этом кошмарном сне ему откусили руки и ноги, обкололи все тело ядом и заставили в течение долгого времени медленно и мучительно умирать.       После каждой смерти он неизменно просыпался за тем столом при свечах перед всё теми же бумагами. Единственное, что менялось, – количество карт перед ним.       Одна, две, три, четыре, пять, шесть… и так до восемнадцати.       ...Вень Чжао вновь уронил голову на стол и со своего положения смог посчитать количество карт: восемнадцать.       Слезы заволокли глаза. Он с ревом поднялся, уронив стул на пол, и закричал в пустоту:       – «Вей Усянь!!! Я понял!!! Понял, что ты восстал! Поздравляю! Ты добился невозможного! Я готов преклонить пред тобой колени, как обещал! Только…только хватит…Хватит…Я не могу больше!!! Это выше моих сил! Убей меня! Я…» – он всхлипнул. – «Знаю, что ты не отпустишь меня!.. Прошу, убей меня уже, наконец. Я не могу больше…»       Вень Чжао знал, что ему не у кого просить помощи. Знал, что Вень Чжулю не придет.       Но будь у него возможность сбежать, то он ни за что не стал бы молить. Напротив, спрятался бы за широкую спину и с громким восклицанием потребовал, чтобы этого ублюдка развеяли, прокляли, отобрали возможность на перерождение! Чтобы Вень Чжулю отомстил ему за него! Как этот жалкий служский выродок посмел изранить его?! Как посмел…заставить пройти через такое?! Непростительно!!!       С грохотом раскрылись ставни, впустили в комнату уличный холод, смахнув пламя свеч, и обнажили вид на яркую луну. Затрепетали на столешнице карты. Тишину ночи разрезал злой свист флейты, что то угрожал, то манил, погружая душу в пучины смятения и хаоса.       Вень Чжао схватился обеими руками за голову и упал на колени с приглушенным воем.       Свист умолк.       А заместо этого скрипнула дверь, ведущая в коридор. Вень Чжао, содрогаясь, ломаными движениями обернулся и увидел на пороге вставшую с опущенной головой уже давно им забытую Ван Линцзяо.       Она стояла на полусогнутых ногах с висящими вдоль тела безвольными плетями руками. Нежно-розовая сорочка задралась и теперь едва прикрывала сокровенные места. Пальчики странным образом выгнулись.       Уже зная, что ничего хорошего ожидать не стоит, Вень Чжао шепнул:       – «Ты?..»       Словно марионетка в умелых руках кукловода, женщина изогнулась и выровнялась. Ее бесцветное лицо не выражало и цяня каких-либо эмоций – будто бы…это и в самом деле была самая обычная кукла, пусть и донельзя реалистичная.       Она сделала шаг вперед. Ноги согнулись, как будто они были сломаны, но устояли.       Вень Чжао невольно отполз назад:       – «Что на этот раз?.. Сколько мне ещё это терпеть?..» – путь отхода ему заблокировали чьи-то ноги. Он трусливо поднял взгляд и увидел равнодушные, пустые глаза Вень Лонвея, что безучастно взирали на него – и в обсидиане нельзя было узреть хоть какого-то признака на рассудок. Тоже…как кукла.       Памятуя об одном из «снов», Вень Чжао в омерзении заверещал и отшатнулся:       – «Не подходи ко мне! Не прикасайся ко мне!»       Так как у двери в коридор стояла Ван Линцзяо, Вень Чжао принял решение отшатнуться к стене напротив окна. Он вжался в дерево и, дрожа, застыл.       Куклы также не двигались.       За окном послышался шелест крыльев. Вень Чжао обернулся и увидел на одной из массивных голых веток могущественного древа чей-то стройный мужской силуэт, выглядывающий из-за стаи взлетевших ввысь воронов.       Он играл на флейте и непринужденно возвышался над окружением. Даже издалека можно было ощутить от него некую безмятежность, граничащую с непоколебимым спокойствием.       Заметив его взгляд, силуэт отнял флейту от губ, заткнул ее легким движением за пояс и едва наклонился вперед. Вень Чжао моргнул – и фигура уже на пол пути к нему: черные рукава мягко плывут по воздуху и напоминают крылья тех самых улетевших в никуда воронов. Он моргает вновь – и перед ним грациозно опускается на носок босой ноги изящный юноша, сияющий зимней красотой.       Соприкоснувшись с полом и заняв устойчивое положение, юноша выпрямился. Черный подол с золотой вышивкой феникса мягко спланировал и растекся по покрытию за стройными ногами.       Вень Чжао оторопело уставился на него и не удержался от того, чтобы рассмотреть его как следует.       Привычная и, в целом, знакомая челка «шторки» и уходящие от неё вниз пряди, обрамляющие аккуратный подбородок и линию челюстей.       Как успел Вень Чжао увидеть, на затылке был заколот вычурный пучок, из которого на спину выправились толстые пряди с окрашенными в алый кончиками. Над заострённым ухом виднелось украшение из золотой ветки, увенчанной длинными листьями – словно часть короны «мудреца». Стоило склонить при приземлении голову, появилась возможность рассмотреть торчащие из прически шпильки: почти белая и прозрачная веточка неизвестного растения – похоже на папоротник, – украшала низ: у её основания крепилась бусина, за которую держался тонкий силуэт одинокой бабочки, окруженный огненными всполохами; многочисленные пряди на затылке и макушке удерживала шпилька с маленьким цветком лотоса на конце, с которого также свисали тоненькие цепочки с небольшими ромбовидными рубинами.       Одежда была черна, точно вороново крыло. Она мягко облегала полу-оголенную из-за смелого выреза грудь и плечи: широкие рукава спадали по нежным ручкам вниз и прикрывали аристократичные кисти; талию четко подчеркивал плотный кроваво-красный пояс с брошью в виде ненавязчивой золотой веточки с листьями, за которую крепился брелок в виде лотоса, оплетенного фениксом.       Подол спереди прикрывал ноги причудливо. Одна из его частей скрывала ногу полностью – лишь хрупкая щиколотка да ступня виднелись. Вторая же была почти вся открыта: от пояса тянулась ткань, прикрывающая бедро, не доставая при этом в несколько цуней до колена, – при резком движении она иногда задиралась и показывала плотно прилегающие к коже почти черные с красным отливом шорты. От их края по голени мягко спускалась цепочка в виде все той же золотой ветки с листьями: она оплетала щиколотку и исчезала между большим и указательным пальцами.       За спиной подол был как у всех прочих одежд.       Юноша выровнялся, и звякнули рубинные камушки в длинных прядях, отвлекая Вень Чжао от тупого созерцания своего убийцы.       Плечи чопорно и изящно изогнулись, разминаясь. Голова по-птичьи склонилась, пряча по-лисьи хищные щелки. Блеснула в лунном свете на левом ухе серебряная серьга.       Округлое бледное бедро выпятилось, выскальзывая из-за прикрывающей его «шторки», и юноша опустил на него руку с музыкальными пальцами и длинными заостренными коготками.       Кроваво-алые глаза сузились, а морозный голос угрожающе спокойно протянул:       – «Вень Чжао.» – названный тонко вздрогнул, взирая на такого знакомого – но в то же время и нет – юношу снизу вверх. От удивления рот приоткрылся в благоговении жертвы перед готовящимся растерзать ее хищником.       Он ничего ему не ответил, потому алые глаза свернули, а босая нога легким движением упала на его макушку и за нее придавила его лицом к полу:       – «Кажется, я к тебе обратился. Вень Чжао.»       Казалось, ужас сковал того по рукам и ногам, отчего он не мог даже вздохнуть – не то что говорить.       Нога прекратила давить, чтобы у молодого господина была возможность произнести хоть что-то.       И он произнес.       – «Вей Усянь…» – жалкий…жалкий, жалкий шепот, похожий на блеяние, что граничит с недостойным бульканьем.       Вей Усянь холодно хмыкнул:       – «Славно, что ты узнал меня сейчас.» – нога снова вдавила его в пол. Послышался хруст сломанного носа и вой. – «Но как мне помнится, когда мы встретились сегодня впервые, ты не признал меня с ходу…Что, так сильно разнимся?»       Ступня исчезла с чужих волос, а ее место заняла ледяная рука, что за волосы подняла его над полом, заставив исступленно дергаться в попытке преодолеть жалкий фэнь и уцепиться кончиком большого пальца за пол, дабы обрести опору и уменьшить боль от стянутых волос.       Сквозь влажную пелену Вень Чжао уставился на лицо напротив.       Вей Усянь нисколько не поменял положения: как оказалось, поднял его за волосы отнюдь не он, а Вень Лонвей. Юноша плавно приблизился, обдавая Вень Чжао своей мертвенной аурой и замораживая его внутренности напрочь.       – «Как тебе мои игры, Вень Чжао? Понравились ли? Было весело ли?» – он в ледяной глумливости сощурился. – «Готов ли ты принять смерть?»       Несмотря на удерживающие его волосы руки, Вень Чжао активно закивал, чем вызвал смешок отвращения у Вей Усяня:       – «А мне кажется, я с тобой ещё недостаточно наигрался. Все-таки…» – юноша дернул пальцами, а вслед за ними последовала дрогнувшая Ван Линцзяо. – «Она тоже желает поиграть с тобой.»       Глаза Вень Чжао округлились:       – «Вей Усянь! Неужели тебе было мало тех пыток?!»       Вей Усянь притворно удивился:       – «Каких таких пыток? Не было ничего. Мы же…» – он склонился к его уху и фыркнул. – «Играли.» – и отпрянул. – «Так, что же ты столь невесел-то, а, Вень Чжао?» – его голос стал куда слаще, но вместе с тем и опаснее.       Вень Чжао, услышав знакомую реплику, дернулся:       – «Что ты…Нет! Не надо! Ты…»       Бровь язвительно взлетела:       – «Что? Не могу? Не смею?» – Вей Усянь холодно хохотнул. – «Как же не смею? Разве я не могу сделать всё, что захочу, с какой-то грязной шлюхой, что попалась мне в руки?»       Вень Чжао дрогнул губами:       – «Я не шлюха! Я…»       – «Не спал ни с кем?» – Вей Усянь поднес ладошку ко рту. – «А как же твой дядя, драгоценная Цзяо-Цзяо и твои прочие наложницы? Всем дал – чем не шлюха?»       – «Женщины – это одно. А дядя…Это был морок! Это все не по-настоящему! Это…» – Вень Чжао боязливо осекся и, видя поползшие наверх уголки губ Вей Усяня, понял, что пропал.       – «Н-да? Не по-настоящему?» – он замурлыкал что-то себе под нос и проворковал. – «Ну что ж, не смею оставлять тебя без развлечений, Вень Чжао…»       Тот задергался:       – «Нет, Вей Усянь! Я не это имел в виду! Не надо!»       Вей Усянь фыркнул:       – «А мне кажется, надо…» – он поманил пальцем и, помимо Ван Линцзяо, в комнату ступило еще с дюжину незнакомых мужчин, вид которых заставил Вень Чжао чуть не испустить дух прямо на месте. – «Знаешь, Вень Чжао, мне думается, что ты из-за моей неопытности не запомнил ни один их этих "снов"…»       Вень Чжао оборвал его:       – «Запомнил, запомнил! Я все запомнил! Не надо повторять!»       Но Вей Усянь не слушал его:       – «Разве смею ли я оставаться в долгу перед тобой?.. Ты так расстарался для моего досуга, что я просто не могу не вернуть тебе все сполна да с процентами!» – он плавно развернулся и, покачивая бедрами и покручивая меж пальцев флейту, приблизился к столу. – «Смотри-ка! Во сколько игр мы с тобой за эту ночь поиграли. Целых восемнадцать штук! Символическое число, не находишь?»       Вень Чжао от охватившего его страха не смог вымолвить и слова, но Вей Усянь нисколько не обратил на это внимания. Он мягким и четким движением запрыгнул на стол, элегантно положил ногу на ногу и принялся перебирать карты, вслух рассуждая:       – «Мы с тобой поиграли в догонялки, прятки, я поделился с тобой развлечениями с дядей и отцом, дал повозиться со змейками и прочие забавы…Неужто из них ты ничего не упомнил?»       Вень Чжао взвыл:       – «Запомнил!!! Запомнил!!! Вей Усянь, позволь мне умереть спокойно!»       Опасная улыбка возникла на губах и обнажила хищные клычки:       – «Ну что ты…До смерти ещё времени много…» – он замурлыкал неизвестный мотив себе под нос. – «Мне кажется, всё-таки стоит напомнить тебе парочку игр…»       Вей Усянь свернул алым зловещим светом исподлобья и проворковал:       – «Давай поиграем, Вень Чжао.»