В ожидании тепла

Небеса разверзлись, солнце скрылось, Всего лишь миг – все изменилось И наши души погрузились в тот мир, где мгла; Тоска и холод – наш вечный спутник, И беспросветно там, где путник уж не найдет себя. Где нет и толики надежды, Иллюзии, намека прежней Мечты и света, и тепла. И больше нет нам места вместе, Той радости, что было в детстве, Когда вдвоем, в родном нам месте, В том доме у окна...

***

      Было тепло, но уже не жарко. Служанки, снующие по светлым коридорам, плотнее кутались в свои фиолетовые одежды, ежась от редких ледяных порывов. А ему было хорошо. Ветерок охлаждал пылающую кожу и помогал не погореть в своем душевном пламени.       Вей Усянь откинулся на древесный ствол и, по-лисьи щурясь, возвел задумчивый взгляд к небосводу, наблюдая за неспешным течением облаков. После их возвращения из западни не поступало каких-либо вестей. Ни от Ордена Вень, ни от союзников и ни от кого-либо ещё.       Он цокнул и тяжко вздохнул, складывая руки под головой. Цзян Чен мазнул его взглядом и цыкнул:       – «Что, безделие замучило?»       Вей Усянь промычал что-то неопределенное и протянул:       – «На душе что-то неспокойно.»       Цзян Чен отложил книгу, кою в данный момент с упоением читал, в сторону и недоуменно вздернул бровь:       – «Что-то в первый раз вижу, чтобы у тебя на душе было неспокойно. Тем более в преддверии твоего Дня.»       Вей Усянь выпятил губу и согласно кивнул, продолжая рассеяно созерцать окружение.       Он не мог понять своих чувств и мыслей. Сердце частенько стало замирать в тревожном волнении, словно ожидало неприятных новостей. В животе вибрировало и время от времени сворачивалось в тугой узел. Виски гудели перед каждым отходом ко сну. Вообще, в основном, подобное случалось по отдельности, но иногда разные виды напряжения настигали его разом. И в такие моменты…       Ему казалось, будто он умирает.       Это неясное волнение, что набирало обороты с каждым прожитым днем, не давало ему покоя. Хотелось бегать, кружиться на месте, подобно взъерошенному зверю. Все тело зудело и в бреду металось от снедающей ломоты.       Выдавались часы, когда терзающие приступы оставляли его и ему становилось спокойно – так же, как было всегда.       Но с течением времени и сменой дней такие приступы стали посещать его чаще. Много чаще. И вместо привычного предвкушения столь долгожданного праздника ему… было страшно. Непривычное для него чувство.       Даже годы, что он провел на улице, будучи беспризорной сиротой, были наполнены стойким намерением пережить следующий день и сделать его лучше уходящего. Радовало все: дожди и холода, опадающие листья и приходящие снега, зной и палящее солнце.       Цзян Чен сухо переспросил, вырывая его из колких раздумий:       – «Лисеныш, ты вообще здесь?»       Вей Усянь отстраненно мыкнул:       – «Здесь.»       Цзян Чен скривил губы, очевидно не удовлетворившись его ответом, и грузно плюхнулся рядом, пихая его в плечо:       – «Рассказывай.»       Вей Усянь скосил на него глаза:       – «Ты о чем?»       – «Я что, не вижу, какой ты хмурый? Непохоже на тебя. Тем более перед Днем Рождения.»       Вей Усянь ломано улыбнулся и мотнул головой:       – «Просто на душе неспокойно, и я не знаю, почему. Будто бы воздух звенит от напряжения…И ощущение…Будто бы…» – он махнул рукой, пытаясь выразить свои неясные ощущения словами. – «У меня ощущение, что я умираю.»       Цзян Чен с силой толкнул его в плечо, сверкая беспокойством:       – «Сдурел совсем?! Какой «умираю»?! Чтобы я не слышал такого!» – он насильно повернул его к себе лицом и грубо прижал ладонь ко лбу, проверяя на градус. – «Вроде бы нормальный. Жара нет.» – Цзян Чен вновь пихнул его. – «Не пугай меня так. Возможно, пара дней с Лань Ванцзи помутнили твой разум.»       Вей Усянь ойкнул, хватаясь за ушибленное плечо:       – «Ай-я, Цзян Чен! Помягче! Ты же знаешь, у меня очень чувствительное тело…»       Цзян Чен хмыкнул:       – «Пусть и чувствительное, но заживает на тебе все замечательно…Может, как раз-таки поэтому ты из разу в раз наступаешь на одни и те же грабли?»       Вей Усянь не поддержал его шутливой ноты, лишь буркнул что-то в ответ, потирая плечо. Цзян Чен погрустнел, а взгляд сильнее треснул, словно не понимал, что происходит и что было сделано не так. Но долго печалиться у него не получалось – заместо нее всегда приходила злость.       Вот и сейчас Цзян Чен испытал прилив раздражения, что скрыл первопричину. Он картинно замахал на него руками, словно обеспечивая приток свежего воздуха и проветривая ему голову:       – «Ты сходишь с ума, Вей Усянь! И это точно!»       Вей Усянь лениво отмахнулся от него:       – «Возможно.» – он тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и, чуть помедлив, солнечно улыбнулся – как делал это всегда. Вместо того, чтобы топтаться на одной и той же и весьма скользкой теме, Вей Усянь решил беспечно отмахнуться. – «Я же говорил, что мне нельзя долго сидеть без дела да взаперти! Мне скучно, вот и горожу всякую ерунду. Не обращай внимания.» – Вей Усянь потер лицо и спросил: «Чем займемся?»       Цзян Чен открыл рот, дабы ответить, но его прервал испуганный окрик:       – «Шисюн!!! Шисюн!!!»       Братья синхронно повернули головы в сторону крика и зеркально сдвинули брови, привставая.       К ним на тренировочную площадку, тяжело отдыхиваясь, забежало несколько мальчишек. Все поголовно были бледны, а глаза их в ужасе бегали.       Вей Усянь окончательно встал и подлетел к ним:       – «Что случилось? Что за шум?» – он обвел взглядом толпу и заметил, что что-то не так. Будто кого-то не хватает. – «Где шестой шиди? Вы же обычно с ним ходите.»       Один из мальчишек плаксивым голосом сбивчиво рассказал:       – «Мы занимались стрельбой, когда один из наших змеев улетел далеко-далеко. Шестой шиди пошел его забирать, но был схвачен.»       Брови Вей Усяня взлетели вверх:       – «Схвачен?»       Цзян Чен пришел в ярость и неосознанно продолжил его мысль:       – «И с какой целью?!»       – «М-мы, мы не знаем! Его схватила какая-то женщина, что прибыла в сопровождении каких-то людей – по одеждам можно распознать в них адептов Ордена Вень. В руках она держала того подстреленного змея, за коим отправился шиди. Завидев нас, женщина требовательно и нагло спросила, кому принадлежит этот змей.»       Другой юноша продолжил:       – «Змей ему принадлежал, потому шестой шиди и признался в этом. Тогда женщина вдруг пришла в ярость, ткнула в него пальцем, выкрикнув «Наглец!», и велела увести шестого!»       Вей Усянь нарочито ровным тоном спросил:       – «Это все?»       Мальчишки кивнули:       – «Она еще кричала что-то по типу: «мятежник!», «вынашивает коварные планы!». Мы даже толком и не поняли ничего!»       Цзян Чен вскипел, сжимая кулаки и скрипя зубами:       – «Забирают людей под стражу без весомого на то повода…Блядские выродки…»        Вей Усянь подавил в груди всколыхнувшуюся злость; заместо проявления гнева – хоть ему и хотелось тотчас схватить первый попавшийся меч и отрубить похитителям руки – склонил голову и потер подбородок:       – «Скажите. У этой девушки был с собой меч и родинка над губой?»       Мальчишки закивали и наперебой заголосили:       – «Да, да! Это она и была!..»       Цзян Чен прошипел:       – «Ван Линцзяо…эта шал…»       За их спиной раздался ледяной голос:       – «Что вы так расшумелись? Голова уже от вас болит! Ни дня покоя не дождешься!»       Мадам Юй в пурпурном платье плывущей походкой приблизилась к сбившимся в кучку волнующимся юношам; чуть позади нее, слева и справа, безмолвной тенью ступали Цзинь Чжу и Инь Чжу, облаченные в боевые одежды.       Цзян Чен, кипя праведным гневом, обратился к матери:       – «Матушка! Эти псы схватили шестого шиди!»       Мадам Юй цыкнула:       – «Вы так орали, что я и без тебя все слышала. Ну схватили и схватили – не убили же. Чего бежишь впереди конницы? Разве подобает будущему Главе Ордена так вести себя? Возьми себя в руки!»       Договорив, Мадам Юй развернулась на каблуках и стремительным вихрем помчалась в неведомом им направлении. Вей Усянь и Цзян Чен переглянулись и поспешили следом.       Они миновали несколько проходов, прежде чем столкнулись к выплывшей в цветастом платье из резных ворот Ван Линцзяо, на лице которой блуждала глупая распутная улыбка:       – «Мадам Юй, давно не виделись.»       Мадам Юй лишь дернула уголком губ, ничего ей не ответив, словно считала, будто лишнее слово в адрес этой…женщины загрязняет ее язык. Она смерила Ван Линцзяо презрительным взглядом с ног до головы и цыкнула на по-дешевому броскую демонстрацию своей собственной важности и принадлежности к знатному чину.       Не желая тратить драгоценный кислород вблизи столь нелицеприятной натуры, Мадам Юй сразу перешла к делу:       – «Зачем ты схватила адепта Ордена Юньмен Цзян?»       Ван Линцзяо ушла от ответа:       – «Схватила? Ах, вы об этом, которого мы взяли под стражу? Длинный разговор. Давайте войдем внутрь, присядем и обсудим все, не торопясь.»       Рабыня, без доклада, без разрешения на визит, заявилась на пороге другого клана, да еще и как само собой разумеющееся уверенно и нагло предлагает «присесть и все обсудить»?       Выражение Мадам Юй потемнело и приобрело опасные нотки. Взгляд льдисто-голубых глаз заискрил. Утонченная бледная рука покрутила Цзыдянь на правой руке.       Тон ее был угрожающе спокоен:       – «Войдем внутрь, присядем и обсудим все?»       Ван Линцзяо пропела:       – «Ну конечно! В прошлый раз оглашая вам приказ Ордена Вень, я даже не успела войти и посидеть немного, ведите же.»       Заслышав «оглашая приказ», Цзян Чен холодно хмыкнул и переглянулся с солидарным Вей Усянем. Цзинь Чжу и Инь Чжу гневно сверкнули глазами, а Мадам Юй бесстрастно протянула:       – «Что ж, проходи.»       Ван Линцзяо кокетливо улыбнулась и все-таки прошла внутрь.       Однако вопреки своему предложению посидеть, садиться женщина не спешила. Заместо этого она неспешно прогуливалась по Пристани Лотоса, придирчиво осматривая каждый ее фэнь, то и дело вставляя свои неуместные комментарии касательно декора и интерьера. Причем выглядела она так, словно критиковала дизайн собственного сада на заднем дворе.       Глядя на то, как взлетали и падали брови Мадам Юй, Цзян Чен и Вей Усянь отстраненно подумали, что очень скоро начнется кровавая резня.       Завершив придирчивую прогулку, Ван Линцзяо – как она думала – элегантно плюхнулась на почетное место, проигнорировав церемонию приглашения. Посидев с минуту и поняв, что ей никто не прислуживает, она постучала фалангой пальца по подлокотнику и хмуро воскликнула:       – «Почему мне все еще не принесли чаю?»       Даже нацепив на себя почти всю шкатулку драгоценностей и облачившись в самые лучшие наряды, Ван Линцзяо не удавалось скрыть своей истинной натуры: незнание этикета и манера держать себя, излишняя показушность и прочие минусы представляли собой донельзя жалкое зрелище. Реагировать на ее «приказы» было ниже собственного достоинства.       Пусть Мадам Юй и заняла место гостя, ее величественная осанка, степенное выражение лица и принятая поза услаждали взор, не давая усомниться, кто здесь истинная госпожа. На фоне ее присутствия попытки Ван Линцзяо самоутвердиться вызывали лишь снисходительную жалость и смешки.       Цзинь Чжу и Инь Чжу переглянулись, сверкнув колкой ухмылкой. Инь Чжу ровно пропела, точно беседовала о погоде:       – «Чая не будет. А захочешь пить, так нальешь сама.»       Ван Линцзяо округлила свои глазки, а в голосе мелькнуло совершенно искреннее удивление:       – «Слуги Ордена Юньмен Цзян всегда такие ленивые?»       Цзинь Чжу в тон сестре пояснила:       – «У слуг Ордена Юньмен Цзян есть более важные дела. А чтобы принести чай и налить воды не требуется помощь других людей. Ты же не калека.»       Ван Линцзяо заломила брови и смерила сестер сердитым взглядом:       – «Кто вы такие?»       Мадам Юй элегантно подперла пальчиками подбородок и любезно ответила, чуть ли не мурлыча:       – «Мои личные служанки.»       Ван Линцзяо презрительно фыркнула:       – «Мадам Юй, ваш Орден Юньмен Цзян просто невыносим. Это никуда не годится: разве обычная прислуга смеет открывать рот в Главном Зале? В Ордене Цишань Вень за подобное давно бы уже отвесили оплеуху.»       Вей Усянь язвительно хмыкнул про себя:       «Да и ты ведь всего-навсего обыкновенная прислуга.» – его взгляд невольно приобрел ехидно-снисходительную окраску. – «Так еще и в какой области. Только и умеешь, что ноги раздвигать.»       Мадам Юй нисколько не уязвилась и с подобающим госпоже достоинством произнесла:       – «Цзинь Чжу и Инь Чжу – далеко не обыкновенная прислуга, они с детства воспитываются подле меня, никогда не прислуживают никому, кроме меня, и также никто не может раздавать им оплеухи.» – она твердо выделила: «Не может и не смеет.»       Ван Линцзяо откинулась на спинку кресла и принялась покручивать свое колечко «фаворитки» на указательном пальце правой руки:       – «Что вы такое говорите, Мадам Юй? Дабы соблюсти иерархию и не допустить переворота, слуги должны вести себя как слуги. Им должно ведать, кто сверху, а кто снизу. Иного и быть не может.»       Уловив подтекст и в чей камень был огород, Мадам Юй скосила глаза на Вей Усяня, чуть дрогнула губами и студено хмыкнула:       – «Это верно.» – но после задала наводящий вопрос, возвращаясь к изначальной теме: «Зачем ты схватила адепта Ордена Юньмен Цзян?»       – «Мадам Юй, вам лучше распрощаться с этим мятежником. Во имя вашего же Ордена и его репутации. Он вынашивал коварный замысел, но мне удалось его схватить и отправить на вынесение приговора.»       Мадам Юй вскинула брови:       – «Вынашивал коварный замысел?»       Цзян Чен не сдержался и глухо выкрикнул:       – «И какой еще, к черту, заговор мог вынашивать шестой, мать твою за ногу, шиди?!»       Мадам Юй недовольно стрельнула в него глазами, но тем не менее промолчала, очевидно про себя с ним соглашаясь. Ван Линцзяо нетерпеливо наклонилась вперед и махнула рукой:       – «А я сейчас покажу. У меня есть доказательства! Подай сюда!»       Адепт клана Вень подал ей в руки воздушного змея, после чего Ван Линцзяо потрясла змеем перед их глазами, дабы, очевидно, закрепить эффект произнесенных ею слов:       – «Это и есть доказательство.»       Вей Усянь не выдержал и расхохотался:       – «Вот умора. Это же обычный воздушный змей в виде одноглазого монстра! Разве это доказательство?»       Ван Линцзяо холодно усмехнулась, провела напудренным пальчиком по змею и полным уверенности тоном изрекла:       – «Думаешь, я глупа? Смотри внимательно! Какой змей формы и цвета? Круглой, и он золотой! А на что он похож? На солнце! Почему тот адепт стрелял в змея, что похож на солнце, которое является символом Ордена Цишань Вень? Не является ли это прямым доказательством его мятежных настроений, направленных на низвержение Солнца?»       Слушатели остолбенели от подобных притянутых за уши фактов, кои наглая женщина произнесла с немыслимой уверенностью в собственной правоте и блестящем уме.       Цзян Чен зло хохотнул:       – «Да какое же это солнце? Поражаюсь твоему абстрактному мышлению и умению улавливать собственный смысл в подобном символизме, но боюсь, твои «познания» в искусстве здесь знатно оплошали. Это обычный одноглазый монстр, а не солнце!»       Вей Усянь прыснул:       – «Следуя твоей логике, и апельсины есть нельзя: круглые и оранжевые. Чем не солнце? Но я не раз «имел счастье» видеть, как ты за обе щеки уплетаешь апельсины!»       Оправившись от изумления, Мадам Юй протянула:       – «Так ты пришла сюда из-за змея?»       Ван Линцзяо надменно качнула головой:       – «Ну разумеется, нет. В этот раз от имени Ордена Цишань Вень и молодого господина Вень я пришла наказать одного человека.»       Весь злостно-веселый запал Вей Усяня исчез, уступая ледяной пустоте и липкому страху от осознания «виновника», коего сейчас ждало наказание.       Как и следовало ожидать, Ван Линцзяо чопорно указала на него своим пальцем:       – «Этот паршивец на горе Муси повел себя до возмутительного непочтительно! Варвар! Пока господин Вень смело сражался с Черепахой-Губительницей, он сеял в людях раздор и разводил смуту! Да до такой степени разозлил господина Вень, что тот по неосторожности лишился своего меча!»       Цзян Чен неосознанно сделал шаг вперед, вставая на пару цуней перед Вей Усянем, и растянул губы в острой ухмылке, словно ему было необычайно «весело», пока он слушал весь этот бред.       А вот Вей Усяню было не до смеха – не до какого-либо смеха. Он вспомнил, что дядя Цзян покинул Пристань Лотоса, отправившись в Цишань за их мечами.       «Должно быть, они специально подгадали момент, чтобы прийти сюда, когда дяди Цзяна не будет. Либо же нарочно выманили его.»       Ван Линцзяо не думала останавливаться:       – «К счастью! Благословенный небесами молодой господин Вень благополучно одолел Черепаху-Губительницу, невзирая на потерю меча. Но спустить ему подобное оскорбление…Недопустимо.» – она мерзко улыбнулась. – «В случае отказа я начну верить, что слухи, летающие то тут, то там касательно любовных похождений Главы Ордена Цзян, окажутся правдой…»       Цзян Чен выдохнул:       – «Ах ты…»       Вей Усянь сделал вдох, дабы успокоить свою злость и остановить поток возмущений Цзян Чена, но вместо того, чтобы высказать задуманные слова, из его горла вырвался жалобный хрип, когда на спину хлестко опустился резной конец Цзыдяня, что заставил подавиться сделанным вдохом.       Глаза его округлились – правда, не только у него, но еще и у Цзян Чена, что явно не ожидал вступления Цзыдяня в игру. Он побелел и метнулся к пошатнувшемуся Вей Усяню, но был остановлен жестким:       – «Не лезть! Иначе сейчас сам окажешься на коленях!»       Цзян Чен выкрикнул:       – «Матушка!» – подоспели сестры Чжу, что тотчас крепко-накрепко обхватили его сопротивляющиеся руки и утащили в сторону.       Вей Усянь упал на колени, издав ими характерный глухой стук. Ладони уперлись в холодный пол, с силой ударяясь костяшками о плитку. Спина загорелась невозможным огнем от грубых рубцов, что украшали конец оружия, и от самой малости вложенной духовной силы – коей, впрочем, не хватало для причинения боли, лишь для обеспечения характерного света, которое могло бы сбить наблюдателя с толку и убедить в должной степени исполнения наказания.        В горле застрял болевой стон. Вей Усянь не позволил ему соскользнуть с губ во имя сохранения собственной гордости и чести Ордена. Он обязан вытерпеть наказание, иначе псы клана Вень не дадут им покоя!       Поначалу он пытался сидеть ровно и стойко принимать удары, но – как уже было сказано – излишняя чувствительность, что передалась ему от матери, не дала этого сделать, потому спустя семь ударов Вей Усянь уткнулся лбом в пол, до хруста сжимая кулаки и прикусывая язык. Лишь благодаря невообразимой силе воли, что компенсировала эту чувствительность, он не издал и звука – пусть и очень хотелось.       Цзян Чен белее самых чистых снегов вопил:       – «Матушка! Хватит! Не надо!» – но Мадам Юй продолжала без всякого сожаления самозабвенно хлестать беззащитного юношу, словно не слышала сыновьих молений.       Возможно, они не достигали ее ушей потому, что все ее мысли занимали едва слышные вскрики наказываемого ею мальчишки, а руки уже после первого совершенного удара невыносимо зудели, желая прекратить эту пытку. Грубое женское сердце невольно сжималось, заставляя незаметно для стороннего глаза непроизвольно вздрагивать вместе с мальчиком.       Но тем не менее хватка ее была тверда, а удар – неумолим. Каждый новый становился беспощаднее предыдущего, дабы помочь ей не растерять уверенность и твердость духа.       По итогу, пятнадцать ударов кнутом прошлись по спине Вей Усяня, оставив красноватые следы онемения, что сойдут уже спустя пару часов.       Мадам Юй сильнее ужесточила лицо, возвращая Цзыдянь на руку, и без единого слова обернулась к наслаждающейся сценой Ван Линцзяо.       Вей Усянь попытался встать, но эта затея изначально была обречена на провал, потому он ожидаемо повалился обратно. Цзян Чен вновь дернулся к нему, но крепкая хватка удерживающих его женщин не дала ему и шанса на побег.       Ван Линцзяо удивленно округлила глаза и вскинула брови:       – «И это все?»       Мадам Юй холодно отрезала:       – «А что ты еще ожидала? Хоть знаешь, какая сила содержится в Цзыдяне? Он не встанет и через месяц. С него хватит!»       Ван Линцзяо вкрадчиво проворковала:       – «Но ведь когда-нибудь он встанет…»       Настала очередь Мадам Юй вскинуть брови. Цзян Чен повис на руках Цзинь Чжу и Инь Чжу и в гневе прокричал:       – «Чего ты добиваешься?!»       Ван Линцзяо сердито надула губы:       – «Наказание – на то и наказание, чтобы напоминало о проступке и в будущем и служило уроком! Если просто отхлестать его плеткой, то через месяц он оправится и вновь будет самозабвенно бегать по округе. Все же, он еще столь юн…А юношам его еще не вот тебе зрелого и осознанного возраста свойственно забывать испытанные страдания.»       Мадам Юй холодно припечатала, начиная терять терпение:       – «Что, предлагаешь мне отрубить ему ноги, дабы он по истечении месяца более не скакал по округе?»       Ван Линцзяо снисходительно замахала рукой:       – «Ну что вы, молодой господин Вень великодушен.» – она стрельнула глазами в Вей Усяня и мерзко улыбнулась. – «Достаточно будет одной лишь руки.»       Вей Усянь хохотнул, но вместо смешка из его рта вырвался недостойный хрип:       «Очевидно же, что ты, мразота, мстишь мне за простреленную руку да затрещину!.. Шалава мерзостная…»       Мадам Юй медленно перевела взгляд на распластавшегося по полу Вей Усяня и принялась подобно хищному тигру кружить над ним, словно обдумывая предложение:       – «Отрубить ему правую руку?»       Ван Линцзяо довольно захлопала в ладоши:       – «Идет!»       Цзян Чен взвыл и, от страха найдя в себе силы, оттолкнул женщин, упал на колени перед матерью и, широко разведя руки, закрыл Вей Усяня собой. Взирая огромными глазами снизу вверх на мать, он сбивчиво, но твердо прошептал:       – «Не смей, мама.» – губы его и повисшие в воздухе руки задрожали от переполнявших эмоций. – «Все было совсем не так, как она говорит...»       Ван Линцзяо бросила:       – «Молодой господин Цзян хочет обвинить меня в развращении фактов?»       Вей Усянь чуть сдвинул голову, прислоняясь к полу уже щекой, и отстраненно подумал:       «Какое такое «развращение фактов?..» – и вдруг его осенило. – «Извращение фактов! Вот дура. А еще образованной притворяется. Слов нахваталась, а верно применить – мозгов не хватает!»       Ван Линцзяо, не осознавая своего позора, велела:       – «Мадам Юй, хорошенько подумайте о последствиях! Отрубленная рука послужит платой за мирной существование Ордена Юньмен Цзян – в противном случае молодой господин Вень спросит с вас куда более высокую цену.»       В глазах Мадам Юй сверкнул лед, от которого кровь стыла в жилах. Тоном, не предвещающем чего-либо хорошего, она приказала:       – «Цзинь Чжу, Инь Чжу, закройте двери. Не нужно, чтобы кто-то видел кровь.»       Стоило ей отдать приказ, женщины тотчас повиновались, стройно отвечая звонкими голосами:       – «Слушаюсь!» – и наглухо заперли двери Главного Зала.       Едва раздался стук закрывающихся дверей и с пола пропали солнечные блики, Вей Усяня охватил ледяной страх:       «Неужели…мне и вправду отрубят руку?..»       Губы задрожали, помогая зубам стучать друг о друга еще звонче. Он уставился округлившимися глазами на еще его правую руку и, казалось, только сейчас ощутимо почувствовал, что это его рука.       Это, мать вашу, его – ЕГО – рука!!!       Как они могут…как они смеют…хотеть лишить его собственной руки?..       Немыслимо!!!       Внизу живота, там, где всегда сверкало золотое ядро, загорелся злой протестующий жар, который заставил заметаться хищными осами мысли:       «Отрубить руку?.. Мою руку?! Не позволю… Не позволю!!! Да я тебе, псина подзаборная, руку отхерачу!!! Вырву со всеми прилегающими костями!!! Даже обе!!! Все равно они тебе не нужны, одними ногами же хорошо справляешься да ртом!!!» – жар от золотого ядра отмел боль на второй план, заставляя забыть о ней напрочь и вместо этого загореться ярым желанием защитить свой родной дом и живущих в нем людей. – «Я не позволю такой, как ты, навредить моему Ордену или помыкать им!..»       Цзян Чен тем временем вцепился в подол платья Мадам Юй и проорал:       – «Мама!!! Ты же не можешь отрубить ему руку?! Не можешь!!!»       Мадам Юй в ответ лишь глубоко скривилась и вырвала ткань из цепких юношеских рук.       Ван Линцзяо радостно зааплодировала, словно начиналась долгожданная часть его любимого шоу:       – «Замечательно, Мадам Юй! Какая стойкость и властность! Ах, какая покорность по отношению к вышестоящим! Воистину, я нисколько не ошиблась в Вас!» – она махнула рукой в сторону стоящего подле нее адепту. – «Держите паршивца!»       Мадам Юй отрезала:       – «В этом нет нужды.» – она мотнула головой, подзывая своих служанок.       Ван Линцзяо восторженно защебетала:       – «Я восхищена Вами, Мадам Юй! Используете своих личных служанок, дабы держать его, прекрасно.»       Цзян Чен же словно потерял рассудок:       – «Мама!!! Мама, молю, послушай! Я умоляю тебя! Не отрубай ему руку!.. Если отец узнает об этом…»       Лучше бы он не упоминал Цзян Фенмяня: едва услышав о нем, Мадам Юй рассвирепела еще больше и в гневе прошипела:       – «Даже не напоминай мне о своем отце! Что же будет, если он узнает? Неужели убьет меня?!»       Ван Линцзяо не унимала своего восхищения:       – «Мадам Юй, я просто без ума…Очевидно, в дальнейшем мы сможем договориться с Вами о надзирательном пункте!»       Мадам Юй вскинула бровь и развернулась к ней, холодно чеканя:       – «О надзирательном пункте?»       Ван Линцзяо расплылась в улыбке:       – «Ага. Надзирательный пункт. Это второе требование, за которым я прибыла в Юньмен. Орден Цишань Вень издал указ о надзирательных пунктах, которые должны быть основаны в каждом городе. А сейчас я повелеваю! С этого дня Пристань Лотоса станет надзирательным пунктом Ордена Цишань Вень в Юньмене!»       Неудивительно, что она обошла всю Пристань Лотоса вдоль да поперек – она уже считала ее одной из своих резиденций!       Цзян Чен выкрикнул:       – «Какой еще надзирательный пункт?! Это наш дом!!!»       Ван Линцзяо нахмурилась:       – «Мадам Юй, вам следует приструнить вашего сына. Сотни лет кланы заклинателей признают клан Вень своим гегемоном, разве дозволено вступать в спор с посланником Ордена Вень с рассуждениями о чьем-то доме?.. Вначале я сомневалась, сможет ли Пристань Лотоса взять на себя столь ответственную роль – ведь здесь все разваливается от старости и кишит мятежниками. Но раз уж Мадам Юй так прилежно исполняет мои приказы…Да и Ваш характер как раз в моем вкусе, я все-таки решила доверить эту величайшую честь…»       Она так и не договорила, ибо Мадам Юй широко замахнулась и отвесила ей оглушительно звонкую пощечину.       Казалось, от звона и силы, вложенной в удар, все содрогнулось, а Ван Линцзяо сделала несколько оборотов вокруг собственной оси, свалилась на пол; из ее носа хлестала кровь, а прекрасные глаза сделались совершенно круглыми.       Несколько адептов Вень подскочило и повытаскивало мечи, но одного отрывистого взмаха Мадам Юй хватило, чтобы все повалились на пол без чувств.       Женщина величественно оправила рукав, позволила ледяному гневу проступить на ее возвышенное лицо, с достоинством прошествовала к Ван Линцзяо, взглянула на нее сверху вниз, затем грациозно склонилась и, притянув чертовку за волосы, отвесила ей еще одну такую же пощечину.       Следующие слова буквально звенели от концентрации ледяного гнева и ненависти:       – «Как смеешь ты, рабыня!»       Она терпела слишком долго, позволяя этой девице столь дерзкие вольности. Но даже у самого праведного даоса есть черта терпения, кою не следует переступать. Что уж говорить о женщине столь крутого нрава?       Завидев искаженное невозможной злостью лицо Мадам Юй в опасной близости от себя, Ван Линцзяо схватилась за опухшую половину лица и истошно завопила.       Мадам Юй скривилась, словно этот вой неприятно резанул ее по ушам, и отвесила ей новую пощечину, прерывая мерзкий визг. Она по-тёмному, угрожающе прошипела:       – «Прежде чем бить собаку, смотри, кто ее хозяин! Ворвалась в двери моего дома и у меня на глазах собралась наказывать моих людей? Да кто ты такая, раз позволяешь себе подобное?!»       Она брезгливо отбросила голову Ван Линцзяо в сторону, чопорно выудила из кармана платок и вытерла им руки. Сестры Чжу с презрительными ухмылками выросли за ее спиной, столь же уничижительно взирая на Ван Линцзяо.       Та сквозь слезы поднесла дрожащие руки к лицу и закрыла его ими, после пролепетала:       – «Ты…Как ты смеешь…Орден Цишань Вень и Инчуань Ван ни за что не простят тебе этого!»       Мадам Юй на секунду словно задумалась, а потом фыркнула, бросила использованный платок ей в лицо, заставив вздрогнуть, отпихнула ее ногой прочь и едко выругалась:       – «Закрой свой рот и слушай, жалкая рабыня! Мой клан Мейшань Юй сотни лет занимает почетное место среди заклинателей, и ни о каком Ордене Инчуань Ван я не слышала! Из какой такой блядской канавы выполз ваш клан поганых выродков? Скажи, в твоем Ордене все такие тошнотворные, или ты одна не удалась?» – она язвительно скривила губы. – «Что ж, в семье не без урода.»       Усмешка слетела с ее лица, возвращая ледяную надменность в гневных тонах:       – «И ты ещё смеешь рассуждать со мной о высших и низших? Так я напомню тебе истинный порядок вещей!» – Цзыдянь заискрил на ее руке и опасно и медленно сполз шипящей змеей на пол. – «Поделюсь господской мудростью: кто же на самом деле сверху, а кто – снизу.»       На противоположной стороне Главного Зала Вей Усянь откашлялся и при помощи Цзян Чена встал. Тот встревоженно шепнул:       – «Лисеныш, ты как? Ты…» – он запнулся, ибо серые глаза чуть сияли в полумраке Небесной голубизной, а каждый фэнь кожи, которой Цзян Чен касался, искрился, точно Вей Усянь был с ног до головы наэлектризован.       Вей Усянь, тяжело дыша, поднял перед глазами правую ладонь, возле которой раз в несколько секунд появлялись ярко-красные вспышки кипящей от праведной злости духовной энергии, и тихонько прогудел:       – «Как смеют они врываться в наш дом…»       Цзян Чен аккуратно потряс его за плечо:       – «Лисеныш, ты в порядке?..»       Вей Усянь поднял на него не совсем осознанные глаза и все тем же шепотом прогудел:       – «Они хотели отрубить мою руку…Невиданная наглость!..» – Голубые искры в глазах стали проявляться все ярче.       Похоже, что гостям Ордена Вень будет оказан теплый прием.

***

      Кровавая резня шла полным ходом.       Первая партия адептов Вень была заколота сестрами Чжу еще в самом начале, в Главном Зале. Следом должна была отправиться к праотцам и Ван Линцзяо, но вступивший в игру Вень Чжулю разрушил планы кипящей гневом Мадам Юй.       Перебросившись парой слов, они вступили в жестокую схватку, победитель которой еще не был определен.       Ван Линцзяо, едва выйдя на свободу, истерично вереща, выпустила сигнальный огонь, давая Вень Чжао и его армии знак «Наступать».       Не прошло и пятнадцати минут, как адепты Вень с мечами наперевес тараном снесли Главные ворота с изображением лотоса о девяти лепестках и ворвались в Пристань Лотоса, режа людей направо и налево.       Но и адепты Ордена Юньмен Цзян не стояли в стороне.       На некогда спокойной и мирной тренировочной площадке столпилось несколько дюжин человек, что танцевали со смертью. Адептов Цзян было донельзя мало, отчего постепенно начинали сдавать позиции под натиском адептов Вень.       Но вдруг над их головами неуловимой алой вспышкой, схожей с полетом кленовых листьев, промчался некто, что неумолимой молнией обрушил свой гнев на захватчиков.       То был Вей Усянь, энергия золотого ядра которого кипела и бурлила, захватывая все естество.       Поначалу она выделялась лишь едва заметным сиянием в глазах и электрическими всполохами вокруг тела, но теперь, казалось, даже воздух расходился волнами от него, пол разрушался в пыль под его ногами, а ярко-красные осенние всполохи то и дело витали вокруг него.       Юношеская рука с силой сжимала отобранный меч у какого-то рядового адепта. Оружие не обладало достаточным качеством, но, напитавшись духовной ци Вей Усяня, оно отливало Божественным блеском.       С боевым кличем Вей Усянь обрушился на центр площадки, вонзая клинок в намеченного врага и буквально разрывая его на части. Молниеносные всполохи, высеченные от удара железа о каменную плитку, расширились и метко ударили в нескольких противников, насквозь пробивая головы.       Двигаясь точно смертоносный вихрь, он лавировал между сражающимися людьми, прикрывая своих и пронзая недругов.       Вей Усянь полетел на врага в проходе, намереваясь проскочить дальше, вглубь Пристани Лотоса, где скопилось основное количество пришедших адептов Вень.       Рука перебросила несколько раз меч, делая им несколько вертких оборотов, сложила печать и пустила оружие в полет, «прошивая» вставшего на его пути бедолагу.       Едва он переступил арочный порог, рядом с ним, оказавшись подле него плечом к плечу, грациозно опустился Цзян Чен, что хлестким отработанным движением отвел в сторону измазанный в крови меч, вставая наизготовку, дабы в случае чего сразу же отправить острие точно в жизненно важные органы врага.       Два брата танцевали в смертоносном вихре, понимая друг друга без слов. Казалось, что каждая из их мыслей была взаимным продолжением другой. Точно два зеркальных отражения вышли на сцену, отыгрывая главную роль.       Цзян Чен зарычал и ускорился; на носках подпрыгнув, он перевернулся в воздухе, заводя одну из рук за спину, а вторую отводя в сторону; завидев цель, зрачки сузились, рука метким отработанным движением дернулась, пуская меч аккурат в центр чужого лба, а сам Цзян Чен сделал сальто вперед, описал вытянутым носком в воздухе полукруг и острием каблука грубо и хлестко опустился на темечко ближайшего бойца, пробивая тем самым черепную коробку и кроша ее на мелкие осколки.       Вей Усянь выдохнул и метнулся вперед, страхуя действующего воздухе Цзян Чена. Левая ладонь закрепила правую кисть, что крепко зажимала меч, корпус сдвинулся под углом в сорок пять градусов влево, а таз остался смотреть четко прямо; он перенес вес на правую ногу, поставленную спереди, встал на носок, с силой оттолкнулся левой ногой от пола и закрутился вокруг собственной оси, уподобившись смертоносному урагану и разрезая каждого, кто попался ему на пути.       Умные адепты Цзян, что были знакомы с этой техникой их шисюна в общих чертах, отскочили от озадаченных адептов Вень в сторону, тем самым уклоняясь от линии атаки Вей Усяня.       Не успевшие среагировать адепты Вень попали в «мясорубку», а глаза адептов Цзян засияли от того, насколько их шисюн крут на пике своих возможностей.       Встретились Вей Усянь и Цзян Чен одновременно в центре, прижавшись спина к спине и тяжело отдыхиваясь.       Цзян Чен призвал обратно меч, размещая его в руке поудобнее, и сбивчиво уточнил:       – «Посмотри… Сколько их…И все сгущаются к нам. Дохуя. Будем бить по одному – загнемся.»       Вей Усянь кивнул:       – «Значит, в паре. Нанесем им урон разом.»       – «Прием «Бушующего Яюя*»?»       Вей Усянь вновь кивнул и встал наизготовку. Цзян Чен последовал его примеру, сужая глаза:       – «Конечно, духовных сил на это уйдет дохуя, но и их не нихуя, так что…»       – «Так что, да. Лучше бы нам их разом прихлопнуть, а не растягивать удовольствие.»       Они позволили врагам подойти ближе, после чего резко повернулись друг к другу лицом, собрали духовную энергию в ладонях и с силой соединили их между собой, вызывая ударную волну.       Но этим их ответный удар не ограничился. Сцепив между собой правые руки и став единым механизмом, они перенесли вес на правые ноги и принялись раскручиваться вокруг собственной оси, постепенно выпуская с каждого фэня своего тела ци.       Под их левыми носками на земле процарапался красно-фиолетовый круг, а от них начал образовываться невероятной силы ураган, что тотчас зашатал адептов клана Вень.       Вей Усянь проорал:       – «Сейчас?!»       – «Давай!!!» – завершив последний полный круг, они отпрыгнули в разные стороны, толкнув друг друга в противоположную от себя сторону, и, ведомые вращательным моментом, инерцией, вложенными духовными силами и созданным вихрем, юноши, неудержимо раскручиваясь вокруг собственной оси, обрушились на тех, кто еще оказался не сметен в ураган, а после – уже на дезориентированное в пространстве большинство.       Подобный прием имел весьма разрушительный характер по площади, действовал около получаса и духовных сил затрачивал немало – почти все, потому являлся крайней мерой. Плюсом было то, что если проворачивать подобное в паре, то создаваемый ураган имел большую силу, площадь охвата и затрачивал несколько меньше сил – но все так же ощутимо. И что самое главное: это был их прием, который придумали они сами, потому – ясное дело – о нем никто, кроме нескольких адептов Цзян, не знал.       Буря по истечении срока действия улеглась.       Большинство зданий Пристани Лотоса было разрушено, но оно того стоило, ибо основная часть армии Вень понесла весомый ущерб.       Хрипя от усталости, Цзян Чен отпихнул от себя поверженного адепта Вень:       – «Что ж за блядство! Они не кончаются! Бесконечная свора собак! Даже прием Яюя применили, а эти сволочи все никак не отстанут! Откуда ж они прут?!»       Вей Усянь сплюнул сгусток крови и прохрипел, отбрасывая в сторону очередной за битву сломанный меч и подбирая новый:       – «Из помойной канавы под названием Цишань.»       Цзян Чен глубоко поморщился от прострелившей все его тело боли и гаркнул:       – «Нам нужно найти маму! Вдруг ей нужна помощь!»       Вей Усянь согласно кивнул, и они пустились туда, где фиолетовые электрические всполохи были ярче, а крики – громче.       Юноши ускорились, но путь им преградил статный мужчина, сияющий обсидианом во взгляде, в некогда белоснежных одеждах с изображением кроваво-красных солнц. Он низким голосом ровно протянул:       – «Какая встреча.»       Юноши резко остановились, шаркнув подошвами по поверхности. Лицо Цзян Чена в страшном гневе исказилось, а рука взметнулась, закрывая Вей Усяня. Казалось, стоило ему увидеть перед собой невозмутимого в огне творившихся здесь ужасов Вень Лонвея, и у него открылся дополнительный запас сил.       Цзян Чен прорычал:       – «Что тебе нужно?!»       Вень Лонвей устало поморщился:       – «Тц, как громко. Молодой господин Цзян, повежливее.» – тон его приобрел едва уловимую угрожающую окраску. – «Все же, с теми, кто выше вас по статусу, следует быть почтительнее.»       Знакомое мнение резануло по ушам и всколыхнуло новую волну пламени в груди и душе. Вей Усянь оттолкнул Цзян Чена и набросился на Вень Лонвея с безумным яростным кличем:       – «С чего ты взял, будто выше нас по статусу?! Мерзкий пес клана Вень!!!»       Глаза Вень Лонвея округлились, будто от приятного удивления. Он вежливо выдохнул, отклоняясь в сторону от линии атаки Вей Усяня:       – «О. Молодой господин Вей…» – голос его стал куда мягче, стоило ему переключиться на Вей Усяня, и приобрел мурчащие нотки. – «Желаете вступить со мной в схватку?»       Вей Усянь проревел, делая очередной выпад:       – «Я уже вступил!»       Цзян Чен было дернулся в его сторону, но был остановлен отрывистым «Не лезь, я сам!». Вень Лонвей бархатисто рассмеялся, танцующе разворачиваясь, заходя за спину Вей Усяню и буквально на ухо сладко мурлыча:       – «Молодой господин Вей, впервые вижу Вас в таком аспекте. Удивляете... Но не могу сказать, что мне это не нравится.»       Вей Усянь скрипнул зубами, когда почувствовал за собой чужое присутствие. Он бросил клинок за спину и, не дожидаясь, когда тот поразит цель, молниеносно развернулся, царапнув ступней землю, после вытягивая носок, описывая им в воздухе полукруг и намереваясь ударить Лонвея в челюсть.**       Что он, в принципе, и сделал.       Лонвей не ожидал, что тот столь резво бросит в него меч, потому резко дернул головой, уклоняясь от прямой линии удара, но лезвие все равно умудрилось оставить на его скуле глубокий порез.       Обсидиановые глаза в искреннем, приятном удивлении округлились, а следом чужая ступня с силой снесла ему челюсть, заставив мужчину отлететь на несколько чи, а с губ слетел восхищенный выдох:       – «О?..»       Вей Усянь сложил ручную печать, призывая назад меч, встал в боевую позу и прогудел:       – «Говоришь, нужно выказать почтение тому, кто выше по статусу?..» – он сорвался на шипение. – «Тогда как тебе такое выражение моего почтения?..»       Вень Лонвей выровнялся, слизал выступившую в уголках губ кровь и промурлыкал:       – «Конечно, Вы могли выразить мне его несколько иным способом, который мог бы мне понравится, но да пусть. Если таково Ваше почтение, то все не так уж и плохо.»       И не высказанным осталось: «На этот раз.»       Его кукольный черный взгляд уперся точно в застывшую в воинственной позе юную фигурку, и он ухмыльнулся:       – «Если позволите, то буду рад, выкажи Вы мне больше своего почтения.» – Вень Лонвей поднял раскрытую к верху ладонь, со сведенными для удара пальцами, завел кулак другой руки за спину, повернул корпус боком, правая нога перед ним, левая – за ним и замер. – «Я очень не против потанцевать с Вами.»       Вей Усянь сжал зубы и ринулся в атаку.       Взмах, поворот, удар ногой – каждый выпад отбит. Теперь Вень Лонвея сложно было обмануть. Наученный предыдущими оплошностями он стал драться внимательнее и перестал недооценивать Вей Усяня.       Если же для Вей Усяня это была схватка с врагом-захватчиком, то для Вень Лонвея это был танец, имеющий нестандартную окраску…       Вей Усянь был ловок, гибок и юрок – он крутился вокруг Лонвея и со всеми пылом и яростью наносил свои удары один за другим. Тот улыбался уголками губ, искря бархатистым снисхождением во взгляде, и лишь уклонялся, ни разу не ударив всерьез. Мужчина выставлял блоки, уворачивался, перехватывал чужие запястья, незаметно с нажимом проводя большим пальцем по ним, а после отпуская и позволяя напасть вновь. Он кружился вокруг Вей Усяня неуловимым вихрем, то являя себя юноше, то исчезая бесформенным потоком сквозь пальцы. Вень Лонвей двигался так быстро, что дыхание сбивалось, заставляя горло саднить.       Очередной за их «поединок» разворот. Мужская рука змеей скользнула по юному стану и исчезла, но даже такое мимолетное движение заставило Вей Усяня на инстинктивном уровне в отвращении передернуться и возжелать тотчас принять ванну, дабы соскрести тот липкий остаток от прикосновения чужой грубоватой ладони, чей жар, казалось, неприятно плавил кожу, точно печальное олово.       Вей Усянь отскочил назад, выставил перед собой кулаки, тяжело отдыхиваясь и хрипя. Он не намеревался отступать, но силы его явно сходили на нет.       Вень Лонвей заметил, что его противник выдохся и…тоже отступил. Он протянул:       – «Что ж, думаю, на сегодня достаточно.» – И…галантно поклонился, да так, как кланяются учтивые кавалеры в конце танцевальной партии, чем несказанно удивил до ступора Цзян Чена и Вей Усяня. – «Благодарю за выказанное почтение и «поединок». С наилучшими пожеланиями, откланиваюсь.» – И испарился, точно его тут и не было.       Со стороны раздался гневный окрик Мадам Юй:       – «Чем вы тут занимаетесь, два идиота?!»       Юноши синхронно обернулись. Цзян Чен тотчас облегченно выдохнул:       – «Матушка…» – он побелел, а ноги его подкосились.       Мадам Юй, издав испуганный рев, в мгновение ока оказалась рядом и подхватила пошатнувшегося от переизбытка эмоций и утомления Цзян Чена. Она пихнула его в плечо:       – «Во Имя Небес!!! Вы что, совсем из ума выжили?!»       – «Матушка, их было столько, что мы или еще кто-то из адептов непременно погиб бы! Подобный прием имеет большую площадь охвата, ты же знаешь!.. Кто бы мог подумать, что их придет ровно столько же!!! Матушка, ты в жизни не поверишь, но Вей Усянь дрался с…»       Мадам Юй взревела, обрывая его на полуслове:       – «Баран! А ты что ожидал от самого могущественного Ордена?! Разумеется, они вознамерились задавить нас числом! Вы…» – она обернулась на споткнувшегося Вей Усяня, из носа которого ручьем потекла кровь, и нахмурилась. – «Вы оба истратили почти весь свой запас сил…»       Мадам Юй крепко сжала плечо отдыхивающегося Цзян Чена и в нервных раздумьях поджала губы, а после внимательно осмотрела юношей.       После выполнения приема на Цзян Чена было страшно смотреть. Бледный, будто обескровленный, содрогающийся, точно осиновый лист. Женщина прощупала его пульс и подтвердила свою догадку: духовная ци составляла всего пятнадцать процентов из ста.       Всмотревшись в Вей Усяня, она поняла, что, пусть тот и был донельзя уставшим и в той же степени потрепан, золотое ядро его пылало, а ци в нем было около тридцати процентов из ста.       Мадам Юй вперила в него тяжелый взгляд и обрубила:       – «Идем.»       Цзян Чен тяжело поднял голову:       – «Матушка?.. Куда…»       Она отрезала, подхватывая юношу, будто тот был мешком с мукой:       – «Туда! Вей Ин, за мной.»       Вей Усянь покорно кивнул, подобрал меч и пустился следом.

***

      Донельзя быстрым темпом они достигли причала в задней части Пристани Лотоса, которая была той самой «тихой гаванью».       У маленькой пристани разместилось несколько маленьких джонок, на коих можно было под шумок сбежать, оставшись никем не замеченным. Возможно, именно этим фактором и руководствовалась Мадам Юй, выбирая для своих несносных мальчишек путь отхода и побега.       Буквально таща на себе едва-едва могущего сопротивляться Цзян Чена, женщина замерла напротив самой неприглядной, но крепкой лодки. Она поставила сына на ноги и задумалась о чем-то. Крепко нахмуренные брови и сжатые в тонкую линию губы говорили о ее тяжелой мыслительной работе.       За их спинами полыхали безудержные огни агонии и боли; слышались громыхающие взрывы и предсмертные крики, звон скрещенных мечей и заряженных пушек.       Цзян Чен проглотил вставшую в горле кровь и проскрипел:       – «Матушка! Там же сражаются наши адепты! И погибают! Что мы здесь забыли? Ты планируешь их эвакуировать? Но тогда нам нужно…» – он не договорил, ибо Мадам Юй прервала его, хлестко прижав к себе и крепко, до хруста костей, обняв.       – «Замолчи…несносный, глупый мальчишка…» – в голосе горюющей матери проступили незаметные для стороннего слуха слезы. – «Мой мальчик…»       Женщина вжала в себя ставшего донельзя хрупким и в самом деле маленьким юношу, будто страстно сожалела о невозможности возвратить его к себе в утробу и тем самым уберечь от жестокой боли.       Она нежно и ласково поцеловала его в макушку – так, как не делала этого раньше никогда, – и, пригладив волосы на затылке, зашептала:       – «Мой мальчик, однажды ты станешь самым сильным…Все будут содрогаться при звуке одного лишь твоего имени…Люд будет прославлять Великий Орден Юньмен Цзян и его Главу…» – сильные, но сделавшиеся бережными руки обняли еще крепче, хотя, казалось, куда еще крепче? – «А пока, мой хороший…Сохрани себя до того момента…Будь умницей, хотя бы разок сделай, как просит мама…, уцелей любой ценой…»       Глаза Цзян Чена невообразимо расширились, в груди свернулся ледяной страх, что заставил неудержимую дрожь скользнуть по всему телу. Губы задергались в судороге, будто от подступающих слез. Он плаксиво, совсем как маленький наивный мальчик, коего несправедливо, но очень сильно ранили, забормотал, уткнувшись маме в изгиб шеи в поисках защиты и ласки:       – «Мама, ты что…О чем ты говоришь?.. Почему такими словами?.. Что ты задумала?..»       – «Ш-ш-ш, экономь силы. Ты утомился, ибо в самом деле… хорошо постарался...» – Юй Цзыюань склонилась к уху мальчика и нежно шепнула: «Я горжусь тем, что у меня вырос такой смелый мальчик.»       – «Мама…Я…» – но ему не суждено было продолжить разговор, ибо Мадам Юй резко разжала руки, толкнула юношу в сторону Вей Усяня, дабы тот поймал его – но, к сожалению, он не выдержал резкого напора и не устоял на ногах, потому юноши повалились на дно лодки.       Мадам Юй медленно сняла Цзыдянь с пальца и легким движением бросила его в ноги откашливающегося Цзян Чена. Тот, шатаясь, сел, упираясь на колени, и с блестящими от влаги большими глазами воззрился на безмятежную в своем горе женщину, которую всю жизнь звал сокровенным словом «мама».       Мадам Юй смотрела на него сверху вниз, излучая материнскую нежность в спокойных чертах, но вместе с тем и невыносимую боль. Губы ее в судороге дрогнули – прям как у Цзян Чена, а после она сделала глубокий вдох, успокаивая и пряча чувства, и ровным тоном – совсем как обычно – отчеканила:       – «Отправляйся к бабушке в Мейшань и найди сестру. Держитесь вместе и…Будьте осторожны.»       Голос Цзян Чена сильно дрогнул:       – «Мама…»       Мадам Юй глубоко зажмурилась, будто испытала недюжинное страдание, услышав это отчаянное гнусавое «мама». Ей в самом деле хотелось притянуть его обратно и самолично спрятать, но…Она была не только матерью, но еще и Хозяйкой Пристани Лотоса – а значит, должна была быть сильной и непоколебимой.       Кольцо заискрило, стоило Цзян Чену и Вей Усяню попытаться встать на ноги, и, обернувшись змеевидной плетью, крепко-накрепко сковала их по рукам и ногам, связав между собой.       Цзян Чен не своим голосом истошно завопил и задергался, силясь сбросить путы Цзыдяня с себя:       – «Мама!!! Что ты делаешь?! Отпусти меня!!! Отпусти Вей Усяня!! Мы должны пойти туда вместе!!! Мы сможем их отбить, мы что-нибудь придумаем!!! Что ты делаешь, мама?! Сними с нас Цзыдянь, сними!!!»       Мадам Юй грубо гаркнула:       – «Молчать!» – она скрипнула зубами. – «Я велела тебе уходить и найти сестру! Что непонятного в моих словах?! Так сложно хоть раз сделать так, как я прошу?!» – женщина повернулась к все это время держащему рот на замке Вей Усяню, что не менее большими и блестящими от слез глазами смотрел на нее, и запнулась.       Если к слезам и мольбам Цзян Чена она успела привыкнуть за время их разговора, то Вей Усянь вновь выбил ее из колеи, ибо большие открытые и лучащиеся детской искренней печалью глаза взирали на нее неотрывно, не смея вымолвить хоть слова против или за.       Но времени на эмоции не было.       Секунды складывались в драгоценные минуты, песком утекая сквозь пальцы. Чем дольше они тут стоят, тем меньше шанс для ее мальчиков на спасение.       Взгляд женщины заиндел. Она проскрипела:       – «Вей Ин.» – тяжело вдохнула и выдохнула. – «Будь рядом, защищай Цзян Чена, несмотря ни на что.»       «Не бросай его, он ведь…куда угодно за тобой пойдет…Я знаю, что и ты пойдешь за ним хоть в огонь, хоть в воду, но…Мне будет спокойнее, если я скажу это…Не бросай его, защищай его…»       – «Вей Ин, слышишь меня?!.. Умри, но защити Цзян Чена. Что угодно сделай, хоть в ад шагни, но защити его, слышишь?!»       Вей Усянь смотрел на нее не мигая и лишь медленно повторил, словно воспроизводя запись:       – «Умри, но защити…»       – «Ты меня понял?!»       Вей Усянь, глядя по-прежнему неотрывно, медленно, как болванчик, кивнул:       – «Умру, но защищу…»       Мадам Юй цыкнула:       – «Хорошо…» – и резко пнула джонку, помогая течениям подхватить ее и тем самым ускоряя ход.       Цзян Чен взвыл, дергаясь в ее сторону:       – «МАМА!!!»

***

      Течения вод Юньмена всегда были сильны и неумолимы. Незадачливый пловец легко мог пасть жертвой их неудержимых языков и потонуть в пучинах, что кишели водорослями.       Джонка мчалась вниз по реке, своим носом разрезая бушующе-спокойные волны.       Цзян Чен безвольной куклой опустил голову на грудь, ужасающе спокойно молча. Вей Усянь с абсолютно идентичными эмоциями вглядывался в окрашивающийся заревами красками горизонт.       Несколько часов назад они встретили по пути возвращающегося домой дядю Цзяна, который, узнав о произошедшем, принял то же решение, что и его жена, и отправил их в Мейшань, несмотря на звучащие в спину яростные протесты.       Юноши, звуча в унисон, кричали очень долго, надеясь, что их мольбы все же будут услышаны, но увы, ничего, кроме шума волн и песен цикад, они в ответ не получили. Как итог, они лишь сорвали голоса, так ничего и не добившись.       Наконец, Цзыдянь, следуя воле хозяйки, выпустил юношей из своих цепкий объятий, даруя столь желанную свободу.       Юноши вмиг оживились и воспряли воинственным духом. Переглянувшись и друг другу кивнув, уловив мысли, что оформились в их головах, они интенсивно принялись грести в обратном направлении – в сторону Пристани Лотоса, откуда в равнодушные Небеса устремлялись клубы остаточного дыма от потухших кровавых пожаров.       Причалив с все той же задней части Пристани и скрывшись в густой листве их любимых ив, они прокрались к черепковой крыше, залезли на ее торец, укрывшись за коньком, и взволнованными птенцами принялись осматривать то, что осталось от места, которое без стеснения называли домом.       Повсюду была одна лишь кровь.       Вместо привычных золото-фиолетовых и розовых оттенков везде была одна лишь вырвиглазная краснота. Бесчисленные горы трупов, в которых каждый из «кирпичиков» был лично им знаком. Осколки мечей, обломки луков и обвалы величественных зданий с изображением на себе лотосов о девяти лепестках.       Их взгляды медленно обвели царившую в их доме разруху, а после зацепились за два конкретных трупа, которых они мечтали не увидеть.       Трупы Юй Цзыюань и Цзян Фенмяня.       Цзян Чен в испуганном волнении поднялся на руках, но Вей Усянь резко опустил его голову, дабы остаться незамеченными.       Вей Усянь почувствовал, как глаза обожгло горячими слезами, горло сдавило судорогой, а все тело словно окатило ледяной проточной водой, заставляя кожу зудеть. Дыхания стало не хватать, а сердце принялось лихорадочно сжиматься – впору было забеспокоиться, не разорвется ли оно прямо здесь и сейчас?       Цзян Чену было не лучше. Совсем не лучше.       Глаза расширились до невообразимых размеров, и полили горькие слезы. В глотке встал крик – даже истошные вопль, который мог бы заставить усомниться в его психическом здравии, – но он так и не нашел выхода, оставшись там, меж костей и мышц, грубо сотрясать все естество и разрывать изнутри.       Они вновь выглянули из-за конька крыши.       Над бесчувственными телами склонились адепты клана Вень, что так и резали по глазу своей белизной – подобный цвет будоражил клубящуюся в груди ярость, ибо выглядел как жестокая насмешка. Вот уж подготовились, так подготовились, раз облачились в траурные одежды!       Зрачки Вей Усяня резко сузились, стоило им заметить, как знакомая статная фигура медленно повернула в их сторону голову, словно заметила чужое присутствие.       Вей Усянь припал к крыше, утягивая за собой потерянного Цзян Чена. Он крепко зажмурился, силясь прогнать представший его взору страшный образ человека с обсидиановыми глазами, что с холодной усмешкой на устах стоял посреди кровавых красок и, казалось, улыбался именно ему одному.       Возможно, то была лишь игра больного воображения, но Вей Усяню отчего-то казалось, что это было не так.       Вместе с обсидиановой мглой обернулась стоящая подле него фигура, нежное лицо которой так же было знакомо Вей Усяню.       В крови забурлила ярая надежда, что их приход остался незамеченным, но предательский гвоздь страха и сомнений не спешил покидать его сердца.       Среди толпы раздался тонкий плач, и Вень Лонвей отнял свое внимание от волнующейся стены.       Вень Чжао ласково успокаивал:       – «Не плачь. Лицо опухло.»       Ван Линцзяо шмыгнула носом:       – «А что, с опухшим лицом я тебе уже не нравлюсь?»       – «Как такое может быть? Как бы ни выглядела Ван Линцзяо, она мне никогда не разонравится.»       Ван Линцзяо пылко затараторила:       – «Мне правда очень-очень страшно…Сегодня я правда…Я правда чуть не поверила, что меня убьет это мерзавка и что мы с тобой больше никогда не свидимся…Молодой господин Вень…я…»       Вень Чжао обнял ее, утешая:       – «Хватит разговоров, Цзяо-Цзяо, уже все закончилось. Слава богам, Вень Чжулю тебя защитил.»       Ван Линцзяо плаксиво заныла:       – «А ты все о нем говоришь? Если бы не его нерасторопность, то я бы не была побита!.. Как я страдаю…Как же болит мое лицо…»       Вень Чжао обожал слушать ее горькие жалобы, потому, уподобившись галантному и внимательному мужчине, мягко мурчал:       – «Болеть не будет. Дай мне потрогать…Пусть ты и злишься на него, но все же не стоит доводить его. Отец говорит, у него редкий талант. Я надеюсь, использовать его еще пару-тройку лет.»       Ван Линцзяо надула губы:       – «Ну и что…Ну и что с того, что он талантливый? Смотрит на меня свысока! Не дал мне ударить по лицу эту суку Юй. Она мертва…всего лишь труп! Если он пренебрегает мной, то не значит ли это, что он пренебрегает тобой?»       Цзян Чен начал медленно сползать по стене, Вей Усянь придержал его за шиворот. В глазах у обоих стояли горячие слезы, что окропляли своей солью и горечью знакомую черепицу.       Вей Усянь вспомнил, что утром перед уходом Мадам Юй и Цзян Фенмянь вновь поругались. Последние их слова, обращенные друг другу, были отнюдь не милыми. Интересно, была ли у них возможность сказать друг другу что-то важное напоследок?..       Вень Чжао тем временем говорил:       – «Просто у него характер странный. Всё твердит, что воина можно убить, но нельзя унизить. Но ведь именно он ее убил, так что к чему эти рассуждения?»       Ван Линцзяо пылко согласилась:       – «Да, какое лицемерие!»       Вень Чжао нравилось, когда она с ним соглашалась. Он рассмеялся, а Ван Линцзяо продолжила злорадствовать, самыми последними словами браня ушедшую на покой Мадам Юй.       Со стороны раздался голос:       – «Молодой господин Вень! Мы обыскали все дома и собрали больше двух тысяч четырехсот артефактов. Сейчас их переписывают.»       У Вей Усяня все загорелось внутри от гнева:       «Все это принадлежит Пристани Лотоса…твари…»       Вень Чжао мерзко рассмеялся:       – «Отлично-отлично! Эту победу стоит пышно отпраздновать! Почему бы не устроить тут пир сегодня вечером? Забирайте все, что найдете! Все же, Юньмен нам задолжал, ведь столько адептов наших забрал!»       Ван Линцзяо нежно проворковала:       – «Поздравляю Вас, молодой господин Вень, с переездом в Пристань Лотоса!»       Вень Чжао шутливо возмутился:       – «Какая такая еще Пристань Лотоса? Сменим название! Вырвем двери с изображением лотоса и заменим их на Солнце Цишань Вень. А ты, Цзяо-Цзяо, станцуешь для меня этой ночью свой самый лучший танец…»       Не в силах больше слушать этот слащавый щебет, юноши сползли по стене и молча побрели прочь.       Им удалось пройти около полутора километров, прежде чем Цзян Чен подобно механической кукле развернулся, намереваясь вернуться.       Вей Усянь тут же нагнал его, опустил руку на плечо и как мог мягко шепнул:       – «Цзян Чен, не сейчас.»       Цзян Чен тряхнул плечом, сбрасывая с себя чужую руку, и пошел дальше. Но настигнувший его вновь Вей Усянь не дал этого сделать, поскольку замер перед ним, преграждая путь, и по новой начал:       – «Цзян Чен, месть вершить никогда не поздно. Мы отомстим, но не сейчас. Пойми, они убили даже таких сильных заклинателей как Мадам Юй и дядя Цзян. Мы…Сейчас мы им ничего не сможем противопоставить.»       Цзян Чен исказил черты лица и пихнул Вей Усяня в грудь:       – «Что значит «не сейчас»? А когда, Вей Усянь, когда?! Тела моих родителей остались там. Я не могу уйти. Эти твари надругаются над ними, обесчестят, осквернят! Как я могу уйти, если знаю, что их тела там?! Я должен…забрать их оттуда…похоронить, как полагается…но не…не оставлять их там…»       Слезы побежали с новой силой. Но не только у него одного, еще и у Вей Усяня.       Ему тоже было больно. Очень.       Перед глазами проносились разбитые воспоминания минувших теплых дней, в которых Мадам Юй, пусть и бранила его, но по-свойски заботилась; особенно, когда он, зашуганный и потерянный, поселился в Пристани Лотоса. Как велела слугам как бы между прочим выведать, что мальчик любит, что не любит: в еде и прочем. Узнав, что Вей Усянь боится собак, она не стала ругаться с мужем из-за его решения отозвать любимых щенков горячо любимого ею Цзян Чена.       Все же, дети чувствуют реальное отношение к ним. Что уж говорить об эмпатичном Вей Усяне, что долгое время пробыл на улице и за это время научился чувствовать чужие эмоции особенно чутко.       Разумеется, он знал – чувствовал, – что женщина не желает ему зла, что заботится, как умеет.       Потому отвыкший от какой бы то ни было ласки, от материнской заботы Вей Усянь возжелал показать свое внимание и заботу в ответ. Носил любимые цветы госпожи на каждый деть матери, украдкой подкладывал маленькие приятные подарки, желая вызвать на лице суровой женщины улыбку – и иногда у него все же получалось. В такие дни Вей Усянь был по-особенному счастлив.       Вей Усянь помнил и заботу дяди Цзяна, что подарил ему дом и семью – этого он никогда-никогда не забудет и вовек будет за ниспосланные благословение и дар благодарен.       И теперь этих людей не стало.       Сердце тесаком резало от этого осознания, и хотелось выть.       Но рядом с ним был Цзян Чен, что не желал сидеть на месте, потому…Потому он должен быть ему опорой.

«Умри, но защити.»

      Что ж, Вей Усянь эти слова хорошо запомнил – на всю свою жизнь. И он знал, что ни в коем случае не допустит, чтобы жертва Мадам Юй и дяди Цзяна была напрасной.       Вей Усянь дрожащим голосом прошептал:       – «Я понимаю тебя, мой маленький братец. Но они хотели бы, чтобы ты жил. И ты будешь – это неоспоримый и безусловный факт. Но если мы вернемся, то эта аксиома пошатнется. Разве мы имеем право подвергнуть себя риску? Разве мы имеем право пренебречь той жертвой?..»       Лицо Цзян Чена исказилось. Он всхлипнул, дрожа всем телом, и, сжав кулаки на чужих плечах, уткнулся Вей Усяню в изгиб шеи, тем самым заглушая плач:       – «Я хочу…Хочу, чтобы мои родители…»       Вей Усянь прислонился щекой к его макушке и опустил руку ему на спину, успокаивающе поглаживая:       – «Я знаю, маленький братец. Я знаю…»       Все-таки и он когда-то потерял своих маму и папу. Пусть воспоминания из далекого печального детства притупились и смазались, но все же тот самый осадок оставили на его душе.       Что Вей Усянь точно не забудет и век будет помнить, так это то чувство страха, безысходности и невыносимого горя, которое охватило в тот момент, когда его мама велела ему бежать и спасать себя.       – «Мы обязательно отомстим и вернем наш дом…Но для начала нам нужно восстановить силы…»       Цзян Чен через силу кивнул и безутешно зарыдал, оседая наземь. Вей Усянь осел вместе с ним и позволил своим по-детски горьким слезам безудержно политься из глаз.       В тот день, что неуловимо сменился ночью, прячась по милосердным чащобам и зарослям, двое юных мальчиков, что были вынуждены повзрослеть излишне рано и встать на ноги, едва обретя намеки на оперенье, позволили себе последнюю слабость, безутешно рыдая и посвящая уходящему детству слезы, прислоняясь друг к другу спинами и тем самым чувствуя взаимное присутствие, которое давало понять…

…Ты не один.

***

      Пешком они двинулись в Мейшань, из последних сил преодолевая этот путь. Каждые несколько чжанов кто-то из них спотыкался, но неизменно оказывался подхваченным вторым.       Шагали тяжело. Горе, скорбь, боль давили неприподъемным грузом, мешая идти с ровной спиной.       Цзян Чен не поднимал головы во время пути. Он прижимал правую руку с зажатым в нее Цзыдянем к груди, баюкая и снова и снова касаясь того единственного, что осталось от семьи.       Он часто оглядывался в ту сторону, где осталась Пристань Лотоса. Смотрел в сторону родного дома, что заполонили безжалостные демоны.       Слезы по-прежнему находили силы течь.       Вей Усянь и Цзян Чен убегали в спешке, не захватив еды. Да и за прошедшие дни они потратили немало сил. Пройдя еще с полдня, юноши стали чувствовать головокружение.       Через пустынные поля они вышли к маленькой деревне.       Вей Усянь оглянулся на Цзян Чена, что явно был не в себе: весь бледный, с залегшими под опухшими бессознательными глазами тенями. Заставить того лишний раз двигаться – невероятно жестоко. Потому Вей Усянь аккуратно завел его в укромный узкий переулок и бережно усадил наземь, шепча:       – «Посиди. Я найду что-нибудь поесть.»       Цзян Чен мазнул его бесцветным взором, который не убеждал в том, что он действительно обратил на его слова внимание. Посему можно было считать, что тот никак не отреагировал.       Вей Усянь еще не раз повторил, чтобы Цзян Чен не двигался, и наконец ушел.       В одеждах его всегда были припрятаны деньги на мелкие и большие сладости, поощрения для себя и близких.       И подобные накопления сослужили хорошую службу: они хотя бы могли что-то купить. Пройдясь по поселку, Вей Усянь набрал съестных припасов, что можно было оставить на потом.       Не прошло и получаса, как он спешно вернулся к Цзян Чену. Которого в переулке не оказалось.       Сердце тревожно екнуло, заставив руку, держащую маньтоу, фрукты и лепешки, судорожно сжаться. Глаза забегали по темным углам, отчаянно надеясь, что Цзян Чен просто-напросто слился с тенями, укрываясь от опасности.       Но увы, в них красовалась лишь густая паутина.       Вей Усянь насилу успокоил себя, заставляя мыслить рационально.       Он обошел несколько улиц, обшарив каждую, но в конце концов вернулся в тот же переулок. Напротив входа в него сидел на крылечке старик, что работал над починкой обуви.       Вей Усянь спешно подлетел к нему и вежливо спросил, дернув мужчину за рукав:       – «Дядюшка, здесь сидел молодой господин примерно моего возраста. Вы не видели, куда он пошел?»       Сапожник облизнул конец нити и задумчиво протянул своим скрипучим голосом:       – «Это тот, что был с вами?»       Вей Усянь активно закивал, игнорируя прострелившее темя и затылок головокружение:       – «Да, да! Это он.»       Старик пожал плечами, прошивая искусственную кожу потрепанного сапога:       – «Я как раз занимался делом, потому особо не всматривался. Когда склонился над сапогом, сидел. Но как закончил и поднял голову, то его уже и след простыл. Может, ушел куда?»       Внутри Вей Усяня все похолодело. Он заставил себя вежливо улыбнуться и склониться в поклоне:       – «Спасибо.» – а стоило ему отойти на расстояние, его губы словно в приступе отчаянного безумия забормотали: «Ушел…он ушел…»       Осознание прострелило мозг:       «Пристань Лотоса. Тела.»       Предусмотрительно сунув припасы под одежду, он припустил по направлению к Пристани Лотоса, намереваясь нагнать Цзян Чена. По пути в придачу к панике ему стало хуже. Ослабевшее тело отказывалось бежать. Ноги подкосились, а он упал лицом в грязь, сразу почувствовав во рту земляной привкус. Вей Усянь приглушенно зарычал, стукнул кулаком по земле и тяжело поднялся.       Пришлось жевать на ходу, дабы организм получил должное количество калорий. Поглощение пищи на ходу – такая себе идея, но другого выбора у него не было. Болезненный ком встал поперек горла, царапая чувствительные стенки и заставляя кашлять сквозь слезы.       Лишь ярое желание настигнуть Цзян Чена двигало его вперед, заставляя переставлять ноги.       Прибыл в Пристань Лотоса он к ночи, когда прекрасная луна озарила Небосвод, а звезды отразили свой свет от глаз Вей Усяня, что цепко вглядывался в темноту, надеясь отыскать силуэт своего брата. Но увы, не находил.       «Почему я все еще не догнал Цзян Чена? Даже после еды быстрее я бы бежать не смог. Он устал сильнее меня и прошел куда более тяжелые испытания. Как бы он мог бежать быстрее меня? Он действительно пришел в Пристань Лотоса или же…Отправился в Мейшань без меня?»       После краткого отдыха он все же решил для верности обыскать Пристань Лотоса. Вей Усянь двигался вдоль стен, и в душе не умолкал голос, умоляющий почти с отчаянием:       «Пожалуйста, пусть на этот раз никто не будет разговаривать о трупе Цзян Чена на тренировочном поле. Иначе…иначе я…»       Иначе что? Иначе что он смог бы сделать?       Ничего. Ничего он не мог сделать.       Впервые Вей Усянь осознал, насколько бессилен. А еще, то тревожное чувство, что снедало его последние дни по возвращении из Ордена Вень, себя оправдало. Вей Усянь как никогда ощущал, что он умирает.       Глаза так горели, что норовили иссохнуть прямо на месте. Он завернул за угол, когда ему навстречу вдруг шагнул кто-то в солнечно-пламенных одеждах.       Вей Усянь подобно молнии метнулся вперед и скрутил этого человека. Левой рукой он сжал незнакомцу запястья, а пальцы правой угрожающе сомкнул под челюстью.       Понизив голос, Вей Усянь прошелестел:       – «Не шуми. Иначе мигом сломаю тебе шею…»       Крепко прижатый к земле человек спешно пролепетал:       – «М-молодой господин Вей, это я!»       Голос принадлежал юноше. И показался довольно знакомым. Услышав его, Вей Усянь подумал, что возможно он мог знать его.       Но все же мотнул головой, отбрасывая навязчивые мысли, и сильнее сжал руку:       – «Не пытайся провести меня!..»       Юноша прошептал:       – «Н-но я не пытаюсь провести Вас! Молодой господин Вей, п-просто взгляните н-на мое лицо.»       Вей Усянь недоуменно заломил брови:       «Посмотреть на него? А вдруг у него что-то припрятано во рту, и он оглушит меня? Но все же...»       Бдительно следя за пленником, Вей Усянь развернул юношу лицом к себе, убедился, что это был тот, кто стоял подле Вень Лонвея в их последний приход сюда, и что он был ему совершенно не знаком.       Вей Усянь безразличным движением развернул его обратно и ровно протянул, старательно заглушая требовательные злые нотки:       – «Кто ты?»       Юноша, казалось, несколько расстроился:       – «Я…Я Вень Нин.»       Вей Усянь озадаченно нахмурился:       – «Какой такой Вень Нин?»       «Да какое мне дело до его имени? В любом случае он не рядовой заклинатель, а значит, я смогу добиться обмена!»       Вень Нин тихо заговорил:       – «Несколько недель назад на стрельбище во время Совета Кланов в Цишане…я…я стрелял из лука…»       От такой медлительной речи Вей Усянь потерял терпение и вскипел:       – «Ты что, заика, что-ли?!»       Вень Нин так боялся, что вздрогнул, дернулся в попытке свернуться в клубок и закрыть голову руками. Он прошептал:       – «Да…да…»       Вей Усянь промолчал, отнял от него взгляд, «ходиками» побегал туда, сюда и вспомнил. Кто-то такой действительно был!       Он медленно прошелестел:       – «Так ты тот…Вень…Вень кто-то там, что неплохой лучник?»       Вень Нин просиял:       – «Да, да! Вчера…Я видел Вас, молодой господин Вей, вместе с молодым господином Цзяном, вот и подумал, что вы можете вернуться…»       Вей Усянь побелел и, будто сам не свой, выдавил:       – «Видел?..»       Вень Нин кивнул:       – «Видел.»       – «И никому не сказал?»       Вень Нин пылко заговорил, да так, как будто давал клятву:       – «И не скажу! Молодой господин Вей, я…»       Его искреннюю речь, звучащую даже без запинок, прервал низкий, бархатистый вкрадчивый шепот, донесшийся со стороны:       – «Цюнлинь, молодой господин Вей. Могу узнать, чем Вы тут заняты?»       У Вей Усяня внутри вмиг все заледенело. Он одной рукой подхватил Вень Нина за ворот, другой по-прежнему держа его за шею, отскочил к стене, сливаясь с тенью, и уже оттуда дикими глазами уставился на безмятежного Вень Лонвея, что также замер в тени коридора со скрещенными на груди руками и спокойным обсидиановым взглядом смотрел на него, полностью игнорируя «заложника».       Вень Лонвей текучим движением склонил по-птичьи голову, странно сверкнул своим неоднозначным взором и промурлыкал:       – «И что же молодой господин Вей здесь забыл? Неужто за…» – он цокнул. – «Своим маленьким братцем пришел?»       Вей Усянь исказил в гневе лицо и зарычал:       – «Намереваешься мне помешать?!..»       Вень Лонвей картинно возмутился:       – «Ай-яй-яй, молодой господин Вей, с каждой нашей встречей в Вас все меньше уважения и должного почтения к этому скромному господину. Что же я делаю не так?»       Вей Усянь прошипел:       – «Что делаешь не так?! Ты…»       Вень Лонвей перечислил, сокрушенно качая головой:       – «Я встал на Вашу сторону на стрельбище, заботился о Вашем Ордене во время учений, помог наследнику Цзян бежать, дабы тот смог успеть спасти Вас, хотел отвести Вас в безопасное место при облаве на Пристань Лотоса…Сейчас украдкой поддерживаю жизнь наследника Цзян, ибо знал, что Вы придете за ним…Ещё я велел сохранить тела почившей четы Цзян и подготовить к отплытию…Я столько всего для Вас сделал и слова не сказал о необходимости благодарности от Вас. Неужели я не заслужил Вашего должного почтения и простого уважения?»       Вей Усянь глупо захлопал глазами и прошелестел:       – «Те «передачки» во время учений?..»       Вень Лонвей кивнул:       – «Я. Но не только они. Я помогал Вашему Ордену без всяких преград опережать остальных в «соревнованиях» А-Чжао.»       Вей Усянь воровато уставился на него:       – «Зачем?»       Вень Лонвей простодушно ответил:       – «Вы мне приглянулись.»       Вей Усянь не понял:       – «В каком смысле?..»       Вень Лонвей улыбнулся уголками губ и несколько уклончиво пояснил:       – «Было бы жалко, если бы такой хороший мальчик погиб.» – он цокнул, размеренно постукивая по изгибу локтя. Того самого локтя, на который упал Вей Усянь в их первую встречу… Но сам юноша об этом не вспомнил – он не засорял себе голову такими мелочами, которые на его беду зачастую перерастали в огромные проблемы. – «Первый ученик Ордена, такой вежливый и юный.» – мужчина учтиво улыбнулся ему. – «Хороший мальчик. Вот и приглянулся. Не знаю, почему. А что, Вас это напрягает?»       Губы Вей Усяня дрогнули в неясной эмоции. Не понравилось ему это «приглянулся». Но он все же решил отмести это странное чувство.       Вень Лонвей мужчина. Он тоже мужчина.       К тому же, Вень Лонвей взрослый. Сколько ему? Тридцать пять? У них разница в возрасте целых восемнадцать лет! Ассоциировать это «приглянулся» в том смысле… И тем самым упрекнуть младшего брата Вень Жоханя в мужеложстве? Тем более с юными мальчиками? Что за вздор! О чём он вообще думает? В край испорченный бесстыдник!       Даже у его мыслей должен быть предел. Все-таки думать о высокопоставленном господине Ордена Вень в таком ключе, в самом деле, было несколько неуважительно. Тем более…сейчас, несмотря на его откровенное неуважение, мужчина нисколько не злится на него; по-прежнему вежлив и учтив. Да еще и помогает по мере возможностей!       Сердце укололо чувство вины и стыда – поразительно новое для него чувство.       Вень Лонвей заметил, как понурил свою голову юноша после его слов, и странно усмехнулся, а костяшки на руках незаметно щелкнули.       Но Вей Усянь не мог уразуметь один момент:       – «Вы сказали, что хотели отвести нас с Цзян Ченом в безопасное место, но…» – он запнулся. – «Но Вы же вступили со мной в драку…»       Вень Лонвей нисколько не смутился и легко возразил:       – «Но разве я наставил на Вас меч? Вспомните, я даже ни разу не ударил Вас в ответ – лишь оборонялся. Да и кто, по итогу, начал схватку?»       Вей Усянь вспыхнул.       Получается, что он спустил всех собак на человека, который был на его стороне и покровительствовал ему…На человека, что все еще стоит с мягкой улыбкой и нисколько не злится. Воистину, слухи чересчур ошибочны!       Вень Лонвей как бы между прочим бросил:       – «К тому же, будь я не на Вашей стороне, то Вы не ушли бы из Пристани Лотоса вчера.»       Вей Усянь вскинул брови:       – «Простите?»       – «Не только Цюнлинь видел Вас.»       Вей Усянь выдохнул «А» и вконец зарделся. Мужчина, видимо, решил сжалиться над ним и примирительно протянул:       – «Прошу, молодой господин Вей, отпустите беднягу Цюнлиня. Он хороший мальчик, не обидит Вас.»       Вей Усянь только сейчас заметил, что по-прежнему держит Вень Нина в руках, и, смутившись, отпустил его под благодарный выдох "заложника". Юноша хлопнул себя по бедрам, затих и уставился на Вень Лонвея, не зная, что делать. Подобное развитие событий заставило его растеряться.       Мужчина пришел ему на помощь:       – «Прошу, отправляйтесь в одну из джонок с задней части Пристани и ожидайте там. Цюнлинь сопроводит Вас к нужной – кою я подготовил так же заранее. Наследника Цзян и доставку четы Цзян в Мейшань я беру на себя. Не тревожьтесь. Все же, за последнее время на Ваши юные плечи упало донельзя много невзгод.»       Вей Усянь пробубнил:       – «Спасибо, господин Вень.»       Вень Лонвей удовлетворенно кивнул и исчез в темноте, оставляя их одних.       Вей Усянь отстраненно подумал, что мужчина сделался особенно довольным, стоило ему начать вновь обращаться к нему на «Вы».       Он дал себе мысленную затрещину. Конечно, кому не будет нравится, когда к тебе относятся с подобающим уважением!       Вень Нин помялся с ноги на ногу и пробубнил:       – «П-пойдемте, молодой господин Вей. Я проведу Вас.»

***

      Вей Усянь с проскальзывающим во весь его облик волнением вглядывался в печальную, понурую листву ивы, ожидая прихода определенных персон.       Вень Нин успокаивал его, как мог, говоря, что Вень Лонвей свое слово держит и ни в коем случае не подведет. Если тот сказал, что Вей Усянь ему приглянулся – значит, так и есть. А те, кто оказался под его покровительством, был под надежной защитой.       Вей Усянь отстраненно поинтересовался, надеясь так отвлечься от навязчивых и не слишком уж радужных мыслей:       – «И много у него протеже?»       Вень Нин пожал плечами:       – «Не вот тебе. Много, кто мелькал подле него, но все же больше всего в моей памяти отложилось двое юношей, что попали к нему в милость и были рядом с ним дольше прочих. Правда, и они очень быстро канули в лету. Проходили с господином с неделю и исчезли, словно их и не было. Насколько я знаю, сейчас эти юноши живут припеваючи со своими близкими вдали от Цишаня и контакта с Вень Лонвеем не поддерживают, но могу ошибаться.»       Вей Усянь вскинул брови:       – «И в чем заключается это его покровительство? Понимаю, если бы он обучал их чему-то… А это…оборвать все связи спустя неделю…Почему же?»       Вень Нин покачал головой:       – «Честно говоря, о его роде отношений со своими протеже знает только «верхушка», то есть непосредственно брат и племянник. Может быть, кто-то еще, но лично мне такие подробности неведомы. Но, что я могу сказать точно, Вам он уделяет времени и внимания больше, нежели тем юношам.»       Вей Усянь выдохнул «А» и замолчал.       Возможно, те юноши просто не подошли Лонвею как ученики. А Вей Усянь чем-то зацепил.       И вообще... Странно все это.       Будь сейчас все хорошо, как раньше, он бы не слишком беспокоился этим фактом. В случае чего, он мог легко опереться на Цзян Чена и Орден. Да и сам был в силах постоять за себя.       Но…Пристань сожжена и захвачена, Орден разбит, Мадам Юй и дядя Цзян – мертвы, Цзян Чен неизвестно в каком состоянии, а он вымотан и лишен оружия.       С одной стороны, обретение такого могущественного покровителя – благословение, но с другой…Тот является младшим братом Вень Жоханя – мало ли, что можно ждать от него, да и слухи, ходящие вокруг, не укрепляют уверенность – не бывает же дыма без огня?       Все поведение мужчины сбивает с толку. С ним он обходителен и вежлив; защищает его и заботится, но всплывающие факты колеблют его слепую уверенность. Вей Усянь не знал, что и думать. Как к нему относиться? Чего ждать, чего – нет?       Информация, полученная от Вень Нина, внесла в его душу немалую смуту. Что ж за род деятельности такой, раз спустя неделю все контакты оборваны, а эти самые протеже вот уж несколько лет живут припеваючи?       Если юноши оказались бездарностями, то с чего бы Лонвею было обратить на них внимание? Либо же те стали чересчур наглеть. Но тогда…почему он обеспечивает им комфортную, лишенную забот жизнь?       Неясно.       Но пока, как рассудил Вей Усянь, надо пользоваться помощью, ибо он был не в том положении, чтобы, легко отмахнувшись, сказать «нет» и сделать все своими руками, не воспользовавшись чужой поддержкой.       Успеется. Они точно со всем разберутся и выберутся из этой канители живыми. Сейчас важнее вытащить Цзян Чена и найти безопасное место. Пусть лучше уж он оттуда будет бурчать на него из-за подобной неосторожности и беспечности.       Зашуршали ветки и листья, зазвучала подошва о мягкий травяной ковер. Кто-то пришел.       Из-за кустов степенно выплыл Лонвей, за спиной которого шло несколько слуг, которые аккуратно несли бессознательного Цзян Чена на руках.       Вей Усянь побелел и просипел:       – «Цзян Чен!..» – он дернулся вперед, заставив джонку покачнуться, и вылетел на берег, заставляя Лонвея снисходительно усмехнуться:       – «Ну же, молодой господин Вей, не торопитесь. Не убежит Ваш маленький братец. Залезайте в джонку и страхуйте наследника Цзян.»       Вей Усянь насилу кивнул и вернулся обратно.       Заполучив Цзян Чена в свои руки, он тотчас крепко-крепко прижал его к себе, словно ревностный раненный родитель-зверь, что получил назад своего детеныша.       Вей Усянь смахнул прилипшие к лицу Цзян Чена волосы и пристально в него всмотрелся.       Кожа была бледна, но не так сильно, как могла бы быть. Уж точно не так, как после долгого пребывания в камере, но все же ощутимо.       Вей Усянь мельком осмотрел его на ранения, но ничего помимо двух полузаживших ударов дисциплинарным кнутом не обнаружил.       Вень Лонвей безучастно протянул:       – «Его состояние стабильно, так что до укрытия дотянуть сможет. Ослаблен голодом, беготней, потерей близких и духовных сил, но в целом, жить будет.» – он задумчиво склонил голову. – «Прошу извинить, что следы от кнута заживлены не полностью: А-Чжао мог меня заподозрить в помощи Вам, что могло застопорить остальной ее приток. Я лишь позволил себе обработать рану и уберечь от попадания в нее инфекции.»       Вей Усянь поднял на него блестящие глаза, по-прежнему крепко и ревностно прижимая к себе Цзян Чена, и искренне шепнул:       – «Спасибо.»       Вень Лонвей улыбнулся уголками губ и промурлыкал, благодарно склоняя голову:       – «Что вы, молодой господин Вей. Мне не в тягость. Будьте осторожны впредь. А теперь, ступайте. Цюнлинь отвезет Вас в укрытие, где Вы с наследником Цзян сможете восстановить силы и отправится, куда пожелаете.»       Вень Нин с готовностью и радостью в голосе закивал:       – «Да, да. Вень Чжао не подумает искать Вас там, потому место будет безопасным. Не волнуйтесь, молодой господин Вей.»       Джонка мягко отчалила и поплыла вниз по реке, ведомая легкими течениями, кои будто знали, что уносят прочь от опасностей своих хозяев.       Вей Усянь оттянул ворот своих верхних одежд и укрыл ими бессознательного Цзян Чена, что был пугающе холоден. Но раз сердце билось, а дыхание было в норме, он не стал тревожиться низкой температурой, списав ее на неблагоприятные условия сырых темниц.       Вей Усянь облегченно выдохнул, осознав, что Цзян Чен снова с ним и в относительном порядке. Остальное будет, нужно только потерпеть. Он взял его руки в свои и принялся греть, дабы хоть как-то исправить положение. Болеть им все же не надо!       Вновь рассветало.       Закралась невольная мысль, что это второй раз, как они уходят с рассветом прочь из родного дома, побитые и усталые.       Но зато живые. Это самое главное.       Вей Усянь невольно поежился от знакомого ощущения чьего-то взгляда.       Не в силах воспротивиться он повернулся и наткнулся на ровный взор обсидиана, что провожал их в дальний путь.       Вень Лонвей в одиночестве стоял на причале, сложив руки за спиной, и внимательно глядел им вслед. Поймав чужой ответный взгляд, мужчина улыбнулся уголками губ, отчего черты лица приобрели новую окраску, а обсидиан странно блеснул. Одна из рук выплыла из-за спины и пару раз качнулась на прощание, словно обещая ему скорую встречу.

***

      На второй день пути им удалось добраться до огромной красивой усадьбы в Илине.       Они прокрались внутрь через черный ход в маленькую комнату.       Вень Нин не успел толком перевести дух и затворить дверь, как Вей Усянь уже скрутил его, в ухо глухо рыча:       – «Что это за место?!»       Во время пути сюда, проходя мимо комнат, Вей Усянь слышал, как беседовавшие в своих покоях люди переговаривались на диалекте Цишаня, а в обрывках разговоров проскакивало такое словосочетание как «надзирательный пункт».       Вень Нин попытался объяснить:       – «В-вы все верно поняли, молодой господин Вей. Это правда надзирательный пункт, н-но здесь безопасно! Как раз-таки потому, что это надзирательный пункт, Вас не будут здесь искать. К тому же, вспомните господина Лонвея. Он обещал, что здесь Вам помогут.»       Вей Усянь сощурился, но все же отступил назад.       Вень Нин выдохнул и мягко залепетал:       – «Молодой господин Вей. Д-даже без помощи господина Лонвея я б-бы доставил Вас сюда. И даже без помощи г-господина Лонвея я Вам скажу, что з-здесь Вы в полной безопасности. Не тревожьтесь лишний раз, п-прошу.»       – «Почему?»       Вень Нин легко покачал головой:       – «Я-я никогда н-не приветствовал того, что т-творит глава Ордена и господин Вень Чжао. Т-тем бол-лее Вы хороший человек. И господин Цзян тоже. М-мне в радость Вам помочь.»       Помедлив, Вей Усянь понурил взгляд и искренне извинился, а после аккуратно уложил Цзян Чена на лежанку.       Скрипнула дверь.       Вей Усянь мигом выпрямился подобно струне и закрыл Цзян Чена собой, диким взглядом уставившись на выросшую в проходе женщину.       Та лишь надменно вздернула бровь и шагнула внутрь.       – «И как такой сброд мог получить покровительство самого Вень Лонвея?» – голос ее был текуч и сладок, словно мед, но не лишен ложки дегтя в виде недюжинного высокомерия.       Смуглая кожа, пухлые губы и, пусть и резкие, но утонченные черты. Воистину, красавица.       Вей Усянь неуверенно выдавил:       – «Вень Цин?..»       Вень Цин скривила губы:       – «Как я знаменита. Конечно, а кто же еще?»       Вень Нин забубнил:       – «Сестра…»       Вень Цин резко оборвала его:       – «Что сестра, что сестра? А ты вообще молчи! Не лез бы, куда не надо, и не повесили на нас эту мороку! И немалый риск, между прочим. Думаешь, узнай о том, что мы укрываем здесь этих…» – она дернула подбородком в сторону юношей. – «Лонвей признается, что отдал нам приказ? Станет он! Все шишки падут на нас!» – девушка едко скривила губы и процедила:       – «Какой сострадательный мальчик! Всем хочется ему помочь! Помогатор наш! Как активно ты рвешься вперед, представитель Красного Креста.»       Вень Нин беспомощно залепетал:       – «С-сестра, н-но разве я мог по-другому? М-молодой господин Вей…»       – «Если он и в самом деле протеже Лонвея, то пусть бы тот сам его и защищал! Этот ублюдок по фамилии Вень и имени Лонвей воспользовался твоими добротой и рвением помочь другу, тем самым спихнув все риски на тебя!» – она развела руками. – «Воистину, рыбку съесть и на хуй сесть!»       Вень Цин нависла над пискнувшим Вень Нином, уперев руки в бока, и тихо гаркнула:       – «Вот только рыбку съест он, а на хуй кто сядет? Правильно, мы!»       Вень Нин залепетал что-то бессвязное со страху и забегал глазами из стороны в сторону, не зная, что сказать, и как защититься. Вень Цин закатила глаза и, чуть повысив голос, гаркнула:       – «И что стоишь? Приказ отдали? Отдали. Значит, пошли для этих…» – женщина пренебрежительно махнула в их сторону рукой. – «Отвар сделаем. Бегунку успокаивающий и восстанавливающий, а то быть протеже Лонвея та еще работенка...» – она ехидно скривила губы, мазнув красноречивым взглядом Вей Усяня и заставив того в недоумении вскинуть брови. – «Выматывающая.»       Вень Цин двинулась прочь из комнаты, на ходу продолжая:       – «А спящей красавице, наверное, не только отвар, ибо тот совсем уж плох.»       Дверь хлопнула, отрезая от них посторонние звуки.       Вей Усянь простоял с несколько минут в неизменной позе, ожидая, что кто-то нападет на них, – но никого не было, – и отмер он лишь с хриплым кашлем пришедшего в себя Цзян Чена.       Вей Усянь резко развернулся с тихим облегченным выдохом:       – «Цзян Чен!!!» – но недолго его облегчение длилось.       Выражение у того было донельзя странным. А именно, спокойным. Даже слишком. Он неотрывно смотрел в потолок, словно его совершенно не волновало, что происходит и куда он попал.       Вей Усянь обеспокоенно нахмурился и сел на краешек кровати. Он навис над Цзян Ченом, заглядывая тому в лицо, и зашептал:       – «Эй, маленький братец, ты чего? Ты как? Болит что-то?»       Цзян Чен лишь мельком глянул на него, смерив неоднозначным взглядом, и промолчал. Вей Усянь задал еще несколько наводящих вопросов, и Цзян Чен, наконец, сел с непроницаемым выражением лица.       Только Вей Усянь просиял, обрадовавшись, что его братец отмер, как тот легонько шлепнул его по щеке, заставив глупо заморгать.       Цзян Чен не мигая уставился на него, словно ожидал какой-то реакции на свои действия.       Вей Усянь печально нахмурился и прошептал:       – «Если тебе легче, то бей.»       Цзян Чен поджал губы и скрипучим, сорвавшимся голосом прохрипел:       – «Лисеныш, ты что-то почувствовал?»       Вся печаль смылась, уступив место недоумению. Он выдохнул:       – «А? Что я должен был почувствовать?»       – «Мою духовную силу.»       Вей Усянь удивился:       – «Какую духовную силу? Ты никакой духовной силы не использовал.»       Цзян Чен тихо прошелестел:       – «Использовал.»       Недоумение стало еще больше:       – «Да нет же.»       Цзян Чен глубоко свел брови и проговорил, чеканя каждое слово:       – «Я. Использовал. Свою. Духовную. Силу. И теперь спрашиваю: ты что-то почувствовал?»       Вей Усянь почувствовал, как округлились его глаза. Неуютное нечто зашевелилось в утробе. Он прошептал:       – «А ну, ударь меня еще раз.»       Цзян Чен истерически хохотнул, тяжело качая головой:       – «Нет смысла. Лисеныш, сколько бы я тебя ни бил, результат будет нулевым. Знаешь, почему Сжигающего Ядра называют так?»       Сердце ухнуло вниз.       Бам. Что-то стеклянное оглушительно треснуло.       Цзян Чен по-безумному ехидно поддел:       – «Не знаешь? Или мой лисеныш опять запамятовал?»       Бам.       – «Ну что ж, мне несложно напомнить тебе.»       Бам.       Вей Усянь вскочил с кровати, оглушительно быстро качая головой и шепча:       – «Нет, нет, нет. Не говори этого. Ты просто шутишь надо мной. Несешь какой-то вздор. У тебя…крыша поехала.»       Бам.       Цзян Чен вновь хохотнул, смотря на него в упор блестящими от непроизвольно выступившей влаги кукольными глазами. И от этого взгляда в Вей Усяне…

Бам.

      – «Сжигающий ядра получил свое прозвище за умение – о, как неожиданно – уничтожать без возврата золотые ядра заклинателей…»       Бам. Вей Усянь налетел поясницей на вставшую за его спиной тумбочку. Ноги подкосились, а он сам осел на пол под слова Цзян Чена, что принялись лишающим слуха эхом прокатываться по сознанию и уничтожать все остальные звуки мира.       – «Если лишишься золотого ядра – ты калека. Выросший и знающий лишь искусство меча да рисование талисманов – что ты можешь предложить смертному миру?»       Бам.       – «Калека, могущий лишь смотреть на то, как остальные будут забираться вверх по аккуратной возвышенной лестнице высоко-высоко, оставляя тебя позади утопать в смертной пыли…»       Бам.       – «Знаешь, Сжигающий Ядра ведь сражался с мамой, ты помнишь?..»       Бам.       – «Он уничтожил моим отцу и матери их золотые ядра, дабы те не могли воспротивиться, а затем убил их.»       Бам.       – «Мой старший братец…Лисеныш…»       Горло сдавило судорогой, потому, взирая с противоположного угла комнаты сквозь влажную пелену на обезумевшего от горя Цзян Чена, он смог лишь пробулькать что-то невнятное.       Но тому его ответ был и не нужен. Он видел все на искаженном в сострадании, не меньшем чувстве потери и скорби лице.       Цзян Чен унял смех, сделавшись вновь мертвенно спокойным и безмятежным:       – «Лисеныш. У меня…»       В горле застрял истошный вопль горечи. Вей Усянь не понял, в каком момент именно слезы потекли с его глаз, а ресницы безудержно задрожали – впрочем, как и он сам.       Бам. Как будто чья-то легкая рука смахнула со стола на кафель весь обширный, годами накопленный хрустальный сервиз.

– «Брат, у меня больше нет золотого ядра.»