В ожидании тепла

Повсюду беспроглядный мрак И Небо ледяное, Залетные ветра, Что застилают душу мглою, И безучастная метель. А ты сияешь, словно звезды. Свет твой озаряет мрак И развевает лютый холод, И устраняет мой разлад. Что же творится там на Небе, Не угадать мне, не узнать, Но здесь мне ясно, не напрасно, Что сердце ждало столько лет...

***

      Было тепло, даже жарко. Несмотря на естественный холод пещеры и студеное дыхание взвившегося за его спиной зверя, было жарко. Оказалось, что то «землетрясение» было вызвано пробуждением того монстра, на спине которого они по незнанию оказались. Длинная шея лениво выглянула из-под водной глади и воззрилась своим огромным желтым глазом на собственную спину, яро желая узреть того, кто потревожил его покой.       Вей Усянь тихонько выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, рука крепче сжала рукоять приставленного к чужому горлу меча. Все его тело застыло и напряглось, уподобившись тугой струне, намереваясь атаковать или же отступить в любой момент.       Все поголовно застыли, оказавшись не в силах издать и звука при виде представшего их взору чудища. Требовалось бы по-хорошему не шевелиться и не шуметь, дабы иметь возможность осторожно отступить, но кто-то, очевидно, подобной дальновидностью не обладал, заместо этого оказавшись переполненным неимоверной тупостью и трусостью.       Вень Чжао, пребывавший в его руках, истерически заверещал, принимаясь отчаянно вырываться. Вей Усянь, будучи увлеченным проблемой покрупнее, отвлекся, потому не смог сразу среагировать и зажать своему заложнику рот.       Вень Чжулю, воспользовавшись заминкой, подлетел в мгновение ока к юношам, вырвал своего господина из цепких лисьих рук и отскочил прочь.       Оказавшись на свободе, Вень Чжао несколько поуспокоился и принялся откашливаться.       Зрачки Вей Усяня сузились при потере единственного козыря. Он ругнулся и стремглав бросился прочь с островка, который оказался спиной Черепахи-Змеи.       Зверь, почуяв движение у себя на спине, повернул в их сторону голову полностью и несколько растерялся, не зная, куда ему податься. В сторону Вень Чжао и Вень Чжулю? Или же в сторону стремительно летящего вниз юркого Вей Усяня?       По итогу, вышло так, что оказались они на земле одновременно и тем самым облегчили зверю задачу. Он издал оглушительный рев, отчего несколько не слишком уж больших камней осыпалось с потолка. «Черепаха» бросилась вперед – на них, – попутно поднимаясь из воды на порядок выше. Уже спустя секунду маленький «островок» оказался в беспроглядной вышине пещеры, а над головами ставших столь незначительными людишек нависла угрожающая гора в виде убористого панциря и зубастой головы с ярко-желтыми глазами, что хищно сияли из темноты.       Цзян Чен выругался, когда основная масса народу с громким воплем отскочила назад.       На месте остались, ничуть не испугавшись, лишь Лань Ванцзи, Цзинь Цзысюань и, разумеется, Цзян Чен. Почти сразу же к ним присоединился Вей Усянь, что только-только обрел опору в виде земли.       Хрупкий берег омыло мутноватой водой, что выбросила на него ярко-красные кленовые листья, которые были настолько яркими, будто их окропили свежей кровью. Памятуя о любви подобных тварей к ней, молодые люди заверещали в истерике сильнее, прижимаясь всем телом к ледяным стенам.       Зверь открыл пасть, обнажая три ряда острых желтоватых клыков, и вновь заревел, обдавая своим не слишком уж приятным дыханием собравшихся внизу людей.       Вей Усянь цыкнул, напряженно думая о решении подобной проблемы. Краем глаза он заметил, что один из адептов Ордена Цишань Вень попытался натянуть тетиву, но его руки настолько сильно дрожали, что получилось лишь выронить не до конца вдетую стрелу. Вей Усянь, потеряв терпение, пнул адепта, даже не найдя в себе сил, чтобы гаркнуть что-либо язвительное или злое. Он резво поставил лук как должно, выудил из отнятого колчана три стрелы, вложил их разом на тетиву, оттянул ее и, сделав выдох, выстрелил, не давая себе времени на размышления или промедления.       Стрелы змеей взвились и поразили зверя точно в глаз. Раненная черепаха взвыла, забывая о людях от боли.       Только Вей Усянь собрался облегченно выдохнуть, как за его спиной раздался новый оглушительный девичий визг. Он обернулся, и зрачки его в гневной панике сузились, ибо Ван Линцзяо воспользовалась суматохой, чтобы отомстить бедной Мянь-Мянь, которую сейчас тисками удерживало двое адептов.       Ван Линцзяо занесла над лицом девушки тавро, мерзко улыбаясь. Резной конец орудия раскалился до красна.       Вей Усянь зарычал от злости и выхватил новые стрелы, вдевая их в тетиву и отправляя в полет. Двое человек неслышно повалилось навзничь, а Ван Линцзяо взвизгнула, когда стрела пронзила ее правую руку, но, на удивление Вей Усяня, устояла. Ее лицо в гневе исказилось, а левая рука, превозмогая боль правой – воистину, сила эмоций поражает, – подхватила упавшее тавро и метнулась в сторону лица Мянь-Мянь.       Вей Усянь оттолкнулся носком от земли, за секунду оказался напротив Мянь-Мянь и закрыл девушку собой.       Невыносимый жар опалил грудь, и запахло жареным мясом. Вей Усянь прикусил язык, заглушая вскрик – но по-видимому, переусердствовал, ибо во рту зазвучал вкус крови.       Правая рука инстинктивно вскинулась и со всего размаху хлестко ударила Ван Линцзяо по лицу, заставляя женщину отлететь по направлению ее движения и удариться всем телом в стену, а после съехать по ней и осесть наземь с жалким воем.       Цзян Чен с побелевшим лицом подскочил и, сверкая злыми искрами в глазах, неумолимо занес над ней отобранный у адепта меч, нацеливая его острие точно в сердце.       Вень Чжао заверещал:       – «Цзяо-Цзяо! Цзяо-Цзяо! Скорее верни мне мою Цзяо-Цзяо!»       Вень Чжулю нахмурился, но не сказал и слова, после покорно исполняя приказ.       Он подскочил к Цзян Чену, небрежно оттолкнул того назад – к Вей Усяню, подобрал сползшую на пол Ван Линцзяо, выдернул из ее руки стрелу, пущенную Вей Усянем, под тонкий вскрик и швырнул женщину под ноги Вень Чжао.       Ван Линцзяо всхлипнула и повисла на Вень Чжао, продолжая откашливаться кровью и лить слезы.       Цзян Чен стремительно поднялся и метнулся к Вень Чжулю, намереваясь вступить в драку – казалось, его в данный момент ничуть не пугало, что перед ним Сжигающий Ядра. Все мысли заполонил отпечатавшийся на тыльной стороне век образ прижатого тавра к груди Вей Усяня, а по черепной коробке проносился его вскрик.       Он молниеносно подхватил один из мечей и сделал выпад, нисколько не заботясь о том, что тот был изрядно поврежден и, можно сказать, стал бесполезным куском металла. Вень Чжулю нахмурился, видя чужие намерения и злобу в искрящемся взгляде противника. А также от его глаз не укрылось, как юношеские руки яро сжимают меч – попадешь под него и, как минимум, обзаведешься очень серьезной раной.       Пока все были увлечены схваткой между собой, Черепаха пришла в себя и, яростно взревев, поставила одну из своих массивных лап на хрупкий берег.       Вень Чжао крепче прижал к своей груди раненную Ван Линцзяо и забегал глазами.       Повсюду царил хаос и темень. Становилось донельзя душно и тесно, ибо мельтешащие в отчаянной злости и жажде крови люди занимали уж больно много места, а нависающая угрожающей тенью черепаха, что намеревалась отомстить за потерю глаза, также не прибавляла метров этому закутку.       Вень Чжао вскричал:       – «Уходим! Уходим сейчас же!»       Его слуги уже из последних сил держали оборону, потому отчаянно желали услышать приказ об отступлении.       Едва заслышав его, они тотчас побросали луки и метнулись в сторону выхода, встали на мечи и воспарили высоко-высоко, исчезая в маленьком светлом кружке.       Цзинь Цзысюань в гневе взревел:       – «Хватит сражаться! Бежим!»       Впрочем, молодые люди, если с кем и боролись, то с людьми Вень Чжао, потому, стоило тем отступить, они и сами растеряли боевой запал и без чужой указки устремились вслед адептам Ордена Цишань Вень. Правда, к сожалению, выбраться им было не суждено, ибо по приходе к отверстию были обнаружены лишь обрубленные лозы, а также в скором времени заваленный ход.       Цзинь Цзысюань с чувством выругался, в ярости пиная каменную стену:       – «Блядство! Псы позорные! Ни капли человечности или совести! Ни капли!       Пещера погрузилась в кромешную темноту.       Потеряв источник света, Черепаха потеряла и путеводный знак. Она еще чуть-чуть повертела мордой, а после устремила свой взор в противоположную сторону, принявшись искать своих жертв там.       Стихло.       Прошло с минут десять, прежде чем молодые люди набрались смелости, чтобы заговорить. Кто-то из юношей шепнул:       – «Ничего страшного, если не получится выбраться самостоятельно…Мои отец и мать обязательно придут за мной. Едва узнав о случившемся, они отправятся на поиски.»       Его слова опроверг другой юноша, что бесцветно прошептал:       – «Как они узнают о случившемся?.. Мы же находимся на перевоспитании в Цишане…Вполне возможно, что по возвращении назад он попытается все скрыть! Или же придумает какую-либо навороченную сказочку…»       – «А мы будем вынуждены сидеть здесь…внизу…»       – «Без еды…запертые со зверем…»       Как раз в этот момент к ним подоспел Цзян Чен с повисшим на нем Вей Усянем, что вовсю строил из себя страдальца, корча лицо во всяческих печальных гримасах. Но заслышав «без еды», Вей Усянь приоткрыл глаз и как бы между прочим бросил Цзян Чену, оттягивая прилипшую к ране ткань:       – «Цзян Чен, а, Цзян Чен…Что-то ты совсем хмурый. Голодный что-ли? Мяса давно не ел? Возрадуйся, твой старший братец очень заботлив и припас для тебя кусочек.» – он выпятил вперед грудь, подставляя рану взгляду Цзян Чена, и пропел: «Будешь?»       Цзян Чен зашипел, точно кот:       – «Вот зараза! И тавро тебя не берет! Болтаешь и болтаешь! Лисеныш, умолкни хоть на секунду! А если не умолкнешь, я зашью тебе рот!»       Вей Усянь сделал большие глаза:       – «Прям зашьешь? Но как же? Неужто ты носишь с собой швейный набор? Ай-я, Цзян Чен, не знал, что ты у меня такой рукодельник!»       Цзян Чен заломил брови и, не сдержавшись, с легким нажимом ткнул Вей Усяня в грудь, в рану, заставляя того переполошенным воробьем тихонько вскрикнуть.       Лань Ванцзи с неоднозначным взглядом посмотрел на них, а после сместил угол обзора на плетущуюся позади юношей Мянь-Мянь, глаза которой блестели от слез, а ладошки комкали подол платья. Девушка всхлипнула, а Вей Усянь тотчас забурчал:       – «И чего ты плачешь? Не тебя же поджарило...Неужели мне ещё тебя веселить? Может быть, лучше ты меня развеселишь? Расскажи что-либо забавное!..» – он повернулся к Цзян Чену, надул губы и хотел было уже начать кривляться и канючить, но, завидев чужой взгляд, передумал. – «Ну ладно, Цзян Чен, отпусти меня. Я сам. Не нога же у меня сломана.»       Мянь-Мянь потопталась с ноги на ногу и, наконец, решилась на что-то. Она робко приблизилась под озадаченный взгляд Вей Усяня и протянула ему знакомый мешочек.       – «Возьми…» – тихонько пробормотала девушка, стараясь успокоить дрожащие губы. – «Рана твоя достаточно серьезна, и того мешочка, что я тебе дала, может не хватить…» – она вновь всхлипнула, а после вскинула яркие от слез глаза и искренне проговорила: «Спасибо, что защитил меня.»       Вей Усянь моргнул, а после солнечно улыбнулся во все тридцать два и мягко промурлыкал:       – «Муа, да ладно тебе! Не стоит. Главное, что ты цела.» – но все же медленно и аккуратно, словно боясь напугать резкостью движений, протянул руку и подцепил новый мешочек кончиками пальцев. – «Но все равно спасибо! Лекарство лишним не будет, каким бы сильным и храбрым я не был, согласна?»       Мянь-Мянь, вновь всхлипнув, кивнула и, закрыв ладонями лицо, заплакала с новой силой. Вей Усянь мягко выдохнул, качнул головой, протянул руку и бережно приобнял девушку одной рукой за подрагивающие плечи. Он наклонился к ней и ласково зашептал, успокаивая:       – «Ну ладно…Чего ты?.. Не так все и страшно. Обычный ожог. С твоими целебными травами все точно заживет без следа!» – Вей Усянь бархатисто хохотнул. – «Или ты не из-за меня плачешь? Испугалась? Ш-ш-ш, не надо. Все уже хорошо. Тебя более никто не тронет. Побереги силы на то, чтобы выбраться отсюда. Не плачь.»       Мянь-Мянь быстро закивала и утерла слезы:       – «Я не плачу…»       Вей Усянь рассмеялся:       – «Вот и хорошо.»       Вей Усянь отпрянул, и его заменили подружки Мянь-Мянь, что окружили девушку, принявшись по очереди тихонько всхлипывать и успокаивать друг друга.       Лань Ванцзи отвел от них взгляд, едва заметно сдвинул брови и, кое-как сохранив свою природную грацию, танцующе развернулся на пятках. Цзян Чен полюбопытствовал:       – «Второй молодой господин Лань. Позволь узнать, куда ты направляешься? Зверь, между прочим, поджидает нас в озере.»       Лань Ванцзи обернулся из-за плеча и ровно ответил:       – «Возвращаемся. Там есть выход.»       Услышав слова о выходе, молодые люди вмиг подобрались, а девушки вконец заглушили плач. Вей Усянь по-птичьи склонил голову и, озадаченно вздернув бровь, потер подбородок:       – «О чем ты?»       Лань Ванцзи на секунду запнулся, но сразу после, тихонько кашлянув, едва уловимо - даже для самого себя - потеплевшим, нежели при разговоре с Цзян Ченом, голосом пояснил:       – «Кленовые листья.»       Все в недоумении переглянулись, но Вей Усянь моментально подхватил ход его мыслей, оттого его ясные серые глазки засияли.       В пещере не было видно растительности. Откуда здесь взяться кленовым листьям Но если вспомнить, то вокруг горы Муси росли кленовые рощи.       Цзян Чен также все понял и понятливо прояснил:       – «Похоже, на дне озера есть проход, соединяющий его с внешними водами. Скорее всего, листья попали в пещеру именно оттуда.»       Кто-то робко предположил:       – «Но…вдруг проход окажется слишком маленьким?.. Может, то не проход, а щель?..»       Цзинь Цзысюань нахмурил брови:       – «К тому же, тварь все еще бдит.»       Вей Усянь непроизвольно поморщился, отклеил прилипшую ткань к ране и принялся махать на нее рукой, дабы хоть немного остудить больной жар, попутно как бы между прочим рассуждая:       – «Если есть хоть малейшая вероятность, то мы обязаны попытаться.» – он самодовольно ухмыльнулся, бахвально задирая нос. – «Если ты не забыл, Павлин, то с вами есть два адепта Ордена Юньмен Цзян, что лучшие не только в мастерстве меча в своем Ордене, но и в нырянии.»       Цзян Чен небрежно фыркнул на его слова, но тем не менее уголки его губ дрогнули.       Цзинь Цзысюань в гневе скривился:       – «Паршивец. Какой я тебе «Павлин»?! Следи за языком!»       Вей Усянь подбоченился и, игриво сияя лисьими щелками,…показал язык:       – «А вот такой!» – он повел плечами, передразнивая чужую манеру и ехидно протягивая: «Самый настоящий павлин…»       Цзинь Цзысюань скрипнул зубами и зашипел, выставляя на него палец:       – «Вей Усянь! Нашел, где ерундой заниматься! Хватит болтать не по делу! Твоя беспечность ужасна до тошноты!»       Вей Усянь фыркнул, ничуть не обидевшись:       – «А твои высокомерие и павлинья чопорность так же весьма тошнотворны! Потому я и зову тебя "Павлином". Что не так?.. И вообще. Разве я сказал что-то еще в твой адрес, пока ты не открыл рот? Хм-м?» – он сверкнул глазами, ощериваясь. – «Да и к тому же…С чего ты взял, будто я беспечен? Разве не я только что предложил вам ресурсы для решения проблемы, м? Мы с Цзян Ченом готовы лезть в воду с тварью, чтобы исследовать путь к спасению всех нас, но ты продолжаешь упрекать меня в беспечности? Я шучу, дабы отвлечь вас от переживаний и мрачных мыслей, но ты все ещё упрекаешь меня в беспечности? Что за человек! В чем твоя проблема?»       Цзинь Цзысюань сощурился и сделал шаг вперед:       – «Вей Усянь…»       Вей Усянь широко оскалился, намереваясь отпустить что-либо язвительное снова, но его остановила рука Цзян Чена, что легла на плечо. Он обижено скривил брови, надул губы и насуплено уставился на него.       Цзян Чен закатил глаза, отпустил чужое плечо, вышел чуть вперед, загораживая Вей Усяня собой, и спокойно протянул:       – «Молодой господин Цзинь, не нужно споров. Не самое подходящее время. Нам стоит думать о том, как выбраться. А не о том, как собачиться друг с другом.»       Цзинь Цзысюань цыкнул:       – «Скажи это своему шисюну.»       Цзян Чен легко кивнул и обернулся:       – «Вей Усянь, ты совсем совесть потерял?»       Вей Усянь поперхнулся от возмущения:       – «Что?!»       – «Тебе настолько нечем заняться, что ты с курицами ругаешься? Нашел с кем в полемику вступать! Имей гордость.»       Уже было разгладившееся лицо Цзинь Цзысюаня вспыхнуло. Он прорычал нечто нечленораздельное, корпус наклонился, словно тот намеревался накинуться на двух братьев. Подоспели адепты Ордена Цзинь, что обхватили его своими руками и попытались удержать на месте, что-то успокаивающе шепча.       – «Молодой господин Цзинь, не нужно…»       – «Сохраняйте достоинство и благоразумие…»       – «В любой момент может нагрянуть та Черепаха…»       – «Не нужно конфликтов…Без их помощи нам не исследовать проход. Они – наша единственная возможность на спасение.»       Цзинь Цзысюань грубо фыркнул и выдернул руки из чужой хватки, чопорно оправляясь:       – «Отлично. Я спокоен.» – он сверкнул глазами, вперив свое негодование в двух юношей. А в следующий момент все его черты застыли от яро сдерживаемой жажды мести и убийства.       Цзян Чен и Вей Усянь, не сговариваясь, подбоченились и ехидно ухмыльнулись, приняв вид настолько язвительный, что впору было справедливо обидеться – что Цзинь Цзысюань и сделал.       Между ними встал Не Хуайсан, что примирительно замахал руками:       – «Вей-Сюн, Цзян-Сюн, Молодой господин Цзинь, давайте не будем ругаться…Я понимаю, что у вас у всех невероятно гордые характеры, но, боюсь, мы сейчас не в той ситуации, чтобы их показывать. Верно. Вей-Сюн и Цзян-Сюн – наша надежда на спасение. Назвать их поведение беспечным – неправильно, молодой господин Цзинь. Вей-Сюн всегда такой: шутливый и веселый, но это не значит, что он не волнуется и что он не беспокоится о нашем благополучии. Вей-Сюн и в самом деле сделает все, чтобы вывести нас всех отсюда. Точно так же, как и Цзян-Сюн.»       Цзян Чен фыркнул:       – «Сколько слов о Вей Усяне и сколько – обо мне.»       Не Хуайсан беспомощно выдохнул:       – «Цзян-Сюн! Но вы же с ним, как две капли воды! Говорю об одном - говорю о втором! Не принимай это близко к сердцу…»       Цзян Чен небрежно цыкнул и пробубнил себе под нос:       – «Да кто принимает…» – но Вей Усянь все равно его услышал, потому шутливо толкнул своего братца в бок, закрепляя эффект слов Не Хуайсана.       Не Хуайсан вздохнул и продолжил:       – «И так, о чем я? Да. Молодой господин Цзинь – вы не павлин, честно…» – Цзян Чен и Вей Усянь ехидно выгнули брови, памятуя характеристику Цзинь Цзысюаня от Не Хуайсана, но лишь переглянулись меж собой и промолчали, ожидая дальнейших слов. – «Просто манера Ордена Цзинь не слишком близка манере людей Юньмена, вот и возникают подобные споры! Не гневайтесь. Цзян-Сюн и Вей-Сюн были неправы, когда назвали вас подобным образом. Не держите обиду.»       Цзинь Цзысюань скрестил руки на груди и гордо вздернул подбородок:       – «Да кто вообще держит на них обиду? Обижаться на столь ребяческие речи – ниже моего достоинства.»       Не Хуайсан смерил его недоверчивым взглядом, но ничего не сказал, лишь закивал, соглашаясь с ним:       – «Да-да-да…Что ж, я думаю, вам стоит сказать друг другу «проехали» и перейти к более насущным вещам…Хватит кислород тратить. Проход сверху закрыт – значит, свежий воздух сюда более не поступает. Чем активнее мы говорим, тем более концентрированный здесь будет не слишком уж приятный аромат…Потому…давайте продолжим.»       Вей Усянь весело пожал плечами, мол, «давайте». Цзян Чен отзеркалил его действие, нисколько не задумавшись над этим. Цзинь Цзысюань в последний раз цыкнул и принял серьезный вид.

***

      Вей Усянь, крадучись, выглянул из-за каменной колонны. Цепкие серые щелки ухватились за беснующую тварь, что кружила над водной гладью, угрожающе рыча, и вертела своей мордой из стороны в сторону, намереваясь отыскать обидчика.       Он сузил глаза, перебросил в руке факел, прикидывая вес в руке, а после, сделав выдох, закинул его в противоположный угол пещеры.       Тварь, почувствовав чей-то жар и свет, дернула мордой, а после и всем телом, увлекшись загадочным объектом.       Цзян Чен лиственным вихрем невесомо промчался над каменной поверхностью и бесшумно исчез под зеркальной поверхностью.       Вей Усянь напряженно уставился на то место, где исчезла голова Цзян Чена, и принялся ждать. Остальные также выглядывали из-за угла, вытянувшись, подобно струнам.       Пока Цзян Чен исследовал глубины, тварь поднесла морду к факелу, ибо испытывала к загадочному объекту недюжинный интерес. Она приставила морду уже совсем близко, потому стоило ей выдохнуть, как пламя тотчас потухло. Любопытный свет и жар исчезли, а за спиной Цзян Чен в тот же момент вынырнул, делая глубокий вдох. Черепаха резво развернулась и спружинила к нему.       Поняв, что дело плохо, Вей Усянь прокусил палец до крови и что-то намалевал у себя на ладони, а после с чувством хлопнул ей по полу, передавая импульс и заставляя вспыхнуть яркое пламя высотой с человеческий рост.       Тварь изумленно обернулась и уставилась в его сторону одним глазом. Цзян Чен воспользовался заминкой и вылез на берег, прокрикивая:       – «Там есть проход! И довольно большой! За раз могут около пяти человек пройти!»       Вей Усянь, продолжая поддерживать пламя, завопил:       – «Слушайте все! Ныряйте в воду и плывите в дыру вслед за Цзян Ченом! Проход мал, потому не торопитесь. Умеющие плавать следите за неумеющими. Здоровые – за раненными. А теперь – в воду!»       На его последних словах огонь резко потух, и Вей Усянь, резко отступая назад, выругался, вновь хлопая по полу и зажигая новый костер. То ли почувствовав знакомый запах, то ли вспомнив мутный знакомый вид, то ли просто разъярившись, тварь взревела и метнулась вперед, вытаскивая на берег свое исполинское тело.       Цзян Чен гаркнул:       – «Ты чем занимаешься?! Ходу!»       Вей Усянь огрызнулся:       – «Это ты чем занимаешься?! Выводи их всех отсюда! Я догоню!»       Цзян Чен стиснул зубы:       – «Все, бегом! Умеющие плавать – слева, остальные – справа!»       Вей Усянь пятился вдоль стены пещеры, увлекая тварь подальше, но неожиданно его правую руку пронзила боль, заставив вскрикнуть и потерять концентрацию. Опустив замутненный непроизвольно выступившими слезами взгляд, он увидел, что в него попала стрела. В мыслях излишне весело пронеслось:       «Вот блин! Судьба мне мстит за простреленную этой шалаве руку!.. Хотя нет, не судьба… Тут явно она крапиву жжет над входом в пещеру да кровью своей шлюшской окропляет! Вот блядство-то… Больно-то как!.. Чтоб вам провалиться…»       Он в гневе обернулся в сторону стрелявшего и гаркнул:       – «Не мешай мне!»       А выпустил стрелу тот адепт, что порывался сдать Мянь-Мянь в обмен на сохранение жизни. Вероятно, таким поступком он намеревался исправить положение, но увы, сделал все только хуже.       Пусть словесно он ограничился отрывистым «не мешай мне», в мыслях все же продолжил сокрушаться:       «Блять! Некогда мне эту стрелу вынимать!.. Вот паскудник! Стрелять научись, дурень!.. Будто бы мне ожога не хватало!.. Ну что ж за невезение-то…» – Вей Усянь зашипел. – «Больно…»       В край разозлившись, он хлопнул ладонью по полу, создавая костер еще ярче, чем до этого. Ледяное онемение прошлось от запястья до плеча, но тем не менее отрезвило и заставило забыть о простреленной руке и обожженной груди.       До невозможности бледный адепт, бесшумно шевеля губами, попятился, спасаясь бегством, но плюхнулся в воду. Вей Усянь раздраженно закатил глаза и гаркнул уже бегущему в их сторону Цзян Чену:       – «Забери этого отсюда!»       Цзян Чен возмущенно скривился и на ходу проорал:       – «А я что делаю, дурень?! Крестиком вышиваю что-ли?!»       Вей Усянь хохотнул и вставил шпильку:       – «Ну не знаю! Может, ты готовишься мне рот зашивать!» – он на секунду задумался, а после в голос рассмеялся. – «А я, видимо, не ошибся, когда сказал, что ты, мой дорогой рукодельник, носишь с собой швейный набор!»       Цзян Чен взвалил адепта себе на спину, не спросив согласия последнего, и, убегая прочь, так же на ходу показал из-за спины ему средний палец:       – «Идиота кусок!»       За их перепалкой Вей Усянь не заметил, что подошел вплотную к стене, потому неожиданно для себя врезался в нее спиной, отчего воздух покинул легкие, а от внезапного столкновения раненная рука дернулась, оттого несколько алых капель окропило грязный камень.       Тварь заинтересованно раздула ноздри, а после широко раскрыла пасть и коброй кинулась на попавшего впросак Вей Усяня. Пока он лихорадочно раздумывал о дальнейших событиях, его тело совершенно бесцеремонно толкнули в сторону.       И таким образом, Лань Ванцзи оказался на месте Вей Усяня.       Тварь не изменила намеченного курса и, рассудив, что часть тела другого человека тоже будет вкусной, вонзила свои клыки в голень Лань Ванцзи, до хруста прокусывая и прокручивая зубы меж костей, тем самым дробя их на мелкие осколки.       Нога Вей Усяня заныла мнимой болью, стоило ему только увидеть эту картину. А Лань Ванцзи тем временем лишь слегка нахмурился, сохраняя по-прежнему невозмутимое выражение лица.       Зацепив жертву, черепаха зарычала и резко дернулась назад – по всей видимости, обратно в свой панцирь.       Зрачки Вей Усяня сузились, а тело совершенно инстинктивно потянулось вслед за Лань Ванцзи. Рука отчаянно вытянулась, намереваясь схватить юношу. И ему это удалось.       Вей Усянь схватил Лань Ванцзи за руку, обретая движимую опору, оттолкнулся носком от выступа и запрыгнул на челюсть зверя, упираясь ногами в нижнюю, руками – в верхнюю. Он стиснул зубы и крепко зажмурился, глухо рыча от натуги.       Неизвестно откуда, но в его теле зародилась такая мощь, что твари ничего не оставалось, кроме как раскрыть пасть и выпустить ногу Лань Ванцзи на свободу.       Пасть раскрылась, а вместе с тем клыки покинули бедную голень Лань Ванцзи, а он сам, потеряв закрепление, полетел в мутную воду.       От резкого колебания Вей Усянь пошатнулся, но воспользовался своим положением и оттолкнулся от челюсти твари посильнее, дабы настигнуть падающего Лань Ванцзи в воздухе, и полетел следом.       Перед самой кромкой воды, всего в нескольких чи, их взгляды встретились. Глаза Лань Ванцзи были широко раскрыты – что совершенно на него не похоже – и казались замершими от искреннего изумления и некоторого…благоговения?..       Ясно-серые звезды Вей Усяня неизменно горели. Правда, с несколько иной окраской: обычно они лучились задором и смехом, сейчас же – неистовой поддержкой и ярым намерением подхватить и спасти от глухого и больного столкновения с водной гладью.       Оставалось пара чи до падения.       Вей Усянь отчаянно протянул руки, широко растопыривая пальцы.       Уже у самой кромки эти руки ухитрились крепко обнять Лань Ванцзи и прижать к своей груди, утыкая нос в изгиб собственной шеи. Поймав драгоценную ношу, Вей Усянь перевернулся в воздухе, принимая удар о водную поверхность на себя, перед этим успев мягко шепнуть, не смеющему вздохнуть Лань Ванцзи:       – «Задержи дыхание. Падаем.»       Раздался громкий всплеск. Тварь взревела, когда водяные иглы вонзились в ее рану и еще целый глаз.       Вей Усянь воспользовался ее заминкой и, взваливая себе на спину опешившего Лань Ванцзи, стремглав бросился на берег.       Обретя под ногами твердую опору, он ускорился и поудобнее перехватил ношу: ладони разместились на чужих бедрах и за них подбросили Лань Ванцзи выше, дабы тот не упал в процессе бега – и к слову, там и остались.       Черепаха оклемалась от наглого жульничества и, раскрыв пасть, заревела. Не смогши стерпеть подобного плевка в свою морду, она ужом взвилась следом, стараясь игнорировать собственные габариты и лавировать между каменных колонн.       Лань Ванцзи откашлялся от попавшей в горло воды и, наконец, осознал как и на ком он сидит. Он вспыхнул:       – «Ты?!»       Вей Усянь весело захохотал неизменным перезвоном, огибая преграды:       – «Я!»       Лань Ванцзи заалел еще больше, а голос его недостойно сорвался:       – «А ну отпусти меня!!!»       Вей Усянь поперхнулся воздухом и своими ехидными фразами от резкого поворота и выпада морды в опасной близости от них. Лишь когда миновала опасность, он промурлыкал:       – «Да ладно тебе! Что ж ты такой вредный? Что такого в том, что я несу тебя на спине? Ты ранен, а за нами, между прочим, бежит эта тварюга! Не трать мой кислород! А-а-а…» – он картинно затянул «А», когда в нескольких чи клацнули желтые зубы.       Но Лань Ванцзи не унимался:       – «И что, что я ранен?! Я сам могу спасти свою жизнь! Я сам могу бежать! И вообще, где твои руки?!»       Вей Усянь мельком глянул на расположение своих рук и безмятежно вздернул бровь под свой же неутихающий перезвон:       – «А что такого? Мы же оба мужчины! Так, что не так? К тому же, в такой ситуации, как сейчас, последнее, что должно волновать тебя – это мои руки на твоих бедрах!» – он перевел дух. – «Да и вообще, как ты собрался бежать сам? Твоя нога сломана чуть ли не вдребезги! Так что, уймись, во Имя Небес, и позволь мне позаботиться о тебе!»       Лань Ванцзи клацнул челюстями, но не нашелся с ответом, потому умолк и покрепче обнял чужую шею. Его голова покорно легла на левую лопатку Вей Усяня и замерла.       Губы Вей Усяня растянулись в довольной улыбке, а он сам сконцентрировался на побеге от надоедливой преследовательницы.       Они бежали уже довольно долго. Пространства становилось куда меньше, колонн – больше, а рев – на порядок тише. Вей Усянь, не замечая подвоха, несколько снизил темп.       Так как пещера была неимоверно темной и имела огромное количество поворотов, то становилось невозможным понять, откуда и куда они пришли. Иными словами, данная пещера – изощренный вид лабиринта.       Гул в ушах и стук сердца - своего и чужого - после долгого бега затмили большую часть звуков. На душе было спокойно, но ровно до того момента, как внизу живота свернулся тугой комок нервов, что извещал о возникшей за спиной угрозе.       Он ясно ощутил, как нечто нацелило свой удар ему по левую сторону – в то место, где покоилась голова пребывавшего почти в беспамятстве от боли и потери крови Лань Ванцзи!       Вей Усянь выругался, когда услышал шипение Черепахи за своей спиной. Похоже, эта тварь устала нарезать круги и дождалась, когда они нарежут этот круг сами и безропотно придут к ней в руки! Потому она затаилась в беспроглядном мраке и принялась выжидать. В самом деле, Вей Усянь и Лань Ванцзи не заставили ее долго ждать, потому как стоило им – а точнее, Вей Усяню – ошибиться в повороте, они показались из-за угла в том же месте, откуда и ушли в отчаянной попытке спастись.       Вей Усянь крутанулся вправо, резко сбросил с себя Лань Ванцзи и с силой толкнул его вперед. Тот в полете опешил, а после кубарем прокатился по полу. Раздался оглушительный грохот, когда черепаха сделала выпад, и едва уловимый слухом вскрик. Взметнулось плотное облако пыли и щебня, что скрыло в белесом тумане Вей Усяня и рельефную морду.       Все произошло так быстро, что не было возможности толком уразуметь произошедшее.       Лань Ванцзи не успел толком испугаться, как его тут же подхватил Вей Усянь, что повел себя ещё бесстыднее, нежели до этого: если в первый раз он нес его на спине как обычно и, в принципе, полагается, то в этот раз он перебросил его через правое плечо, точно хрупкую девицу, закрепив стальную хватку излишне высоко на бедрах!       Лань Ванцзи завопил, привставая и напрягаясь всем телом:       – «Ты что творишь!!! Убери руки!!!»       Вей Усянь ускорил темп, глотая вставшую в горле кровь, и ломано улыбнулся во все тридцать два, стараясь выровнять дыхание, но тем не менее не затыкаясь ни на секунду:       – «Что ж ты какой неугомонный-то, Лань Чжань?! Какая разница, как я тебя подхватил?! Не до этого же!!! И вообще, я тебе уже сказал: не трать мой кислород!!! Лучше следи за обстановкой сзади!»       Лань Ванцзи, отчаянно алея от обуревавшего его смущения, уперся левой рукой о его правое плечо, а правой – сжал основание шеи по левую сторону Вей Усяня и, сфокусировав взгляд, напряженно уставился на мельтешащую Черепаху, готовясь в любой момент предупредить об опасности.

***

      Бежали в этот раз много дольше. Перед каждой развилкой Вей Усянь неизменно притормаживал, чтобы свериться с Лань Ванцзи и выбрать более точный и безопасный путь.       В этот раз решили держаться правой стороны, лишь изредка сворачивая налево.       В конце концов рев беснующей Черепахи остался позади – в самом деле позади. Стало тихо и спокойно. Тревога улеглась и больше носу не показывала. Воистину, даже если бы черепаха их вновь подловила, то в местечке, в котором они сейчас оказались, было довольно тесно и по-особенному уютно – наверное, потому, что теснота успокаивала подсознание обеспечиванием укрытия и относительной безопасности от огромного зверя.       Вей Усянь сначала перешел на трусцу, после на быстрый шаг, а там уж и вовсе поплелся ровной поступью, намереваясь отыскать им с Лань Ванцзи достойное место для укрытия и привала.       Лань Ванцзи не выказывал возмущений с того самого нападения черепахи и был подозрительно тих, несмотря на то что, очевидно, пребывал в сознании. Его ледяные руки с силой сжимали плечи Вей Усяня, заставляя их неметь, но тем не менее тот не высказал и слова против, продолжая степенно идти вперед и крутить головой по сторонам.       Спустя минут десять относительного спокойствия Лань Ванцзи, наконец, не выдержал и пробурчал:       – «Отпусти меня.»       Вей Усянь беззаботно пропел:       – «Не-а.»       Лань Ванцзи нахмурился и прогудел:       – «Отпусти меня.»       Вей Усянь закатил глаза:       – «Воистину, Лань Чжань, не думал, что ты уподобишься смущенной барышне! Где твой рационализм и холодное восприятие происходящего?»       Уязвленный Лань Ванцзи приподнялся сильнее:       – «О чем это ты?!»       Вей Усянь принадул губы, цокнул, описал в воздухе неясный жест рукой и прощебетал, сообразив нужное пояснение:       – «Ну как?.. Мы будем идти до тех пор, пока не уверимся, что обстановка вокруг нас безопасна... К тому же, нужно исследовать окружение на каждый фэнь, опять-таки из соображений безопасности. Очевидно, что ты со своей раной не сможешь бегать и прыгать то туда, то сюда – сомневаюсь, что ты сможешь сделать два ровных шага, не используя стену.»       Лань Ванцзи прошипел:       – «Как ты смеешь…»       Тем временем Вей Усянь продолжал, мастерски игнорируя возмущения юноши:       – «Потому, чтобы в случае чего мне не бежать до тебя и не тратить драгоценное время побега, будет лучше, если до момента, как мы уверимся в безопасности, я буду нести тебя на спине.»       Лань Ванцзи воскликнул:       – «Ты несешь меня на плече! Словно…» – он запнулся, вспыхивая. – «Словно девицу!»       Вей Усянь беспечно парировал, старательно пряча шкодливые нотки:       – «Странно, что ты воспринимаешь это так. Я об этом в таком аспекте даже не подумал.»       Румянец перебрался с мочек на шею, а после и на щеки. Лань Ванцзи забрыкался:       – «Ну нет! Все. Довольно! Поставь меня!»       Вей Усянь цокнул, закатывая глаза:       – «О Небеса…» – и додумал:       «Ну и впрямь как гордая невинная госпожа!»       Лань Ванцзи дернулся, сильнее надавливая Вей Усяню на его левое плечо.       Вей Усянь побелел и, стиснув зубы, высоким голосом гаркнул, смаргивая выступившие слезы:       – «Да ладно! Сейчас я тебя опущу! Хватит брыкаться, будто я тебя насиловать собрался!»       Лань Ванцзи затих, но не расслабился, очевидно намереваясь продолжить начатое, если Вей Усянь не сдержит своего слова.       Тем временем Вей Усянь выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и прислушался к окружению.       Было оглушительно тихо. Лишь, если обратить особое внимание, слышалось журчание реки – звук расходился тонким эхом по стенам пещеры, не давая понять, откуда именно тот доносился: от озера с Черепахой или же с поверхности.       Он бросил:       – «Остаемся здесь.» – заприметив более или менее ровную площадку для их маленького лагеря, Вей Усянь подобрался к стене и аккуратно опустил Лань Ванцзи наземь.       Тот отшатнулся от него, чуть ли не забиваясь в дальний угол, и нахохлившимся воробьем затих.       Вей Усянь покачал головой, но никак не прокомментировал это поведение. Он осмотрел свои липкие от чужой и своей крови руки и мысленно посетовал:       «Ай-я, сколько крови…Должно быть, Лань Чжань такой буйный, потому что ему не здоровится.» – Вей Усянь внимательно присмотрелся к тяжело дышащему Лань Ванцзи. Действительно, кожа его была бледна и блестела от холодного пота и влаги после заплыва в озере, сам он весь крупно дрожал – удивительно, что Вей Усянь заметил это только сейчас; раненная нога пребывала в донельзя плачевном состоянии: из-под кожи торчал обломанный конец малоберцовой кости, сама голень расположилась под неестественным углом и, казалось, сильно опухла – возможно, виной тому был многооскольчатый перелом большеберцовой кости.       Вей Усянь поджал губы, отводя глаза, и пробурчал:       – «Я пойду осмотрюсь. Если что – зови.»       Лань Ванцзи ничего ему не ответил – даже голову или глаз не повернул в его сторону, – но Вей Усянь и не ждал от него этого. Он лишь спокойно кивнул сам себе и двинулся вглубь грота.       Он зашел уже достаточно далеко, когда, тяжело отдыхиваясь, остановился. Скрывшись от Лань Ванцзи, Вей Усянь, наконец, смог выдохнуть и позволить боли выступить на лицо.       Дрожащая рука сжала раненное левое плечо. Бледные губы сжались в тонкую линию. Сам Вей Усянь сел, прислоняясь здоровым плечом к холодной стене, и самоиронично подумал:       «Что-то не везет мне с поворотами…В жизни больше налево не пойду! Только право...» – он скривился и взвыл, когда правой рукой попытался вправить выбитое плечо. – «Блять!.. Больно…» – Вей Усянь сделал глубокий вдох и выдох. – «Плечо нужно вправить…Давай, А-Сянь, ты справишься…»       Вспомнив, что плечо, вообще-то, нужно вправлять стоя, Вей Усянь тяжело встал, глубоко морщась. После вновь сделал глубокий вдох и на выдохе двинул рукой, возвращая плечо на место.       Он вскрикнул, по щекам скатились слезы, но тем не менее спазм, мозолящий сознание, унялся. Теперь можно было выдохнуть. Пора возвращаться.       По пути назад Вей Усянь огляделся и заприметил густые заросли неожиданно сухого мха и несколько чахлых кустарников. Из мха можно будет сделать подстилку для сна – с ней будет много теплее и мягче. А ветки кустарников пойдут на костер.       Порадовавшись находке, Вей Усянь поспешил первым делом собрать некоторое количество веток, дабы разжечь костер. Сначала очаг, потом – лежбище. Все же было необходимо просушить одежду и сапоги, иначе мох станет мокрым и все старания пойдут насмарку.       С внушительным запасом хвороста в руках Вей Усянь показался в проходе и застал отрубившегося Лань Ванцзи, что то ли спал, то ли пребывал в тяжелом беспамятстве после ранений, прислонив мокрую голову к ледяной стене.       Вей Усянь нахмурился и, поудобнее перехватив сучья, двинулся вперед.

***

      Прошло несколько часов, прежде чем разомлевший Лань Ванцзи открыл глаза.       Было неожиданно тепло и уютно. Боль от ноги волнами расходилась выше, но не была уже столь яркой, нежели до этого. Веки налились свинцом и отказывались открываться. Хотелось перевернуться на другой бок и провалиться в сон снова, но камень под его головой вмиг развеял ласковый плен мира Грез.       Лань Ванцзи медленно раскрыл сонные глаза и обнаружил, что он полностью, с ног до головы, укутан в сухие, еще теплые от жара костра одежды. Под ним расстелился плотный моховой ковер, что служил преградой от лютого каменного холода. Лань Ванцзи вдруг осознал, что на лбу непривычно легко. Рука вскинулась и ощупала лицо – ленты на нем, конечно, не было. Он встревожился, осмотрел место возле себя и обнаружил искомое, обмотанным вокруг его раненной ноги на манер перевязки с несколькими сучьями, что закрепляли голень в устойчивом положении.       Лань Ванцзи с силой моргнул, прогоняя остатки морока. Он не помнил, чтобы перевязывал свою ногу или разводил костер – и уж тем более стелил себе мох для большего тепла!       Но стоило ему сместить угол обзора несколько в сторону, то все вопросы резко отпали. Мочки его ушей и даже щеки запылали, а извечный холод в металлическом золоте покрылся трещинами.       Всего в паре чи, устроившись в уголке, посапывал Вей Усянь, разместив голову в изгибах сложенных в качестве подушки на коленях рук. Лань Ванцзи внимательно осмотрел его, и сердце замерло.       На Вей Усяне были одни лишь нижние одежды, от которых веяло сыростью – вероятно, те не успели должным образом просохнуть. Сидел он, склонившись во сне в три погибели, на голом полу и сопел, словно его не волновал исходящий от камня холод.       Личико было бледно, но, несмотря на это, казалось, неизменно во всех своих чертах излучало присущее лишь ему одному солнечное тепло. Губы отливали мертвенной синевой. Влажные волосы растеклись взъерошенным шелком по спине и перетекли на грудь и часть лица, нежно укрывая от внешних морозов.       А еще Лань Ванцзи обратил внимание на то, что если хочешь спать, сидя у стены, и иметь возможность получать в должном объеме тепло от костра, то нужно было занять единственное подходящее для этого место.       И это место занимал он, Лань Ванцзи. Но проблема заключалась в том, что он не помнил, как занял его. Вероятно, кто-то принял подобное решение за него…       А еще, как оказалось, Лань Ванцзи было настолько тепло ещё просто потому, что на нем, помимо собственных одежд, были и верхние одеяния Вей Усяня, которые тот заботливо снял с себя, просушил и отдал ему.       В горле пересохло, а сердце ускорило свой ход. Нефритовые разомлевшие пальцы сжали ворот любезно предоставленных черных одежд, что от осознания чужой заботы – а самое главное, чьей заботы – стали в сто раз…нет…в тысячу раз теплее и уютнее.       Лань Ванцзи оробел, вспомнив, как повел себя, когда Вей Усянь не жалея себя нес его на себе, спасая от той твари. Ведь он тоже был ранен. Ему тоже было больно. Лань Ванцзи отнюдь не легок, чтобы без напряга бежать с ним на буксире на протяжении часа без перерыва.       Лань Ванцзи захотелось чем-то отплатить ему. Тоже позаботиться. Укрыть, согреть. Ведь он сидит на ледяном полу, полураздетый и до сих пор мокрый! Сел в продуваемом углу, жар костра совсем не достает до него!       Юноша нахмурился и закусил губы – так не похоже на него. Смущение и робость? Откуда бы взяться им?       Лань Ванцзи смело вздохнул, намереваясь позвать Вей Усяня, но запнулся.       Он ведь наверняка устал очень сильно. И неизвестно, когда уснул. Это Лань Ванцзи провалился в беспамятство на несчетное количество часов. А Вей Ин хлопотал вокруг него, укутывал и заботливо перевязывал рану…       Лань Ванцзи показалось, будто чьи-то до одури ледяные пальцы эфемерно коснулись его онемевшей голени, аккуратно что-то втирая, а нежный, тихий шепот ласковым эхом отскакивает от замутненного мороком сознания:       – «Потерпи. Осталось совсем чуть-чуть… – … - Молодец… –… — Вот так…дыши. Скоро не будет больно. Я рядом…»       Пока Лань Ванцзи колебался, Вей Усянь проснулся сам.       Длинные ресницы затрепетали, заставляя дальние отсветы пламени причудливо забегать по бледным щечкам и озарить подернутые сонной пеленой ясно-серые звездочки, кои несмотря на отвратительные, экстремальные условия смогли засиять невинным теплым блеском.       Лань Ванцзи поперхнулся невысказанными словами и затих, так и не произнеся задуманную речь.       Вей Усянь сонно промычал что-то и потерся носом о изгиб локтя, широко зевая. Лисьи щелки шустро отыскали внимание Лань Ванцзи и по-доброму ехидно улыбнулись. Сам юноша ломано выпрямился, ибо спина закоченела и отказалась так легко расправляться. Он потянулся, размял шею и, вновь зевнув, пробормотал, протирая не желающие раскрываться до конца веки:       – «Ты проснулся.»       Лань Ванцзи не нашелся с ответом, потому ограничился простым:       – «Мгм.»       Вей Усянь окончательно проснулся и передернулся всем телом, подобно упавшей в воду лисе:       – «Бр-р, ну и холодрыга здесь.» – с этими словами он подсел ближе к огню и выставил широко раскрытые ладони, сразу же блаженно прикрывая глаза. – «Вот так много лучше…»       Лань Ванцзи пробубнил:       – «Почему ты тогда не остался спать возле костра? Все равно же спал сидя…»       Вей Усянь беззаботно ответил:       – «Я опирался спиной о стену. Хочешь не хочешь, а сидя без опоры я спать пока не научился. Потому, чтобы не валяться на ледяном полу, я предпочел застудить одну лишь спину, нежели все тело разом.»       Он потер руки, взъерошил волосы, прочесывая пряди растопыренными пальцами, тем самым давая им просохнуть быстрее; подтянул ворот нижних одежд выше и запахнулся поплотнее. Но Лань Ванцзи все же успел увидеть, потому бесцветным голосом бросил:       – «Почему ты до сих пор не обработал свой ожог?»       Вей Усянь вскинул голову и пожал плечами:       – «А чем?»       Лань Ванцзи замялся:       – «Та…девушка дала тебе мешочек с травами.»       – «Который я использовал для твоей ноги.»       Лань Ванцзи сжал руку в кулак:       – «Но как же твоя рана?»       – «Она не столь серьезна, как твоя.»       Лань Ванцзи нахмурился:       – «Тебе же тоже больно.»       Вей Усянь вперил в него открытый взгляд и перезвоном мягко рассмеялся:       – «Лань Чжань, дурачок, подумай сам. Что весомее? Мой ожог, что не смертелен и просто доставляет саднящую боль, или твой открытый перелом, из-за которого ты потерял хрен знает сколько крови? Причем, если твоя нога не заживет, то ты, заклинатель и воин, станешь калекой. Оно же нам не надо? Не надо. Потому вывод очевиден.»       Лань Ванцзи нахмурился, понурил голову и бросил:       – «Ты использовал один мешочек?»       Вей Усянь бодро согласился:       – «Ага. Ну, у меня был только один мешочек, поэтому…»       Лань Ванцзи резко возразил:       – «Не один.»       Вей Усянь запнулся, озадаченно посмотрел на него, склонил голову и потер подбородок:       – «Я вроде как считать до одного и двух умею…» – он внезапно подрастерял уверенность, нахмурился поднял два пальца на манер «заячьих ушек» и внимательно посмотрел на них. – «Один…два…»       Лань Ванцзи гаркнул:       – «Да я не про это!»       Вей Усянь вздрогнул:       – «Чего кричишь?..» – и насуплено забурчал. – «Ну не про это, так не про это…»       Лань Ванцзи клацнул челюстями, резко отвернулся и уже оттуда выдавил:       – «Ты давал мне еще один мешочек с травами. Еще до входа в пещеру.»       Глаза Вей Усяня в непонимании округлились, а после засияли, когда до него, наконец, дошло:       – «А! Точно! Тот мешочек, что я выпросил у Мянь-Мянь! Он у тебя еще с собой?»       Лань Ванцзи из-за плеча скосил на него глаза и буркнул:       – «С собой.»       Вей Усянь счастливо захлопал в ладоши:       – «Отлично! Доставай! Проветрим тебе рану, сменим повязку и новый слой лекарства наложим! Как новенький будешь!»       Лань Ванцзи опешил:       – «Но…»       Вей Усянь не понял:       – «Что "но"?»       Лань Ванцзи беззвучно открыл и закрыл рот, не сразу смогши выдавить:       – «Я имел в виду твою рану. Этот мешочек – для тебя.»       Вей Усянь солнечно заулыбался, мурлыча и картинно хватаясь за сердце:       – «Муа, Лань Чжань! Какой ты заботливый! Но не нужно. Я уже сказал, что твоя рана довольно-таки серьезна. Я переживу…»       Лань Ванцзи неожиданно – даже для самого себя – перебил:       – «А я уже сказал, что тебе тоже больно, потому…»       Вей Усянь даже ойкнуть не успел, а Лань Ванцзи уже сделал выпад и прижал три сложенных вплотную пальца к его груди, принимаясь с легким нажимом вмазывать травы. Хотя…как раз-таки ойкнуть Вей Усянь успел.       Он ахнул и зашипел, хлопая правой рукой по полу:       – «Ай-яй-яй-яй, Лань Чжань, что творишь, бесстыжий! Больно же!!!»       Лань Ванцзи сурово сверкнул глазами, но ничего не сказал и продолжил свое занятие. Вей Усянь зажмурился, сжал губы в тонкую линию и попытался отстранить юношу от себя:       – «Ну больно же, Лань Чжань!!!»       Лань Ванцзи отпихнул его руки и неумолимо отчеканил, внезапно вспылив:       – «Будет еще больнее, если рану не обработать сразу! Терпи.» – он вдруг насупился и – …обиженно? – пробурчал, точно невзначай передразнивал: «Лекарство лишним не будет, каким бы сильным и храбрым ты не был…»       Вей Усянь подобно сове округлил глаза и, по-ребячески изумившись, ойкнул:       – «Ты что? Меня передразниваешь?»       Лань Ванцзи раздраженно посмотрел на него исподлобья, заставляя прикусить язык.       Он почти закончил лечение в блаженной тишине, но Вей Усянь, видимо, устал молчать, потому забурчал, не отнимая вновь поставленных на плечи Лань Ванцзи рук:       – «Ну, Лань Чжань…Зря ты, конечно, весь мешок на меня истратил…теперь для твоей ноги перевязку не сделаешь…»       Лань Ванцзи непреклонно отрезал:       – «Ну и пусть.»       Вей Усянь вздохнул:       – «Ну и ничего страшного, если бы шрам остался…Ай! Лань Чжань! Ну если ты так хочешь меня вылечить, то будь, пожалуйста, нежнее!»       Лань Ванцзи помрачнел лицом и ровно выдохнул, не отвлекаясь от своего занятия:       – «Будет тебе уроком. Не поступай столь безрассудно, если знаешь, что будет больно.»       Вей Усянь надул губы и, почувствовав неожиданный прилив неведомого чувства, принялся жалобно канючить:       – «Ну а что мне оставалось делать?.. Я и сам не впадаю в восторг, когда меня прижигают раскаленным железом… Я не мазохист!..» – он заломил брови, зашипев, когда Лань Ванцзи в очередной раз излишне грубо нажал на ожог. – «Лань Чжань, ну будь помягче!»       В этот момент Лань Ванцзи порадовался, что темнота пещеры внушительна, а свет от костра ничтожен, потому Вей Усянь не может видеть того румянца, что пришел с последними его фразами.       Тем временем Вей Усянь как ни в чем ни бывало продолжал:       – «Ван Линцзяо донельзя жестока! Мянь-Мянь могла остаться, если не без глаза, то обезображенной на всю жизнь!.. Разве это не ужасно?»       Лань Ванцзи бесцветно произнес:       – «Но теперь этот шрам на всю жизнь будет у тебя.»       Вей Усянь увлекся, оттого пожал плечами, но тут же пожалел об этом – все же, этот жест по привычке он за сегодня использовал достаточно много, но еще не зажившее до конца плечо ему «спасибо» не сказало. К тому же, серьезный ожог на груди так же стягивал кожу и при малейшем движении неприятно саднил.       Не желая выглядеть уж слишком чувствительным, Вей Усянь захрабрился:       – «Ну, во-первых, я мужчина. А мужчин шрамы украшают. Во-вторых, он будет значить, что в свое время я защитил девушку от такой страшной стервы…А девушка наверняка запомнит меня. Она не сможет забыть меня до конца своих дней!.. Так что…» – он самодовольно задрал нос, но вскрикнул, когда Лань Ванцзи, в который раз сильно нажал на рану – хотя, случайно ли? – «Лань Чжань!»       – «Так значит, ты тоже понимаешь, что она не сможет забыть тебя до конца своих дней!!!»       Вей Усянь отпрыгнул от него и обиженно воскликнул:       – «Ну хватит!» – он схватился за уязвленное место и по-ребячески надул губы. – «Ты точно меня лечишь, а не калечишь, Лань Чжань?! Да и вообще, чего ты сегодня такой грубый?! Я понимаю, ты ранен, но я в чем повинен пред тобой? С такой же яростью ты мог бы мстить за убийство своего отца, а не за мои бахвальные речи!!!»       Заслышав его слова, Лань Ванцзи помрачнел и сжал руки в кулаки, а после разжал их и сам отполз на прежнее место, правда, садясь с дальнего края моховой подстилки, оставляя пространство кому-то еще…       Вей Усянь воспринял этот жест как попытку бегства от него и насуплено вздернул нос:       – «Ну и ладно. Не хочешь говорить со мной – не говори.»       Он отошел и, нахохлившись, сел в противоположном углу грота – в темном и сыром.       Лань Ванцзи несколько раз сбегал в его сторону глазами и, наконец, не выдержал:       – «Вей Ин.» – тот не ответил, и Лань Ванцзи позвал снова. – «Вей Ин.»       Вей Усянь пробурчал:       – «Что?»       – «Хватит сидеть там…Холодно и сыро. Здесь костер и мох.» – Лань Ванцзи покраснел. – «Са-садись рядом со мной…»       Вей Усянь повернул в его сторону голову и после непродолжительного молчания непреклонно ответил:       – «Не-а, мне и здесь хорошо.»       Лань Ванцзи резко вздохнул и сжал челюсти:       – «Вей Ин.»       – «Лань Чжань.»       Поджав губы и признав поражение, смущенный Лань Ванцзи замолчал. Спустя некоторое время голос подал уже Вей Усянь:       – «Лань Чжань, ты в последнее время странный. Такой грубый. И слова говоришь, тебе несвойственные.»       Лань Ванцзи ровно произнес:       – «Если у тебя нет определенных намерений, то не соблазняй других. Ты лишь потакаешь своим желаниям, а они потом маются в замешательстве.»       Вей Усянь внезапно смутился, но тотчас отбросил смущение в сторону и как ни в чем не бывало беззаботно парировал, разводя руками:       – «Но я же не тебя соблазняю! И не тебе маяться в замешательстве!.. Если, конечно…»       Лань Ванцзи вскинулся:       – «Если, конечно, что?!»       Вей Усянь медленно вернулся к костру и заговорщически протянул:       – «Если, конечно, тебе не нравится Мянь-Мянь!»       Лань Ванцзи смерил его презрительным взглядом с застывшим лицом и, справившись с эмоциями, равнодушно бросил:       – «Прошу, хватит нести бредни.»       – «Ладно, тогда я буду нести сети.»       – «Неужели тебя так забавляет сочинять шуточные каламбуры на основе многозначных слов?!»       – «Очень забавляет. Но между прочим…» – Вей Усянь поиграл бровями. – «Мои каламбуры настолько же шуточные, насколько и мои способности. Совсем не шуточные.»       Лань Ванцзи вновь вернул то ломаное выражение пренебрежения и отвращения на свое лицо, словно Вей Усянь сказал несусветную дурость – впрочем, так оно и было на его взгляд.       Вей Усянь заметил, что Лань Ванцзи сел с краю подстилки, потому посчитал это за приглашение и следом беспечно плюхнулся рядом, блаженно содрогаясь от господствующего здесь тепла.       Тем временем Лань Ванцзи пробубнил себе под нос:       – «И почему я сижу здесь с тобой и веду бессмысленные разговоры?..»       Вей Усянь, словно наученный вселенской мудростью старец, сделал важный вид и пояснил:       – «Потому что, кроме меня, здесь никого нет. Ты в западне.»       Лань Ванцзи прикрыл глаза и сосчитал до десяти.       – «Вей Ин. Во имя Небес. Не провоцируй судьбу.»       Вей Усянь в знак капитуляции поднял руки и отвернулся к огню, выставляя к нему руки и греясь:       – «Ладненько. Тогда я просто-напросто погреюсь.»       Лань Ванцзи приоткрыл один глаз, а после неслышно снял нагретую теплом собственного тела верхнюю одежду и накинул на спину Вей Усяня, заставив того тонко вздрогнуть от неожиданности:       – «Единственное умное, что ты сказал за сегодняшний день. Грейся.»       Вей Усянь возмутился:       – «Я всегда говорю что-либо умное! Почему…» – губы его слиплись. А Лань Ванцзи беспечно объявил:       – «Шумно. Экономь кислород и тепло своего организма. Грейся.» – выполнив поставленную задачу, он, не обращая внимания на большие от ребяческого возмущения глаза, направленные на свое лицо, смежил веки, нахохлился, укутываясь поплотнее в собственные одежды, и погрузился в сон после сильного переутомления.

***

      На этот раз молчание длилось дольше, ибо Лань Ванцзи пребывал в относительно спокойном сне. Стоило ему проснуться, как взгляд наткнулся на сидящего подле него Вей Усяня в неизменной позе. Казалось, тот не поменял положения с того момента, как Лань Ванцзи провалился в Небытие.       Лань Ванцзи с силой моргнул и сел, силясь прогнать разомлевшее состояние. Вей Усянь солнечно улыбнулся:       – «Проснулся, солнышко?»       Лань Ванцзи смерил его заиндевшим взглядом и парировал:       – «Я смотрю, ты и не ложился.»       Вей Усянь пожал плечами:       – «Я спал. Просто, видимо, меньше, чем ты.»       Лань Ванцзи хмыкнул и затих. Спустя время Вей Усянь принялся щебетать по новой:       – «Надо будет при первой же возможности со всей страстью отблагодарить Мянь-Мянь за чудодейственные травы. Я краем глаза осмотрел твою ногу, она уже в куда более лучшем состоянии, нежели позавчера.»       Лань Ванцзи не обратил внимания на «позавчера», а предпочел сделать акцент на благодарность девушке. Он нахмурился и с нарочитым равнодушием проскрежетал:       – «Ты хотел сказать "со всей страстью пристать к ней"?»       Вей Усянь палочкой передвинул угольки в костре и беззаботно пояснил:       – «Не-а. Я имел в виду лишь словесную благодарность, но не более. Я просто-напросто играю. Пристают «в том самом смысле» сальные типы, подобно Вень Чжао.» – Вей Усянь стрельнул в Лань Ванцзи из-за плеча своим открытым взглядом и с простодушной юношеской пылкостью заверил:       – «Это мерзко. Приставать. Что хорошего в том, чтобы навязывать кому-то свое «внимание»? Как может быть приятно выражение отвращения к тебе на чужом лице и сопротивление?» – он передернулся всем телом и в отвращении скривился, отворачиваясь. – «Никогда таких не пойму. Подобные мужчины – изверги, противные до тошноты. Я могу лишь посочувствовать девушкам, которые пострадали от этого. Многие ведь из них далеки от искусства меча, потому даже отпор дать не могут! Это…жестоко. К мужчинам не пристают же? А почему не пристают? Потому что отпор могут получить более вероятно.» – Вей Усянь мотнул головой и указал на себя. – «Вот, допустим, взять меня, да? Если ко мне подобный хмырь полезет, то зубов не досчитается. Или еще чего. Все-таки комплекция какая! А девушки хрупкие и нежные…» – он нарисовал в воздухе неясный жест рукой, не зная, как сформулировать мысль, но ему так и не пришло ничего путного на ум, потому Вей Усянь отмахнулся, мрачно всмотрелся в огонь и, чуть помолчав, отрезал: «Отвратительно.»       Лань Ванцзи на его рассуждения не смог придумать достойного ответа, потому ограничился согласным:       – «Мгм.»       Вей Усянь отстраненно передразнил:       – «Мгм.»       Воцарилась уютная, но в то же время тяжелая тишина. Каждый думал о своем. Потрескивали сучья, тонкие искорки взлетали к бесконечным темным потолкам, силясь их озарить своим скромным светом; казалось, влажный воздух гудел от вынужденной уединенности от внешнего мира.       Лань Ванцзи украдкой посматривал на Вей Усяня, что начинал постепенно клевать носом. Должно быть, тот довольно долгое время должным образом не спал. В сознании пронеслось случайным образом оброненное «позавчера», на которое он по воле случая не обратил нужного внимания. Получается, если Вей Усяню удавалось поспать урывками, то за прошедшие пару дней количество отведенных на его сон часов было донельзя скудным.       Лань Ванцзи осознал, что за прошедшие два дня сделал исключительно мало полезного. Ему стало совестно, что он столь наглым образом отлеживался здесь и отсыпался, оправдываясь раной, а Вей Ин ухаживал за ним, в своей манере веселил да и в целом был рядом. А он…он был донельзя груб и не выказывал должного уважения. Даже тогда, на поверхности, Лань Ванцзи обидел его, несмотря на то что тот искренне волновался за него.       Лань Ванцзи помялся, но все же решился:       – «Вей Ин.»       Вей Усянь моргнул, силясь вернуть сознанию целостность, и сонно промурлыкал, потягиваясь:       – «М?»       Лань Ванцзи замолчал, подбирая слова, но понял, что эта затея заранее обречена на провал, потому ограничился лишь:       – «Спасибо.»       Вей Усянь не понял:       – «За что?»       – «За…» – Лань Ванцзи растерялся. – «За…»       Вей Усянь подсказал, выпрямляясь:       – «За?»       Лань Ванцзи, краснея, потупил глаза и выдавил:       – «За то что спас меня. И за то…что ухаживал за мной.»       Вей Усянь мягко рассмеялся и отмахнулся:       – «Глупости. Не стоит. Ты тоже спас меня. Мы оба бережем друг друга. Разве в таком случае мы нуждаемся во взаимных благодарностях?       Лань Ванцзи не до конца понял, что Вей Усянь имел в виду, но на всякий случай кивнул, на что получил солнечную улыбку от не менее солнечного юноши. Если честно, Лань Ванцзи уже успел со счету сбиться, сколько раз за последние часы Вей Усянь улыбался ему подобным образом.       Вей Усянь прислонился к стене и озадаченно протянул:       – «Цзян Чен и остальные выбрались отсюда уж два дня как. Должно быть, они давно спустились с горы и отправились по своим резиденциям за помощью, но неизвестно, сколько еще времени это займет. Вполне вероятно, мы здесь надолго.» – он цыкнул, хлопая себя по колену. – «И еще эта тварь противная! То носилась за нами, круги нарезала; то сидит теперь там безвылазно в этом озере! И не пройти ведь через тот проход, о котором говорил Цзян Чен.»       Лань Ванцзи задумчиво уставился в огненные всполохи:       – «Возможно, это не монстр. Кого он тебе напоминает?»       Вей Усянь с готовностью воскликнул:       – «Черепаху!»       Лань Ванцзи тотчас добавил, словно ухватился за нить:       – «Существует небесное создание, выглядящее подобным образом.»       Вей Усянь по-птичьи склонил голову, по-лисьи сощуриваясь:       – «Ты о Добром Божестве – Черной Черепахе?» – Лань Ванцзи согласно кивнул, а Вей Усянь ломано обнажил края ровных зубок в намеке на улыбку. – «Что-то она совсем не похожа на Доброе Божество…Уж больно человечинку любит…Не вяжется с образом из легенд.»       – «Конечно же это не истинная Черная Черепаха. Это просто-напросто существо, чей процесс превращения в божество не завершился и вместо этого оно обернулось навкой. Другими словами, это искаженная Черная Черепаха.»       – «Искаженная?»       – «Иными словами: Черепаха-Губительница, что исчезла с первыми снегами в этих краях четыреста лет тому назад.»       Вей Усянь хмыкнул:       – «То есть, черепашка наелась, улеглась в спячку и все ништяк?»       Лань Ванцзи проигнорировал его жаргон, уставившись в пламя, а Вей Усянь продолжил рассуждать:       – «Ей-то хорошо. Она сытая. А вот мы, Лань Чжань. Лично я не практиковал инедию. Думается мне, ты тоже. В таком случае, мы продержимся около трех-четырех дней. Уже после наши силы – моральные, физические и духовные – начнут ослабевать.» – он задумчиво постучал тыльной стороной указательного пальца по носу. – «Лучше бы Вень Чжао со своей шайкой просто-напросто свинтил отсюда. Но, чую, он не только не свалит, но еще и примется вставлять палки в колеса, что тоже весьма плачевно…» – юноша тяжко вздохнул и разместил подбородок на поджатых коленях, кои обхватил обеими руками. – «Похоже, мы и вправду здесь очень надолго…»       Но внезапно о чем-то подумав, он выровнялся.       – «Но если же все пройдет как надо…» – Вей Усянь завертел головой, после наклонился и со стороны достал одну еще целую веточку, принявшись царапать ей по скудному земляному – или же просто-напросто грязевому – слою на полу замудренные схемы. – «От горы Муси до Гусу идти ближе, чем до Юньмена; думается мне, адепты твоего Ордена явятся раньше всех. Нужно просто подождать. Даже если они и не придут, то пара дней сверху и мы дождемся Цзян Чена…»       Лань Ванцзи опустил голову и с болезненным видом тихо прошелестел:       – «Мы не дождемся.»       Вей Усянь вскинул голову, задавая немой вопрос. Лань Ванцзи сжал руки на коленях:       – «Облачные Глубины…сожжены.»       Вей Усянь осторожно подсел еще ближе, заглянул юноше в лицо и тихонько спросил:       – «Но ведь люди все еще живы?.. Твои дядя и брат.»       – «Отца скоро не станет. Брат пропал без вести.»       Сердце Вей Усяня сжалось. Он побегал глазами из стороны в сторону, и его рука дернулась – раньше, чем Вей Усянь успел об этом подумать.       Согревшаяся жаром костра и присутствием другого человека рядом рука бережно приобняла чужие плечи, а другая – сжала ближайшее к ней предплечье.       Лань Ванцзи вздрогнул и поднял на него глаза, что в свете пламени будто расплавились – а благодаря соскользнувшим слезам сделались еще ярче и горячее.       Вей Усянь, сверкая искренним сочувствием и сопереживанием во взгляде, заломил брови и крепче сжал ладони на чужой коже:       – «Не волнуйся! Все…все будет в порядке! Вот увидишь…Цзеу-Цзюнь сильный! Я…я уверен, что даже если от него нет вестей, то с ним все хорошо! Он не мог пострадать. Разве ты веришь в это?!» – Вей Усянь, несмотря на обуревавшие его эмоции, солнечно улыбнулся, стараясь подбодрить и успокоить. – «Цзеу-Цзюнь обязательно в скором времени объявится! А ты…Ты обязан его дождаться, понял? Он же…он же твой брат. Старший брат. А старшие братья, несмотря ни на что, возвращаются к младшим. Так что…Не вешай нос. Все наладится.»       Лань Ванцзи смотрел на него не мигая, а в груди загоралось сильнее тепло. Солнечная улыбка сидящего подле него человека грела лучше, чем тот же костер, без которого, стоит признать, они бы уже давно вконец замерзли, и разгоняла мрачные тучи, что царили в его душе с самого приезда в Орден Вень и с той самой вести. А лежащие на его плечах руки…ласковые. Горячие…Трепетные…       Лицо запылало, потому Лань Ванцзи спешно отвернулся. Вей Усянь и не ждал, что тот скажет что-то в ответ, оттого в последний раз улыбнулся и отпустил юношу, впоследствии отворачиваясь обратно к костру.       – «Уже поздно. Нам стоит отдохнуть, а после уж решим, что делать дальше.»       Лань Ванцзи кивнул, но его согласия Вей Усянь не увидел.       В тот хрупкий вечер двое юношей сидели подле друг друга и каждый по-своему был взаимной опорой. Трещали сучья – вероятно, если они задержатся здесь, то совсем скоро и их не останется, и им придется дожидаться подмоги в темени и холоде. С губ срывалось то учащенное, то успокоенное дыхание. Утро сменялось днем, день – вечером, а вечер – ночью. И так по кругу. После третьего дня они совсем сбились со счета. Даже с четким режимом сна Лань Ванцзи, что засыпал ровно в девять, а просыпался – в пять, они оба сбились и потеряли суткам счет.       Секунды складывались в минуты, те – в часы, а часы - в долгие-долгие дни – казалось, что прошло уж совсем много времени с их заточения. Создавалось ощущение, будто они сидят здесь уже целый месяц, но на самом деле прошел всего один лишь день.       Юношам было неведомо, что от переутомления и истощения Лань Ванцзи погружался в сон чаще, чем того требовалось в обычное время – пусть и делал это систематично, – оттого счет был обречен быть неверным.       Прошло всего два дня с момента их заточения здесь.       На исходе второго дня – а по их мнению, четвертого – Лань Ванцзи и Вей Усянь приняли решение дать ответ Черепахе-Губительнице и, взяв собственную судьбу в руки, выбраться на свободу.

***

      Черепахе досталось сильно, но не меньший урон получили и сами юноши.       Тварь была умерщвлена с максимальной гуманностью, а вот ее сопротивление таковым назвать нельзя, очевидно и справедливо.       Несмотря на все свои усилия и борьбу на последнем издыхании, проход, по которому сбежали все остальные, оказался завален. Они оказались в ловушке.       Еле-еле, кое-как выбравшись из мутно-алого водоема, Вей Усянь пошатнулся и завалился вперед. Лань Ванцзи, что помог ему выбраться из пасти поверженной Черепахи, мигом подхватил его, буквально укладывая на себя, несмотря на то что чужой вес давил на раненную ногу невыносимой тяжестью.       Вей Усянь сипло выдохнул, намереваясь сказать что-либо шутливое – как обычно, – правда, вместо этого лишь закашлялся. Лань Ванцзи смерил его треснувшим взглядом, но промолчал и продолжил буквально тащить юношу на себе, сосредоточенно хмуря брови и оставляя за собой кровавый след.       Добраться до их лагеря стоило неимоверных усилий. Вей Усянь метался в настигнувшей его горячке, а Лань Ванцзи не знал, как облегчить его страдания.       Лань Ванцзи подумал, что теперь уже его очередь ухаживать за ним. Потому, уложив дрожащего в лихорадке Вей Усяня на мох, развел новый костер и принялся суетиться.       Вей Усянь сквозь тяжелую полудрему, горящее естество, гудящую голову и звон в ушах жалобно проскулил, хватаясь за ставшие излишне чувствительными виски:       – «Больно…»       Лань Ванцзи замер и осторожно нагнулся:       – «Где?»       – «Голова…»       Лань Ванцзи не знал, как ему помочь. Тех трав не осталось. Вокруг был лишь бесчувственный камень. Ни воды, ни еды, ни трав – у них не осталось ничего.       Вей Усянь стенал:       – «Больно…Как я умудрился с такой легкостью подхватить жар? Я ведь не заболевал уже много лет…» – он совсем как маленький ребенок свернулся в клубок, продолжая держаться за тяжелую голову. – «И пол такой жесткий…»       Лань Ванцзи не стал оспаривать его «с легкостью», лишь качнул головой и пристроился рядом, стараясь по возможности отжать влагу из одежд Вей Усяня, дабы те высохли как можно быстрее. Попутно он тихонько спросил:       – «Пол жесткий?»       Вей Усянь жалобно проскулил:       – «Очень…Голова точно свинцом налилась, еще и гудит, и кружится…Шея тоже ноет…» – он сделал рваный вздох. – «Лань Чжань, можно мне положить свою голову тебе на колени?..»       – «Я…» – Лань Ванцзи хотел было напомнить ему о приличиях, но…язык почему-то не повернулся.       Вей Усянь тем не менее догадался, что тот хотел его поучать:       – «Лань Чжань, ну не будь ты столь жесток!.. Мы с тобой оказались на пороге жизни и смерти, но ты все еще поучаешь меня!..» – он помолчал, а после с печальной ноткой в голосе выдохнул: «Почему ты всегда так груб со мной? Неужели я настолько противен тебе?..»       Лань Ванцзи прерывисто вздохнул, раздумывая над ответом. Возможно, он все же впоследствии и сказал ему что-то, но Вей Усянь этого не услышал. Его сознания лишь достиг его низковатый после переохлаждения голос, который что-то ему шептал, вот только Вей Усяню было не суждено узнать, что именно.       Должно быть, Вей Усянь все же провалился в лихорадочное беспамятство. Во сне он словно ощущал, будто чьи-то прохладные руки бережно придерживают его голову, коя покоится на чем-то мягком и упругом, похожем на чьи-то бедра, а потом заботливо охлаждают пылающий лоб, даруя некоторое облегчение.       По пробуждении Вей Усянь обнаружил под своей головой, помимо мха, еще и гору листьев, что не больно-то и улучшала положение, но все же была лучше, чем ничего.       Его бодрствование длилось урывками – точно так же, как у Лань Ванцзи в свое время.       Лань Ванцзи занялся восстановлением хоть каких-либо сил, медитируя. И время от времени он бесшумно, словно страшась разбудить, подходил к Вей Усяню и передавал свои духовные силы, дабы поддерживать его состояние стабильным.       По прошествии некоторого времени Вей Усянь принялся сгоряча нести всякий бред:       – «Как же скучно… - … - Лань Чжань, почему ты молчишь и вечно медитируешь? Ты что, монах? Ах да. Запамятовал, что твой предок и в самом деле был монахом. - … - Эх, вот будь здесь мой маленький братец, то было бы не так скучно…Переругиваться с ним очень даже весело… - … - Лань Чжань!.. Ну поговори со мной. Тебе что, жалко обмолвиться хоть словом с этим бедным и несчастным? Все время такой грубый и жестокий со мной…Взглядом даже не удостоишь!..»       Лань Ванцзи не выдержал и сухо ответил:       – «Отдыхай. У тебя жар.»       Вей Усянь просиял – настолько, насколько это было возможно:       – «О…Ты ответил мне. Сколько мы уже ждем, кстати? Почему все еще никто не пришел нас спасать?»       – «И дня не прошло.»       Вей Усянь заканючил:       – «Ну как же так!.. Невыносимо!..» – он подтянул неприподъемные руки к лицу и растер его. – «Цзян Чен! Куда ты, черт тебя дери, запропастился?! Хочешь, чтобы твой Лисеныш помер тут?! Скоро уж седьмой день пойдет!!! А тебя все нет да нет…Мне что, своего Дня Рождения здесь дожидаться?!»       Лань Ванцзи отвлекся от медитации и спросил:       – «Когда у тебя День Рождения?»       – «Тридцать первого октября.»       Лань Ванцзи озадаченно нахмурился:       – «До него еще долго. Около двух недель.»       Вей Усянь в ребяческом возмущении и несогласии взмахнул руками:       – «Ничуть! Очень мало! Столько всего подготовить нужно! Ну…продумать фуршет, украсить все, позвать всех, придумать досуг. Еще с Мадам Юй надо договориться! А то она возьмет как да отправит круги вокруг пристани наматывать. Вот уж точно, замечательное восемнадцатилетие будет! Ой-ей…»       Лань Ванцзи опустил голову, словно делал себе какую-то пометку в сознании.       Вей Усянь же не унимался:       – «Эх…Лань Чжань, ну чего ты опять замолчал?! Давай поговорим. Начинай.»       – «Во сколько ты ложишься спать?»       Вей Усянь, не взирая на больную голову, закатил глаза:       – «Ну что за банальщина и скукотища! Только ты мог такой нудный вопрос задать! Ну ладно. Только из уважения к тебе отвечу. Ложусь я в час ночи. А то и вовсе не сплю.»       Лань Ванцзи нахмурился:       – «Подобный режим…»       Вей Усянь прервал его на полуслове:       – «Так! Не нужно нотаций. Не хочу. Пожалей мою гудящую голову!»       Они замолчали. Вей Усянь повернулся к Лань Ванцзи лицом, свернулся в калачик и жалобно прощебетал:       – «Лань Чжа-ань…Не умеешь говорить, так…Спой мне.» – вопрошая, он не ждал согласия. Попросил чисто для галочки. Ответа не последовало, но вместо него неожиданно его слуха коснулась нежная мелодия и ласковый голос, схожий с журчанием спокойной реки, что тихонько напевал некую песню без слов.       Слушая, нервы Вей Усяня расслабились, а тело непроизвольно обмякло. Глаза подернулись сонливой пеленой, а руки безвольно стекли на мох. Уже сквозь полудрему, уходя в царство Грез, Вей Усянь прошептал:       – «Красиво…А как эта песня называется?..»       Лань Ванцзи что-то ответил. Но Вей Усянь так увлекся его голосом, что не сразу обратил на слова внимания. А когда обратил, то те уже бесформенной снежной пургой бесследно развеялись и тонкими искорками снежинок осели на железные струны в руках Лань Ванцзи.       Вей Усянь едва различимо переспросил:       – «Как?..» – но нового ответа он не дождался, ибо сон успешно захватил его в свой уютный лихорадочный плен.

***

      Сознание собиралось воедино постепенно, по осколкам. Ухом различались чириканье еще не улетевших на юг птичек и неспешные волны, омывающие волевые колена бесконечной пристани и песчаные берега.       Вей Усянь, по-лисьи жмурясь, разлепил веки и уже ставший непривычным солнечный свет колко резанул глаза, заставляя зашипеть. Перед глазами всё едва плыло после длинного беспамятства, но, повинуясь воле хозяина, начинало целиком проясняться.       Он скосил свои ясные щелки чуть вверх и уткнулся в изголовье кровати. Своей кровати. Ибо высеченное чем-то острым изображение двух целующихся человечков безошибочно указало на хозяина сего лежбища.       Слух мазнул приятный тихий смешок, похожий на шепот ласкового ветерка, и столь же ласковое и нежное:       – «А-Сянь!»       Вей Усянь мигом засиял, точно выглянувшее из-за облаков солнышко, и подорвался на кровати:       – «Шицзе!» – от резкости движений его повело, ибо присущая телу слабость все еще сковывала движения. Горло резануло сухостью. Вей Усянь откашлялся и затараторил: «Шицзе! Неужели я уже дома? Как и когда мы выбрались из той пещеры? Это дядя Цзян послал за нами людей? А где Цзян Чен? И Лань Чжань?!»       Цзян Яньли нежно рассмеялась и, устроившись подле больного на кровати, погладила Вей Усяня по щеке.       Двери едва слышно раскрылись, впуская неизменно хмурого Цзян Чена. Стоило ему увидеть проснувшегося Вей Усяня, взгляд несколько просиял, но эта искорка тотчас скрылась за привычным раздражением. Он гаркнул, попутно протягивая Цзян Яньли фарфоровый горшочек:       – «Чего вопишь? Спал себе и спал. Такая тишина в пристани была! А тут, на тебе! Проснулся и вопит. Где это видано?»       Цзян Яньли благодарно улыбнулась, принимая горшочек, покачала головой и зачерпнула содержимое, наполняя пиалу.       Вей Усянь возмущенно воскликнул:       – «Цзян Чен, паршивец, а ну подойди!»       Цзян Чен цыкнул, скрестил руки на груди и ехидно протянул:       – «Что? Будешь в благодарностях лбом пол оббивать?»       – «Мне пришлось ждать помощи целую неделю!!! Ты хотел, чтобы я помер там до своего Дня Рождения?! Это так жестоко с твоей стороны!»       Цзян Чен опешил на секунду, а потом резко взвился, сжимая кулаки и искря глазами:       – «Ты совсем стыд потерял?! Какая такая неделя?! Прошло всего три полных дня, паршивец!»       Настала очередь Вей Усяня вспыхнуть:       – «Да каких три дня?! Три дня мы только силы с Лань Чжанем восстанавливали! А куда ты остальные дни дел?!»       Цзян Чен едко фыркнул, вздергивая подбородок:       – «Вот эти три дня как раз-таки, наверное, были всего-навсего одним днем! Вы оба пострадали, так что неудивительно, что вы потеряли счет времени!»       Вей Усянь растерял запал:       – «Хочешь сказать, что прошло всего три дня?»       Цзян Чен, все еще кипя от недовольства и раздражения, выдохнул:       – «Да.»       Вей Усянь почесал затылок и пробормотал:       – «Да как же это так получается? До пристани неделя пути. Если учесть, особенно, что ты шел пешком…»       Тут Цзян Чен внезапно стушевался, теряя весь свой запал и уступая неясной эмоции – этакая помесь злости и неудержимой тревоги, растерянности и сомнения. Он потупил глаза и затих. Вей Усянь наклонился вперед и полюбопытствовал:       – «В чем дело?»       Цзян Чен пробормотал нечто нечленораздельное, собираясь с мыслями. Цзян Яньли подбодрила:       – «Ничего, А-Чен. Уверена, А-Сянь не будет злиться. Главное, что, по итогу, все обошлось хорошо.»       Цзян Чен тряхнул головой и проскрипел:       – «Вень Лонвей помог.»       Брови Вей Усяня высоко взлетели:       – «Лонвей?» – Цзян Чен напряженно кивнул под его озадаченное моргание. – «А он там…как оказался?»       Цзян Чен передернул плечами и рассказал:       – «Когда мы выбрались, то проход уже оказался завален. Я был в не себя от страха – да, Лисеныш, я испугался за тебя. Нужно было что-то предпринимать и срочно. До пристани, как ты сам и сказал, неделя пути. Ты мог столько не продержаться. Но я стойко намеревался идти так быстро, как только бы смог... Не знаю. К счастью или к сожалению, на помощь пришел Лонвей.»       – «Стоило нам выбраться, все пустились наутек – кто куда, каждый в свой Орден, – но затаившийся в кустах на случай нашего скорого возможного побега Вень Чжао со своей шайкой вознамерился всех нас, ослабших и потерянных, перебить разом. Все поголовно разбежались в разные стороны и за каждым отправилась погоня из нескольких человек. Не знаю, спаслись ли остальные. Вроде как, да. За мной тоже увязалось с полдюжины людей, но их всех кратким мановением меча перебил не пойми откуда взявшийся Лонвей. Я подумал, что тот хочет своими руками доставить меня в свой Орден и использовать для шантажа уже нашего, но неожиданно он предложил свою помощь. Лонвей выдал мне талисман перемещения и поделился некоторой духовной силой, сказав, что это все, чем он может помочь, ибо ему требовалось возвращаться к Вень Чжао.»       Вей Усянь нахмурился и недоверчиво спросил:       – «Почему тогда это заняло три дня? Если ты воспользовался талисманом перемещения, то…»       Цзян Чен прервал его:       – «Экономия духовных сил на случай столкновения с Орденом Вень. Рискованно было слепо доверять Лонвею, поэтому мы решили понадеяться на твою стойкость и живучесть и отсрочить приход на пару дней. Потому летели на мечах. Не забывай, мы еще вход искали! Эти твари забросали его так, что не отыскать.»       – «Почему Лонвей помог нам?»       Цзян Чен вперился в него окаменевшим взглядом:       – «Не нам. Тебе.»       – «С чего такая уверенность?»       – «Лонвей посодействовал только моему побегу.»       – «И что? Почему это значит, что он помог именно мне?»       – «Если бы он хотел помочь мне, то просто убил бы преследователей. Но Лонвей предоставил средство для куда более скорого достижения Пристани. Если принять во внимание все факты, то он действовал лишь для обеспечения только твоего блага и сохранения только твоей жизни.»       – «Но зачем это ему?..»       Цзян Чен дернул уголком губ и сухо отрезал:       – «Откуда я знаю?»       Тем временем Цзян Яньли наполнила пиалу супом и, успокаивающе качнув головой, протянула ее Вей Усяню:       – «Не тревожьтесь. Успеется. Вполне может случиться так, что вы себя накручиваете. Слухи в большинстве случаев лишь слухи. Может, он не такой уж и плохой человек, как тебе кажется, А-Чен.»       Цзян Чен, не будучи до конца убежденным, напряженно парировал:       – «В большинстве случаев…а в меньшинстве?»       Цзян Яньли тяжко вздохнула, намереваясь сказать что-то, но ее прервал приход Цзян Фенмяня. Завидев мужчину, Вей Усянь отставил пиалу с супом в сторону и подскочил, приветствуя:       – «Дядя Цзян!»       Цзян Фенмянь кратко улыбнулся уголками губ и махнул рукой:       – «Не вставай.»       Цзян Яньли протянула платок Вей Усяню с мягкой улыбкой и поинтересовалась:       – «Вкусно?»       Вей Усянь хихикнул и с громким «Вкусно!» вытянул губы трубочкой, совершенно прозрачно намекая.       Цзян Чен лишь для вида гаркнул:       – «У тебя что, рук нет?»       Цзян Яньли было не в тягость, потому она, радостно улыбаясь, вытерла своему братишке рот и подбородок, взяла пиалу и вышла. Цзян Фенмянь уставился на освободившееся место возле горшочка, словно тоже хотел попробовать супа, но пиала была уже унесена, потому ему оставалось только сетовать.       Цзян Чен вырвал его из скорбных размышлений:       – «Отец, Орден Вень еще не собирается возвращать нам мечи?»       Цзян Фенмянь отстраненно ответил:       – «Сегодня они устраивают празднество.»       Цзян Чен и Вей Усянь синхронно склонили голову в идентичной манере и одновременно ехидно выпалили:       – «Это по какому такому поводу?»       – «Вень Чжао в одиночку сразил монстра, Черепаху-Губительницу.»       Вей Усянь чуть не упал с кровати:       – «Что?!»       Цзян Чен вставил шпильку:       – «А что? Думал он закрепит подвиг за тобой?»       Вей Усянь выругался:       – «Псы позорные…Как можно быть такими противными?.. Несут полную чушь! Ясно же, что это заслуга Лань Чжаня!»       Цзян Фенмянь улыбнулся и возразил:       – «Вот как? А второй молодой господин Ордена Гусу Лань сказал, что это твоя заслуга. Так, чья же, по итогу?»       – «Будем считать, что мы оба постарались.»       Он пересказал Дяде Цзяну и Цзян Чену все основные события. Цзян Чен слушал его с мрачным видом, после цыкнул:       – «И чего ты свои заслуги ему впихиваешь?»       Вей Усянь пожал плечами:       – «Просто мне кажется, что по сравнению с ним я ничего не сделал.»       Цзян Фенмянь одобрительно кивнул ему:       – «Ты молодец.» – но разумеется, все понимали, что простого «ты молодец» тут недостаточно.       Цзян Чен ровно протянул:       – «Поздравляю.» – но его скрещенные руки незаметно сжались на плечах. Вей Усянь это, конечно, заметил.       Безусловно, его маленький братец тоже хотел выделится перед Цзян Фенмянем, показать себя. И сейчас, видя, как его отец уделяет внимание Вей Усяню, ему становилось не по себе. С одной стороны, он понимал, что Вей Усянь заслужил это «ты молодец», но на душе все равно было гадко. Возможно, в другой день Цзян Чен отмахнулся бы от этого, как делал обычно, но в свете пережитых событий подобное воспринималось особенно остро.       Вей Усянь солнечно улыбнулся:       – «Жаль, что тебя там не было! Черепаха бы померла куда быстрее. И помог бы разогнать скуку своими разговорами. Лань Чжань просто…Я чуть не умер от тоски!»       Цзян Чен неожиданно – даже для самого себя – резко обрубил:       – «Ты это заслужил. Не надо было соваться не в свое дело. Если бы ты с самого начала не стал…»       Вдруг его прервал мягкий, но в то же время твердый голос Цзян Фенмяня, что буквально выбил из его легких весь воздух:       – «Цзян Чен.»       Цзян Чен застыл на полуслове, осознав, что излишне вспылил и перегнул палку.       Тон Цзян Фенмяня был лишен упрека, оставаясь по-прежнему спокойным, но черты лица приобрели суровость:       – «Ты знаешь, в чем твои слова не верны?»       Цзян Чен побелел и опустил голову:       – «Знаю.»       Вей Усянь попытался заступиться:       – «Он просто так это ляпнул, не со зла.»       Глядя на нежелающего уступать Цзян Чена, Цзян Фенмянь покачал головой:       – «А-Чен, некоторые вещи нельзя говорить, не обдумав, пусть и в гневе. А если ты это и сказал, то, значит, все еще не понимаешь девиза Ордена Юньмен Цзян.»       Из прохода донесся ледяной женский голос:       – «Ну и что с того? Главное, что Вей Ин понимает.»       Словно пурпурная молния, Мадам Юй вошла в комнату с порывом холодного ветра. Она остановилась в пяти шагах от кровати Вей Усяня и, вскинув брови, ядовито уколола:       – «"Стремись достичь невозможного!" – он ведь именно так и поступает! Совершенно точно знает, что принесет неприятности своему Ордену, и все равно наводит смуту!» – она гневно воззрилась на Вей Усяня сверху, укалывая ледяными искрами во взгляде. Рука в ярости сжалась, а на языке появился противный привкус после недавно отданного ею приказа кухаркам приготовить для Вей Усяня его любимые блюда и от еще не успевших соскользнуть нарочито равнодушных слов, выражающих интерес о чужом самочувствии. Мадам Юй скривила губы. – «Когда-нибудь он наверняка навлечет большую беду на наш Орден!»       Цзян Фенмянь тяжело вздохнул, прикрывая глаза и словно ведя про себя счет:       – «Моя госпожа. Зачем ты пришла?»       В глазах Мадам Юй при звуке этого нарочито спокойного, снисходительного тона, словно этот наглый мужчина, сидящий перед ней, разговаривал с маленькой, несмышленой девчонкой, загорелись злые искры, а тон приобрел не предвещающую чего-либо хорошего окраску:       – «Зачем я пришла? Интересно! Не думала, что мне придется отвечать на подобный вопрос. Глава Ордена Цзян еще помнит, что я тоже хозяйка Пристани Лотоса? Еще помнит, что каждый цунь этой земли подвластен мне? Еще помнит, кто из этих двоих – его настоящий сын?»       Эти вопросы и упреки Цзян Фенмянь уже слышал несчетное количество раз. Он чувствовал бессилие от невозможности донести свою позицию до буйствующей женщины, оттого не нашел ничего лучше, кроме как продолжить сохранять спокойствие и сглаживать углы:       – «Конечно, я помню.»       В груди Мадам Юй поднялась подавляемая в течение каждой минуты ярость и обида. Она с холодной усмешкой пропела:       – «Ты помнишь, но этого недостаточно. Этот Вей Ин и дня не может прожить, чтобы не впутаться в какие-либо проблемы! Если бы я знала, что так повернется, заперла бы его в Пристани Лотоса и носу показать не позволила! Неужели Вень Чжао посмел бы навредить молодым господам Ордена Гусу Лань и Ланьлин Цзинь? А если бы и посмел, то значит, такова их судьба! По какому праву ты решил строить из себя героя?»       «Не посмел бы навредить? Я бы не был так уверен в этом.»       – «Я скажу, а вы запомните мои слова: придет день – и он навлечет на нас большую беду!»       Цзян Фенмянь выдохнул, оправил рукава и поднялся:       – «Давай поговорим в другом месте.»       Мадам Юй, кою захлестывали эмоции, не желала слушать:       – «О чем нам еще говорить где-то в другом месте? Я буду говорить только здесь. Все равно мне нечего стыдиться! Цзян Чен, подойди.»       Цзян Чен заметался, оказавшись между двух огней, но все равно подошел к матери. Она схватила его за плечи и подтолкнула в сторону Цзян Фенмяня:       – «Глава Ордена Цзян, мне придется напомнить. Посмотри повнимательнее, это и есть твой сын, будущий хозяин Пристани Лотоса. Пусть он тебе не нравится, потому что я его родила, он – урожденный потомок Ордена Юньмен Цзян! И я ни за что не поверю, будто ты не знаешь о разговорах за своей спиной! О том, что глава Ордена Цзян все еще влюблен в какую-то там Саньжень и признает чужого ребенка, как своего собственного! Люди строят догадки, что Вей Ин и есть твой…»       Цзян Фенмянь повысил голос:       – «Юй Цзыюань!»       Мадам Юй не осталась в долгу:       – «Цзян Фенмянь! Думаешь, повысил голос – и что-то изменилось?! Я знаю тебя слишком хорошо!»       Они покинули комнату, продолжая спорить на повышенных тонах. Цзян Фенмянь изо всех сил пытался сохранить шаткое спокойствие, подавляя злость, но постепенно начинал терять в этом деле контроль.       Цзян Чен с застывшим лицом бросил взгляд на Вей Усяня, а затем отвернулся и пошел прочь, словно произошедшее здесь не имело к нему никакого отношения.       Вей Усянь отбросил одеяло и подскочил:       – «Цзян Чен!»       Тот не ответил, продолжив свой ход молча, завернул за веранду и вознамерился исчезнуть в бесконечных коридорах. Вей Усянь выругался и заторопился следом, про себя отборными ругательствами бранясь, ибо ноги от слабости путались и становилось очень вероятно сокрушительное падение.       – «Цзян Чен! Цзян Чен!» – Вей Усянь выбежал на улицу и увидел удаляющуюся идеально прямую спину. Он ускорился и вскоре смог нагнать беглеца.       Вей Усянь в ярости набросился на Цзян Чена и схватил того за шею с криком:       – «Эй, маленький братец, ты же слышал меня, и не отвечаешь! Подраться захотел?»       Цзян Чен выругался, отмахиваясь от чужой руки:       – «Отправляйся обратно в свою постель!»       – «Так дела не делаются, маленький братец. Я, безусловно, с радостью пойду в постель, но только после того, как мы с тобой все душевно перетрем.» – он заглянул в чужое бледное лицо. – «И не думай верить во всю ту гадость, которую городит люд.»       Цзян Чен стрельнул в него ледяным взглядом:       – «Какую такую гадость?»       Вей Усянь дернул его и с силой усадил на перила:       – «А вот в такую! Я не стану повторять, ибо боюсь замарать язык. У моих папы и мамы есть имена. Я не безродный пес, чтобы люди, не имеющие ко мне никакого отношения, гадали, чей я сын. Я сын Вей Чанцзе и Цаньсе Саньжень. Не Цаньсе Саньжень и Цзян Фенмяня, понял? И только пусть кто-то попробует произнести это снова! Рот с мылом вымою!»       Вей Усянь пристроился рядышком с Цзян Ченом на перилах и продолжил:       – «Если есть о чем сказать – говори, не таясь... Ты – родной сын дяди Цзяна, будущий Глава Ордена Цзян. Разумеется, с тобой он будет намного строже.»       Цзян Чен искоса глянул на него.       – «А я – совсем другое дело. Я ему чужой. Родители мои – его хорошие друзья, потому он относится ко мне с большей мягкостью, ибо не возлагает на меня больших надежд. Ты же понимаешь это, правда?»       Цзян Чен сердито ответил:       – «Он не строг. Просто не любит меня.»       Вей Усянь округлил глаза:       – «Да разве можно не любить родного сына? Не говори ерунды!»       Цзян Чен воскликнул с проскользнувшими нотками сильной детской обиды:       – «Это так! Он не любит мою мать, а заодно не любит и меня!»       Цзян Чен отбросил руку Вей Усяня, заставив того зашипеть, ибо то была левая рука, вскочил и выплеснул гнев наружу:       – «Я знаю! Ему не по душе мой нрав, я не тот наследник, какого он желал видеть после себя. Он думает, что я не достоин стать Главой, что я не следую правилам Ордена, что для этого я характером не вышел. Да!» – он перешел на крик. – «Ты вместе с Лань Ванцзи убил Черепаху Сюань У. Отважно сражался! Невероятно! Ну а я?! Неужели я не сделал бы того же?! Меня тоже чуть не убили. Я тоже оказался в западне! Я многим людям помог спастись, не оглядываясь на себя. Я бы сам дошел, не жалея ног, до Пристани, чтобы спасти тебя! Но он и бровью не повел! Даже не спросил, как я, что я! Он не спросил, болит ли у меня что, не ранен ли я. С ходу: а где А-Ин?!»       Его кулак с силой прошелся по веранде, а он сам тяжело задышал.       Вей Усянь мягко улыбнулся, соскочил с перил и аккуратно наклонился над Цзян Ченом, заглядывая тому в лицо:       – «Мой маленький братец.»       Цзян Чен вскинул злой взгляд:       – «Что?»       Вей Усянь солнечно улыбнулся:       – «Дурачок ты.»       Цзян Чен зашипел:       – «Что?..»       Вей Усянь рассмеялся перезвоном колокольчиков, щелкнул его по лбу и объяснил, выглядя при этом так, словно разъяснял нечто предельно очевидное и не требующее объяснений:       – «Твой характер прекрасен, просто потому что он твой. С чего ты взял, будто он не вышел? Да и вообще. Кому сдались эти правила! Вспомни Орден Гусу Лань. Три тысячи правил! Загнешься каждое исполнять!» – Вей Усянь взъерошил нахохлившемуся Цзян Чену волосы. – «И еще, кто сказал тебе, что для того, чтобы быть Главой Ордена, нужно обладать определенным характером? Следовать правилам Ордена? Знаешь, за всю историю нашего Великого Ордена было столько глав, что я не думаю, будто там все под копирку обладали одними и теми же качествами – иначе Орден давно бы сгинул! Даже в Ордене Гусу Лань была своя Лань И, создавшая Технику Смертельных Струн. Кто способен превзойти ее на этом поприще? Да никто! Кто посмеет приуменьшить ее силу? Да никто!»       Цзян Чен слушал его молча и словно успокаивался. Вей Усянь схватил его за плечо, выровнял, заставляя посмотреть себе в глаза, и пылко заверил:       – «Когда ты станешь Главой Ордена, то я встану подле тебя! Стану продолжением твоего меча. Оружием, что будет нести людям твои волю и принципы. В Ордене Гусу Лань есть Два Нефрита, а у нас – Два Героя. Отважных и невероятно дорогих друг другу! Никто не сможет похвастаться тем, что будет у нас! Вспомни. Мы уже не нуждаемся в высказывании слов друг другу; наши мысли и мелодии сердца текут в одинаковом направлении. Разве кто-то сможет встать у таких Двух Героев Юньмена на пути, а? Какие-то там слухи, вообще, внимания не стоят! Так что, чтобы я больше не слышал, чтобы ты – ты – говорил, будто не заслуживаешь своего будущего поста! Все. Закрыли тему и твой рот. И вообще, помоги-ка своему бедному и несчастному Лисенышу дойти до кровати…у меня поясницу прижало…»       Цзян Чен, обретя душевное равновесие, хохотнул:       – «До кровати дойти? Старичок ты. Восемнадцать лет как-никак будет скоро. Все, получается? Совершеннолетие – приговор?»       Вей Усянь глубоко поморщился:       – «Ой, да иди ты!» – и показал ему язык. Цзян Чен в долгу не остался, а после принялся рассуждать:       – «Ой. А твой День Рождения уже через две недели!»       Вей Усянь кивнул, облокачиваясь на подставленное плечо:       – «Ага! И твое тоже! Надо бы начать раздумывать над программой.»       Цзян Чен загорелся праздничным настроением и важно кивнул:       – «Вот этим сейчас и займемся.»       Вей Усянь, видя, что Цзян Чен расшевелился, заметно расслабился. Вдруг что-то вспомнив, он похлопал себя по карманам и озадаченно прощебетал:       – «Цзян Чен, а ты не видел тот мешочек, что мне подарила Мянь-Мянь? Надо будет у нее еще попросить. Травы - класс.»       Цзян Чен равнодушно отозвался:       – «Ты про ту невзрачную девчонку? Наверняка она чья-то служанка, потому не стоит упоминания. Потерял какой-то там мешочек – ну и черт с ним.»       Вей Усянь взмахнул рукой:       – «Но я ведь тоже сын слуги!»       Цзян Чен хохотнул:       – «Где ты видел слугу, которому хозяева лотосы чистят да суп подают? Я, между прочим, и капли не попробовал!»       Вей Усянь показал язык:       – «Ну, значит, попрошу шицзе, чтобы на мой и твой Дни Рождения она наготовила бадью супа! Довольный такой будешь…»       Цзян Чен прыснул, но отказа не высказал.       – «Вот погуляем же!.. Две важной даты подряд. Устроим такие гуляния, что Орден Вень в эти дни носу показать не посмеет! Реками пусть льется вино, птицы в нашу честь голосят, а мы с тобою вечные братья будем петь да танцевать!»       Цзян Чен пихнул его в бок, заставляя ойкнуть:       – «Что-то ты совсем размечтался! Шиш тебе, а не вино. Похлебка и только похлебка. А потом – целый день вокруг Пристани круги наматывать.»       Вей Усянь пренебрежительно закатил глаза, а Цзян Чен в картинном возмущении воскликнул:       – «Вей Усянь! Бесстыдник! Я не шучу! Целый день, только одни тренировки. Никаких поблажек!»       Вей Усянь не сдержался и расхохотался под «возмущения» своего маленького братца.       Нежный ветерок их уходящего лета подхватил сей детский, полный беззаботного веселья смех и унес далеко-далеко в вышину, туда, где льется вино и птицы поют, а вечные братья не знают горестей и печалей.