В ожидании тепла

И мы с тобою против всех едины, Пока вдыхаем чувственный рассвет. Холодный ветер дует в наши спины, У наших душ один с тобою свет. Вдвоем в пути нам кажется теплее, Сильнее вместе мы проходим путь. И даже если в этом целом мире Нам не отыщется приют, Мы будем знать, Что мы с тобой едины И вместе мы с тобой закончим этот путь.

***

      Было тепло, даже жарко. Пристань Лотоса всегда была довольно свежей местностью, и, благодаря окружавшим их бескрайним рекам и озерам, духота нисколько не задерживалась, но в этом году и месяце что-то определенно пошло не по плану и пекло удушливо давило на бедные больные головы.       Вей Усянь без всякого интереса, лениво запустил очередную стрелу ввысь и точно в цель поразил парящего в облаках воздушного змея. Тот, приняв поражение и трагичную смерть, доблестным драконом спикировал наземь. Дальше всех. Вновь. Он тягостно вздохнул, изнывая от скуки.       Цзян Чен, безмолвно стоявший подле него и скрещивающий руки, поджал губы, никак не комментируя очередную победу над ним его старшего брата. В смутном недовольстве суженные глаза скользнули в сторону фигуры, упавшей на азобевое* покрытие пристани с тяжелым и грузным плюханьем. Вей Усянь беззаботно бросил ноги в воду, желая хоть немного остудиться, но совершенно не задумался о том, что своим стремительным темпом взметнет столп брызг, который тотчас устремил свой взгляд на и так пребывавшего не в настроении Цзян Чена.       Почувствовав на себе жадные прикосновения неприятных хладно-теплых игл, он передернулся всем телом и глубоко поморщился:       – «Вей Усянь, мать твою за ногу! Аккуратнее! Ты меня обрызгал!»       Вей Усянь лениво вскинул голову и отстраненно пропел:       – «Я случайно.»       Цзян Чен фыркнул, а после секундного раздумья столь же быстро как его шисюн, даже на несколько секунд скорее, плюхнул ноги в воду и окатил фонтаном вздрогнувшего Вей Усяня.       Цзян Чен беззаботно пропел, толкая мокрого лисеныша в плечо:       – «Я случайно!» – Вей Усянь фыркнул и толкнул его в ответ.       – «Кто бы мог подумать, что мой братец столь мстительный!»       Цзян Чен чопорно вздернул подбородок, отворачиваясь:       – «Нисколько. Я тоже не прочь освежиться.»       Шаловливые искорки загорелись в ясно-сером взгляде. Вей Усянь чуть вздернул брови и растянул губы в не предвещающей ничего хорошего улыбке:       – «В самом деле? Хочешь освежиться?» – не дав Цзян Чену опомниться, он сделал выпад рукой и толкнул его в воду, а после шкодливо заржал: «Ну так, милости просим! Ха-ха!»       Смеясь, Вей Усянь не задумался, что может попасться в ловушку «немстительного» братца. Непроизвольно он несколько наклонился вперед, опираясь на руки. Не чуя подвоха, Вей Усянь был абсолютно расслаблен – чем тут же воспользовался Цзян Чен, что молниеносно схватил его из-под воды за предплечье и утянул к себе.       Вей Усянь по-девичьи вскрикнул и ушел вниз, к братцу.       Уже после они одновременно вынырнули, блаженно вдыхая воздух. Правда, ненадолго их затишья хватило – всего спустя секунду они принялись обрызгивать друг друга и при этом соревноваться! Чей столп брызг будет больше и кто быстрее сдастся.       Довольно скоро хаотичное разбрызгивание им надоело, и они перешли на водяные бои. Выставив вперед руки с угрожающе растопыренными пальцами, юноши принялись пытаться поймать противника в захват и заставить признать поражение. Ни один из них не желал уступать. Неизвестно, за кем была бы победа, но никому и не суждено узнать исход, ибо схватку прервал суровый голос женщины, что донесся откуда-то сверху:       – «Что ещё за нелепость?»       Юноши одновременно застыли в нелепых позах, а после отпрянули друг от друга и стыдливо понурили головы.       Мадам Юй сузила глаза и приказала:       – «Отчего плещетесь в воде, словно дети малые? А-Чен, а ну вылезай! Вей Ин. Тебя это тоже касается.»       Мальчишки поспешили выполнить приказ, не смея возразить. Мокрые, взъерошенные, они предстали пред рассерженной матерью, что еще сильнее сдвинула в недовольстве свои тонкие изящные брови и сузила подведенные темно-фиолетовым цветом ясно-голубые глаза.       – «Не желаешь объяснить мне, А-Чен, чем ты занят? Тебе уже семнадцать, но ты позволяешь себе столь беззаботно резвиться! Разве тебе не нужно совершенствовать свои навыки? Ты - будущий глава Ордена. Тебе по статусу не престало вести себя подобным образом.»       Под материнским гнетом Цзян Чен весь сжался и еще сильнее опустил голову, молча снося упреки. Вей Усянь закусил губу, своими большими, наивными глазами побегал туда, сюда и, чуть шагнув вперед и сделав вдох, бодро заявил:       – «Мадам Юй, моя вина, что Цзян Чен оказался в воде. Это я его толкнул туда. Он не повинен в моих шалостях, не браните его.»       Мадам Юй холодно цыкнула, едва заметно закатывая глаза:       – «Разумеется, я знаю, что это ты подначил его, Вей Ин. Полез бы он сам туда... В чем его вина? Ему не следовало вестись на твои провокации! А что насчет тебя?.. Свое наказание ты получишь. Подожди еще.» – договорив, женщина вновь нависла над покусывающим губы Цзян Ченом, что сбивчиво забубнил:       – «Матушка, я виноват. Вей Усянь толкнул меня в воду, да, но и я сам утянул его за собой. Мы лишь дурачились, не сердись.» – он поднял голову, прямо посмотрел в глаза своей матери, осмелев, и заговорил уже куда тверже и громче. – «Матушка, а чем нам еще заниматься? До твоего прихода мы упражнялись в стрельбе. Более нам занятия нет. Сама знаешь, Орден Вень забрал себе все охотничьи угодья. Нам просто негде практиковаться!»       Мадам Юй отрезала, едко скривив губы:       – «Нашел оправдание.» – ее взгляд потемнел, а голос зазвенел от проступившей в нем стали. – «Но не печалься, Орден Вень оказался столь щедр, что вознамерился поделиться с вами собственными угодьями и опытом – пусть и излишне настойчиво.»       Цзян Чен глупо захлопал глазами, а после на секунду метнул взгляд на Вей Усяня – он всегда так делал, когда чего-то не понимал или терялся; знал, что его шисюн всегда будет рядом, чтобы подсказать что-то или чтобы растеряться вместе с ним – все же вместе не так страшно, да? Вей Усянь ответил ему таким же недоуменным взглядом.       Мадам Юй, заметив их переглядки, дернула бровью и, скрестив руки на груди, бросила:       – «Узнаете. За ужином папочка Вас обрадует.» – она дернула рукой, резко хватаясь за рукоять висевшего на ее округлом бедре элегантного, но сурового меча – словно от накативших на нее эмоций, и тонкая ткань фиолетовых рукавов очаровательно заструилась по ветру, а пропущенные сквозь нее лучи солнечного света придали одеждам женщины – и ей самой – потустороннее свечение и одухотворенность. В последний раз одарив их неоднозначным суровым взором, Мадам Юй уплыла прочь.       Ее воинственные, преданные спутницы – Цзинь Чжу и Инь Чжу – одарили юношей внимательным взглядом и отправились вслед своей госпоже.       Юноши озадаченно переглянулись. Лишь после некоторого Цзян Чен мотнул головой, поджимая губы:       – «Это точно добром не кончится.»       Вей Усянь излишне бодро пожал плечами и в свойственной ему манере весело и беззаботно заявил:       – «Возможно. Но знаешь, что я думаю? Мы точно со всем справимся и выйдем из этой канители живыми. Вот увидишь!»       Цзян Чен раздраженно фыркнул в полушутливой манере, скрещивая на груди руки и лениво толкая брата в плечо:       – «Мешок золота ставлю, что ты до старости не доживешь со своим умением находить проблем на задницу.»       Вей Усянь толкнул его в плечо в ответ и показал язык:       – «А вот и доживу! И еще тебя на целый век перешагну! Попомни мои слова!..» – он важно вздернул нос, но тут же вскрикнул, ибо Цзян Чен не упустил возможности ущипнуть его согнутыми указательным и средним пальцами наглый нос.       – «А ну цыц. Нос он свой лисий задирает тут.»       Вей Усянь насуплено потер раненное место, обиженно корчась. Цзян Чен, несколько потеплев взглядом, но не изменившись в лице, сжалился над ним и взъерошил его волосы, обхватывая изгибом локтя другой руки чужую шею:       – «Ну-ну, не фырчи, Лисеныш. Пойдем. На тебя жара плохо влияет. Сестра, небось, семечек лотоса уже наготовила для нас. К тому же, отец наверняка расскажет подробнее про ту тяжелую ситуацию с Орденом Вень, о которой говорила матушка.»

***

      Как оказалось, новости их и впрямь ждали дурные. Орден Вень разослал гонцов с просьбой – точнее, завуалированным приказом – о прибытии минимум двадцати человек от клана на перевоспитание в течение трех дней в их резиденцию, ибо, как считает Орден Вень, с манерами у молодого поколения «все из ряда вон плохо».       Разъяснив все выдвинутые «верхушкой» положения, Цзян Фенмянь уткнул свое картинно спокойное выражение в тарелку и принялся за еду, перед этим бросив:       – «Неизвестно еще, как будет. Не стоит тревожиться об этом раньше положенного. Пока: наслаждайтесь домашней пищей и не обременяйте голову.»       Мадам Юй прикрыла глаза, сделала вдох и саркастично заметила:       – «Так говоришь, будто все не решено…» – она постучала длинными коготками по гладкому покрытию. – «Ну да, отчего ж я столь напряжена? Орден Вень всего лишь зовет наших мальчиков на дружеские посиделки за чашкой чая да на охоту! Похоже, я и вправду ничего не смыслю в «мужских» делах…» – женщина вальяжно махнула в сторону сына аристократичной рукой, в картинной расслабленности откидываясь на спинку своего кресла. – «А-Чен, А-Чен, слушай папочку и ешь спокойно, не забивай всякими заботами голову, а то заболит.»       Цзян Фенмянь закрыл глаза на несколько секунд – точно вел про себя счет – и ровно произнес:       – «Моя госпожа, А-Чен еще ребенок. Это наша прерогатива улаживать все насущные и тяжелые вопросы. Даже если все решено и их ждут опасности, они ничего с этим поделать не смогут. Им придется запастись недюжинным мужеством, дабы смочь встретить эти самые опасности и трудности и устоять на ногах. Пускай дети спокойно поедят, пока есть таковая возможность.»       Мадам Юй хмыкнула и порывисто отвернулась, сжимая челюсти и губы. Наконец, она не выдержала и с силой хлопнула по столу, привставая:       – «А-Чена и других юношей – наследников – отправят в заложники, а ты предлагаешь ему спокойно трапезничать и не волноваться?! Вздор! Цзян Фенмянь, как ты можешь быть столь спокоен, когда речь идет о твоем собственном сыне?! Тебя что, совсем не волнует, что Орден Вень на протяжении месяца планирует держать А-Чена на своей территории и при случае шантажировать Орден им?! Мы ни в коем случае не можем – не смеем – отпускать его туда!»       Цзян Фенмянь куда тверже, чем до этого, но все так же спокойно ответил:       – «Моя госпожа, А-Чен в первую очередь адепт Цзян. Думаю, ему под силу будет – наравне опять-таки с остальными наследниками – справиться с вставшими перед ним трудностями, кои заготовил Орден Вень. Если мы откажемся и не пустим его в Цишань, то их войска тотчас окажутся у наших ворот.»       – «То есть, твой выбор – меньшее из зол?»       Цзян Фенмянь поджал губы и ровно отчеканил:       – «Время ужина. Не стоит говорить на такие тяжелые темы за столом.»       Мадам Юй в ярости сузила глаза и медленно выпрямилась.       – «Да что ты?»       Цзян Фенмянь выдохнул:       – «Моя госпожа…»       Мадам Юй взорвалась:       – «Молчать!» – Цзян Чен вжал голову в плечи, старательно разглядывая свой ужин. Цзян Яньли тонко вздрогнула от резкого вскрика и взволнованно принялась переводить взгляд с одного родителя на другого, так и не отпустив полу-очищенные от кожуры семечки. Вей Усянь, только закусивший одну семечку зубами, потревоженным лисом замер.       Мадам Юй втянула сквозь зубы воздух и зашипела:       – «Отмалчиваешься о серьезных вещах и предлагаешь заедать их? Ха! Да ты хорош, Глава Цзян! Но уж извини, что я не подобна тебе. Я не могу молчать о таком и делать вид, будто ничего не происходит, прикрываясь ужином. Знаешь, что? Я не могу спокойно смотреть себе в тарелку и мирно есть. Меня всю трясет от гнева! Какого черта простая девка на побегушках смеет смотреть мне в глаза и важничать? При мне, знатной госпоже?! Что за неуважение!»       Мадам Юй обвела взглядом просторную в роскошной отделке залу и остановилась на замерших и навостривших уши детях:       – «Двадцать человек от Ордена и один наследник главенствующего клана. То есть, либо А-Чен, либо А-Ли.» – она хохотнула. – «А-Ли? Не может быть и речи о ее уходе. То есть, А-Чен.»       Цзян Чен поднял голову и твердо заявил:       – «Я пойду, матушка. Не гневайся.»        – «Ну разумеется, ты пойдешь! Посмотри на свою сестру. Не она же выступит от нашего Ордена! Гляди, как радостно она чистит семена лотоса.» – Мадам Юй язвительно скривилась и ядовитым тоном протянула:       – «А-Ли, прекращай. Для кого ты их чистишь? Ты – госпожа, а не чья-то слуга!»       «Слуга» эхом прокатилось по черепной коробке Вей Усяня, но ни на секунду там не задержалось. Он ничуть не смутился, лишь активнее задвигал челюстями, стараясь прожевать уже вложенные в рот семечки, дабы быть способным говорить.       «А вот это был явный камень в мой огород…По-любому, мне сейчас достанется…» – отстраненно подумал Вей Усянь, нисколько не страшась возможной нападки Мадам Юй. Что бы она ни сказала – он все примет и сделает, что угодно.       Но только вот нюанс: лишь один Вей Усянь спокойно отреагировал на брошенное ему невпопад «слуга».       Цзян Чен сжал кулаки, комкая полы одежд. Цзян Яньли чуть свела бровки, понуривая взгляд. Цзян Фенмянь ровно поднял голову и с нотками предупреждения в голосе ответил:       – «Моя госпожа.» – женщина лишь раздраженно отмахнулась от него.       – «Заладил! «Госпожа», «Госпожа»! Слушать больше не могу! Скажи хоть что-то вразумительное, наконец!» – она язвительно склонила голову и протянула:       – «Что? Не по нраву «слуга»?» – она метнула раздраженный взгляд на привольно развалившегося на столе Вей Усяня, что смело и прямо смотрел на нее своими большими ясными глазами, в которых плескались недюжинная смелость и отвага, открытость и готовность исполнить любой ее приказ. Словно он не боялся, что одним кратким словом она может подписать ему смертный приговор.       Вей Усянь, этот маленький лучезарный мальчик с невероятно большими мягкими сердцем и душой, что тайком носил ей ее любимые цветы на каждый День Матери, смотрел на нее прямо, из-под длинных ресниц, простодушно, по-детски наивно улыбаясь – да настолько чисто и преданно, что на краткий миг сердце суровой женщины смягчилось; по иному и быть не могло, поскольку он вырос на ее глазах – да и как можно было не любить этого несносного мальчишку, что так любил шалости, но растапливал своей теплой, дружелюбной улыбкой печальное сердце?       На секунду суровой женщине стало совестно за брошенное оскорбление – где-то в глубине души. И эта совестливость заставила ее прикусить язык – на всю ту же секунду. Но обуревали сомнения и колебания мадам лишь какой-то миг, ибо ярая материнская обида за несправедливость в сторону ее ребенка была сильнее.       Мадам Юй дернула в его сторону подбородком, сверкая резко заиндевшим взглядом и холодно отрезая:       – «Его ты отправишь?»       Цзян Фенмянь мазнул глазами Вей Усяня и ровно парировал:       – «Если захочет – пойдет.»       Мадам Юй ядовито усмехнулась, пряча за сей усмешкой обиду:       – «Прелестно. Значит, он…» – она указала пальцем на Вей Усяня, словно этим движением намеревалась вдавить его в этот стол. – «Может идти, если захочет, а твой – твой собственный сын – идет при любом раскладе? Так заботиться о бедной сироте – да ты и впрямь хороший человек, глава Цзян!»       Наконец, Цзян Фенмянь потерял терпение. Он с легким нажимом хлопнул широко раскрытой ладонью по своему столу:       – «Довольно.» – мужчина упер в нее свой твердый взор. – «Моя госпожа, ты утомилась. Может быть, пойдешь к себе и немного отдохнешь?»       Цзян Чен бесцветно просипел:       – «Матушка…»       Мадам Юй насмешливо хмыкнула, небрежно отряхивая свои рукава:       – «Что – «матушка»? Подобно своему отцу затыкать меня будешь?» – она замолчала, выдерживая паузу, и после, когда чувства обиды и несправедливости переполнили ее, а слова принялись самопроизвольно соскальзывать с нежных губ, с проступившими едва различимыми нотками печали и горечи в голосе прогрохотала:       – «Ты самый настоящий простофиля! Я давно тебя предупреждала, что ты за всю жизнь не превзойдешь сидящего рядом с тобой. Ни в совершенствовании, ни в ночной охоте, ни даже в стрельбе по воздушным змеям – тебе не угнаться за ним! И тут уж ничего не попишешь: кто ж виноват, что твоя матушка оказалась хуже других матерей?» – Мадам Юй сжала чуть подрагивающие губы в тонкую линию и внезапно растеряв весь свой запал, обессиленно – словно что-то неизбежное и всему миру очевидное, как аксиому – обрубила, дергая уголком губ:       – «Хуже, так хуже.» – рука сжалась в кулак. – «Но матушка переживает за тебя. Матушке обидно и горько за тебя. Переживает из-за несправедливости по отношению к тебе. Сколько раз я говорила не слоняться с ним без дела? Пусть носится, где хочет. Пусть падает настолько низко, насколько ему того хочется, но почему ты позволяешь ему тянуть себя за собой? Ты – будущий глава Ордена. Тебе суждено забраться на голову выше, нежели ему.» – она цыкнула. – «А ты все еще защищаешь его. Даже братом зовешь. Почему б ему вообще не сменить фамилию на Цзян и взаправду не назваться твоим братом?»       Цзян Чен с побелевшим лицом привстал и выдавил:       – «Матушка…»       Мадам Юй взметнула края рукавов, развернулась на каблуках и, удаляясь прочь, бросила из-за плеча:       – «Превосходно.» – стоило ей шагнуть за порог, как двери с оглушительным грохотом закрылись.       Стало столь же оглушительно тихо.       Вей Усянь гулко сглотнул и спрятал растерянный взгляд в сжатых на коленях кулаках. Цзян Чен то белел, то краснел, не зная, что сказать – да и нужно было ли? Цзян Яньли сочувственно взмахнула ресницами, аккуратно тронула младшего брата за рукав и усадила обратно на подушку, после неслышно ставя рядом с ним пиалу с очищенными семенами лотоса.       Цзян Фенмянь вздохнул, прочистил горло, взял палочки в руки и подал голос:       – «Сегодня я подберу ещё восемнадцать человек. Завтра будьте готовы отправиться в путь.»       Цзян Чен бесцветно взглянул на него, не находясь с ответом – лишь кивнул, а Вей Усянь ухватился за брошенную фразу, словно утопающий за соломинку, дабы разрядить атмосферу и несколько подбодрить Цзян Чена. Он попытался чуть сгладить углы, потому запрятал свои сомнения и растерянность в дальний ящик сознания и бодро полюбопытствовал, сияя сероватой голубизной:       – «Дядя Цзян, ты дашь нам что-нибудь в дорогу?» – Вей Усянь говорил столь беспечным тоном, словно рассуждал о погоде – возможно, то была наилучшая стратегия?       Цзян Чен взглянул на него, едва вздергивая бровь – хотя, то был лишь риторический вопрос, ибо он знал, что братец не мог оставить его в таком состоянии, потому пытался сгладить углы, как умел.       Цзян Фенмянь с благодарностью во взгляде мягко улыбнулся ему:       – «Я уже давно дал Вам все: мечи на ваших поясах, девиз в ваших сердцах.»       Вей Усянь воскликнул, важно задирая нос и солнечно лыбясь во все тридцать два:       – «Ага! «Стремись достичь невозможного», да?»       Цзян Чен, несколько поуспокоившись, покачал головой и пригрозил ему, выставляя на него палец:       – «Но это не значит, что ты должен творить безобразия, прекрасно понимая, что навлекаешь на себя беду!» – он сделал большие глаза, напоминая про инцидент на стрельбище.       Вей Усянь издал некий тявкающий звук и вытянулся по струнке, мол, он, вообще, самый правильный и благопристойный. Кто тут вляпывается в неприятности? Точно не он!       Ненадолго этой «правильности» хватило, ибо уже спустя секунду Вей Усянь по-лисьи фыркнул, беспечно и игриво покачивая плечами:       – «Да и какие такие неприятности, Чен-Чен? Разве я умею вляпываться в неприятности?» – он картинно округлил глаза, а после солнечно заулыбался, мурлыча:        – «Да и даже если я вляпаюсь в них, то разве ты не подставишь мне свое плечо?»       Цзян Чен картинно выгнул брови и с широко раскрытыми глазами смело заявил, выдыхая:       – «Ни. За. Что!»       Вей Усянь схватился за сердце:       – «Что-о?.. Ты меня больше не любишь?..»       Цзян Чен смиренно зажмурился и обреченно покачал головой:       – «Развод и девичья фамилия.»       Вей Усянь театрально прислонил тыльную сторону ладони ко лбу и, «потеряв сознание», повалился навзничь с горьким вздохом:       – «О нет!..»       Цзян Чен сжал зубы, попытавшись заглушить смешок, но вид корчащегося на полу Вей Усяня в приступе «горя» настолько его веселил, что уже спустя мгновение он расхохотался:       – «Лисеныш, ты меня убиваешь. Смейся, смейся. До завтра. Потом, чтобы я даже тихого хихиканья от тебя более не слышал! Вот, весь месяц, что будем торчать в Ордене Вень, – только попробуй хохотнуть, встретишь последствия!»       Вей Усянь приоткрыл один глаз, по-прежнему держась за голову и валяясь на полу:       – «Это какие такие?»       Цзян Чен страшно выдохнул, округляя глаза и из-под стола растопыривая пальцы:       – «Ноги переломаю. Будешь на передних лапах скакать, негодник.»       Вей Усянь пораженно вздохнул, но тотчас исправился и вздернул нос:       – «Ну попробуй! Боялся я тебя! И вообще. Быстрые ноги пиздюлей не получают!»       Цзян Чен пообещал:       – «Вот и узнаем.» – затем, не сговариваясь, они синхронно показали друг другу кулаки, закрепляя обещание хорошей драки, и рассмеялись.       Цзян Фенмянь мягко покачал головой, выходя из-за стола и покидая залу по делам. Цзян Яньли очаровательно улыбнулась, умиляясь своими младшими братьями, отчего ее не слишком выразительное лицо приобрело особую красоту и нежность.       Она тихо, тепло рассмеялась, пряча смешок в крае рукава:       – «Ох, А-Сянь, А-Чен, только будьте осторожны.»       Яньли заботливым взглядом обвела корчащихся в шутливых гримасах мальчишек и подумала, что ее самым большим желанием будет защитить ее маленьких мальчиков и сохранить эти детские, невинные, солнечные улыбки на их нежных лицах.

***

      На следующее утро, на заре, когда едва-едва начинал брезжить рассвет на бесконечном Небосводе, озаряя горизонт своими ярко-красными красками, Цзян Фенмянь и Цзян Яньли вышли к пристани, дабы сопроводить их в дальний путь.       Цзян Яньли каждому адепту собрала по мешку чего-либо съестного или полезного – лекарств, бинтов, талисманов и так далее. Оставила напоследок своих маленьких непосед, что доселе дурачась толкали друг друга в бока локтями, но, завидев ее приближение, тотчас вытянулись по струнке и заулыбались, точно проснувшиеся подсолнухи. Цзян Яньли растянула губы в нежной, заботливой улыбке и крепко обняла двух мальчишек разом. Юноши чуть не задохнулись от ее сильной хватки – кто бы мог подумать, что их шицзе такая сильная? Отпустив их на свободу, Цзян Яньли вытерла выступившие против воли слезы и протянула им по мешку, в котором сверху положенного лежали семена поспевшего совсем недавно лотоса. Она ласково погладила их по макушкам и шепнула:       – «Будьте осторожны. А-Сянь, не играй слишком шумно. А-Чен, не буйствуй и за А-Сянем следи – вдруг, заиграется, ты же его знаешь... Возвращайтесь домой целыми и невредимыми. Я буду скучать по вам очень сильно.»       Вей Усянь солнечно улыбнулся, тепло сверкая своими глазами, чей цвет в заревом свете сиял невообразимо прекрасным блеском:       – «Будем, шицзе.» – он вскинул руку и приставил ее к голове, будто отдавал честь. – «Обещаю, что вернемся домой целыми и невредимыми.»       Цзян Яньли тихонько рассмеялась и легонько щелкнула его по вздернутому к небесному потолку носу.       – «Ну раз обещаешь, то я буду спокойна. А-Сянь ведь всегда исполняет данные им обещания.» – и крепко-крепко обняла его, поглаживая по голове. После она отстранилась и принялась оправлять неправильно повязанный ворот Вей Усяня.       Цзян Чен, стоявший рядом, лишь недоверчиво фыркнул, более никак не комментируя, и, чуть подумав, обделенно буркнул:       – «Сестра, ты меня не обняла.»       Взгляд Цзян Яньли смягчился еще сильнее, а ее руки тотчас притянули младшего брата к себе. Она принялась укачивать его, как маленького ребенка, в своих объятиях и ласково шептать:       – «Я никого из Вас не забуду, мои хорошие. Я Вас обоих люблю. Очень сильно. Это истина, которую не изменит ничто, А-Чен. Не ревнуй.» – Цзян Яньли пригладила непослушные пряди на его макушке. – «Ну разве я могла не обнять тебя перед уходом, дурачок? Я каждому из Вас уделю время.»       Цзян Яньли отстранилась и так же щелкнула его по носу, мягко смеясь:       – «Ну улыбнись. Недовольный какой с утра.»       Вей Усянь широко улыбнулся и обхватил шею Цзян Чена изгибом своего локтя:       – «Да, Цзян Чен, отчего ты столь недоволен с утра?» – он сделал большие глаза. – «Хочешь, чтобы к тебе пришла лисичка?»       Цзян Чен фыркнул:       – «Да она от меня и не уходит. Повисла, словно повилика, да никак не отцепится. Ай-я!» – Вей Усянь пихнул его в бок:       – «И чего не нравится?»       Цзян Чен просипел:       – «Нравится мне, нравится.» – а потом внезапно запнулся, осознавая, что легкий удар Вей Усяня пришелся на что-то выступающее в его кармане. Глаза его загорелись, а рука тотчас метнулась в складку рукавов под довольный взгляд Вей Усяня и выудила оттуда охапку спелых фиников – его любимых. Он пораженно выдохнул, старательно пряча улыбку, но не слишком в этом преуспевая, ибо та все равно показалась в тоне его голоса:       – «Когда успел?»       Вей Усянь озадаченно захлопал глазами и воскликнул:       – «Что на меня гонишь? Это все лисичка! Она же дух. Ей не составит труда подбросить тебе что-нибудь.»       Цзян Чен закатил глаза и покачал головой, вскидывая руки в сдающемся жесте:       – «Ладно, ладно. Значит, когда лисичка успела?» – Вей Усянь весело пожал плечами и показал ему язык под мягкий, тихий смех Цзян Яньли.       Незаметно к ним подоспел Цзян Фенмянь, что закончил инструктировать остальных адептов. Он важно произнес перед их отбытием:       – «Сыны Ордена Юньмен Цзян не столь слабы, чтобы ломаться от дуновения невзгод внешнего мира.»       Нагруженные донельзя юноши, еле волоча ноги, погрузились в лодки и пустились вниз по реке, оставляя позади родную тихую гавань и отправляясь вперед – в неизвестность.

***

      Жара стояла нещадная.       Всех юношей и девушек согнали на одну большую площадь, что стояла аккурат под зенитным солнцем. На небе не было и облачка, отчего лучи, злорадно хохоча, били им прямо в темечки.       Инструктаж должен был начаться с минуты на минуту, но так как их согнали сюда сильно заранее, каждый присутствующий начинал потихоньку сходить с ума от духоты и напряжения.       И Вей Усянь вместе с ними. Такому человеку как он нельзя слишком долго оставаться на месте, потому уже на десятой минуте он принялся постукивать ногой по плитке и крутить головой.       Было невыносимо жарко. Он утомленно выдохнул и прикрыл глаза, оттянул ворот одежд, открывая доступ воздуху к его разгоряченной блестящей коже, и принялся размахивать им, создавая «искусственный» ветерок. Правда, подобные махинации ему нисколько не помогли, оттого ворот был отпущен и забыт, а также не заправлен обратно должным образом, отчего хрупкие ключицы и краешек упругой груди стали видны, но, видимо, Вей Усяня подобное непотребство нисколько не волновало. Да и отчего бы ему тревожиться, что край груди и ключицы оголены? Он ведь мужчина. Разве может мужчина спровоцировать кого-то не того на неправильные мысли? Правильно, ведь?..       На пятнадцатой ему все надоело, потому им было принято «замечательное» решение пристать к хмурому Цзян Чену и начать дергать его за тесемки верхних одежд. Тот на подобные приставания возмущенно зашипел и отпихнул надоедливого раздражителя от себя как можно дальше, а после и вовсе сбежал, затерявшись в толпе.       Потеряв свою «игрушку», Вей Усянь еле сдержался от того, чтобы взвыть от снедающей его скуки.       Он вновь принялся вертеть головой по сторонам, дабы отыскать Цзян Чена и «попросить прощения». Но вместо Цзян Чена его взгляд нашел группу адептов из Гусу, что по неизвестным ему причинам стояли с весьма изможденным видом. Их печальные и уставшие выражения всколыхнули в сердце Вей Усяня огромную волну сочувствия – похоже, что стряслось что-то невыразимо ужасное, раз стойкие адепты Ордена Лань столь скорбны и понуры. А стоило ему наткнуться глазами на Лань Ванцзи, сердце и вовсе в взволнованном испуге дрогнуло и забилось много чаще.       Лицо Лань Ванцзи было сурово и равнодушно – как всегда, впрочем-то, но донельзя бледно – настолько, что его тон казался белее и ярче, нежели у его «траурных» одежд. Казалось, что он стоит столь прямо – чересчур прямо – только благодаря своей крепкой силе воли, которая, к сожалению, не спасала его от боли.       Вей Усянь понял по одному только выражению, что Лань Ванцзи испытывает острую, неконтролируемую боль – вероятно, тот где-то получил весьма серьезное ранение, только вот Вей Усянь не ведал, в какой степени, когда и где.       Бровки его сдвигались все глубже и глубже к переносице, выдавая терзающие Вей Усяня переживания и волнения. Белоснежные зубки закусили алую губу с внутренней стороны. Большие ясно-серые глаза сузились, принимаясь тревожно бегать по чужому силуэту и выискивать те самые ранения. В груди загорелось «нечто», которое и толкнуло его впоследствии в сторону молчаливого ледяного господина, который вполне вероятно пошлет Вей Усяня и его переживания на все четыре стороны – но почему-то подобная перспектива не пугала, ибо желание узнать о произошедшем и хоть как-либо облегчить чужую боль было сильнее, даже сильнее собственных раненных чувств и в скором времени приобретенных обид.       Корпус Вей Усяня уже наклонился вперед, а нога занеслась над землей, дабы сделать первый осторожный шаг, но остановилась, так как все его естество внезапно напряглось от ощущения, что кто-то пристально разглядывает его…       Он выровнялся и принялся осторожно, но внимательно оглядываться по сторонам, дабы отыскать неожиданное внимание. Наивный, но цепкий взгляд обшарил каждый фэнь, но так и не смог отыскать его источник. Подобное сбивало с толку и заставляло чувствовать растерянность.       Вей Усянь непроизвольно обхватил себя за плечи, хмурясь.       Вокруг были одни знакомые лица, которые, очевидно, не обращали на него и цяня внимания, будучи полностью увлеченными самими собой и разговорами с приближенными адептами. Никому не было дела до замершего Вей Усяня, который внезапно почувствовал, будто вокруг него пусто, а он сам стоит аккурат посередине площади. Вокруг темно, хоть глаз выколи, а над ним вместо жаркого зенитного солнца светит прожектор, будто бы он играл главную роль в чьем-то спектакле, а внимательный искусственный свет выделял его среди остальных. Заглядывал под кожу; рассматривал, будто под микроскопом. Словно зенитное солнце делало на одиноком миловидном мальчишке акцент, потому сияло ярче лишь над ним одним.

По телу побежали мурашки…

      Вей Усянь с силой моргнул, заставляя себя сконцентрировать внимание. Глаза сузились сильнее и уставились на окружавших его людей куда пристальнее и цепче. Всех он знал: кого из учебы в Гусу, кого видел на ночных охотах или важных приемах. И как он знал, никому из не было до него дела – это аксиома.       Тогда…кто? Кому он понадобился?       В голове всплыл образ холодного мужчины с черными бездонными глазами, которые могли поглотить всего тебя и утопить в липкой бездне.       Вей Усянь тряхнул головой.       Нелепица. Будто бы Второму Молодому Господину Ордена Цишань Вень может что-то понадобиться от мальчишки Ордена Цзян. От какого-то мальчишки! Если бы Вень Лонвей не был взрослым мужчиной, то Вей Усянь принял его кандидатуру в расчет. К примеру, Вень Чжао легко мог сверлить его взглядом, ибо по-любому держал на него обиду после победы Вей Усяня на стрельбище.       Но что могло понадобиться тридцатипятилетнему мужчине от семнадцатилетнего юнца? Правильно, ничего!       Было бы уж слишком высокомерно думать, что если Вень Лонвей встал на его сторону на стрельбище, то и сегодня непременно будет помнить о нем. Они встретились-то пару недель назад! И виделись всего раз. Тот уже наверняка не помнит о нем.       Вей Усянь успокоился и опустил руки вдоль тела.       Это все Цзян Чен его напугал своими разговорами.       Вень Лонвей совсем не такой человек, как о нем ходят слухи. Он…учтивый и вежливый. Удержал его от падения и извинился за грубость, пусть был и не в настроении. А еще он встал на сторону Вень Нина! Вень Нина! Не на его. Это все Цзян Чен паникует, однозначно.       Какое дело Второму Молодому Господину Ордена Вень до него дело? И какой вред он ему может причинить? Верно, никакой.       Вей Усянь глубоко вдохнул и выдохнул.       Он просто перенервничал, вот и придумывает себе невесть что. Вей Усянь сконцентрировался и понял, что ощущение чужого взгляда пропало, потому расслабился окончательно.       Стоило ему привольно выдохнуть, обнажить свои светлые звезды и облегченно улыбнуться, как кто-то из-за спины грузно опустил на его плечи руки.       Вей Усянь подпрыгнул на месте с тонким писком. Чья-то правая рука отнялась от плеча и зажала ему рот, дабы этот самый писк не слетел с губ и не выдал их. Зрачки Вей Усяня сузились, но после того, как увидели цвет рукавов, то вернулись в исходное положение, а он сам – расслабился.       Цзян Чен.       Его молниеносно развернули лицом к себе. Вей Усянь, завидев хмурое и напряженные черты Цзян Чена, не удержался от тихого, по-детски возмущенного шипения:       – «Дурак! Напугал меня. Ты чего подкрадываешься?! Смерти моей хочешь?!»       Цзян Чен зло шикнул на него:       – «Умолкни.» – прерывисто отпустил руки, дабы не привлекать лишнего внимания их странным видом. Спокойно обвел глазами окружение и зашелестел, говоря нарочито ровным тоном:       – «Ты ничего странного не заметил?»       Вей Усянь не понял и вздернул бровь:       – «Ты о чем?»       Цзян Чен слегка нахмурился, чем выдал свое раздражение, но из «роли» не вышел:       – «Не прикидывайся дураком. Твой уровень заклинательства значительно лучше моего. Ты должен был почувствовать, что что-то не то. Даже я учуял.»       Вей Усянь весело закатил глаза и усмехнулся:       – «Цзян Чен. Наверняка то Вень Чжао пялится на нас из тени, памятуя о своем унизительном поражении. Ерунда, не стоящая переживаний. Расслабься, а то скоро поседеешь…Цзян Чен?»       Цзян Чен побелел, притянул его еще ближе к себе и сошел на едва различимый тревожный шепот:       – «Смотрит?.. Ты чувствуешь, что кто-то смотрит на тебя?..»       Вей Усянь захлопал глазами и так же тихо залепетал:       – «Ну да. А ты разве не чувствуешь?»       Глаза Цзян Чена в ужасе расширились, а рот приоткрылся. Лишь спустя несколько секунд он сбивчиво просипел:       – «Я просто ощущаю тревогу. Ну, как обычно. Как на ночной охоте бывает, понимаешь?.. Но если ты говоришь про чей-то взгляд... Я ничего такого не ощутил... Ни на тебя, ни на себя. Знаешь, я, вообще, сначала подумал, что мне показалось... Но тревога эта никуда не делась. Я даже специально обошел здесь все, но ничего странного не обнаружил…» – его глаза в панике забегали, а губы беззвучно зашептали, перебирая варианты. – «Веней еще нет... Ни одного. Ни Вень Чжао, ни Вень Чжулю, ни…Лонвея… Говоришь, кто-то смотрит на тебя?.. Но…кто это может быть?..»       Вей Усянь притормозил его:       – «Воу. Цзян Чен, ш-ш-ш, спокойно.» – он обхватил его за плечи и тряхнул. – «Все хорошо. На тебя просто действует местная духота. Да и Вени эти. Тоже радости не добавляют. Ты сам сказал: Веней еще нет. А кто, кроме них, может желать нам зла? Никто.» – Вей Усянь взъерошил его волосы. – «Расслабься… И вообще, держись рядом. А то убегаешь, меня одного оставляешь! Распоясался.» – он шутливо пихнул его в бок, но Цзян Чен не оценил его беспечного настроя.       По-прежнему стоя с донельзя бледным лицом, он напряженно прошептал:       – «Не нравится мне это, Вей Усянь. Ни капли. Ты тоже это замечаешь, но нрав у тебя…» – он скривился. – «Излишне наивный и беспечный. Пока тебя не прижмут, не начнешь смотреть на вещи внимательнее и относиться к ним достаточно серьезно.» – Цзян Чен в упор посмотрел на него, заставив растерять весь свой радостный запал. – «Я не хочу, чтобы ты пострадал, потому буду присматривать за тобой и тормозить, раз ты такой беспечный. Вей Усянь, я уже на стрельбище тебе говорил: не высовывайся.»       Цзян Чен отпустил его плечо и отвернулся. Лишь совладав с эмоциями, он твердо добавил:       – «Посмеешь еще что-нибудь вытворить и заставить меня переживать – ноги переломаю.»       Вей Усянь навалился на него со спины и примостил свой подбородок на плечо:       – «Обещаю. Буду послушным. На время обучения здесь.» - он хихикнул, на что получил тычок локтем в район печени, потому поспешил исправиться: «Буду очень стараться быть паинькой.»       Цзян Чен недоверчиво скосил на него глаза, хмыкнул и отвернулся, после отчеканил:       – «Это последний раз, когда я предупреждал тебя и пытался поговорить, вразумить. Еще раз выкинешь что-либо – и слова не скажу, сразу сделаю как мне надо и как считаю нужным.» – он устало выдохнул, прикрывая глаза. – «Придурок ты, лисеныш.»       Вей Усянь примирительно пробубнил ему в плечо:       – «Слушаюсь и повинуюсь.» – он помолчал, затем шкодливо улыбнулся, по-лисьи сощуриваясь, и пропел: «Мамочка.»       Цзян Чен проворчал что-то нечленораздельное, но отпихивать его не стал.

***

      Наконец, спустя около пятнадцати минут Вень Чжао соизволил прибыть со своей свитой. И к ужасу Цзян Чена с…Вень Лонвеем.       Вень Чжао с неким мужчиной и симпатичной девицей степенно спустился по величественной лестнице и замер на специально отведенном для него постаменте. Он высокомерно и горделиво расправил плечи, выпятил грудь и задрал нос. Впрочем, несмотря на все его старания, собравшимся облик наглеца показался весьма сальным.       Подле него остановилась та девица, что обладала неплохой мордашкой, точеной фигуркой и смиренным выражением, которое, наверняка, услаждало взор и самомнение Вень Чжао. Она была мила и в какой-то степени красива, но плещущиеся искорки идиотизма и откровенной глупости на дне ее глаз, что становились донельзя блеклыми при их рассмотрении, и яркая родинка над губой портили всю какую бы то ни было красоту.       По правую сторону встал молчаливый мужчина с выражением вселенского равнодушия и чувства мороки – казалось, каждая добавленная проблема к списку запланированных дел повергала его в невероятное уныние.       Вслед за ними плавно спустился Вень Лонвей, что с чувством собственного достоинства, воистину величаво – в противовес племяннику – плыл к отведенному для него месту. Ему не нужно было делать что-то, показывать, яро доказывать – все и так ощущали исходящую от него силу, опасность и мертвый холод. Он неспешно прошествовал к краю постамента и замер, властно оглядывая собравшийся на площади люд. Весь его взгляд так и лучился высокомерием и цинизмом – словно все происходящее в данный момент не имело никакого смысла, – но вот стоило ему наткнуться на что-то или на кого-то, незаметно для остальных удовлетворенно сверкнул, будто порадовался, что его явка сюда была не напрасна.       Цзян Чен сжал челюсти, исподлобья сверля мужчину. Он непроизвольно встал перед Вей Усянем, загораживая его от направления чужого черного взгляда.       Тем временем Вень Чжао принялся напыщенно вещать:       – «Приветствую всех вас в нашей великолепной резиденции.» – он вальяжно развел руки. – «Путь ваш будет долог и тернист, но не печальтесь. Добродетель, добродетель и еще раз добродетель – ее нужно развивать и беречь. Ваше невежество – плевок устоявшимся традициям и самому понятию добродетели. Посему будьте прилежны и послушны, тогда Небеса смилостивятся над вами и при переходе к мосту Найхе учтут ваши стремления и добродетель.» – Вень Чжао помолчал, давая переварить сказанное, а после поспешил добавить:       – «А для того, чтобы эта самая Добродетель очистилась и уподобилась тому необходимому достаточному и возвышенному, нужно быть покорным. Слушайтесь нас, то есть, меня и будет вам счастье.» – он прервал свою пламенную речь лишь для того, чтобы прочистить горло, и, вскинув руку к Небесному потолку, важно провозгласил:       – «Всем сдать свои мечи!»       В толпе всколыхнулись волнения, и все зароптали:       – «Сдать свои мечи?..»       – «Он сдурел? Меч и заклинатель неделимы!»       Кто-то громко возразил:       – «Как мы можем сдать свои мечи?! Разве это не нарушение тех самых традиций, о которых ты вещал? Меч всегда должен быть подле заклинателя!»       Вень Чжао гаркнул:       – «Кто это сказал?! Выйди и покажись мне!»       Тот юноша растерял весь запал и умолк, теряясь в толпе. Вень Лонвей холодно усмехнулся этому цирку, но никак не прокомментировал, продолжая играть роль декора и созерцать окружение.       Вень Чжао продолжил:       – «Вот потому, что вы смеете возражать мне, я здесь, дабы перевоспитать вас. Вы должны осознавать важность иерархии, добродетели и приличия. И первый шаг к этому – послушание…» – он обвел взглядом толпу и велел: «Сдать свои мечи!»       Цзян Чен обернулся, схватил Вей Усяня за руку и прошипел:       – «Не смей высовываться!»       Вей Усянь буркнул:       – «Я помню. И не дурак. Сальный тип, конечно, тошнотворен, но я не собираюсь избивать его до полусмерти, хотя и очень хочется. Я помню, что сейчас не время для этого, и потому не вовлеку наш Орден в неприятности. Так что выдохни.»       Цзян Чен сощурился:       – «Не вовлеки, пожалуйста, не только Орден в неприятности, но и себя заодно.»       Вей Усянь отмахнулся от него:       – «Что ж ты со мной как с маленьким несмышленым ребенком-то разговариваешь? Может, я в некоторых моментах и наивен, но отнюдь не глуп! Я знаю, когда можно высовываться, когда – нет.» – несколько успокоившись, он смягчил тон. – «Я понимаю, что ты беспокоишься обо мне. Потому буду стараться быть куда более осторожным. И мы уже вроде как закрыли эту тему?»       Цзян Чен, будучи все же не до конца убежденным, протянул:       – «Вроде как…Но я закрепляю эффект.» – он порывисто отвернулся. – «Ты и в самом деле не дурак, и у тебя есть голова на плечах… Мне остается только поверить, что в ней не гуляет ветер.»       К ним спешно приблизился адепт Ордена Вень и требовательно протянул руку.       Цзян Чен дернул уголками губ и отстегнул от бедра Саньду. Оглянувшись через плечо, он увидел, что его шисюн сделал все то же самое.       Вей Усянь решительно открепил Суйбянь и без цяня сожаления вложил клинок в руку адепта. Правда, на мгновение в его сердце мелькнула смутная мысль, что свой меч он держал в руках последний раз в жизни…Невольно оглянулся на адептов Гусу Лань.       Вей Усянь смутно предполагал, что Лань Ванцзи откажется отдавать Бичень, но к вящему удивлению, тот послушался и, отцепив от бедра, передал клинок в чужие руки, пусть лицо его при этом приняло до жути холодное выражение.

***

      Оказалось, что и в самом деле кормить их будут плохо. Насмешка Мадам Юй и опасения Цзян Фенмяня оказались пророческими. На завтрак, обед и ужин – ровно три раза в день и не более – им давали скудную и не слишком вкусную похлебку. Все запасы, что предоставила им Цзян Яньли, быстро подошли к концу. А так как никто из адептов не обладал инедией, то всем им пришлось довольно туго.       Вей Усянь первое время по-лисьи корчился и фыркал, когда приходилось впихивать в себя эту похлебку; он плевался, не желая есть это, ссылаясь на вкусности шицзе, но под суровым взглядом ему приходилось смиренно есть, пусть и без особой радости, – правда, впоследствии с этим проблем не возникало, ибо с голоду и эта похлебка была в радость.       Но даже в вопросе еды без странностей не обошлось. Стабильно раз в день, с утра, в их с Цзян Ченом покои неожиданно стали приносить полный поднос плотных и вкусных яств – не то, что ваша похлебка.       На поднятые в недоумении брови при первом заходе приносящий еду служка лишь пожал плечами, мол, лишь выполняю приказы, всучил поднос четко Вей Усяню в руки, отказываясь уходить, пока тот не примет, а после достижения цели откланялся и оставил их.       Методом проб и ошибок установилось, что еда отравлена не была и никакого вреда не несла, потому уже на пятый день была любезно принята, без ссор и скандалов - чему несказанно обрадовался служка, - и разделена между двадцатью юношами. А так как кушаний в "передачке" было довольно много, то всем доставалось с лихвой и выживать с этой едой стало куда проще.       Цзян Чен и Вей Усянь по-прежнему задавались вопросом, кто присылает подобные подарки, но выбить ответ из служки так и не удалось, ибо тот по-прежнему с невероятно усталым выражением продолжил приносить поднос, отдавать его лично Вей Усяню в руки и молча уходить, напрочь игнорируя вопросы.       В скором времени они бросили эту затею. Цзян Чен ни в коем случае не доверял подобным «подаркам», но так как у них другого выбора не было и, дабы сохранять себе и своим адептам жизнь, нужно было быть в форме. Вей Усянь лишь пару дней походил с задумчивым выражением, но после в силу своего характера спокойно отбросил переживания и с благодарностью стал принимать «передачку».       В качестве «перевоспитания» им всучили толстые сборники с самыми знаменитыми цитатами и подвигами предыдущих глав Ордена и его прославленных адептов. Каждый получил экземпляр с требованием выучить книжонку от корки до корки и сохранить у себя в памяти на века.       Каждое утро начиналось с того, что Вень Чжао забирался куда повыше и принимался разглагольствовать о том, о сем. Он еще в первый день потребовал, чтобы они единогласно приветствовали его, принимали за образец каждое его слово и восторженно внимали его речам.       Брал «учеников» на ночные охоты и заставлял идти перед собой, дабы «набраться опыта» и «заработать добродетели». Молодым людям приходилось расчищать ему путь, будучи совершенно безоружными. Они отвлекали на себя различных опасных тварей, а после Вень Чжао приходил на все готовенькое и убивал уже и без того полудохлую – стараниями других – нечисть. А отсекши твари голову, он принимался бахвалиться, что убил монстра в одиночку.       Иногда бывало такое, что Вень Чжао делил их на группы, по принадлежности к Ордену, и отправлял на расследование, дабы те – кто первее – привели добычу к нему в руки, мотивируя выигрышем в виде, пусть и скудных или пустых, но все же талисманов.       Пустым талисманам юноши радовались больше всего, поскольку была возможность нарисовать заклинание самим и не нужно было исправлять подаренные Вень Чжао – поправки были необходимы, ибо талисманы он расписывал самолично.       В подобных соревнованиях побеждал всегда Орден Цзян, что из раза в раз приходил к месту встречи быстро и с минимальными ранами. На вопросы адептов они честно отвечали, что дорога была полностью свободна и лишена препятствий, а самого монстра добить всем скопом не составляло труда. Но подобные чудеса вызывали справедливое недоверие и подозрение в сговоре с Орденом Вень.       Остальные Ордена поначалу в ярости и негодовании скрипели зубами, но, правда, вскоре прекратили, ибо адепты Цзян не желали своим товарищам зла и были по своей природе довольно дружелюбными и сопереживающими. Они делили трофей на равные части и по одной раздавали каждой команде. Благодаря этому очень скоро адепты других Орденов прониклись симпатией к ним и атмосфера между ними стала куда более доверительной и теплой.       Ранений стало меньше, а страх изрядно поубавился. Переживать сии спартанские условия стало куда проще.       Помимо вышеперечисленного было еще много неприятных моментов.       У Вень Чжао было довольно много людей, которые не пришлись ему по вкусу. При любом удобном случае, он старался унизить попавшего ему под руку бедолагу перед всем народом.       Так как совсем недавно было соревнование лучников, то у Вень Чжао были «любимчики» в вопросе публичного унижения. С тех пор, как Вей Усянь, Лань Сичень, Цзинь Цзысюань и Вень Нин обошли его в соревновании, он питал ненависть ко всей четверке.       Лань Сиченя не оказалось на учениях, потому все шишки достались Лань Ванцзи. Вень Нина также не было здесь, но никто не сомневался, что благодаря родству бедному заике доставалось и так.       Остальных двух он беспрепятственно и систематично унижал, как умел.       Цзинь Цзысюань, не привыкший к подобному отношению к себе, поскольку всю свою жизнь был холеным и лелеяным наследником богатого Ордена, уже в первый день рвался в бой. Лишь благодаря сдерживающим его адептам он не обратился в прах вместе с Вень Чжао.       Вей Усянь, живший всю свою сознательную жизнь, можно сказать, под одной крышей с Мадам Юй, слушал направленную на него брань с улыбкой до ушей и с таким снисходительным взглядом, будто бы на него ругался пятилетний ребенок, оттого Вень Чжао заводился еще сильнее.       Однажды, правда, произошло нечто забавное – пусть и забавное по меркам одного Вей Усяня, ибо Цзян Чен чуть тогда не отправился к праотцам.       В один из таких дней, когда взор Вень Чжао пал на Вей Усяня, они стояли на все том же помосте «позора». Люд на площади утомленно взирал снизу вверх на церемонию наказания и ждал, когда у Вень Чжао кончится воздух.       Но тот и не думал успокаиваться. Он уже вот как двадцать минут костерил Вей Усяня на чем свет стоит. Стоило ему поуспокоиться, как уголки губ Вей Усяня чуть содрогались от сдерживаемого смеха, а взгляд принимал донельзя обидную снисходительную, едкую, насмешливую окраску. И у Вень Чжао по новой сносило крышу.       Он вновь набрал в грудь воздуха, открыл рот, дабы продолжить, но тут его остановил властный, ледяной голос:       – «Довольно.»       Вень Чжао подавился невысказанными словами, в упор уставился на доселе безмолвного и незаметного Вень Лонвея и вздернул брови:       – «Прошу прощения?»       Вень Лонвей лениво отмахнулся, сверкая обсидианом:       – «Не стоит, я не в обиде. А вот у молодого господина лучше прощения попроси. Он тут уж с полчаса стоит и слушает твою ругань. Сам-то ты не выдохся еще? А-Чжао, ты – господин главенствующего Ордена, отчего ж тогда позволяешь себе подобное? Принеси извинения Молодому Господину Вею и отпусти народ отдохнуть. Они и без того достаточно потрудились на ночной охоте.»       Вень Чжао вспыхнул и завопил:       – «О чем ты говоришь?! Какие извинения?! От меня?!.. Ему?!..»       Вень Лонвей безучастно вздернул бровь:       – «А что? Разве не в духе Благородного Господина с возвышенной Добродетелью принести извинения?»       Вень Чжао задохнулся от обиды и наставил на него палец:       – «Почему ты вообще встал на его сторону?! Разве тебе не все равно, что я ругаю его на протяжении получаса?! Тебе-то что с того?!»       Вень Лонвей пожал плечами:       – «Устал стоять здесь.»       Вень Чжао едко фыркнул:       – «Тебя здесь никто не держит.»       Вень Лонвей возразил:       – «Твой отец приказал сопровождать тебя на этом мероприятии.»       Вень Чжао закатил глаза и под нос себе пробубнил:       – «Когда это ты стал исполнять приказы моего отца, а не на хуй их слать?..»       Вень Чжао тряхнул головой и гаркнул на Вей Усяня:       – «Думаю, ты усвоил урок. Прочь!»       Вей Усянь весело хохотнул и отсалютовал двумя пальцами от головы. Он развернулся, дабы покинуть помост, и взглянул на молчаливого и безучастного Вень Лонвея, что привалился спиной к резной колонне.       Тот, сразу почувствовав на себе чужой ясный наивный взгляд, раскрыл веки и ответил ему, дергая в учтивой улыбке уголком губ.       Вей Усянь, внезапно смутившись, отвернулся и поспешил прочь, чуть ли не слетая по лестнице. Но несмотря на то что он отвернулся и рванул вниз, взгляд черных глаз проводил его до самого подножия и до самых объятий обеспокоенного Цзян Чена, что принялся что-то взволнованно шептать ему, крепко вонзая пальцы в хрупкие плечики.       Вень Чжао взглянул на Вень Лонвея, сжал зубы и, рыча от гнева, отвернулся, также покидая помост. Адепты так же пораженно уставились на мужчину снизу, опешив от его вмешательства, но все же промолчали, более никак не показывая своего потрясения.       После этого Вень Чжао на «ругательный помост» Вей Усяня не звал.       В целом, все было относительно ровно и спокойно. Но до тех пор, пока Вень Чжао не загорелся идеей сразить Черепаху-Губительницу Сюань У с горы Муси.

***

      Чем дальше они продвигались, тем сильнее сгущался лес и давил на головы своими массивными кронами. Становилось темнее, ибо листва нисколько не пропускала солнечные лучи. Было довольно тихо.       Они брели вот уж добрую половину дня, но так и не обнаружили чего-либо достойного или заслуживающего внимания.       Вень Чжао со своей неизменной спутницей, Ван Линцзяо, всю дорогу степенно ехал на прекрасном скакуне, аргументируя это экономией сил перед тяжелой битвой. Остальные были вынуждены ступать по старинке – на своих двух. Девушки, которые были далеки от искусства меча и оказались здесь за неимением в своих Орденах наследников, уже порядком вымотались и едва волочили ноги. Да что уж говорить, даже юноши знатно выдохлись и мечтали о привале.       Один Вей Усянь выделялся из общей толпы – как всегда. Он вел себя так, словно не он шел на протяжении достаточного количества времени без перерыва. В нем, казалось, так и бурлила энергия и нескончаемый поток сил.       Если остальные едва волочили ноги, то – вы только подумайте – он шел вприпрыжку! Шел и скакал, точно вышел на прогулку, а не на ночную охоту без меча за спиной и с парой беспонтовых талисманов в кармане. Он систематично подпрыгивал на носках подле Цзян Чена, что плелся по правое плечо от него и раздраженно хмурился, будто от головной боли – возможно, и вправду от головной боли, пусть и в виде Вей Усяня, – но, на удивление, молчал и не высказывал и слова против – конечно, существовала вероятность, что он выдохся настолько, что растерял силы и воздух, потому не мог вымолвить и слова.       Вей Усянь тихонько рассмеялся перезвоном колокольчиков и легко пихнул его в плечо:       – «Ха-ха, Цзян Чен, а Цзян Чен?? Ты чего такой кислый? Точно лимон в одну харю умял! Ха-ха! Солнце едва встало, а ты уже не в настроении!»       Тот не выдержал и раздраженно шикнул:       – «Вей Усянь! Бесстыдник! Мы идем добрую половину дня, встали ни свет ни заря – только у тебя хватает сил на бессмысленную беготню и болтовню! Уймись! Как савраска носишься. Глаза от тебя болят!»       Вей Усянь лишь вытянул губы трубочкой и отвернулся от него, продолжая ступать вприпрыжку. Цзян Чен дернул его за рукав, едва слышно гаркая:       – «Уймись! И иди нормально.» – Вей Усянь цокнул и закатил глаза, но все же стал идти как положено.       Наконец, Вень Чжао подал голос, и все возрадовались, что он сказал хоть что-то вразумительное за последний месяц:       – «Привал!»       Он «элегантно» соскользнул с лошади и галантно протянул руку Ван Линцзяо.       – «Цзяо-Цзяо, осторожнее, не упади.»       Девушка кокетливо захихикала:       – «Ну что вы, господин. Разве с вашей твердой, сильной рукой я способна упасть?»       Вень Чжао сально заулыбался:       – «И то верно.»       Особо смелые лишь закатили глаза на флирт набившей им оскомину парочки.       Так как привал был организован возле реки-родника, то становилось возможным пополнить запасы воды.       Цзян Чен мазнул взглядом Вей Усяня и буркнул:       – «Я пойду воды наберу. Ты стой здесь. Не вляпывайся.»       Вей Усянь закатил глаза:       – «О небеса, ты что, теперь за каждый шаг меня ругать будешь? Я не маленький мальчик, Цзян Чен! Уймись.»       Цзян Чен покачал головой, ничего не отвечая, и ушел к реке, оставляя его одного. Вей Усянь облегченно выдохнул и перенес вес на правую ногу. Он размял плечи и глубоко вдохнул лесной воздух. После духоты в резиденции Вень лесная свежесть была в самый раз. Она приятно холодила разгоряченную кожу и снижала температуру до комфортной, отчего становилось по-уютному тепло. Вей Усянь не сомневался, что если он сейчас сядет, то непременно уснет, потому срочно нужно было себя чем-то занять!       Он обвел взглядом изможденных товарищей, смутно сочувствуя им, и остановился на Лань Ванцзи, что еле-как добрел до поваленного соснового ствола и присел, давая ногам заслуженный отдых.       Но пока Лань Ванцзи шел, Вей Усянь успел заметить, что его правая нога совсем чуть-чуть прилегала к земле, словно он не мог опереться на нее, потому основной вес был на левой. Тон лица его был бледен – должно быть, из-за боли.       Разум озарила догадка.       Все это время Вей Усянь гадал о природе раны Лань Ванцзи. И вот, ответ оказался донельзя прост. Нога.       Сердце его сжалось от сочувствия и сопереживания. Брови печально заломились, а глаза наполнились волнительной заботой.       «Если у него все это время была ранена нога…Должно быть, она даже не зажила толком…Мы добрых полдня шли без остановки! Да ему…ему вообще ее нагружать нельзя! До чего же Лань Чжаню сейчас больно…»       Вей Усянь твердо вознамерился подойти к нему. Сегодня его ничего не остановит.       Он немного помялся, растянул губы в солнечной улыбке, дабы не показать своих переживаний – вдруг Лань Ванцзи сочтет это за жалость и прогонит его взашей? А ясные звезды спрятали свое сочувствие за беспечной веселостью.       Вей Усянь заложил руки за спину и танцующе приблизился.       – «Лань Чжа-ань.»       Лань Ванцзи утомленно прикрыл глаза, и все его выражение так и говорило:       «Только тебя тут не хватало.»       Вей Усянь легко проигнорировал излишне явно показанное недружелюбие и замер над душой у Лань Ванцзи, по-прежнему сцепляя пальцы за спиной. Он обворожительно улыбнулся и пропел:       – «Ай-я, Лань Чжань, мы так давно не виделись. За все время здесь мы даже и словом не перебросились. Непорядок.»       Лань Ванцзи так и не открыл глаз. Вей Усяню показалось, что тот всеми силами старается абстрагироваться от него и мечтает о том, чтобы не слышать его голос. Сердце сжалось от этой мысли, но он справился с волнениями и по-ребячески заканючил:       – «Лань Чжань, не будь ты таким вредным. Посмотри на меня! Хватит игнорировать меня! Мне же обидно.»       Губы Лань Ванцзи сжались в тонкую линию, словно от сильного раздражения. Вей Усянь добавил:       – «Мы же приятели! Отчего ты столь холоден и груб со мной?»       Лань Ванцзи отрубил:       – «Мы не приятели.»       Вей Усянь тяжело вздохнул:       – «Ты как всегда.» – он помолчал, смущенно бегая глазами из стороны в сторону, и аккуратно продолжил, пусть веселость в его голосе знатно поубавилась. – «Ладно, Лань Чжань. Не гневайся. Я не доставать тебя пришел.» – он понизил голос, усаживаясь перед Лань Ванцзи на корточки. – «Что с твоей ногой?»       Лань Ванцзи, почувствовав чужое движение, вспыхнул и открыл глаза. Завидев сидящего перед ним на корточках Вей Усяня, он холодно обрубил:       – «Вей Ин! Что ты делаешь? Встань!»       Вей Усянь по-птичьи склонил голову и чуть повеселевшим голосом заметил:       – «Я? Я ничего не делаю. Лишь справляюсь о твоем самочувствии. В таком положении, как сейчас, я могу говорить тише и не извещать весь мир о твоей возможной ране.»       Лань Ванцзи сузил глаза и подчеркнуто учтиво ответил:       – «Нет необходимости. Я в порядке.»       Вей Усянь поставил локоть на бревно и подпер кулаком подбородок:       – «Ну как в порядке? Ты с самого прибытия бледный ходишь. А сейчас так и вовсе едва ноги волочишь. Как я заметил: беда с правой ногой, да?»       – «Нет. Все в порядке.»       Вей Усянь все тем же легким, с проскальзывающими заботливыми нотками мягко упрекнул:       – «А вот и нет. И кстати, насколько я помню, в вашем Ордене запрещена ложь.» – лицо Лань Ванцзи окаменело и окрасилось яростными нотками. Вей Усянь нисколько не обратил на это внимания и продолжил. – «Тебе ни к чему бравировать, если что-то и впрямь случилось. Твоя нога ранена или сломана? Когда это произошло?»       Лань Ванцзи отвернулся от него и крепко зажмурился, напрягшись, будто собираясь встать. Вей Усянь с тяжелым вздохом поднялся на ноги первее и хотел было что-то сказать, но тут некий благоуханный ветерок защекотал его ноздри.       Он с разгоревшимся в груди любопытством обернулся вслед ароматному шлейфу и заметил, что тот принадлежит одной девушке из полудюжины таковых, черты фигуры которой из-за спины казались весьма приятными. Она была облачена в легкое облачение бледно-алого цвета с шифоновой накидкой, порхающей по воздуху.       Лань Ванцзи, заметив, что Вей Усянь перестал болтать, открыл глаза и проследил за направлением его внимания.       Одна из ее подружек засмеялась:       – «Мянь-Мянь, твой мешочек для ароматных трав и в самом деле чудесен: когда он со мной, комары совсем не досаждают мне. И запах стоит приятный, даже бодрящий.»       Мянь-Мянь мелодично и мягко пояснила:       – «Внутри мешочка толченные лекарственные травы, поэтому он может пригодиться в разных случаях. У меня есть еще парочка. Кто-нибудь хочет один?»       Глаза Вей Усяня солнечно загорелись:       «Лекарственные травы! Возможно, они помогут облегчить боль Лань Чжаня!»       Он порочным ураганом подлетел к ней и игриво пропел:       – «Мянь-Мянь, оставь мне один.»       Девушка опешила, не ожидав, что сзади прогремит незнакомый голос. Она обернулась, явив Вей Усяню свое прелестное нахмуренное личико:       – «Ты кто такой? Почему тоже зовешь меня Мянь-Мянь?»       Вей Усянь усмехнулся и сверкнул белозубой неотразимой улыбкой:       – «Потому что другие зовут тебя так, разве не очевидно?»       Лань Ванцзи едва уловимо сжал зубы и сдвинул брови, стоило ему увидеть развернувшуюся сцену. Он подчеркнуто равнодушно встал, но не ушел, продолжая краем уха слушать.       Цзян Чен издалека завидел, что его братец вновь принялся за старое, и страдальчески закатил глаза, хватаясь за голову. Нет, хватит с него чтения нотаций – на сегодня лимит исчерпан.       Мянь-Мянь вспыхнула:       – «Тебе нельзя так звать меня!»       Вей Усянь по-лисьи сощурился и игриво шагнул ближе, изгибая плечи и покачивая бедрами. Щечки девушки сильнее опалило румянцем при виде чужой вкрадчивой, кокетливой поступи. Движения его были плавны, текучи и гибки, словно дуновения ласковых ветров, а ясно-серые глаза пылали и своим огнем зачаровывали.       Он заложил руки за спину, танцующе шагнул вокруг девушки, изгибая плечи, и промурлыкал:       – «И вправду нельзя?» – девушка растерянно кивнула. – «Совсем-совсем нельзя?»       Мянь-Мянь отрезала:       – «Нет!»       Вей Усянь заломил брови и надул губы:       – «Дева, ты жестока. Я совсем не знаю твоего имени, как же мне тогда обратиться к тебе, если не Мянь-Мянь? Может…» – он шагнул ближе, приближаясь к девушке настолько близко, что можно было ощутить шлейф его духов, но не настолько, чтобы это выходило за рамки приличий. Пусть Вей Усянь и не вклинился в ее личное пространство, Мянь-Мянь стало жарко. – «Может, назовешь мне свое имя?»       Мянь-Мянь выдавила:       – «Д-думаешь, я должна назвать тебе свое имя просто потому, что ты спросил? Что за наглость! Между прочим, тебе бы следовало перед этим представиться самому!»       Вей Усянь по-птичьи склонил голову и перезвоном колокольчиков рассмеялся:       – «Если дева желала узнать мое имя, то могла бы просто спросить! Без упреков и предъяв. Ни к чему сердиться, луноликая госпожа.»       Мянь-Мянь вспыхнула, а брови стоявшего поодаль Лань Ванцзи дрогнули. Вей Усянь вскинул искрящийся шаловливыми искорками взгляд:       – «В таком случае, я не смею отказать даме. Мое имя простое. Запоминай. Меня зовут Юань Дао.»       Мянь-Мянь несколько раз оторопело пробормотала «Юань Дао», но никак не смогла вспомнить господина из какого-либо Ордена, нареченного подобным образом. И манера загадочного чаровника сбивала ее с толку: столь игрив и уверен в себе, манящ и чарующ – явно не простой ученик. Она продолжала озадаченно смотреть на изогнутые в очаровательной полуухмылке уголки губ, не понимая, в чем дело.       Со стороны послышался ледяной бубнеж Лань Ванцзи:       – «Глупая игра слов.»       Мянь-Мянь вспыхнула, осознав, что Вей Усянь имел в виду строчки из стихотворения «Бескрайность любит дальние края» и просто-напросто подшучивал над ней. Она зарделась и возмущенно воскликнула, топая ногой:       – «Да кто тебя полюбит? Бесстыжий!» – Вей Усянь щебечуще рассмеялся, словно раскрытая безобидная шалость нисколько не огорчила его.       Остальные девушки прыснули со смеху, наперебой защебетав:       – «О, Вей Усянь, ты и впрямь бесстыжий!»       Вей Усянь театрально схватился за сердце:       – «Девы, помилуйте! Этот скромный господин не имел в виду что-либо дурное! Я – само олицетворение чести и благородства! Какое уж бесстыдство!»       Девушки сильнее засмеялись, слыша столь наглые и шутливые речи.       – «Впервые встречаю такого чарующего надоеду! Господин, если Мянь-Мянь не желает, то я могу назвать тебе свое имя!»       Вей Усянь взмахнул ресницами, мурлыча:       – «Муа, госпожа, почту за честь!»       Другая девушка, смеясь, пропела:       – «Я скажу тебе, как Мянь-Мянь зовут. Ее…»       Мянь-Мянь, отчаянно краснея, шикнула на нее и дернула за рукав, утаскивая прочь:       – «Пойдемте, пойдемте! Не говори ему мое имя!»       Вей Усянь заливисто рассмеялся и отбросил непослушную прядь, попавшую ему в лицо:       – «Ай-я, луноликая госпожа, как же так? Ваш господин ранен и сражен вами в самое сердце! Что ж, раз мое скромное присутствие отягощает Вас, то ступайте, но…Вы предлагали мешочки с травами…Неужто я настолько плох, что луноликая госпожа обделит меня лекарственными травами? Я…» – его сладкие речи прервал влетевший аккурат в его сердце заветный мешочек с восклицанием:       – «Вот тебе лекарственные травы! Иди голову полечи, бесстыдник!»       Вей Усянь засмеялся, театрально схватился за сердце, обхватывая обеими руками мешочек и прижимая его к себе, охнул и притворился сраженным наповал. Он настолько увлекся своими играми, что совершенно не заметил, как по позвонкам прошлась уже порядком знакомая тревожная дрожь.       Получив желаемое, Вей Усянь выпрямился, пропустил длинные пальцы через тесемки мешочка, после принялся покручивать его, держась за те самые тесемочки, и повернулся в сторону Лань Ванцзи, не переставая довольно ухмыляться.       Правда, ухмылка застыла, стоило ему увидеть леденеющее с каждой секундой лицо Лань Ванцзи. Обида студеной иглой кольнула сердце Вей Усяня, а он сам бросил, вздергивая бровь:       – «Что? Опять ты смотришь на меня подобным образом…»       В мыслях пронеслось:       «Я ему мешочек с травами достал, а он смотрит на меня словно на что-то невообразимо ужасное и порочное!»       – «Ладно, не важно. Кстати, отчего ты встал? Не стоит нагружать ногу понапрасну. Привал еще в силе. Присядь пока есть таковая возможность.» – шальная мысль закралась в голову и вернула на его сияющее лицо улыбку. – «Твоя нога и так уже достаточно пострадала. Путь предстоит долгий и тяжелый. Хочешь…пока есть возможность…я понесу тебя на спине?»       Лань Ванцзи не прокомментировал предложение, лишь спокойно взглянул на него:       – «Ты со всеми ведешь себя столь легкомысленно?»       Вей Усянь на миг задумался, не переставая перекручивать мешочек:       – «Кажется, да.»       Золотые глаза Лань Ванцзи вспыхнули лютой ненавистью и…обидой? Он опустил взор и через некоторое время ответил:       – «Какая распущенность!»       Лань Ванцзи эти слова выдавил сквозь зубы, чуть ли не шипя и наполняя такой ярой ненавистью, что Вей Усяню стало не по себе. Договорив, он из последних сил заковылял вперед, лишь бы не видеть его.       Вей Усянь обиженно сузил глаза, после в два счета нагнал его и куда более нейтральным тоном буркнул:       – «Если ты так не желаешь меня видеть, то не стоит убегать на другой край лагеря. Я и сам способен уйти. Меня, к тому же, Цзян Чен заждался.» – он дернул Лань Ванцзи за рукав, вынуждая того остановиться. – «Я подошел к тебе, потому что переживаю за твою ногу. Переживаю, что тебе больно. Но если тебе мои чаяния не нужны, то не смею ими обременять. Вот.» – Вей Усянь несколько грубо всучил Лань Ванцзи в руки приобретенный мешочек. – «Это мешочек с травами. Не хочешь принимать мою помощь – значит, позаботься о себе сам. Здесь должно найтись что-то, что облегчит твою боль, и ты сможешь спокойно идти.»       Договорив, Вей Усянь отпустил рукав Лань Ванцзи и оставил того в растерянном одиночестве.       Найдя мирно восседающего на одном из бревен Цзян Чена, он насуплено плюхнулся рядом. Тот лениво скользнул в его сторону взглядом, более ничем не шевеля. Отметив про себя раздраженное состояние Вей Усяня, он безучастно протянул:       – «А я говорил: нечего доставать Лань Ванцзи. Ты каждый раз приходишь от него разозленным и обиженным.»       Вей Усянь перебил:       – «Не каждый раз.»       Цзян Чен возразил:       – «Каждый. Просто ты не всегда эту обиду показываешь. Обычно ты лишь отмахиваешься от нее.»       Вей Усянь насупленной лисой фыркнул, скрестил руки на груди и нахохлился. Цзян Чен в некоторой степени удовлетворенно выдохнул:       – «Вот и не будешь доставать его. Будет тебе уроком.»       Они замолчали, наслаждаясь отдыхом. Спустя минут десять Вей Усянь тихо воскликнул:       – «Нет, я всё понимаю, но почему он сегодня так?! Обычно он не такой нервный...»       Цзян Чен закатил глаза:       – «Знаешь, в последнее время, говоря о Лань Ванцзи, ты ведешь себя словно влюбленная девчонка!»       Вей Усянь вспыхнул:       – «Какая такая «влюбленная девчонка»?! Смерти захотел?!»       Цзян Чен вздернул брови:       – «А ты чего так завопил?»       – «Я..Я..Я ничего! А ты чего такие вопросы задаешь?!»       Цзян Чен фыркающе рассмеялся и покачал головой.       Совсем скоро они двинулись в путь. Вей Усянь более не скакал да, к тому же, вовсе был весьма насуплен и совсем не в настроении. Цзян Чен мазнул его взглядом и завел ничем не обремененный разговор:       – «Интересно, что Вень Чжао выкинет сегодня? Хоть бы опять «соревнование» устроил. У нас как раз талисманы закончились.»       Вей Усянь буркнул:       – «Мгм.»       Цзян Чен тяжело вздохнул:       – «И нашел ты на что внимание обращать. Ну нагрубил тебе Лань Ванцзи и нагрубил. Он всегда себя так с тобой ведет. Неужто что-то новое для себя увидел?»       Вей Усянь пробурчал:       – «Он не всегда такой грубый. Лань Чжань выглядит хуже, нежели обычно.»       Какой-то юноша позади них тихонько заговорил:       – «Конечно, он выглядит хуже, нежели обычно. Облачные Глубины на той неделе сожгли дотла. Вы разве не знаете?»       Вей Усянь запнулся:       – «Сожгли?!»       Видя столь бурную реакцию, юноша растерялся и сбивчиво пояснил:       – «Ну, да…Точнее, они сами все сожгли. Я слышал, что старший сын Вень Жоханя Вень Сюй предъявил что-то главе Лань и заставил сжечь собственное жилище! Клан Вень торжественно нарек свои действия «очищением» и провозгласил дальнейшее возрождение из пепелища. Большая часть Облачных Глубин вместе с прилегающими угодьями оказалась уничтожена: вековая обитель безмятежного блаженства в одночасье погибла. Глава Ордена Лань тяжело ранен и пока неизвестно, выживет ли он…»       Вся обида тотчас схлынула из взгляда Вей Усяня, и он тихо спросил:       – «Нога Лань Чжаня как-то связана с этим?»       – «Конечно, связана. Первым делом Вень Сюй приказал сжечь библиотеку в качестве назидания остальным, но Лань Ванцзи отказался. Тогда его схватили и сломали ногу. Прошло слишком мало времени, чтобы она могла зажить, а его уже притащили сюда… Чего эти ублюдки вообще добиваются?!»       Вей Усянь отстраненно кивнул и нашел взглядом идущего позади всех Лань Ванцзи. Взгляд его был направлен в никуда и подернут размышлениями.       Сердце Вей Усяня кольнуло сожаление и вина за несправедливую обиду. Лань Ванцзи всегда ставил гордость, достойное поведение и манеры превыше всего. Конечно, он не мог допустить, чтобы остальные видели его изувеченную ногу.       Цзян Чен, заметив, что Вей Усянь вновь вознамерился подойти к Лань Ванцзи, дернул его за рукав:       – «Не-а, не пойдешь ты к нему. Он сам справится. Переживай за себя лучше.» – в который раз он сделал большие глаза, намекая на Вень Лонвея. Вей Усянь отмахнулся:       – «Лань Чжань оказался вынужден ходить столько времени, невзирая на увечье! Мы заметили его лишь потому, что он уже не может его скрывать – боль становится слишком велика! Я не могу оставить его одного, потому намереваюсь понести на спине.»       Цзян Чен вскинул руку и щелкнул Вей Усяня по лбу, в раздражении хмурясь:       – «Что ж ты какой неугомонный. Вы с ним – не закадычные товарищи. Он тебя терпеть не может. Хочешь помочь и понести его на спине? А вот он явно не хочет, чтобы ты приближался к нему и на шаг! Не видишь, как он смотрит на тебя?»       Вей Усянь выдернул руку из его захвата:       – «Ну и пусть! Я-то могу. Если он – упрямец, каких свет ни видывал, то это не значит, что мне будет все равно! Лань Чжань – мой друг. Я не могу оставить его в таком состоянии. Что бы он ни говорил.»       Цзян Чен напомнил ему:       – «Мы не в том состоянии, чтобы беспокоиться даже о самих себе; считаешь, сейчас самое время заботиться чужими неприятностями?»       Вей Усянь сверкнул глазами:       – «Это не чужие неприятности.»       Цзян Чен вздернул брови и вскинул руки:       – «Да ну?»       Вей Усянь дернул плечом и передразнил:       – «Да ну.» – он вновь обернулся на Лань Ванцзи. – «Да и к тому же, кому-то все равно рано или поздно придется этим озаботиться.»       Цзян Чен утомленно прикрыл глаза, принимаясь вести про себя счет. Он не должен был выходить из себя, хотя бы потому, что они не дома. Они не могут позволить себе выяснить отношения так, как привыкли. Вей Усянь – болван и наивный дурачок, что завелся и на всех скоростях мчит, как баран, навстречу намеченному, ничто не может его вразумить.       Наконец, поуспокоившись, Цзян Чен начал:       – «Вей Усянь…»       Но их тихий спор привлек одного из слуг Ордена Вень, что шикнул на них:       – «Хватит шептаться! Займитесь делом!» – вслед за ним появилась та прислужница Вень Чжао, Ван Линцзяо.       Она излишне самоуверенно покручивала накаленное докрасна тавро с солнечным символом и напыщенно бранилась:       – «Молодой господин Вень приказал вам отыскать вход в пещеру, а вы тут шушукаться удумали?»       Времена наступили такие, что даже обычная служанка, достигшая своего положения, лишь запрыгнув к кому надо в постель, смела помыкать ими, раздуваясь от собственной важности. Юноши не знали смеяться им над этим или же плакать. Внезапно кто-то облегченно воскликнул:       – «Нашел!»       Ван Линцзяо тотчас забыла про Вей Усяня и Цзян Чена и поспешила на оклик, восторженно запевая:       – «Молодой господин Вень, нашли! Нашли! Вход в пещеру!»       Этот самый вход представлял собой дыру в земле, надежно скрытую под баньяном со стволом, который едва ли могли обхватить три взрослых мужчины.       Найти его было весьма трудно, поскольку, во-первых, проход был узок, во-вторых, надежно скрыт зарослями.       Разгребши грязь и листья, молодые люди, наконец, смогли добраться до зияющей в земле темной бездны.       Очевидно, если оступиться, то падать придется долго, ибо прохладца, обдавшая их лица, навевала справедливые мысли о достойной глубине. Также брошенный на меру камешек исчез, поглощенный тьмой, и не издал и звука.       Вень Чжао самодовольно ухмыльнулся и велел:       – «Отлично. Спускайтесь.»       Терпение Цзинь Цзысюаня лопнуло, и он отрезал:       – «У нас ни мечей, ни талисманов. Как по-твоему мы должны спуститься? Или ты делаешь ставки на ту ерунду, что досталась нам с состязаний?» – юноша холодно усмехнулся. – «Мы даже не знаем, на какую тварь охотимся.»       Вень Чжао ткнул в его сторону пальцем, а после – на себя:       – «Ваша задача внимать моим приказам и делать то, что велено. Не думать! Вперед!»       Ван Линцзяо присоединилась и шугнула их:       – «Слышали, господин Вень сказал: прыгать – значит, вы идете и прыгаете!»       Цзинь Цзысюань смерил ее гневным взглядом, дернул уголком губ и, подобрав полы одежд, смело спрыгнул, ухватившись за лозу. Вей Усянь его прекрасно понимал в этот момент. Какие бы твари их не ждали в тот момент, все лучше, чем стоять на одной земле с этими двумя.       Вей Усянь всерьез задумался, что если еще лишнюю секунду эта парочка будет оскорблять его взгляд, то он предпочтет кануть в Небытие и утащить их за собой!       Он шагнул вслед Цзинь Цзысюаню, остальные – за ним.       За неимением мечей приходилось спускаться донельзя аккуратно. Они держались за лозы толщиной с запястье ребенка и прикидывали примерную глубину пещеры. Вей Усянь дошел до отметки в тридцать метров, когда носок его ботинка ощутил под собой твердую землю.       Вень Чжао прокричал им сверху, дабы удостовериться, что внизу безопасно. Лишь после подтверждения он плавно спланировал на мече, держа в руках Ван Линцзяо. Далее спустились остальные адепты их Ордена.       Цзян Чен пихнул Вей Усяня в бок и шепнул:       – «Надеюсь, что тварь, на которую он нас привел, не слишком сильна. Талисманов может не хватить, а эта пещера донельзя мала и темна – неизвестно, есть ли еще какие выходы отсюда. Руку на отсечение даю, что, как только дело запахнет жареным, они свалят первыми и забаррикадируют вход.» – Вей Усянь напряженно кивнул.       У остальных мелькали схожие мысли, потому все как один невольно поглядывали на сияющее в вышине маленькое белое пятнышко.       Вень Чжао соскочил с меча:       – «Чего стоим? Неужели нужно объяснять, что делать? Вперед!»       Вей Усянь едко фыркнул:       – «Господин Вень, но вы же оплот Добродетели и наша путеводная звезда! Разве не вы говорили, что наша задача слушать ваши приказы и внимать каждому сказанному вами слову? И как вы сказали Цзинь-сюну?.. Не думать, кажется? В таком случае, ждем ваших объяснений и наставлений!»       Цзинь Цзысюань прыснул со смеху. Вень Чжао вспыхнул, выставляя на него палец:       – «Вей Усянь! Здесь нет моего дяди, чтобы встать на твою сторону! Не зазнавайся и не думай, что тебе все дозволено!»       Цзян Чен нахмурился, опасно сверкая глазами и сжимая кулаки, которые так и желали пройтись по чьей-то физиономии.       Их погнали дальше – вглубь грота.       Поскольку их основной задачей являлось прокладывание дороги, то каждому из них раздали по полыхающему маленьким заревом факелу. Несмотря на яркий свет от пламени, потолка ему достичь не удавалось. Внимая мелодии эха, Вей Усянь по продвижении вглубь понял, что над ними нависает уже целая гора.       Вскоре пред ними предстал огромный водоем.       Тупик.       Тем не менее, несмотря на то что это был тупик, никто из разведчиков следы добычи заприметить не смог. Как заведено: неизвестность пугает, потому подобная тишина навевала нервную настороженность.       Вень Чжао принялся постукивать носком ботинка по камню, все сильнее и сильнее раздражаясь. Придумав «блестящее» решение проблемы, он гаркнул:       – «Найдите кого-нибудь, пустите ему кровь и подвесьте! Так мы точно выманим зверя!»       Ван Линцзяо с готовностью предложила кандидатуру, вытянув пальчик:       – «Её.»       Выбранной ей девушкой оказалась «Мянь-Мянь», глаза которой в ужасе расширились после вынесенного приговора.       Выглядело так, будто этот выбор был тыком в небо, но на деле Ван Линцзяо строила коварные планы. Она замечала, как скудной горстке новоприбывших девушек Вень Чжао уделяет внимание, а этой даме особенно. Сальный тип уже несколько раз тянул к ней свои мерзкие ручонки, а девушке за невозможностью ответить приходилось молча сносить обиды. Разумеется, и Ван Линцзяо видела, как ее господин уделяет внимание другим женщинам, оттого строила коварные планы.       До конца переварив услышанное, Мянь-Мянь сделала несколько шагов назад. Вень Чжао же раздосадовано заканючил, очевидно, вспомнив, что не успел заняться этой дамочкой как следует:       – «Эту? Давай кого-нибудь другого.»       Ван Линцзяо притворилась незаслуженно обиженной:       – «Зачем? Я выбираю эту. Ты что, будешь по ней скучать?»       Вень Чжао тотчас заверил:       – «Глупости! С чего бы мне вдруг скучать по ней? Поступай, как тебе угодно. Все решает моя Цзяо-Цзяо!»       Мянь-Мянь прекрасно сознавала, что если попадется, то живой ей отсюда не выйти. Она попыталась спастись бегством, укрываясь за спинами «товарищей», но все тотчас расступались перед ней, отказываясь закрыть собой.       Вей Усянь было дернулся всем телом, но его остановила крепкая хватка Цзян Чена, что намертво вцепился в него.       Мянь-Мянь, заметив, что Цзинь Цзысюань и Лань Ванцзи стоят непоколебимо, будто скалы, опрометью бросилась за их спины.       Слуги, намеревавшиеся связать девушку, встали перед преградой в лице юношей и гаркнули:       – «В сторону!» – ответом им был безучастный, ледяной взгляд.       Вень Чжао воскликнул:       – «Что, строите из себя героев, спасая дамочку в беде?»       Цзинь Цзысюань равнодушно заметил, вскидывая бровь:       – «А тебе все мало. То людей в качестве щитов используешь, то в качестве приманок…Есть ли в тебе хоть что-то человеческое или ты – отброс, каких свет не видывал?»       Вей Усянь с долей уважения подумал:       «А у павлина-то кишка не тонка. Молодец.»       Вень Чжао вздернул подбородок:       – «Восстаете против меня? Что ж, в последний раз предупреждаю. Свяжите ее и подвесьте собственными руками, иначе никто не выйдет отсюда живым!»       Цзинь Цзысюань презрительно хохотнул, а Лань Ванцзи продолжил стоять невозмутимым изваянием.       Один из учеников Ордена Лань, что доселе трясся в уголке, внимая угрозам Вень Чжао, не стерпел и бросился вперед, намереваясь связать девушку.       Взгляд Лань Ванцзи немедленно посуровел, брови сдвинулись, а рука с силой толкнула подбежавшего юношу. Он не сказал и слова, но взор, направленный на адепта, был донельзя красноречив: позор, что наш Орден взрастил ученика, подобного тебе!       Юноша немедленно понурил голову и отступил назад, упираясь в стену и осиновым листом дрожа.       Вей Усянь без толики сочувствия шепнул Цзян Чену:       – «Ой-ей, с характером Лань Чжаня это добром не кончится.» - Цзян Чен согласно кивнул и сжал руки в кулаки.       Вень Чжао взревел:       – «Да как вы смеете?! Убить их всех!»       Несколько адептов Ордена Цишань Вень обнажили свои мечи и бросились на Лань Ванцзи и Цзинь Цзысюаня. Вень Чжулю продолжил с выражением вселенской скуки созерцать бесконечный мрак, по-прежнему стоя с заложенными за спину руками.       Вень Чжао продолжил:       – «Да кем вы себя возомнили?! Такие, как вы, не заслуживают смерти!»       В стороне раздался самоуверенный ухмыляющийся голос:       – «Все верно. Тот, кто притесняет других и вершит беззаконие, прикрываясь мощью своего клана, заслуживает смерти. И не только смерти. Ему следует отрубить голову и оставить на всеобщее поругание в назидание потомкам.»       Вень Чжао резко обернулся:       – «Чего ты там болтаешь?»       Вей Усянь картинно изумился:       – «Хочешь, чтобы я повторил? Пожалуйста. Тот, кто притесняет других и вершит беззаконие, прикрываясь мощью своего клана, заслуживает смерти. И не только смерти. Ему следует отрубить голову и оставить на всеобщее поругание в назидание потомкам. Теперь расслышал?»       При этих словах Вень Чжулю окинул Вей Усяня спокойным взглядом и словно задумался о чем-то. Вень Чжао взбесился:       – «Как ты смеешь нести подобную чушь?! Бахвальный бред сумасшедшего! Неслыханная дерзость!»       Вей Усянь насмешливо фыркнул, а затем и вовсе разразился громким, разнузданным хохотом. Он вцепился в плечо Цзян Чена и повис на нем, урывками выпаливая:       – «Бахвальный бред сумасшедшего? Неслыханная дерзость? Вот умора! А по-моему это как раз про тебя! Тебе, вообще, известно, кто автор этих слов? Скорее всего нет, верно? Но не печалься, я просвещу тебя. Эти слова принадлежат очень-очень-очень прославленному заклинателю, твоему величайшему предку и основателю твоего Ордена – Вень Мао. И это его крылатое изречение ты обозвал бредом сумасшедшего и неслыханной дерзостью? Отлично сказано! Просто замечательно! Ха-ха!»       Пролистывая со скуки подогнанную им книжонку, Вей Усянь зацепился за весьма ироничное высказывание, потому с легкостью смог запомнить его.       Лицо Вень Чжао, то белело, то краснело, а Вей Усянь не упустил возможности вставить шпильку:       – «Так вот. Какое там наказание полагается тому, кто посмел оскорбить прославленного заклинателя из Ордена Цишань Вень? Какая кара его ждет? Кажется…казнь без суда. Да-да, так и есть. Казнь без суда. Ну что ж, я тебя поздравляю. Ты можешь сдохнуть прямо сейчас.»       Вень Чжао, растеряв остатки самообладания, кинулся на Вей Усяня, обнажая меч. Тот весело улыбнулся, танцующе отпрянул от Цзян Чена, дабы он случайно не пострадал, вовлек Вень Чжао в ближний бой и с легкостью выхватил меч.       Вень Чжулю, не ожидавший выхода своего подопечного из зоны его защиты, так и обомлел. А Вей Усянь, довольный исполненным планом, в несколько прыжков достиг островка на озере и, приставив лезвие к горлу Вень Чжао, спокойным – чересчур спокойным – тоном объявил:       – «Ну-ка, мальчики, «ножички» в ножны. Порежетесь. И ваш господин заодно.»       Вень Чжао завопил:       – «Назад! Всем назад!»       Вей Усянь по-птичьи склонил голову и нарочито безмятежно прошелестел:       – «Сжигающий ядра, давай-ка без рукоприкладств.»       Убедившись, что контроль ситуации в его руках, Вей Усянь открыл было рот, дабы продолжить крутить адептами Вень, как ему угодно, но неожиданно островок под ним пошатнулся. Он воскликнул:       – «Цзян Чен! Это землетрясение?»       Цзян Чен побелел:       – «Нет! Это не землетрясение – что-то двигается под тобой!!!»       Вей Усянь также успел обратить внимание на неподвижность земли. К тому же, по водной глади от их островка крупными колебаниями расходилась рябь.       Осознав все это, Вей Усянь отстраненно подумал, что донельзя случайным образом оказался на чешуйчатой спине искомого зверя.