В ожидании тепла

***

И требовала, чтоб кусты Участвовали в бреде, Всех я любила, кто не ты И кто ко мне не едет… Я говорила облакам: ‘Ну, ладно, ладно, по рукам’. А облака — ни слова, И ливень льется снова. И в августе зацвел жасмин, И в сентябре — шиповник, И ты приснился мне — один Всех бед моих виновник. Анна Ахматова: «Еще об этом лете.»

***

      Было холодно, но по-своему уютно. Ветер тихонько шелестел, не нарушая хрупкого вечернего очарования. Постепенно подкрадывалась ночь, сменяла сумерки на большой величественной сцене.       Они помолчали какое-то время, наслаждаясь размеренной погодой и умиротворением момента. Наконец Цзинь Лин неловко кашлянул:       – «Так вот, подытоживая. Не создавай шумихи и не повторяй предыдущих…выкрутасов. Понимаю, что ты, возможно, преследовал свои цели, но…Просто будь осторожен.»       Вей Усянь невозмутимо парировал:       – «Подытоживая: спасибо за заботу.»       Цзинь Лин потоптался на месте, будто собрался уходить. Он уже развернулся, чтобы покинуть сад, но неожиданно из-за плеча бросил:       – «А-Лин простила меня.»       Вей Усянь коротко улыбнулся:       – «Чудно.»       – «Я показал луга с пионами и наши самые лучшие пруды. Ей…понравилось.»       – «Я рад. Не обижай ее впредь. В следующий раз она тебя не пощадит.» – он скосил на юношу глаза. – «Я имею в виду: не обижай ее сильно. По-крупному. Как в тот раз. Тогда ты и впрямь перегнул палку. Не будь, как твой отец. Иначе с пола себя не соберешь в попытках вернуть благосклонность своей возлюбленной. Если в этот раз тебе пришлось выставить себя влюбленным дурачком перед своими дядями, кружиться вокруг нее и чуть ли пол, по которому она прошла, не целовать, то в следующий раз ей придется предложить куда больше. Твой отец также имел несчастье обидеть твою маму. И потом, также как ты, буквально проорал о своих искренних чувствах и намерениях на всю округу – где были все сливки общества – лишь бы только твоя мама не ушла.»       Об этом Цзинь Лин не знал, ибо дяди обычно не пускались в воспоминания о былом, тем более о его родителях и как они вообще полюбили друг друга. Он о них практически ничего не ведал. Потому, слушая о том, как их с папой злоключения на любовном поприще схожи, Цзинь Лин не мог не растянуть губы в смущенной улыбке. А в следующий миг улыбка на его губах сделалась гротескной. Взгляд его застыл от внезапного осознания, а после напряженно вскинулся на неподвижную спину.       Вей Усянь почувствовал изменившуюся атмосферу за собой и безучастно поинтересовался:       – «Что-то не так?»       У Цзинь Лина сперло дыхание, а сердце принялось колотить по ребрам. Пальцы задрожали.       «Откуда Мо Сюаньюю знать о развитии отношений его родителей, если в тот момент его еще не было в Ордене?..»       Цзинь Лин пошатнулся и лишь одному Сюань Су известно, как он устоял.       – «Я…Я…В-все в порядке, Учитель. Честно…»       Вей Усянь промычал что-то, будучи совершенно не убежденным в искренности чужих слов. По глазам Цзинь Лина прошла рябь, после того, как он очень долго и напряженно вглядывался в точеный образ спины.       Эти украшения, этот выбор одежды…Величественная осанка…Умение держать себя…       «Мо Сюаньюй, кто же ты такой…Почему…Почему столько образов переплетаются в тебе и путают мой разум?.. Ты…»       Вей Усянь обернулся к нему, сверкая глазами из-под вуали, по-птичьи склонил голову, безмолвно задавая наводящий вопрос. Цзинь Лин открыл и закрыл рот, так и не придумав вразумительный ответ. Он хотел было уже позорно сбежать, но появление зычных голосов в опасной близости от них заставило его замереть.       – «Так-так-так. Посмотрите-ка, кто тут у нас.» – подобный тон вмиг смыл ту уютную негу, царившую в душе Вей Усяня, и вернул привычную холодную расчетливость и грубость. – «Никак этот обрезанный рукав!»       – «Да уж, надо же. А я ведь его даже не признал. Если бы не внимательные служанки, что подносили ему вино, так никто и не признал бы в этом молодом господине того сумасшедшего!»       – «Ну и позорник. Как посмел вернуться в Орден?! Да еще и в таком виде. Ведет себя, точно высокопоставленная персона! Убожество.»       Цзинь Лин зло цыкнул и, прежде чем Вей Усянь успел что-то ответить, закрыл мужчину собой, выставив перед ним руку, словно непроходимую ограду:       – «Цзинь Чань, катись с глаз долой!»       Названный лишь фыркнул и едко бросил:       – «Это кто тут вякает? Наша молодая госпожа? Опять что-то не пришлось по нраву? Как же так вышло-то, а?» – последнюю фразу он бросил столь ехидно, что впору было плеваться кровью от обиды. Цзинь Чань скосил глаза на своего товарища, и тот тут же подхватил:       – «Да, да. Как же вышло, что наша госпожа не в духе? Вроде как весь вечер весело щебетал в окружении прекрасной девы…»       – «Да, такая сочная девица! Что она вообще забыла рядом с таким как ты?»       – «Может, ее соблазнило то, что «наша госпожа» – племянник двух Глав Именитых Орденов?»       – «Эх, жаль. Дева, наверное, невероятно неопытна в подобных вопросах... Ведь не только при помощи наследника Ордена можно пробиться наверх!» – он толкнул стоящего рядом с ним товарища и сально захохотал. – «Мы бы ей помогли с…освоением. Никто из нас прежде ее не видел. Наверняка она из какого-то бедного и ничем не примечательного клана!»       – «А принарядила ее уже наша госпожа.»       – «Тогда понятно, чего она так ворковала с ним!» – толпа юношей мерзко загоготала, а лицо Цзинь Лина сменилось с бледно-серого на ярко-красный. Он с силой стиснул челюсти и хотел было рвануть уже в бой, но скосил глаза на Вей Усяня, дабы увидеть его реакцию да обомлел.       Вей Усянь ничего не говорил. Мужчина вел себя столь тихо, что не стой он прямо перед ними, все тотчас засомневались бы в его присутствии. Лицо его было пугающе бледно и…спокойно.       Вот только Цзинь Лин за время их путешествия уже успел научиться различать в этой спокойной, безучастной ко всему и вся глади искры гнева и недовольства. И взаправду, сейчас на дне этих бездонных озер бушевала такая ледяная ярость, что Цзинь Лину стало не по себе. В глубине души юноша даже испугался, что его товарищи по Ордену прямо сейчас мучительно умрут.       Цзинь Лин сжал кулаки, призывая себя держаться. Драка ни к чему хорошему не приведет. Тем более…Вей Усянь стоит и ничего не делает, пусть и сгорает от ярости. Цзинь Лин знал о том, что его учитель хорош в самоконтроле. А также исключительно хорош в умении словесно опускать других. Да так, что те в течение всех последующих жизней будут соскребать свою самооценку с пола и отмывать ее от цзиней сарказма и яда!       Юноша прикрыл веки, сделал глубокий вдох и выдох. Ни к чему сейчас распускать кулаки, хоть эти ублюдки чрезвычайно бесят…Как они смеют говорить такое про его А-Лин?!       Он глубоко, глубоко дышал, стараясь успокоиться, но после следующей фразы его самоконтроль улетел к чертям:       – «Вы вообще видели ее сиськи? Вот это декольте у нее! Они чуть ли не вываливаются! Очевидно, она подобным вырезом намекала нам, что не против поразвлечься!» – и снова этот мерзкий хохот. Липкий…отвратительный…       – «Согласен! Я бы ее в ближайшем уголке…»       Цзинь Лин подорвался вперед с глухим рычанием, но был остановлен стальной хваткой ледяной руки на своем локте. Юноша гневно обернулся, намереваясь огрызнуться и обвинить мужчину в бездействии, но, увидев выражение чужого лица, испуганно застыл.       Такого выражения Цзинь Лин не видел никогда.       Кукольные глаза без цяня эмоций в упор смотрели на юношей. Все черты застыли, точно принадлежали безучастному к мирским тяготам мертвецу. Бледное лицо донельзя контрастировало с угольно-черными одеждами, а красные элементы отчего-то стали совсем похожи на только что пролитую кровь. У Цзинь Лина возникло ощущение, что какие-то секунды и этот пояс и вправду впитает в себя свежую кровь…       Ледяные пальцы до ужасной боли стиснули его локоть. Да так сильно, что он чуть не взвыл, но лишь каким-то неведомым чудом смог заставить себя замолчать и не издать позорный звук.       Хохочущие напротив ублюдки не заметили явной угрозы, поскольку вуаль прекрасно скрывала этот ужасающий взгляд, что проникал в самую душу и замораживал ее изнутри. Цзинь Лин лишь из-за близкого расстояния смог увидеть его и понять, что вполне вероятно эти юноши не уйдут из этого сада живыми.       Наконец, кто-то из толпы заметил неладное в чужих выражениях и громко воскликнул, маскируя настороженность откровенным нахальством:       – «А чего вы это так застыли? Неужто мы сказали что-то не то?»       Вслед за его восклицанием странности заметили и остальные. Цзинь Чань мерзко ухмыльнулся:       – «Ой, А-Лин, ты что, ревнуешь? Не стоит. Разве ты не знаешь, что с товарищами по Ордену стоит делиться?» – и загоготал, довольный своей «остроумной» шуткой.       Вей Усянь тонко вздрогнул, словно эти слова ударили по нему самому и откликнулись в одном из его тягостных воспоминаний, а после, наконец, отмер и медленно растянул губы в остром, шершавом оскале, обнажая клычки. Толпа мигом замолчала, улавливая в изгибе чужих уст угрозу и опасность – причем не пустую, а вполне осязаемую и осуществимую. Он темно прошелестел с наигранным спокойствием:       – «Ну чего же вы замолчали? Продолжайте, продолжайте, а мы с А-Лином послушаем. Может, глядишь, чего нового узнаем...» – он повернулся к тому юноше, что бахвалился своими возможными «успехами» с Яньли в ближайшем темном уголке, и сладко проворковал: – «Ну так, что бы ты сделал с моей дочерью, мудак? Не стесняйся в выражениях, а я внимательно послушаю.»       Цзинь Чань задним местом почувствовал, что дело пахнет жареным, и несколько сбавил обороты. Он подавился воздухом и гаркнул:       – «Какой такой «дочерью», Мо Сюаньюй? Сдурел?! Ты…Ты…Ты же обрезанный рукав, что ухлестывал за Ляньфан-Цзунем! Неужто подобрал где-то такую девицу и вообразил, будто это ваша дочурка? Тогда ты еще безумнее, чем кажешься на первый взгляд!»       Цзинь Лин хотел ему ответить, но не стал, ибо уже знал, что эти юнцы не жильцы. Всем своим естеством чувствовал расползающуюся от мужчины ауру убийства, которая образовывалась в плотные тени под его ногами и принимала форму…хвостов?       Тем временем Вей Усянь опасно промурлыкал:       – «Какая разница, где я ее достал. Это не имеет отношение к делу…Но меня вот, что интересует…» – он медленно поднял свободную руку и столь же медленно снял со своего лица вуаль. Стоило юношам увидеть его лицо, как весь из запал исчез и уступил место непреодолимому ужасу.       Цзинь Чань залепетал:       – «Ты…ты…ты…»       Вей Усянь подсказал, сияя алыми от бурлящей в них демонической энергии глазами:       – «Я.» – тон его был белее самых чистых снегов, а в воцаряющемся мраке приобретал потусторонний оттенок. Красные глаза нагоняли еще больше ужаса на поджавших свои хвосты людишек. Цзинь Чаню и юношам показалось, что перед ними предстал призрак или самый страшный демон.       Толпа попятилась. Кто-то хотел даже под шумок слинять, но неожиданно наткнулся на невидимую преграду и повалился наземь, вскрикивая. Остальные поняли, что оказались в западне, и загнанными в угол зайцами застыли.       Вей Усянь откинул голову назад и прокатил ее по плечам, разминая. Бусины с цепочек звякнули, ударившись друг от друга при движении. А когда он вернулся в исходное положение и отбросил вуаль куда-то в сторону Цзинь Лина, чтобы тот ее поймал, то промурлыкал, четким и ломким движением выпуская руку юноши из своего захвата:       – «Так о чем это мы? Ах, да. Меня интересует: все сыны Ордена Цзинь – помешанные на женщинах животные? М? Или это только вы с Цзинь Гуаншанем грешите подобным?»       – «М-мы…»       – «М-Мо Сюаньюй!! Ты…ты…не забывайся! Кто ты, а кто мы!»       – «Верно, верно. Кто вы, а кто я…» – Вей Усянь опасно шипел, щелкая пальцами. Глаза сужались все сильнее и сильнее, а он сам под конец фразы сошел на такое шипение – даже утробное рычание жестокого хищника, – что у кого-то из юношей застучали зубы от накатившего страха.       Цзинь Лин во все глаза таращился на Вей Усяня. Нет, он, конечно, знал, что его Учитель может быть жестоким и опасным, но в действии его, прям стоя в первым рядах и в непосредственной близости рядом с ним, он не видел. И вот сейчас, Цзинь Лин пребывал в откровенном шоке и ужасе. Кто знал, что его Учитель может быть…таким?..       В голове ясно пронеслось:       «Он и вправду их убьет!!!»       Для него не было открытием, что Вей Усянь невероятно любит свою дочь – пусть и не заявляет об этом прямо. Неудивительно, что у любящего и заботливого отца снесло крышу, когда об его девочке говорили в таком тоне.       Вей Усянь продолжил:       – «Как посмели вы говорить о моей дочери в подобном тоне?..» – он взревел искаженным голосом:       – «Мерзкие ублюдки…» – и ломано наклонился вперед, словно намеревался накинуться на близстоящего юношу.       Толпа в ужасе заверещала и рванула назад, но тотчас врезалась в всю ту же преграду. Цзинь Лин донельзя округлил глаза и перехватил Вей Усяня поперек груди, крепко обнимая и заставляя остановиться. Он зашептал:       – «Учитель! Учитель, молю, сбавь обороты. Ты убьешь их. Будут проблемы, помнишь? Мы можем побить их или напугать за такие слова, но убить…Прошу! Ты слишком зол, чтобы контролировать себя! Я…»       Вей Усянь рубанул, приглушенно рыча:       – «Убери. Свои. Руки. От меня.»       Цзинь Лин чуть повысил тон:       – «Не уберу! Ты убьешь их!» – и тут он тонко вскрикнул и отскочил назад, а после пораженно уставился на свои руки. На ладонях красовались легкие ожоги, что тотчас схлынули, не оставляя после себя и следа. Цзинь Лин всмотрелся в продолжающего стоять на месте Вей Усяня.       – «Они посмели…про нее…в таком смысле и уклоне…не прощу…»       Цзинь Лин в сердцах воскликнул:       – «Учитель! Прошу, прекрати! Они понесут свое наказание, я прослежу за этим! Хочешь – побей их. Напугай. Даже сломай им что-нибудь, чтобы встать не могли. Но…не убивай их!»       Вей Усянь замолчал, медленно выпрямился, а после в предвкушении улыбнулся зловещей улыбкой.       – «Думаешь?.. Да…Неплохое решение…» – он искаженным голосом хихикнул и подошел вплотную к содрогающемуся от паники Цзинь Чаню. Склонился над ним и сладко промурлыкал:       – «Вы же сказали, что с товарищами по Ордену нужно делиться, верно?..»       Цзинь Чань отчаянно замотал головой. Вей Усянь поймал пальцами его подбородок, заключая в ледяной плен, прислонился к уху и шепнул что-то.       Заслышав приговор, Цзинь Чань принялся отчаянно вырываться и выть от охватившего его смертельного ужаса. Те, что находились рядом и услышали шепот, начали колотить руками по невидимой ограде, лепить талисманы и пытаться разрубить прозрачную пелену мечами – но все было тщетно.       Цзинь Лин, смаргивая выступившие против воли слезы, вытянул в сторону Вей Усяня руку:       – «Учитель!»       Тот застыл, а юноша поспешил закрепить эффект:       – «Учитель, молю! Прояви снисхождение к ним. Они…те еще дураки, но они не заслужили смерти!»       Вей Усянь отпрянул от Цзинь Чаня и повернулся к подрагивающему Цзинь Лину. Видя страх на детском лице, он попытался мягко улыбнуться, но вышел лишь неровный оскал. Правда и его хватило, чтобы бушующие чувства улеглись в сердце Цзинь Лина. Вей Усянь заверил:       – «Я не убью их. Лишь преподам…м… урок.» – он чопорно отшвырнул от себя голову Цзинь Чаня и отряхнул руки. Подошел к Цзинь Лину и вкрадчиво шепнул:       – «Они позаботятся друг о друге сами…» – и щелкнул пальцами.       Юноши задрожали. По их глазам пробежалась различимая взором рябь. Их взгляды подернулись некой иллюзорной пеленой. Они неустойчиво поднялись подвязанными на ниточки куклами и побрели в неизвестном направлении, исчезая в воцаряющейся уличной тьме.       Стоило пошатывающимся фигурам исчезнуть вдалеке, все успокоилось. Опустилась тишина, что уже не казалась такой уютной и приятной как раньше. Цзинь Лин непонимающе пробубнил:       – «Что значит: позаботятся друг о друге сами?»       Вей Усянь медленно вздохнул, успокаиваясь, пальцем приманил выброшенную в порыве безумства вуаль, отряхнул ее и невозмутимо нацепил обратно на лицо. Чопорно оправил рукава и броши на плечах. Закончив приводить себя в порядок, он невозмутимо воззрился на Цзинь Лина сверху и весомо протянул:       – «Маленький еще.» – и стремительно уплыл в сторону своих покоев.       Цзинь Лин с несколько минут простоял там, недоуменно размышляя о смысле сказанных слов. А как догадался, так весь покраснел и смущенно пискнул, закрывая лицо руками.       Да уж, у кого-то и в самом деле сегодня будет «горячая» ночка.

***

***       Когда Вей Усянь вернулся в их с Лань Ванцзи покои, было уже темно. Он аккуратно притворил дверь, стараясь не создать слишком много шума. Близилось девять вечера – а это значит, что скоро Лань Ванцзи стоило лечь спать. Но как у некоторых будет сегодня «горячая ночка», так и у них с Лань Ванцзи не получится насладиться мирным сном.       Лань Ванцзи ждал его, сидя за маленьким столиком и перебирая струны гуциня. Стоило Вей Усяню войти, как он поднял голову, а его взгляд ощутимо просиял. Он тихонько шепнул:       – «Привет. Гулял?»       Вей Усянь небрежно, но так же тихо бросил:       – «Ага. Исследовал местные сады. Они и впрямь очаровательные. Вот только бродит там всякий сброд.»       Лань Ванцзи тотчас догадался, что что-то произошло. По самому Вей Усяню можно было мало, что сказать. Лишь по отблескам в глазах и по брошенным невпопад фразам можно было понять причину его упавшего настроения.       Лань Ванцзи знал, что Вей Усянь не захочет это обсуждать, потому попытался исправить положение по-другому, как умел. Он ненавязчиво предложил:       – «Не хочешь чаю? Ягодный. Как ты любишь.»       Вей Усянь ровно выдохнул:       – «Ох, ты запомнил... Спасибо, Ханьгуан-Цзюнь. Да, пожалуй, не откажусь от чашечки.» – он плюхнулся на одну из подушек, подцепил своими аккуратными пальчиками любезно наполненную Лань Ванцзи чашку и отхлебнул приятную сладость. Вей Усянь покатал ягодный вкус на языке, чуть ли не мурлыча от удовольствия. Все-таки чай – одна из его приобретенных слабостей. Мужчина отстраненно понаблюдал за тем, как Лань Ванцзи продолжил перебирать струны гуциня, и безучастно поинтересовался:       – «Вот не надоедает же тебе за гуцинем своим бренчать.»       Лань Ванцзи невозмутимо парировал:       – «Нравится. Так же, как и тебе нравится играть на флейте.»       – «Мне не нравится.»       Лань Ванцзи поднял на него недоуменный взгляд, но Вей Усянь лишь отмахнулся, дернув уголком губ:       – «Не нравится. Флейта – оружие, не более. И то, не самое удачное. Бесполезный хлам, что является самым достойным из имеющегося.»       Не скажет же он ему, что, будь его воля, флейта ни в одной из жизней в его руке не оказалась бы! Все-таки меч куда удобнее. Не зря же он все свои восемнадцать лет жизни положил на изучение искусства клинка?!       Вей Усянь рассеянно отхлебнул еще, а Лань Ванцзи робко предложил:       – «Вей Ин. Сыграть тебе?» – предлагая, он ни за что не надеялся, что тот согласится. Вей Ин никогда не позволял себе играть.       Но неожиданно Вей Усянь протянул:       – «Сыграй.»       Лань Ванцзи пораженно вскинул голову, а Вей Усянь – бровь:       – «Что? Сам же предложил. Чего так удивляешься?» – он фыркнул. – «Только не что-нибудь занудное. Я имею в виду: не искрящееся вашей гусуланьской натурой. От ваших песен Очищения блевать хочется.»       – «Тогда…что тебе сыграть? Ты знаешь весь перечень песен Гусу Лань. Выбери сам.»       Вей Усянь пожал плечами:       – «Может, я и знаю этот перечень, но сейчас мне на ум ничего не приходит. Ни одну из твоих песен вспомнить не могу. Выбери сам. И поторапливайся. Нам еще делом надо заняться.»       – «Мгм…» – Лань Ванцзи помолчал, а после, не говоря ни слова, принялся щипать струны, выпуская из-под них чувственные ноты.       Вей Усянь с первых аккордов понял, что это не «занудная» песня, и успех Лань Ванцзи в выборе песни для него заставил губы дрогнуть в улыбке. Он повалился на спину, перед этим оставляя на столике пустую чашку, развалился на подушках, разметая шелковые пряди волос по ним, снял вуаль и бросил на все тот же столик, и прикрыл глаза, вслушиваясь в плывущую по их покоям мелодию.       Композиция была знакомой и приятной, но Вей Усянь не мог вспомнить, где он ее слышал – возможно, как раз-таки от Лань Ванцзи. Только вот, когда?       Мелодия приятно ложилась на слух и успокаивала кружащиеся в злом негодовании лисьи хвосты. Черты лица Вей Усяня постепенно разглаживались, а он – засыпал. Дыхание выравнивалось, начиная звучать с песней в унисон.       Когда прозвучали последние ноты, Вей Усянь уже преспокойно спал, растекшись по мягким подушкам. Лань Ванцзи не смог сдержать нежного взгляда. Нефритовые пальцы аккуратно отпустили струны и благопристойно расположились на коленях. Вей Усянь нечасто позволял себе заснуть рядом с Лань Ванцзи – а самое главное, до него. Обычно, он ложился спать только тогда, когда дыхание Лань Ванцзи выравнивалось и становилось на порядок тише. И обязательно спиной к стене – особенно, если говорить про период, когда Вей Усянь еще пытался играть роль Мо Сюаньюя.       Лань Ванцзи редко удавалось полюбоваться спокойными, не окрашенными той морозной отчужденностью чертами. Это выражение напоминало ему о том Вей Ине, которого он встретил в Гусу в пору их юности.       Сердце приятно кольнуло, и внутри разлилось тепло.       До чего же он прекрасен…       В груди ярким солнцем засияло то самое чувство, а также стойкое стремление сделать так, чтобы на это безмятежное лицо когда-нибудь все-таки вернулась та солнечная, дорогая душе и сердцу улыбка.       «Когда все закончится, Вей Ин, я обязательно сделаю тебя самым счастливым. Все, что угодно предприму, но ты больше никогда не будешь одинок. Вот увидишь, мое драгоценное солнышко.»

***

***       Так как в Башню Кои они прибыли с определенным намерением, то уповать на их благопристойность и покорность было глупо.       Потому Вей Усянь сейчас бесплотной тенью летел по стенам пустого мрачного коридора. Лишь благодаря лунным иль фонарным отсветам можно было заметить его мелькающий на высоких стенах силуэт.       Да уж, воистину, этот способ «проникновения» был наилучшим и наиполезнейшим из всех возможных, а также снижал вероятность раскрытия к нулю – но не был ему равен. Плюс, его никак не могли ранить! Что тоже было немало важным качеством.       Осуществлен этот самый способ проникновения был при помощи тех самых «запасов» демонической ци Вей Усяня, которые позволили создать «остаточное сознание», которое могло быть связано с «головным отделом». Этим остаточным сознанием можно было управлять как своим временным вместилищем. То бишь, ты можешь слышать, видеть, запоминать все. Можно сказать, это твой теневой клон. Но управлять им можно лишь находясь в бессознательном состоянии, дабы установить прочное «соединение».       Поэтому Вей Усянь отрубился, чтобы смочь создать «остаточное сознание» и проникнуть в покои Цзинь Гуанъяо, где по его ощущениям – а к лисьей интуиции следовало прислушиваться – находилась голова Не Минцзюэ.       Проблема остаточного сознания была в том, что требовала много духовных сил. Ну, много – понятие растяжимое. То есть, для его истинного воплощения эта трата – капля в бесконечном море, а для нынешнего воплощения –весь его нынешний запас сил и даже больше.       Потому стоило действовать быстро и отыскать необходимое как можно быстрее. Вей Усянь лавировал по резным стенам и фрескам, таясь в темных углах, когда проходил кто-то из адептов Ордена или гостей. Либо же он вплетался в чужую тень и следовал за ней по пятам до тех пор, пока ему не нужно было делать поворот.       По пути в покои Цзинь Гуанъяо он ненароком наткнулся на покои Цзинь Чаня, откуда раздавались приглушенные непристойные звуки, которые давали понять непрошеным гостям, что в эту обитель лучше не лезть во имя сохранения чувствительной психики.       Довольный совершенной местью Вей Усянь темно улыбнулся и полетел дальше.       Очень скоро ему удалось достичь золотых дверей, что вели в обитель Цзинь Гуанъяо. Вей Усянь с легкостью просочился сквозь мизерную щель меж дверей и его бесплотным очам предстала роскошная зала.       Высокие потолки, отделка в золото-оранжевых тонах, вставки из драгоценных камней. Пушистые ковры, которые наверняка были очень теплыми – вероятно, в холодную зиму по ним можно было ходить даже босиком. Широкий камин, в котором полыхало огромное пламя, кое как раз-таки и наполняло обитель тем самым теплом.       Одним словом, уют и комфорт.       Вей Усянь неуловимым мазком мелькнул в самый темный угол, едва-едва взметнув своим движением одну из шелковых занавесок, и притаился. Почему он выбрал это место? Оттуда был самый лучший обзор на любую часть комнаты, плюс, естественная темень, что не давала разглядеть неестественную тень.       Он хотел уже двигаться дальше, так как вроде бы не было заметно чего-либо примечательного, но тут цепкий взгляд разглядел агатовое пресс-папье, под которым покоился конверт, на одном из столов.       На туманном лице «проскользнула улыбка».       Тень припала к полу, стремительным «ужиком» подлетела к объемной ножке стола, после взлетела по ней, подкралась к желанному конверту и уменьшилась в размерах, проскальзывая внутрь.       Перед взором Вей Усяня предстали тысячи и тысячи слов. Только он собрался прочесть каждое из них, как конверт, в котором он находился, крупно тряхнуло. Объяснение этому было очевидно. Кто-то поднял его!       Вей Усянь бесформенной туманной массой осел на дне конверта и аккуратно просочился через бумагу, после сползая по объемным полам одежд женщины, что как раз-таки и подобрала конверт. Его маневры остались совершенно незамеченными, потому как потревожившая его мадам уделяла все свое внимание содержимому того загадочного письма. Да и к тому же, движения Вей Усяня были быстры и текучи… Даже опытному заклинателю было бы в тягость заметить их.       Он скользнул к ножке стола и слился с ее тенью, принявшись наблюдать за женщиной.       Этой барышней оказалась Цинь Су, что была чрезвычайно бледна. Руки ее судорожно дрожали и сжимали края бумаги. Глаза заволокла предательская влага, что принялась стекать по искаженным глубоким потрясением щекам и увлажнять их. Губы безмолвно шептали, повторяя проносящиеся ошеломляющим гулом в голове слова. Глаза быстро-быстро бегали, точно не были уверены в достоверности написанного – точнее, не могли поверить в достоверность написанного. С каждым прочитанным предложением влага в них увеличивалась, а они сами расширялись до невозможных размеров из-за охватившего женщину шока. Руки начинали дрожать еще сильнее. Наконец, она обессиленно прикрыла веки, позволяя горьким слезам быстрее стечь, и обреченно прошептала:       – «Этого не может быть…Это какая-то шутка…глупый, глупый сон…» – Цинь Су хрипло выдохнула, давясь плачем.       В Вей Усяне разгоралось циничное любопытство. Ему было все равно, какое потрясение пережила женщина и отчего она была столь бледна. Его волновало лишь содержание письма, что потенциально могло помочь ему в расследовании. Эх, надо было все-таки брать Юя…или припрячь Яньли – а то, что она с Цзинь Лином воркует и мирно наслаждается отдыхом, пока он работает?! Непорядок.       Вдруг Цинь Су издала истошный вопль, с силой бросила конверт на пол, отчего листы разметались по нему в совершенном беспорядке, и схватилась за ворот платья, оттягивая его от шеи – видимо от недостатка кислорода. Женщина тяжело задышала. Вей Усянь буквально мог чувствовать по проходящим по нефритовому покрытию вибрациям, как дрожат ноги горюющей Цинь Су.       Вей Усянь в мыслях досадливо цыкнул, цинично рассуждая:       «Вот отвернись она…или уйди, то я бы смог прочитать это письмо. Хотя…вероятно, Цинь Су находится в таком состоянии, что какая-то неестественная тень навряд ли окажется ею замечена или взволнует. Ей не до меня.»       Только Вей Усянь собрался метнуться к бумагам, как в прихожей залы эхом раздался нежный, заботливый голос:       – «А-Су, ты где?»       Вей Усянь «ломано скривился» и в сердцах ругнулся:       «Блядство! Какого хера ты здесь забыл, сучий сын?! Хуайсан видимо плохо тебя забалтывал, коль ты заявился столь невовремя! Тебя тут только не хватало, ублюдок конченый... Ну почему я не приставил к нему А-Ли?! Она бы точно и на ли не подпустила этого сучонка к Благоуханному Дворцу!»       Пока он сокрушался, в залу степенно вплыл Цзинь Гуанъяо со своим неизменным выражением лица. Глаза его были мягки и лучились участием. Вот только при виде этой заботливой улыбки и нежного взгляда Цинь Су испуганным зайцем притаилась, судорожно комкая подол платья.       Она ломано дернула взгляд под ноги – туда, где валялось письмо, и молниеносно подхватила все разбросанные бумаги, очевидно опасаясь, что ее благоверный супруг может отобрать их.       Вей Усянь в очередной раз проклял свою любовь к работе в одиночку, печально наблюдая, как заветное письмецо вновь оказывается в руках его законной хозяйки. Радовало лишь то, что можно было, наблюдая, узнать больше. Цзинь Гуанъяо вполне мог в порыве супружеской ссоры – тем или иным способом – привести его к цели. Потому оставалось припасть ближе к стойке и выжидать, прожигая злым туманным взглядом парочку.       Цзинь Гуанъяо аккуратно протянул руку к Цинь Су, но та ошалело отшатнулась. Он обеспокоенно заломил брови:       – «А-Су, в чем дело? Что у тебя в руке?»       Цинь Су отчаянно замотала головой, сильнее стискивая зубы. Вей Усянь благодаря своей природе мог прекрасно слышать как ухает сердце у нее в груди и как часто и тяжело с ее губ срывается каждый выдох.       Цзинь Гуанъяо смягчил глаза – так, как умел делать только он – и вкрадчиво подошел ближе, намереваясь сим жестом успокоить супругу, но так лишь только напугал ее, потому как Цинь Су с воплем отпрянула от него как можно дальше и вжалась в ближайшую стену, дрожа всем телом, точно осиновый лист.       Цзинь Гуанъяо говорил своим обычным доброжелательным тоном, словно не было перекошенного от невероятного ужаса лица супруги и того загадочного письма, зажатого в ее крупно содрогающейся руке. Он повторил:       – «Ты не очень хорошо выглядишь. Что случилось?»       Цинь Су гулко сглотнула. Казалось, у нее свело язык, потому как следующие слова были буквально выдавлены:       – «Я повстречала кое-кого…»       Цзинь Гуанъяо простодушно выгнул брови:       – «Кого?»       Цинь Су будто не слышала того, что говорил ей ее «Достопочтенный супруг». Она словно бы говорила эти слова для самой себя, чтобы их смысл наконец дошел до мозга:       – «Этот человек дал мне вот это письмо. И рассказал кое-что…»       Цзинь Гуанъяо мягко рассмеялся:       – «Ты кого-то повстречала? И кто же этот «кое-кто»? И неужто ты поверила всему, что тебе наболтали?»       – «Его слова никак не могли быть ложью. Никак.»       Вей Усянь «выгнул брови»:       «О ком она?» – и тут в «голове» всплыл образ той служанки, что шла с ней рука об руку на пиршестве и в сопровождении которой госпожа удалилась. – «Это вполне могла быть служанка. Но если…» – он подумал о Не Хуайсане. – «Это также мог быть и он. Слишком уж вовремя Не-Сюн вспомнил о своих проблемах. Не замечал за ним акцентирования на своих неудачах во время учебы. Он, наоборот, всегда пытался их замалчивать, рискуя, во-первых, получить по шапке от брата. А тут…»       – «То, что здесь написано, – правда?»       Цзинь Гуанъяо удивился:       – «А-Су. Ты же не даешь мне прочесть это письмо. Откуда я могу знать, что там написано?»       – «Хорошо! Читай!» – воскликнула внезапно осмелевшая Цинь Су и резко протянула ему зажатое в руке письмо.       Цзинь Гуанъяо сделал шаг вперед, дабы прочесть из рук Цинь Су то волнительное содержимое. Его лицо и на цянь не изменилось по прочтении, а Цинь Су взвыла:       – «Ну говори же, говори! Скажи мне, что это неправда! Что все это лишь ложь!»       Цзинь Гуанъяо с вселенской искренностью заявил:       – «Это все ложь и клевета. Ни единого правдивого слова. Полный вздор.»       Цинь Су завыла, швыряя на пол бумаги и хватаясь за голову:       – «Лжец!!! Даже сейчас, когда дело приняло подобный оборот, ты все равно лжешь мне! Я не верю ни единому твоему слову!!»       – «А-Су, но ведь ты сама просила меня ответить тебе. А теперь, когда я ответил со всей искренностью и исполнил твои требования, ты обвиняешь меня во лжи? Я несколько озадачен.»       Женщина взревела:       – «О Небеса! О милостивый Сюань Су…Как ты мог?.. Как ты мог?! Что ты за человек такой?!»       Вей Усянь «недовольно цокнул»:       «Опять меня поминают…Как я еще икать не начал?»       Не в силах продолжать, Цинь Су плотно заслонила лицо ладонями и навалилась спиной на ближайшую колонну. Внезапно она схватилась за свою опору, и ее начало рвать.       Вей Усянь недовольно и брезгливо «поморщился». Подобное зрелище откликалось в его сознании нелицеприятным воспоминанием, потому видеть это и слышать у него не было никакого желания. Он сменил угол обзора и постарался несколько абстрагироваться до продолжения обсуждения. Вей Усянь принялся рассуждать:       «Ее тошнит от омерзения, отвращения. Ей мерзко находиться рядом с этим человеком. И вероятно его вина настолько велика, что Цинь Су не в силах справиться с этим.»

«Желудок» свернуло фантомной судорогой.

      Да уж, воспоминания не самые приятные. В глубине души он даже посочувствовал утопающей в своем горе женщине, ибо знал, насколько мучительно содрогаться от удушающей тошноты, чуть ли не выплевывать свои внутренности от охватившего тебя отвращения и мерзости, быть не в силах остановиться, потому что захлестывающие с головой волны чувств донельзя высоки. Уже не останется никаких сил, а все равно тело будет до боли сводить в конвульсиях и судорогах.       Неприятные – и это мягко сказано – ощущения.       «Что же сотворил Цзинь Гуанъяо, раз его собственную супругу буквально тошнит от него?»       Тем временем бесстрастный Цзинь Гуанъяо аккуратно нагнулся и поднял листы бумаги, поднес к резному подсвечнику с изображением девяти лотосов и неспеша спалил дотла.       Вей Усянь, наблюдая за этой «замечательной» картиной, в мыслях обреченно выдохнул:       «Блядство.» – а он ведь так и не прочитал то письмо…       Цзинь Гуанъяо удрученно заговорил:       – «А-Су. Мы с тобой муж и жена уже много лет. Мы жили с тобой в любви и согласии. Уважали друг друга. Меня по-настоящему беспокоит твое состояние. Мне больно видеть тебя такой.»       Цинь Су было больше нечем рвать, потому ей оставалось лишь обессиленно всхлипывать и дрожать.       – «Ты хорошо ко мне относился и относишься, но…Лучше бы я никогда тебя не встречала! Неудивительно, что с тех самых пор ты…с тех пор как…никогда с тех самых пор…Ты оказался способен на такое – так почему бы тебе не убить меня?!»       Вей Усянь цыкнул:       «Дура. Провоцируешь. Ты же так не уйдешь отсюда живой.»       Цзинь Гуанъяо произнес:       – «А-Су. Но ведь пока ты пребывала в неведении, все было хорошо. Ты чувствовала себя просто замечательно. А сейчас, узнав истину, ты ощутила дурноту. Это никак не стоит твоего внимания. Я никогда не смогу причинить тебе вред. Твой рассудок играет с тобой злые шутки.»       Цинь Су с серым лицом покачала головой:       – «Скажи… Как погиб А-Сун?»       Вей Усянь «вздернул брови»:       «А-Сун? Кто такой А-Сун?»       Он смутно припомнил, что краем уха вроде как слышал, что у верховного заклинателя был сын, который в малолетстве погиб при несчастном случае. Но где, как и когда Вей Усянь вспомнить не мог. Скорее всего, это тот самый А-Сун.       Цзинь Гуанъяо встревоженно выдохнул:       – «А-Сун? Почему ты вдруг заговорила о нем? Тебе ведь давно известно: А-Суна убили на смотровых башнях, а я покарал убийц и тем самым отомстил. Почему ты вдруг столь неожиданно упомянула его?»       – «Да. Мне это известно, но…теперь я подозреваю, что все, что мне известно, – сплошная ложь.»       По лицу Цзинь Гуанъяо пробежала тень усталости:       – «А-Су, как ты можешь говорить подобное? А-Сун ведь был моим сыном. Ты охотнее поверишь сказавшему тебе эту чушь человеку из тени, нежели мне?»       Цинь Су заверещала:       – «Да как раз-таки потому, что он был твоим сыном, я не могу поверить в то, что ты оказался способен на такое! Ты воистину страшный человек! Даже свирепый тигр защищает своих детенышей, а ты, а ты…»       В глазах Цзинь Гуанъяо мелькнула мрачная искорка, но тем не менее он все тем же тоном спросил:       – «Кто дал тебе это письмо?»       – «Как…Как ты поступишь?»       – «Если этот человек рассказал подобную ересь тебе, то может рассказать и другим. Ты же не хочешь, чтобы истина всплыла наружу? Кто дал тебе это письмо?» Вей Усянь «навострил уши».       «Ну же, давай. Сделай хоть что-то полезное за этот вечер. Скажи. Я потом размозжу твоему муженьку голову, найду того человека, пожму ему руку за предоставленный для убийства повод и найду уже голову блядского Чифэнь-Цзюня! А его голова укажет мне на того пидораса, что посмел запереть меня в Мо Сюаньюе! Мне уже порядком осточертел этот «отпуск». Это как с Вознесением на Небеса! Правильно Его Высочество говорил! «Собирать рухлядь выгоднее, чем возноситься на небеса». Вот теперь я полностью согласен. Сколько мороки в этом среднем мире! Уэ, мерзость!»       Но Цинь Су молчала. Возможно, даже ее наивности не хватило, чтобы до сих пор верить Цзинь Гуанъяо. Должно быть, она поняла, что станет с ее «благодетелем», который и раскрыл ту самую страшную тайну, коя не достигнет любопытный ушей Вей Усяня.       Он до сих пор продолжал сокрушаться по поводу сожженного письма:       «А какие сплетни я Ченчжу с Карасем притащу, а?! Заведу их впечатляющим и любопытным началом за чарочкой вина, а потом скажу, что не успел прочитать содержание?! Ну кто так делает? Ляньфан-Цзунь, тебе точно будет предоставлено место в пучинах вод цзинхуа! Прямо рядом с душой Вень Чжао! Сучонок…Мои сплетни!!!»       Цзинь Гуанъяо устало вздохнул:        - «А-Су. Ты устала. Тебе следует отдохнуть. Завтра Совет Кланов и мы не должны поднимать шумиху, понимаешь? Что скажут обо мне и о тебе, коль правда выйдет наружу? Подумай об этом, пока я буду занят. А там, глядишь, расскажешь мне о личности этого «кое-кто». Пока отдыхай. У тебя много времени, чтобы переварить случившееся.»       Несмотря на обещанный отдых, Цзинь Гуанъяо проигнорировал слабую попытку Цинь Су отмахнуться от него и поднял женщину на руки. Вей Усянь в полной боевой готовности «затоптался на месте», намереваясь тут же кинуться следом за парочкой. Цзинь Гуанъяо с женой на руках последовал за струящуюся тюлевую драпировку. Вей Усянь тотчас догадался, что там потайная комната. Будь он сейчас в осязаемой оболочке, а не бесплотной тенью, то непременно бы шлепнул себя по лбу за такую нерасторопность!       Конечно, тут должна быть потайная комната! У него самого подобная была.       Вей Усянь скользнул по стене за Цзинь Гуанъяо и замер, сплетясь с его тенью. Цзинь Гуанъяо коснулся рукой гладкой поверхности зеркала, и оно тут же подернулось невесомой рябью. Он поудобнее перехватил обездвиженную Цинь Су и вплыл внутрь. Вей Усянь – за ними.       Как и ожидалось, то была потайная комната, в которой было невероятное количество всякой всячины, что с присущим Цзинь Гуанъяо перфекционизмом было расставлено по порядку на специальных стеллажах.       Вей Усянь подумал:       «Вот оно! То, что нужно! Чхать я на вас двоих хотел! Занимайтесь, чем хотите, а я пока побегаю, голову поищу.»       Пока Цзинь Гуанъяо укладывал Цинь Су на черный, точно уголь, холодный, словно лед, огромный прямоугольный железный стол, на котором виднелись пятна засохшей крови, Вей Усянь проворной тенью метался по тайникам, просматривая каждый закуток.       Благодаря опыту ему удалось отыскать множество любопытных вещичек: свои рукописи с подробным изложением ритуала призыва – так вот откуда Мо Сюаньюй о нем узнал, договор на владение территорией некого участка в Юньпине, мечи, копья, приспособления для пыток, от которых «по телу» прошла фантомная неприятная дрожь, его Суйбянь и, наконец-то, голова Не Минцзюэ, что была облеплена кучей сильных талисманов, обмотана тяжелыми цепями и закрывалась плотной черной тканью. На голове Не Минцзюэ он решил остановиться, ибо испытывать судьбу и временной резерв не было никакого желания. Объем его запасов был не вот тебе велик, чтобы неограниченное количество времени шататься, где попало. Нужно сначала сделать дело, а потом уже разглядывать остальное. Он и так потратил уйму времени в пустую. Бесплотная дымка подобралась ближе к голове Не Минцзюэ и ощутила ее тяжелую темную ауру. Вей Усянь довольно «вдохнул» энергию, нагло присваивая ее себе и пополняя запасы. Он подумал, что неплохо было бы узнать информацию непосредственно от покойника, потому проник под талисманы и оказался втянут в сопереживание.

***

***       Перед глазами мелькали чужие воспоминания, чувства и стремления. Водоворот пережитого и забытого утягивал далеко-далеко, позволяя и самому вновь окунуться в некоторые события давно ушедшего прошлого, а также узнать подробнее о том, что последовало после его «смерти».       Он видел осознанное знакомство Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо – тогда еще Мэн Яо; их крепкие, доверительные взаимоотношения начальник-подчиненный до момента, пока Не Минцзюэ не поймал его на убийстве адепта Ордена Цзинь. Видел, как он воспользовался благородством Не Минцзюэ. Видел, как они начинали ненавидеть и презирать друг друга. Видел, как плененного Не Минцзюэ унизил Мэн Яо и как тем были убиты его товарищи. Видел бесконечные кровавые бои, в которых и сам Вей Усянь принимал участие.       В этих осколках чужих воспоминаний мелькало много событий, о которых помнил он сам. Крупные битвы, договоры, соглашения, принятые решения. Расколы. Ссоры. Он видел самого себя взглядом Не Минцзюэ и искренне поражался тому, как никто не заподозрил в нем демона тогда, ибо это настолько было очевидно! В то время Вей Усянь еще не умел походить на человека настолько мастерски: его кукольный, неестественно застывший взгляд – не как сейчас, ибо его нынешний задумчивый взгляд просто-напросто донельзя пристальный и безэмоциональный, там же – мертвенно замерший и неживой; бледная-бледная кожа и чересчур ровная для человека походка. Что уж говорить, порой он забывал даже моргнуть или сделать вдох после молчаливых пяти минут! Если бы кто-то особо умный решил присмотреться к нему чуть – совсем чуточку – внимательнее, то непременно заметил бы подвох.       Вей Усянь видел, как Лань Ванцзи порой порывался заговорить с ним, но всегда себя останавливал, сжимая кулаки до дрожи и прикусывая губу.       Видел уже после, как менялся мир заклинателей, как праздновали «победу» над ним. Как все возвращалось на круги своя.       Видел, как мучили Не Минцзюэ приступы неконтролируемой злости. Как играл ему песнь «Очищения» Цзинь Гуанъяо. И видел непосредственно его смерть, при которой последним, что он видел, было лицо удовлетворенно ухмыляющегося Цзинь Гуанъяо.       А потом его выбросило прочь из чужого омута памяти.

***

***       Вей Усянь «отдышался». Да уж, чужие переживания действовали не вот тебе благоприятно на его и без того неспокойную душу. Пора бы завязывать с сопереживанием…       Только он завалился ближе к стенке, чтобы под шумок свалить, как шторка резко раскрылась, являя напряженное лицо Цзинь Гуанъяо. Сверкая сталью во взгляде, он уставился на мертвую голову и студено протянул:       – «Это ты сейчас на меня смотрел?»       Вей Усянь «закатил глаза»:       «Нет, блять, мама твоя.»       Цзинь Гуанъяо постоял с минуту и медленно прикрыл шторку. Вей Усянь понимал, что ему беспокоиться не о чем, ибо если Цзинь Гуанъяо будет подозревать в шпионаже тень, то он – ебаный параноик, хоть и, по факту, обоснованный.       Понимая, что он знатно подустал здесь бегать и что, похоже, запас его сил иссякает, Вей Усянь поспешил оборвать связь с остаточным сознанием.

***

***       Вей Усянь четким движением открыл глаза и понял, что очутился в их покоях. Он про себя отстраненно порадовался, что один пунктик в задумке выполнен. Голова, наконец, найдена – а значит совсем скоро его миссия здесь будет окончена и они с А-Ли и Юем смогут вернуться домой.       Лань Ванцзи, что сидел у его изголовья, тотчас отмер и взволнованно заговорил:       – «Вей Ин? Ты пришел в себя? Ну что?»       Вей Усянь медленно сел, ощущая головокружение. Он приложил пальцы к виску и помассировал его, чуть морщась. Очевидно, подобный трюк израсходовал у него очень много сил. Как бы глаза кровоточить не начали – это точно вызовет уйму вопросов у неугомонного Лань Ванцзи.       Он буркнул:       – «Порядок. Прошло гладко. Голова у него в потайной комнате, в зеркале, что открывается касанием его руки, находится на одном из стеллажей за черной шторкой. Также нашел кипу бумаг, таких как: договор на землевладение в Юньпине, мои рукописи и так далее. Он с женой спорил по поводу содержания таинственного письма, которое, к моему вящему сожалению, мне прочесть не удалось. Но из обрывков разговора ясно, что в нем рассказывалось обо всех злодеяниях Цзинь Гуанъяо. К примеру, об убийстве собственного сына и прочем. Также он взял Цинь Су в заложники, обездвижил и оставил в потайной комнате. Если кратко, то это все.»       – «Мгм…» – Лань Ванцзи помолчал, а после обеспокоенно повторил: «Как ты себя чувствуешь?»       – «Я же сказал: порядок.»       – «Тогда отчего за голову держишься? Кружится? Возможно, ты потратил слишком много сил. Не будем спешить. Отдохнем. Спокойно обговорим ситуацию с братом и предпримем действия.»       Вей Усянь едко фыркнул, дразня:       – «Не будь столь наивен, Чжань-эр.» – он размял шею. – «Ляньфан-Цзунь – тот еще параноик. Не удивлюсь, если после такого великолепного разговора с дражайшей супругой он попрячет все, что потенциально может его выдать. Если мы будем медлить, то он заметет все свои следы и нам придется начинать все сначала, только теперь мы напоремся на палки от этого сучонка. Чем быстрее мы его прижмем, тем больше шансов. Хотя, возможно, он уже что-то предпринял. Нутром чую…Эх, ладно.»       Вей Усянь хлопнул себя по ляжкам и бодро встал, чуть покачнувшись от внезапного приступа головокружения.       – «Мы попробуем, прижмем его. Коль наша ящерица уже свернула удочки, то будем действовать по ситуации. Почуять ауру этой башки я всегда смогу. Главное, чтобы это чучело не подняло шума и не привлекло народ – а я чую, именно это он и сделает, так еще и спектакль развернет. Ну ладно. Спокойное развитие событий – это не по-нашему. Немного побегать не повредит.»       Вей Усянь спокойно развернулся к дверям, с мягким стуком раскрыл их настежь и чуть повернул в сторону Лань Ванцзи голову, из-за плеча бросая:       – «Я в любом случае пойду сейчас. Присоединяться или нет – твое решение.» – он выдержал паузу. – «Ты со мной?»       Лань Ванцзи без колебаний твердо отчеканил:       – «Да.»       Вей Усянь холодно усмехнулся:       – «Чудно.» – мотнул головой в сторону улицы и бросил: «Вперед.»       Они спокойным, но в то же время быстрым темпом направились в сторону Благоуханного Дворца, стараясь миновать охрану, дабы не привлечь ненужного внимания.       Всю их дорогу им на удивление везло и стражи было не так уж и много – если она вообще была.       Только спустя время краем глаза Вей Усянь заметил иллюзорное колыхание где-то на периферии и усмехнулся. А-Ли все-таки пришла помочь. Все-таки лисье чутье не пропьешь.       Довольно быстро они оказались аккурат перед теми злополучными дверями. Из темноты к ним выплыла прекрасная Яньли, что в лунном свете приобретала потустороннее очарование. Она небрежно отряхнула руки и вздернула брови:       – «Ай-я, шифу, как бесчестно. Суетишься и меня не зовешь? Все веселье одному тебе?»       Вей Усянь невозмутимо парировал, фыркая:       – «Не нужно хлопать глазами!» – и ввернул: «А то воркуешь со всякими там мальчиками, про отца забываешь.»       Яньли лишь раздраженно фыркнула, скрещивая за спиной руки и меняя тему:       – «Так, что вы нашли?»       – «Голову.»       Яньли вставила шпильку:       – «Отлично. Ума прибавится. И на память больше жаловаться не будешь. Так, что нашли?»       Вей Усянь закатил глаза и едко цокнул:       – «Вот поэтому я тебя и не взял с собой: много болтаешь не по делу.»       Они одновременно скривились в совершенно одинаковых гримасах, передразнивая друг друга. И тут их заметила та часть стражи, которую Яньли намеренно опустила, думая, что с ними проблем не будет:       – «Эй! Что вы здесь делаете? Это покои Ляньфан-Цзуня! Ваши в другой стороне!»       Вей Усянь темно улыбнулся, стрельнул глазками в сторону стражника и проворковал:       – «Вот как? А я не знал. А-Лин, солнышко, ты знала?»       Яньли в тон ему осклабилась и, в картинной невинности хлопая глазами, промурлыкала:       – «Нет, шифу, не знала. Это же такая тайна!»       Стражник махнул на них мечом:       – «Хватит язвить тут! Что вы задумали?!» – его громкий и звучный голос тотчас привлек толпу зевак, что принялись меж собой переговариваться и справляться о творящемся беспределе.       Подоспели все важные шишки, которых привлекли шумные восклицания, Лань Сичень и – о, какое удивление – Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичень, заметив серьезное выражение брата и хищное Вей Усяня и Яньли, весь напрягся. Он сдавленно шепнул:       – «Неужели?..»       Вместо Лань Ванцзи ответил Вей Усянь:       – «Неужели.»       Цзинь Лин, едва выскочив из-за дюжины фигур, побелел и, маскируя поднимающуюся тревогу, в наигранном раздражении цыкнул на Вей Усяня:       – «Опять ты! Просил же не высовываться! Чего опять чудишь?»       Яньли взвилась:       – «А ты чего разговариваешь с ним в подобном тоне?! Ты кто такой, раз позволяешь себе такое отношение?»       Весь запал Цзинь Лина исчез, и лицо его в разгорающейся панике треснуло:       – «А-Лин? И ты тут? Что ты здесь делаешь? Разве ты не спишь?»       Яньли досадливо клацнула челюстями и замолчала, отворачиваясь. Все ее выражение так и высказало все те ругательства, которые вертелись у нее на языке.       Цзян Чен, зло цокнув, принялся теребить цзыдянь на левой руке:       – «Стоит для начала спросить: кто ты такая? Из какого Ордена? Как смеешь ты помыкать наследником Именитого Ордена?»       Тут вклинился Цзинь Гуанъяо: – «Глава Цзян, давай не будем. А вы…» – он спокойно повернулся к Лань Ванцзи и Вей Усяню. – «Что привело вас к дверям моей обители в столь поздний час?»       Вей Усянь весело ощерился:       – «Дела минувшие. Поболтать о былом…музычку обсудить, там… Памятуя о ваших, Ляньфан-Цзунь, успехах в игре песни «Очищения», я не мог не вспомнить вашу кандидатуру! А то что-то в последнее время…» – он картинно схватился за сердце и скривился. – «Сердце неспокойно.»       Кто-то из толпы выкрикнул:       – «Мо Сюаньюй, с чего ты взял, будто вправе лезть к Ляньфан-Цзуню со своими проблемами со здоровьем?! Для этого есть врачеватели! Вот к ним и иди…» – он не договорил свою бравую речь, поскольку язык его намертво приклеился к небу, лишая возможности говорить.       Вей Усянь откашлялся и невозмутимо продолжил, по-лисьи темно скаля зубы:       – «Ляньфан-Цзунь. Не откажи в милости. Давай-ка чайку попьем. Ты, я, Ханьгуан-Цзюнь да Цзэу-Цзюнь. Чудная компания за чашечкой чая под занавес дня и душевные разговоры о былом, разве не чудно?»       Кто-то из адептов вякнул:       – «Мо Сюаньюй, у тебя окончательно крыша поехала?! Ты…»       Цзинь Гуанъяо мягко, но твердо перебил его:       – «Господа.» – адепт замолчал. – «Не нужно разводить ссору на пустом месте.» – в его взгляде не было и цяня той доброжелательности, с которой он разговаривал с Цинь Су. В них была присущая раненому зверю настороженность и ледяная расчетливость. Разумеется, он уловил во всех чертах Вей Усяня тот красноречивый намек.       Его звали однозначно не чай пить.       Цзинь Гуанъяо прекрасно сознавал, что его намереваются прижать. И прижать хорошо. Как минимум, против этих двоих – Вей Усяня и «темной лошадки» Яньли – у него не было никакого шанса. Они прижмут его и не подавятся. Что уж говорить о присутствии Лань Ванцзи и Лань Сиченя.       Оставаться с ними наедине ни в коем случае нельзя.       Похвалив свою превосходную интуицию, в который раз за долгие года жизни, Цзинь Гуанъяо доброжелательно улыбнулся и словно без темной искорки в голосе произнес:       – «Но господин Мо меня не чай зовет пить, не так ли? У вас ко мне какое-то важное дело, которое вы не хотели бы оглашать.»       «Сучонок. Решил сбежать, прикрываясь толпой, да? Ух блять…Хер тебе, все равно прижму, змееныш.»       Вей Усянь так же улыбнулся:       – «Ляньфан-Цзунь проницателен как всегда! Но отчего ж вы заявляете о моих скромных намерениях во всеуслышанье? Между прочим это касается вас самих… Не хотелось бы обсуждать их…прилюдно…»       Толпа зашепталась:       – «О чем это он?..»       – «Да какая разница! Это сумасшедший! Опять какую-то ерунду городит, время наше тратит!»       Слушая их, Вей Усянь все шире расплывался в довольной улыбке:       «Точно-точно. Я сумасшедший! Нечего меня слушать. Уебывайте отсюда! Пора спатеньки.»       Цзинь Гуанъяо простодушно продолжил гнуть свою линию:       – «Мне скрывать от народа нечего. Что бы вы хотели обсудить?»       – «Весьма лю-бо-пыт-ны-е вещички из вашей потайной комнаты.»       Толпа вновь зароптала:       – «Вещи из потайной комнаты главы Ордена? Какое бесстыдство!»       – «И Ханьгуан-Цзюнь с ним…Что он тут забыл? И Цзэу-Цзюнь…»       – «Н-да, а говорят манеры в Гусу самые лучшие…»       Лицо Цзинь Лина с каждой секундой становилось все белее и белее. Лань Сичень сделал краткий вздох и мягко попросил:       – «А-Яо, прошу, покажи нам потайную комнату.»       Цзинь Гуанъяо растерялся:       – «Брат, ты не думаешь, что…Это будет несколько странно? Я не знаю, с чего вдруг молодой господин вознамерился обсуждать со мной некие «любопытные» вещи из моей потайной комнаты и откуда он о них вообще ведает, но…зачем тебе это?»       Чем сильнее он отнекивался, тем тверже становился голос Лань Сиченя:       – «Открывай.»       Цзинь Гуанъяо вдруг примирительно поднял руки и мягко улыбнулся:       – «Ну если уж брат настаивает, то я не смею пренебречь этой просьбой. Прошу!»       Когда толпа вошла в просторную залу, а после проследовала к зеркалу, Цзинь Гуанъяо преспокойно приложил руку к нему и начертил на его поверхности несколько символов. Так они смогли войти внутрь и людскому взору предстала просторная комната, в которой разместилось несусветное количество различных приспособлений. А также…Цинь Су, что с бледным, почти мертвым выражением лица замерла, чуть пошатываясь, у того самого стола, на котором Цзинь Гуанъяо ее оставил, перед тем как Вей Усянь ушел.       Подобные махинации позабавили такого интригана как Вей Усянь. Ему стало интересно, что предпримет «прижатый змееныш». Он весело усмехнулся:       – «Мадам Цзинь. Радостно видеть Вас в добром здравии.» – женщина, разумеется, ничего ему не ответила.       Вей Усянь скользнул по ней знающим, красноречивым взглядом и более ничего не добавил. Толпа принялась пристально наблюдать за его действиями. Яньли в отвращении скривила нос, словно учуяла гнилостный запах. Цзинь Лин, что замер подле нее, с зарождающимся волнением принялся перетаптываться с ноги на ногу. Он узнал этот взгляд и эту хищную позу. Что-то сейчас точно случится. Только вот…Что?       Вей Усянь заложил руки за спину и, плавно покачивая бедрами, играючи приблизился к тому самому шкафу. Он танцующе развернулся на пятках, оказываясь лицом к Цзинь Гуанъяо и толпе.       Вей Усянь не смотрел на кого-либо еще – только на Цзинь Гуанъяо и пристально следил за его реакцией, напрягая все органы своих чувств. По сети духовного общения он велел:       – «А-Ли. Следи за его эмоциями.»       – «И без тебя знаю… – … Он спокоен, но в то же время напряжен. Думает. Много думает. Зверек продумал все наперед, но боится, что все пойдет наперекосяк. Потому натянут, точно готовая тетива.»       – «Понял. Будь готова к непредвиденным обстоятельствам.»       Вей Усянь своим кукольным взглядом уставился в глаза Цзинь Гуанъяо, склонил по-птичьи голову и медленным, вальяжным движением отодвинул шторку того ящика, где должна была находиться голова Не Минцзюэ.       Вей Усянь танцующе отклонился назад, заглядывая внутрь. Вместо ожидаемой головы там лежал исключительной редкости кинжал. Он весело хмыкнул, точно ничуть не огорчился внезапной пропажей своего трофея:       – «Как мило! Кинжал. Не большеват ли аппарат для хранения такой мелочи?»       Цзинь Гуанъяо невозмутимо парировал:       – «Какой нашелся, такой и пришелся. А что молодой господин там ожидал увидеть?»       – «Странно, что для своих исключительных сокровищ Ляньфан-Цзунь выбирает камеру хранения по принципу «какой нашелся, такой и пришелся». Удивительно. А если темная энергия выйдет из-под контроля и причинит вред Башне и адептам из-за неправильного хранения? Ай-яй-яй.» – Вей Усянь злорадно покачал головой, внутренне хохоча от того, как неуловимо хмурилось лицо Цзинь Гуанъяо.       В голове раздалось:       – «Дави еще. Ему не нравятся твои упреки, ибо считает, что у кого-то справедливо может перемкнуть на подобную странность. Красавчик. Это действительно дельное замечание. Ха-ха! Я не могу. Вот это у него лицо!»       – «Да так. От великолепия вашей резиденции голову потерял. Не поможете найти? Как раз под ваш аппарат размером.»       Лицо Цзинь Гуанъяо окаменело, а его доброжелательная улыбка застыла:       – «Что молодой господин имеет в виду?»       Вей Усянь невозмутимо парировал:       – «Голову ищу, что не понятно?»       В толпе зазвучали перешептывания:       – «Что значат эти глупые каламбуры с головой?»       Лицо Лань Сиченя сделалось совсем серым. Он-то прекрасно понимал значение этих колкостей.       Цзинь Гуанъяо аккуратно подцепил пальцами кинжал и принялся покручивать его в руках, старательно возвращая своему лицу и духу равновесие:       – «Молодой господин. Не знаю, что вы от меня хотите, но этот кинжал всегда лежал здесь. И условия для хранения подобраны специальные, можете не переживать, но спасибо за заботу. Этот кинжал принадлежал Вень Жоханю и благодаря ему оказался наполнен огромным количеством темной энергии. Спасибо еще раз за вмешательство, но все-таки в подобных вопросах я разбираюсь получше вашего.»       На секунду Вей Усянь застыл, а после едва заметно затрясся от с трудом сдерживаемого совершенно искреннего хохота. Яньли бессовестно угорала в их сети духовного общения:       – «Я не могу!! Он сказал, что? Ха-ха-ха-ха!!»       Вей Усянь кашлянул, заглушая смешок, и протянул:       – «Ну да, куда мне.» – и непроизвольно сверкнул темными искрами во взгляде. Цзинь Гуанъяо эту темень заметил и несколько опешил, а после шестеренки в его голове закрутились куда быстрее. Во взгляде мелькнуло понимание, когда ему удалось соединить факты воедино. У него тотчас созрел дополнительный план – пусть сомнительный, ничем не подкрепленный, но все же план. Если он правильно понял, то…Ведь ничего не случится, если попытаться, а если все получится, то подобное окупится неопровержимым доказательством и таким образом сместит подозрения с него!       Цзинь Гуанъяо продолжил рассеянно покручивать кинжал меж пальцев, но неожиданно взгляд Цинь Су приобрел сознательность и ясное понимание происходящего.       Вей Усянь и Яньли одновременно уловили исходящие от женщины намерения. Еще на стадии того, как она бросила свой бесцветный взгляд на кинжал в руках супруга. Цинь Су дернулась и выхватила кинжал из рук Цзинь Гуанъяо. Тот воскликнул, в «искреннем» изумлении округляя глаза:       – «А-Су?..»       Та взвыла и с отчаянной скоростью направила себе в живот лезвие кинжала, но ее порыв не был успешным, ибо еще на подходе ее руку перехватила Яньли, что после холодно протянула, взирая на нее сверху своими соколиными глазами и сжимая чуть ли не до хруста запястье:       – «Мадам Цзинь. Не стоит совершать поспешных действий.»       Женщина крупно вздрогнула и задрожала. Она попыталась сдвинуть чужую руку хотя бы на фэнь и продвинуть оружие ближе к животу, но все ее попытки потерпели поражение. Яньли сурово сжала запястье Цинь Су в определенном месте и, выудив оружие, небрежно отбросила женщину от себя.       Так как Цинь Су была еще слишком слаба, то ноги ее не держали. От толчка она отлетела обратно к столу, где несильно врезалась в стену и безвольной куклой съехала на пол, тихонько всхлипывая и подрагивая.       Все присутствующие пребывали в крайней степени шока и ступора. Лицо Цзинь Гуанъяо обернулось гротескной маской. Он был не в силах вымолвить и слова.       Вей Усянь поцокал языком:       – «Ай-ай-ай…как нехорошо получается-то…Что ж тут делается…м?»       Цзинь Гуанъяо отмер и подлетел к своей жене, обхватывая ее за плечи и играя роль идеального мужа:       – «Ох, А-Су, ты цела?» – он встревоженно прижал женщину к своей груди. – «Что ты намеревалась делать? Почему вдруг решила покончить с собой?..»       Вей Усянь вставил шпильку:       – «Парами от кинжала надышалась…» – несколько подумал и ехидно добавил: «Я ж говорил – во всем виновато неправильное хранение.»       Цзинь Гуанъяо обессиленно прикрыл веки, а после напряженным голосом перешел в наступление, изображая мужа, напуганного внезапной сменой настроений жены:       – «А-Су никогда себя так не вела. И лишь…с вашим приходом она…Я чуть было не потерял ее! И лишь потому, что вы попросили меня показать мою – МОЮ – потайную комнату! Что-то уж больно вовремя все вышло. А теперь вы «спасли ее от самоубийства» ... И дураку понятно, что вы собираетесь своими действиями обернуть события против меня и оклеветать! Чего вы собираетесь добиться, молодой господин?!»       «Ага. Прижали мальца. Кусаться начал.»       Цзян Чен холодно встрял:       – «И в самом деле, господин, что вы намереваетесь делать? Каков ваш мотив?»       Вей Усянь не сдержался и прилюдно закатил глаза. Цзян Чен поперхнулся своими пафосными словами.       – «Говорю же: голову потерял.» – он кашлянул, отмахиваясь от всхлипывающей у стола Цинь Су. – «Теперь, когда мы разобрались с дамой, предлагаю вернуться к более насущной проблеме! И разойдемся мы как в море корабли! А-Лин.»       Яньли повела носом и дернула подбородком вглубь сокровищницы. Никто, кроме них, не заметил, как утратило все краски лицо Цзинь Гуанъяо.       Вей Усянь благодарно кивнул и, заложив руки за спину, поплыл в указанном направлении. Чем дальше он шел, тем более явно он ощущал знакомую тяжесть темной ци.       Лань Сичень чуть прошел вслед за ним, не отрывая своего растерянного взгляда. Остальные столь же неотрывно следили за его движениями.       Вей Усянь подошел к темному стеллажу. Так как он пребывал в смертной оболочке и использовал почти весь свой запас сил, зрение его значительно ухудшилось и в этой тьме он ни черта не видел. Он цыкнул:       – «Ну и темень. Это для спец-эффектов?»       Яньли предупредила его по сети:       – «Осторожнее. На верхней полке невероятно неустойчиво стоит меч. Он в ножнах, но если упадет тебе на голову, то будет не очень приятно. По расчетам угодит прямо в темечко. Отключишься.»       – «Спасибо.»       Вей Усянь сощурился, по наитию протягивая руку в сторону стеллажа. Там – о, удивление – оказалась еще одна шторка!       Заклинателям было лучше видно, чем ему, что находится в этой тьме. Лань Сичень загородил собой большую часть обзора, потому только он видел, что открывает их взору Вей Усянь.       Тот перед тем успел лишь подцепить кончиками пальцев только край шторки и обнажить всего несколько цуней содержимого ящика, как Яньли неожиданно вскрикнула:       – «Осторожно!»       Вей Усянь молниеносно среагировал и поймал на лету падающий на него меч. Так вышло, что поймал оружие именно за рукоять, которая тотчас полыхнула ярко-красным электрическим всполохом, а сам меч выскользнул вслед за движением его руки из ножен.       Кожаное изделие рухнуло на пол с мягким стуком, а в его руке осталось лишь одно-единственное оружие с полыхнувшей при внезапно загоревшемся над ним факеле надписью:

«Суйбянь.»

      Вей Усянь ошалело смотрел на Имя оружия, которое оказалось в его руке, а в голове пронеслось оглушительное, эмоциональное и сокрушительное:       «Блядь.»       Воцарилась давящая тишина. Каждый из присутствующих застыл, точно громом пораженный. Пожалуй, все, кроме Яньли, что по незнанию лишь спокойно выдохнула, когда осознала, что ее шифу цел и невредим, но спустя секунду она напряглась, внезапно ощутив перемену настроений толпы – и эта перемена ей очень не понравилась.       Цзинь Гуанъяо, что тонко чувствовал обстановку, пораженно выкрикнул:       – «Так вот, в чем дело! Неудивительно, что вы столь настоятельно рвались в мою сокровищницу! Теперь мне все ясно…» – он выдохнул, словно успокаивался, а после медленно выровнялся, пряча под ресницами довольный блеск победителя этой битвы. Цзинь Гуанъяо растянул губы в вежливой, учтивой улыбке и со сладкими нотками протянул, отряхивая руки:       – «Что ж, прошу простить мне мою грубость. После стольких лет разлуки приветствовать столь непочтительно…» – он покачал головой, а внезапная вежливость хлестко ударила по смущенным нервам толпы. Люди явно не понимали, почему Ляньфан-Цзунь стал столь учтив с этим сумасшедшим…Но был ли то сумасшедший, которого они знали?.. – «Достопочтенный, ваше возвращение в этот мир и появление на моем пиршестве большая честь для всех нас. Повторно покорнейше прошу простить за недостаточно проявленную учтивость. Что ж, предлагаю начать сначала. Приветствую Вас в моей скромной обители, Достопочтенный Старейшина Илина, Вей Усянь.»

***

***       Все застыли при подобном приветствии незнакомца.       Вей Усянь сделал вкрадчивый шаг вперед, а толпа заклинателей тотчас отпрыгнула на несколько назад, с застрявшими в их горлах воплями совершенного ужаса. Руки многих начали ощутимо подрагивать.       Кто-то из адептов сорвавшимся голосом пропищал:       – «Ляньфан-Цзунь, что вы такое говорите?! Как это поможет быть С-с…Он?!»       – «Да, да!.. Это точно не…он…»       – «Разве мог он вернуться?»       – «Не может быть…»       Вей Усянь вышел на более яркий свет, попутно перекрутив в руке несколько раз Суйбянь в порыве ностальгии.       Толпа прекратила перешептываться, стоило ему приблизиться. Будь он кем-то другим, то они непременно тотчас повытаскивали свои мечи, намереваясь атаковать, но…Он был не кем-то другим. Он был единственным и неповторимым, Великим и Ужасным Старейшиной Илина, имя которого боялись называть.       Яньли почуяла неладное и прибилась ближе к Вей Усяню, собираясь защищать. Она выставила перед собой руку со слейв-браслетом, который являлся ее духовным оружием – тяньфа.       Цзинь Лин посерел, выбежал вперед и широко развел руки на манер «щита», закрывая Яньли и Вей Усяня от Цзинь Гуанъяо, что уже набрал в грудь воздуха, дабы продолжить подбивать толпу на смертоубийства:       – «Дядя! Н-но…Как он может быть Старейшиной Илина?! Это же Мо Сюаньюй, твой брат, да? Не злись… Возможно, ты так припоминаешь ему тот неприятный случай, да?.. Н-но он не имел в виду ничего такого тогда, ведь так?!..» – Цзинь Лин с сорвавшимся на последней фразе голосом обернулся к Вей Усяню. На его лице искрило великое множество донельзя сложных эмоций.       Недоверие. Страх. Неверие. Боль. Привязанность к человеку, которого он про себя осмеливался называть дядей. Он не может быть Вей Усянем, нет!..       Он повернулся к нему, ожидая подтверждения, но тот молчал, отвечая своим неизменно тяжелым, темным взглядом, который был настолько жуткий, что зубы начинали непроизвольно стучать друг о друга. Пристальный, вглядывающийся в самую душу. Кукольный, точно мертвый. Жестокий. Обладатель такого взгляда, казалось, без раздумий одним ударом снесет голову и не поморщится.       Цзинь Лин вздрогнул, вспоминая каким алым горели глаза его Учителя, когда они столкнулись с Цзинь Чанем. И как он их заставил…Внутри все содрогнулось. Он не знал, как ко всему этому относиться.       Человек, что защищал его в Городе И. Наставлял. Был рядом. Старался дать то, чего не давали остальные. Как умел. Шутил и подкалывал, таким образом заставляя привыкнуть к его и… уже чужим – и далеко не безобидным – подначкам.       Вспомнилось, как его учитель шкодливо улыбался, когда разыгрывал их, вставал между ними и опасностью, смиренно позволяя виснуть на себе, а потом подшучивал за проявленный детский страх или слишком высокий визг.

Такой Учитель стал ему дорог.

      Но также ему был знаком тот Учитель, что зачем-то заставил выдворить себя из Ордена, притворяясь дурачком. Невероятно жестокий и бесчеловечный Учитель. Грубый. Человек, что не будет ждать, пока вы утрете слезы – лишь отвесит звонкую пощечину и гаркнет, дабы вы двигались дальше…Но сам будет рядом, чтобы поддержать, если не устоишь на ногах…

… Цзинь Лин схватился за голову.

      Он сам в своих размышлениях запутался. Думая о положительных и негативных качествах замершего перед ним человека, он попал в парадоксальный круг, который включал в себя и жестокость, и трепетную заботу. Грубый, но преданный. Жестокий, но справедливый. Смешливый, но серьезный. Опасный, но когда необходимо – мягкий. Воистину, не человек, а сплошное метание из крайности в крайность!

Заныл лоб, а после местами режущая боль перетекла на затылок и темя…

      Цзинь Лин, что-то вспомнив, внезапно вскричал, сглатывая слезы:       – «Тогда, на горе Дафань! Дядя ударил его цзыдянем, и душа не вылетела! Значит, он не может быть Вей Усянем, правда?!»       Цзинь Гуанъяо спокойно ответил:       – «Но ведь это он призвал Вень Нина, так? К тому же, игрой на флейте.» – он по-птичьи склонил голову, текуче хватаясь за рукоять Хэнь Шэна. – «И если уж говорить о цзыдяне…» – Цзян Чен напрягся, сжимая Саньду. – «Мо Сюаньюй однажды увидел рукописи Старейшины Илина, в которых говорилось о добровольном пожертвовании духу своего тела, кое не оставляет после себя следов. Мо Сюаньюй, вероятно, обозлился за то, что его выгнали из Ордена, потому даровал свое тело Старейшине Илина и уничтожил собственную душу во имя мести!»

Цзинь Лин пошатнулся.

      Его слова не только опровергли, но еще и использовали против него! Бред…Какой же бред…Он беспомощно оглянулся на Вей Усяня, но тот был безмятежен и спокоен, точно так же, как если бы сейчас любовался небосводом.

Картинка перед ним подернулась влагой, а он сам рвано выдохнул.

      Прошу…Скажи что-нибудь…Скажи, что это не так…Скажи, что человек, который стал мне дорог… не… Скажи, что ставший мне близким… не… Дядя… Прошу, скажи что-нибудь. Скажи, что это не так, и мы ошиблись!.. Не молчи…       Горло свело судорогой, и Цзинь Лин почувствовал, как дрожат его губы. Взор размылся, и стало тяжело разглядеть хоть что-то – даже собственные пальцы.       Он заморгал, силясь улучшить обзор. Рука легла на рукоять меча и крепко ее сжала.       Цзян Чен напряженно скосил на него глаза и заметил, в каком он состоянии, потому незаметно подобрался ближе и непоколебимой опорой встал за его спиной.       Цзинь Гуанъяо добавил:       – «Когда все сдали мечи Ордену Вень, Суйбянь, повинуясь нраву хозяина, запечатал сам себя, дабы никто не смог осквернить его, воспользовавшись. Никто, кроме Вей Усяня, не может вынуть меч из ножен. Если Мо Сюаньюй смог вытащить его оттуда, то это значит, что он и есть его истинный хозяин! А именно, Вей Усянь.»

Бам! Что-то оглушительно треснуло и хрустальными каплями посыпалось…

      Тем временем толпа зароптала, переговариваясь между собой, и, наконец, пришла к единогласному мнению:       – «Такого никогда не бывало, чтобы меч запирал сам себя.»       – «Да, это бред.»       – «К тому же, Старейшина Илина уничтожен на горе Луаньцзан тринадцать лет назад. Ляньфан-Цзунь, вы просто пытаетесь что-то от нас скрыть и пытаетесь свалить все на бедного деревенского сумасшедшего?»       О как.       Вей Усянь ехидно усмехнулся.       Как мило. Заклинатели настолько боятся его, что готовы свалить все на своего верховного заклинателя лишь бы не оказалось, что он вернулся к жизни.       – «Где доказательства ваших слов, Ляньфан-Цзунь?»       Кто-то из адептов спросил:       – «Мо Сюаньюй, какую голову ты намеревался отыскать здесь?»       Вей Усянь невозмутимо парировал:       – «Голову Чифэн-Цзюня.»       Толпа заахала, а Вей Усянь поспешил пояснить:       – «Тело дражайшего Чифэн-Цзюня оказалось расчленено, а части его – разбросаны по всему Цзянху. Нам с Ханьгуан-Цзюнем пришлось собирать его точно пазл.»       Люди потрясенно загалдели, а Не Хуайсан горестно воскликнул:       – «Ты говоришь о моем брате?! О Не Минцзюэ?! О, Небеса! М-мой Брат…расчленен…» – глаза его закатились, словно он собирался упасть в обморок. Верные адепты тотчас подхватили его и принялись пытаться привести своего главу в чувства. Лань Сичень сделался в тон своим одеждам. Лань Ванцзи напряженно держался за рукоять Биченя, готовясь в случае чего отразить атаку. Цзинь Лин вертел головой туда-сюда, не зная кому и чему верить. Оформилась одна-единственная разумная мысль, которая велела ему спросить все у самого виновника его терзаний. Глаза загорелись твердым намерением узнать все, что ему было нужно, и, наконец, успокоить свои навязчивые думы…       В маленькой комнатке поднялся невыносимый гул. Люди спорили между собой и не могли прийти к соглашению. Кто-то гадал насчет личности Мо Сюаньюя и загадочного Суйбяня. Кто-то о расчлененном Не Минцзюэ – и большинство галдело именно о нем, не желая зацикливаться на мысли, что Старейшина Илина мог вернуться…       Лань Ванцзи подобрался ближе к Вей Усяню и шепнул:       – «Нужно уходить. Опасно.»       Вей Усянь выпятил губу и беззаботно поддакнул:       – «Надо бы. Ханьгуан-Цзюнь. Надеюсь, ты показал себя как умного мальчика и забрал голову, пока я отвлекал их?»       Лань Ванцзи поджал губы:       – «Да.»       Вей Усянь удовлетворенно захлопал в ладоши:       – «Ну и замечательно! Значит, наша миссия на этом завершена! Отчалим по-тихому в Гусу, и никто не заметит. Пускай подерутся между собой…»       – «Мгм.»       Вей Усянь повернулся к Яньли и кратко мотнул головой в сторону ближайшего окна, мол, пора валить. Та чуть сузила глаза, но не поспешила исполнить его приказ. Взор заметался, словно его обладательница колебалась.       Вей Усянь замер и по-птичьи склонил голову, давая ей время на раздумья. Девушка сжала челюсти и напряженно обернулась на пробирающегося к ним сквозь плотную толпу Цзинь Лина. Тот заметил ее взгляд и поспешил быстрее.       Тон лица Яньли несколько посветлел, а глаза сильнее заметались. Наконец, она сжала руки и, крепко зажмурившись, отвернулась. Девушка тихо отрезала:       – «Идем.»       Когда они крадучись подошли к окну, бесшумно раскрыли ставни и Вей Усянь опустил одну из своих ног на подоконник, чей-то мужской зычно гаркнул:       – «Они уходят!»       Разговоры тотчас прекратились, и все внимание вновь вернулось к ним. Мужчина – а именно, Су Шэ – решил ковать железо, пока горячо, и подкрепил настороженный интерес к сей загадочной персоне:       – «Господа. Разве Вы не заметили, что так называемый «сумасшедший» в исключительном ментальном здравии! Напрягите мозги, достаньте из глубин своих душ те заклинательские честь и гордость, что и делают нас Бессмертными Мастерами, и посмотрите своему страху в лицо! Манеры, речь – разве вы не помните, что все жесты и мимика этого человека принадлежат Вей Усяню?!» – Су Шэ хмыкнул, старательно игнорируя пустившееся вскачь сердце от направленного на него темного взгляда. – «Перед вами неопровержимое доказательство: вынутый из ножен Суйбянь! К тому же, разве мы не предполагали, что этот день может настать? Нет ничего удивительного в том, что душа Великого Темного Мастера уцелела и смогла уйти от нашего Светлого взора. Окститесь и посмотрите внимательнее! Этот наглец и гордец настолько самоуверен, что не скрывает присущих лишь ему одному привычек! Разве то, что это Старейшина Илина, не очевидно? Вглядитесь! Он слаб, потому пользуется вашим страхом, чтобы сбежать и возобновить былую мощь. Упустим сейчас – и он вернется в скором времени, дабы повторить Трагедию Безночного Города!»       «Повторить трагедию», «Безночный Город», «Он слаб», «Добить» подействовали как отрезвляющая пощечина. Эти слова набатом принялись бить по их оголенным нервам и отравленному адреналином сознанию.       Так же, как раненый хищник ищет способ выжить и устранить потенциальную угрозу еще на этапе ее зарождения, так и в мозгах заклинателей завертелось животное, инстинктивное желание…Убить.       Убить так жестоко, чтобы больше никогда не возвратился. Новое вместилище очистить всевозможными заклинаниями, ритуалами, артефактами и сжечь, а дух разорвать на мелкие осколки и развеять по ветру, чтобы малейшие частицы растворились во всем и канули в Небытие. Уничтожить и забыть о невозможном кошмаре.       Заклинатели между собой медленно переглянулись.       Глаза Вей Усяня забегали, и он почувствовал, как они постепенно начинают увлажняться. Еще чуть-чуть и они начнут кровоточить.       Аура зла, ненависти, жажды убийства обрушилась на их головы и прибила к полу. Донельзя эмпатичным Вей Усяню и Яньли стало не по себе.       Яньли – от непривычки. Никто в жизни, на ее памяти, не смел так обращаться с ней или даже помыслить о ненависти к ней не мог, ибо отец – Непревзойденный что-то да значит. А тут…столько ненависти и первобытной злобы…В груди взбунтовалось ярое желание защитить, которое принялось возгораться злым пламенем, готовым испепелить любого. Она несколько наклонилась, будто зверек, припадающий на охоте к земле. Из ее груди и горла донеслось, пока еще тихое, утробное рычание.       Вей Усянь поморщился, когда энергия ненависти ударила его по темечку точно обухом, и пошатнулся – что было не очень хорошо, ибо стоило многим колеблющимся взглядам увидеть подобное проявление слабости, все сомнения тотчас развеялись, а многими фактами – опроверглись.       Сил у Вей Усяня, мягко говоря, было мало. В который раз привыкший к бессмертному телу гордец недооценил собственных возможностей. Лишь благодаря его врожденной духовной выносливости он смог подняться на ноги после долгого контакта с остаточным сознанием. Вей Усянь вполне себе мог стоять – даже бегать, но, когда на него принялись воздействовать тяжелой ци, тело взбунтовалось и начало подводить. Более медлить было нельзя.       Вей Усянь молниеносно отвернулся обратно к окну, оттолкнулся уже стоявшей на подоконнике ногой и выпорхнул на улицу, после чего с легким стуком маленьких каблучков о полимерпесчанную плитку мягко приземлился, изящно развеяв элегантным полукругом по воздуху полы одежд.       Он быстрым – настолько быстрым, что очертания его смазались – движением выпрямился, отчаянно и мастерски игнорируя прострелившую висок боль, и обернулся, дабы проверить идет ли за ним Яньли.       Девушка, разумеется, за ним шла. И, к удивлению Вей Усяня, шел Ханьгуан-Цзюнь, что старательно пытался не отстать от их бодрого темпа.       Вей Усянь хмыкнул, закатывая глаза, и дал ходу, полетев вниз по вычурным белокаменным лестницам.       Заклинатели при их побеге тонко вздрогнули, словно очнулись, с легким звяканьем повытаскивали из ножен мечи и бросились в погоню с яростным кличем:       – «Догоним их!»       – «Вот паршивый ублюдок! Он одурачил Ханьгуан-Цзюня и использует его в своих целях!»       – «Еще и девчонку какую-то с собой притащил!»       – «И ее вздернем заодно!»       Су Шэ и Цзинь Гуанъяо исподтишка довольно ухмыльнулись и переглянулись меж собой, довольные успешным подстрекательством. С подобным открытием никто и не вспомнит о расчлененном Не Минцзюэ и его голове в потайной комнате Ляньфан-Цзуня.       Нацепив на лицо выражение ярых праведников, они бросились вслед за разгоряченной толпой.       Три фигуры стремительно удалялись, оставляя Благоуханный Дворец позади.       Вместе они пролетели несколько лестничных пролетов, когда заметили, что распалившиеся заклинатели догоняют их с яростным кличем и оголенными острыми клинками наперевес. Яньли стрельнула в них полыхнувшим злым огоньком взглядом и, повернувшись к Вей Усяню, едко фыркнула:       – «Давай, старик, дуй. Я их попинаю немного, а ты драпай в сторону Гусу. Ты ж такой слабый и немощный щас, что аж плакать хочется. Мир схлопнется, пока ты на своих двух туда дочалишь, поэтому иди, а я уж догоню.» – она мазнула глазами Лань Ванцзи и добавила: «Будет лучше, если ты полетишь с ним на мече. Не возражай.»       Вей Усянь грозно нахмурил брови и в яром неудовольствии возмутился:       – «Сколько наглости в одной лишь девчонке! Побольше уважения.» – он прекрасно понимал, что его дочь сейчас донельзя напряжена и напугана, пусть и пытается храбриться. Подобные передряги ей ничуть не знакомы благодаря тем тепличным условиям, что для нее создал Вей Усянь в отчаянном порыве защитить то единственное дорогое, что у него осталось. Сменив гнев на милость, он примирительно фыркнул, перепрыгивая разом несколько ступенек. – «И вообще, не забывай про мои карты. Видимо ты настолько к ним привыкла, что убираешь со счетов. Я вполне в состоянии ими воспользоваться и самостоятельно добраться до Гусу. К тому же…» – Вей Усянь ехидно усмехнулся. – «Смотри, как бы не отпинали тебя, птенчик. А то вспоминая наш с тобой последний бой…»       Яньли вспыхнула, вспомнив, как Вей Усянь одним лишь кончиком пальца втоптал ее в землю при их спарринге.       – «Это другое!!!»       Он кратко хохотнул и покачал головой, закатывая глаза:       – «Ладно-ладно.» –увеличив темп, Вей Усянь на несколько бодрых шагов обогнал Яньли и махнул рукой из-за спины. –«Догоняй. Если что – не геройствуй. Воспользуйся пятеркой крестей и переправься в Облачные Глубины.» – он мрачно сверкнул глазами из-за плеча. – «Поняла меня? Заставишь волноваться – на несколько веков в Пристани запру.»       Яньли нетерпеливо мотнула головой, вскинула руку, резко тормозя с глухим шарканьем подошвы о плитку, и колко бросила:       – «Да поняла я, поняла. Иди уже.»       Вей Усянь закатил глаза и припустил еще быстрее, нежели до этого. Лань Ванцзи зажмурился от порыва ветра, что резко уколол глаза. Едва он смог разлепить веки, то увидел, как изящный силуэт спины уже отдалился от него на дюжину пролетов. Не желая отставать, Лань Ванцзи воспользовался всеми доступными ему навыками и устремился следом.       Длинные стройные ноги носком сапог оттолкнулись от края ступеньки. Фигура в воздухе описала изящный пируэт с разворотом и гибким прогибом и сместила положение дальше на пару чжанов. Стоило Вей Усяню на некоторое время выровнять ход, дабы привести в порядок сбившееся дыхание, как он почувствовал чье-то присутствие за своей спиной и отсутствие угрозы от того же самого «некто». Не нужно было быть уникумом, чтобы догадаться, кем был этот человек.       Вей Усянь цокнул, в прежней манере издевательски дразня:       – «И чего ты такой тугодум, Чжань-эр, м? Что ты здесь забыл, со мной? Неужели не понимаешь, что своим побегом с Великим и Ужасным Старейшиной Илина ты окропляешь жирными черными пятнами свою идеально чистую репутацию? Почему бы до скрежета зубов правильному, праведному и исключительно Возвышенному Ханьгуан-Цзюню, Сошедшему с Небес Небожителю и Оплоту Чистоты и Справедливости не остаться там со своим горячо любимым братом и не защитить свою честь от моего посягательства?» – он хохотнул, словно его пылкая речь оказалась донельзя смешна даже для него. – «Разве подобного рода спектакль на столь большой сцене заслуживает твоего внимания и участия?»       Лань Ванцзи невозмутимо парировал:       – «Если ты решил сыграть ведущую роль в этом спектакле, то, пожалуй, я хочу быть рядом, чтобы смочь занять ту роль, которая поможет довести твою постановку до конца.»       Глаза Вей Усяня странно блеснули, а он сам весело фыркнул:       – «Хо-о! Я польщен, Ханьгуан-Цзюнь! Похоже, что я действительно плохо на тебя влияю, раз в последнее время от тебя столько речей! Кстати. А что с?..»       – «Брат забрал.»       – «Чудно!»       – «Вей Ин.»       – «Да-да?»       – «Ты…» – Лань Ванцзи хотел – даже очень страстно желал – сказать что-то ему. Донести, по всей видимости, нечто запредельно важное, но тут на их пути выросло неожиданное препятствие, кое и прервало так и не произнесенный вслух пламенный монолог.       Перед ними грузно приземлилась юная фигура, что проделала неплохую такую яму в идеальном покрытии лестничного пролета. То был не кто иной как Цзинь Лин.       Вей Усянь, что замер одновременно с Лань Ванцзи, вгляделся в выражение напротив и оторопел. Где-то глубоко внутри – там, где должно быть сердце, – что-то ледяное, отдаленно похожее на самую чувствительную часть человеческой души и тела раскололось и продолжило ту глубокую трещину, начало которой положил не кто иной как Лань Ванцзи.       Глаза заволокло предательской влагой, тело дрожало от макушки до пят. Черты лица исказились, а тон был бледен – даже сер. Цзинь Лин выставил перед собой крупно дрожащий меч и взвыл не своим голосом:       – «Ты Вей Ин?!»       Вей Усянь мысленно поморщился от сильной досады. Только этого мальчишки тут не хватало. Он хотел небрежно отмахнуться от мерзких юношеских слез, что были ему совершенно противны – возможно потому, что те откликались где-то в закромах памяти в отражении горьких слез канувшего в небытие воспоминаний точно такого же юноши. Брови его дрогнули в намеке на хмурость, но тотчас расслабились, словно напрягаться не было повода и чести. Словно эти острые брови вразлет не были тронуты детскими слезами, что горели невыносимой печалью напротив.       Вей Усянь смерил его своим привычным ледяным, властным взглядом сверху и чопорно обошел дрожащего юношу, будто тот не стоил и секунды потраченного времени. Ничего в его облике не выражало сожаления, грусти или еще чего – любого человеческого качества. Лишь дрогнувшее на дне бесчувственной глади нечто могло поведать о его раскаянии и бесконечном сочувствии.       Но на него вновь нацелилось лезвие. Юноша прогрохотал, повторяя и отказываясь отступать от задуманного:       – «Ты Вей Ин?! Ты в самом деле он?!» – прошу…Скажи «нет». Убеди меня, что ты не он. Убеди, что то лишь сон. Кошмарный и безумный. Молю, Дядя…       Его трясло. Сильно. Горло сводило такой судорогой так, что было тяжело даже дышать – что уж говорить о произношении слов.       Вей Усянь наконец замер и удосужился обратить на требующего его внимания юношу. Он в ледяном, мертвом равнодушии вздернул бровь:       – «Что ты хочешь от меня услышать? Тебе не хватило тех доказательств, или необходимо как пятилетнему ребенку объяснять все на пальцах, Цзинь Лин?»       Юноша сжал челюсти, старательно пытаясь сделать свою хватку на мече тверже. Он несколько успокоил дрожь в вытянутой руке и нацелил лезвие точнее – прямо в сердце. Цзинь Лин невольно понизил тон и гудящим голосом прошелестел:       – «Кто ты такой, Учитель?»       Вей Усянь безучастно парировал:       – «Тебе и в самом деле столь необходим мой ответ?»       Цзинь Лин проревел с непередаваемой болью и горечью, нетерпеливо махнув на него клинком:       – «Говори!!! Кто ты такой?!»       Вей Усянь тяжело вздохнул и сделал маленький шажок ближе, к самому острию. Так близко, что его кончик невесомо уперся ему в грудь – стоит Цзинь Лину сделать выпад и сердце Вей Усяня будет насажено точно мясо на вертел.       Видимо юношу посетила та же мысль, и он, побелев еще сильнее – хотя, куда уж сильнее, – несколько опустил меч. Теперь острие упиралось ему в живот – где-то в районе поджелудочной.       Вей Усянь нагнулся, нависая над лицом Цзинь Лина и заглядывая тому в большие персиковые глаза, и чуть искаженным демонической ци голосом прошелестел:       – «Да. Я и в самом деле Вей Усянь…» – он темно выдохнул, обдавая своим морозным дыханием щеки юноши: «Сюрприз.»       Лицо Цзинь Лина раскололось: черты, испещренные непередаваемыми страданиями, его смазались и сделались совсем не красивыми. Из широко раскрытых чистых персиковых глаз – таких же, что смотрели на него с неподдельным восхищением, когда Вей Усянь забрал его в святилище, укрывая от непогоды, или когда он показывал им с ребятами свои приемы в городе И, – градом полились хрустальные слезы. Он весь задрожал точно неустойчивая композиция, что готова от любого неосторожного движения развалиться. Совсем как карточный домик или поставленные от скуки друг на друга тонкие книжки.       Цзинь Лин непроизвольно всхлипнул:       – «Ты! Ты…» – затем горло его свело так, что не получилось более выдавить из себя, кроме нечленораздельного хрипа, совмещенного с недостойным бульканьем. Вей Усянь постоял еще с секунду, разглядывая его несчастное лицо. На закромах сознания пронеслось размытое воспоминание о похожем выражении на чьем-то невозможно прекрасном нежном личике, из-за появления которого он хотел убить вызвавшую его причину. Но так как воспоминание было столь стремительно и неясно, Вей Усянь не смог за него зацепиться и вспомнить. Ему осталось лишь в последний раз пробежаться по лицу Цзинь Лина взглядом и танцующе отпрянуть.       Мужчина попытался обойти заградившего ему дорогу юношу, но тут почувствовал вкус железа на языке и ледяной язык железа в животе. Вей Усянь в не слишком-то заинтересованном потрясении хрипло кашлянул и осознал, что изо рта у него текла кровь. Он насмешливо выгнул бровь, очевидно не понимая, когда пропустил момент и чужой меч. Подобный факт его позабавил настолько, что внезапно захотелось рассмеяться.       Яньли, что бежала за ними вслед, попутно мельком, играючи отбиваясь от брошенных в ее сторону мечей, была нисколько не заинтересована в реальном бою с толпой заклинателей, будто те были лишь взявшими тонкую палочку детьми, которые внезапно возомнили себя свирепыми воинами. Завидев пронзивший Вей Усяня Суйхуа, девушка несколько запнулась.       Зрачки Яньли сузились, обращаясь в едва различимую в небесной глубине точку. Время и пространство вокруг нее словно замедлились. Парящие в воздухе от стремительности разворачивающихся здесь действий беспечные листья замерли, прекращая свое падение. Заклинатели, ревущие и грохочущие, застыли точно изваяния в исключительно нелепых позах.       Воздух вокруг Яньли наэлектризовался и пространство стали освещать краткие громовые вспышки.       Глаза Яньли страшно округлились, а лицо обернулось гротескной маской – отчего ее выражение моментально исказилось и приобрело вид неподдельного демонического ужаса, уподобившись потустороннему и призрачному нечто. Из ее облика исчезли девичьи нежность и хрупкость. Стройная, изящная фигура уточнилась и вытянулась, напрягаясь, подобно крепко натянутой струне скрипичного смычка, и становясь готовой разрезать попавшего под ее руку человека как мягкое масло.       Рука ее опасно занеслась и сделала грозный выпад в пустоту.       Лань Ванцзи, что уже успел сделать несколько шагов вниз по лестнице, вмиг побелел и метнулся в его сторону, намереваясь оттолкнуть нападавшего и после спасти от грузного падения, – но не успел, ибо ударная воздушная волна грубо отбросила Цзинь Лина назад, нещадно прикладывая головой о плитку. Раздался хруст. Кажется, ему что-то сломали. Суйхуа, приняв на себя всю тяжесть отчаянного удара Яньли, высоко зазвенел, будто вскрикивал от боли, и отлетел куда-то в вышину.       Спустя несколько мгновений послышалось звяканье упавших металлических осколков чуть поодаль – где-то рядом с растянувшимся в полусознательном состоянии Цзинь Лином.       Лань Ванцзи пошатнулся от налетевшего волнового удара, но все же смог устоять. Отняв руки от лица, он увидел, что заваливающегося на бок Вей Усяня подхватила бледная как призрак Яньли.       Лань Ванцзи поспешил следом, дабы помочь, но стоило ему приблизиться, как Яньли гудящими вибрациями зашипела, пригибая голову. Она оттолкнула успевшие против разума хозяина оказаться рядом с Вей Усянем руки, чуть их не ломая.       Яньли наклонилась к Вей Усяню, заглядывая тому в лицо с потеплевшим треснувшим взглядом, и со всеми доступными ей тревогой и волнением залепетала:       – «Больно? Очень больно? Прости, я недоглядела. Пропустила момент, когда он прошел мимо меня… Прости …» – на девичьи глаза навернулись слезы.       Вей Усянь сплюнул кровь и хрипло гаркнул:       – «Да умолкни, страдалица. Меня что, удар какого-то юнца способен убить? Следи за язы…» – он внезапно захрипел, закатил глаза и завалился вперед.       Яньли взвизгнула и принялась передавать по спине духовную энергию, силясь закрыть рану и остановить ток крови. Тем временем, потеряв блокаду в виде вставляющей палки в колеса Яньли, в опасной близости от них оказались заклинатели, которые собирались вонзить свои мечи в пострадавшего Вей Усяня.       В их сердцах сияла отчаянная радость. Он ранен! Он ранен! Можно добить…       Яньли завертела головой: от заклинателей к Вей Усяню, и обратно. Наконец, не выдержав, она гневно зарычала:       – «Блядство!» – она сжала зубы, повернулась к Лань Ванцзи и проревела так, будто наступила себе на хвост:       – «Эй, ты!» – Лань Ванцзи отнял свой бесцветный взгляд от Вей Усяня и воззрился на нее. Девушка подняла своего шифу так, словно тот был тряпичной куклой, и бросила ему в объятия.       Лань Ванцзи растерянно поймал бессознательного мужчину, тем не менее умудряясь не коснуться того ладонями. Яньли бросила, накаляя тяньфа добела:       – «Береги его как зеницу ока. Доставь в Гусу и подлатай. Я размажу этих ублюдков и приду к вам… Запомни…» – она обернулась к нему с донельзя страшным взглядом. – «Если он безвозвратно умрет, потому что оказался привязан к смертной оболочке, – вслед за ним уйдешь и ты, пройдя через череду бесконечных мук, понял?»       Лань Ванцзи ломано кивнул, не до конца понимая, о чем ему говорят. Яньли крепко зажмурилась и плаксиво гаркнула, да так, словно наступала себе на горло – в который раз:       – «Уходи! Ты же хотел помогать ему, разве нет? Вперед! Я доверяю его тебе! Уходи быстрее – или он умрет!»       Фраза «или он умрет» подействовала донельзя отрезвляюще. Лань Ванцзи быстро подхватил Вей Усяня и посадил себя на спину, используя предплечья, встал на меч и исчез в вышине.       Когда они окончательно растворились в бесконечной небесной пустоте, Яньли тяжело выдохнула. Она сурово воззрилась на не могущего прийти в себя Цзинь Лина. Он еле как сидел с абсолютно пустым взглядом и смотрел на меч в своих руках. На искромсанный в мелкие осколки меч. Его Суйхуа.       Яньли нависла над ним и холодно прошипела, чуть ли не рыча:       – «Лишь в знак наивысшей моей благосклонности я не убью тебя. Ты ранил моего отца. И я не забуду об этом. Ни за что. Ранил его – ранил меня…» – Цзинь Лин поднял на нее свой бесцветный взгляд, полный слез. Яньли с болью в голосе ядовито процедила: «Благословляй Богов за то, что ты отделался лишь треснувшим мечом, жалкий ублюдок.»       Она в последний раз ранила его своим жестоким ледяным взглядом и отвернулась, оставляя Цзинь Лина одного, словно тот ее совсем не волновал. Лишь плечи незаметно дрогнули, стоило девушке непреклонно отвернуться, а пальцы ломано сжались в кулаки. Никто не смог бы заметить как блеснули от слез ее нежные, лучистые глаза.       Перед ней остановилась толпа разъяренных заклинателей, что галдела, нацеливая на нее свои мечи.       Яньли подняла на них темный взгляд и, рыча, прогрохотала:       – «Вы – ничтожные отродья…» – она вытянула вперед руку и тяньфа заискрила электричеством на ее ладони. – «Вы посмели… так…ненавидеть…моего отца…пойти на него всем скопом, чтобы уничтожить…»       Заклинатели непонимающе переглянулись:       – «Отца?..»       – «Я вас не убью, но заставлю запомнить силу моего гнева на века…» – она вскинула руку над собой, упирая вздернутые пальцы прямо в Небесный потолок, и разряды молнии ударили в пол под ее ногами. Люди в страхе отшатнулись, вереща.       Яньли прикрыла на несколько секунд веки, а после обнажила свои неестественно голубые глаза, кои ярко засияли от переполнявшей девушку духовной силы.       От электрического разряда на мгновение отделился всполох, что нежно нарисовал на ее аккуратном лбу метку в виде полураскрывшегося бутона с перекрестными лепестками лотоса. Зрачки ее сузились и вытянулись, став точно кошачьими. От налетевших порывов ветра полы ее ханьфу принялись развеваться в сумасшедшем, опасном вихре, создавая впечатление неосязаемой темной дымки, ее волосы закрутились хищными хвостами, что намеревались задушить любого, кто приблизится к ним.       Заклинателей придавила энергетическая волна такой силы, что некоторые попадали наземь, не в силах удержаться на ногах. А кому все же удалось, чуть ли не попадали от потрясения и ужаса. Из-за возникшего сильного магнитного поля стало трудно дышать.       Из-под прядей угольно-черных волос на макушке выглянули длинные белоснежные лисьи уши, что от обуревавшей их обладательницу злости дрожали. Меж полов одежд мелькнуло три лисьих, таких же белоснежных как уши, хвоста.       Кто-то из адептов в ужасе завопил:       – «Треххвостая хули-цзин!!!»       Яньли улыбнулась, хлестко взмахивая образовавшимся из электрических всполохов мечом:       – «Да. Верно.» – она хищно оскалилась, обнажая клычки. – «И сейчас лисичка будет играть.»

***

***       Лань Ванцзи стремительно несся в направлении Облачных Глубин. Запястья его были выгнуты таким образом, чтобы ладони даже ненароком не коснулись бедер кривящегося от неприятной ломоты Вей Усяня.       Хлесткий ветер бил им в лицо и бросал волосы в глаза.       Вей Усянь скривился, недовольно хрипя и кашляя:       – «Вот ведь мелкий зараза…Весь в дядю…Кха…Бьют в одно и то же место…»       Лань Ванцзи скосил на него глаза, в напряжении хмуря брови:       – «Береги силы.»       Вей Усянь ядовито усмехнулся:       – «Будешь ты мне еще указывать, что делать…» – он поперхнулся.       Черты Лань Ванцзи смягчились:       – «Я переживаю за тебя. Вот и все. Вей Ин. Побереги силы, прошу. Не болтай попусту.»       Вей Усянь фыркнул и неожиданно послушался:       – «Ладно, ладно, Ханьгуан-Цзюнь. Молчу…» – он глубоко выдохнул в изгиб чужой шеи и тихо засопел, сильнее сжимая кольцо рук вокруг чужой упругой груди в области сердца.       Они еще несколько минут летели молча, прежде чем Вей Усянь искренне хохотнул своим мыслям. Лань Ванцзи, уже давно не слышавший и не видевший от него искреннего проявления эмоций, со сбившимся дыханием поинтересовался:       – «Что?»       Вей Усянь прохрипел, сглатывая подступившую кровь:       – «Да так… Вспомнил кое-что…» – его руки сильнее обняли Лань Ванцзи, будто намеревались вжать в себя, а он сам – оперся о его плечо щекой и нахмурился, очевидно жалея, что из-за сложившейся ситуации не может подобраться ближе к сердцу Лань Ванцзи. Вей Усянь непроизвольно опустил ладонь на сокращающуюся в донельзя быстром темпе мышцу и прижался ухом к лопатке мужчины, словно импульсы, посылаемые чужим сердцем, могли достигнуть его уха, а после и его ледяного поломанного «нечто». Вей Усянь отстраненно подумал, что сейчас ему очень хотелось бы послушать сердцебиение Лань Ванцзи… – «Я вспомнил, что когда-то так же нес тебя на спине…»       Сердце Лань Ванцзи пропустило удар.       – «Я помню, что нес тебя, а твое сердце…точно так же очень быстро билось…»