В ожидании тепла

Кровь бурлит, гоняя страсть. Я жду момента, чтоб напасть. Ты бесстрашный, словно гром, Но твой жизненный паром Потерпит крах о смерти стон.

                                   

 ***

      Было холодно. Недавно раскрывшаяся и вновь затворившаяся древесная пасть, пусть ненароком, но впустила туманный холод внутрь.        Но на удивление, Вей Усянь не поежился от резкого морозного порыва. Губы его были растянуты в не менее ледяной - если даже не более - жестокой усмешке, что словно была готова растерзать любого подошедшего достаточно близко на мелкие кусочки. Лисьи щелки присматривались с угрожающим, опасным прищуром, оценивая оказавшееся перед ним создание.        Он повел плечами, отчего длинные черные пряди легко скользнули с них на упругую грудь. Звякнула закреплённая неизвестно в какой момент серьга на левом ухе, загадочно сверкнув кровавым переливом.        Несколько поодаль, всего в нескольких чи, оказалась пристойного вида кушетка, что некогда, вероятно, была достойна восхищения, ибо мастерство изготовившего ее рукодельника было видно невооружённым глазом.       Вей Усянь мазнул ее из-за плеча и в секунду принял некое решение. Спустя точно такую же секунду, хитрый лис решил сместить моральное преимущество на себя и показать, кто здесь главный, как минимум, своим высокомерным и властным видом. Хотя, впрочем-то, главенствующей задачей для него было - с удобством разместиться, ибо суета, пришедшая вместе с назойливой и шумной ребятней, изрядно его утомила. Посему он решил воспользоваться возможностью и с удовольствием поотлеживать бока. Возможно, это выглядело несуразно и неуместно с учётом присутствия в одной комнате с ним опасного врага, но Вей Усянь проблемой нахождение с ним в одном помещении Сюэ Яна, очевидно, не считал. Ибо, стоило ещё подумать, кто здесь абсолютное зло и кого следует бояться.       Он плавно развернулся, покачивая бедрами, и с явным удовольствием растянулся на кушетке, вальяжно подперев рукой подбородок. Свисающая с "лежанки" лодыжка непроизвольно вытянулась, отчего придала вид весьма элегантный. Вей Усянь стал схож с ленивым котом, что прилёг погреться на солнышке в погожий день: точно так же развалился и глубоко сощурился, глумливо рассматривая окружение. Не хватало только лениво отбивающего дробь по горизонтальной поверхности пушистого хвоста. Но пусть его и не было, отчего-то создавалось ощущение, будто сейчас незримый, фантомный хвост игриво дёргается, касаясь глади кушетки.       Сюэ Ян, наконец, поднялся, отбрасывая ставшую ненужной глазную повязку. Та тотчас затерялась в лавочном пыльном хламе.       Он развел руки, в глазах полыхнул восторженный, сумасшедший блеск, а на лицо выскользнул широкий оскал, что обнажил хищные клычки. Но отнюдь. Его клычки были мелки и донельзя смешны, ибо у некоего зрителя они были куда свирепее и острее. Сюэ Ян в благоговении выдохнул:          — «Воистину, Учитель Вей. Все мои прожитые года — ничтожны по сравнению с наступившим моментом. Поражен, насколько эти придурки из именитых кланов умудрились приуменьшить ваше величие... Я в искреннем восхищении и благоговении перед вами.»        Ухмылка скользнула выше. Длинный бледный палец свободной руки хищно провел фантомным длинным когтем от уголка рта до середины скулы, будто разрезал свой оскал, делая того ещё глумливее. Щелки сверкнули, а голос вязким медом невольно принялся обволакивать слушателя:         — «До чего же сладкие речи, Сюэ Ян. Столь вежлив, столь почтителен. До чего очаровательно...»       Один из кокетливых хвостов хули-цзин змеёй плавно отнялся от кушетки и, скользнув, обвился вокруг изящной лодыжки.       Он продолжил:           — «Но не стоит. Оставь свои лестные слова. Ведь за ними кроется нечто корыстное, не так ли?»            — «Учитель прав: у меня в самом деле есть к вам просьба, но вы ошиблись. Этот ученик действительно восхищен вашим великолепием.»       Вей Усянь чуть откинулся, разминая шею, и медленно выгнул брови, выдыхая:            — «О. И что же за просьба у этого ученика, раз пришлось ради неё утопить одинокий город в зловещем тумане, отравить и угрожать моим детям, а после чем-то занять моего дражайшего товарища? Я весь внимание.»       Сюэ Ян, крадучись, подобрался ближе, ибо он, выросший в жестоких правилах улиц, прекрасно умел чувствовать на уровне тела исходящую от людей опасность. И вот, ощущение проходящейся крупной дрожью по позвоночнику невозможной, доселе не виданной угрозы заставляло его колени подкашиваться, сердце в благоговении трепетать, а все естество в ужасе застывать бесчувственной глыбой.       Он покорно опустился перед ним на колени, складывая на них руки в благопристойной манере, подобно самому прилежному ученику. Сюэ Ян разглядывал чужие черты, узнавая в них те легенды, что передавались народом друг другу из уст в уста с неподдельным ужасом и волнением. Те легенды, что он слышал из каждого уголка, даже их скромного и унылого городишки.        Легенды про бессмертного темного мастера, что способен был осушать моря и сокрушать величественные горы. Повелевающий воинственной армией мертвецов при помощи одной лишь флейты, демонического оружия, Ченьцин.        Его сладкие, тягучие манеры и речи. Остроты, слетающие с языка столь легко и безмятежно, что заставляли всех пристыженно замолкать. Грация, изящество, властность — в каждой его черте.       А сколько рассказов было о трагедии в Безночном городе? Все до едина в один голос твердили, что Старейшина Илина — Великий и Ужасный; что он — есть абсолютное зло, чье мастерство за гранью понимания. Сколько там было людей в ту ночь? Кажется, три тысячи? Пять? И все оказались абсолютно беззащитны против него. Всего один человек. Против тысячной армии. Глав Четырех Великих Орденов. Элитных адептов, чье мастерство было доказано Аннигиляцией Солнца. И прочие, прочие.        Он выстоял. В одиночку. И заставил трепетать в ужасе весь мир заклинателей. А то, как Старейшина Илина ведёт бой... до сих пор является кошмарным сном для всех, кому посчастливилось пережить ту зловещую ночь.        Кто-то прозвал его демоном в человеческом обличье. Кто-то вовсе взаправду считал его демоном. А кто-то сошел с ума, так и не смогши забыть безумные алые всполохи в серой водной глади; стремительные выпады стройного грациозного тигра, что вышел на охоту за своей добычей.       Воистину, не человек, а живая легенда.        Сюэ Ян и помыслить не мог, что когда-нибудь он окажется прямо перед ним. Под знаменитым лукавым взглядом, на дне которого пряталась колкая опасность.       Сколько лет он слышал эти истории, слухи, что витали в кабаках и пьяных разговорах обывателей. Лишь самые смелые — или же самые глупые — смели высказываться о нем, Старейшине. Ибо все, у кого было достаточно ума, побаивались допустить даже мысли о нем, поскольку страшились, что скажи, подумай они не в том ключе о Великом и Ужасном, то он, придя по их души, спалит их в огне бескрайних мучений, кои Старейшина обещал поздним ветеранам Безночного Города и всему Цзянху.       Сюэ Ян всегда стремился быть похожим на него. Независимым. Принципиальным. Великим.       Он оттачивал мастерство «босяка» сразу же после того, как приобрел свой первый клинок. Сюэ Ян вкладывал всю свою укоренившуюся в костях ненависть к миру и живущим в нем людям, что всегда дарили ему одну лишь боль. Ненависть, ярость — все в нем становилось единой силой, что направляла меч строго прямо на врага. В самое сердце. Стремительно, без сожалений и жалости.       Будь на стороне себя. Спасай самого себя. Будь для себя тем, кто защитит, прикроет, утешит. Стань той самой силой, что сможет заставить роптать пятитысячную армию.       Сюэ Ян с каждым взмахом и выпадом укреплял в себе то, что делало его сильнее, совершеннее.       Позже, благодаря этой самой силе, он смог отомстить давнему обидчику. Тот, что несправедливо обманул. Тот, из-за кого он несправедливо пострадал. Оказался унижен и разбит. Более никто не посмеет ранить его.        Сюэ Ян сделал вдох:       — «Не откажет ли учитель этому ученику в просьбе?»       Неожиданно в лисьих щелках мелькнуло высокомерное милосердие. Он покровительственно прошелестел:       — «Смотря, что ты хочешь попросить... Я слушаю тебя.»       В груди вспыхнул радостный огонь. Он выдохнул:       — «Помогите мне восстановить душу.»       Черные брови вразлет вскинулись:       — «Чью душу ты хочешь восстановить?»       Сюэ Ян, не колеблясь, полез за пазуху и выудил скромный серый мешочек, что был перевязан белоснежной бечёвкой. И протянул ему, держа обеими руками:       — «Возьмите.»       Вей Усянь с присущей ему властной ленцой вытянул руку и лёгким, юрким движением принял мешочек, после внимательно разглядывая. С виду это был самый обычный мешочек, не представляющий интереса. Но тем не менее, серые глазки неясно сверкнули.        Хули-цзин, внимательно принюхавшись, плотоядно облизнулась.       Вей Усянь по-птичьи склонил голову и в картинном сожалении принадул губы. Он, словно в тяжелейших размышлениях, покрутил бедный мешочек в ладони, рассматривая его со всех сторон в очередной раз. От аккуратной бледной кисти отделился язык плотной тени, что мазнула, будто пробуя вкус, поверхность мешка - но не его все же, ибо внутри скрывалось нечто интереснее и приятнее, нежели видимая оболочка.       Вей Усянь медленно вскинул взгляд и цокнул с темной ноткой в тоне:       -- «Позволь угадать. Душа Сяо Синченя?»       Сюэ Ян в безумном восторге ощерился:       -- «От учителя ничего не скроешь! Верно. Это его душа. Учитель сможет ее восстановить для этого ученика?»       Вей Усянь картинно нахмурился:       -- «Ну не знаю, не знаю… Души здесь – кот наплакал, а она сама разбита на осколки, что мельче сердец павлиньей стаи. Чисто в теории: попытаться можно, но…» - он цокнул. – «Столько мороки.»       Безумный взгляд Сюэ Яна недобро сверкнул:       -- «Ну же учитель, не отказывайте. Я очень сильно прошу.»       На его языке завертелась меткая и хлесткая угроза в сторону топчущихся на улице детишек. Только Сюэ Ян собрался ее с мерзкой ухмылочкой озвучить, как неожиданно оказался вбит лицом в гнилую поверхность пола чьим-то тяжелым сапогом. Не нужно много ума, чтобы догадаться, что этот сапог принадлежит Вей Усяню. Он за долю секунды из расслабленно-вальяжного положения принял элегантно-сидячее. Внезапно кушетка для лежания обернулась своеобразным троном: из-за окутавшей плотным облаком ауры смерти и холода на нем не хватало только чьих-то нанизанных на пики черепов. Правая нога – на первый взгляд ничуть не напряжно, с ленцой и без толики силы, но на деле с невероятным нажимом, да с таким, что становилось страшно и совершенно неясно, как содержимое черепной коробки Сюэ Яна ещё не растеклось по этому же гнилому и сырому полу – прижималась к макушке скрючившейся в коленопреклонённой позе фигуры, а левая расслабленно – даже чопорно – закинулась на ту же самую правую, придав ей больше веса, тем самым, вдавив бедную головушку ещё сильнее и глубже. Руки щепетильно и придирчиво оправили находившиеся в беспорядке рукава, словно их действительно волновал несобранный внешний вид, а после четко сложились на скрещенных коленках.       Вей Усянь приподнял плечики и текуче склонился, слегка наклонил в правую сторону голову, будто пытался с такого угла увидеть результат своего меткого удара. И действительно, увидеть его удалось.       Из-под вбитой головы широко растекалась темно-алая липкая жидкость, от которой даже с такого расстояния Вей Усянь словно смог почувствовать исходящий от нее жар.       Хули-цзин показала седьмой хвост и в нетерпении потопталась на месте, вздымая обилие черно-красных хвостиков.       Ноздри хищно раздувались, а щелки сужались глубже. Во взгляде больше не было прежней «веселости» и высокомерного милосердия, лишь непреступный холод, что с жестоким равнодушием взирал на развалившуюся в его ногах тушку, словно то был не живой человек, а один из предметов его не очень уж удачной и весьма дешевой мебели. Нога вдавила голову глубже – хотя, можно подумать, куда больше?.. Послышался приглушенный вскрик боли. Вей Усянь надавил ещё сильнее.       -- «Этому ученику больно?»       Руки поверженного барахтались, словно пытались поднять своего хозяина или скинуть с себя тяжелый вес. Нога добавила силы, а голос с не менее властным и безучастным нажимом прошелестел снова:       -- «Я спросил: этому ученику больно?»       В ответ донеслось лишь нечленораздельное мычание, которое нельзя было хоть как-то истолковать. Вей Усянь хмыкнул и резко отнял ноги, разведя их в стороны и опуская в багровые лужи.       Из-за неожиданности и по инерции Сюэ Ян, потеряв прикладываемое давление и сопротивление, резко вскинулся и от этого порыва чуть не завалился назад – а он бы завалился, если б не схватившая стальной хваткой его влажные и липкие волосы ледяная рука, что смогла удержать от падения.       Лицо Сюэ Яна было залито кровью. Глаза, рот, даже в уши попало – все оказалось совершенно разбито и вибрировало от боли. Злые заплывшие после удара щелки отыскали равнодушный серый прищур.       Стальная хватка за волосы приподняла безвольное от недавнего удара тело Сюэ Яна на несколько цуней над полом, заставив бедные руки вскинуться и возжелать вцепиться яростными всполохами в захватчика, оставляя красные борозды после себя. Но неожиданно, как только те помыслили об этом и собрались исполнить задуманное, в полете они были с жестоким цинизмом опущены обратно метким и быстрым ударом тех самых ног, что бдительно выжидали своего часа в багровых лужах.       Сюэ Ян даже при всем своем желании не успел бы – да и не смог бы – предугадать и убрать кисти из-под траектории движения сапог.       Разумеется, Вей Усянь знал, что его жертва попытается вцепиться в него – что было главной ее ошибкой, ибо никто…никто не смеет его трогать – посему он выждал момент, когда она попытается это сделать. Когда, в самом деле, руки ее взметнулись выше, ноги тотчас вскинулись ввысь и тяжело, с мерзким хрустом, опустились на кисти, прибивая тех к доскам.       Сюэ Ян тонко взвыл. И то верно. Кто не будет так выть, когда все твои косточки – все до единой – одномоментно ломаются вдребезги, обращаясь в кашу?       Вей Усянь намотал чужие волосы на кулак и оттянул так, чтобы было видно разбитое лицо. Чуть наклонился и на расстоянии нескольких цуней замер, сверля кукольным взглядом жертву. После вновь, совсем по-змеиному, прошелестел:       -- «Давай попробуем ещё раз. Тебе больно?»       Сюэ Ян в судороге скривился. Он хотел бы ответить с дерзкой колкостью, но чужие сапоги, на коих неожиданно обнаружились маленькие, едва заметные острые каблучки, что нажимали всё сильнее, оказываясь вдетыми меж костей, а после постепенно просачиваясь глубже, к полу; рука, запутавшаяся в волосах, затягивала хватку еще сильнее, отчего создавалось стойкое ощущение, что совсем скоро – если тот не рассчитает прикладываемую силу должным образом – с него снимут аккуратный скальп.       На заданный вопрос непроизвольно слетел взвинченный ответ:       -- «Больно!»       Несмотря на то что желаемое было получено, губ Вей Усяня не тронула улыбка – даже жестокая иль хищная; осталось лишь неизменное циничное равнодушие, что так и сквозило в каждой черточке его тела и лица.       -- «Очень хорошо. Наконец, этот ученик понял, что на вопросы учителя стоит отвечать. Причем сразу же. Очень и очень хорошо…» - он сорвался на шершавое шипение, наклоняясь еще ближе к лицу. – «А теперь давай-ка так, мой нерадивый ученик. Я хочу, чтобы ты уяснил одну вещь: если хоть с одного из моих детишек…упадет, хоть один волосок…ты будешь гореть в водах цзинхуа до скончания веков и не видать тебе Божьей милости…»       Вей Усянь дернул чужую голову:       -- «Я должным образом изъясняюсь?»       Памятуя о проведенных…уроках…Сюэ Ян моментально отрапортовал:       -- «Мне все ясно!..»       Но для Сюэ Яна было совершенно точно не ясно: каким это чудесным образом Старейшина узнал о его намерениях? Неужто он…читает мысли?..       Словно прочтя и эти, Вей Усянь лениво, но тем не менее, сильно, с явной брезгливостью – словно отбрасывал нечто совершенно безобразное – откинул чужую голову прочь от себя, будто страшился испачкать исходящими от него железными зловониями свои незаурядно дорогие одежды. Еще до того момента, как безвольное тело Сюэ Яна отлетело достаточно далеко, каблуки из его рук были выдернуты невозможно жестоким и грубым образом, взметнув сим движением кровавые фонтаны, что, на удивление, не тронули черные шелка.       Сюэ Ян пролетел несколько чи, прежде чем грузно приземлился, пропахав своей бедной спиной грубую поверхность пола. Но неожиданно он несколько раз от прострелившей боли вскрикнул. Странно…с чего бы это? Неужели от простого падения закаленный уличный босяк вскрикнул бы? Тем более, после теплого учительского приема. О, и в самом деле. Падение было достаточно…острым.       Так как дом довольно долгое время пребывал в заброшенном состоянии: его не трогала человеческая умелая рука, что нежным касанием привнесла бы уют и тепло в покинутый быт. Оттого-то из полусгнивших, сырых, некогда блестевших от новизны досок торчали невозможно безобразным образом проржавевшие от влажности местного воздуха высокие гвозди. На них-то Сюэ Ян и напоролся, пока летел от своего наимилейшего учителя. Удивительно складывалось, что за все пребывание Вей Усяня и детей в этом доме ни один из них ни разу не заметил даже одного гвоздя. Складывалось ощущение, что Вей Усянь нарочно бросил Сюэ Яна в ту нетронутую им с детьми заброшенную часть.       Он чопорно откинулся на спинку кушетки, вновь скрещивая ноги и складывая на них руки. Вей Усянь по-птичьи склонил голову и прикрыл горящие плотоядным красным лисьи щелки. Рука безошибочно отыскала за пазухой чистый черно-расписной платок и брезгливо вытерла ладонь и кисть. После чего вернула в свое распоряжение отставленный на время мешочек с душой Сяо Синченя и принялась ощупывать.       Тем временем, горящий убийственным намерением Сюэ Ян нашел в себе силы – пусть коряво, но подняться. Пылающие безумной яростью глаза вперились в чинно-благородно восседающего Вей Усяня и заметили донельзя знакомый мешочек. Зрачки его тотчас сузились, а из горла, несмотря на яркую боль, вырвался отчаянный рев:       -- «ВЕРНИ!!!» - и стрелой понесся на него.       Вей Усянь даже не открыл глаз – ему, если честно, это и не нужно было. Даже пальцем не пошевелил. Неведомая сила рванула Сюэ Яна за ноги и повалила на пол, больно ударив поврежденным лицом о всё тот же пол. Послышался треск и приглушенный вскрик. Возможно, то был поломанный нос или челюсть?       Вей Усянь медленно с присущей ему аурой холодной властности, что схожа с императорской, поднялся. Благодаря тягучести и размеренности движений, выглядел он куда страшнее, чем обычно, а разгорающийся всё ярче и яснее безумный алый блеск хищного голода в глазах усугублял обстановку.       Он неспешно подплыл к барахтающемуся по полу Сюэ Яну, что не оставлял попыток подняться, и остановился подле него, буквально нависая угрожающей тенью. На губы выскользнула плотоядная, ядовитая ухмылочка, что обнажила клычки.       Хули-цзин показала восьмой хвост и возбужденно завертелась.       Сюэ Ян нашел в себе силы вскинуть на него исподлобья озлобленный донельзя взгляд, скребнув по полу, тем самым, забивая сырой грязью ногти.       Вей Усянь с секунду порассматривал его, вальяжно скрестив руки на груди, и хотел было произнести что-то после долгого анализа содержимого мешочка, как нежданно-негаданно в бедную лавчонку, что заделалась спустя столько лет проходным двором, с грохотом ввалились два отчаянно дерущихся лютых мертвеца. Да так разрушительно ворвались, что проломили бедную, и без того унылую и дырявую стену.       Вей Усянь лишь мельком скользнул по ним взглядом, но уже успел узнать в дерущихся Вень Нина и Сун Ланя. Но после сразу же вернул все свое внимание корчащемуся от боли и ярости Сюэ Яну, будто не посчитал достаточно интересными для себя двух ворвавшихся мертвецов. Он кратко дернул головой в сторону двери. Вслед за этим кивком дернулись и мертвецы, что схватились за головы, словно им причинили невыносимую боль.       «Деритесь на улице, не заденьте детей – иначе перемелю в фарш.»       Вень Нин покорно намотал на руки цепи, дабы те не издавали слишком яркий шум, который мог бы разозлить его господина. Сун Лань с подрагивающими конечностями опустил воинственно вздернутую метелку из конского хвоста и вытянутый меч. Они оба уже развернулись, чтобы уйти, как неожиданно Сун Лань вскинул голову – будто по инерции – и резко метнул в сторону Вей Усяня меч, а именно – в его сердце. Тем не менее, несмотря на стремительно движущийся в его сторону меч, Вей Усянь не соизволил сколько бы то ни было шелохнуться, продолжив вместо этого стоять с неизменным безучастно-хищным – о, Небеса, что за смесь эмоций – выражением на лице.       Вень Нин гневно зарычал и метнул резко скинутые цепи с рук на Сун Ланя, тем самым, обматывая его – но тот, на удивление, нисколько не сопротивлялся, продолжая стоять безвольной куклой. Не встречая никаких возражений, Вень Нин яростно вывел Сун Ланя из лавки, как и было велено.       Все произошло донельзя быстро. Воистину, мертвецам чужды были усталость и медлительность – особенно, таким отчаянным и сильным, как Сун Лань и Вень Нин. Посему брошенный меч даже не успел долететь до адресата, как бунтующий друг был выведен прочь.       Безусловно, он бы мог достигнуть своей цели. Если б Вей Усяню было достаточно лень – и если б факт наличия в своем теле меча его волновал; то непременно бы достиг. Он хотел было отбросить назойливое оружие так же, как сделал это недавно с Сюэ Яном, но неожиданно подключилась новая переменная.       Яркая голубая вспышка стремительным всполохом отбила летящий меч, отбросив его в темноту лавки – за тем послышался бумажный хруст, возможно, то была одна из несчастных кукол. Сей всполох несколько заинтересовал Вей Усяня. Как минимум, потому, что вероятно то был один из его хороших знакомых, перед коим не следовало демонстрировать свою уж слишком животную сторону.       Алые всполохи утратили свою яркость, а бушующие хищные волны разгладились, уступая привычному ледяному штилю.       Хули-цзин злобно зарычала, но тем не менее, отступила.       Вей Усянь безучастно обернулся на источник шума, чуть выгнув бровь. Защитившим его от удара меча был не кто иной, как в довольно давнем времени потерянный Лань Ванцзи, о котором он уже успел двадцать пять раз позабыть.       Вей Усянь цокнул:       -- «Ай-я. Сколько лет, сколько зим, Ханьгуан-Цзюнь. А ты и взаправду там, где творится хаос. Что, приятели-бину тебя отпустили из своих цепких ласковых лапок?»       Лань Ванцзи вернул Бичень в ножны и озадаченно нахмурился.       -- «Бину? Кто такие «бину»?»       Вей Усянь игриво, совершенно по-лисьи фыркнул и принялся картинно рассматривать свой идеальный маникюр в поисках пропущенного изъяна:       -- «И чему Вас учат в этом Гусу? Не знаете столь элементарных вещей… Но тебе повезло, Ханьгуан-Цзюнь, сегодня у меня не сказать чтобы отвратительное настроение, поэтому поясню: Бину – мерзостные твари, что доставляют хлопот бедолагам в лице заклинателей и чиновникам Небес. Нападают всем скопом и являются предвестниками кого похуже. Слабы, ничтожны и не удостаиваются даже ранга «скверных». Их основная прелесть – их много и замучаешься от них отбиваться. Вот и все.»       На лице Лань Ванцзи так и продолжило красоваться недоумение. Будь они в обычной обстановке, то он непременно поинтересовался бы о «рангах» и прочих сомнительных, доселе не слышанных им моментах. Но Лань Ванцзи понимал, что сейчас не время и не место, тем более, когда с ними в одном помещении находится их враг.       В глазах Лань Ванцзи мелькнула искра участия, переживания и заботы. Он поинтересовался мягким, аккуратным и вкрадчивым тоном:       -- «Ты в порядке? Не ранен?»       Вей Усянь совершенно искренне усмехнулся:       -- «Разве это возможно?»       Внезапно зрачки Лань Ванцзи сузились, а рука дернулась. Вей Усянь, благодаря развитым навыкам, успел уловить траекторию его движения и танцующе развернуться, уходя из-под лезвия подкравшегося исподтишка Сюэ Яна. Безусловно, даже без Лань Ванцзи он смог бы уйти от удара, ибо почувствовал ауру угрозы ещё до того, как Сюэ Ян соизволил подняться.       Парированный Шуанхуа отлетел прочь, пусть после чего и вернулся в руки «хозяина».       Лань Ванцзи порывом ветра оказался подле Вей Усяня и предплечьем оттолкнул того сначала себя за спину, а после и вовсе – в сторону выхода. Он мягко, но настойчиво отчеканил:       -- «Уходи. Нечего тебе здесь находиться. Я разберусь.»       Вей Усянь досадливо цокнул, ибо разобраться с этим мальчишкой он хотел сам.       Хули-цзин возмущенно тявкнула и, рыча, обнажила клыки.       Но он понимал, что спорить – не лучшее решение, к тому же, может вызвать ненужные ему подозрения; посему ограничился ровным:       -- «Только не убивай его. Нужно ещё допросить.»       Лань Ванцзи облегченно выдохнул:       -- «Мгм.» - после чего наставил Бичень на крадущегося Сюэ Яна.       Поняв, что его объяснение сработало, Вей Усянь несколько поуспокоился и, скрестив за спиной в привычной манере руки, поплыл прочь.       За спиной звякнули клинки. Вей Усянь из праздного любопытства из-за плеча обернулся.       Лань Ванцзи четкими, неумолимыми движениями парировал каждый дерзкий, хаотичный удар Сюэ Яна и не забывал наступать. Тот видимо из чистого отчаяния выхватил из мешочка цянькунь свой меч Цзян Цзай и принялся наступать уже с двумя мечами наперевес. Но очевидно, ему это несильно помогло, ибо против мастерства и искусства меча Второго Нефрита Ордена Гусу Лань простой грубой силой и скоростью не попрешь.       Растеряв интерес к тривиальному «избиению младенца», Вей Усянь равнодушно отвернулся, продолжая шествовать в туманной мгле, что потихоньку начинала находить отклик в его демонической душе.       Поодаль Вень Нин пытался успокоить ещё не до конца пришедшего в себя Сун Ланя, что из-за мотаний туда-сюда, так и не восстановил душевное равновесие. Но в целом, у них было относительное спокойствие – пусть и с небольшими стычками, что оставили глубокие пролежни и ямы в некогда идеально мощеной аллее. Впрочем, их разборки его не сильно-то волновали. Заставляли испытать нечто похожее его маленькие зверьки, что предусмотрительно попрятались по норкам – за что он бы их похвалил, если бы те стояли рядом с ним в данный момент. Почему бы ему не похвалить их за стратегические успехи потом? Он забудет. Или ему будет лень.       Вей Усянь повертел головой в поисках своих оболтусов – и нашел. Те сиротливо жались в лавчонке напротив и боязливо выглядывали, разведывая обстановку. Сильнее всех выделялся Цзинъи, что, очевидно, заметил его быстрее и сейчас отчаянно подзывал к себе. Будь вместо него кто-нибудь другой, Вей Усянь непременно возмутился – чего это его подзывают, словно шавку-защитницу?       Вероятно, ему стоило возмутиться и здесь, но… пусть. Он повернулся к нему всем телом, ясно давая понять, что заметил их и более дергать своей культяпкой не надобно. Тот и в самом деле застыл, смотря на него своими большими, беззащитными и наивными глазами – да настолько беззащитными и наивными, что те тронули даже сердце Вей Усяня.       Когда он неспешно и степенно всё же доплыл до своих маленьких бедолаг, те видимо уже растеряли остатки своего страха и почтительности к учителю, поскольку несколько юношеских рук резво дернули его к себе, внутрь лавки. Вей Усянь недовольно зыркнул на них, отчего юноши потупились, но тем не менее, рук не убрали, а Вей Усянь более отчитывать их не стал.       Нарисовалась за толпой Яньли, что спокойно кивнула, не акцентируя внимание на мелькнувший радостный от его прихода блеск в своих кристально-голубых глазах. Вей Усянь взглядом дал понять, что заметил ее, и переключил свое внимание на мельтешивших пред ним юношей, что истратили весь свой запас напыщенности и благородства, став похожими на стаю маленьких кроликов, что была рада приходу своего защитника.       Вей Усянь про себя фыркнул на такое сравнение, а вслух сварливо гаркнул:       -- «И чего скачете, как полоумные? Вы – адепты именитых Орденов иль кролики в загоне?»       Юноши зарделись и стали вести себя спокойнее, но перетаптываться не перестали. Вей Усянь и сам решил более не углубляться в эту тему, позволив себе начать с более насущных вещей:       -- «Итак. Вы сделали всё в точности, как я сказал?»       Юноши хором ответили, но на удивление, достаточно тихо – очевидно, памятуя о предыдущих нагоняях от учителя за излишнюю громкость:       -- «Так точно, учитель! Ни словом, ни действием не позволили себе уклониться от ваших наставлений. Медленно дышали и ходили, а как только появилась опасность, то тотчас нашли укрытие!»       Яньли в стороне закатила глаза, кривя губы. Конечно, нашли укрытие и выполнили всё, как должно! Не зря же она пару раз отвесила несколько тяжелых оплеух особенно резвым, дабы утихомирить сих идиотов. Плюс, помогал и Сычжуй, что вовремя затыкал разбушевавшихся в волнении товарищей. В общем, команда из них сложилась что надо. И лишь благодаря им, эти идиоты сейчас в целости и сохранности!       Вей Усянь скрестил руки на груди и медленно кивнул, словно не до конца верил в их покладистость:       -- «Супер. А теперь…»       Бой Лань Ванцзи и Сюэ Яна сместился на улицу. Босяк продолжал наступать и наступать, несмотря на раненные руки и голову. Лань Ванцзи лишь отмахивался от него, стараясь не задеть при последующих своих ударах один из жизненно важных органов, поскольку Вей Усянь попросил сохранить этой псине жизнь – пусть и на недолгий срок. С конца улицы донесся рев и топот. Очевидно, то была новая порция армии мертвецов, что призвал Сюэ Ян при помощи тигриной печати. Возможно, для кого-то это послужило бы поводом для волнения, но только не для Лань Ванцзи. Тот невозмутимо расчехлил гуцинь, поставив его, как было удобно, и принялся исполнять аккорды. Одной рукой отыгрывал убийственные ноты, что сражали подступающие трупы наповал, другой парировал дерзкие и напористые удары не пожелавшего отстать Сюэ Яна. Воистину, подобное мастерство достойно восхищения, которое юноши не преминули возможности тотчас выразить восторженными возгласами:       -- «Ох, Ханьгуан-Цзюнь! Как же крут!»       Даже Цзинь Лин не удержался от комментария:       -- «Он так хорош!» - ему доводилось видеть, как Цзян Чен и Цзинь Гуанъяо умерщвляли тварей на ночной охоте и это убедило его, что его дяди – самые могущественные заклинатели на свете. Но подобное мастерство заставило его восторженно приоткрыть рот.       -- «Ну конечно же! Ханьгуан-Цзюнь, безусловно, хорош. Просто он никогда не хвастает своими достоинствами попусту. Он очень талантливый и искусный мечник, да?» — это «да» было словно обращено к Вей Усяню. Посему он обратил на Цзинъи свой внимательный взор. Тот поспешил пояснить:       -- «Учитель, вы считаете Ханьгуан-Цзюня достойным мечником?»       Вей Усянь с секунду помолчал, внимательно разглядывая ловящего каждое его слово Цзинъи – словно его мнение действительно было важно; немного подумав, он спокойно ответил:       -- «Он талантливее и умелее прочих. Но ему определенно есть, куда расти. Лань Ванцзи остается сильнейшим, лишь потому, что находиться среди слабейших. Попади он в среду, в коей я обучился искусству меча, Ханьгуан-цзюнь был бы не опаснее десятилетнего ребенка.»       Цзинъи и остальные юноши ошалело открывали и закрывали рты. Но в конце концов, они пришли к выводу, что стоит их закрыть, ибо им посчастливилось узреть краем глаза мастерство их учителя, посему не сомневались: раз он говорит, что есть куда расти – значит, есть. Пусть это и казалось донельзя невозможным, поскольку, сколько они себя помнили, Ханьгуан-Цзюнь всегда был для них примером совершенства заклинателя.        Зловещая ночь близилась к концу. Это означало, что совсем скоро день озарит своими безучастными лучами промозглые равнины и сей мертвый городок. Но для них это значило ещё и загустение и без того беспросветного тумана.       Будь они с Лань Ванцзи вдвоем, дело представлялось бы в разы проще. Таскать за собой ораву детенышей – не вот тебе простая задачка.       Пока Вей Усянь размышлял над возможным сокращением лишних действий, вдалеке прозвучал уже знакомый им стук бамбукового шеста. Он уцепился слухом за ее передвижения и холодно улыбнулся уголками губ.       -- «Ну что ж, вперед.»       Юноши не поняли:       -- «Что? Куда? За ней?!»       Тут уже встряла Яньли:       -- «Нет, блин, за мной. Конечно, за ней, кретины вы тормозные! Разве мы не за этим пришли? Раскрыть дело и приподнять завесы тайн? Что ж вы такие трусливые-то! Все заклинатели такие? Смех да и только!»       Цзинъи взвился:       -- «Опять ты за свое, женщина! Чем мы тебе не угодили?! Сама-то будто бы образец смелости и отваги! Отчего сама не бросишься ей вслед?!»       -- «Вас идиотов жду! А то, гляди, уйду одна, а вас, малышей, тут кто-нибудь обидит.»       Цзинъи, уподобившись помидору, вскипел: - «Да ты!..» - но не договорил. Язык его оказался безнадежно приклеен к небу без возможности к дальнейшим действиям. Та же самая участь постигла и Яньли.       Вей Усянь спокойно риторически поинтересовался:       -- «А теперь, с вашего позволения, мы отправимся в путь?»       Яньли и Цзинъи послушно и виновато понурили головы, последовав за ним.       Цзинь Лин спросил:       -- «Учитель. Зачем нам вообще за ней идти? Навряд ли от нее мы сможем что-то узнать. Девушка нема и слепа! И еще… Вдруг она заведет нас в ловушку?»       Вей Усянь пояснил:       -- «Звук ведь преследовал вас с самого прихода в город, так?» - кивок. – «Так девушка хотела вас отпугнуть и тем самым спасти. Посему, раз она вновь пожаловала к нам, то ей явно есть, что показать. Отчего бы не последовать за бедной девушкой?»       Цзинь Лина не слишком устроило сие пояснение, но тем не менее, он прикусил язык, продолжив идти молча.       -- «К тому же, может быть, не пожалуй к нам столь не вовремя Сюэ Ян, она могла бы все же и поведать о чем-нибудь интересном.»       Кто-то споткнулся, чертыхнувшись. Сычжуй воскликнул:       -- «Сюэ Ян? Причем здесь Сюэ Ян?! Мы же видели лишь Сун Ланя и Сяо Синченя!»       Вей Усянь покачал головой:       -- «Об этом позже. Если кратко: Ханьгуан-Цзюнь сейчас дерется с Сюэ Яном, а не с Сяо Синченем, который, к слову, давно мертв.»       Дети пооткрывали рты, не ведая, что делать со столь неожиданной и ошеломительной информацией. Вей Усянь остался доволен воспроизведенным эффектом, ибо позволил воцариться тишине, повергнув юные умы в тягостные думы.       Стук бамбукового шеста повторился вновь, словно поторапливал. Вей Усянь в свою очередь подогнал детей, заставив тех идти быстрее.       Цзинъи воскликнул:       -- «Неужто мы просто так уйдем?!»       Вей Усянь непонимающе уставился на него, вздернув бровь. Цзинъи поспешил разъяснить:       -- «Ну…Ханьгуан-Цзюнь только вернулся, а мы опять уходим. Причем молчком… Мы же бросаем его, получается!»       Вей Усянь закатил глаза:       -- «Ладно...» - он обернулся в сторону погруженного в схватку Лань Ванцзи и крикнул: «Лань Чжань, мы ушли. Найдешь нас потом, как закончишь.»       Взгляд Лань Ванцзи, несмотря на сложившиеся условия, при звуке голоса Вей Усяня просиял. Он уверенно кивнул. Вей Усянь ответил таким же лаконичным кивком и продолжил шествие. Но Цзинъи не остался доволен их прощанием:       -- «Это всё?»       Вей Усянь совершенно искренне удивился:       -- «А что тебе ещё нужно?»       -- «Ну… почему бы одному из вас не сказать: «я волнуюсь за тебя, поэтому останусь здесь!»; «Уходи!»; «Нет, я остаюсь! Если уйду, то только с тобой!» Разве не так должно быть между товарищами?»       На лицо Вей Усяня выползло абсолютно искреннее недоумение. Он в неясной эмоции скривился:       -- «И как тебе вообще в голову пришло подобное?.. Неужто думаешь, что мы с Ханьгуан-Цзюнем подходим для подобных диалогов, которые ко всему прочему совершенно не к месту?»       Цзинъи замялся, но все же заметил:       -- «Почему-то мне кажется, что вы могли бы сказать нечто подобное, а вот Ханьгуан-Цзюнь…»       Обернувшиеся на него товарищи из Гусу твердым хором ответили за него:       -- «Однозначно, нет…»       Вей Усянь шире открыл рот и глубже скривился:       -- «С чего бы это мне говорить нечто подобное?!»       Цзинъи поднял руки, капитулируя:       -- «Ладно, ладно, я не прав! Вы ни за что не скажете подобного…Ай?!»       Вей Усянь, быстрым движением приблизившись к Цзинъи, ловко поддел его лобную ленту и, несколько оттянув, звонко шлепнул ей его по лбу, заставив вскрикнуть.       Он замахал руками:       -- «Меньше читать своих второсортных любовных романов надо!!! И не будет всякой дури в голове!!»       -- «Ай-яй-яй, я понял, учитель, понял!» - он настолько оказался поражен, что даже не упрекнул учителя в недолжном обращении с его лобной лентой.       -- «То-то же.»       Яньли тем временем поднесла ладошку ко рту, заглушая смешок.

***

      Спустя пятнадцать минут петляний по узким улочкам они все же вышли к одиноко возвышающемуся храму Сюань Су. Вокруг святилища, несмотря на местную экологию и фэн-шуй, красовались цветущие клены, чьи листья, согласно главенствующему ныне времени года, величественно опадали наземь, устилая ту алым ковром.       Святилище было в довольно потрепанном состоянии. Как минимум, внешне. Неизвестно, что творилось внутри, но внешний вид храма оставлял желать лучшего, пусть, правда, здесь и было куда приятнее, чем в любой другой части города. Воздух казался свежее и чище; туман был менее плотным, благодаря чему обозримость была весьма неплоха.       На обветшалом пороге появился женский силуэт. Девушка из-за плеча обернулась и движением шеста поманила их внутрь, после исчезнув во мраке храма.       Стоявший рядом с Яньли Цзинь Лин просиял, ибо был несказанно рад, что путь привел их в конце концов сюда, в храм его любимого Божества.       Вей Усянь тоже почувствовал себя куда увереннее, оказавшись на своей территории. Общеизвестный факт: Божество в землях, кои полны его храмов, находится на пике своих сил.       Вей Усянь напомнил:       -- «Не споткнитесь о порог. Высокий.»       И действительно, один из адептов чуть не растянулся на пыльном полу, после пробурчав:       -- «Почему в храмах такие высокие пороги?!»       Вей Усянь невозмутимо парировал:       -- «Невнимательными людишками, подобным тебе, полы вытирать. Гляди, какие грязные. Непорядок.»       Адепт в очередной раз чертыхнулся.       Толпа из юношей и одной девушки во главе с мужчиной мягко вплыли в святилище, колыхнув своим движением висящий над порогом колокольчик. Один Цзинь Лин, наученный опытом, проявил должное уважение к принимающему их в своих стенах Божеству, поклонившись и тронув красующийся на входе фонарик с колокольчиком – существовало поверье, что звоня в фонарный колокольчик, извещаешь Божество о своем приходе и, тем самым, увеличиваешь свои шансы на то, что оно услышит тебя.       Внутри было куда приличнее, чем снаружи, но всё же не так, как того любил Вей Усянь. У него всё внутри сжалось от того, в каком состоянии находится его храм. Яньли тоже в неодобрении скривилась, осматривая местное убранство.       На алтаре валялись сгнившие до основания фрукты и пепел от сгоревших палочек благовоний. Удивительно, но в предназначенной для них чашке осталась парочка целых. Статуя Божества покрылась толстым слоем пыли и выглядела донельзя неухоженно, отчего до невозможности брезгливый Вей Усянь чуть не умер в очередной раз. Яньли, видя сие безобразие не удержалась от проведения уборки. Она неуловимым ветерком вылетела вперед, к подножию статуи, и с чувством топнула по паркету. Прошёлся невесомый импульс, который смел весь слой пыли, унеся его прочь, в сторону окна, а там уже – на улицу. Благодаря вмешательству Яньли, вид стал куда прилежнее и подобающе. Вей Усянь благодарно кивнул, отчего на лице девушки почти нарисовалась счастливая улыбка.       Цзинь Лин в одиночестве прошествовал к алтарю и подобрал умудрившиеся уцелеть палочки благовоний. Аккуратно поджег и разместил в нужной чаше. Он в почтении склонил голову, а правая рука нащупала на бедре брелок в виде лотоса с алыми прожилками и сжала.       Вей Усянь на это проявление уважения в свою сторону ничего не ответил, но абсолютно точно заметил, после чего резко отвернулся, ведомый известными лишь ему одному мыслями.       С правой стороны от входа, ближе к стене, расположился достойного вида гроб, на крышке которого воплотилась полупрозрачная девушка без языка. Она нетерпеливо постучала длинным бамбуковым шестом по полу, подгоняя, а после соскользнула с гроба, принявшись взволнованным волчком кружить вокруг него.       Цзинь Лин предположил:       -- «Она хочет, чтобы мы открыли гроб?»       Вей Усянь тонко заметил:       -- «Верно, капитан Очевидность. Именно это она и хочет.»       Сычжуй тоже не остался в стороне:       -- «Возможно, там находятся ее останки, которые не были погребены должным образом, и она хочет это исправить?»       Множество призраков скитались по земле как раз-таки потому, что их тело не было погребено должным образом. Предположение Сычжуя выглядело донельзя убедительным!       -- «Пожалуй, стоит открыть гроб и убедиться: прав ты или нет.»       Несколько адептов подорвалось к гробу, дабы исполнить наказ учителя, но были отдернуты обратно неизвестными нитями. Вей Усянь цокнул:       -- «Кажется, сигнала к действию я вам не давал. Будьте хорошими детками и не мешайтесь.»       Адепты послушно застыли, наблюдая за его действиями. Но к их сожалению, наблюдать было особо не за чем, ибо Вей Усянь лишь дернул пальцами вверх, а вслед за их траекторией вылетела и крышка гроба, что с ошеломительным грохотом повалилась на пол, оставляя в нем глубокую трещину.       Цзинь Лин сжал кулаки, неодобрительно сверкнув глазами. Вей Усянь, заметив это, поинтересовался:       -- «В чем дело?»       -- «Так…непочтительно…разрушать и без того изрядно покоцанный храм Божества! Не боишься попасть в Божью немилость?»       Вей Усянь весело цыкнул:       -- «Не боюсь. Я уже там.»       На это Цзинь Лин лишь пораженно умолк, не найдя достойного ответа. Вей Усянь весело усмехнулся своей маленькой победе и развернулся на пятках в сторону гроба. В нем находился тот, кого он ожидал увидеть. Вей Усянь опустил руку на бедро, опершись, и резонно заметил:       -- «Кажется, Сычжуй, ты все-таки неправ.»       Сычжуй не знал плакать ему или смеяться. Учитель верно назвал его имя, но упрекнул в неверности вывода! Но в конце концов он предпочел скосить внимание на более насущные вещи.       -- «Что там такое, учитель Мо?»       Вей Усянь дернул головой в сторону гроба:       -- «Ну поглядите.»       Юноши чуть боязливо, памятуя предыдущие уроки, приблизились к гробу, ожидая увидеть нечто исключительно жуткое. На их удивление там располагался обыкновенный труп, но зато чей труп!       В гробу лежал не кто иной, как Сяо Синчень.

***

      Невозможная бледность, впалые щеки и темные скулы, потрескавшиеся синие губы и жуткие впадины в опустевших глазницах – таким взору юношей предстал знаменитый Сяо Синчень, в своем истинном мертвом великолепии.       Юношеские сердца сочувственно колыхнулись. Даже по обыкновению безучастная к трагедиям смертного мира Яньли не удержалась от выдоха сострадания.       Человек, что являлся одним из светочей Среднего мира. Человек с большим сердцем, что не побоялся вступиться за бедный никому не сдавшийся клан.       Неравнодушный к мирским трагедиям. Воистину, подобные личности редки и в той же степени ценны.        Но к сожалению, превеликому сожалению. Подобным людям благими намерениями выложена дорога в ад, а выложена она из их собственных костей, слез, плоти и крови, кои они на протяжении всей своей жизни жертвовали другим.       Полные сострадания, милосердия, искреннего сочувствия. И в той же степени полные собственными страданиями, чужих жестокости и беспристрастия, несчастий и…злого одиночества.       Такие люди отдают всё светлое, что есть в них, но увы, в сто процентных случаях обречены погореть в огне собственных альтруистических стремлений, которые никогда не приводят к счастливому концу.       Они отдают все светлое, что есть в них, заместо этого наполняясь чужими ненавистью и корыстью.       Добрые люди подобны мотылькам, что кружат около большущего пламени, кое олицетворяет их стремления и принципы, но, как уже было сказано, погорают в нем же.       И судьба этого человека нисколько не является исключением. Как не является исключением и он сам.       В прошлом великолепный, подающий надежды талантливый юноша. Вся жизнь впереди! Невероятно добр и ярок, словно солнце в теплый летний день. Человек, что был способен пожертвовать собой во благо ближнего, ничуть не задумываясь. Все это было про него.       Человек, что дарил миру тепло и радость, не держал в себе зло и ненависть; тяготы встречал с улыбкой на устах. А доброта, доставшаяся ему от его покойной матери, грела свою и чужие души даже в самый хладный день.       Но увы. Жизнь не знает исключений.       И подобно остальным мотылькам он сгорел в пламени своей «доброты», что выжгла всё, что было в нем, до бесчувственного пепелища. Эта «доброта» не оказалась способна защитить его от жестокости мира. А в конце концов его «доброта» и привела к разрушению его дома, погибели приемных родителей, своих близких, принципов и стремлений. Она привела к погибели самого себя.       Эта «доброта» по конечному итогу выжгла все и обратилась в пепел сама, после чего восстала, подобно фениксу, тем самым абсолютным злом, что утопило людской мир в реках крови; стало самым страшным кошмаром для каждого. Обратило в прах всё то, во имя чего он жил. После нее осталась лишь бесконечная пустота.       Вей Усянь, не мигая, смотрел сверху-вниз на некогда живого человека, чья бедная, истерзанная душа сейчас еле теплилась в задрипанном мешочке, а его тело так и осталось забыто в каком-то гробу в одиноком храме в таком же одиноком и забытом городке.       Точно так же, как осталось забытым и его изуродованное тело. Совершенно неузнанное, забытое и… одинокое. Что вовек не отыщет покоя, как и завещал Вень Чжао. Несмотря на все ухищрения и чаяния Вей Усяня, он так и остался ни с чем. Все его отчаянные попытки не привели ровным счетом ни к чему, а Вень Чжао, по итогу, вышел победителем в этой маленькой войне.       Пусть Вень Чжао и получил по заслугам, умерев в огне не менее адских мучений, и даже сейчас его душа пребывала в заточении на глубине чистилища…Вей Усянь считал себя по-глупому проигравшим.       Все то, что тот наговорил ему перед смертью, в конечном итоге исполнилось. От этого осознания становилось даже смешно. -- «Вей Усянь, подлая ты псина! Мнишь себя невесть кем даже сейчас... но знаешь что?! Говоришь, станешь свирепым демоном, что отнимет наш покой? Ха! Что ж. Удачи. Даже если ты отнимешь мой покой, то всё равно не будешь счастлив! Месть не принесет тебе удовлетворения, а вслед за моей смертью ты потеряешь всё, что когда-либо имел, имеешь и будешь иметь! Быть тебе вечно одиноким, ибо ты не сможешь отыскать покоя для самого себя! Потерянная душа… Что за трагедия! Вей Усянь, стремишься достичь невозможного во славу ордена? Вперед. Отыщи для себя покой. Коль сможешь, то я преклонюсь пред тобой…Но знаешь? Этого никогда. Никогда. Не случится. Потому что это за гранью возможного даже для тебя!.. --- Все люди, которые когда-либо окружали тебя – уйдут, яро возненавидев человека… Ой, да какого человека, раз ты собрался заделаться демоном? Все твои близкие проклянут демона по имени Вей Усянь и пожалеют, что когда-либо вообще повстречали его на своем пути! --- Никто не будет ласков с тобой. Никто не захочет быть с тобой. Ни от кого на свете ты не получишь и крупицы тепла! Тебя будет окружать лишь мертвый холод, пустота и вечное одиночество! Стремишься стать демоном и обернуться моей погибелью? Не смею тебя останавливать – иди. Я тебя с радостью подтолкну навстречу! Ибо это будет значить, что я всё же выиграл. Ты никогда не отыщешь пристанища, кое сможешь назвать своим домом! Никто не придет туда, кроме тебя самого, и никого из проходящих на улице мимо тебя людей ты не сможешь когда-либо назвать семьей. Для всех в мире – для каждого, для самого последнего человека в мире – ты будешь самой страшной тварью, что не заслуживает любви и ласки. Никто не полюбит тебя. Вей Усянь, ты будешь смотреть, как летят года и умирают люди, что некогда знавали тебя человеком. Ты будешь смотреть на смену эпох и всё также будешь один. Даже если наступит день, когда Небеса рухнут на Землю, ты встретишь его один. Вот она, твоя вечность. В холоде и одиночестве. --- Понял, Вей Усянь? Ни тепла, ни любви, ни признания, ни дома, ни семьи. Лишь холод, пустота и одиночество. А сейчас, сдохни, Вей Усянь! Сдохни, сдохни, сдохни! Помри той бесхозной дворнягой, скотским служским выродком, коим ты и являешься! Прими хоть перед смертью свое истинное обличье! Сдохни, Вей Усянь! Сдохни!»       Воспоминания момента, случившегося всего за несколько часов до его смерти, заставили цинично усмехнуться. В конце концов, какое для него теперь имело значение любовь и семья?        Отчего-то вспомнился Черновод, который как и Вей Усянь в своей сумасшедшей, отчаянной мести зашел слишком далеко, потеряв всё то, что у него было и осталось. По итогу, сделавшись исключительно несчастным и потерянным. Забавно, насколько это делало их похожими. Невероятно схожая судьба…И у обоих причины их несчастий оказались исключительно правы в своих словах.       Вей Усянь мотнул головой. Воспоминания не имели значения. Не стоит в них углубляться. Особенно, сейчас.       Сычжуй сочувственно выдохнул:       -- «Как же так?.. Неужели все эти годы…он был мертв?..»       Цзинь Лин скрипнул зубами:       -- «Это всё Сюэ Ян…»       Девушка, услышав знакомое имя, категорично закивала, соглашаясь. И возмущенно затопала ногами. Как только крышка гроба оказалась отброшена, она быстро наклонилась и принялась на ощупь искать что-то.       Видимо она пыталась отыскать его лицо, поскольку, как только отыскала, две струйки крови вновь потекли из ее глаз.       Слезы призраков не имели возможности падать на землю, посему девушка размазала следы своей печали по лицу, а затем подскочила на ноги и, все также держа у лица руки, горько, словно от боли, застонала, скрипя зубами в обращении к застывшим людям. Вид у нее был весьма разгоряченный и несчастный, будто она страстно желала выразить свои чувства, но не могла.       Сычжуй аккуратно подергал Вей Усяня за рукав и шепнул:       -- «Мне сыграть «расспрос»?»       Вей Усянь уклончиво отказал:       -- «Не стоит... Боюсь, наши вопросы будут не теми, на которые она пожелает ответить. А ее ответы будут не теми, которые мы смогли бы понять.»       Сычжуй досадливо понурился. Вей Усянь не упрекнул его в неопытности, но всё же она возымела значение, ибо сейчас потребуется искать иной способ решения проблемы. Сычжуй твердо вознамерился улучшить свой навык игры «расспроса» по максимуму по возвращении домой.       Цзинъи озадаченно почесал подбородок:       -- «И что же нам делать?»       Вей Усянь возвел глаза к потолку, словно тот был бескрайним серым небом, что понимало все его тяготы. Он помолчал и, цокнув, заключил:       -- «Сопереживание.»       Адепты напряженно переглянулись. Сопереживание – тонкая дорожка. Призрак, охваченный пламенем собственных печали и боли, легко может навсегда захватить чужое тело. Оттого сей метод использовался донельзя редко.       Сопереживание заключается в том, чтобы пустить дух в свое тело и позволить показать свои самые волнующие воспоминания. При ритуале ты можешь видеть, слышать всё, что воспринимает дух, а также ощущать чужие эмоции. Если они окажутся невероятной силы, то смогут перекинуться на исполнителя. Оттого метод и называется «сопереживание».       Цзинь Лин обеспокоенно воскликнул:       -- «Так нельзя! Это слишком рискованно…Ты уверен?..»       Вей Усянь холодно обрубил, сверкнув глазами:       -- «А что, сомневаешься в моих умениях?»       Цзинь Лин зарделся:       -- «Н-нет, нисколько, но…»       -- «Ну вот тогда и не лезь. Цзинь Лин, Веньлин, выбирайте, кто из Вас будет наблюдателем.»       Цзинь Лин вскинулся:       -- «Ты чего? Думаешь, мне пристало заниматься чем-то подобным?!»       Яньли отрезала:       -- «Если для тебя это проблема, то посторонись, госпожа, и не мешай.» - она твердо воззрилась на Вей Усяня, чуть склоняя в уважении и почтении голову. – «Я готова, шифу.»       Сычжуй воскликнул:       -- «Учитель, а я могу помогать!»       Вей Усянь спокойно кивнул, но вид имел весьма скучающий, словно все их рвения не имели для него какого-либо значения. Он отстраненно поинтересовался у Цзинь Лина:       -- «Цзинь Лин, колокольчик Ордена Юньмен Цзян у тебя с собой?»       Серебряный напоясный колокольчик, используемый в качестве украшения, служил отличительным признаком Ордена Юньмен Цзян. Цзинь Лин с малолетства воспитывался в двух орденах – а значит, должен был иметь при себе помимо мантии Ордена Цзинь и колокольчик Ордена Цзян.       Цзинь Лин со смешанными чувствами на лице вытащил из-за пазухи колокольчик в виде лотоса о девяти лепестках, после передав Яньли. Та нахмурилась и неожиданно, после некоторого раздумья, передала колокольчик Сычжую.       -- «Держи. Ты будешь звонить в этот колокольчик – при случае. А я в другой.»       Цзинь Лин вскинул брови:       -- «Это в какой же это?»       -- «А вот в такой!» - и выудила точно такой же колокольчик, что достал Цзинь Лин, но имевший некоторые отличия. Красная бечевка и темно-фиолетовые, смешанные с такими же красными прожилки на лепестках. Алая кисточка, чьи пряди пребывали в крупном беспорядке, что укрепился по прошествии лет.       Цзинь Лин округлил глаза:       -- «Э-это же колокольчик Ордена Цзян! Откуда он у тебя?»       Яньли невозмутимо, но с проскальзывающей ноткой укоризны парировала:       -- «От моего покойного отца, которого я не помню. Разве не помнишь, что я рассказывала о нем?»       Цзинь Лин пристыженно замялся:       -- «П-прости. Я запамятовал.»       Вей Усянь внутренне усмехнулся:       «Ловко и вертко ты. В самом деле, мой колокольчик я узнаю из тысячи даже в самом глубоком забытьи. Н-да, а я ведь и в самом деле покойный отец ха-ха. Одно лишь отличие – ты помнишь меня.»       Вслух он лишь скучающе заметил, чуть по-лисьи ухмыляясь:       -- «Навряд ли, конечно, он мне понадобится. Все же, не думаю, что нашей девочке под силу выбить меня из колеи.»       Яньли понимающе кивнула, ибо она как никто другой из присутствующих знала, что сильнее ее шифу здесь никого нет. Разве может призрак обычной девушки быть сильнее непревзойденного?       Цзинь Лин скрипнул зубами и выхватил колокольчик из рук Сычжуя:       -- «Ну хорошо, я согласен!»       Цзинъи не упустил случая вставить шпильку, картинно зевнув:       -- «Тебя не поймешь: то ты хочешь, то не хочешь. Какой же ты ветреный, точно юная госпожа!»       Яньли хихикнула, промолчав, а ее молчаливое согласие неприятно кольнуло Цзинь Лина. Чего это она смеется с его шуток? Причем над ним самим?! Он вскипел:       -- «Как весело…» - но был оборван Вей Усянем.       -- «Шумно. Ты готов или хочешь продолжить спорить? Если да, то верни колокольчик, а сам вместе с Цзинъи выметайся вон. Нечего рабочую атмосферу портить.       Цзинь Лин обиженно замолчал, перехватывая поудобнее колокольчик.       Убедившись, что все готовы, Вей Усянь обернулся к девушке, что перетаптывалась с ноги на ногу от нетерпения:       -- «Заходи.»       Девушка, словно только этого и ждала. Посему получив призывной сигнал, сорвалась с места, влетая в Вей Усяня. Он широко раскрыл глаза, после чего те закатились, и пораженно выдохнул, тяжело обмякая. Яньли тотчас подлетела к нему, подхватывая на ходу и мягко опуская на услужливо подставленную подушку.       Вей Усянь лишь мельком успел подумать, что слепота девушки будет весьма неприятным и неудобным фактором при исследовании ее воспоминаний, но как только обрел опору, обомлел.       Веки девушки, что стали и его тоже, широко раскрылись, а Вей Усянь вместе с ней увидел окружающий мир. Потрясающе яркий и четкий для слепой девушки.       Вей Усянь усмехнулся:       «А вот это уже интересно.»

***

      Оказалось, что при жизни она была весьма бойкой и резвой девушкой. И что самое главное – здоровой. Ее глаза были зорки и прозорливы, подмечали абсолютно любую мелочь. Бледность глаз была врожденной, отчего скитающаяся по улицам сиротка могла снискать себе сочувствие окружающих, а также снижение бдительности круживших поблизости негодяев.       Девушка была на редкость хитра и умна, отчего вполне умело устраивала себе жизнь, подворовывая и обманывая то тут, то там. И актерской игрой обладала, соответственно, незаурядной. Таскаясь повсюду со своим бамбуковым шестом, она при приближении прохожих прикидывалась бедной и несчастной слепышкой-сироткой, тем самым, вертя теми, как того пожелает. А при их уходе вновь становилась бойкой егозой, что не могла найти себе покоя и идти размеренно, как подобает обычному человеку. Подобное скакание вместо ходьбы нашло отклик в сердце Вей Усяня, ибо в бытность человеком он сам любил скакать как непонятно кто, из-за чего Цзян Чен постоянно бранился на него, призывая к спокойной ходьбе.       Будни девушки проходили достаточно неспешно и спокойно. До тех пор, пока ей не «посчастливилось» встретить даочжана в белоснежных одеждах в лице печально известного Сяо Синченя. Она хотела своровать его деньги, но благодаря доброте прекрасного незнакомца, прониклась искренним восхищением и привязанностью, отчего возжелала отправиться путешествовать с ним. Надавив на мужчину своей «слепотой», она смогла убедить его взять ее с собой.       Точно так же, как ей не повезло – с определенной точки зрения – встретить Сяо Синченя, так точно так же им двоим не повезло впоследствии наткнуться на раненого человека в близлежащей канаве.       Чистосердечный Сяо Синчень не смог пройти мимо попавшего в беду человека, оттого забрал его с собой, несмотря на протесты смышленой А-Цин – так звали девушку. Вей Усянь чувствовал ее гнев и возмущение человеком, которого она не знала – да и не могла знать, ибо была далека от мира небесных обывателей. И с какой-то стороны Вей Усянь даже посочувствовал, что А-Цин не смогла найти в себе смелости признаться в собственной зрячести, поскольку, сделай она это, то возможно сохранила бы им жизнь.       Сюэ Ян – тот самый раненый бедолага, коего подобрал наивный Сяо Синчень – был донельзя умен, хитер и подл. Памятуя о желании отмщения для него, он притерся к мужчине и «незрячей» девчонке, оставаясь подле них на протяжении десяти лет. Они делили быт: готовили, убирались, спали под одной крышей храма милосердного Сюань Су, который стал для них укромным убежищем, ухаживали за Божественной статуей, удабривали цветочные клумбы и растущие рядом клены. Помогали разбирать подношения, поддерживая порядок и уют в святилище, а также ходили на ночную охоту! В общем, если посмотреть с определенной стороны – настоящая идиллия.       Но все закончилось, стоило на горизонте нарисоваться Сун Ланю, что желал вернуть своего старого, несправедливо им обиженного друга. Заметив, с кем спит под одной крышей горячо любимый друг, Сун Лань взбунтовался и возжелал отмщения для бессовестного босяка. Однако был им подлым образом обманут и в равной степени обманутый Сяо Синчень из-за слепоты не отличил ходячего мертвеца от Сун Ланя, потерявшего язык, благодаря лезвию Цзян Цзая.       Видевшая разворачивающуюся трагедию А-Цин не смогла промолчать. Она попыталась вразумить обезумевшего от горя и осознания случившегося Сяо Синченя, но была им отвергнута и прогнана прочь. Разумеется, неравнодушная А-Цин не позволила себе уйти, оставшись смотреть украдкой. К несчастью, она стала свидетельницей ужасной правды и самоубийства горячо любимого ей даочжана Сяо Синченя. Горящая жаждой отмщения и справедливости А-Цин искренне пыталась найти хоть какой-нибудь Орден заклинателей для борьбы с бессовестным Сюэ Яном, но к сожалению, Сюэ Ян нашел ее раньше, чем она – Орден. И была убита тем же способом, что и бедные жители города «И», жители окружавших город деревенек и Сун Лань.       Язык ее был жестоким вырезан, а она сама отравлена трупным ядом – и именно благодаря наличию этого порошка в крови жертв, меч Шуанхуа не мог отличить живых людей от ходячих мертвецов, и, собственно, поэтому Сяо Синчень поразил Сун Ланя в самое сердце, так ничего и не заподозрив.       Девушка умерла, после обернувшись призраком, что вернулся к Сюэ Яну и принялся мешать ему продолжать убивать людей для своих темных дел.       Когда А-Цин вырезали язык, Вей Усянь ясно почувствовал – поначалу – весь фейерверк боли, что охватил девушку, но ощутимого эффекта он на него не произвел. По сравнению с той болью, что он пережил – или нет – эта была донельзя смехотворна, но тем не менее, умалять ее не стоило.

***

      Вероятно, что-то в его лице поменялось, раз после момента смерти А-Цин дети принялись трезвонить в колокольчики.       Девушка оставила его тело, чуть ежась, будто после долгого пребывания на суровом морозе, и присела на край гроба, ожидая.       Вей Усянь довольно быстро пришел в себя, а перед его глазами кружили встревоженные «птенчики».       Цзинь Лин воскликнул:       -- «Учитель! Порядок?!»       Вей Усянь промычал что-то согласное и, глубоко хмурясь, встал. Цзинъи всполошенно поинтересовался:       -- «Ну?! Что вы видели?»       Вей Усянь лишь отмахнулся:       -- «Позже.» - он повернулся к А-Цин и его взгляд несколько подтаял. – «Не волнуйся. Даочжан будет отмщен.»       А-Цин радостно и благодарно захлопала в ладоши, подскочив. Она принялась кружить вокруг собственной оси, воинственно размахивая шестом, словно тот был самым грозным оружием. Вей Усянь по-отечески усмехнулся. Незримый смертному глазу хвост, что сотворился из демонической энергии, аккуратно оказался возле девушки, после мягко потрепав по голове. Ласковые и аккуратные движения нисколько не вязались с его отчужденным, даже грубым выражением лица. А-Цин, видя проявление нежности и понимающего сочувствия, щебечуще рассмеялась, исключительно нежно и очаровательно улыбаясь. Яньли тоже не удержалась от ободряющей улыбки.       В голове А-Цин эхом раздался уже знакомый баритон:       -- «Ты получишь хорошее следующее воплощение, А-Цин. Любящую семью и жизнь без тягот. Ты заслужила.»       Она взволнованно воскликнула:       -- «Загадочный даочжан, а даочжан Сяо Синчень получит следующее воплощение? И достойное ли?»       -- «Получит. Не тревожься.»       А-Цин благодарно улыбнулась.       Вей Усянь отвернулся и с его лица мгновенно спала вся его манерная мягкость. Черты покрылись хищным инеем и ужесточились. Он бросил адептам из-за плеча:       -- «Мне пора. Оставайтесь здесь. Тут безопасно.»       Ученики взбунтовались:       -- «Почему это, учитель?! Мы хотим помочь!»       Вей Усянь отрезал:       -- «Мало ли что Вы хотите. Вы будете только мешать. Веньлин, Сычжуй, присмотрите за остальными.»       Названные тотчас отозвались:       -- «Так точно!»       Вей Усянь кивнул и тотчас буквально растворился в воздухе. Хули-цзин показала свой последний хвост.

***

      Лань Ванцзи все то время, не переставая, продолжал парировать чужие выпады, терпеливо дожидаясь Вей Усяня. Вень Нин окончательно ликвидировал угрозу в лице Сун Ланя и отставил его бессознательное тело в сторону, предусмотрительно покрепче обмотав своими цепями. А вскоре туман, кажется, сгустился ещё больше и стал несколько холоднее.       Лань Ванцзи сосредоточенно нахмурился на происходящие изменения и приготовился к худшему, напрягая все свои пять чувств. И не зря, ибо чуткий слух уловил чью-то мягкую, крадущуюся, хищную поступь. Будто то шествовал в их сторону свирепый тигр. Лань Ванцзи скосился в сторону источника звука, но из-за сгустившегося тумана не смог различить даже силуэт.       Неожиданно нападающий на него Сюэ Ян оказался совершенно с другой стороны! Зрачки Лань Ванцзи сузились, а рука взметнулась для защитного удара. Оставалось совершенно неясно, как вымотанный и раненый Сюэ Ян умудрился проскочить мимо его внимательного, зоркого глаза в абсолютно другой угол.       Что-то было не так.       Ни с того ни с сего Сюэ Ян стал нападать куда более яростно, чем до этого. Его атаки стали более точные, а выпады – опаснее. Лань Ванцзи, опешивший от изменения напора, был вынужден отступить назад – в туманную глубь.       Температура стремительно падала всё ниже и ниже. Сюэ Ян также стал замечать изменения, кои им не планировались. Он напрягся, делая очередной выпад. Сюэ Ян думал, что на его очередную атаку ответят таким же очередным парирующим ударом, но произошло нечто другое. Лань Ванцзи звонко развернул меч, отбивая атаку, а сразу после развернулся сам, опуская оружие, и помчался от него прочь, исчезая в туманной мгле.       Сюэ Ян озадаченно моргнул и сильнее напрягся, пускаясь в погоню за противником.       Что-то было не так.       С чего бы вдруг Лань Ванцзи сменил тактику и теперь просто-напросто сбегает? Возможно, таким образом он отвлекает его? Но ведь Сюэ Ян был абсолютно точно и наверняка уверен, что Вей Усяня и малышни поблизости не было! От кого Лань Ванцзи сейчас его отвлекал?       Что-то не сходилось и определенно было не так.       Они пробежали несколько чжанов, и вот, Лань Ванцзи остановился и, повернувшись к нему лицом, спокойно замер – он не сделал ни выпада, ни чего-либо еще. Бичень по-прежнему покоился в ножнах, а его лицо было совершенно бесстрастно, словно всего несколько минут назад не он находился в пылу долгой, непрерывной схватки.       Сюэ Ян воровато огляделся.       Лань Ванцзи привел их на импровизированную арену, что была окружена плотной завесой донельзя непроницаемого белесого тумана. Не было возможно что-либо разглядеть сквозь него – он был настолько непреступен, что создавалось ощущение, будто этот маленький кружок-«арену» оцепили специальной плотной тканью. Кружок, на котором они сейчас застыли, по площади был довольно мал и в самом деле схож с ареной для поединков. Но скорее для дуэлей, нежели для схватки реального типа, когда счет шел на жизнь или смерть.       Что еще было странно…Исчезли любые посторонние звуки. То были слышны завывания используемых им для атак мертвецов или же дуновения какого-никакого ветра. Сейчас же они словно оказались помещены в непроницаемый вакуум.       Что-то было не так.       Сюэ Ян внимательно вгляделся в безучастное лицо Лань Ванцзи. То не выражало каких-либо эмоций. Абсолютное спокойствие. Ни той увлеченной сосредоточенности, что красовалась там несколько минут назад; ни сдерживаемого гнева; ни тревоги. Полный штиль.       Все естество Сюэ Яна непроизвольно напряглось, сильнее, чем когда-либо до этого. То сработали выработанные инстинкты, что извещали о надвигающей опасности раньше, чем он успевал заметить. Он схватился за Цзян Цзай и с яростью уставился на безмолвного Лань Ванцзи, ожидая его дальнейших действий.       Тревога нарастала.       Окутывающие плотным куполом туманные стены начинали давить. Их наличие нисколько не нравилось Сюэ Яну, заставляя невольно нервничать. Он не мог понять причины и источника исходящей опасности, и это злило до безумия.       Сюэ Ян злостно ощерился, вновь возвращая взгляд на Лань Ванцзи. И тут произошло то, что заставило нутро промерзнуть.       Бесстрастное лицо Лань Ванцзи растянулось в широкой улыбке – слишком широкой. Настолько широкой, будто ему только что метким и неуловимым всполохом меча разрезали рот от уха до уха. Взгляд остекленел, сделавшись кукольным и пристальным.       Голова резко и с хрустом склонилась набок, а изо рта хлынула черная вязкая кровь. Сюэ Ян выставил перед собой Цзян Цзай.       Зрачки «Лань Ванцзи» с космической скоростью принялись расширяться, после чего покрыли все глазные яблоки. Затем эта же темень полилась из глаз тем же вязким потоком, что вытекала изо рта.       «Лань Ванцзи» ломано изогнулся, а после все черты его лица поплыли, будто являлись восковой фигурой близ пламени. Вязкие черные капли не достигли земли, ещё в полете обернувшись пеплом.       Всего за пару секунд нечто, являющееся «Лань Ванцзи» распалось на пепел, чьи куски и завихрения переплелись меж собой, образуя стаю черных воронов, что с оглушительно громким карканьем пролетела густой толпой через Сюэ Яна и исчезла в белесой завесе.       Он остался один.       Звуков по-прежнему не было. Было слышно лишь собственное до невозможности оглушительно громко ухающее сердце и тяжелое, участившееся дыхание.       Раздался юношеский смех. Высокий, щебечущий. Он эхом прокатился по импровизированному куполу, там же и растворившись.       Сюэ Ян боковым зрением уловил мазок тени на земле, что была поразительно схожа с лисьим хвостом.       Снова послышался смех.       Сюэ Ян завертел головой, силясь отыскать его источник. Но из-за эха не получалось его определить.       К предыдущему хвосту прибавился еще один. Он принялся играючи переплетаться с первым, после скользя по холодной земле. Пока Сюэ Ян донельзя внимательно следил за ними, не заметил, как из завесы на него яростной коброй метнулся третий. Отнюдь не игривый хвост выбил меч, после в мгновение ока утащив его в пустоту. Из-за невозможной быстроты Сюэ Ян не успел среагировать, потому остался совершенно беззащитен.       И снова смех. Довольный. Радостный. Словно тот мальчишка, что заливался хохотом, исполнил свою шалость. Тот же высокий юношеский голос весело начал:       -- «Раз, два, три, четыре, пять…долго буду Я искать…не видать покоя мне, пока не отыщу тебя во мгле…Буду рвать, буду метать, будем весело играть…Где ты, друг мой, где же ты, счет идет – и ты спеши. Не будем время мы терять, давай скорей, пойдем играть…»       Сюэ Ян всем естеством прирос к земле. Блять… Он слышал эту же считалочку, когда отправил ту шестерку за украденной частью тела. После этой считалочки Вей Усянь пообещал, что…       Сюэ Ян скрипнул зубами. Нет! Он не сдастся! Он ни за что не помрет здесь! Этот город – его ловушка! Сделанная для врагов, а не для него! Нет! Ни за что!       Сюэ Ян запертым в клетку зверем заметался по арене. Смех зазвучал вновь. Словно наблюдающего за ним юношу невероятно веселили чужие потуги к спасению жизни. Ведь ему-то был очевиден исход…       Голос продолжил считать:       -- «Шесть, семь, восемь, девять, десять… как нам хорошо и весело играть…вот к развязке подхожу…вот ведомого ловлю…игра тотчас свой меняет ход…и теперь уж твой черед…Давай-ка поиграем…»       И замолк. Вновь воцарилась та вакуумная тишина, что давила на него несколькими минутами ранее. Нервы натянулись до предела и, казалось, что они в скором времени оглушительно лопнут, подобно струнам перенапряженного циня. За спиной прозвучал ледяной шершавый голос, что буквально мурчал в своих угрожающе плотоядных тонах:       -- «Вот моя награда и попала ко мне в лапки…»       Сюэ Ян резко развернулся. Его взгляд уперся в выросшую буквально из ниоткуда фигуру. Облаченный во все черное, с не менее черными длинными волосами, что сейчас взлохматились, придавая исключительно безумный и хищный вид. На губах играла широкая голодная улыбка чеширского кота во все тридцать два зуба с этими выделяющимися, уж больно удлинившимися острыми клычками. Кукольные глаза, что, не отрываясь, смотрели ему, словно в самую душу, полностью окрасились в темно-алый, будто кто-то вылил на них литр крови, сделав цвет прекрасно насыщенным. Не отрывая взгляда от чужого лица, этот совершенный демон задумчиво почесал челюсть одним внезапно удлинившимся когтем.       Демон склонил по-птичьи голову:       -- «Твой «друг» проиграл мне сердце. Твое сердце. Желаешь побегать или безропотно сдашься? Обещаю, я буду нежным…»       Сюэ Ян ощерился:       -- «О, не сомневаюсь, учитель Вей. Вы умеете быть нежным.» - очевидно, в его памяти тут же пронеслись первые минуты их встречи в той лавчонке и теплые учительские наставления.       Вей Усянь щебечуще захихикал:       -- «Да-да! Мы же все-таки играем…разве я могу быть исключительно жестоким?..» - после своих слов он капризным ребенком потупил взгляд и принадул губы, елозя носком сапога по полу. – «Но если мои товарищи по игре будут нарушать правила…мне будет очень грустно…и я буду очень зол…понимаешь?..»       Сюэ Ян зло усмехнулся:       -- «И что мне по-вашему, учитель, стоит сделать, дабы не вызвать ваш гнев и не нарушить правила игры?»       Вей Усянь весело улыбнулся и воскликнул:       -- «Ну это просто! Отдай мне свое сердце и плоть!»       Сюэ Ян в тон ему возразил:       -- «Как здорово! Но учитель, разве я могу желать собственной смерти? Что, если я не захочу отдавать вам добровольно свои сердце и плоть?»       Вей Усянь так же простодушно ответил:       -- «Ты пожалеешь.»       Сюэ Ян смело заявил:       -- «Я всё же попробую не сдаться и выйти отсюда живым.»       Улыбка стала еще шире – уж больно жутковато широкой. Вей Усянь пропел:       -- «Ну раз так…» - и не успел Сюэ Ян и глазом моргнуть, как он оказался прямо перед ним, когтистой ледяной рукой поднимая его над землей, словно тряпичную куклу. Вей Усянь безумной змеей прошипел: «Ну раз так, давай поиграем…»       Руки Сюэ Яна взметнулись, дабы попытаться разжать чужую хватку на шее, но раньше, чем он успел это сделать, был отброшен прочь – совсем как в прошлый раз. Но сейчас его летящее тело подхватило нечто, напоминающее щупальце. Раскрывший глаза Сюэ Ян увидел это самое «щупальце» и совершенно искренне опешил. То был блестящий лисий черный хвост с ало-красным кончиком, что подобно питону обмотал все его тело.       Взявшийся из ниоткуда точно такой же второй хвост подхватил его левую руку, отводя в сторону. Третий хвост поступил точно так же с его правой рукой. А два других расправились с ногами. Тот, что обматывал тело, до хруста в ребрах сжал и бесследно исчез под полами развевающихся, благодаря исходящей яростным возбужденным потоком демонической ци. Хвосты, удерживающие его конечности, потянулись в разные стороны.       Поначалу они таким образом его просто подвесили, но спустя несколько цуней движения стало понятно, что хвосты собираются оторвать ему руки и ноги!       Внезапно они резко дернулись, заставив Сюэ Яна взвыть от выбитых суставов, а после от рвущихся мышц и ломающихся хрящей. Далее кокетливые «сестрички» видимо наигрались, потому как совершенно не церемонясь, с силой бросили корчащегося в судорогах Сюэ Яна наземь. Тот кашлянул, и изо рта хлынул фонтан горячей крови. До этого момента уже раненная голова взбунтовалась и предательски закружилась, а обзор замутнился.       Сюэ Ян, кряхтя и отхаркивая кровь, дергающимися в конвульсиях движениями попытался хоть как-то встать. Но у него получилось лишь принять более удобное для себя положение, с которого подернутым пеленой взглядом он увидел приближающуюся крадущимися шагами фигуру.       Инстинктивно Сюэ Ян попытался отползти, но выбитые суставы завопили острой болью, повалив своего хозяина обратно.       Постепенно Вей Усянь оказался над своей жертвой. Выглядывающие из-под полов черного шелка хвосты игриво качались, словно смеясь и шушукаясь друг с другом, тем самым, передавая настрой своего обладателя.       Его внимательный кукольный взгляд, что был полон жажды убийства, жестокости и крови, а также исключительно искрил отсутствием признаков адекватного человеческого разума, остановился на искаженном в злых муках лице.       Вей Усянь плавно, тягуче…присел перед ним на колени, нависая над Сюэ Яном и движением ладони, что походило на заигрывания чувственной любовницы, гладко прошелся от подрагивающего живота до быстро бегущего сердца, на нем и останавливаясь. Он наклонился ниже, опаляя своим морозным дыханием щеки Сюэ Яна, а после сладко проворковал:       -- «Тебе не сбежать от меня. Ты же знаешь…»       Сюэ Ян попытался было отшатнуться, но к своему изумлению не смог сдвинуться и на фэнь, продолжив зачарованно глядеть в алые чаровницы. Он продолжал глядеть и не мог оторваться, словно неведомая сила удерживала его от противного.       Вей Усянь продолжил, начав чувственно поглаживать Сюэ Яна по груди:       -- «А-Ян…» - от его сладкого голоса по спине против воли пробежали мурашки, а взгляд окончательно поплыл, словно опьянел и потерял все силы к сопротивлению. Голова Сюэ Яна опустела и в ней не осталось и мысли о ярости к нависшей над ним твари, ни мысли о побеге и животном инстинкте самосохранения. Лишь алые чаровницы, ласково и нежно смотрящие на него, и аккуратная рука, что длинными пальчиками поглаживала область над сердцем.       -- «А-Ян…» - голос Вей Усяня, казалось, вибрировал, передавая неведомые импульсы по телу и мозгу Сюэ Яна, обращая того в безвольное желе. – «А-Ян, не противься. Ш-ш-ш, тебе понравится…будет очень прия-ятно…мы же играем…ты мне веришь?»       Сюэ Ян хотел огрызнуться, но почему-то покорно кивнул. Вей Усянь мягко улыбнулся, второй рукой начиная оглаживать его правую щеку. По какой-то неизвестной причине Сюэ Ян непроизвольно начал млеть от получаемых прикосновений. Он подставил лицо под эти нежные поглаживания, лишь бы те не заканчивались.       Сюэ Ян блаженно прикрыл глаза. Вей Усянь склонился ещё ближе, к самым окровавленным губам и прошептал:       -- «Отблагодаришь меня, А-Ян? Я так старался…разве я не заслужил награды?..»       Сюэ Ян зачарованно и одурманенно зашептал:       -- «Заслужили, учитель, заслужили…Учитель, вы – хули-цзин?..»       Вей Усянь улыбнулся:       -- «Верно, А-Ян, верно... Скажи, если я заслужил награду…Значит, ты все же отблагодаришь меня?..»       -- «Отблагодарю…»       Лисья улыбка растянулась шире:       -- «Спасибо, А-Ян…» - и он припал к несопротивляющимся губам, вбирая кровавую сладость.       Сюэ Ян с удовлетворением зажмурился. Его губы и полость рта опалило приятным жаром. Да таким, коего он раннее не ощущал никогда в жизни!.. этот самый жар стек ниже, по глотке, в самую грудь, согревая легкие, а после дошел до дрожащего живота, заставив там зародиться приятный трепет.       Вей Усянь целовал его страстно и пылко, полностью отдаваясь процессу. Жар и тепло от поцелуя расползались все дальше по венам, проникая в каждую клеточку его тела.       Мягкий, чуть шершавый язык скользнул в рот Сюэ Яну, заставив того приглушенно охнуть, после чего прошелся по зубам, слизывая каждую каплю крови. Когда тепло достигло последнего участка его тела, Вей Усянь неожиданно отстранился, а вместе с ним его покинул и жар. Вместо уютного тепла в каждой клеточке его тела словно выросли ледяные иглы, что крайне жестоко пронзили их стеночки. Сюэ Ян широко раскрыл глаза, не справляясь с обилием боли.       Разгоряченное от возникшего желания и страсти тело слишком остро переживало подобную смену настроений, оттого боль казалась куда ярче. Создавалось ощущение, будто вместо его горячей, быстро бегущей по сосудам крови там оказалась ледяная вода, что сковала все естество, пробираясь своими хлесткими щупальцами по самые кости, в них же и вгрызаясь. Как будто свирепое нечто пожирало его изнутри…       Вслед за отстранившимся Вей Усянем потянулась ярко-оранжевая полоска света вместе с маленькой горящей звездочкой. Сюэ Ян широко раскрытыми от невозможной боли глазами следил за тем как важное, принадлежащее ему нечто ускользает сначала из его рта, а после с губ, оседая на сыто облизывающихся других, там же и исчезая.       Алые чаровницы возбужденно горели и с жестоким удовлетворением, а также животным безумством наблюдали за страданиями умирающей жертвы. Вей Усянь глумливо проворковал:       -- «Не бойся, А-Ян, почти все. Ты молодец…А теперь, мой хороший ученик, потерпи ещё немного…» - с этими словами он вонзил свои когти в сердце Сюэ Яна, насаживая его словно сладкий фрукт.       Сюэ Ян еще сильнее округлил очи. Казалось, что совсем скоро из своего пристанища вылезут глазные яблоки. Взгляд его совсем обезумел от взорвавшейся боли.       Вей Усянь хищно оскалился:       -- «Я же заслужил награду, А-Ян, не серчай.» - и с мерзким хлюпаньем выдернул чужое ещё бьющееся в отчаянных конвульсиях сердце.       Сюэ Ян в последний раз глубоко вздохнул и так и не успел сделать выдох. Его тело влажно дрогнуло в крупной судороге, после чего, обмякнув, с хлюпаньем грохнулось наземь. Под ним начинала растекаться огромная кровавая лужа.       Сердце, что сжимала когтистая рука, подобно своему хозяину, в последний раз дрогнуло и замерло. Багровый водопад заструился с кисти по локтю, после спадая на рукава и распуская на них темно-алые цветы ликориса.       Вей Усянь благодарно шепнул:       -- «Вот спасибо, А-Ян…»       Безумный блеск в его глазах стал более явным, а голос сорвался на искаженный демонической натурой тон. Красиво очерченный рот широко – устрашающе широко – раскрылся, обнажая острые зубы, что тотчас с наслаждением впились в горячую мышцу. Вей Усянь блаженно замычал. Челюсти с силой сжались, увлеченно пережевывая, а по окончании внезапно удлинившийся язык слизал бегущие по локтю капли, удовлетворенно смакуя сладкий вкус.       Буквально в два укуса сердце оказалось бесследно съедено, а Вей Усянь еще не до конца сытым взглядом уставился на труп с широко раскрытыми в предсмертной агонии глазами. Он оскалился, а после стремительным всполохом припал к нему. Когтистые руки принялись разрывать еще не успевшее окоченеть мясо, отделяя его от костей, после чего с влажным причмокиванием быстро отправляли в рот.       В считанные секунды от Сюэ Яна остались лишь остальные, нетронутые брезгливым Вей Усянем органы, что были в пылу сумасшедшего забытьи предусмотрительно отброшены; а также полностью обглоданный скелет с нетронутой головой. И бессчетное количество крови под ним…       Вей Усянь поднялся, тяжело отдыхиваясь. Разум начинал проясняться, а он сам – осознавать, что натворил. Он досадливо скривился, ибо изначально планировал вкусить лишь сердце, но неожиданно – или очень даже ожидаемо – его занесло и от Сюэ Яна остался лишь обглоданный скелет с органами, кои он терпеть не мог.       Вроде как он завязал с поеданием человечины еще пятнадцать лет назад – во время Аннигиляции Солнца…но его лисья натура видимо нашла способ показать свою голову, воспользовавшись сменой оболочки на менее сильную.       В теле Мо Сюаньюя однозначно было очень тяжело контролировать внутреннюю хули-цзин.       Вей Усянь оглядел себя и скривился еще сильнее. Все его лицо, руки и одежда были безнадежно пропитаны кровью, так как в пылу сумасшедшего приступа он не слишком-то заботился о своем внешнем виде.       Единственно радовало, что часть тигриной печати у него, запас демонических сил полностью – даже с лихвой – заполнен и теперь не будут кровоточить глаза. Он чувствовал себя намного лучше – ну, конечно, поглотить все духовные силы Сюэ Яна и не чувствовать себя хорошо…       Вей Усянь выдохнул и мысленно позвал Юя, дабы тот как можно скорее принес ему сменной одежды и то, чем в срочном порядке можно было оттереть с его лица кровь...