В ожидании тепла

Алая капель струится по окну, Ниспадая на ликориса лепестки. Ты молчишь, и я молчу В этом дивном тихом полумраке. Доносится лишь тонкий плачь Страждущих небес. А вместе с теми слезы лью и я, Ожидая лишь мгновенья, Когда чутким слухом уловить твой голос, Мне посчастливится однажды вновь.

***

      Было холодно. Лицо обдало морозом смерти, а в нос ударил аромат промерзшей насквозь могильной земли. Чуждому эмоций, а в особенности проявлений страха, Вей Усяню было абсолютно безразлично, что прямо на него смотрела обладательница совершенно белых, без намека на каплю цвета, глаз, что замерла по другую сторону хлипкой двери.       Его абсолютно не тронул исходящий от незнакомки флюидами ужас и потерянность. А также, он совершенно оставил без внимания, как что-то обыденное – хотя, для него, наверное, это и являлось чем-то обыденным – спадающие с белоснежных щек резко контрастирующие с общим тоном кожи алые слезы.       Потревожившей его детей и Вей Усяня лично оказалась миловидная юная девушка. Даже девочка. Ибо черты ее были настолько мягки и нежны, что не оставалось сомнений касательно зрелости. Юна и невинна. И в той же степени, очевидно, мертва.       Девушка смотрела на него сквозь довольно внушительную щель немигающим, о чем-то вопрошающим взглядом и неопределенным образом жестикулировала, никак не приходя в состояние покоя. Впрочем, намек был кристально ясен и понятен, ибо не понять желаний незнакомки было сложно.       Она скреблась тем самым бамбуковым шестом, что так напугал детей, и активно топала ногами, поджимая в злом негодовании губы. Глаза мельтешили из стороны в сторону, словно страшились прихода таинственного «некто», что мог доставить неприятностей.       Вей Усянь, не меняя выражения лица, дернул веками, отчего глаза вспыхнули красным. Впрочем, огонек этот быстро потух, но даже сей краткий всполох донельзя напугал девушку. Да так, что та отшатнулась на несколько чи, правда, спустя секунду вернулась на прежнее место, по новой пытаясь отыскать человека за дверью.       Но видеть она не могла. Посему следует уточнить, что испугал ее не всполох света глаз, а всколыхнувшаяся из-за завесы смертной оболочки сильная, незаурядная демоническая энергия, коя заставляла дрожать всех от мала до велика.       Вей Усянь молча одобрил ее смелость. Он смутно догадывался о ее цели, и это вызывало его благосклонность.       Вей Усянь по-птичьи склонил голову, как бы рассматривая ее. Девушка почувствовала дуновение воздуха, по которому определила смену чужого положения.       Она ощутила присутствие долгожданного внимания, посему в нетерпении нагнулась ближе.       Незнакомке хотелось поторопить его, но неожиданно в голове зазвучал низкий, красивый баритон. «Чего желаешь, девушка?»       Та, крупно вздрогнув, резко отшатнулась и схватилась обеими руками за голову, роняя шест, что тотчас издал характерный громкий стук. Позади него кто-то из юношей совсем по-девичьи, тонко взвизгнул, но в ту же секунду, устыдившись своей бурной и не совсем уж достойной реакции, замолчал. Остальные лишь напряженно сжали рукояти мечей, покусывая от волнения губы. В этот момент они особенно порадовались, что полы их верхних одежд достаточно длинны, оттого закрывают дрожащие коленки, не выдавая их страха.       Тем временем, Вей Усянь продолжил невозмутимо взирать на растерявшегося призрака девушки с белесыми глазами. Она шустро завертелась вокруг собственной оси, не понимая, откуда исходил этот странный голос.       Он повторил вопрос: «Чего желаешь, девушка?»       И снова тишина. Возможно, она просто не знала, как ответить? Или просто не могла выдавить из себя и слова. Даже, чтобы в недоумении воскликнуть.       Вей Усянь продолжил, ибо, находясь в смертном слабом теле, ему приходилось претерпевать неудобства, от которых успел отвыкнуть. А именно, стоять согнутым в три погибели не очень уж хорошо и радужно сказывалось на его бедной пояснице. Посему стоило бы поторопиться и покончить с этим, как можно скорее. «Девушка. Это я говорю с тобой. Ты сейчас смотрела меня.»       Наконец, незнакомка перестала мельтешить и крутиться вокруг себя. Она напряженно замерла и обернулась в сторону невозмутимого Вей Усяня. Тот хмыкнул про себя и продолжил: «Да-да, это я. Туда смотришь. А теперь расскажи мне о цели своего визита. Ты преследовала и пугала моих детей с самого их прихода в этот затхлый городишко. Чем мотивировано сие внимание, м?»       Глаза Вей Усяня, зорко выглядывающие из-за щели, недобро сузились.       Девушка помялась, топчась на месте. Словно она хотела, очень хотела, поведать о чем-то, но не могла. Вей Усянь надавил на нее демоническими ци сильнее, тем самым глубже проникнув в сознание призрака, и услышал ее мельтешащие мысли: «Кто он?! Друг иль враг? С ним те юноши…Я не слышу ничего дурного, значит, они вместе…В таком случае, он – друг. Но как сказать, как предупредить об этом жалком ублюдке?! Им нужно убираться отсюда, а они сидят тут!!» «О ком предупредить?»       Девушка буквально подскочила на месте и, кажется, можно сказать, взвизгнула от неожиданности.       «Это опять ты?!»       «Я. Так о чем ты хотела мне рассказать? Кто этот жалкий ублюдок?.. Подозреваю, ты говоришь о Сюэ Яне?»       Лицо девушки просветлело, а на глаза навернулись алые слезы. Губы быстро дрогнули в не верящей улыбке, а после зашептали только ей известные слова, словно некую мантру.       Она мысленно прошептала: «Вы…вы сказали: Сюэ Ян?.. Вы знаете Сюэ Яна?! О милостивые Небеса! Вы же заклинатель, да? Тогда Вы точно сможете помочь!»       Вей Усянь предвкушающе осклабился, словно ребенок, что в скором времени должен был получить обещанное вознаграждение. Он сладко проворковал: «С чем помочь? Не пугайся, девушка. Чем смогу, тем помогу. Сюэ Ян твой враг? В таком случае мы на одной стороне.»       Девушка радостно заулыбалась, обнажая перепачканные в свежей крови зубки, и захлопала в ладоши, что, тем не менее, не издали и звука.       Вей Усянь хотел было продолжить расспрашивать ее, но его прервало тихое, но требовательное восклицание Цзинь Лина: - «Ну что там?!»       Он досадливо цыкнул. Точно. Совсем запамятовал об ораве юнцов за своей спиной. Вей Усянь закатил глаза и плавно выпрямился, обрывая мысленный канал связи.       Девушка ощутимо почувствовала, что собеседник ее покинул, оттого, взволновавшись, поменялась в лице и прислонилась обратно к щели в поисках своего «спасителя».       Тем временем, Вей Усянь вовсе прекратил обращать на нее внимание, полностью переключив его на воззрившихся на него во все глаза детей.       Сычжуй нервно прошептал: - «Ну что?.. Кто там? Мы слышали звук того шеста, это точно тот дух, что гонялся за нами все это время! Он…»       Вей Усянь вскинул руку, прерывая поток слов Сычжуя. Он прикрыл глаза и повел плечами, чуть прогибаясь в спине, разминая ее. Мужчина был похож на грациозного кота, которого потревожили во время сладкого сна на удобном, теплом лежбище. Вей Усянь лениво приоткрыл глаза и сквозь лисьи щелки лукаво воззрился на топчущихся ребят. Он склонил по-птичьи голову и безучастно пропел: - «Интересно?»       Адепты несколько опешили от вопроса, но, переглянувшись, все же решили, что им и вправду было интересно, что это за существо, кое успело изрядно помотать им нервы. Посему они, пусть и нерешительно, но кивнули. Вей Усянь пожал плечами, мол, замечательно, и сделал приглашающий жест в сторону двери. - «Ну раз интересно, тогда смотрите. Кто самый смелый?»       Один из адептов пораженно воскликнул: - «Учитель, но это может быть опасный дух! Мы не такие сильные и быстрые, как Вы! А что если оно на нас набросится или выколет нам глаза, пока мы будем смотреть в эту щель?!» Вей Усянь скрестил руки на груди, лениво опираясь плечом о дверной косяк, и с выражением вселенского равнодушия протянул, перед этим по-лисьи небрежно фыркнув: - «Ну-с, что ещё могу сказать…Коль такие трусы, то чего вообще сюда совались? Тем более в одиночку. Курам на смех. Говорите о желании стать прославленными заклинателями, но не делаете и шага к этому… И еще смеете желать стать моими учениками?»       Этот явный камень в их огород подействовал донельзя отрезвляюще, посему все как один вытянулись по струнке, а вспыхнувший Цзинь Лин в гневе скривился и, зло и грузно топая, приблизился к щели, с вызовом взглянув ему в глаза, мол, боялся я тебя и твоего духа!       Вей Усянь добавил, словно невзначай: - «А хотя, чего это я. Зачем так настойчиво приглашаю посмотреть на это существо? Все равно оно… не страшнее бабочки…»       Юноша скептично выгнул бровь на его слова, но все же порешил бодро нагнуться, дабы узреть то, на что его учитель пялился с добрых десять минут! Ещё и отчего-то добавил, будто смотреть там не на что. Точно что-то скрывает и побуждает к действию самых смелых. Если он сейчас постарается, то, может, сможет выцепить несколько баллов и обойти остальных!       Правда, его запала надолго не хватило, поскольку чуть было с девчачьим визгом не отшатнулся, ибо ожидал много чего, но не того, что чужие совершенно белоснежные глазные яблоки в кроваво-алыми слезах окажутся в опасной близости от него. Любой бы испугался!       Цзинь Лин постоял застывшим изваянием напротив, а после напряженной тетивой лука вытянулся и обвиняюще воззрился на совершенно бесстыдно ухмыляющегося Вей Усяня.       Видящие разворачивающееся действо юноши перебрасывали свое внимание от загадочно хихикающего в своей манере учителя Мо до совершенно напряженного товарища. По его виду совсем не скажешь, что там нечто не заслуживающее внимания! Цзинъи взвинчено поторопил: - «Ну что там?!»       С этим вопросом Цзинь Лин, чуть вздрогнув, распушил павлиний хвост и напыщенно протянул, перед этим пренебрежительно фыркнув, словно не увидел ничего особенного и ужасающего: - «Да там и вправду смотреть не на что! Такая ерунда. А мы боялись еще.»       Бодрый после действенной «кашки» Цзинъи воспрял духом и в момент оказался напротив двери. Он, хмурясь, нагнулся и принялся вглядываться в разъем. Правда, недолго, ибо, поняв, что находится по другую сторону двери, с воплем отшатнулся.       Цзинъи в ярком возмущении открыл рот и уставился на Вей Усяня: - «Это что?! Называется, не стоит внимания?! Да это же…да это же…» - завершая свою неоднозначную оценку, он картинно схватился за сердце.       Сычжуй тоже не выдержал, и вот теперь уже он отскакивал от злосчастной двери, словно от прокаженной змеи.       Вей Усянь картинно зевнул: - «Вам следует убить свое любое чувство страха и ужаса. А еще, желательно, ощущение боли. И тогда на пути самосовершенствования не будет Вам никаких преград. В конце концов, Вы – заклинатели, черт побери. Тогда почему, будто потревоженные в бане голые девицы, верещите при виде одного жалкого призрака? К тому же, безобидного.»       Юноши нисколько не обратили внимания на очередную шпильку со стороны их учителя, верно уцепившись за самое важное: - «Ч-что значит: убить любое чувство страха, ужаса и боли?» - «То и значит. Пока вы боитесь, то будете сомневаться. А сомнения тормозят и могут помешать, когда решение, от которого зависит ваша жизнь, нужно принять очень быстро. Никто не будет ждать, пока вы обдумаете все досконально, изучив все риски и подводные камни. Страх, ужас, боль – мешают при изучении, исследовании и обучении. Жизнь – совершенно опасная штука. Непредсказуемая. Нельзя сказать, что если сейчас у вас все хорошо, то через полгода, или даже через несколько дней, все будет также хорошо. Порой, судьба подкидывает нам такое, что мы не можем предпринять что-либо достойное против, посему вынуждены погореть в огне нескончаемых мучений. Хотите быть сильными воинами, что по жизни идут только прямо? Тогда научитесь смотреть страху и боли в лицо, постепенно привыкая к ним и не давая себе времени на сомнения. Отриньте чувство страха, ужаса и боли, дабы смело принять порой необходимую ответственность, которая позволит не отступить от ваших принципов.»       Адепты завороженно пооткрывали рты, заслушавшись столь мотивирующих и мудрых наставлений. Вей Усянь нетерпеливо и громко хлопнул в ладоши, отчего все поголовно вздрогнули. Он гаркнул: - «Ну и чего застыли?! Мы до утра следующего будем тут стоять? Вперед!» Юноши виновато, быстро закивали, извиняясь: - «Простите, простите, учитель…» - «Не сдались мне ваши извинения. Делайте, что должно. Вот и покажете все в действиях, а не словах! Не мельтешить. Выстраивайтесь в очередь и смотрите. Да не просто смотрите, а подмечайте всевозможные мелочи. После подведем итоги и сверим, что мы видели. Кто заметит больше всех – получит пять баллов.»       Услышав о награде, адепты испытали острое желание растолкать друг друга, дабы оказаться на месте быстрее соперника и успеть как следует рассмотреть страшное существо. Но памятуя о словах учителя, не решились, посему восприняли это, как испытание на выдержку. Юноши выстроились в довольно длинную колонку и принялись разглядывать внешние данные таинственной гостьи.       А вот Цзинь Лин, Цзинъи и Сычжуй обиженно столпились у Вей Усяня, требуя объяснений. Почему остальные пошли рассматривать существо, узнав о награждении, а они вынуждены были осматривать его так?! Что если, не догадываясь о «весе» испытания, они допустили небрежность и не заметили что-то важное?! На что Вей Усянь каким-то боком умудрился щелкнуть всех троих одновременно по лбу и непреклонно заявил, что они с самого начала должны были быть предельно внимательны. И не ради баллов, а ради собственного обогащения знаниями и опытом!       Юноши нахохлились и принялись напряженно вспоминать, что же они видели, пытаясь выловить из крупиц недавнего воспоминания как можно больше подробностей.       На удивление Вей Усяня очередь рассосалась донельзя быстро. Радостными утятами те столпились вокруг него и прямо-таки сгорали от нетерпения, желая первым высказаться об обнаруженном.       Вей Усянь лениво поинтересовался: - «Итак. Что Вы видели?»       Первым свою руку ввысь взмыл Цзинь Лин. Когда Вей Усянь обратил на него свой хладно-внимательный взор, он выдал: - «Белые глаза. Женский пол. Маленького роста и очень худая, даже щуплая. Возможно, недоедала. Не уродина. В руках бамбуковый шест.»       Сычжуй немного подумал и, помявшись, добавил: - «Девушка. Молодая. Где-то мне по грудь. Одета в лохмотья, на вид не больно опрятные. В целом, похожа на скитающуюся по улицам нищенку. Использует бамбуковый шест в качестве трости для слепых. Значит, глаза побелели ещё при жизни.»       Вей Усянь указал: - «Цзинь Лин больше видит, но Сычжуй больше замечает. Плюс, вывод Цзинь Лина лаконичен. Удобен. А вывод Сычжуя помогает увидеть положение дел глубже, что также полезно. Оба молодцы.» Цзинь Лин весь надулся от гордости, а Сычжуй не сдержал счастливую улыбку.       Ещё один юноша пожелал высказаться: - «Девушке всего пятнадцать-шестнадцать лет. Черты нежны и обаятельны. Ее окружает атмосфера живости и кипучести. Волосы заколоты деревянной шпилькой с маленькой головой лисицы, вырезанной на конце. И она не просто худая. И не щуплая, молодой господин Цзинь! Она стройная. Изящная. Астеничная. Одежды пусть потрепаны, но не грязны – значит, ухаживает за собой, хоть и не имеет средств на более красивую одежду. Если ее немного привести в порядок, то она непременно станет исключительно прелестной девушкой…Учитель?..»       Юноша бы и продолжил изъясняться, но испуганной рыбкой замялся, ибо невероятно испугался выражения лица Вей Усяня. Впрочем, как и остальные. Цзинь Лин внутренне насторожился и кинул взгляд на промелькнувшую искру беспокойства в глазах Веньлин.       И в самом деле, испугаться было чего. Лицо Вей Усяня выглядело, словно разбившийся на мелкие осколки сервиз – или словно его свело в страшных судорогах при виде чего-то неумолимо ужасного.       Взгляд кукольно застыл, по-прежнему глядя, будто в самую душу высказывающегося юноши. Уголок губ нервно дернулся, а с языка чуть не сорвался нервный смешок. «Если привести е-г..-о…её… в порядок, то он…-а непременно станет исключительно прекрасны-ой девушкой.»       Сука. Опять…       Подобные триггерные фразы встречались не вот часто, посему очень даже могли застать непоколебимого Вей Усяня врасплох. Мир потемнел, закрутился и словно покрылся пеленой дурмана, размывая лица окруживших его взволнованных юношей, заменяя их на другие. Исключительно противные и мерзкие, с коих он с наслаждением содрал бы скальп. Внутри все запротестовало от подобной характеристики мертвой девушки, чья жизнь и так была явно не самой радужной.       «Ну что Вы, господин Вень, жалко же. Едва распустившийся бутон белого лотоса, что ещё не успел наградить мир своим чудным ароматом…, говорят, Юньменские лотосы в цвету самые лучшие и сладкие…не расточительно ли будет вот так, сразу?..--- … Не будьте столь строги и жестоки. Разве не видите? Если привести его в порядок, то он непременно станет исключительно прекрасным юношей. Словно в старые добрые…»       В груди вспыхнул огонь яростного протеста. «Нет. Не позволю. Она обычная девочка… Ещё юная… К тому же, уже мер-тва-я…»       Призраки прошлого внезапно колыхнулись и исчезли невесомыми брызгами, оставляя после себя лишь всколыхнувшиеся ледяные осколки сознания где-то в груди. Его плечо сжимала тонкая и хрупкая, но невозможно сильная девичья рука. А нежный стан закрывал его смертное тело от чужих назойливых взглядов.       То была Яньли, что, почуяв неуловимое изменение в глазах Вей Усяня, тотчас отогнала от него юношей и закрыла собой. Она беспокойно вглядывалась в его лицо, пытаясь уловить признаки самосознания и присутствия здесь.       Она потрясла его за плечо и чуть слышнее легкого ветерка прошептала: - «Шифу, ты как?»       Вей Усянь поднял на нее темный взгляд и так и застыл, правда, вскоре напряженно скосился на сжимающуюся на его плече руку, молча требуя убрать ее. Яньли намек поняла и отняла руку, но тем не менее, совсем не убрала, оставив ту на расстоянии нескольких феней от. - «Шифу. Если хочешь, давай уйдем?» - конечно, она имела в виду покинуть Средний мир вовсе.       Глазки «бэмби» взволнованно бегали по его лицу, пытаясь выцепить хоть крупицу блуждающих в сердце желаний, дабы поскорее угодить своему шифу. Появилась яростная жажда оградить своего отца от этих назойливых ублюдков, что уже в который раз треплют ему нервы! - «Учитель, вы в порядке?!»       Все-таки сквозь оборону Яньли удалось протиснуться неравнодушным и упрямым Цзинь Лину, Цзинъи и Сычжую.       Вей Усянь перевел на них треснувший взгляд и хрипло, но жестко отчеканил: - «Не ваше дело.» - он кашлянул. – «Это не имеет значение к нашему делу.» - Вей Усянь непреклонно отстранил руку дочери и выпрямился, спрятав уязвимость за толстым слоем льда. Яньли поджала губы и покорно отпрянула, скользнув обратно ему за спину, продолжая оставаться его надежной защитой. Тем временем, Вей Усянь властно воззрился на того бедного юношу, что высказывал свою характеристику девушки без всякого злого умысла.       И Вей Усянь это понимал. Чувствовал. Все же, он – хули-цзин. Кому, как не ему, ощущать чужие порочные желания лучше всех?       Он кашлянул и тоном, что острее бритвы, твердо обрубил: - «Ты много заметил и подметил – твой плюс. Но не смей. Не смей…» - Вей Усянь сорвался на опасное шипение. – «Не смей говорить так…словно имеешь право…оценивать ее внешние данные…Не зацикливай свое внимание на этом.»       Юноша виновато залепетал, складывая руки в уважительном жесте: - «Учитель! Этот ученик просит прощения! Он и не раздумывал о чем-либо непотребном! Я-я всего лишь указал на ее внешние особенности, которые могли бы указать на черты ее характера или рассказать о жизни! Я, правда…» - «Верю. Кхм. Предлагаю подытожить все.» - Вей Усянь сделал тяжелый вдох и непреклонно отчеканил, ставя точку касательно предыдущего разговора. – «Проехали эту тему.» Юноши пусть и хотели узнать подробности касательно произошедшего, но понимали, что не имеют достаточного статуса, чтобы настаивать; да и чисто по-человечески, сердцем чувствовали, что затронули своими словами тяжелую тему для их учителя, посему не смели наседать, а послушали, что им говорят.       Вей Усянь прокашлялся и властно потребовал: - «Итак. Кому ещё есть, что добавить?»       Один из адептов нерешительно, будто боялся спугнуть иль потревожить, начал: - «Кажется, это она при ходьбе издавала стук бамбукового шеста, ведь если девушка ослепла ещё при жизни, то вряд ли обрела зрение, став призраком, посему ей приходится опираться на трость для слепых.» Но тут его теорию неожиданно опроверг его товарищ: - «Да что ты мелешь! Как такое может быть? Ты не видел слепых? Они плетутся еле-еле, боясь врезаться в кого-то. Они не видят дороги! А эта носится за нами по всему городу, словно ошалелая! Что-то, судя по всему, ей ее слепота не шибко-то мешает! Не знаю, как вы, но я еще никогда не встречал столь проворного слепца!»       Вей Усянь неожиданно похвалил: - «Верно. Молодец. Это единственный серьезный вывод за весь наш коллоквиум. Пять баллов тебе. Остальным по два.» - юноши, получившие по два, подавились воздухом от возмущения, но выказать своего негодования не посмели, посему угрюмо замолчали.       Вей Усянь холодно продолжил: - «Так вы должны рассуждать и впредь. Не упускайте ничего из виду. Ни-че-го. Особенно то, что вызывает у вас явное подозрение. А сейчас. Нечего заставлять даму ждать на пороге. Верно, Гусу Лань? Это ведь невежливо? Заставлять девушку топтаться на пороге. Давайте-ка пригласим ее.»       Цзинь Лин недоверчиво и даже испуганно выдохнул: - «Что…»       Но, очевидно, их мнения спрашивать не собирались, поскольку в ту же секунду по окончании своих слов Вей Усянь дернул пальцами и дверь с оглушительным грохотом распахнулась, впуская промозглый уличный воздух, а вместе с ним и жуткий туман.       От сего резкого действа не только юноши вздрогнули, но и ожидавшая все это время за порогом девушка. Она настороженно нахмурилась, сузив глазки, и, сжимая в ручках бамбуковый шест, подняла его, выставляя перед собой в качестве импровизированного оружия.       Видимо незнакомка почувствовала дуновение воздуха, а вместе с ним и оглушительный грохот открывшейся двери. Восприняв это, как своеобразное молчаливое приглашение войти от таинственного «благодетеля» и «спасителя», гостья вплыла внутрь белой тенью.       Юноши взвизгнули и тотчас оказались за спиной Вей Усяня, толкаясь и пихаясь, дабы ухватить себе место под его защитой. Зажатая Яньли недовольно пискнула. По полу-прозрачным щекам девушки стекали кровавые слезы, кои делали ее облик еще более пугающим. Адепты за спиной Вей Усяня совсем потеряли рассудок от страха, поскольку несколько из них даже вцепились в его плечи, ища защиты.       Вей Усянь недовольно зыркнул на них, но промолчал. Даже рук не убрал. Любого другого он давно уже прогнал бы взашей с выдернутыми руками. А им позволил. Почему? Да все просто. Пусть это было не очевидно, но детей он всегда любил. Очень. Когда еще был человеком, одним из любимых занятий было разыгрывать малышню, что оказывалась в поле его зрения, дабы поднять настроение. Вей Усянь так же самоотверженно выступал в роли хорошего шисюна и щита для своих маленьких шиди, когда это требовалось. На ночных охотах те также искали его защиты…       После смерти Вей Усяню особенно хотелось уберечь каждого попавшего в беду ребенка. Каждого. Искренние горькие слезы бередили его душу, пробуждая нечто, похороненное глубоко внутри. Возможно, по нему и не скажешь, но если потребуется, он будет защищать ребенка, подобно матери-лисице. Столь же яростно и неистово. Вполне вероятно, что так он пытается уберечь всех так же, как, если бы Вей Усянь хотел, чтобы в свое время уберегли его.       Мужчина мотнул головой, сбрасывая ненужное наваждение. Должно быть, атмосфера этого городка, высокая концентрация частиц мертвой энергии, изрядно опустевшие запасы демонических сил и слабая оболочка потрепали его морально, оставив после себя огромное решето. По-хорошему, ему срочно был необходим достойный отдых в тишине и покое, но, увы, таковой возможности не предоставлялось.       Вей Усянь попытался сконцентрироваться. И преуспел в этом. Как-никак обладал должным опытом.       Он ровно протянул: - «Доброго времени суток, девушка. Простите, что прервал наш разговор. Итак, Вам есть что сказать?»       Адепты непонимающе воззрились на него. Когда это он успел с ней поговорить?! Неужели…тогда?       Незнакомка обернулась на знакомый тон его голоса и счастливо просияла. После о чем-то задумалась и принялась активно жестикулировать, указывая то на Вей Усяня, то на голову. Должно быть, так намекала на продолжение прерванного мысленного разговора, но Вей Усянь покачал головой, отметая предложение.       Плечи девушки понурились, но, очевидно, та была не из тех, кто легко сдается. Посему она принялась пытаться объяснить так, как умела. Жестикулируя.        Цзинь Лин недоуменно выгнул бровь: - «Странно. Почему она не говорит?»       При этих словах девушка замерла, после широко раскрыла рот. Из него тут же сплошным потоком хлынула кровь, пачкая устрашающими пятнами пол.       Язык ее был выдран с корнем.       Вей Усянь невольно, где-то в глубине души, посочувствовал ей. В своей манере.       А вот юноши, узрев сию неприглядную картину, покрылись мурашками, но прониклись искренней симпатией и аналогичным сочувствием. «Бедная девушка – нема и слепа одновременно.»       Вей Усянь внимательно вглядывался в поток ее хаотичных телодвижений и совершенно не понимал и слова, что та пыталась донести.       Он поинтересовался: - «Кто-нибудь знает язык жестов?»       К сожалению, никто.       Девушка пришла в такое волнение, что не могла устоять на месте. Она от безысходности принялась скрябать по гнилой поверхности пола, намереваясь написать свои мысли. Но к несчастью, черты были неразборчивы и не складывались в слова. Становилось очевидно, что она происходила из необразованной семьи, что явно доставляло им проблем.       Глазные яблоки Вей Усяня резануло острой болью, а после те намокли. Он быстро отвернулся к Яньли, безмолвно прося проверить: насколько все плохо. Та напряглась, но оперативно выудила белоснежный расписной платок, коим проворно промокнула выступившие от переутомления кровавые слезы. Все же, не стоило так резво тратить свои запасы сил. Конечно, он их полностью не опустошил – до этого было далеко – но отдых все же его смертному телу был необходим.       Внезапно с дальнего конца улицы раздался звук бегущих шагов запыхавшегося человека.       Тотчас призрак девочки бесследно испарился, словно его тут и не было. Вей Усянь понимал, что та ещё вернется, чтобы попытаться поведать о своих волнениях вновь, посему не тревожился о ее временном уходе.       Он глубоко вдохнул уличный воздух, пытаясь поймать запах приближающегося гостя. Чуткий нос уловил нотки железа, мертвечины и пота. От подобной мешанины «ароматов» Яньли в явном чувстве отвращения скривилась. А вот Вей Усянь, напротив, довольно, предвкушающее, голодно и хищно ощерился. Глаза полыхнули жадным красным.       «А вот и мой выигрыш подоспел…Ну приветик, Сюэ Ян…»

Охота началась.

***       Вей Усянь потрепал Яньли по плечу, давая понять, чтобы не рыпалась. Та, понимая своего отца без слов, послушно склонила голову и укрылась в тени, дабы понаблюдать со стороны и, если что, защитить «цыплят».       Позаботившись о невмешательстве со стороны дочери, Вей Усянь вальяжно сложил в привычном жесте за спиной руки и, покачивая бедрами, проплыл в сторону двери. Попутно дернул пальцем, тем самым закрывая проход аж на засов.       Дети притихли, замечая перемену в его манере. Обычно их учитель ходил грациозно, но спокойно, с присущей ему ленцой. А когда приходил в «действие», то становился донельзя опасным, что чувствовалось на уровне тела. Походка становилась более тягучей, плавной, крадущейся. Словно хищный тигр распушил хвост и обнажил острые зубы, что уже ощущали на себе мягкость мяса жертвы. На лице их учителя в такие моменты, как они успели заметить, начинала блуждать темная, острая улыбка, схожая с шипами дикой флорибунды.       Если их учитель сменил манеру – значит, зацепил опасного «некто», коего следовало…устранить.       Вей Усянь плавно, играючи оказался у дверей и, затаившись, принялся разглядывать обстановку снаружи. Дети не пожелали находиться в стороне от эпицентра захватывающих событий, посему поспешили присоединиться к мужчине. Один Цзинь Лин на несколько мгновений замялся, оглядываясь в поисках кого-то. И очевидно, нашел чьи-то хрупкие очертания в непроглядной мгле, раз продолжил шествие за остальными с полегчавшим сердцем.       Снаружи было неуютно. Туман клубился более плотно, чем должно – даже по меркам городка. Сквозь щели веяло мертвым морозом, что, пробираясь по дыхательным путям, замораживал легкие, покрывая тех колким инеем.       Поначалу все было относительно спокойно. На периферии не происходило чего-либо из ряда вон выходящего. Лишь незначительные погодные изменения. Но вскоре юноши навострили уши, ибо где-то в отдалении послышался хищный животный рев, а вслед за ним тяжелое дыхание еле волочащего по земле ноги человека.       Уголки губ Вей Усяня поползли выше. Он прикрыл глаза, дабы обострить слух посильнее.       По ушам ударило громкое уханье чужого работающего на износ сердца. Журчание крови, стремительно бегущей по пульсирующим сосудам…Горячая. Сладкая…словно выдержанное дорогое вино. Ни с чем не сравнимый вкус…       Вей Усянь быстро облизнул пересохшие вмиг губы и закусил внутреннюю сторону щеки, дабы хотя бы попытаться сдержать рвущуюся наружу морду хищника, что почуял рану жертвы.       Шлейф железа стал более ощутим. Следовательно, долгожданный гость приближался.       Помимо приближения раненого человека ревели озлобленные мертвецы, что также жаждали вкусить чужой плоти и испить горячей крови. Но обломитесь. Не сегодня. Не на вашей улице сегодня праздник, а на столе гуляет пир.       На языке завертелось шипение:

«Я вожу…»

      Спустя всего несколько мгновений, кои растянулись в вечность, показалась несуразная фигура человека в черных одеждах, что передвигалась весьма ломко и неуклюже. Словно каждое, даже малейшее, движение приносило ему невыносимую боль. Впрочем, наверняка так оно и было.       При детальном рассмотрении фигуры становилось ясно, отчего столь явно выделяется железный шлейф. Все дело было в довольно глубокой ране, что красовалась на его плече, а волочащаяся за его нестройным бегом нога так же выглядела не шибко здоровой.       Доставлял неудобств и висящий на бедре раненной ноги меч, что при каждом неловком шаге подбивал своего обладателя на сокрушительно грузное падение.       Сычжуй обеспокоенно шепнул: - «Кто он?.. Что здесь забыл? Очевидно, ему нужна помощь! Он ранен! За ним гонится…О Небеса…» - пораженно выдохнув, Сычжуй забыл о невысказанных словах. За бедолагой неслось с несколько дюжин разъяренных мертвецов, что выпустили хищные длинные когти и острые гниловатые зубы, что надеялись сомкнуться на чужой шее.       Цзинъи нахмурился: - «Надо ему помочь!» - он повернулся к Вей Усяню и со всей доступной ему серьезностью воззрился на него. – «Учитель, мы обязаны ему помочь.»       Цзинь Лин тихо фыркнул: - «Как ты собираешься ему помочь? И вообще, неизвестно: друг он или враг. Коль поможешь, а он вынашивает недобрые намерения? Получится, что пригреешь змею на груди. Вот уж нет! Плюс, как бы не случилось так, что полезши помогать – пострадаешь сам.» Тем временем один из мертвецов решил попытать счастья и замахнулся своей когтистой лапой. Но к его сожалению, ему не хватило сноровки, ибо мастерства мечника было достаточно, чтобы отразить внезапную атаку.       Вей Усянь в сердцах лишь презрительно хмыкнул на эту жалкую попытку.       Тут послышался уже знакомый им треск. И без того плотный туман окрасился в темно-синий, характерный цвет «трупного яда».       И по итогу – очень «удачно» – незадачливый беглец попал аккурат в эпицентр выпуска сего порошка. А из-за напряженного долгого бега, очевидно, у него не было возможности вздохнуть без режущей легкие боли. Оттого-то большая часть яда и попала к нему на язык.       Из-за столь неудачных сложившихся событий: ранения, отравления и усталости беглец все же сдался. Ноги его подогнулись, и он грузно свалился наземь, прокатившись безвольным бревном несколько чжанов.       Адепты Гусу Лань сочувственно охнули и наивными оленятами просяще уставились на Вей Усяня, безмолвно моля о помощи несчастному. Тот же не выказывал какого-либо интереса к разворачивающейся трагедии.       Сычжуй поторопил его сорвавшимся голосом: - «Учитель Мо! Это неправильно! Он – живой человек! Мы должны ему помочь!! Правила нашего Ордена запрещают бросать людей в беде! Наше дело – помочь, а уж если он окажется врагом, то это уже дело второй важности!» Вей Усянь в ледяных безучастности и равнодушии скосился на него. Он чуть выпятил губу, размышляя, а после, склонив по-птичьи голову, резонно полюбопытствовал: - «Допустим. Если я сейчас помогу ему, то ты готов взять на себя ответственность в случае, если этот человек окажется недругом, что возжелает смерти твоего товарища? А если его желание исполнится? Примешь на себя ответственность за подобные последствия своего выбора и мягкосердечия?»       Сычжуй подавился своими альтруистическими речами и замолк. Он в самом деле не был готов и уверен, что спасенный им человек не доставит проблем. Но ведь не было абсолютной уверенности, что перед ними – враг. Это мог быть вполне невинный человек. Их возможный союзник. К тому же, правила Ордена…Да и Ханьгуан-Цзюнь учил другому!       В мыслях внезапно пронеслись недавние наставления учителя, которые сейчас пришлись как нельзя кстати. И вправду…кто бы мог подумать, что учитель будет говорить столь точно!       Требование от него быстрого принятия серьезного решения и вправду довольно скоро настигло его, не оставив возможности на раздумья. «Научитесь смотреть страху и боли в лицо, постепенно привыкая к нему и не давая себе времени на сомнения… --- Отриньте чувство страха, ужаса и боли, дабы смело принять порой необходимую ответственность, которая позволит не отступить от ваших принципов.»       Сычжуй сделал тяжелый вздох, прикрывая на секунду глаза. А спустя тяжелое и такое долгое мгновение он твердо отчеканил: - «Мы спасем его. Неважно: друг иль враг. Он – живой человек. Правила Ордена запрещают бросать другого в беде. Я принимаю ответственность за последствия, дабы не поступиться принципами.» Вей Усянь с секунду молча смотрел на него, а после совершенно искренне усмехнулся и, разворачиваясь на пятках, дабы прошествовать вглубь лавки, потрепал юношу по голове: - «Похоже, кто-то и в самом деле слушает мои наставления и извлекает из них урок. Хвалю и уважаю за это.» - он весело фыркнул, разводя в сторону руки. – «Ну что ж, раз народ просит, то я спасу этого бедного и несчастного!» Адепты с интересом воззрились на него, ожидая дальнейших действий с замиранием сердца преданного зрителя.       Вей Усянь плавно, даже танцующе, проплыл к «лесу» свисающих с потолочных балок манекенов и принялся погружаться дальше, вглубь и темень лавки, намеренно задевая и невесомо, с тягучей ленцой проходясь кончиками двух пальцев по бумажным складкам одежд.       Глаза бросили красные отсветы на нефритовые щеки, а алые губы приоткрылись, словно собирались что-то произнести.       Юношам со своих мест стало плохо видно совершаемые махинации, посему гуськом поспешили за ним, стараясь не издавать лишнего шума. Даже вздохнуть слишком громко не смели, дабы не упустить и вздоха! Не смели моргнуть, дабы не упустить и мановения пальца!       На кончиках пальцев заискрила алая демоническая ци, что лепестками ликориса цеплялась за полы кукольных одежд. Очерченные губы приоткрылись чуть шире, позволив робко выглянуть опасным клычкам.       Раздался тихий-тихий, но в нынешней обстановке оглушительно громкий, низко-мелодичный, сладкий, подобно меду, баритон, что складывал будоражащие душу и сердце стишки: - «Цветет заря, мелькнет ала улыбка…раздастся смеха колокольный перезвон…моя краса…ты не спеши проститься…и лишь мгновенье погодя, в листьях яблони игривой ты взор лучистый обнажи да поцелуй свой сладкий подари…» - Вей Усянь поднес правую руку к губам и с силой прикусил чувствительные подушечки. На языке расцвел вкус горячей крови.       Она побежала по ладони, после робко спустилась на тонкое запястье, затем с концами исчезнув в складке рукава.       Вей Усянь с нажимом провел по губам, плотно пачкая их. По окончании рука безвольной плетью упала вдоль тела и там и повисла. Ее обладатель тем временем замер аккурат напротив манекена девушки-служанки, что кокетливыми кукольными глазками взирала чуть сверху.       С его губ стекла капля крови, пачкая воротник, но Вей Усяня это не взволновало. Он продолжил дурманящим, пьяным взглядом вглядываться в чужие нарисованные очи, ожидая, что те обретут сознание.       Вей Усянь выглядел, словно подверженный любовному дурману любовник, что вышел повидаться со своей возлюбленной. Очарованные лисьи щелки чуть прикрылись, а алые губы продолжили, пока он сам начал медленно подниматься на носочки, приближаясь к чужим нарисованным устам. - «Не робей и не красней. Сладка моя любовь. Ты мила, и ты игрива. Так выпьем же за наш покой. Явись же, дева, дама сердца моего, руку страждущему вверь и души дверцу приоткрой. Я молю, не будет сварлива и осчастливь свиданьем под луной, подарив под вкусом винным свой сладкий поцелуй.» Договаривал строки Вей Усянь уже в самые губы, а после приник к ним донельзя нежно, словно к созданию из нежного хрусталя. Юноши недоуменно переглянулись, не понимая смысла данных действий. Но впрочем, их недоумение долго не продлилось. Накатил порыв ледяного ветра, что вмиг потушил зажженные Яньли свечи. Бумажные листы, что доселе мирно покоились на полу, покатились в сторону Вей Усяня. Те места, которых касались его пальцы, загорелись ярко-алым и образовали связующую нить, что свелась к той девушке-служанке, кою в данный момент он целовал.       Длинная нить от самой первой до последней куклы обмотала каждое запястье, остановившись на ближайшем запястье главного манекена. Глаза ее загорелись, а после обрели осознанность. Вей Усянь отстранился, лукаво улыбаясь, и поклонился. «Девушка» смущенно захихикала, прикрывая левой рукой зубастый рот. Вей Усянь галантно протянул руку, а она ее кокетливо приняла.       Он поднес ее кисть к губам, словно намеревался поцеловать. Глаза заискрились красным еще ярче, а голос сорвался на демоническое шипение: - «Помоги, моя краса, и слов заветы в реальность претвори. Порадуй нежности заботой и руку страждущему вверь.»       Теперь уже ожившая кукла смотрела на него взглядом влюбленной барышни, что была готова подчиниться любому его приказу. Вей Усянь отстранился и сделал приглашающий жест рукой в сторону улицы. Та присела в реверансе, игриво улыбаясь, а после, стоило только отвернуться к двери, ее лицо исказила гримаса демонической жестокости: прорезавшиеся глаза были стеклянно-красными, оттого, контрастируя с бледной «кожей», выглядели невероятно жутко. Из-под очерченных пухлых губок выглядывали острые, как бритва, зубы, а длинные когти на руках кокетливо продолжали наматывать на себя локон.       Она дернула правой рукой, к которой подвязывалась нить, и все по ее команде последовали вслед за резким движением. Девушка проплыла к еще запертым дверям и махнула кистью, тем самым отдавая приказ. Привязанные красной нитью куклы покорно выстроились за ней в шеренгу, словно верные солдаты. Пара детских кукол: мальчик и девочка стремглав устремились услужливо открывать проход своей госпоже. Как только первый приказ был выполнен, свет связывающей их нити погас – но не потому, что исчез, а потому, что в целях самозащиты скрыл местонахождение «головы» их механизма.       Стоило дверям открыться, а нитям погаснуть, как вся бумажная орава выскочила на улицу, штормом обрушиваясь на ничего не подозревающих мертвецов. Одна из кукол выхватила из этой суматохи раненного беглеца и швырнула в сторону убежища.       Он кубарем прокатился и замер на входе, за порогом. В тот же момент двери захлопнулись, а засов приладился на свое место, словно так и должно.       Юноши пораженно и восхищенно пооткрывали рты, видя действие «темной» практики в действии. Беснующие снаружи бумажные создания нежданно-негаданно сделались, словно сделанными из самого прочного камня и острее, чем самый наточенный клинок. Их стремительные движения рук и ног вмиг повергли врага: своей неумолимостью и звериной жестокостью. А по завершении смертоубийств по велению главной госпожи те встали по периметру, охраняя вход.       Адепты ухом моргнуть не успели, как Вей Усянь с перепачканным в крови лицом, будто кого-то съел - хотя странно, для этого ведь еще рано? Кхм…       Он текуче наклонился к пострадавшему и даже как-то ласково перевернул его на спину. Юноши, а в частности Сычжуй, тотчас подоспели, дабы узреть, что с ним такое.       «Беглец» и в самом деле был донельзя плох. Его положение и так нельзя было назвать завидным, так ещё и порция яда внесла свою лепту, сделав картину более печальной. Бледно-полотняная кожа, покрытая крупными бусинами лихорадочного пота, потрескавшиеся синие губы, загнанное дыхание и пропитанная кровью в области глазниц марлевая повязка на лице.       Цзинъи прошептал: - «Скорее, учитель, надо приготовить ему этой вашей каши! А то он совсем плох…Учитель, учитель, а Вы случайно не умеете подобные раны залечивать?» - «Раны?.. не думаю. Но вот насчет каши…может быть и могу приготовить, только вряд ли она ему поможет: отравление серьезно.» - цинично протянул Вей Усянь, старательно пряча где-то в глубине звериную жажду крови и точно такую же радость, ибо его игрушка сама попала к нему в руки.       Вей Усянь про себя усмехнулся:       «Хочешь поиграть со мной, Сюэ Ян, н-да? Ты итак уже должен мне сердце…Отыграться не выйдет. Это так глупо. Повязал себе тряпку на рожу на манер моего шишу? Хочешь обмануть? Смешно. Может, это могло бы сработать, но ты не учел одного: я уже знаю, что Сяо Синчень мертв и ты – единственный живой местный житель на всю городскую округу…Пытаешься обыграть меня? Как бы не так…Мы играем по моим правилам. Это я вожу…»       Перед ним совершенно точно лежал Сюэ Ян, а никакой не Сяо Синчень. Благодаря связи с фамильяром, ему удалось почувствовать по мысленным каналам связи, что по итогу расследования выяснилось: Сяо Синчень мертв и его труп находится в храме Сюань Су, что на удивление расположен всего в нескольких кварталах отсюда. Как мило…все складывается как нельзя лучше. Праздник подходит к своей кульминации, пора сворачиваться.       Сычжуй наивно воззрился на него и обессиленно прощебетал: - «Учитель Мо, но ведь ваша каша Цзинъи помогла! А ему было так же плохо, как ему…значит, есть шанс…»       Вей Усяню это надоело, и он поманил пальцем к себе Сычжуя, мол, идем, на ушко кое-чего шепну. Юноша покорно приблизился, и Вей Усянь заговорщически прошелестел: - «Если бы не добавленная мной украдкой в кашу Цзинъи суспензия от отравления трупным ядом, то шыш бы он выкарабкался… Я же говорил, малыш, каша помогает при легких отравлениях, но не сильных.» Глаза Сычжуя пораженно округлились: - «Что?!.. Но…тогда получается и у остальных тоже…»       Вей Усянь опроверг эту недосказанную теорию покачиванием головы. Он продолжил: - «У меня был всего один пузырек. И то, доставшийся от Веньлин, ибо сам не припас подобных лекарств. У других было все не так плохо, поэтому им скормил кашу, а вот       Цзинъи и то, и это. Зато вон как теперь скачет; здорово, да?» - «Учитель, но почему тогда вы завуалировали это как…» - «Да потому что остальные начали бы возмущаться: почему нам каша, а ему препарат? Почему, имея один бутылек действенного антидота, вы отдали предпочтение ему? На панику и ущемленное эго ничего толком не объяснишь, понимаешь?»       Вей Усянь, придавая весу своим словам, погладил Сычжуя по голове, смотря на того кукольно-стеклянным взглядом: - «А теперь. Что это ты со мной тут так мило беседуешь? А как же твой протеже?» Сычжуй испуганно вздохнул. Он совсем запамятовал о раненном! Но…что же теперь делать? Как помочь?       Вей Усянь покачал головой, мол, не стоит переживать и присел на корточки подле «беглеца».       Тот, почувствовав, что к нему пришли поговорить, с выражением вселенских мучений хрипло закашлялся и выдавил: - «А Вы?..» - и снова сорвался на кашель.       Внутренне Вей Усянь не мог не поаплодировать его актерским навыкам. Это даже стало несколько интересно. Что Сюэ Ян намеревается делать? Как далеко зайдет? А что будет делать, если Вей Усянь прижмет ему хвост как кошка – мышке?       Своеобразный азарт вспыхнул в его груди, поэтому, решив подыграть, ласково проворковал: - «Я всего лишь странник. Оказался тут в западне с детьми и планирую покинуть сие затхлое местечко. А Вы, позвольте спросить, кем будете?»       «Беглец» зашелся тяжелым, сиплым кашлем. Да таким, что Цзинъи невольно посочувствовал, ибо сам был недавно в его шкуре. Откашлявшись, он с легкой улыбкой еле-как выдавил: - «Да я тоже…всего лишь странник. Стараюсь помочь людям с их бедами то тут, то там…Кха-ха…»       Дети постепенно начинали проникаться сочувствием и благосклонностью к спасенному, но Вей Усянь, правда, проявил для них не виданные доселе толстокожесть и циничность, потому как сухо цокнул: - «Да вы альтруист!»       «Беглец» усмехнулся: - «Что-то в этом роде, да…»       Цзинь Лин хотел было что-то ляпнуть, но внезапно шумно вздохнул, словно увидел что-то из ряда вон выходящее. Все обернулись на него, а он в свою очередь указал куда-то своим пальцем.       Проследив за направлением, указанным Цзинь Лином, все ведающие остолбенели. Висящий на бедре «беглеца» меч был некогда плотно обмотан черной тряпицей, но сейчас из-за прошлых махинаций она оказалась смята и несколько съехала в сторону, обнажая высеченные на лезвии именные иероглифы.       «Шуанхуа».       Меч канувшего в небытие Сяо Синченя.       Внутри Вей Усяня показала два своих хвоста оголодавшая взаперти хули-цзин. Как трогательно. Умыкнув чужой меч, подражаешь манерам и речи, дабы выдать себя за него. Для чего? Ха-ха…       Очевидно, в головушках детей мелькнула догадка о личности незнакомца, посему они ошеломленно притихли.       Слепец, добр, меч Шуанхуа – все указывало на то, что перед ними Сяо Синчень. Только Вей Усянь и притаившаяся в тенях лавчонки Яньли, а также раненный «бе-гу-нок» знали, что настоящий Сяо Синчень уж лет десять как мертв.       Один из юношей вознамерился проверить: на месте ли глаза мужчины? Только рука чуть коснулась тонких повязок, как мужчина болезненно скривился, невольно отшатываясь.       Юноша понял, что собирался натворить, и виновато понурился, бормоча: - «Простите, я не подумал…»       «Беглец» отдышался и, чуть улыбаясь уголками губ, вежливо проговорил в силу своих возможностей: - «Спасибо, что вытащили меня из той западни. Но теперь мне пора.»       Вей Усянь лукаво полюбопытствовал, поглаживая кончиком пальца подбородок: - «И куда же ты пойдешь? Отравленный трупным ядом по самое не могу, так еще и раненный. Умереть охота? Ну-с, в таком случае не…»       Уже догадываясь, что он намеревался сказать, Сычжуй оборвал его, резко вставив: - «Мы попытаемся что-то с этим сделать. Не нужно беспокоиться. Останьтесь пока здесь.»       Голос «Беглеца» смягчился: - «Спасибо, юноша. Ты столь добр…» - он вновь зашелся кашлем, а после обернулся в сторону Вей Усяня. – «Насколько…серьезно я отравлен?»       Вей Усянь заметил, словно говорил о погоде: - «Серьезно. Палочка благовоний и ты – труп.»       Адепты пораженно шикнули на его бестактность: - «Учитель!!!»       На что «беглец» только посмеялся: - «Ну раз уж дела мои плохи, то в таком случае мне точно стоит удалиться, пока я не пополнил ряды мертвецов. Лучше уж уничтожу парочку, пока ещё в силах.» - «Печалька.»       Внезапно их разговор прервало пронзительное хихиканье кукольной госпожи. Вей Усянь тактично оставил пострадавшего и приставил любопытный глаз к щели. - «Что там?» - к нему бодро подскочил Цзинъи и также выглянул наружу. И тотчас отпрянул. – «Мама родная! Сколько там их…Вся улица кишит мертвецами! Должно быть, целые сотни!! Не думаю, что бумажные манекены смогут их сдержать!»       Вей Усянь картинно зевнул: - «Уверен? Тц. Пока не прибьют главную куколку, то шыш этим мешкам с тухлятиной, а не выигрыш. Даже если они перемелют всех остальных кукол в кашу, пока будет жива главная – остальные будут восставать снова и снова.»       Адепты восторженно охнули. А вот «Беглец» печально выдохнул: - «Вы использовали Призыв Нарисованных Глаз?»       Вей Усянь незаинтересованно скосил на него глаза и равнодушно бросил: - «Не-а. Аналог его, но не призыв. Другое.»       «Беглец» легко усмехнулся, чуть помолчав: - «Вам лучше не стоит заниматься темными практиками, господин. Ведь они…» - «Разрушают тело, но ещё больше разрушают душу. Ага. Не стоит. Я прекрасно осведомлен о теории.»       Пусть ответ его звучал небрежно, словно он совсем не был взволнован наглым и не прошенным вмешательством в свою практику, но на самом деле, за подобные речи Вей Усянь был готов хоть сейчас оторвать этому ублюдку голову.       За пребывание в роли Старейшины Илина он успел наслушаться о вреде «темного» пути. Ох, как же ему частенько – ну как частенько, всегда – хотелось ткнуть этим праведникам, что это никакой не темный путь! Это его новая ипостась, с которой он должен научиться существовать! И вообще, это не ваше дело.       А тут, этот ублюдок Сюэ Ян смеет лезть к нему с подобными речами, пытаясь отыгрывать его шишу?.. Он точно открутит ему голову.       Пока они разговаривали, юноши восторженно переговаривались меж собой, наблюдая за битвой манекенов и мертвецов. Все происходило так, как и объяснял Вей Усянь: пока главная кукла была цела, остальные восстанавливались с космической скоростью.       Схватка воистину завораживала. Своей стремительностью, хаотичностью, свирепостью и непредсказуемостью.       Юноши комментировали: - «Вау, ногти бумажной женщины – просто жуть! Один удар – и сразу пять ран!» - «Интересно, а почему у детей такие длинные языки? Это призраки висельника?» - «Ого, погляди, а этот мужчина и вправду силач! Сколько трупов за раз поднимает!» Один лишь Цзинь Лин остался в стороне от этих зрелищ. Его нелюбовь к темным практикам никуда не делась, но после недавних разговоров пошатнулась. Отчего-то в голове пронеслись резонные слова:       «Почему выдающийся мечник, первый ученик Ордена Цзян вдруг встал на путь тьмы?! Думаете, из высокомерия иль еще чего?! Ха! Много Вы знаете. Будь он высокомерен, то не ступил бы на темный путь, ибо как выдающемуся мечнику ему не было бы нужды! Зачем сворачивать туда, где путь тернист и нет возможности должным образом проявить себя, завоевав народную любовь и восхищение?!»       И в самом деле…почему? Цзинь Лин никогда не задумывался об этом с такой точки зрения. Он всегда считал Вей Усяня абсолютным злом, что вершило злодеяния, сеяло боль чисто по собственной прихоти, дабы потешить самолюбие. Но если задуматься об этом?       Он всегда знал, что до пути Тьмы Вей Усянь был лучшим в Ордене Цзян. Его уважали и любили сверстники. Он был незаурядно талантлив, умен и преуспевал в шести искусствах.       В самом деле, зачем такому человеку ступать на Темный путь?.. Ведь это верный способ потерять все, что ты заработал упорным трудом!       Цзинь Лин мотнул головой. Поскольку понял, что опять омут навязчивых мыслей пытается поглотить его с головой. Не стоит думать об этом: не время и не место.        Тем временем Вей Усянь тактично оставил юношей любоваться завораживающей схваткой. Взгляд хищника быстро нашел тяжело отдыхивающегося «бегунка». Хули-цзин показала третий хвост.       Вообще, при жизни Вей Усянь было довольно игрив и обожал разного рода шалости. После смерти как-то подобная жажда много поутихла. А сейчас вдруг вновь всколыхнулась острым желанием поиздеваться над «бегунком».       Он подхватил оставшийся после одного из мальчишек рис и сунул «беглецу», ласково проворковав: - «Конечно, это не шибко поможет, но, может быть, замедлит действие яда?» «Беглец» благодарно принял успевшую полностью остыть пиалу каши из чужих таких же ледяных рук и тяжело выдавил: - «Знаете, я – не суицидник. Если есть хоть мизерный шанс выжить, то я безусловно им воспользуюсь.» Вей Усянь шкодливо ощерился: - «Приятного аппетита.»       «Беглец» благодарно улыбнулся и принялся за еду. Однако едва каша достигла языка, уголки его рта непроизвольно задергались, словно мечтали выплюнуть проглоченное прочь. Но все же он нашел в себе силы съесть все полностью и выдавить: - «Большое спасибо.»       Вей Усянь во всю внутренне ржал. Давно его что-то так не веселило. «Правильно, правильно, птенчик. Маринуйся и приправляйся. Я как раз люблю поострее.»       А вслух лениво произнес, скрещивая на груди руки: - «Слышали, что он сказал? Вам стоило быть более благодарными за предоставленное кушанье.»       Цзинь Лин ощерился: - «Что ты назвал «кушаньем»?! Это извращение, а не кушанье! Гадость!» - «Между прочим ты готовил это со мной. То есть, это все, что можно сказать про твои способности: фу, гадость?» - «Ты!»       «Беглец» всё же прокомментировал: - «Хотя знаете, если бы мне пришлось есть такую кашу каждый день, то я предпочел бы смерть.»       Цзинь Лин разразился громким, бесстыдным хохотом. Даже Сычжуй не удержался от смешка. Вей Усянь промолчал, зато в мыслях проворковал: «Как тебе угодно, птенчик. Устроим. Не хочешь кашку есть?.. Значит, кашка сожрет тебя.»       Цзинъи победно хлопнул в ладоши: - «Ура! Мы победили! Мертвецов больше не осталось!»       «Беглец» тотчас отставил миску в сторону: - «Не открывайте двери. Могут прийти еще…» - «Ну что ж вы так, не совсем моя стряпня и плоха. Вы просто еще не распробовали. Не откладывайте ее, съешьте до конца. Здоровее будете.» «И острее. Как я люблю…»       Снаружи туман постепенно рассеивался, приходя в свою норму. Трупный яд оседал, а от оравы мертвецов осталась лишь бесформенная каша.       Стоило Вей Усяню картинно зевнуть, как сверху донесся странный шум… «Беглец», будучи лишенным зрения и с обострившимся слухом, тотчас бросил: - «Сверху!»       Вей Усянь скомандовал: - «Врассыпную!» - вся его веселость испарилась, уступая место обычной холодности.       Ледяные глаза безошибочно в этом хаосе отыскали притаившуюся Яньли, что успела скрыться в другом местечке, более безопасном и удобном.       В следующую секунду часть потолка обвалилась, образов огромную дыру в нем. А через эту самую дыру показалась фигура мужчины в черном, что тотчас спрыгнула на пол.       Статный и прекрасный мужчина, весь облик которого так и вещал о принадлежности к знатному роду заклинателей. Черное облачение, метелка из конского хвоста и длинный опасный меч, покоящийся в сильной руке. Таким им предстал лютый мертвец, в чьих совершенно белесых и неосмысленных глазах плескалась сумасшедшая ярость.       Как только у всех пронеслась мысль о его классовой принадлежности, он тотчас ринулся в атаку, нацелившись на близстоящего Цзинь Лина. Тот, конечно, смог парировать удар, но сила лютого мертвеца была велика, отчего рука его онемела. Если бы не сила духовного оружия, то меч треснул бы, а он сам погиб на месте.       Потерпев неудачу, мертвец отказался отступать. Он сделал новый выпад. «Беглец» сделал отчаянный выпад «Шуанхуа», заблокировав удар, и после, скорее всего из-за порошка, повалился навзничь без чувств.       Цзинъи испуганно затараторил: - «Что это вообще такое?! Он жив или мертв?! Я никогда раньше не видел…» «Никогда раньше не видел мертвеца, столь искусно владеющего мечом!»       Осознав, он понял, что все-таки был один такой. Призрачный Генерал!       Вей Усянь досадливо скривился, поняв, что прибавилось работенки. Он хрустнул шеей и мысленно потянулся к циркулирующей по каналам лютого мертвеца энергии инь. Благодаря своей, особенно злой энергии инь, ему не составило труда замедлить, а после и вовсе остановить ход энергии в лютом мертвеце, тем самым, грузно повалив того наземь.       Вей Усянь скомандовал на всякий случай: - «Детишки, стойте по углам, будьте послушны, иначе попадете под раздачу.»       Он мотнул головой, призывая своих кукол, дабы те зафиксировали лютого мертвеца.       Те не заставили себя долго ждать. Вей Усянь обновил фасад своей ране, раскрыв ее вновь, и провел по губам Силача-Преисподней, задабривая. Тот сыто и довольно слизал угощение, позже более вовлеченно делая свою работу.       Вей Усянь властно приказал: - «Переверните его.»       Лютый мертвец сопротивлялся: брыкался, рычал. Но это нисколько не взволновало его. Он беспристрастно ущипнул мертвеца за щеки, открывая тому рот. Как и ожидалось: языка у него не было.       Вей Усянь продолжил осмотр.       Чуть ниже, в области грудины, обнаружилась рана со стороны сердца. Вероятно, его закололи мечом. И Вей Усянь даже догадывался чьим.       Этот мертвец поразительно походил на Вень Нина, посему он предположил, что в голове бедолаги могут находиться те же гвозди, что и у него. И не прогадал. В самом деле, на тех же местах выступали аккуратные игольные ушки, кои Вей Усянь с удовольствием выдернул. Теперь и вовсе не оставалось сомнений, что Сюэ Ян причастен к моральному пленению Вень Нина и являлся хозяином этого бедолаги.       Мертвец крупно вздрогнул и безвольной куклой повалился.       Вей Усянь прислушался к течению потока энергии инь в его каналах. Как и ожидалось: полнейший хаос.       Он сосредоточился, стараясь замедлить ее ход, возвращая в исходное состояние, дабы его можно было допросить. Вей Усянь отстраненно поинтересовался: - «Кто знает расспрос?» - «Я знаю!» - тут же отозвался Сычжуй. - «Как твоя игра?» - «Ханьгуан-Цзюнь сказал, что неплохо. Дух может увильнуть от ответа, но не солгать. Если захочет говорить, то проблем не будет.»       Вей Усянь кивнул. Если Лань Ванцзи сказал, что его расспрос неплох – значит, так оно и было. Не больше, не меньше.       Сычжуй понятливо разместился на полу и поставил перед заклинателем гуцинь. - «Для начала узнаю, кто он такой.»       Сычжуй на всякий случай пропел про себя ноты и повторил их на гуцине. Струны затрепетали: прогрохотали в оглушительной тишине две ноты. Он ахнул, а его товарищи поинтересовались: - «Что там?!» - «Сун Лань!» — вот как? Близкий друг Сяо Синченя? - «Кто его убил?»       Сычжуй сосредоточенно сыграл предложение. На этот раз молчал он несколько дольше. Товарищи поторопили его: - «Ну?!» - «Не может быть!» - «Что он сказал?» - «Он сказал: Сяо Синчень!»       Цзинь Лин воскликнул: - «Ты что-то напутал!»       Сычжуй возразил: - «Я не мог! Духи редко используют иероглифы «Сяо» «Син» «Чень» в одном предложении! Это не может быть ошибкой!»       Вей Усянь властно перебил их: - «По-моему сейчас не место для ваших перебранок. Сычжуй, кто им управляет?»       Сычжуй напрягся всем телом, не смея даже дышать. Когда прозвучал ответ, он шумно выдохнул, чеканя каждое слово: - «Тот. Что. За. Вами.»       Все резко обернулись назад и опешили. Несколько минут назад валявшийся в отключке «Сяо Синчень» вальяжно развалился у стены, лукаво подпирая рукой подбородок.       Он протянул: - «Ай-я, как нехорошо получается. Так быстро вывел из строя мою игрушку…В таком случае, мне остается лишь сделать так!»       Он щелкнул пальцами, а лютый мертвец из-за неустоявшейся энергии инь в каналах по привычке повиновался приказу, потому скинул с себя удерживающих его кукол, позже разрубив тех одним ударом на мелкие куски! Как недальновидно, но среди них затесалась главная госпожа. Да уж.       Мертвец стремительно крутанулся и приставил к шее все такого же невозмутимого Вей Усяня меч, а на детей направил метелку.       Цзинь Лин потянулся к рукояти меча, но был остановлен покачиванием головы Вей Усяня, а также его картинным зевком.       «Бегунок» хохотнул и пропел: - «Когда взрослые ведут беседы, детишкам лучше ждать снаружи.»       Он сделал знак Сун Ланю, дабы тот сопроводил детей на улицу. Вей Усянь темно улыбнулся и тоже поманил пальцем. Мертвец застопорился, а после ломано опустил оружие.       Вей Усянь проворковал: - «Сожалею, но играем мы все же по моим правилам, достопочтенный господин. Не смею вас расстраивать. Детишки пусть и вправду погуляют, но – ха-ха – немного на других правах.»       Он покрутил пальцем, а Сун Лань послушной собакой понурил голову и, подобно лучшему швейцару приглашающе раскрыл двери, пропуская детей вперед. Те в нерешительности застопорились.       Вей Усянь с нотками угрозы в голосе протянул: - «Кажется, я уже упоминал, что меня следует слушаться неукоснительно.»       Юношам ничего не оставалось делать, кроме как поджать губы и понуро проследовать наружу. Правда, Вей Усянь все же не удержался и вслед им крикнул: - «Только попробуйте набегаться опять! Выпорю того, кто вновь надышится ядом! И кашей накормлю! Всем ясно?!»       Напуганные этой внушительной угрозой юноши вытянулись по струнке и отрапортовали: - «Ясно!»       Цзинь Лин не хотел признавать поражение, но под внушительным взглядом Вей Усяня все же проследовал за остальными, а Сычжуй так и замялся в дверях.       Вей Усянь, сам не зная почему, поспешил его успокоить: - «Эй, все в порядке. Идите, погуляйте. Ваш учитель поболтает с этим ублюдком и вернется. А ты пока последи за остальными, хорошо?»       Сычжуй покорно кивнул: - «Хорошо…учитель, я не переживаю. Когда вы рядом, то я ни о чем не переживаю. Вы такой же как Ханьгуан-Цзюнь.»       Вей Усянь фыркнул: - «Не оскорбляй этим сравнением Ханьгуан-Цзюня. Мы отнюдь не похожи. А теперь выметайся.»       Сычжуй, уже привыкший к манере его общения, ничуть не обиделся. Лишь улыбнулся и вышел.       Двери захлопнулись, и они остались одни.       «Бегунок» выудил откуда-то склянку с красноватой жидкостью – должно быть, антидот – и вылил ее себе в рот. Он протянул: - «Надо же, как трогательно.»       Едва он проглотил жидкость, нездоровые оттенки спали с лица. Вей Усянь, выражение которого уже быстро сменилось на долгожданный опасно-хищный, с нотками угрозы проворковал: - «Надо же… Ну коль было лекарство, что мою замечательную кашку жрал? Мы вообще-то экономим.»       Он фыркнул: - «Да лучше б не ел. Такая отвратительная, что ужас! А это лекарство действенно, так еще и на вкус приятно.»       Вей Усянь протянул: - «Ай-я, Достопочтенный Сюэ Ян столь дальновидный! Каждый ход продуман наперед…Должно быть, повеселился от души, разыгрывая весь этот спектакль?»       Сюэ Ян на несколько секунд застопорился, а после оглушительно захохотал, стягивая повязку, под которой прятались зоркие, здоровые глаза. - «Да уж, воистину, не человек, а живая легенда. Я посмел себе недооценивать вас, за что искренне прошу прощения. Глупо было думать, что смогу обвести Вас вокруг пальца.» - он помахал пальцем у него перед лицом. – «И вообще, все сделано ради Вашей потехи. Я с нетерпением ожидал встречи с Вами, Великий Старейшина Илина. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вы и вправду такой, каким вас представляют в легендах. Не откажите. Поболтайте с этим учеником о том, о сем?»       Вей Усянь опасно оскалился, а в пусто-серых глазах промелькнул красный блик, жаждущий скорого начала настоящего веселья.       Хули-цзин показала шестой хвост.