В ожидании тепла

На ступенях нефритовый иней лежит пеленой; Сквозь двойные чулки пробирает холод ночной. Возвращаясь, хрустальные нити раздвину в тоске, Но они засверкают всё той же осенней луной.

***       Было холодно. Дело шло к глубокой ночи, и ветер завывал сильнее. Вей Усянь, пыхтя, спускался с Хребта и нёс на своей бедной больной спине увесистую тушку пышущего здоровьем юнца. Конечно, в этом теле он мог без проблем использовать навыки цингуна и не испытывать недостатка в скорости и ловкости, но вот в силе оно знатно подводило. Ноги изредка подкашивались под тяжестью чужого тела. К тому же, после недавнего выброса демонической ци тело не пришло в норму.       Он вновь потерял контроль над собой и своей жаждой крови. Когда он стал работать как Божество и научился в какой-то степени сохранять хладнокровие, то жажда крови и ненависть улеглись, соответственно, приступы неконтролируемой злости более не случались. Но вот он вернулся, и весь его контроль треснул. Невозможно быть, к сожалению, совершенно равнодушным ко всему. Пусть он уже не человек, но ведь когда-то был им. Причём достаточно чувственным. Эмоциональность была присуща ему от природы, поэтому эти приступы были настоящей проблемой для него. Когда Вей Усянь был человеком, эта эмоциональность проявлялась в яркой улыбке и звонком смехе, множестве шалостей и стремлении жить.        Но вот он умер. Когда-то горящее в его груди тепло сменилось леденящим душу и тело холодом. Вместе с жизнью погасли его улыбка и смех, исчезли шалости и стремление к чему-то. Он…застыл. Всё, что было дорого для него; всё, что имело значение для него; всё, что делало его счастливым. Всё исчезло. Кануло в темную бездну и потонуло в ее пучинах без надежды на возвращение. Всё растворилось и обернулось в ничто. Пыль. Прах. Пепел. Вместо цветущей и сияющей души осталось лишь мертвое пепелище. Цзинь Лин — всё это время пребывавший в бессознательном состоянии – сделал судорожный вдох. Вей Усянь отвлёкся от мрачных размышлений и краем глаза внимательно посмотрел на него. Юноша по-прежнему не приходил в себя, но постоянно хмурился, словно переживая о чём-то. Скорее всего, нахождение в плену крепости и вполне вероятная скорая смерть напугала его. Вей Усянь постарался успокоить разбередившееся сердце. Его никак не могли оставить мысли, что Цзинь Лин мог погибнуть. Если бы они опоздали хоть на чуть-чуть, то он бы просто-напросто задохнулся. Его душа уже была готова покинуть тело, в противном случае, расспрос не смог бы зацепить его. Вей Усянь глубоко вздохнул и прикрыл веки, приводя мысли в порядок. Открыв глаза мгновением позже, он обнажил пустой, безразличный ко всему и вся взгляд. Вей Усянь поправил Цзинь Лина и ускорился. Городок начинал засыпать. В окнах горел редкий тусклый свет, должно быть, многие жители уже видят десятый сон, пока остальные только ищут укромный угол для ночлега или просто любуются ночным звёздным небом. Ещё несколько часов назад кипящие жизнью мощёные белокаменные тонкие улочки обезлюдели и наполнились умиротворенной тишиной. Лишь изредка можно было услышать уханье сов и едва различимое чьё-то шуршание. Горели фонари, освещая темные дорожки и не давая тем самым припозднившимся жителям споткнуться и повредить себе что-либо. Возможно, для таких путников как они всё ещё были открыты пара лавок. Что удивительно, в лавке с одеждой горел яркий свет. Не похоже, чтобы ее владелец спешил отдыхать. Но для них это было как раз кстати. Цзинь Лин был погребен заживо, а Вей Усянь раскапывал его. Пусть он применил демоническую ци, что сделала всю грязную работу за него, но всё же его одежды были в ужасном состоянии. Владелицей лавки оказалась миленькая старушка, что заканчивала свою работу над ремонтом чьей-то одежды. Она сидела у масляной лампы, нацепив на аккуратный нос круглые очки, и напевала незатейливую мелодию. Теплый свет лампы освещал ее по-старчески прекрасное лицо, а отражающиеся в стеклах очков рыжие отблески делали ее облик по-настоящему уютным и домашним. Даже грубому Вей Усяню не захотелось проявлять к ней неуважение и шуметь. Увидев ее из окна, он замедлился и тихонько постучал, дабы не напугать женщину неожиданным шумом. Старушка подняла свои мудрые медовые глаза от пошива и нашла взглядом потупившегося на входе Вей Усяня. Она тепло улыбнулась, от чего возле ее век скопились глубокие морщины, что нисколько не портили ее очарования, и жестом ладони пригласила путников к себе, в приветствии привстав. Вей Усянь мигнул и легким порывом осеннего ветерка скользнул в лавку, стараясь не занести в этот уютный уголок уличного холода. При виде его спутника глаза женщины слегка озадаченно округлились, но мгновенно справившись с проступившими эмоциями, она улыбнулась и тихонько заговорила: - «Доброй ночи вам, путники.» - ее голос был похож на растворяющийся в горячем чае мёд. – «Чем я могу вам помочь?» Взгляд Вей Усяня заметно смягчился, но лицо всё ещё было в прохладном равнодушии. Он приглушенно кашлянул и тихонько, без тени каких-либо эмоций произнёс, стараясь не нарушить идиллии этой маленькой швейной лавки. - «Два комплекта одежды.» - Вей Усянь с секунду помолчал, а его губы едва заметно дрогнули, и он добавил: «Пожалуйста.» Старушка тепло улыбнулась, отставляя недоделанную парчу в сторону, и вышла из-за прилавка. - «Какие комплекты вам нужны? Я так понимаю, для вас и молодого господина на вашей спине?» Вей Усянь коротко кивнул. Старушка продолжила, также ответив кивком и сложив руки перед собой: - «Как я погляжу, вам, господин, нравятся темные цвета, а у юноши преобладают желтые оттенки. Подобрать что-то похоже по цветовой гамме?» Неожиданно для себя, при звуке ее теплого голоса и атмосферы лавки Вей Усянь потупился и робко пробубнил: - «Верно, госпожа. Размеры стандартные.» - а затем улыбнулся уголками губ. – «Мы с А-Лином доверимся вашему вкусу.» Женщина ещё шире улыбнулась и умчалась вглубь магазина, шурша оттуда ворохом тканей. Вей Усянь в который раз поправил мерно посапывающего Цзинь Лина и расслабился, прикрыв ресницами усталый взгляд. Он подумал, что это благодаря характеру женщины помещение обрело настолько теплую энергетику. В осенний вечер, вдали от дневных сует, это место вполне могло стать обителью для умиротворения души. Не часто такое встретишь. Вскоре женщина спешно вернулась и показала выбранные одежды. Вей Усянь кивнул, чуть шире улыбнувшись. Эта улыбка выглядела жутко, но в какой-то степени даже нелепо. Она была холодной, будто лишенной жизни, но в то же время старалась быть достаточно теплой, дабы выразить истинные чувства хозяина. Кого угодно эта неоднозначная «улыбка» могла смутить, но женщина, видимо поняв его истинные намерения, широко тепло улыбнулась и, довольная своей работой, принялась заворачивать вышитые с душой изящные одежды в мягкую аккуратную упаковку. Вей Усянь легко сунул руку в скрытый карман и выудил оттуда несколько золотых слитков. Это было много больше, чем необходимо, и женщина легко замахала руками: - «Ну что вы, молодой господин. Куда столько? Нужно всего лишь пару серебряных.» Вей Усянь, сохраняя безучастное выражение лица, ровно протянул: - «Я знаю.» - глаза женщины округлились в искреннем непонимании. Чистая и непорочная душа, наивная и добросовестная, теплая и мягкая, как самая лучшая осень. – «Вы проделали превосходную работу и заслужили подобную оплату. Считайте это благодарностью.» Старушка помолчала и по-старчески улыбнулась. Как бабушки улыбаются внукам и детям. - «Ну что вы, право не стоит. Мне в радость.» - «И всё же примите.» - не став слушать препирательств, Вей Усянь оставил слитки на прилавке, а после аккуратно и плавно подхватил свертки, не колыхнув при этом пламя стоявшей неподалеку свечи. – «Доброй ночи, госпожа, не засиживайтесь допоздна. Глаза в темноте портите.» Тронутая его заботой женщина сложила руки у сердца в старческой манере: - «Ну как не работать? А если кому-то как и вам сегодня понадобилась бы одежда? Мне всё равно заняться не чем. А дом-то на втором этаже у меня. Так что, можно сказать, я дома, господин. Спасибо вам большое за вашу доброту!» Вей Усянь пару раз тупо моргнул и в его мыслях отстраненно пронеслось: «Спасибо вам за вашу доброту…» Вей Усянь издал лёгкий смешок и отмахнулся: - «Доброй ночи, госпожа. Желаю вам удачи в вашем деле и…» - он помолчал, призадумавшись, а после уверенно закончил: «И сохранить особое царящее здесь умиротворение. Как в душе, так и в лавке.» - «Спасибо, господин. А вы, чай, не настоятель храма Сюань Су? Уж больно пожелания в его стиле!» Вей Усянь легко улыбнулся: - «Можно и так сказать... И помните, С Благословением Небожителей никакие запреты неведомы.» - он в последний раз кивнул на прощание и, мягко развернувшись на пятках, поплыл в сторону двери. Старушка искренне поблагодарила его и сложила руки перед собой в уважительном жесте, прощаясь. - «Доброй ночи, господин.» Старушка вновь села за прилавок и, подвинув к себе поближе лампу, возобновила работу, даже не заметив, как пламя свечи колыхнулось, окрасившись магическим светом. Казалось, после слов загадочного господина в лавке стало ещё более спокойно.       Мягко зазвенели над входом колокольчики, и тепло безызвестного магазинчика на одной из множественных ночных улочек Цинхе осталось позади. Морозный осенний ветер опалил лицо, как бы пробуждая ото сна. Наваждение и чувство уюта исчезло, словно его и не было. Легкая улыбка сошла с лица Вей Усяня и, придя в себя, он возобновил путь.       Постоялый двор не прекращал работу никогда. Особенно поздней промозглой ночью. Старый служка, укутанный в плотные одежды, подметал каменные ступеньки. В глубине двора слышались тихие перешептывания и счастливые смешки юных девушек-кухарок. Маленькими тонкими слезами спадала с коньков крыши чистая дождевая вода. Служка заприметил ещё издалека плывущего в их сторону таинственного мужчину в запылившейся, но всё же качественной и дорогой одежде. Юноша на спине незнакомца пусть и был потрепан, но тоже не из бедных. Старик прекратил подметать, дабы не попасть пылью и грязью дорогому гостю в лицо, и услужливо улыбнулся, махнув в приветствии рукой в сторону входа. Вей Усянь отстраненно кивнул и скользнул внутрь. Здешняя атмосфера была далека от умиротворения той безызвестной лавчонки, но тоже была весьма неплоха. Улыбающийся неожиданному гостю услужливый персонал предоставил комнату и всё необходимое, не задавая лишних вопросов. Доставшаяся им комната была сделана со вкусом, но не вычурная. Просторная, но не огромная. Всё было в меру и как надо. Вей Усянь мягко скинул Цзинь Лина и уложил того на кровать, предварительно постелив сверху покрывало, дабы не испачкать постель. Цзинь Лин всё также не приходил в себя, что было на руку Вей Усяню. Он снял с него грязную мантию и бросил на деревянный лакированный пол, приоткрыл ставки, впуская свежий ночной воздух, и положил свертки с купленной одеждой на прикроватный резной из темного дерева столик. Вей Усянь раскрыл полы нижних одежд и принялся ощупывать каждый цунь бессознательного тела, проверяя на наличие внутренних ран, коих, к счастью, обнаружено не было. Только было он вздохнул спокойно, как его намётанный взгляд зацепился за выглядывающую из-под подола штанов темную отметину. Зрачки быстро сузились, а руки резко метнулись к ноге Цзинь Лина, закатывая штанину до колена. Его сердце судорожно сжалось, после чего пустилось вскачь. Отметина была огромна и тянулась от лодыжки до коленной чашечки, выглядя словно страшный синяк, или даже гематома. На самом деле, это была отметка особенно злой твари, что оставила это в качестве маячка, дабы позднее найти свою жертву либо для убийства, либо для того, чтобы вырвать отмеченную конечность. Оба варианта Вей Усяня не устраивали, и он твёрдо вознамерился избавиться от нее. Будь он в своём истинном воплощении, то эта отметина не составила бы для него никакой проблемы. Но сейчас запас сил был значительно урезан и ограничен. К тому же, сегодня он использовал огромную их часть, плюс, даже вышел за пределы нормы. Ему итак это определённо аукнется позднее. Демонической ци отметину не убрать. Можно было бы попросить Юя, но он был с Лань Чжанем. Неизвестно, когда они вообще вернутся, а Цзинь Лин мог очнуться в любой момент и удрать с проклятием на себе! Как бы прочтя его мысли и опасения, Цзинь Лин поморщился и резко раскрыл глаза. Он пару раз тупо моргнул, вперив замутненный взгляд на Вей Усяня, а после отскочил в ближайший угол, подальше. Это действие видимо помогло понять, что он полураздет, и на его лице отразился чистый, невообразимый ребяческий ужас. Цзинь Лин залепетал: - «Ты...ты…ты…» - мысленно отругав себя, он попытался справиться с дрожью в голосе. – «Ты что творишь?! Окончательно поехал? Почему я раздет? Что ты удумал?» - засыпав Вей Усяня огромной кучей вопросов, юноша испуганно застыл, пристально следя за каждым малейшим движением недруга. Испытав неожиданный приступ озорства, Вей Усянь искренне и бодро заявил: - «Насиловать.» Юноша поражённо выдохнул, будто не поверив в то, что услышал. Вей Усянь решил ковать железо, пока горячо и увлеченно с нотками темного злодейства в голосе затараторил: - «Ты такой красивый и вон как хорошо сложен. Я аж не удержался.» Цзинь Лин издал приглушённый вопль ужаса. Его глаза судорожно заметались по комнате в поисках меча. Да хоть какого-то оружия, черт возьми! Вей Усянь трагично покачал головой: - «И вот так ты благодаришь своего спасителя…» - Цзинь Лин поражённо замер, ожидая, что тот скажет дальше. – «Я спас тебя от мучительной смерти в той крепости, а ты даже мне «спасибо» не скажешь? Между прочим, я пошутил и не собирался делать с тобой что-либо непристойное, ты зря на меня клевещешь!» - в картинном ярком возмущении Вей Усянь нахохлился и, скрестив руки на груди, отвернулся, взмахнув длинными прядями, что были похожи на лисьи хвосты. Цзинь Лин ошарашенно то открывал, то закрывал рот и хотел было уже что-то, наконец, из себя выдавить, но его планы расстроил нахлынувший порыв свежего ветерка. Цзинь Лин поёжился и обернулся в сторону окон. Сквозь ставни на них смотрела глубокая ночь и яркая растущая луна. Его лицо в ужасе побелело, а губы скривились, словно в судороге. Когда Вей Усянь хотел было обернуться и продолжить «капризную» тираду, Цзинь Лин резко метнулся, подобрав свои грязные одежды с пола, и пулей вылетел из окна. Вей Усянь было подорвался за ним, но прострелило поясницу и подогнулись ноги. Он бесформенной кучей повалился на пол и на несколько секунд застыл не в силах даже пошевелиться. А вот тебе и откат. Вовремя. Заставив насилу себя подняться, Вей Усянь поморщился и, сжав зубы, выскочил из окна вслед умчавшему юноше. Если бы он успел убрать проклятую метку, то со спокойной душой отпустил бы мальца на все четыре стороны. Но проклятие всё ещё было… Когда Вей Усянь оказался посередине улицы, то прислушался и тем самым окончательно убедился, что Цзинь Лина и след простыл. Раздосадовано скрипнув зубами, он сконцентрировался, напрягся, зажмурившись и мысленно направив поток сил из среднего дяньтяня* в голову и конечности. Организм тут же отозвался острой болью, но Вей Усянь успешно его проигнорировал. Спустя пару секунд он открыл глаза, что оказались окрашены в кроваво-алый цвет и светились демоническим красным светом. Вей Усянь глубоко через зубы вдохнул. Попытался вспомнить запах Цзинь Лина; его ауру, его ци. Спустя несколько мгновений выстроилась отчётливая линия, что скрывалась за ближайшим поворотом по правую сторону от него. Вей Усянь напоследок замер и резко дернулся вперед, размытой тенью скользя по крышам и неосвещенным переулкам. Зная траекторию пути Цзинь Лина, можно было сократить путь. Так, Вей Усянь в считанные мгновения нагнал беглеца. Он спрятался за ближайшей балкой, осматриваясь. Чутьё и опыт его не подвели ведь спустя секунду Вей Усянь услышал разгневанный мужской голос. - «Стоит сказать тебе хоть слово, и ты испаряешься. Ты что, юная госпожа? С каждым днём твой нрав становится всё дурнее и дурнее!» - мужчина помолчал, набрал в грудь воздуха и продолжил. - «Ты где шлялся? В каком ты виде? Я сказал тебе: вернуться до темноты. Почему время глубокая ночь, а ты только соизволил показаться мне на глаза? Ноги переломать?» Обладателем голоса был никто иной как Цзян Чен, что стоял, нависая грозной тенью над Цзинь Лином, и упирал руки от гнева в бока, кривя губы и отчитывая за проступок. Цзинь Лин нахохлился, попытался оправить мантию, дабы та выглядела чуточку приличнее, и огрызнулся: - «Как раз-таки потому, что мои ноги мне дороги, я не рискнул показаться тебе на глаза! Да и чего ты на меня вопишь на всю округу?! Я не маленький!» - сказав последнюю фразу, он жалостливо тихонько вскрикнул, так как Цзян Чен легко схватил юнца за ухо и притянул к себе. - «Да будь тебе хоть тридцать! Не думай, что я не смогу задать тебе трёпку!» Вей Усянь понаблюдал за этим спектаклем из-за угла и в сочувствии Цзинь Лину надул губы. Уж ему-то не знать, насколько страшен в гневе Цзян Чен! Особенно, эти его руки-в-боки…точно сигнал к тому, что тебя ждёт скорая смерть. Тем временем в его голове отстраненно пронеслось: «Не знаю, как с остальным, но про нрав «молодой госпожи» он в точку…» Тем временем Цзян Чен продолжал: - «Ну так что? Поймал что-нибудь? Где пес-оборотень, которого подарил тебе дядя?!» Вей Усянь злорадно подумал: «Лань Чжань прогнал его взашей как можно дальше.» - однако стоило ему завершить мысль, как с другого конца улочки послышался знакомый лай. В голове опустело, а ноги сами понесли его прочь. На уровне инстинктов он понимал, что его запас сил иссяк и сопротивляться возможности нет. Единственным вариантом было: спасаться бегством! Но кто ж знал, что в погоне за спасением нерадивые ноги вынесут его аккурат перед Цзян Ченом, опешившим Цзинь Лином и несколькими адептами Ордена Юньмен Цзян. Рассерженное лицо Цзян Чена на несколько секунд разгладилось, а после его исказило узнавание и четкое осознание чего-то. Будто в его голове сложился огромный сложный пазл. После этого выражение мины Цзян Чена стало донельзя страшным. В глазах загорелась злая, жгучая радость, даже какое-то воодушевление. Губы растянулись в хищной улыбке, обнажая зубы, дабы запугать жертву. Правая рука метнулась к кольцу. За эти мгновения Вей Усянь успел сделать лишь две вещи: смачно матернуться и попытаться дать деру. Но, увы, бегунку не дали такой возможности. Стоило ему стремительно развернуться, как правую ногу обхватила жгучая плеть и дернула на себя. Ослабевшее тело не смогло составить конкуренции живой силе и кубарем повалилось на каменную дорогу, проехавшись грудиной по ней же. Наверняка останутся хорошие синяки. - «Блять…» - приглушенно ругнулся Вей Усянь. А после он попытался судорожно встать, но ему не дали этого сделать и схватили за шкирку, потащив за собой. Вей Усянь пытался брыкаться поначалу, но быстро понял, что это плохая идея ведь это барахтанье не приносило какой-либо пользы. Так он быстрее выдохнется окончательно и даже встать не сможет. Его втащили в ближайший постоялый двор, с грохотом выбив дверь. Хозяин двора за прилавком чуть было не испустил дух от столь неожиданного, резкого визита. К нему подоспел один из адептов, что-то шепнул и сунул несколько слитков. Уговаривать было не надо и весь персонал растворился в закромах двора. Цзян Чен кивком подбородка расставил адептов по ключевым точкам и, перехватив свою жертву за шкирку поудобнее, стремительно зашагал наверх. Потупившийся и ошарашенный Цзинь Лин хотел было последовать за ним, но был остановлен грозным взглядом дяди. Он испуганно застыл, не смея возразить. Цзинь Лин знал, что его дядя с ранних лет руководил Орденом и что слова пощады от него с большой неохотой слетали с языка. Он всегда действовал жестоко и холодно, но сейчас глаза его по-настоящему пугали. Словно был готов выпотрошить свою жертву прямо здесь. Вей Усянь при подъёме собрал ребрами все выступающие острые края ступенек, но тем не менее даже не поменялся в лице и не пискнул. Цзян Чен выбрал самую дальнюю комнату, широки шагами преодолел коридор, выбил с ноги дверь и грубо швырнул свою жертву внутрь. Вей Усянь при падении ударился носом, и из него пошла кровь. Сосуды итак за сегодня еле держались, чтобы их хозяин не истек кровью из всех цицяо, а тут ещё побои. Поэтому им много было не надо, чтобы рекой полилась густая алая кровь. Цзян Чен захлопнул дверь, грубо схватил Вей Усяня за волосы и бросил к стоящему у окна столу, на который сам после и уселся. Вей Усянь прохрипел что-то нечленораздельное и кое-как уселся, бросив взгляд темных серых глаз исподлобья. На что Цзян Чен лишь пренебрежительно фыркнул. Цзян Чен посидел с минуту, разглядывая его лицо и подмечая каждую мелочь: от слишком ухоженного и дорого для его положения внешнего вида до капающей с белого подбородка на дорогой махровый ковер крови. Он со злым удовлетворением скривил губы и нагнулся, дабы достать стоящий за собой фарфоровый чайник и чашку. Затем медленно, словно смакуя момент, налил зеленого горячего чая. Его действия были неспешны, даже ленивы, совсем как в давно забытой юности. Казалось, сейчас не было той воцарившейся в комнате зловещей, давящей атмосферы. Словно так же, как в давно забытой юности они вместе пили горячий зеленый чай, придя с холодной улицы и согревая свое тело. Его лицо было полно ностальгической меланхолии и не выражало никаких негативных эмоций. Но несмотря на это, аура вокруг него была плотной и угрожающе опасной, будто бы ее эпицентр был готов к медленному и жестокому убийству. Вей Усянь тем временем, не мигая, смотрел в ответ своим взглядом темных пусто-серых глаз. Они выражали лишь холодное пристальное внимание, словно ожидали следующих действий наблюдаемого объекта чисто из праздного любопытства, не более. Цзян Чен отставил чайник в сторону и покачал чашкой, позволяя содержимому омыть фарфоровые стенки. Пар исходящий от него кружился вверх над маленьким бассейном и растворялся в вышине. Спустя секунду, в противовес своим ленивым движениям, Цзян Чен резко, дабы напугать жертву, швырнул чашку на деревянный пол, от чего та разбилась на исключительно маленькие осколки, а горячий свежезаваренный чай разлился по полу, окропляя крупными каплями голую кожу рук и лица Вей Усяня. Тот несмотря на его резкий выпад нисколько не поменялся в лице. Даже не вздрогнул. Будто бы ничего не произошло. Цзян Чен отлип от стола и присел на корточки перед ним. Вей Усянь также продолжал смотреть на него, жутким пристальным взглядом стеклянных блюдец. Цзян Чен резко вытянул руку и достаточно крепко, чтобы удержать, но не задушить, сжал шею, приподняв лицо так, чтобы они были на одном уровне и смотрели друг другу прямо в глаза. Цзян Чен тоже уставился на него взглядом страшных стеклянных блюдец и медленно, слишком медленно, растянул губы в острой как свеженаточенный клинок улыбке, будто надеялся, что такой оскал и в самом деле порежет объект наблюдения и причинит боль. Спустя несколько минут переглядываний взгляд Цзян Чена едва уловимо поменялся. Стал более внимательным, а на дне глаз заплескалась злая боль, разочарование, невысказанные слова. Они уместили в себя океан эмоций. Глаза Цзян Чена всегда были светло-голубыми, но сейчас были похожи на яростный синий шторм. Видимо наигравшись в гляделки, Цзян Чен угрожающе, сладко прошелестел: - «Ну привет, лисёныш.» Вей Усянь решил принять правила игры и, не меняя взгляда, изогнул губы в таком же жутком и опасном оскале, что и у человека напротив. Сейчас, несмотря на различие в чертах лиц и крови, они выглядели, словно зеркальные отражения друг друга. Вей Усянь приоткрыл рот, обнажая омытые попавшей внутрь кровью клычки, и ещё более угрожающе, чем брат, прошелестел, даже пропел: - «Ну привет, братец. Сколько лет, сколько зим…» Возникшую звенящую тишину оглушил звонкий хлопок. Голова Вей Усяня дернулась по траектории удара и так и осталась. Губы Цзян Чена изогнулись от злой боли, и он зашипел, позволяя горячему гневу проступить во взгляде: - «Я как посмотрю, даже смерть тебя не поменяла. Такой же ублюдок.» Вей Усянь медленно вернул голову в предыдущее положение. Он пробежался языком по зубам, слизывая сладкую, словно выдержанное вино, кровь. Решив последовать примеру человека напротив, позволил холодному гневу вылезти из серой ледяной бездны и повторил в той же манере, чеканя каждое слово: - «А я как посмотрю, ты за эти тринадцать лет нисколько не поумнел. Всё такой же импульсивный, заносчивый, зацикливающийся на своих обидах идиот.» Лицо Цзян Чена в гневе скривилось. Он, сверкая глазами, обернулся в сторону двери и дважды коротко свистнул. Вей Усянь помнил, что значит этот сигнал после встречи с Цзинь Лином и его шавкой. Всё его естество напряглось, а в глазах зарябили дьявольские огоньки. Подобно самой злой и ядовитой змее, он зашипел: - «Если ты не отзовёшь шавку, я убью её прямо на месте. Не заставляй меня расстраивать Цзинь Лина.» Цзян Чен в злом вопиющем восторге обернулся и пропел: - «Да ну? Прям убьёшь?» - и повторил команду. Спустя пару секунд о дверной косяк поскреблись чьи-то заточенные коготки. Цзян Чен отпер дверь и впустил собаку, жестом велев сесть ей подле Вей Усяня. Та в свою очередь, только завидев Вей Усяня, жалостливо взвизгнула и, поджав хвост, спряталась за Цзян Ченом. Тот с явным непониманием во взгляде повторил команду снова. Животное вновь взвыло, словно моля о снисхождении и разрешении не подходить к этому дьяволу ближе. Цзян Чен настороженно обернулся и вперился внимательным взглядом в Вей Усяня. Тот в свою очередь с самым злым взглядом, на который только был способен, смотрел на него. А после прошелестел: - «Я сказал: подпустишь ее ближе ко мне и будешь искать для племянника новую собачку…Видишь как воет? Знает, что ко мне подходить нельзя.» Лицо Цзян Чена исказилось и он, повышая понемногу тон, отчеканил: - «Что ты сделал с ней?» Вей Усянь, в противовес Цзян Чену, внешне был совершенно спокоен, если не считать взгляда, и в неизменной равнодушной манере прошелестел: - «Я всего-навсего предупредил собачку, что ей не стоит со мной играть или ее мозги украсят собой пол.» - конец фразы он чуть ли не пропел, а взгляд стал донельзя жутким. Даже будучи разгневанным и некогда близким ему, Цзян Чен внутренне испугался и почувствовал исходящую опасность. Но тем не менее, скоро отмахнулся от нее. Он оставил собаку сторожить вход, чему та была очень рада, и поспешил присесть рядом с Вей Усянем, вперившись в того взглядом. Тот, не моргая, смотрел в ответ. Цзян Чен медленно проговорил: - «Ничего не хочешь сказать мне, лисёныш?» Вей Усянь неуловимо поджал губы. Если раньше «лисёныш» ласкало слух и звучало донельзя нежно, что тщательно скрывалось говорившим, то сейчас «лисёныш», будто выплевывалось наружу, как что-то неприятное, режущее язык и горло, а сам Цзян Чен выглядел так, словно только что проглотил кактус. Вей Усянь безучастно ответил: - «Мне нечего тебе сказать.» Цзян Чен зло, даже как-то разочарованно, скривил губы и брови, на секунду отвернувшись. Вернув самообладание, продолжил едкую тираду: - «Нечего сказать, значит…А там, на горе Дафань тебе было, что сказать, верно?» - вспомнив о том случае, губы Вей Усяня ощутимо дрогнули. А Цзян Чен, почувствовав нащупанную слабость, оскалился и продолжил давить. – «Нда…какой же ты был смелый перед пятнадцатилетним ребёнком… «у тебя что, нет матери, чтобы научить тебя манерам?», «иди поплачь о своем разбитом эго или убейся.» Так ты сказал, кажется?» Лицо Вей Усяня окаменело, и он не смел выдавить из себя и звука. Почувствовав перевес сил на своей стороне, Цзян Чен разошёлся: - «Что-то ты сейчас не особо разговорчивый. Ну ничего, времени у нас много. Достаточно, чтобы ты остаток своей новой жизни простоял в храме предков на коленях и молил прощения у всей моей семьи за свои грехи, а потом принес себя в жертву, перерезав глотку или вонзив клинок в сердце.» - он помолчал. – «Суйбянем. Ты же так не хотел брать в руки меч…» - Цзян Чен в напускном сочувствии принадул губы и скривил брови. – «Ну ничего, у тебя ещё будет возможность пустить его на благо.» - после этой фразы он язвительно оскалился и, сжав в стальной хватке подбородок жертвы, холодно процедил. – «Лисёныш.» Цзян Чен уже было набрал полную грудь воздуха, но его прервал стук в дверь и настойчивое, даже нервное: - «Дядя!» Цзян Чен скривился, как от головной боли, и гаркнул в сторону незваного гостя: - «Я что тебе говорил? Сказано не мешать – значит, не мешать!» - «Но у меня есть кое-что важное, что я должен тебе рассказать!» - голос Цзинь Лина был полон воодушевленной нервозности, словно произошло что-то из ряда вон выходящее, и он жаждал об этом рассказать. - «Если это «что-то очень важное», почему сразу не рассказал, когда я тебя бранил?!» - «Ну так потому, что ты меня бранил, я тебе не рассказал!» - резонно заметил Цзинь Лин. Цзян Чен закатил глаза, быстро вскочил на ноги и в два шага пересек комнату, вдавливая осколки чашки в пол и оставляя за собой мокрые следы. Собака при появлении хозяина по ту сторону оживилась и теперь воодушевленно помахивала белым хвостом. Он рвано снял замок и распахнул дверь, гневно сверля племянника глазами, который к этому моменту уже успел переодеться в чистые белые одежды. Тот поёжился под таким взглядом, но всё же остался стоять твёрдо. Цзинь Лин быстро глянул за спину дяди и безошибочно нашёл помятого окровавленного сидящего в фарфоровых осколках Вей Усяня. Он неуловимо побледнел и, чтобы видимо не потерять настрой, начал: - «Дядя, мне есть, что тебе сказать.» - «Ну так говори и выметайся!» - грубо оборвал его метания Цзян Чен. Цзинь Лин гулко сглотнул и проговорил: - «Кажется, я видел Вень Нина.» Брови Цзян Чена как у ястреба нахмурились, и он глухо спросил: - «Где? Когда?!» - «Сегодня днём. В нескольких километрах отсюда я увидел покосившийся дом. Я отправился туда, потому что слышал слухи о каких-то странностях, но никак не предполагал, что наткнусь на логово лютого мертвеца, к тому же, Вень Нина!» - Цзинь Лин говорил складно, не сбиваясь, вываливая всё как на духу, но сидящий за спиной Цзян Чена Вей Усянь с каждым словом только выше в недоумении поднимал брови. Ему-то не знать, чем сегодня занимался Цзинь Лин! К тому же, он смог бы набрести на логово Вень Нина только в том случае, если бы Вей Усянь сам его призвал. Цзян Чен в горячей ярости вскричал: - «Почему раньше не сказал?!» - «Я не был уверен…» - он помялся. – «Тот мертвец двигался очень быстро и сразу же скрылся, стоило мне войти в дом, так что я успел заметить лишь расплывчатые очертания. Но я слышал звон цепей как на горе Дафань, поэтому заподозрил, что это Вень Нин. И не начни ты меня сразу, с порога, бранить, то я рассказал бы всё сразу. И вот сейчас, если он ушёл далеко и ты не сможешь его поймать, то вини свой дурной характер, а не меня!» - Цзинь Лин было сунул нос в комнату, но Цзян Чен был в такой глухой ярости, что захлопнул дверь прямо перед его лицом и гаркнул: - «Я разберусь с тобой потом! А теперь брысь!» - закончив с племянником, он обернулся на Вей Усяня, что к моменту его оборота состряпал самую искреннюю мину, что сожалеет о сорванном плане. Мол, о нет, как же так…И разумеется, Цзян Чен клюнул! Увидев его кислое выражение лица и сопоставив со словами Цзинь Лина, он поверил! Пусть внешне Вей Усянь выражал вселенское сожаление, внутренне он злорадствовал. Цзян Чен едко скривился и буквально выплюнул: - «А ты все также таскаешь своего верного пса!» Вей Усянь пробубнил: - «А ты всё также таскаешь на своей морде недовольное ебало…и че…» Лицо Цзян Чена вспыхнуло, и он приглушенно загрохотал: - «Вей Усянь…» Вей Усянь тотчас напустил невинный вид и захлопал глазами, мол, чё доколебался, смертный? А после вернув равнодушный вид, отстраненно протянул: - «Мы уже умерли с Вень Нином. Что тебе надо от нас? Живи своей жизнью, воспитывай племянника, найди себе жену в конце концов…аа..» - в конце он понимающе вздохнул, на что Цзян Чен в немом вопросе выгнул бровь, ожидая продолжения. Вей Усянь не стал тянуть кота за яйца и скривил излюбленную в молодости лисью злорадную морду, а затем протянул: «Так ты такой злой потому, что жены нет? Во дела, недотрах замучил?» Лицо Цзян Чена в смущении и гневе вспыхнуло. Он гаркнул: - «Совсем стыд потерял?! Паршивец!! Да я…» - он прервался. Злость на несколько мгновений смылась и уступила чувству печальной ностальгии. Видимо эта перебранка напомнила ему о поре их юности, когда они ещё были теми самыми братьями Цзян. Замахнувшаяся было в шутливой манере на уровне рефлексов рука пораженно застыла. Цзян Чен пару раз моргнул, раздраженно и разочарованно цыкнул, сжал руку в кулак и опустил к бедру. А после резко сделал выпад рукой, и цзыдянь обвил туловище Вей Усяня, крепко-накрепко скрепляя руки. Веселое выражение пленника мгновенно смылось и уступило место холодной глухой ярости и жажде убийства. Цзян Чен не стал что-либо более говорить и резко вышел, хлопнув дверью. Послышались тяжёлые удаляющиеся шаги и скрип половиц. Где-то на первом этаже Цзян Чен гаркнул: - «Глаз с него не спускать! Сбежит – ноги всем переломаю и будете на обрубках своих сотню кругов вокруг пристани мотать! Цзинь Лин!» - «Я!» - послышался взволнованный писк юноши. - «Ты особенно следи за ним! Если он попытается издать хоть звук – отсеки язык. Не давай ему напеть что-либо или достать флейту! Ясно?!» - «Так точно, дядя!» Цзян Чен бросил ещё несколько фраз адептам, прихватил парочку с собой и удалился. Напряженный Вей Усянь постарался справиться с эмоциями: подавить их и вернуть хладнокровие, что было в данный момент так необходимо. У него особая нелюбовь к цзыдяню и не самые радужные воспоминания о нем. Будь при нём силы, он без зазрения совести спалил бы эту несчастную плеть к чертям. Но сейчас силы не было, поэтому ему оставалось только пристальным злым взглядом пилить обвившую его "повилику". Он постарался отвлечь себя размышлениями о насущном. Скорее всего, Цзян Чен не взял его с собой, просто потому, что боялся воссоединения подчиненного и хозяина и возможную потерю обоих. На первом этаже послышался заносчивый, приказной тон Цзинь Лина: - «Ты, вставай здесь. Вы, вон там. Я сам буду за ним следить.» Вей Усянь прислушался к шагам и по звукам смог определить расстановку сил. Она была до чудовищного бесполезной и нескоординированной! Если бы Цзинь Лин делал такую расстановку на полном серьёзе, находясь в стане его врага, то Вей Усяню впору было расплакаться от бессилия и абсурда. Послышались тихие, крадущиеся шаги по скрипучим половицам. Дверь тихонько щёлкнула и приоткрылась. Тявкнула собака, которую Цзинь Лин тотчас прогнал, памятуя о реакции Вей Усяня на нее, а сам заглянул внутрь. Его наивное детское лицо встретил темный и опасный взгляд Вей Усяня, что явно не был доволен своим положением. Цзинь Лин судорожно сглотнул и скользнул ближе. Оказавшись лицом к лицу с пленником, он приставил указательный палец к губам, мол, «тихо». Вей Усянь послушно кивнул и замер, ожидая, когда с этой плетью что-нибудь сделают. Долго ждать не пришлось. Цзинь Лин нагнулся и тихонько что-то шепнул, на что плеть кротко дернулась и свернулась, оборачиваясь кольцом на нефритовой ладони. Похоже, Цзян Чен сделал Цзинь Лина вторым хозяином цзыдяня. Цзинь Лин тихонько шепнул ему: - «Пойдём.» Сделавшись самым покорным и послушным, Вей Усянь плавно поднялся с места, правда, при этом дрожа как осиновый лист. Ноги нисколько не держали из-за перегрузки организма. Голова закружилась, а виски запульсировали гулкой болью. Глаза резануло, и мир немного потемнел. Видимо испугавшись за его состояние, Цзинь Лин придержал его за плечо и взволнованно зашептал: - «Эй, ты чего? Порядок? Не отключайся!» Вей Усянь отстраненно кивнул, с силой моргнул и кошкой выскочил в окно, после мягко приземлившись на каменистую улочку и вдыхая уличный морозный воздух. Цзинь Лин также бесшумно, правда не так грациозно, выполз и жестом велел следовать за ним. *** Довольно скоро они оказались за городом. Цзинь Лин остановился и огляделся. Пока молодое дарование осматривало территорию на наличие опасности, Вей Усянь позволил себе отдышаться, прислонившись к ближайшему дереву. Дыхание было тяжелым и прерывистым. Очевидно, тело не справлялось со столь интенсивными и резкими нагрузками. Ещё чуть-чуть и он просто-напросто потеряет сознание! Вей Усянь с силой моргнул, возвращая работу мозга в тонус, и отклеился от ствола. Цзинь Лин видимо тоже закончил с осмотром и пристально уставился на него. Вей Усянь смело ответил на этот прямой взгляд и выгнул бровь. Тот о чём-то подумал и заносчиво, как бы между прочим, спросил: - «Чем тебе не угодила Фея?» Вей Усянь моргнул, а после тупо переспросил: - «Какая «Фея»?» Цзинь Лин фыркнул, словно разговаривал с двухлетним ребенком: - «Собака моя – Фея.» - тут словно бы послышалось звяканье. То была челюсть Вей Усяня. Он опешившими глазами уставился в упор на собеседника и, позабыв о своих холодных отрешенности и хладнокровности, воскликнул: - «Ты назвал эту тварь "Фея"?!» Цзинь Лин вскинулся: - «Фея – не тварь! К тому же, что такого в этом имени?! Когда она была маленькой, я называл ее феечкой, но сейчас она уже взрослая, поэтому я зову Фея!» Вей Усянь раздраженно замахал руками, отмахиваясь: - «Да дело не в форме, а в самом имени, кто вообще надоумил тебя так назвать собаку?!» - но этот вопрос был скорее риторическим, потому что сознание услужливо представило живой пример. Цзян Чен. И его собаки «жасмин», «принцесса», «милашка». Цзинь Лин фыркнул: - «Настоящие мужчины не переживают из-за такой ерунды! Да и зачем тебе это?! Стой. Ладно. Ты оскорбил моего дядю, и у тебя не всё в порядке с головой. Можно считать тебя мертвецом. Но сейчас я тебя отпускаю, спасаю от гнева своего дяди, и мы в расчете!» Видимо Цзинь Лин хоть смутно, но помнил кем был его спаситель в крепости, поэтому он считал своим долгом отплатить за спасение жизни, дабы не быть в должниках. Вей Усянь выгнул бровь: - «Разве ты можешь так спокойно меня отпустить? Не знаешь, почему твой дядя схватил меня?» Цзинь Лин отмахнулся: - «Знаю. Он думает, что ты – Вей Усянь.» Вей Усянь по-птичьи наклонил голову и по-лисьи сощурился, а после хитро протянул: - «А ты как думаешь?» Цзинь Лин неоднозначно повёл плечами и безучастно протянул: - «Цзыдянь не изгнал тебя из тела, поэтому я поверю тебе. К тому же, ты не первый с кем дядя поступает подобным образом. Он ни одного не отпустил, даже если существовала вероятность, что схватил не того. Да и вдобавок ко всему…Вей Усянь не был обрезанным рукавом…а ты…осмелился приставать даже к…» - на последней фразе его с отвращением передернуло. Сменив тему, он махнул рукой. – «Короче, не вздумай путаться с адептами Ордена Ланьлин Цзинь, иначе я за себя не ручаюсь!» Цзинь Лин закончил свою пафосную тираду и, грациозно развернувшись на пятках, отправился прочь, но спустя несколько шагов остановился и обернулся, выгнув бровь. – «Почему ты всё ещё здесь?! Уходи. Неужто ждёшь, пока дядя вернётся и вновь поймает тебя? Не жди, что я рассыплюсь в благодарностях за свое спасение. И не мечтай!» Вей Усянь на это выгнул бровь, по-лисьи сощурил глаза и ухмыльнулся, а после, заведя руки за спину, проплыл к застывшему Цзинь Лину: - «Юноша, в этой жизни есть два тошнотворных словечка, которые человек должен научиться говорить в этой жизни…несмотря ни на что…» Цзинь Лин, ощутив легкое любопытство, выгнул бровь: - «Это какие же?» Казалось, в голове Вей Усяня произошло наслоение воспоминаний. Вот только перед ним стоял Цзинь Лин, как теперь вместо него застыла женская фигура, скрытая темнотой. Но тем не менее этот силуэт был до боли ему знаком… Вей Усянь открыл рот и, казалось, женщина заговорила вместе с ним. Или это она говорила его устами? - « «Спасибо» и «Прости».» - в унисон прозвучали голоса. Цзинь Лин, разумеется, не знал о настигнувших его призраках прошлого и ядовито скривился: - «И что будет, если я не научусь говорить их?» - «Тогда рано или поздно ты произнесёшь их в слезах.» И вот опять. Он замер в темной пещере, где не видно дальше собственного носа, и только женская фигура ярким силуэтом сияет, занимая все внимание. Ее лица не видно, но память сама услужливо дорисовывает черты. Кадык судорожно дергается, а в горле стоит плотный ком, что не даёт сглотнуть, отчего ты начинаешь прерывисто дышать от нехватки воздуха. Губы, кончики пальцев дрожат. По щеке стекает горячая слеза, что кровавым ручьем ниспадает на мертвую землю. Губы и язык не слушаются, но тем не менее получается выдавить хриплое: - «А-Цин…» - молчание. Никто ему не отвечает. И не ответит. – «А-Цин.» - уже тверже. Наконец, легкие и глотку разрывают крупные и крепкие судороги, а ты срываешься на судорожный плач, хрипло крича и разрывая легкие: «А-ЦИН!!» Вопль огромной душевной боли отражается от каменных сводчатых потолков. Нет ничего, кроме звуков твоих рыданий. Нет ни ответа, ни посторонних звуков. Одна лишь пустота. Его губы дрогнули в приступе воспоминаний, а взгляд помутнел. Цзинь Лин не обратил на это внимания и лихо сплюнул в сторону. Он хотел было оставить этот сомнительный разговор, но его остановило тихое, хриплое, но в то же время твердое и непоколебимое: - «Прости.» Цзинь Лин ошарашенно обернулся, округлив глаза. Он не ослышался. Человек, стоящий перед ним извинялся и смотрел своим необъятным взглядом серых глаз, что пугал океаном плещущихся в их глубинах чувств. Казалось, если продолжишь смотреть в них, то утонешь и потеряешься. Цзинь Лин слегка вздрогнул и приглушённо переспросил: - «Что?» Вей Усянь судорожно вздохнул, проглотил вставший в горле ком и выдавил: - «Прости. За…те слова, что я сказал тебе на горе Дафань.» Видимо Цзинь Лин вспомнил их последнюю встречу и его передернуло от нахлынувших застаревших эмоций. Тогда Вей Усянь надавил на его больное место. Сильно. В тот момент он выглядел таким самоуверенным, таким холодным и страшным, особенно, исходящая аура угрозы… Тем временем Вей Усянь продолжал: - «Тогда…на горе Дафань…я не узнал тебя.» Цзинь Лин поражённо уставился на него, бегая по лицу и пытаясь выцепить признаки лжи. Но их не было. Обычно холодный и циничный во всех отношениях человек сейчас стоял и со всей доступной ему оставшейся искренностью извинялся. Извинялся смотря открыто, обнажая все чувства и эмоции и убеждая в правдивости своих слов. - «Как это не узнал?!» - «Ты так…вырос…» *** Превосходная память тут же перенесла его на десять лет назад. В храм Сюань Су в землях близ Юньпина. Святилище достойное и богатое. Художники не пожалели сил и фантазии, дабы украсить его по самым высшим критериям. Храм Повелителя Мертвых, как-никак! Особенно статуя Божества заслуживала всяческих похвал. Скульптор явно постарался над ней. Высокий, статный мужчина в длинных роскошных одеяниях, что водопадом ниспадали по его утонченному стану. Поза его была величественной и полной милосердного снисхождения к своим подданым. Он стоял ровно, выставив правую ногу чуть вперед. Рука по левую сторону была опущена и крепко сжимала божественно-демонический меч. Правая рука была легко поднята перед собой и словно протягивала ладонь своим верующим, предлагая помощь и поддержку. На голове красовалась хитро-сделанная высокая прическа, что была увенчана изящными украшениями в виде тонких перьев феникса из черного золота. Они плавно прилегали к голове, и создавалось ощущение, что это была «корона мудреца». В мочках чуть заостренных ушей расположились изящные и необычные серьги, похожие на свернувшегося в клубок феникса, хвост которого ниспадал ниже, к плечам. За богатоукрашенным поясом примостилась божественная флейта Фенхуан**. Сам его лик был прекрасен и нежен. Но пусть они и имели общие черты, узнать в статуе Божество было нельзя. Напротив алтаря разместилось множество горящих палочек благовоний и великое разнообразие материальных подношений. Никому незаметное Божество, скрытое заклинанием от глаз смертных, тихонько восседало подле ног собственной статуи. Его храм всегда был полон народу, но ему было в радость выслушивать просьбы и моления, а после исполнять их. Неожиданно сквозь резные, украшенные драгоценными камнями двери прошли молодой мужчина лет двадцати с небольшим в фиолетовых одеждах и маленький мальчик лет пяти в ярко-желтых. Наблюдающее доселе с некоторой снисходительной скукой Божество заметно оживилось и склонилось вперед, желая рассмотреть внимательнее неожиданных гостей. Завидев высокопоставленных людей, обычные горожане поспешили поставить зажженные палочки и, должным образом попрощавшись, уйти. Храм быстро обезлюдел. Остались только молодой мужчина, мальчик и Божество. Очевидно, мужчина чувствовал себя не слишком комфортно в храме, но ребенок подле него, напротив, чувствовал приятное волнение. Мальчик был по-детски прелестен и очарователен. Он аккуратно подошел к алтарю и огромными золотыми глазами взглянул на статую, рассматривая и запоминая образ. Стоящий подле него мужчина, казалось, тоже заинтересовался, и пусть с напускной неохотой, принялся рассматривать статую. Сей занимательный процесс прервало аккуратное подергивание полов его одежд маленькими нежными ручками и тонкий, робкий голосок: - «Дядя...» - «Да?» - «Я слышал, что здесь можно попросить покоя, умиротворения как для живых, так и для мертвых. Давай вместе попросим, чтобы Божество точно нас услышало?» - ребенок смотрел на взрослого с такой открытостью и искренней верой, что сердце мужчины не могло не смягчиться. Он ответил: - «Что ты хочешь спросить?» Ребенок замялся, но позже с решительной искренностью ответил: - «Хочу, чтобы маме и папе было хорошо там. Пусть их следующее воплощение будет лучше предыдущего, и они будут счастливы!» Мужчина помолчал, присел рядом с ним на корточки и кивнул: - «Хорошее пожелание. Почему бы и нет?» Тем временем Божество тоже их рассматривало. Беглым взглядом осмотрев мужчину, оно переключилось на чистый лик ребенка, что сейчас с сияющей детской искренностью, даже некоторой наивностью, зажигал благовония, дабы Божество позаботилось о его родителях. В голове Божества зазвучал детский голос: «Прошу вас, Ваше Превосходительство, пусть мои мама и папа будут счастливы в следующих воплощениях! И…пусть дядя, что стоит рядом со мной, тоже будет счастлив! Он грустный. Прошу, подари ему душевный покой!» Сердце Божества смягчилось, и оно решило наполовину пренебречь правилом, что запрещает говорить и показываться смертным. Мужчина и мальчик поставили зажженные палочки. Лицо взрослого было полно скептицизма и цинизма, а лицо ребенка сияло воодушевлением. Божество сделало вдох и, наложив чары на свой голос, незначительно меняя его, заговорило: - «Твои родители уже счастливы. Я позаботился о них. Не тревожься, дитя.» Лица обоих, что у взрослого, что у малого, вытянулись. Они начали вертеть головами, в поисках источника голоса. Но храм был пуст. А на улице не было и души ведь святилища Сюань Су строили в уединенных местах. Что на улице, что внутри было одинаково тихо и безлюдно. Ребенок отмер быстрее, чем его дядя, и взволнованно защебетал: - «Ваше Превосходительство? Это..это вы?» Божество улыбнулось, несмотря на то что его лица видеть не могли. - «Да, дитя.» Лицо мальчика озарилось искренней счастливой улыбкой, и он восторженно зашептал: - «То есть вы позаботитесь о маме и папе? Правда-правда?!» - «Правда-правда.» Наконец, мужчина отмер, спрятал свое неоднозначное, даже нелепое выражение лица, и зашептал: - «Это какой-то розыгрыш?...» - «Нет, Цзян Ваньинь, не розыгрыш. Вы просили меня о покое и умиротворении для ваших близких. Я их дарю. Вот и все.» Мальчик улыбнулся еще шире и ярче: - «То есть мои мама и папа счастливы сейчас?» - «Да, счастливы. И бабушка, и дедушка. Все они счастливы. Они получили достойные последующие воплощения, живут без сожалений и тягот на сердце. Не беспокойтесь.» Мальчик сложил руки в молитвенном жесте: - «Спасибо, Ваше Превосходительство!» - «Не за что, дитя. Счастливо...» - загадочный голос эхом затих в отдалении. Мальчик запрыгал на месте и захлопал в ладоши, а вот выражение лица мужчины стало ещё более сложным. - «Я же говорил, что он существует!!» - на это мужчина озадаченно промолчал, а наблюдающее за ними Божество тепло усмехнулось. *** - «Я, правда, не узнал тебя… если бы я знал, что ты – Цзинь Лин, то никогда бы такого не сказал. Мне…жаль…» - выражение лица Вей Усяня стало совсем печальным, а вот лицо Цзинь Лина сделалось ещё более сложным, чем было до этого. Никто и никогда не извинялся перед ним за сказанные острые слова. Причем настолько искренно. Он активно замахал руками, неловко отмахиваясь. - «Ладно тебе, ничего страшного. Ты не первый, кто мне это говорит. К тому же, с возрастом я не особо переживаю о потере родителей. Всё благодаря Его Превосходительству Сюань Су. А по поводу твоих слов на Горе Дафань…тогда ведь дядя услышал, что ты мне сказал и на протяжении целой недели был со мной мягок и внимателен!! Так что я совсем не расстроен, и ты можешь снова сказать что-нибудь в таком духе при нем, я не обижусь.» Они оба замолчали, каждый думал о своем. В конце концов тишину нарушил Вей Усянь, прошелестев: - «Цзинь Лин, прости.» Он отмахнулся: - «Да я же сказал, не нужно…» - но он недоговорил, так как Вей Усянь порывом ветра подлетел к нему и ребром ладони вырубил. Глаза Цзинь Лина слегка округлились и тотчас закатились, а он сам повалился прямиком в руки Вей Усяня. Тот аккуратно прислонил его к ближайшему дереву и вновь закатал штанину, обнажая метку. Вей Усянь перепробовал множество способов, но ни один из них не помог избавиться от проклятия. Поэтому единственным возможным решением оставалось перенести метку на свою ногу. Он плавно встал, но пошатнулся. Помимо прочих ранений и потрясений организму досталась ещё и проклятая метка. Класс. Вей Усянь доковылял до ближайших кустов и притаился там, попутно счищая кровавые разводы на своем лице. Спустя палочку благовоний Цзинь Лин очнулся. Он повертел головой, ища кого-то и убедившись, что здесь больше никого нет, что-то расстроено пробурчал и исчез в ночи. Вей Усянь, довольный собой и проделанной работой вдруг вспомнил о своем обещании. Лань Чжань. Должно быть, он его заждался и следовало бы вернуться. *** На одинокой маленькой площади, залитой лунным светом, застыла светящаяся божественной аурой в ночи фигура в белоснежных одеяниях и печально смотрела на луну. Казалось, человек погрузился в трагичные размышления, что отказывались покидать его. Вей Усянь завидел его издалека и поплыл к нему с вернувшимся равнодушным выражением лица. Будто почувствовав чужое присутствие, Лань Ванцзи обернулся и вперился глазами в шедшего ему навстречу Вей Усяня. Во взгляде мелькнула дюжина эмоций, и он бодрым злым шагом припустил к нему. Вей Усянь совершенно не хотел стать жертвой ещё одного разгневанного психа за сегодня и сделал быстрый шаг назад, да вот только не рассчитал, что его тело уже перегружено по самое не могу и дало сбой, окончательно сдавшись. Ноги подкосились, ослабев, а в глазах потемнело, и мир закружился. Лань Ванцзи моментально изменился в лице и подлетел к падающему Вей Усяню со скоростью света, подхватив у самой земли, не давая приложиться ещё и затылком. Тело Вей Усяня в протесте напряглось, и он отпихнул предложенные руки, опершись на свои, тяжело и загнанно дыша. - «Что с тобой?» - раздался чуть ли не самого уха взволнованный донельзя голос Лань Ванцзи. В лунном свете он выглядел ещё белее, чем должно. Вей Усянь отмахнулся: - «Перетрудился.» - и попытался встать, но возникшие на плечах чужие крепкие руки расстроили его планы. Тело в местах соприкосновения с руками снова напряглось. Вей Усянь гневно промычал: - «Не надо…Не трогай меня…» Лань Ванцзи тут же отдернул ладони, словно обжегшись, и застыл. Они помолчали с пару минут, и он нарушил тишину, тихонько позвав дрожащим, нерешительным голосом: - «Вей Ин.» Вей Усянь застыл. А потом видимо о чём-то подумав, тихонько рассмеялся: - «Что?» Казалось, всё это время сидящий подле него человек даже не дышал. Только после его ответа выдохнул. - «Ты в крови. И ранен.» - с явной болью и сожалением в голосе проговорил Лань Ванцзи. – «Позволь мне помочь тебе…если тебе противны мои прикосновения, то скажи, как я могу это сделать?» Вей Усянь про себя удивился. Лань Ванцзи никогда не говорил столько слов в одном предложении. Только ради этого стоило поднять голову и соизволить ответить: - «Мне противны не твои прикосновения. Я просто не люблю, когда меня касаются. А насчет помощи…не надо, я сам.» Лань Ванцзи с пару минут пристально, с болью во взгляде смотрел на него, а после, немного подумав, нерешительно спросил: - «Но ты же раньше не был против, когда тебя касаются…Ты…» Вей Усянь оборвал его, не дав договорить: - «Раньше – это раньше. Сейчас я уже другой.» - казалось, на этих словах Лань Ванцзи едва заметно дернулся, но всё же нашёл в себе силы продолжить. - «Вей Ин.» Поняв, что от него ждут отклика, Вей Усянь решил отзеркалить: - «Мгм.» Лань Ванцзи помолчал и высказал предположение: - «Ты не любишь, когда тебя трогают, потому что не доверяешь кому-то настолько, чтобы дать прикоснуться к себе?» Вей Усянь призадумался на какое-то время и в конце концов пожал плечами: - «Наверное. Я не углублялся в эту тему.» Они снова замолчали. Лань Ванцзи предложил: - «А если я не буду касаться руками твоей кожи, то это будет нормально?» Вей Усянь озадаченно посмотрел на него, выгнув бровь: - «Что ты имеешь в виду?» - «Я могу касаться твоей одежды…или использовать предплечья, но не ладони. В них ведь проблема - в ладонях?» Вей Усянь многозначительно замолчал, а после по-лисьи сощурился и ухмыльнулся, стрельнув глазами. Он нагнулся ближе к лицу Лань Ванцзи: - «А зачем тебе это, Ханьгуан-Цзюнь?» - «Я хочу помочь тебе.» - «Зачем?» Лань Ванцзи заметно замялся и потупился, а его мучитель, закатив глаза, всё же решил сжалиться и не допытываться о причинах. После недолгого молчания Вей Усянь со всей присущей ему серьезностью произнес: - «Лань Чжань.» - Лань Ванцзи поднял на него внимательный взгляд, а Вей Усянь повернул к нему голову, продолжая: «В вашем ордене запрещено лгать, верно?» - кивок. – «Тогда ответь мне на вопрос…» - он нагнулся вплотную к лицу напротив, да так, что они практически касались носами друг друга. – «Я могу тебе доверять?» - вкрадчиво прошептал Вей Усянь, пристально глядя в глаза сложным взглядом. Лань Ванцзи твердо, без капли колебаний кивнул, а на лице Вей Усяня возникла искренняя холодная улыбка. По сути, это самое лучшее, что он мог выдать сейчас, точнее, за последние несколько лет. Настоящая улыбка от нового настоящего Вей Усяня. - «Ну что ж, Лань Чжань, хорошо. Я поверю. Но только смотри, обманешь – и я заставлю пожалеть тебя, что ты вообще появился на этот свет. Уяснил?» - твердый кивок. Вей Усянь с секунду ещё посмотрел на него, раздумывая о чём-то, а после заметно расслабил плечи и прикрыл глаза. – «Что ж…это хорошо…хорошо…тогда…я тебе верю…» - его глаза постепенно закрывались, а голос утихал. В конце концов усталость взяла верх, и он потерял сознание.