В ожидании тепла

20 лет назад, резиденция Облачных Глубин.

***

      Было тепло, даже жарко. Солнце нещадно палило и было нечем дышать от нагревшегося донельзя воздуха.       Облачные Глубины были все теми же Облачными Глубинами со своей неизменной атмосферой спокойствия и размеренности момента.       Все также были запрещены шум и бег. А остальные правила на стене послушания еще не достигли отметки в четыре тысячи, но уже вгоняли в уныние прибывших на обучение адептов других именитых орденов.       Было раннее утро, и толпа не выспавшихся из-за внезапной смены режима сна юношей сгустилась возле входа в главный зал в ожидании начала первого учебного дня.       Ученики тихонько взволнованно перешептывались, знакомясь со своими новоиспеченными одноклассниками и находя в ком-то из них своих новых друзей.       Юноши старались вести себя прилично и следовать правилам, дабы не настроить против себя преподавателей и не получить гневное письмо от родителей. Поэтому, даже несмотря на большое количество народу в одном месте, в Облачных Глубинах неизменно царили спокойствие и размеренная тишина.       В этой огромной толпе слегка выделялся один юноша лет пятнадцати в белоснежных одеждах приглашенного ученика со знаками ордена Юньмэн Цзян — лотосами — на подоле и, нахмурившись, взволнованно отбивал ногой какой-то известный только ему одному ритм, и вертел головой, словно пытаясь найти кого-то.

***

      В крыле спален для прибывших учеников было по-обычному тихо. Все уже давно проснулись и ушли навстречу новому дню, оставляя свои постели остывать. Но звучащую тишину неожиданно нарушил топот чьих-то ног. Возможно, их обладатель куда-то сильно торопился, пытаясь не опоздать.       Как странно. Неужели он не знает, что в Облачных Глубинах нельзя бегать?       Вполне вероятно, что этого паренька сей факт мало волновал. Больше всего его подгоняла скорая расправа за возможное опоздание и упертые в бока от злости руки одного конкретного человека. Стоило только представить, что он влетит в класс после начала занятия, то все, жди страшную выволочку и уйму нотаций на протяжении целого дня. Не от учителя, нет, до него ему вообще дела не было.       Юноша лет пятнадцати быстро бежал, перепрыгивая ступеньки и на ходу перевязывая красной лентой бегущие водопадом по рукам гладкие черные волосы. Белые одежды приглашенного ученика были в небольшом беспорядке, словно их нацепили впопыхах и не перевязали как следует, и от того развевались при движении. Наконец, он закончил с причесыванием и смог ускориться. Спустя минуту на горизонте показались его одноклассники и юноша счастливо улыбнулся своей широкой солнечной улыбкой, прибавляя ходу и лавируя между людьми, минуя удивленные явным нарушением правил глаза.       Наконец, юноша в белоснежных одеждах с эмблемой лотосов на подоле нашел кого искал и от злости упер руки в бока, прищурив глаза в явном порицании. Бегунок остановился аккурат напротив него и улыбнулся еще шире. Казалось, разве можно было еще шире? Можно. Его лик словно светился в противовес выражению напротив.       Он подошел к нему и раздраженно, но в то же время аккуратно, схватил бегунка за грудки, зашипев:       — Какого хрена ты творишь! Опаздываешь, так еще и носишься! Разве не знаешь, что в Облачных Глубинах запрещено бегать?! Да даже быстро ходить нежелательно, а ты забег устроил! Тебе ноги переломать, чтобы ты репутацию ордена не портил? … Вэй Усянь, я с тобой разговариваю!       Несмотря на его серьезный монолог, объект порицания, словно витал в облаках, впрочем, старательно делая вид, что прекрасно слушает, что ему говорят. При этом глаза его так и норовили разбежаться по округе, пытаясь выцепить что-нибудь интересное и забавное для себя. На последнюю реплику и очевидный камень в свой огород, он принял серьезный вид и стал оправдываться, мол, я внимательно все слушал от начала и до конца, а тебе только и дай повод меня отчитать, причем необоснованно! (Обоснованно)       Вэй Усянь обиженно надул губы и свел брови на переносице. Затем принялся канючить, давя на жалость и пытаясь перевести стрелки:       — Цзян Чэн… — протянул он и сделал многозначительную паузу. — Я всегда слушаю, что ты мне говоришь и твои слова несправедливы! Мой режим сна еще не перестроился, поэтому случайно проспал. Ты бы знал, как я боялся опоздать! Представь, что было бы, заявись я после звонка колокола! Тогда позора ордена точно не миновать! Вот и ускорился. Даже на ходу принял приличный вид, чтобы не порочить нашу репутацию! А ты меня только обвиняешь… — под конец оправдательного монолога Вэй Усянь еще сильнее надул губы и понурил голову, словно он был очень опечален, что его благие намерения не были оценены.       Цзян Чэн поджал губы и недовольно отпустил брата. Осмотрев насколько «приличным», был его вид, заметил:       — И это ты называешь «приличный и опрятный вид»? Посмотри на себя! Волосы торчат в разные стороны, ханьфу вообще непонятно каким образом завязано! — он трагично вздохнул, словно мучаясь от головной боли. — Ну что мне с тобой делать. Вэй Усянь моргнул глазами и за считанные секунды довел свой облик под стать икемен*. На что Цзян Чэн удовлетворенно кивнул, а после как бы делая одолжение, хмыкнул:       — Впредь старайся не просыпать! Это тебе не Пристань Лотоса, чтобы ты мог вставать в девять утра, а ложиться в час ночи. И здесь придется с усердием трудиться, а не охотиться на фазанов целыми днями!       — Да разве я мог?.. — уклончиво ответил Вэй Усянь, хитро отведя глаза в сторону.       Смерив его подозрительным взглядом сверху-вниз, словно говоря, что не особо верит в сказанное, Цзян Чэн все-таки расслабился и отвернулся от своей головной боли. Тем временем Вэй Усянь достал из складок ханьфу яркую спелую локву и с ловкостью кошки, незаметно для брата, сунул в один из его широких карманов.       Прозвенел колокол и раскрылись широкие двери, впуская молодые дарования на встречу с новыми знаниями.       Ученики расселись по местам и к постаменту в центре зала прошествовал статный мужчина.       Это был человек прекрасной наружности с точеными чертами лица. Если бы строгость и холодность нрава были человеком, то они выглядели бы именно так. Мужчина был молод, но отросшие козлиная бородка и усы добавляли лет. Именно из-за этого ученики за глаза называли стариком. Его звали Лань Цижэнь. Требовательный учитель, из-под руки которого даже самые безбашенные и избалованные юнцы выходили образованными мужчинами с прекрасными манерами, из-за чего счастливые родители пускали слезы умиления.       Лань Цижэнь проследовал к конечной цели и обвел учеников тяжелым взглядом, приветствуя. Вздохнул и едко, с долей мрачности в голосе начал:       — С сегодняшнего дня начинается ваше обучение в Гусу и прежде, чем мы начнем, хотелось бы прояснить несколько моментов. У нашего ордена есть правила, их достаточно много. Все они обязательны к исполнению. Нарушители, что посмеют ими пренебречь, будут наказаны. Сейчас все постановления будут зачитаны, и больше никто не посмеет прикрыться незнанием.       — Его ледяной взгляд безошибочно нашел развалившегося на своем столе Вэй Усяня. Лицо сидящего поодаль Цзян Чэна в страхе вытянулось.       Пока оглашались правила, он повернулся к Вэй Усяню с немым укором во взгляде, обещая выпытать у него подробности позже. Виновник, видимо поняв, что это был камень в его огород, сел смирно, ожидая продолжения.       Когда все три тысячи правил были зачитаны, Лань Цижэнь обратился:       — Вэй Усянь.       Юноша немедленно вскочил на ноги и бодро откликнулся:       — Я!       — Скажи. Навки, демоны, призраки и монстры — это одни и те же твари?       — Конечно, нет, — со смехом возразил Вэй Усянь.       — Почему? Объясни.       — Навки получаются из живых, нечеловекоподобных созданий; демоны — из живых людей; призраки — из мертвых людей; монстры — из мертвых, нечеловекоподобных созданий.       — Навок и монстров часто путают. Как их можно различить? Приведи пример.       — Запросто, — промычал Вэй Усянь и указал пальцем на растущее за окном голубовато-зеленое дерево. — Предположим, это дерево впитало в себя за многие годы энергию здешних книг и обрело сознание, после начав причинять вред людям. Это навка. А если я возьму топор и срублю его, оставив один пенек, то в случае обретения сознания уже после этого, дерево станет монстром.       — Кто был по профессии родоначальник ордена Цинхэ Не?       — Мясник.       — Клановый узор ордена Ланьлин Цзинь — белый пион. Какой именно сорт?              — Сияние средь снегов.       — Кто впервые в истории сконцентрировался на прославлении и возвышении своего клана, а не Ордена?       — Родоначальник Ордена Цишань Вэнь, Вэнь Мао.       Вэй Усянь бегло, не задумываясь, отвечал на вопросы. Для него это не составляло какого-либо труда. Ученики, наблюдая за этим, расслабились. Если бы он сбился хоть на мгновение, то могли спросить кого-то из них!       Лань Цижэнь нахмурился и легко покрутил кончик бороды меж пальцев и холодно отрубил:       — Ты и должен это знать. Так что нечему тут гордиться. Если я тебя спрошу… Предположим, жил один палач и за всю жизнь он казнил несчетное количество людей. У него были жена и дети. После внезапной смерти посреди площади горожане в наказание палачу выставили его тело под солнцепек на семь дней. Вскоре затаенная злоба сделала свое дело — он восстал и начал убивать. Что необходимо сделать?       Ученики затаили дыхание, во все глаза уставившись на Вэй Усяня, ожидая, что тот снова без запинки ответит на вопрос. Но он молчал.       Вэй Усянь в задумчивости поднял глаза к потолку и стал постукивать пальцем по подбородку, размышляя над поставленным вопросом.       Лань Цижэнь хмыкнул и было начал:       — Похоже, ты не…       Он прервался, услышав едва различимый шепот. Казалось, даже сидящие рядом товарищи по несчастью не слышали его. Только слух сильного заклинателя смог уловить его. Вэй Усянь видимо в процессе размышления бубнил себе что-то под нос.       — Это правило трех У. Не стоит упоминания, но если подумать под другим углом…       «Под другим углом? Это под каким же?» — Лань Цижэнь не знал иного пути, оттого слегка разозлился, но терпеливо ждал, что за иной путь ему предложат.       Спустя пару минут, так и не дождавшись ответа, Лань Цижэнь поторопил:       — Ну? Разве не знаешь ответ? А вы что молчите? Я и вам вопрос задал. Не открывайте учебники, думайте своей головой!       Уже было зашуршавшие страницами ребята, резко притихли, словно испуганные зверьки.       Лань Цижэнь вздохнул:       — Ванцзи, можешь объяснить остальным что к чему?       Вэй Усянь оставил раздумья и перевел взгляд на сидевшего в отдалении юношу. Это был никто иной как Лань Ванцзи, сидящий донельзя прилежно. Гордость дяди, что уже давно прошел всю программу. Что он тут забыл, разве не медитирует? Неужели его позвали специально для него, дабы указать на собственное превосходство и поставить его на место?       — Да, дядя, — Лань Ванцзи поднялся с места, в уважительном приветствии кивнул и бесцветным голосом отчеканил. — Это правило трех У: Успокоение, Усмирение, Уничтожение. Сначала следует обратиться к его родственникам и исполнить его последнюю волю — дать ему возможность отпустить свои земные заботы и упокоиться с миром. Если это не сработает — усмирить его. Если же он зашел слишком далеко, и преступления его столь сильны, что темная энергия злобы не рассеивается, — полностью уничтожить. Все заклинатели обязаны строго придерживаться этого правила. Никакие отклонения недопустимы.       На эту монотонную зазубренную речь Вэй Усянь пренебрежительно закатил глаза и фыркнул, скрестив руки на груди.       — На самом деле я знал ответ. Просто подумал, что есть иной способ решения задачи.       Лань Ванцзи, наконец, удостоил его своим вниманием, медленно подняв взгляд.       — Что за иной способ? Просвети нас, — Лань Цижэнь сделал жест рукой, приглашающий продолжать, и безмолвно воззрился на него.       — Хоть «Упокоение» и идет всегда первым, но часто оно невыполнимо. «Исполнить его последнюю волю» только кажется простым. Хорошо, если усопший хотел новую одежду, но что, если он желал отмщения и убийства множества людей? — он помолчал, переведя дух. — При жизни палач обезглавил более сотни человек, а в смерти преобразился в лютого мертвеца, что совершенно очевидно проистекает из условий его кончины. Так почему бы заклинателю не вскрыть могилы его жертв, пробудить в них злобу, собрать их головы и использовать в битве против лютого мертвеца…       Глаза Лань Цижэня налились кровью, и он со всей доступной ему злостью швырнул в его направление свитком.       — Что за чушь ты несешь?! Ты отрицаешь этику и мораль, извращая естественный порядок вещей! Такие практики темного пути недопустимы! — ревел мужчина.       Вэй Усянь спокойно пожал плечами и продолжил:       — Некоторые вещи становятся бесполезны после упокоения, так почему бы не найти способ обратить их во благо? Когда Юй Великий усмирял воды, возведение дамб было лишь вспомогательным средством, основным же было перенаправление потока. Усмирение — это как возведение дамб, так что, получается, это не главный способ… Духовное начало — это светлая энергия, затаенная злоба — темная энергия. Светлая энергия копится у человека в даньтяне, и с ее помощью можно раскалывать горы и осушать моря. Так почему же нам не научиться использовать и темную энергию?       В него была запущена еще одна книга, призывая к молчанию.       Лань Цижэнь оправил полы ханьфу и жестко отрезал:       — В таком случае, как ты будешь ее контролировать? Как ты можешь быть уверен, что она тебе подчинится?       — Я еще не думал об этом! — оптимистично заявил Вэй Усянь, одновременно уворачиваясь от книги.       — Ну что ж, если даже ты подумаешь об этом, то мир заклинателей не позволит тебе существовать. А теперь пошел прочь!       Вэй Усянь не стал ждать повторного приглашения и счастливо вылетел из зала, после примостившись на одну из крыш, ожидая конца занятий и освобожденных от тирании старика товарищей.

***

      Спустя палочку благовоний на улицу высыпали адепты. Они восторженно покрутили головами в поисках и, найдя искомого на одной из крыш, на всех парах устремились в его сторону.       — Вэй-сюн!!! Вот это ты задал жару! — с восхищением лепетал Не Хуайсан — второй молодой господин ордена Цинхэ Не, — Старик даже не сразу понял, что произошло! А как дошло, так весь сразу и позеленел от злости!       Ученики согласно захихикали.       — Ну, а что? Он же сам сказал мне пойти вон, вот я и пошел. Да и вообще, пусть скажет «спасибо», что я вдумчиво подошел к его вопросу. Можно было ответить так же, как этот Лань Ванцзи, словно с учебника считывая. А я вдумывался в вопрос, показывая свое уважение к нему. Но он этого не оценил! Вот и проявляй после этого благие намерения, — закончив пафосную речь, Вэй Усянь картинно надулся, скрестив на груди руки и задрав подбородок.       — Вэй-Сюн, ты такой задавака! — заметил Не Хуайсан.       Цзян Чэн фыркнул и видимо решил сбить немного спесь с распушившего лисий хвост хвастуна, едко и язвительно, но тем не менее без злости, словно поддразнивая, заметил:       — Вэй Усянь, только и знаешь, что бахвалиться. Говоришь, мол, можно было ответить, как Лань Ванцзи? Но почему тогда тебя не ставят всем в пример, как Лань Ванцзи? Он, между прочим, уважаем и почитаем и прошел всю программу! В то время как ты все еще сидишь за партой.       — Но ты же сидишь вместе со мной… — с лисьим ехидством осклабился Вэй Усянь. — Отчего ж ты встаешь на его сторону?       На это Цзян Чэн не нашелся с ответом, кашлянул и вместо ответной колкости сменил тему, как бы между прочим бросив:       — Старик хочет, чтобы ты трижды переписал разделы о Добродетели, дабы научить тебя уму-разуму.       На это Вэй Усянь в испуге скривился:       — Трижды?! Да они же огромные! Так еще и написаны на чжуаньшу! Пока один раз перепишешь — точно вознесешься на небеса. Но трижды! Я не адепт Ордена Гусу Лань и не собираюсь жениться ни на ком из клана Лань. Так с чего бы мне переписывать их правила? Не буду я этого делать. Он точно из ума выжил, раз дает мне такие поручения!       Цзян Чэн повернулся, выгнув бровь:       — И я с ним согласен. Может, наконец, прекратишь портить впечатление о нашем ордене! Несешь всякую чушь про темную энергию. Даже не вздумай ступать на темный путь! — он нахмурился в строгом беспокойстве. Этот интерес его брата к темным практикам ему очень не понравился.       Настала очередь Вэй Усяня потеряться с ответом. Он привстал и соскользнул к стоящим внизу Цзян Чэну и Не Хуайсану. Они даже не заметили, когда толпа рассосалась и они остались втроем. Вэй Усянь прикусил губу в секундном размышлении и несильно ткнул локтем под ребра зазевавшемуся Цзян Чэну. В ответ на обалдевший злой взгляд заявил, что это чтоб не расслаблялся.       — Я не собираюсь вставать на темный путь. Он слишком опасен и для тех, кто находится в полном отчаянии и не имеет других альтернатив. К тому же, будь он так легок, то на нем было бы не протолкнуться. А мне и на светлом пути хорошо. Если я не буду упражняться во владении мечом, то ты совсем зазнаешься! Поэтому мой священный братский долг не дать тебе этого сделать и быть тебе достойным соперником. — Вэй Усянь засмеялся, но после подавился собственным смехом и недовольно закряхтел. Цзян Чэн вернул должок и ткнул ему локтем под ребра аккурат на то же место, куда и ему. Обстановка разрядилась.       — Вэй-сюн, если ты хочешь, я могу переписать священные писания за тебя! — с искренним дружелюбием предложил Не Хуайсан.       Вэй Усянь выгнул бровь с искоркой лисьего озорства в глазах и игриво покачал пальцем, словно разгадав какой-то его коварный замысел. После протянул:       — Не могут люди быть такими услужливыми, не прося ничего взамен. Что ты хочешь?       Не Хуайсан замялся и прикусил губу, потупив взгляд.       — Понимаешь, у старика есть дурная привычка устраивать внезапные контрольные. Они мне всегда так тяжело даются. Как можно упомнить все фамильные древа?! Мы свои-то не до конца знаем. Зовем всех без разбора дядюшками и тетушками, кто дальше нас на три-пять колен. А тут учить перипетия наследственных древ чужих орденов. С ума сойдешь! А если я получу неуд, то в скором времени можно ожидать ужасную выволочку от даге! Поможешь мне?       — Попробую. Помогу, чем смогу.       Цзян Чэн закатил глаза и насмешливо заметил:       — Нужно готовиться самим. В паре со своим племянничком старик ни одной шпаргалки не упустит.       — Мы еще посмотрим, кто кого! — с разгорающимся озорным интересом заверил Вэй Усянь. Уже было заметно, как закрутились шестеренки в его заводной голове.       — Ну ты и лисеныш, — наконец, засмеялся Цзян Чэн. — Из-под его руки даже самые хулиганы выходили прилежными кадрами, а ты станешь пятном на его белоснежной, словно снег, репутации!       — Ну надо же кому-то это сделать! — захихикал Вэй Усянь от радости, что ему, наконец, удалось расшевелить хмурого брата и поднять тому настроение. Хороший настрой у себя — это хорошо, но, когда он еще и у брата, — вдвойне хорошо.       Вэй Усянь приобнял своих товарищей за плечи и со всей уверенностью заявил:       — Мы обойдем старика и контрольные сдадим на отлично. А потом пойдем охотиться на местных фазанов и выпьем «улыбку императора»! Такое вкусное вино… Цзян Чэн ты точно такого в жизни не пробовал! Пока мы в Гусу, мы должны воспользоваться моментом и как следует напиться!       Цзян Чэн с напускной строгостью фыркнул и слегка повел плечами, сбрасывая чужие руки в лживом раздражении, а после ехидно поинтересовался:       — Ты так говоришь, будто ее уже пробовал. Таки расхвалил местное вино, будто алкоголь Юньмэна чем-то хуже!       Вэй Усянь сделал большие глаза и подманил товарищей ближе, словно собираясь рассказать огромную тайну:       — Не поверишь, пробовал.       Цзян Чэн выгнул бровь в явном любопытстве. От напускной строгости и раздражения не осталось и следа.       — Это когда это? Неужто припрятал парочку сосудов и со мной не поделился, Лисеныш?!       На эти возмутительные слова упомянутому Лисенышу оставалось только округлить свои глаза еще больше и театрально схватиться за сердце, мол, обижаешь, как бы я мог так поступить с тобой?       — Да как ты смеешь? Чтобы я и не поделился? Смеешься надо мной? Это все твой обожаемый Лань Ванцзи виноват! Разбил мои сосуды. А я, между прочим, купил два! Для себя и для тебя.       — Как разбил? Ты что, нарушил правила, и тебя поймали? — встревоженно с ноткой благоговения зашептал Не Хуайсан.       Цзян Чэн тоже не отставал и затряс Вэй Усяня за плечо, требуя подробного рассказа. Он еще так и не взыскал должок за случай на уроке.       Поняв, что завладел всецельным вниманием маленькой публики, Вэй Усянь картинно вздохнул, прокашлялся и трагично запричитал, поведывая о столь душещипательной истории, что тяжким грузом висит на его бедном израненном сердце:       — В ночь приезда в Гусу я никак не мог уснуть. Ворочался до полуночи и вспомнил о знаменитой «Улыбке Императора». Дай, думаю, сбегаю по-быстрому за парочкой сосудов, дабы попробовать знаменитое питье. Ведь про него столько слухов ходило! Мол, ни одно вино во всех трех мирах не сравнится с ним. Словно небожители оставили рецепт изготовления вина смертным из Гусу в награду за тяжкие труды и праведную жизнь, — он помолчал, давая любопытству товарищей достигнуть пика. На него восторженно, требуя продолжения, смотрело две пары глаз. Вэй Усянь прокашлялся и продолжил. — Я никак не мог пренебречь предоставленной возможностью и отправился за вином. Купил себе и тебе, Цзян Чэн, как хороший брат, дабы и ты вместе со мной разделил эту сладость. И не прогадал. Вино действительно настолько хорошо, как о нем говорят!.. Так вот, о печальной загвоздке. Я думал, что никого нет ведь адепты ложатся спать в девять вечера, и решил перебраться через стену. Уже было закинул одну ногу, чтобы перелезть, как меня остановил чей-то ледяной голос. Такой холодный и безэмоциональный, что я было подумал, будто сам дьявол нижнего мира пробрался в Облачные Глубины. Но это оказался Лань Ванцзи. Он смотрел на меня столь пристально, что все мои внутренности примерзли друг к другу! Я попытался подружиться с ним и предложил разделить вино, но он отказался и сказал, что я нарушаю правила, выходя за территорию их ордена после девяти вечера. Так еще и с алкоголем. Ну я и сказал, мол, не знал о ваших строгих правилах, прося не сердиться, а после заверил, что не буду более их нарушать. И раз уж в их ордене запрещено распитие спиртного, то перешагнул обратно и опустошил сосуд! Это уже были не Облачные Глубины, так что, по сути, я ничего не нарушил.       Глаза Цзян Чэна испуганно округлились в плохом предчувствии, он зашептал:       — Ты совсем сдурел? Неужели и вправду так сделал?       Вэй Усянь с чувством довольства на лице кивнул и продолжил рассказ:       — Я сделал, как и сказал: откупорил крышку и принялся пить прямо у него на глазах. Видели бы вы это выражение лица! — засмеялся рассказчик. — Ему явно это не понравилось, и он бросился на меня с мечом наперевес. Ну, а я не пальцем деланный и тоже кое-что умею! Ну мы и подрались. В процессе схватки он выхватил у меня сосуд. Полный! И разбил. Я даже толком ничего поделать не смог и не успел. Правда, на тот момент у меня не было времени горевать, поэтому, пока он отвлекся на разбившийся сосуд, я дал деру. Ну вот видимо он и настучал на меня своему дяде. Зануда!       Глаза Не Хуайсана восхищенно блестели:       — Да уж, Вэй-сюн, веселое у тебя вышло знакомство с самим Вторым Нефритом ордена Гусу Лань! Зря ты так. Он теперь на тебя зуб точит. Лань Ванцзи — гордость своего дяди и его личное «подмастерье», поэтому настраивать его против себя — опасное дельце.       Лицо Цзян Чэна в который раз за разговор побелело и он, схватив Вэй Усяня, встревоженно зашипел:       — Вот надо тебе вечно во всякие неприятности вляпаться! Этот Лань Ванцзи же с тебя теперь глаз не спустит. И что теперь делать? Не мог втихую пронести вино и не проявлять свое своеобразное «дружелюбие»?       — Конечно, мог бы. — Со знанием дела кивнул Вэй Усянь. — Если бы я знал, что он такой зануда, то не стал бы ему предлагать. Пронес по-тихому и продегустировал бы алкоголь у себя в комнате, а наутро другой отдал бы тебе!       Цзян Чэн с выражением вселенской горечи на лице поджал губы, словно оплакивая разлившееся и не опробованное им знаменитое вино.       — Ладненько, Вэй-сюн, Цзян-сюн. Пойду-ка я в библиотеку. Пора начинать выполнять свою часть сделки. Только и ты про свою не забудь, Вэй-сюн!       — Само собой! Удачи! — Вэй Усянь счастливо помахал рукой вслед удаляющемуся Не Хуайсану.       Цзян Чэн кивнул в знак прощания и скрестил руки. Вдруг он почувствовал что-то неладное. Будто нечто средних размеров лежит в его кармане и мешается. С ускорившимся сердцем и едва проступившей счастливой улыбкой он полез в карман и обнаружил сияющую бронзой в теплом, летнем солнечном свете спелую локву. Взгляд Цзян Чэна значительно потеплел, а рука сжала приятную находку. Скрывая улыбку, он многозначительно выгнул бровь в немом вопросе Вэй Усяню, который в этот момент все еще смотрел «вслед ушедшему Не Хуайсану», но глаза хитро поблескивали и то и дело норовили посмотреть на реакцию своего товарища на сделанный им подарок.       — Вэй Усянь, — позвал Цзян Чэн. Названный обернулся и изобразил искреннее удивление на лице, которое никак не вязалось с озорным блеском в глазах. Вэй Усянь прикрыл рот рукой в притворном изумлении и запричитал:       — Какая локва! Откуда она у тебя? Вот уж у тебя в самом деле вместительные карманы. Такие богатства прячешь!       — Я не прятал и не клал туда эту локву.       — Ах, вот как… — Вэй Усянь в понимании поджал губы и знающе поднял палец, придавая убедительности и краски своим словам. — Наверняка твоя любимая лисичка подарок тебе сделала! Ух какая, даже до Облачных Глубин дошла!       Лицо замершего напротив Цзян Чэна выглядело строго, но его истинный настрой выдавали мягкие и искренние светящиеся голубизной глаза.       — Да уж, и в самом деле заботливая, — он отвернулся с напускным строгим и хмурым видом, принимаясь за сладкий фрукт, пряча так и норовившую выскочить улыбку. — Пойдем, нечего здесь торчать. Нам, между прочим, еще к вышеупомянутой контрольной готовиться надо.       Счастливый и светящийся Вэй Усянь с готовностью кивнул Цзян Чэну, перекинув свою руку через его плечо, и затараторил:       — Это, безусловно, важно, но сидеть взаперти и корпеть над заданиями в такую погоду — преступление! Предлагаю чуть-чуть позаниматься и пойти к местным рекам. Говорят, они такие холодные! Поможет нам слегка остыть. Еще и рыба водится. Есть чем развлечься.       — Тебе лишь бы поразвлечься! — в напускной строгости хмыкнул Цзян Чэн, тем не менее претензии и отказа не высказав.       Так посмеиваясь и переругиваясь, они дружно шагали по извилистым утонченным дорожкам Облачных Глубин, совсем не замечая направленный на них тяжелый взгляд холодных янтарно-золотых глаз, которые, несмотря на застывшую в них стужу, сквозили непрошеным горячим интересом.