Однажды и я стану чьим-то счастьем

— Вы говорите, мы направляемся к вашим людям, — лес поглотил её голос, растворяя в лёгком эхо. — Так кто они? — Если вы Королева, то вряд ли они будут вам по душе, — серьёзно ответила Мулан, даже не оглянувшись на Реджину. — Они разбойники. Под предводительством Робина Гуда. — Робина Гуда? — Вы знакомы? — Лично — нет. Однако в мире, из которого мы явились, его имя знает каждый, а здесь… Если память мне не изменяет, я назначила за его голову круглую сумму. — Что ж, будет печально, если кому-то эта сумма достанется, — произнесла Мулан. — Эмили и без того потеряла мать. Реджина ничего на это не сказала. Она была изумлена тому, с какой лёгкостью воительница произнесла эти слова, при том, что сама Эмили всё ещё была на её руках, прятала лицо от незнакомцев. На слова женщины малышка не отреагировала. Казалось, она даже не догадывается, что говорят о ней, о самом большом горе в её маленькой жизни. Светлые глаза на мгновение вновь вперились спокойным взглядом в лицо Королевы, а затем вновь закрылись, и девочка лишь крепче обняла шею Мулан. — Теперь вы мне скажите, — уже, кажется, совершенно не замечая девочку, продолжала та. — Как она? Как Эмма? Эмма… Таким неправильным казалось то, как вскользь, словно исчерпав другие темы для разговора, было упомянуто это имя. Мулан, этот храбрый воин — была ли она и впрямь столь груба и бестактна? Нет. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — она говорит об Эмме не просто так. И это имя и в ней вызывает трепет и лёгкую грусть — лишь иного рода… — В беспамятстве, — глухо ответила Реджина, понимая, что отдала бы всё на свете, лишь бы можно было, как Эмили, спрятать лицо и никому не позволить увидеть свои глаза в этот момент. — Живёт в Нью-Йорке вместе с нашим сыном. — В беспамятстве? — Мулан застыла на месте, и вместе с нею застыли все те, кто следовал за ними молчаливым войском. — Не помня ни свою жизнь, ни саму себя… Ни вас? — Ради её же блага, — Реджина также остановилась, усилием воли заставляя себя смотреть прямо. — Не хочу, чтобы ей было больно. Несколько мгновений длилось молчание, и Реджине почти показалось, что прямолинейному воину впервые нечего сказать. — Что ж, дело ваше, — наконец выдохнул тот. — Но на вашем месте я бы не думала, что отнять из жизни всё, что важно человеку и назвать это любовью — верный путь. Нас с Эммой давно научили тому, что боль закаляет. — А вы-то когда-нибудь любили? Слова эти были пропитаны ядом, Реджина давно не говорила так ни с кем. С раздражением — да. С ненавистью — пожалуй, но чистая злость, так неприсущая ей в минуты скорби и воспоминаний о любимой, взяла теперь верх, и будто бы даже отбросила Мулан назад на несколько шагов. Не сказав больше ни слова, она повернулась к Королеве спиной и зашагала с ещё большей решительностью по обросшим девственной травой свежим тропам. Реджина хотела последовать за ней, но что-то заставило её остановиться — тревога, пока что ничем необъяснимая. Ей показалось. Разумеется, показалось, ведь Мулан говорила, что они нападают лишь на одиноких путников, а «путников» здесь едва ли не целое войско… Однако сомнения рассеялись, стоило услышать ещё один знакомый крик. Мгновенно последовавшая реакция Мулан окончательно развеяла сомнения — быстро отпустив с рук Эмили, она вынула меч, прикрывая её собой. Но никто не мог и подумать, что чудище догадается обойти со спины, что из всей ощетинившейся орудием толпы выберет одну, самую крохотную и беззащитную жертву… Реджина не подумала дважды — да она бы и не успела. Раны на ключице всё ещё саднили, а она не знала малышку и получаса, но некая сила, что-то скорее инстинктивное, нежели осмысленное, заставило броситься обезьяне наперерез, и, почувствовав её горячее дыхание на своем лице, взмахнуть рукой, впервые за долгое время применяя магию, чтобы заставить её осыпаться пеплом на землю… Такой тишины она не слышала уже давно. Кто-то успел обнажить мечи, кто-то — натянуть тетиву, но теперь замер каждый, словно и они были теперь под действием неких чар… Реджина оглянулась назад, тут же едва ли не вздрагивая, вновь встретив этот взгляд. Эмили дрожала. Вся, с ног до головы, словно облитая ледяной водой. Светлые глаза смотрели на неё, и, казалось, могли бы смотреть вечно. Девочка подняла руку, словно желая ухватиться за рукав своей спасительницы, когда ещё один выкрик, столь неестественно разрушивший тишину, заставил её вздрогнуть и вновь испуганно её отдёрнуть. — Эмили! — из-за деревьев донёсся незнакомый мужской голос. — Хвала Небесам! Крепкие руки подхватили её, словно куклу. — Спасибо, — глаза такого же цвета, больше ничем и близко не напоминающие глаза Эмили, смотрели на неё с совсем другой, совсем незнакомой благодарностью…

***

Так странно было вновь видеть этот замок. Огромный и холодный, за долгие годы так и не ставший домом — воспоминание, давно уже себя изжившее… И она снова здесь. Она отправилась сюда с рассветом, хотела войти первой и единственной в некогда свои владения… Зачем? Пока что она не знала. Но мысль, зародившаяся в подсознании, и не успевшая его поглотить, была с каждым шагом всё ярче, она шла по пятам — и Королева почти слышала её шаги… Сад. Розы, пионы и белые лилии. Плющ обвивает ворота, тропинка давно одичала и заросла высокой травой. Здесь. На этом самом месте она не раз встречала своего Рыцаря, здесь седлала Аластора, предвкушая долгую ночную прогулку. Она ожидала трепета. Ожидала тёплой улыбки на своём лице, и слезинки, что скользнёт к уголку губ… Но слёз не было, как не было и улыбки. Её лицо было неподвижно и непроницаемо, похожее на лица статуй нимф в этом саду. Было время, она мечтала о возвращении сюда. В тени этого сада они могли бы коротать знойные дни, в этом замке — провести всю жизнь. Но в своих фантазиях, ни разу она не бывала здесь одна. Они с Белым Рыцарем наполнили бы его жизнью… Сейчас же она чувствует себя очередной статуей, не больше. Неподвижной и мёртвой, обвитой плющом нимфой с вечно устремленными в небо глазами — той, что ещё не раз увидит счастье других, но уже никогда не обретет своё… Сад не был полон красоты и жизни. Замок — подавно. Он всегда казался молодой Королеве мрачным, больше напоминающим темницу, был местом, из которого хотелось убежать. После смерти мужа он стал другим. Полным страха и ночных призраков, а затем она стала частью его Тьмы. И сейчас он сковывал холодом. Ледяные стены поглощали жизнь, а гобеленов уже много веков не касались лучи солнца, словно его здесь никогда и не было… Мысли оборвались. Сердце забилось в бешеном ритме, не то чувствуя беду, не то напоминая о том, чего делать она не собиралась… Но разве другой выход есть? Всё шло к этому, не так ли? И сейчас, как никогда, важно набраться смелости и сделать это — покуда некому её остановить и образумить… Склеп. Он здесь — она в этом и не сомневалась. Семейный склеп для двоих людей, что никогда не питали друг к другу нежных чувств, но вынуждены были разделить своё последнее пристанище. Неужели ещё одна шутка судьбы? Отчего дорогие ей люди находятся в другом мире, будучи живыми, а будучи мёртвыми — здесь, совсем рядом, тлеющими останками в каменных гробах? Нужно было сорвать для них цветов… А впрочем, какое им дело до столь мимолётной красоты роз, которые совсем скоро сморщатся и осыпятся в прах, отравленные могильным холодом? Холод… Он больше не пугал — лишь успокаивал, приятным безразличием обволакивал жаркое сердце. Руки лихорадочно обшаривали полки, искали ингредиенты… Страха нет. Словно она не знает, что принесёт приготовленное ею зелье, словно не знает, что в этот раз её и впрямь не остановит никто. Она уже проходила через это однажды. Уже видела перед глазами пропитанную ядом иглу, уже находилась в вечном безвременье, ожидая своего пробуждения, не сомневаясь в том, что оно произойдёт… На сей раз надеяться было бы верхом наивности. Самым сладким было бы ещё одно такое же мгновение, ещё одно пробуждение — ещё раз, открыв глаза, встретить её нежный взгляд. И даже самый крохотный шанс вновь это пережить, стоил того, чтобы проспать в семейном склепе целую вечность… — Не рановато ли? Показалось. Да, сейчас Реджина скорее поверила бы в своё безумие, чем в то, что здесь, в фамильном склепе, вход в который был закрыт для чужаков, пробрался кто-то ещё. И то, что увидела она в первое мгновение, лишь усилило её веру в собственное безумие. Кора. Несомненно, её волосы, её руки, её скрытое тенью лицо… Но она молода. Её глаза светлее и ярче, а кожа… Свет упал на неё лишь теперь, когда «Кора» приблизилась на шаг. Её кожа отливала зелёным, что точно нельзя было объяснить неправильным освещением или естественным оттенком обычного лица… — По лицу вижу, что признала, — улыбнулась женщина, обнажая так странно выделяющиеся на фоне лица белые зубы. — Пусть мы и не встречались ни разу… — Кто ты? Женщина провела рукой по крышке гроба. — Моё имя Зелина, — голос женщины был сладок, как засахарившийся мёд. — Зелёная… Летучие обезьяны… — улыбка невольно коснулась губ Реджины — столь нелепо прозвучало бы это предположение. — Злая Ведьма Запада? — Всё верно, — снисходительно кивнула ведьма. — Но как ты здесь оказалась? В Зачарованном Лесу и в этом склепе, его охраняют… — Кровные чары, знаю, — раздраженно бросила она. — Ну и туго же ты соображаешь! А ведь Румпельштильцхен говорил, что я на неё похожа… — На кого? — такой ненужный, такой глупый вопрос с очевидным, но попросту безумным ответом. — На нашу с тобой матушку, Реджина, — улыбаясь, она походила на неё ещё больше — столь пугающее, столь неуловимое и вместе с тем явное сходство. — На Кору… Сестрёнка.

***

Только этим утром казалось, что её, да и всех, прибывших вместе с ней, не удивит уже ничто. Впрочем, и не удивило. Все они были слишком вымотаны долгой дорогой и радостью прибытия домой, чтобы думать о зелёной ведьме в остроконечной шляпе, что оказалась ей сестрой — узнав об этом, Прекрасные лишь пожали плечами. Никто не верил, что после всех бед, что они пережили, она может быть им опасна. Но ведь не могла она прибыть за тридевять земель за тем лишь, чтобы найти сестру и со злорадством объявить об их кровной связи? Пусть теперь она исчезла, растворилась в ночной дымке вместе с метлой и последним напоминанием о далёком Озе, пусть от летучих обезьян их защищают теперь стены замка, ощущения безопасности не было — само её появление таило в себе неосязаемую угрозу, не дающую Королеве покоя. Она не спала. В роскошных покоях, что принадлежали ей прежней, и без того уснуть было почти нереально — пахло пылью и сыростью, где-то в углу шуршали крысы, непонятно как оказавшиеся во дворце. Стоило бы отдохнуть после столь долгого дня, забыть хотя бы на несколько часов обо всём произошедшем, но… Разве о таком забудешь? Её лицо не шло из головы. Настолько похожее на лицо матери, что даже теперь не было ни единого сомнения в её словах — она поверила бы, даже не увидь ни единого тому доказательства, но было даже оно — ведь как-то Зелина проникла в фамильный склеп… В склеп, в котором минутой ранее она должна была уснуть навек. Так что мешает ей сделать это теперь? Игла мерцает в темноте, отбрасывая блики луны на холодные стены… Всего один укол. Один укол, и уже ни Прекрасные, ни кто-либо другой не сможет ей помочь или помешать. Один укол, и она проспит целую вечность в замке, который совсем скоро опустеет — едва жители Зачарованного Леса вновь обретут дом и любимых… Злая Королева будет спать, однажды обратится в легенду. Возможно, кто-то обнаружит её здесь, но ему не хватит смелости разбудить, и поэтому он вновь оставит её здесь, в замке, что медленно обрастает плющом… Не самый худший конец для той, что годами вершила зло, не так ли? Шаги. Чьи-то шаги, что показались сначала шелестом ветра, такие лёгкие, что лишь в полной тишине и можно было их расслышать. Реджина присела в постели. Шаги стихли. Скрипнула дверь. Лунный свет скользнул по светлым волосам… Из темноты на неё вновь смотрели большие светлые глаза. — Эмили, — выдохнула Реджина, подходя к девочке. — Милая, что ты здесь делаешь? Эмили ответила, и Реджина лишь теперь поняла, что ни разу не слышала её голоса, хотя, казалось бы, здесь, ночью, наедине с человеком, к которому она пришла по собственной воле, можно было бы этого не бояться. Крохотная рука девочки ухватила её за рукав и повлекла за собой. Как она оказалась во дворце? Как сбежала из лагеря, который день и ночь охраняют выбранные жеребьёвкой разбойники? Как и… Зачем? — Куда мы идём? — спросила Реджина, чувствуя необъяснимую тревогу. — К вам в лагерь? Девочка качнула головой, и светло-русые кудри блеснули в лунном свете. Они шли по тропинкам, поросшим высокой травой, где-то в далеке выли волки, а впереди была пугающая неизвестность… Эмили продолжала молчать. — О тебе не хватятся? — вновь спросила Реджина, когда поняла, что направляются они в ровно противоположную лагерю сторону. — Отец ведь просил тебя не сбегать. Эмили остановилась посреди поляны, и вновь устремила на неё свой взгляд, на сей раз печальный и даже немного обиженный, из-за чего Королева почти жалела о своих словах. Девочка присела, почти полностью скрывшись в траве у высокого дерева. Листва скрывала маленькое дупло у самых его корней — лишь одной ей известный тайник. Реджина хотела спросить её о том, что нужно им на этой поляне, но вовремя смолчала — ведь она бы всё равно не дала ответа… В её руках был теперь небольшой свёрток, нечто лёгкое, но ценное, аккуратно завёрнутое в старую тряпицу. Серые глаза ещё раз с ноткой сожаления скользнули по ней, а затем она упала наземь, видимо, впервые обнажая перед посторонним взглядом своё содержимое. Кукла. Черноволосая, деревянная, выструганная когда-то и кем-то с искренней любовью. Выцветшие от времени глаза печально смотрели на Реджину, а она не смела даже коснуться её, видя, что для крохотной девочки, никогда не знавшей матери, она была почти что священной. Эмили провела кончиком пальца по гладким волосам куклы, а затем протянула её Королеве с жертвенной решительностью. — Хочешь, чтобы я её подержала? — тихо спросила Реджина, хотя знала уже, чего на самом деле желает девочка. Та лишь мотнула головой, подошла чуть ближе и сама вложила куклу в её руку. Она была тёплой, как и все деревянные вещи, но, наверное, не только от этого. Королева поднесла её к глазам, рассматривая такие живые для куклы черты лица. — Эмили, — прошептала Реджина, протягивая куклу хозяйке. — Спасибо. Но я не могу это принять. Девочка ещё раз качнула головой, прикрыв глаза, а затем протянула к ней обе руки. Подчиняясь этому кроткому взгляду, подчиняясь жесту, полному благодарности и доверия, Реджина присела перед девочкой на колени, и та обняла её за шею с необыкновенной силой в тонких детских руках. Королева осторожно обняла её в ответ, чувствуя, как маленькие пальчики путаются в чёрных волосах. — Спасибо, — прошептал тихий детский голосок. И теперь не ответила уже Реджина, понимая, почему хранила молчание её маленькая спутница. На некоторые слова ответ не нужен — хватит и простых объятий в тёмной лесной глуши…