Однажды и я стану чьим-то счастьем

Нетландией назывался весь этот остров, однако Нетландия истинная, сердце этой земли, начиналось здесь, в лесу полном неизвестных и невиданных в других краях деревьев… Той Нетландии, что представлялась любому ребёнку во сне — вот чему здесь точно не было места. Если на песчаные берега днём светило солнце, хоть лучи его и задевали самые верхушки деревьев, здесь солнца не было, должно быть, никогда. Оставив корабль на мели, путники шли теперь сквозь густые заросли странной, молчаливой толпой. У толпы этой была единая цель — найти мальчика, которого привели сюда отнюдь не детские мечты и наивная вера в чудо. Но кроме цели этих людей не объединяло ничего. Это могло бы показаться пугающим знаком, но Эмма его таковым не считала. В конце концов, она привыкла бороться в одиночку, и не ей жалеть о том, что Мэри Маргарет с самого начала их плаванья не обмолвилась с ней ни словом. — Эмма, — широкая ладонь легла на её плечо, но Свон едва слышала его негромкие слова сквозь хруст травы под ногами. — Я говорил с Голубой Феей. Ещё до нашего отплытия. Эмма кивнула, нахмурившись, не совсем понимая, к чему ведёт отец. — Она рассказала о том, как ты спасла Реджину, — продолжил он. — С помощью магии. Эмма остановилась, нарочно приотставая от процессии. Остановился и Дэвид. — Магии? — усмехнулась она, приподнимая брови, как если бы даже после долгих лет жизни в Зачарованном Лесу это слово продолжало бы быть лишь частью чьей-то больной фантазии, вымыслом, сказкой. — Где я и где она? — Но ведь ты уже воспользовалась ей однажды, — напомнил Дэвид. — Вчера, когда… — Знаю, — резко перебила Эмма, и лицо её приобрело более жёсткие черты. — Голубая и мне об этом рассказала. Только вот никакого Дара во мне нет — смирись, я не ваша «Спасительница». — Даже если так, — Дэвид схватил её за руку, вынуждая остаться на месте. — Даже если ты не она, одного отрицать нельзя — в тебе есть волшебство. — Да вот только сейчас не до него, — Эмма вырвала руку, сейчас ни капли не жалея о своей резкости. — Самокопание, поиски «Дара» — мы спасаем Генри, а не ищем нирвану. — Но если использовать магию как оружие? — попытался возразить Дэвид. — Против Пэна и ради спасения Генри — разве ради этого не стоит хотя бы попробовать? — Мой меч всё ещё при мне, — голос был непривычно-ледяным — с отцом она не говорила так ни разу. Должно быть, сказывалась тревога, усталость, или же что-то другое — то, в чём пока что она боялась признаться даже самой себе. — Если мне придётся сразиться с любым из них, с целой бандой мальчишек, или даже с самим Пэном — поверь, смерть каждого врага стоит прочувствовать собственным мечом. В её походке было нечто отчужденное, несвойственная ей жестокая решительность. Жаждала ли она крови Пэна? Определённо. Но, сейчас Дэвид готов был в этом поклясться, не упоминание о пока незримом демоне заставило её нагнать процессию, с остервенением обрубая на ходу мешавшиеся ей сучья деревьев…

***

В этой ночи было нечто странное — то, чего не было в ней ещё никогда… Первозданная тьма, не разбавляемая светом уличных фонарей? Нет, к этому она привыкла давно, ещё в Зачарованном Лесу. Холодная земля, заменившая постель? Но ей не привыкать и к этому. Да и потом, Дэвид совсем рядом — спит, как младенец, несмотря на разговор с Эммой, после которого он был мрачнее этой самой ночи… Сердце пропустило удар, а затем забилось вдвое чаще, разнося холод по груди… Она поняла, что особенного было в этой ночи. Казалось бы, страх, обретя форму, должен исчезнуть или, хотя бы ослабнуть… Но он стал лишь сильнее, стоило ей услышать первый детский крик. За ним последовал второй — десятки или сотни детей плакали, раз за разом повторяя одно и то же слово… Они звали маму. Некогда, возможно, даже по собственной воле сбежавшие из дома дети, зачарованные рассказами о чудесной Нетландии, теперь, в ночи, отдали бы все свои праздные часы, чтобы вновь оказаться в её объятиях… Мэри Маргарет резко села, надеясь, что далёкий плач оборвётся, исчезнет вместе с остатками сна. Но этого не произошло — он лишь стал ещё громче — она не слышала его — скорее, чувствовала и… Понимала. Как Дэвид и остальные могли спать под эти крики? Неужели они их не слышат, неужели плач этот доступен лишь ей? Иного объяснения быть не могло. Поднявшись с холодной земли, Мэри Маргарет направилась к нему, к самому эпицентру плача, с каждым шагом всё отчётливее слыша каждый из десятков детских голосов… Деревья мрачно возвышались над ней, с неба за ней следила вечно полная луна — здесь она была, казалось, намного ближе к земле… Но не здешняя жуткая природа пугала её. Крики смолкли как-то разом, неестественно-резко, стоило ей ступить на очередную поляну. На первый взгляд она была пустой — но ведь что-то или кто-то заставил плач прекратиться. Была ли это просто чья-то неведомая сила, или же… Человек? — Ты заставила меня ждать, — в тишине разнёсся обиженный юношеский голос. — Спасительница. С ветки одного из деревьев на землю приземлилась тонкая фигурка — более осязаемая, чем тень, но достаточно лёгкая, чтобы коснуться травы мягко, подобно перу. Силуэт сделал несколько шагов, и перед гостьей предстал хозяин этого острова — отчего-то в этом не возникло ни единого сомнения. Он был совсем непохож на того злодея, которого описывал столь красноречиво мистер Голд. Больше похожий на мальчишку лет шестнадцати, со смешными оттопыренными ушами и кривившимися теперь в детском недовольстве губами, которые определенно умели смеяться, и очень заразно. Всё это не имело никакого смысла — Питер Пэн должен был предстать демоном, коварным духом вечной молодости… Но всё встало на свои места очень скоро, стоило встретить его взгляд. Уж он смеяться точно не мог. Вечная юность, жизнь в мире без границ — всё это опустошило молодой взгляд, и именно в них, в этих самых глазах и было спрятано то самое, что вселяло ужас в человека любого возраста… — Ты не она, — Пэн нахмурился, словно решая сложную математическую задачку, в то время как взгляд проницательно изучал черты пришедшей. — Кто ты? — Где Генри? — спросила она голосом, охрипшим не то от страха, не то от долгого молчания. — Никогда не отвечай вопросом на вопрос, — поучительно произнёс юноша, легко подпрыгивая, чтобы вновь приземлиться на всё ту же ветвь дерева. — Это невежливо. — Не тебе учить меня вежливости, — выкрикнула Мэри Маргарет, делая смелый шаг вперёд. — Где Генри, отвечай! В течение минуты пустые глаза просто смотрели на неё, словно принимая некое трудное решение. Быстро вскочив на ноги, он прошёлся, подобно циркачу, по тонкой ветке, нелепо балансируя руками, а затем вновь спрыгнул на землю. — Я ждал Спасительницу, — заявил он, всё ещё не отрывая от женщины взгляд. — Но она не откликнулась на зов — просто его не услышала… Не знаешь, почему? — Почему она тебе нужна? — зачем-то спросила Мэри Маргарет, хоть резоны Пэна интересовали её сейчас меньше всего. — Чтобы ответить на твой вопрос, — спокойно произнес тот, приближаясь. — «Где Генри?» «Что с ним?» — этими вопросами с вашего прибытия пропитан этот воздух, — юноша поднял лицо к небу, медленно вдыхая. — И я на них отвечу. Точнее, дам подсказку. В его руке прямо из воздуха появился лист бумаги — хранивший какой-то секрет, несмотря на свою чистоту. — Спасительница меня подвела, — продолжил он, протягивая лист гостье. — Ты услышала плач — значит тебе он и был предназначен. Значит, тебе была предназначена она, — он указал на «карту». — Подсказка? — даже не будь лист бумаги пустым, она не поверила бы Пэну на слово. — И как её разглядеть, интересно? — Признав то, кем ты являешься на самом деле, — голова склонилась набок, рука достала свирель из складок одежды. — Кем так и не стала Спасительница, но… Кем сделала она тебя. Губы юноши коснулись инструмента, производя тихие, шелестяще-свистящие звуки. Тенью, которой появился на поляне, теперь он исчез в зарослях, хотя ещё очень долго то ли среди деревьев, то ли в голове звучали звуки свирели и пронзительный детский плач…

***

— Эмма! Лишь теперь Эмма пришла в себя, хотя обладательница голоса звала её тихим шёпотом явно не первый раз. Спросонья, после череды бессмысленных, но ярких сновидений, Свон не сразу сообразила, где находится. За годы, проведенные в никогда не спящем Нью-Йорке, эта тьма, истинная ночная тьма успела стать непривычной. Лишь кое-как разглядев знакомый силуэт, слегка освещенный дотлевающими углями костра, и мрачные кроны на фоне темного неба, она вспомнила, где находится, и какая миссия ждёт их впереди… — Реджина? — хрипло ответила она, рассеянно оглядывая поляну. — Что такое? — Идём. Эмма не задумывалась над тем, куда идёт и почему вообще подчиняется движениям этой властной руки. После долгого дня пути, разговора с Дэвидом, который оставил внутри неё отголоски гнева, она чувствовала себя опустошенной и уставшей, как никогда. Однако приглушенное усталостью удивление всё же пронеслось в её взгляде, когда они остановились на поляне, отличавшейся от прежней лишь отсутствием других путников и наличием хоть какого-то света — тусклого сияния луны, по сравнению с прежней тьмой казавшегося неестественно-ярким. Только теперь Эмма заметила сложенные в центре поляны, словно для костра, ветви деревьев. Вместе с остатками сна, уходила и её невозмутимость. — И зачем мы здесь? — озадаченно поинтересовалась она, огибая ветви с другой стороны в поисках ответа. — Разведи костёр, — невозмутимо едва ли не приказала Реджина. — Хорошо, — Эмма улыбнулась, как её приказному тону, так и самой этой ситуации. — Как Ваше Величество хочет, чтобы я это сделала? Зажигалка у Нила, хотя можно и камень о камень… — Не нужно ни зажигалки, ни камней, — спокойно ответила королева, присаживаясь на ствол срубленного дерева. — Просто разведи костёр. Улыбка исчезла с лица Эммы. Скрестив руки на груди, она смотрела на Реджину с укоризненно склоненной набок головой. Она поняла, чего хотела брюнетка. — Ты говорила с Дэвидом? — прямо спросила Свон. — Да, — честно ответила Реджина. — Не думала, что когда-нибудь это скажу, но, Эмма, он прав. — Насчёт моего «Дара»? — иронично улыбнулась девушка. — Что ж, удачи с его поисками. — При всей моей неприязни к Голубой, она ошибиться не могла. — Ни разу за сотни лет своей жизни? Сомневаюсь. — Если она увидела Дар, значит он есть! Эмма, глупо это отрицать. — Знаешь, что глупо? Его использовать! В воздухе повисла тяжелая тишина. — И что это значит, интересно? — тихо спросила Реджина, медленно приближаясь на шаг. — Ничего, — быстро ответила Эмма, уже жалея о том, что не смогла промолчать. — Ничего, забудь. Реджина не стала расспрашивать — знак тревожный. Однако ещё больше озадачило то, что сделала она в следующее мгновение — взяв за руку, решительно повлекла к стволу повалившегося дерева, присаживаясь рядом с ним и молча предлагая Эмме сделать то же самое. — Я могу тебе кое-что сказать? — теперь лицо почти полностью скрывала тень, лишь в тёмных глазах бликами играла луна. — Конечно, — Эмма нахмурилась, насторожившись сильнее — никогда прежде Реджина не шла на откровения, точно не первой… — Меня беспокоит одна вещь, — неестественно-ровно заговорила она. — Знаю, — просто ответила Эмма. — Ещё одна помимо Генри, хоть это и… Неправильно. Эмма смотрела ей в глаза, отчего-то только теперь понимая, что знает, знает заранее, о чём хочет сказать ей Реджина. Как знает и то, что готова выслушать, как бы больно ей самой от этого ни было. — Знаю, — тихо повторила она. — Но, Реджина, в этом нет ничего неправильного. И за это я заставила бы его пройти через то же самое сотни раз… — Дело не в нём, — возразила королева. — Не в Грэге. Не знаю, как это объяснить… Эмма придвинулась чуть ближе, почти по-детски зажимая её руку между своих ладоней. Реджина печально улыбнулась глядящим на неё из темноты зелёным глазам, вновь, даже после стольких лет удивляясь тому, что когда-то кому-то они казались ледяными… — Мне мстил не он, — почти неслышно продолжила женщина. — Он был марионеткой в руках тех, кто желал этой мести, но не успел её свершить. И слова, — она прикрыла глаза, — всё что он говорил — эти слова принадлежали не ему — всем им. Реджина отклонила голову назад, и вместе с лунным светом по лицу скользнула блестящая слеза, тут же испуганно затерявшаяся в чёрных волосах. Лишь теперь Эмма поняла, как давно не видела её слёз… Пожалуй, с самого дня смерти её матери — но тогда горе было тем самым, что испытывает человек любого возраста потерявший совершенно любую мать. Оно было настоящим, оно было близким, оно не успело ещё обратиться в фантом, воспоминание… Но у всего бывают последствия. И то, что Эмме удалось чудом — или с помощью Дара, существование которого уже не казалось чем-то нереальным — спасти королеве жизнь, не значило, что вместе с опасностью исчезнет и память об этом дне… — Поэтому я и не хочу использовать магию, даже если на это способна, — внезапно заговорила Свон, опуская взгляд на траву. — Этого не должно было быть. Если бы ни магия, тебе было бы не о чем жалеть. — О том, что я спасла тебя тогда, я не пожалела ни разу, — с неожиданной твердостью ответила Реджина. — Зато пожалела я, — быстро прошептала Свон. Сейчас она даже рада тому, что Реджина не может увидеть её лица. — Столько людей… — …которых нужно отпустить. От удивления Эмма вновь подняла взгляд. Она готова была поверить, что не королеве принадлежали эти слова. Тёмные глаза больше не полны слёз. На её лице улыбка. Печальная, больше похожая на игру света, но всё же… Улыбка. — Они хотели бы мне отомстить, — продолжала она. — Многие из них пережили бы смерть дважды, чтобы только забрать меня с собой… Но если цена искупления — жизнь, в которой ты будешь рядом, — она провела рукой по лицу Эммы, непрерывно глядя в её глаза, — я платить не стану. Точно не сейчас. Всего несколько часов назад Эмма верила, что никакие слова не избавят её от тревоги, почти животного страха за сына… Но теперь она не боялась. Слова Реджины о том, что она «заслужила» всё то, что выпало тогда на её долю, сожаление о том, что она так и не смогла завершить начатое — покарать того, кто причинил ей боль — всё это висело тяжким грузом на её плечах с самого начала их путешествия, но сейчас… Она всё ещё боится за сына. Однако страх этот — уже почти неосязаемый и больше машинальный, нежели осознанный — не шёл ни в какое сравнение с той лёгкостью, что принесло такое простое признание королевы. Эмма обняла её, всё ещё слабо и бессмысленно улыбаясь в темноту. Безумно хотелось спать. И кора дерева, на которой лежала теперь её голова, казалась создана была специально для этого лёгкого и приятного отдыха… Реджина обмякла в её руках, и по её спокойному лицу и полуприкрытым глазам видно было, что скоро сон накроет и её… На этом острове обыкновенно не было места надежде. Однако что-то изменилось теперь, когда Королева и Рыцарь уснули на земле, в объятиях друг друга… Не было и в ночной темноте места робкому свету огонька, вспыхнувшего на сложенных в центре поляны ветвях… Даже в безвременье случаются перемены. Даже не искупив, возможно простить и… Отпустить.