Однажды и я стану чьим-то счастьем

В жизни каждого человека наступают моменты, подобные этому — когда сам он не верит в происходящее вокруг. От того ли, что происходящее слишком прекрасно, чтобы иметь место в его никчемной жизни, или от того, что даже при всех прежде пережитых потрясениях это казалось уже чем-то «сверх»…  Именно такой момент наступил сейчас в жизни Эммы. Она только что встретила Нила, оказавшегося сыном Румпельштильцхена, и теперь Генри знает, кем приходится этот человек ему… Но сейчас им не до того. Сейчас они с Нилом, позабыв на время о разногласиях, несут Тёмного на своих плечах, почти полностью беря на себя его вес. Белая рубашка насквозь пропиталась кровью, которая, казалось, вот-вот начнёт вязкими каплями падать на пол.  Генри следовал за ними в немом потрясении. Наверное, и в его жизни теперь наступил момент, когда он никак не мог сообразить, чему верить меньше: тому, что сын Тёмного — его отец, или тому, что сам Тёмный сейчас истекает кровью, как последний смертный?  Дрожащими руками Нил вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь в маленькую квартирку, служившую ему ночлегом. Зрелище поистине жалкое: облупившаяся штукатурка, лёгкий запах сырости… Но им было сейчас не до того.  Они осторожно опустили мистера Голда на диван. Эмме не раз приходилось оказывать первую помощь боевым товарищам, но ещё никогда она не проделывала этого со злыми колдунами… А, впрочем, принцип здесь был тот же.  За алым пятном, с каждым мгновением расплывавшимся всё сильнее, сложно было угадать истинные размеры раны. А потому первым делом Свон взялась за кухонное полотенце — первое, что попалось под руку — и, слегка увлажнив его, стала смывать кровь.  — Всё не так плохо, верно? — с тревогой спросил Нил, разглядывая рану, которую и впрямь нельзя было назвать серьёзной.  Однако лицо Эммы при виде этой раны помрачнело ещё сильнее.  — Мисс Свон, вы должны хорошо в этом разбираться, — прохрипел Голд, глядя на неё словно учитель, снисходительно ожидающий от ученика верного ответа.  — Эмма, — робко окликнул Генри.  — Расчёт был не на то, чтобы пронзить вам сердце, — не обращая внимания на сына, спокойно ответила Эмма, — а на яд…  — Именно так, — губы Тёмного скривились не то в усмешке, не то в гримасе боли. — Капитан прожил много лет на острове Нетландия… Мор шиповник…  — Эмма, — уже настойчивее позвал Генри.  — И от него есть противоядие? — Нил был бледен почти так же, как и его отец.  — В Сторибруке, — выдохнул Голд. — Там, где магия…  — Нужна машина, — Эмма обернулась к Кэссиди.  — Нет, слишком медленно, — ответил тот. — Но есть Крюков корабль.  Свон вскинула брови.  — И кто его поведёт? — Я, — просто ответил Нил. — Долгая история, а нам нужно спешить.  — Эмма! — Генри схватил её за руку, не давая вновь подойти к мистеру Голду. Он держал у уха её телефон. — Это Мэри Маргарет. Просит передать тебе.  — Не сейчас, Генри, скажи, что я перезвоню, — отмахнулась Свон, досадуя на навязчивость женщины, возомнившей себя её матерью.  — Это срочно! — воскликнул Генри, всё ещё не отпуская её руку. — Это связано с мамой.  Сердце Эммы ухнуло вниз. Что-то случилось... Иначе почему Реджина не позвонила сама?  — Да, — бросила она в трубку своим обыкновенным голосом, хоть внутри всё похолодело в ожидании Бог знает каких вестей.  — Она с Корой, Эмма, — донеслось из трубки. — Они заодно. И у них кинжал Тёмного. 

***

Реджина терпеливо ждала начала отповеди. Она исцелила рану Белль, проявив таким образом ту самую «бесхребетность», которую ненавидела её мать, и Кора просто не смогла закрыть на это глаза. Но, в конце концов, отчитать дочь, как она делала всегда, ей не удастся. Ведь Реджина больше, чем когда-либо, осознавала сейчас свою правоту: без исцеляющей магии девушке не удалось бы избежать серьёзных последствий.  Но поднимать эту тему Кора не собиралась. Она неотрывно разглядывала кинжал, то поднося его к настольной лампе, то вновь приближая к глазам, как если бы проверяла наличие водяного знака на купюре.  — Мама? — нерешительно обратилась Реджина. — Что такое? — Подойди, — Кора протянула ей кинжал, — приглядись к надписи.  Реджина опустила взгляд и с удивлением обнаружила, как имя Тёмного медленно стирается с клинка, начиная с последней буквы…  — И что это значит? — с волнением спросила она.  — Крюк, — коротко ответила ведьма. — Капитан настиг его.  — Тот, кто желал его смерти? Постой, так он… — Верно, — прошептала Кора. — Имя исчезнет полностью, стоит Тёмному испустить последний вздох.  Румпельштильцхен умирает… Её учитель — тот, кого она ненавидела сейчас, но в ком когда-то искала помощи и защиты, ведь он казался ей таким… Вечным. Однако сейчас не это имело значение, а вполне определённое намерение, что внезапно блеснуло в глазах Коры, отражаясь полубезумной улыбкой на губах…  — Нет, — прошептала Реджина. — Мама, нет! — Почему? — абсолютно спокойно поинтересовалась Кора. — Если он умрёт, Тёмный исчезнет бесследно. А магия не должна исчезать. Она должна находить новый сосуд.  — И ты хочешь им стать? — голос дрогнул. — Сосудом? Новым вместилищем самого тёмного потенциала?!  — Всё ради счастья моей дочери, — улыбнулась Кора. — Этим кинжалом я сначала убью Румпельштильцхена, а затем всех твоих врагов… И твоя душа останется чиста перед Эммой. Куда проще будет обвинить во всём Тёмного мага, чем родную мать.  — Нет, не такой ценой, — Реджина отступила на шаг.  — Малейшее препятствие, и ты уже хочешь умыть руки? — со знакомой ледяной ноткой усмехнулась Кора. — Если так, то вовек не видать тебе своего счастья. Или ты думаешь, что это не разочарует Эмму?  Реджина молчала. Казалось, что выбора сложнее не стояло перед ней ещё никогда. Тёмный маг силён, когда отвергает Тьму, клянётся, что использует её лишь во благо… Но куда сильнее тот, кто обманывает других, а не себя, кто принимает эту страшную силу и стремится её познать. Такой была её мать. Именно такого исхода Реджина боялась для её и без того погруженной во мрак души.  Но ведь мать и вправду желает ей счастья. Пусть её больше соблазняет Тьма, она обещает его обеспечить, так разве не это главное? Королева оглянулась на пустующую кухню, где совсем недавно была Эмма, где та готовила панкейки с кленовым сиропом, досадуя на нежелающую работать кофемашину. Здесь же, вечером ранее, Свон застала её в глубокой ночи за чашкой кофе, и сама провела бессонную ночь, охраняя сон своей любимой… И всё это может стать её новой, волшебной реальностью! Стоит только последовать за матерью ещё раз, всего один лишь раз встать на её сторону…  Кора улыбнулась, уловив перемену в лице дочери.  — Я знала, что ты примешь разумное решение.  Впервые одобрение со стороны матери лишь усилило её нерешительность… Но может всё же она думает о матери несколько предвзято? Что если в этот раз всё будет иначе? Что если теперь Кора и правда желает лишь счастья для неё?.. 

***

Эмма никогда не любила море и моряков. Все они ассоциировались у неё с вечно пьяными загорелыми до черноты грубыми мужчинами с курчавыми от соли волосами, которые набивались в портовые кабаки, словно сельди в бочку, а «излишки» — те, кто не помещался в кабак — шлялись по улицам, распевая песни на неизвестных языках.  Но сейчас волей-неволей ей пришлось оказаться в этой стихии. Да и воспоминания о моряках волновали её теперь меньше всего…  В каюте они расположили мистера Голда. Рана хотя и давно перестала кровоточить, но не стала от этого менее опасной. Каждая минута промедления могла стоить Тёмному жизни, и такая перспектива могла бы пугать Эмму куда меньше, не знай она теперь, кем он приходится её сыну…  Нил стоял за штурвалом, твёрдо глядя за горизонт, на котором должен будет появиться Сторибрукский порт, если курс был верен. Лицо его было бледно и решительно. Пусть он не видел отца два столетия, пусть убеждал себя до этой минуты, что никогда не простил бы его за предательство, сейчас он искренне боялся его потерять.  Эмма хорошо его понимала и, пожалуй, даже сочувствовала. Порой она ловила себя на мысли о том, что потерять обоих родителей в пять лет было намного проще, чем если бы она потеряла их, например, сейчас. Тогда смерть ещё не казалась ей чем-то священным и страшным. Та представлялась чем-то ненастоящим и, как всё далёкое, необычайно интересным. Мама часто говорила ей, что отец сейчас там, где нет воен, где ему хорошо и отрадно, и Эмма искренне не понимала, отчего она произносит эти слова со слезами на глазах? Уж если кому плакать, так это папе, ведь он больше не вернётся домой и не встретит её. Разве где-то могло быть отраднее, чем дома, разве с кем-то могло быть спокойнее, чем с мамой? Разумеется, нет. И в минуты, когда она думала об этом, она зарывалась лицом в светлые волосы матери, которые всегда пахли домом… Домом, которого совсем скоро не стало вместе с Алфгедой.  И ей, тогда ещё совсем ребёнку, намного проще было пережить эту страшную потерю. Она не успела вырасти с ними, не успела разочароваться в родителях, как разочаровался когда-то Белфаер. Эмма с самого детства видела их своими ангелами-хранителями, а не живыми людьми…  — И с каких пор ты водишь пиратские корабли? — поинтересовалась она, проницательно глядя на Нила.  — С давних, — коротко ответил тот. — Рассказал бы раньше, но ты бы тогда не поверила. Да и я, впрочем, — он усмехнулся, — не поверил бы, что ты дочь Белоснежки и Принца.  — Здесь тоже всё не так просто, — вздохнула Свон.  — В каком это смысле? — Нил мельком глянул на неё, лишь на мгновение переведя взгляд с горизонта.  — Я думала тебе двадцать с лишним, хоть тебе было уже больше двухсот, — ответила она. — Так и я намного старше, чем «дочь Белоснежки и Принца».  — Как это? — теперь мужчина не сводил взгляд с неё. Эмма переступила с ноги на ногу в нерешительности. Она начала этот разговор единственно затем, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей об отце, не собираясь посвящать его в своё прошлое… Но, в конце концов, если он собирается отныне участвовать в жизни Генри, лучше с самого начала не строить совершенно ненужные тайны.  — До того, как стать Спасителем, я была другим человеком, — начала она, понимая, до чего абсурдно, должно быть, звучат её слова. Но Нил так явно не считал. Уж он-то за свою жизнь научился верить во всё на свете. Понемногу Эмма рассказала ему обо всём, ожидая любой реакции. На протяжении всего рассказа Нил не проронил ни слова и ни разу не отвёл взгляда.  — Получается, ты краеугольный камень этого заклятья, — задумчиво произнёс он. — Благодаря твоей жертве оно было наложено и благодаря тебе же снято.  Эмма провела рукой по лбу: об этом она никогда не задумывалась. Признаться, она была уверена, что Нила в её рассказе заинтересует совсем другое…  — Что было, то прошло, Эмма, — выдохнул он, словно прочтя её мысли. — Я не пытался тебя вернуть, когда просил прощения. Знаю, что это невозможно. Просто хотел, чтобы ты поняла и простила. Вина висела на мне очень долго. Но теперь я помолвлен с другой, а ты вспомнила о… О ней, — он улыбнулся. — Генри — вот почему мы с тобой когда-то встретились. По мне, это веская причина.  — Да, кстати о нём, — пришло время обсудить ещё одну причину для тревог. — Знаю, это, наверное, не самый подходящий момент…  — Думаешь, Реджине не понравится, если я появлюсь в его жизни? — усмехнулся мужчина.  Эмма невольно вспомнила, как до возвращения памяти ей приходилось буквально отвоёвывать каждую минуту в обществе Генри. Вместе с этим её вновь накрыли с головой все прежние тревоги: Реджина, перешедшая на сторону Коры; умирающий мистер Голд, чей кинжал сейчас у них… Казалось, так странно — обсуждать вопрос наличия Нила в жизни сына, когда у них, мягко говоря, есть проблемы посерьёзнее. А, впрочем, возможно именно сейчас — самый подходящий для этого момент.  Но она не успела ничего ему ответить, не успела даже подумать, что именно собирается сказать. Оба они почти одновременно вновь взглянули на горизонт. Там, приближающийся с каждой секундой, виднелся порт Сторибрука.

***

— Мэри Маргарет, они скоро будут, — в который раз повторял Дэвид. Но жена словно не слышала его. Она ходила взад-вперёд по лавочке Голда, где они уже больше часа дожидались прибытия Эммы с Тёмным и ещё одним незнакомым им человеком — тем, кто оказался одновременно сыном Румпельштильцхена и отцом их внука… Но сейчас не это было главным. Главное — Кора с Реджиной заодно. И у них кинжал Голда, а значит — он в их власти. Напряженную тишину разрушил звон колокольчика и шаги троих людей, двое из которых практически тащили третьего. — Эмма! — воскликнула Мэри Маргарет. — Наконец-то… Где Генри? — С Руби, — прохрипела Свон, кивком указывая Нилу на небольшую кушетку, на которую они тут же опустили мистера Голда. — С ней будет безопаснее. — Белль… — глухо прошептал Тёмный. — Где она? — Тоже с Бабушкой, она их за милю почувствует, — ответила Мэри Маргарет. — И что будем делать? У нас есть план, как их остановить? Эмма нахмурилась. В голову приходил лишь один вариант, но теперь она не была так уверена в его успехе. — Я поговорю с Реджиной, — произнесла она, глядя на мистера Голда. — Может, смогу её убедить… — Даже если и так, Кору это не остановит, — возразил Тёмный. — Действовать нужно быстро, силы возвращаются, а значит скоро они смогут начать приказывать мне… Мисс Свон, они придут сюда быстрее, чем вы сами их найдёте. Лучше подготовиться к обороне. Эмма, Дэвид и Нил покинули комнату, хоть и сами не представляли себе, как именно станут обороняться… Даже если бы руки Свон не были скованы любовью, вряд ли они смогли бы противостоять двум могущественным ведьмам, одну из которых ничто не остановит на пути к цели… И мистер Голд прекрасно это понимал. Поэтому у него был запасной план — точнее сказать, единственный. — Откройте нижний правый ящик, мисс Бланшар, — невозмутимо попросил он. — Что в нём? — Плед, — пожал плечами Голд. — Озноб доконал, будь он неладен. Со странным волнением Мэри Маргарет открыла ящик, словно знала заранее, что в нём увидит. Но всё равно, при одном виде этой простой вещицы дыхание перехватило, а на глаза навернулись слёзы от воспоминания страшного дня, когда она видела эту двухконечную свечу в последний раз… — Думаю, вы знаете, что нужно делать, — прохрипел мистер Голд. — Для этого сойдёт и сердце. В это время в соседней комнате шла подготовка к битве, которой быть не могло. Дэвид отдал Эмме её меч — и тот привычно нагрелся, будто подрагивая от нетерпения. Свон молилась, чтобы, помимо её воли, этот меч не сотворил ничего непоправимого… Невидимым мелом удалось провести линию, которая должна была удержать их, но лишь на время. — Так ты, выходит, Нил? — обратился Дэвид к незнакомцу, будто стараясь разрядить обстановку. — Выходит, что так, — усмехнулся Нил, хоть в лице его не было и кровинки. — Что ж, очень приятно, — даже сейчас Принц не изменил традициям, закрепив знакомство лёгким полупоклоном. — Я и не надеялся, что когда-нибудь с вами… Резкий грохот прервал его слова. Слабый магический барьер не смог задержать их и на минуту, если вообще сработал, и теперь дверь не просто распахнулась — она слетела с петель. Плотным сгустком магии Эмму отбросило назад, а затем куда более сосредоточенной силой вдавило в стену, отнимая кислород. — Мама, стой! Сила отпустила её, из-за чего она едва устояла на ногах. Кора мгновенно переключилась на другую, достижимую цель — на Нила. Тем же ударом энергии он был отброшен в стену, чудом успев в последний момент прикрыть голову руками. — Кора, остановитесь, — крикнула Эмма, видя, что рука ведьмы направлена на Дэвида. — Убийство Румпельштильцхена необратимо, его дар ничего вам не даст! Но Кора не слышала. Напротив, рука её стала твёрже, ещё секунда — и Принца постигла бы та же участь. Эмма рванула к нему, но тут же почувствовала, как появившиеся из неоткуда верёвки опутывают её запястья и лодыжки, не позволяя пройти больше и шага. Она знала, что Реджина сделала это для её же блага: в порыве раздражения или гнева Кора и не подумала бы проявить к ней милосердие… Не проявила она его и к Дэвиду, но этому она уже не способна помешать… Однако Нил, оправившийся от удара, смог это сделать. Но, поняв бесполезность своего оружия, он отбросил меч и просто налетел на Кору с разбега, почти сбивая ту с ног. Путы отпустили Эмму, и она ринулась было к Дэвиду, когда внезапно услышала негромкий железный звон… Кинжал Тёмного, выскользнув из складок одежды Коры, приземлился прямо у её ног. Быстро —скорее, машинально, нежели и правда задумываясь о своих действиях, Свон подняла его, удерживая прямо перед собой, словно он мог повелевать колдуньей, как повелевал Тёмным магом. На короткое мгновение замерли все. Эмма была уверена, что Кора попытается отнять кинжал, и готова была держать его до последнего, но та даже не предприняла такой попытки. Её губы исказила злорадная улыбка, словно тот, или что-то куда более ценное, уже находилось в её руках. Но предвидеть её следующего хода Свон просто не могла. Неясно было, что стало причиной того ужаса в глазах Реджины: собственное ли сердце, находившееся вне груди, или же то, что билось оно теперь в руке её матери. Происходящее казалось Эмме чем-то нереальным, жутким сном, уловкой… Сдавленный крик Реджины, треск её сердца — всё это в одно мгновение вырвало её из оцепенения. — Кинжал, — донеслось холодно и ясно. В глазах Коры было торжество и извечная простая истина: «Любовь — это слабость». И жуткое, едва ли не вызывающее тошноту осознание: ведьма не остановится, даже если придётся убить дочь — это заставило руку Эммы разжаться, бросая кинжал к её ногам. Разжалась и рука Коры, Свон бережно схватила брошенное сердце, чувствуя его отчаянные удары. Она присела рядом с Реджиной и быстрым движением вернула его на место. — Всё хорошо? — встревоженно спросила Эмма, уже и не думая о кинжале. — А как иначе, — вновь донеслось из-за спины. Свон резко обернулась, машинально прикрывая собой Реджину. «Уж кто-кто, а мать её не тронет», — так думала она до этого момента. Но теперь она знала, что ошибалась на её счёт. Знала, что Кору заботит их счастье, лишь покуда оно не стоит на пути у её собственных интересов… Рука нащупала меч: пусть она не сможет убить колдунью, но тот хотя бы отразит её магию. Кора заметила это движение; один небрежный взмах руки — и Спасительница исчезла вместе со своим оружием. Колдунья подала руку дочери, но та и не подумала протянуть свою. — Да брось, Реджина, ты ведь не думаешь, что я бы и вправду тебя убила, — Кора засмеялась, стараясь показать всю абсурдность такого предположения, но смех этот повис в воздухе, так и не выполнив своего предназначения. — Разве? — поднявшись на ноги, прошептала Реджина. — Я-то думала, что кинжал — твой приоритет. — Ты — мой приоритет, — Кора вновь постаралась взять дочь за руку, но та вырвала её, отстраняясь. — Прости, если мои методы более жестоки, чем ты ожидала. Но лишь так мы сможем добиться нашей цели, — настойчивый холодный взгляд встретил взгляд Реджины. — Моё сердце находится в твоём склепе. Там кто-то есть.

***

Иногда, чтобы отсрочить некоторые мгновения, лучше не обладать способностью перенестись в любое место одним мановением руки… Реджина часто задумывалась об этом — о том, что порой платой за магию служит сама магия. Сейчас ей нужно было время… Только что произошедшее никак не желало укладываться в голове. Сердце, её собственное сердце, билось в руке её матери, как билось в ней когда-то и сердце Дэниэла… Она сдавливала его с той же непоколебимой решительностью — на краткое мгновение слепящая боль исказила реальность, вновь возвращая её в ту страшную ночь, в ночь смерти Дэниэла… Только теперь уже она была на его месте, она переживала боль и ужас, которые испытывал он в свои последние секунды. Но не боль и смерть пугали королеву: за свою жизнь она слишком часто бывала «на грани». Пугало, что ещё секунда — и убийцей её стал бы не верный палач Белоснежки, не Румпельштильцхен и не рейв, а родная мать… — Здравствуй, Реджина, — донёсся спокойный, почти равнодушный голос из-за спины. Белоснежка стояла здесь, посреди небольшого круглого подземелья, со знакомым ларцом в руках. — Зачем оно тебе? — Реджина протянула руку, словно затем, чтобы забрать сердце матери. — Верни. — Мне оно и ни к чему, — ответила Белоснежка. — Я взяла его лишь за тем, чтобы отдать тебе. Словно в подтверждение своих слов она вложила ларец в протянутую руку. — Сколько раз ты убеждалась в том, что мать тебя не любит? — в её голосе было сочувствие, но настолько ненастоящее, что Реджина определённо заподозрила бы подвох, если бы Мэри Маргарет не высказала самую сильную из её тревог. — Стоит вернуть ей сердце, — продолжала та, — и всё изменится. Ты наконец по-настоящему станешь её приоритетом. Белоснежка никак не могла знать слова Коры, сказанные совсем недавно. Что за тёмная сила подсказала их ей в этот момент? Реджина не знала, да и не задумывалась об этом. Сейчас Белоснежка не казалась ей врагом или другом — просто рупором, который с такой лёгкостью отпускал в воздух её страхи, обращая их в слова. Она не думала больше об их прошлом, о её ненависти к принцессе; её слова — это всё, что играло теперь значение. Слова и такое простое, такое логичное решение, приятной тяжестью лежавшее теперь в её руках…

***

— Лес, — прохрипел Дэвид, вскакивая на ноги вслед за дочерью. — Чёрт, она нас просто перенесла! — Нам нужно вернуться как можно скорее, — Эмма чувствовала, как в ушах стучит кровь, заглушая все окружающие звуки. Это случалось с ней всегда, когда она предчувствовала беду; беда была рядом и сейчас, висела в воздухе, но, Свон была уверена, связана была не с приближающейся смертью мистера Голда, а с чем-то другим, с пока неосязаемой волей рока… — Кажется, мы в южной части, — Принц огляделся по сторонам. — Отсюда кратчайший путь через кладбище. Они бежали сквозь лес так быстро, как только позволяли выступавшие из-под земли корни деревьев и хлещущие по лицу тонкие ветви. И пусть Кора была намного сильнее их, пусть она могла одним движением руки вновь заслать их в ещё большую глушь, почему-то сейчас казалось критически важным оказаться в лавке Голда как можно скорее… Из-за деревьев наконец начали виднеться мрачные надгробия, над которыми величественно возвышался склеп Миллс, прикрывающий своей тенью крохотную на его фоне фигурку… — Мэри Маргарет! — воскликнул Дэвид, резко меняя курс. На несколько мгновений даже Эмма забыла об их прежней цели: глаза женщины были широко распахнуты от ужаса, лицо —неестественно бледно, а ладони зажимали уши, словно укрываясь от жуткого шума… — Мэри Маргарет, что с тобой? — Дэвид присел на корточки прямо перед ней, с тревогой глядя в застывшее лицо. — Это была не я, — едва шевеля губами, прошептала та. — Не я. Это было зло. — Какое зло? Мэри Маргарет, о чём ты говоришь? Но Эмма понимала, о каком «зле» идёт речь. Она прекрасно помнила это чувство — то самое, что терзало её на протяжении недель с того самого дня, когда она, будто пройдя некий обряд, впервые загубила невинную жизнь. Его звали Тим. Просто Тим. Молодой мужчина, почти мальчишка с благородным взглядом и окровавленной рубахой. И если её предположение было верно, то жизнь, загубленная Белоснежкой, не была столь чиста и непорочна, однако способ, подлый и извращенный способ убийства, был грехом куда более худшим… Эмма сорвалась с места. Не помня себя от ужаса, она бежала быстро, как никогда. Больше всего на свете она боялась опоздать: возможно, ещё не поздно, возможно, она успеет… Полуразрушенная лавка встретила её печальным звоном очередного осыпавшегося стеллажа. Надежда всё ещё горела в ней, когда она открывала дверь в подсобку, но угасла, стоило сделать ей первый шаг… Мистер Голд стоял: бледности и крови как не бывало, он лишь тяжело опирался на свою трость… Прямо перед ним, спиной к вошедшей, сидела Реджина, всё ещё сжимая в дрожащих руках бездыханное тело матери. Эмма упала на колени рядом, приобняла её за плечи, и королева вцепилась в неё, словно лишь на девушке держалась теперь её собственная жизнь. Всю её трясло, точно в лихорадке, но плакала она почти беззвучно. Свон взглянула в уже навсегда застывшее лицо ведьмы: это мёртвое лицо с жёсткими чертами и знакомыми, бессмысленно вглядывающимися в вечность карими глазами… — Она сказала… Что ей бы хватило… — слова прервались очередным судорожным всхлипом. Эмма не понимала, о чём она говорит, но просить разъяснения сейчас было бы жестокостью. Поэтому она просто прижала её к себе ещё крепче, понимая, что хоть утешить Реджину было невозможно, от этого ей должно стать легче… За спиной вновь послышались чьи-то шаги, и совсем скоро в подсобку ворвались ещё двое. Вид Злой Королевы, плачущей на плече у Спасителя, мог бы вызвать у Белоснежки удивление, но сейчас она смотрела не на них — на убитую руками дочери ведьму. Реджина отстранилась. Лихорадочной дрожи как не бывало, на её лице всё ещё были слёзы, но теперь она не плакала. Она поняла всё. И сейчас, впервые с момента возвращения её памяти, в карих глазах ярче, чем когда-либо видна была Тьма…