
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Мы не молимся за любовь, мы молимся за тачки.
Примечания
токио, дрифт, якудза, любимый замес.
пристегнитесь, родные)
https://t.me/rastafarai707 - тгк автора
https://t.me/+rJm5yQJ5zrg2OWJi - тгк по работе
https://vk.com/music?z=audio_playlist567396757_160&access_key=fddce8740c837602ae - плейлист вк
https://pin.it/6sKAkG2bb - визуализация в пинтерест
Посвящение
моим сеньоритам 🖤
downtown baby
15 сентября 2024, 02:20
Пурпурный додж берет бешеный разгон, стрелка на тахометре горит опасным алым, переваливая за рекордные одиннадцать тысяч оборотов, с визгом шин и едким дымом пролетая под обвалом камней.
Зад уносит в занос, пока он проходит в самом безумном дрифте, вдавливая все четыре колеса в ухабистый асфальт.
Порочное небо Токио дарует ему еще один шанс на жизнь.
Тойота черным кровожадным зверем следует за ним, не отпуская газ и в бесконтрольном дрифте повторяя за ним и промахиваясь мимо траектории. Хаджиме попадает под тяжелые камни, валящиеся бесконечной грудой один за другом прямо на его спорткар.
Разнося еще в щепки и загоняя под землю под ошарашенный взгляд Тэхена, резко развернувшегося на месте.
Его сердце пропускает болезненный удар.
Сукин сын не выжил бы после такого.
Он сжимает до побеления костяшек руль, напрягая челюсть и прикрывая на секунду глаза. Вены норовят надорваться и уродливо закровить, заливая алой жидкостью салон. Нервы колют кончики пальцев, остатки тревоги оседают в костях, прочно оплетая их и мешая вернуть себе холодный рассудок.
— Блять, — цедит он сквозь стиснутые зубы и с дури бьет кулаками по рулю, обрывисто дыша.
Он не впервые застает смертельный исход гонки. Ведь Хаджиме сам поставил условие. Но под ребрами предательски органы стянуты жгутом, а сожаление жжет кончик языка.
Тэхен не смог бы его спасти. Но от того менее разбитым не становится.
Он медленно выходит из тачки на шатких ногах, опираясь о дверцу и отрешенным покалеченным взором наблюдая за тем, как пацаны из банды Камикадзе издают истошные вопли и подбегают к своему лидеру, потерянному в обломках. Кто-то из них грозится уничтожить и отомстить, но Тэхен будто бы оглох, не подлежит восстановлению. Он бесшумно сглатывает, собираясь подойти ближе, но тело словно простреливает приступ, отдаваясь острой болью в лопатках.
— Тэхен!
Изувеченный, но до неверия родной голос возвращает его к жизни, когда он становится слишком близко к грани. Забытья и сумасшествия.
Кукольные черты лица, бездонные глаза цвета космоса влекут его обратно домой. Чонгук выбегает из черного форда и бежит к нему, сдирая ноги и не оглядываясь вокруг. Наплевав на убитый асфальт и обвалы, разбросанные камни, он спешит исцелить его и подарить покой.
Тэхен прижимает его к себе за талию, сгребая в самые крепкие объятия в мире. Будто бы прямо сейчас он задохнется. Без ощущения тепла его хрупкого тела и сладкого запаха фиалок. Альфа прячет лицо в изгибе его мягкой шеи, сжимая макушку и закрывая веки. Чонгук тычется слепо губами в его виски, скулы и уголки губ, марая слезами его кожу и отчаянно цепляясь за плечи.
Знаешь, у меня к тебе чувство родины. И это неизлечимо.
Любого другого человека во вселенной Тэхен в этот момент бы оттолкнул. Но не своего маленького Ничи, оттащившего прочь от пропасти.
Его банда застывает на месте вместе с тремя омегами за спинами, не решаясь подойти в мгновение боли. Когда Чонгук так преданно и сильно прижимает Тэхена к себе, словно завтра никогда не настанет.
Я не отпустил бы тебя, даже если бы нас прямо сейчас приговорили к расстрелу. Мои руки вплелись в твои конечности, завязались в узлы, образовали единое целое.
Тэхен обнимает его крепче прежнего, находя умиротворение в чернильных прядях, овеваемых ветрами заснеженных вершин Фудзиямы.
Знаешь, я без тебя уже не сумею.
***
В гараже виснет запах терпкого дыма и пива, поделенного на пятерых вместе с горечью, обживающей сердце. Джэхен сидит со сложенными на груди руками подле Чана, бессмысленно палящего в пустоту, напротив Минхо и Чанбин молча разливают алкоголь по стаканам. Тэхен обводит их всех тяжелым взглядом, сложив локти на коленях и ощущая давящую на артерии тишину. Затягивает глубоко на дно печали и сомнений. И спасения предательски не видно. — Это была достойная гонка, — нарушает беззвучие первым Минхо, кладя ладонь на плечо альфы и сильно сжимая его. — Ты показал нам всем новый уровень, брат. Тэхен может лишь кивнуть, обрывками памяти возвращаясь в момент обвала камней, с грохотом расплющивших в щепки тойоту и самого Хаджиме. Он не нашел в себе сил остаться и смотреть на остатки тела. И парни из Камикадзе едва не убили их, велев убираться прочь из ущелья. — Не вини себя. Этот исход был изначальным условием, — Чанбин хлопает его по спине, мягко оглянув. — Наверное, он с пониманием пошел на это. Какие бы у него ни были причины. Ты бы не смог ничего изменить, — Джэхен хмурится, встретив его отрешенный взор и ободряюще улыбнувшись краем губ. — Пусть он покоится с миром. Глухой голос Чана заселяет спутанные мысли каждого, побуждая отпустить болючее прошлое. И жадно вдыхать новый день, словно смертей и горестей никогда и не было на их счету. Тэхен сжимает челюсть, протягивая бутылку пива в середину и натыкаясь на четыре таких же со звоном, опрокидывает в себя до дна и прикрывает веки.Завтра будет лучший день.
***
— Тебя подбросить, родной? — спрашивает мягко Тэхен, передав брату собранную спортивную сумку. Аллен отрицательно мотает головой, натягивая голубые джорданы и улыбаясь своей заразительной улыбкой, когда он треплет его по кудрявым волосам. — Не напивайся, сомнительные таблетки в рот не закидывай. Короче, хуету не твори. Понял? — Хуиту ни твари, — передразнивает альфа, ухмыльнувшись, когда Тэхен сжал челюсть и в шутку начал крутить ему ухо. Теперь он вскричал от боли и бросил беглое: — Понял-понял. Мне же не двенадцать лет. — Не так уж далеко ушел, — хмыкает Тэхен, сложив руки на груди и привалившись к столешнице, пока он завязывал шнурки. — Будь на связи 24/7. Я позвоню тебе. — Бля, даже омег не так контролируют, как меня, — бурчит себе под нос Аллен, но альфа слышит и снова опасно надвигается. — Шучу, братик. Конечно, звони в любое время, я отвечу даже когда срать буду. Тэхен одаривает его взглядом этот-невозможный-ребенок, улыбаясь и сгребая в объятия. Аллен тронуто прикрывает веки, обнимая его в ответ поперек торса и утыкаясь лицом в его твердую грудь. — Себя береги, братик, — говорит с теплотой в голосе Тэхен, хлопнув его по спине. Аллен кивает и отстраняется, сжав его плечо. — Запишу в раздел твоих любимых фраз, — он смеется на недоуменный взгляд брата и распахивает дверцу, ожидая увидеть поджидающих друзей на тачке и замирая. Чонгук впадает в ступор так же, как и он, сжимая ручку белой кожаной сумки. Он сливается с цветом вишневых деревьев, в твидовом розовом пиджаке в белую клетку, молочных шортах и чулках с узорами. Нервно прикусывая губу и большими отчаянными глазами смотря на вдруг застывшего Тэхена. Во мне гниют слова, что я не сказал. Ведь ты глядишь так, словно обнимешь меня до хруста костей и больше никогда не отпустишь. Знаешь, я в этом до боли нуждаюсь. Чонгук хочет сдирать глотку и кричать о том, как внутри вдребезги. Перемолото. Он как фарфоровая кукла, поломанная на части. Не соберешь заново. Но Тэхен трогает и залечивает его увечья, дует на царапины и исцеляет их своими губами. Я за тебя до безумия переживаю. Мне нет места под палящим солнцем Токио. И он снова пришел к нему. Забыв про страхи и разделяющий их клан с горящими факелами, готовыми сжечь их заживо. Даже если потом будет распирать на куски, он пожертвует всем ради этих ничтожных минут счастья. — Ты здесь прописался? Появляешься тут даже чаще, чем я, — выпаливает Аллен, враждебно осмотрев омегу. — Только не говори, что ты тоже наш братик. Внебрачный, — добавляет он с усмешкой. — Я живу ради твоих шуток. Но, думаю, мне лучше утопиться, — фыркает Чонгук, скрестив руки на груди. — И чего же ты ждешь? Помочь? — вздергивает бровь альфа, получая грозный взгляд Тэхена и затыкаясь. — Повременю. Слышал, Тэхен выгнал тебя, оприходую пока твою кровать, — омега зловеще улыбается, проходя вперед под раскрытый от возмущения рот Аллена. — Даже не позволяй этой обезьянке загадить мою кровать, брат, — угрожающе произносит он, строго смотря на едва сдерживающего смех альфу. — Я продезинфицирую здесь все, когда вернусь. — Повеселись, родной, и будь на связи, — Тэхен вновь прижимает его к себе и целует в висок, смотря так тепло и мягко, что внутри омеги переворачивается вселенная, умоляя почувствовать на себе то же самое. Аллен оставляет их одних, захлопнувшаяся дверь погружает в отчаяние глубиной марианской впадины. Чонгука беспощадно затягивает на дно его ласковых черных глаз. В них бушуют песчаные бури, в них парят надежды. Словно Тэхен никогда не уходил с берега самого одинокого в мире моря. Словно он всегда ждал его. В каждой предначертанной им вечности. Чонгук разглядывает его домашние серые штаны и темную футболку, прилегающую к крепким мышцам, и не может не чувствовать запах шоколада и ментола. Он весь — до боли и вопля родной. Тэхен наблюдает за ним и не может поверить до конца, что присутствие омеги здесь и в его жизни – не плод его убитой в хламину головы. Чонгук словно сбежал к нему в трущобы с обложек модных журналов, и альфа клянется, что до сих пор не понимает его выбора. — Я тоже хочу, чтобы ты меня обнял, — шепчет по-детски Чонгук, унося в космос своих глаз. Они цвета пропасти, черники, и самого красивого ночного неба. Тэхен улыбается с теплотой, глядя на него слишком нежно, чтобы не расплакаться. Он раскрывает для него руки, и омега кидается в его мягкие объятия, в отчаянии сжимая его плечи и пряча лицо у его шеи. Там, где аромат покоя особенно исцеляет. Альфа бережно гладит его спину, лопатки и тонкую талию, зарывается пальцами в чернильные пряди и затяжно целует в висок. Прижимая к себе, как самое дорогое. Словно завтра тебя у меня отберут. Словно нас нет в истории. — В чем дело, Ничи? Что тебя беспокоит? — интересуется Тэхен тоном, как если бы он говорил с ребенком, сжимая его щеки в ладонях. — Ну же, солнце, не плачь, не то мое сердце разорвется на части. Чонгук тихо сглатывает, смотря на него влажными огромными глазами, укравшими звезды и черноту. На их дне — Тэхен убит. На его фарфоровом лице блестят капельки слез. И в этот раз он по правде похож на самую дорогую куклу. Пожалуйста, не плачь, иначе я согнусь здесь пополам и упаду к ногам твоим. Чонгук сжимает в пальцах ткань его футболки, дуя розовые губы. На его слипшихся густых ресницах оседает влага, а в горле умирают мириады невысказанных слов. И он никак не может набраться смелости вытащить их оттуда. — Я за тебя очень сильно переживал, — шепчет на выдохе омега, кладя ладонь на его затылок в излюбленном жесте и прижимая ближе к себе. Оставляя поцелуи-бабочки на его шее, скулах и в уголках губ. Он приглаживает темные волосы альфы, перебирая их между пальцами и мягко улыбаясь, когда Тэхен просто утопает в его объятиях и крепче сжимает талию. Ты залечиваешь мои увечья, солнце. Ты исцеляешь меня, когда я так близок к концу. И он пропускает то мгновение, когда они оказываются на кровати, и альфа лежит на его коленях, прикрыв веки, пока его прохладные пальцы играются с волосами, гладят лоб и виски. Как в детстве, далеком и почти забытом. Он возвращается в тесноту маленького дома в родном гетто, наслаждаясь нежными прикосновениями и вспоминая, как папа гладил его избитое в кровь лицо. Я бы отдал все, что у меня есть, за возможность снова обнять тебя. Там, на седьмом небе, тебя никогда не настигают холода. Там, на седьмом небе, тебя иногда охватывает тоска по нам с братом. Знаешь, мы здесь каждую ночь принимаем тебя в гостях. Мои сны полны твоей улыбки, папа. И я до безумия по тебе скучаю. Ладони омеги уносят боль и горечь прошлого. Они дают силы и надежду на новый, лучший день, преданно ожидающий их впереди. Просто люби меня. Я сделаюсь самым истовым воином. Просто люби меня. Я сберегу тебя от всего мира. Чонгук сжимает губы, стараясь не заплакать снова, с влагой на ресницах и преданностью смотря на точеный профиль Тэхена, как он доверчиво прижимается к его коленям и обнимает их жилистыми руками, увитыми торчащими синими венами. Альфа ощущает приятный и дорогой запах, окутавший целиком его хрупкое тело, забивая им себе все легкие и впервые за долгое время засыпая без уничтожающих изнутри мыслей. Просто люби меня, солнце.***
Чонгук выныривает из будто бы мертвенных объятий Тэхена, поднимаясь и залезая в полки его шкафа, достает оттуда большую серую футболку, аккуратно складывая свою школьную форму на подлокотник дивана и оборачиваясь на спящего альфу с ласковой улыбкой. Ощущая себя так, словно всегда жил здесь, встречая рассветы с любимым и по вечерам готовя ему вкусный ужин, когда он возвращается с работы. Он снова окунается в свои несбыточные мечты о совместном, спокойном будущем, прекрасно понимая, что между ними стоит кровожадный клан и жестокий старший брат, только выжидающий момента, когда перережет глотку Ямакаси. Чонгук отгоняет непрошенные болючие мысли, бегло идя в душ и освежаясь прохладной водой, намыливая обнаженное тело гелем альфы с привкусом шоколада и ментола. Омега улыбается лишь от чувства пахнуть также, как он, трогать его вещи и обживать его дом, как свой собственный. У Чонгука есть огромный особняк. Но тепла в нем ни капли. У Тэхена есть маленькая квартира в доя-гаи. Но в ней света хватит обогреть всю землю. И омега по-прежнему не готов ни с кем им делиться. Он надевает его футболку, приятно отдающую кондиционером для белья, что закрывает половину голых бедер, и натягивает белые носки до лодыжек, быстро шаркая обратно к нагретой постели и ложась рядом с Тэхеном, сразу же притягивающего его к себе. Он кладет тяжелую руку на его талию и по-хозяйски сжимает, привлекая ближе к себе и утыкаясь лицом в изгиб его шеи. Щекоча ее носом и вдыхая сладкий аромат фиалок вперемешку с его собственным. Крышесносное сочетание, отправляющее прямиком в нирвану. — Как вкусно ты пахнешь, солнце, — выдыхает хрипло альфа, опаляя горячим дыханием нежную кожу и прижимаясь губами к ключицам. Грея их теплом своего рта. Чонгук улыбается и обвивает руки вокруг крепких плеч, прижимая к себе и упираясь подбородком в его макушку. Пока альфа так уязвимо и отчаянно обнимает его, сжимая все хрупкое красивое тело, будто прямо сейчас его отберут. Чонгук впервые застал его таким оголенным душой. Без шелухи и брони, давшей трещины и обнажившей раны под щитом. Он на них дует и целует невесомо, стараясь залечить шрамы прошлого и подарить новые надежды. — Спи, рэйдзи, — шепчет омега, гладя его виски, скулы, убирая волосы с лица и перебирая их слегка пальцами. Ты учишь меня ранее неизведанной мне нежности. Я хочу к тебе, блять его. Я хочу тебе под кожу. В самые, блять его, вены. И альфа послушно засыпает, вдыхая тепло и сладость его кожи, обнимая поперек талии и слушая мирный стук под его ребрами.***
Белая бэха стоит у открытых ворот под сенью цветущей сакуры и сливовых деревьев, рассаженных вокруг городской школы. Омеги из старших классов перешептываются и глупо хихикают, кокетливо смотря на альфу с широкими плечами, сидящего на капоте тачки. На нем свободные светлые джинсы и белая футболка, что облепляет крепкие бицепсы. Переплетение вен отдает синевой на смуглой коже, палящее июньское солнце ласкает ее теплыми лучами. — Ты, бля, издеваешься? — Минхо накидывает кепку козырьком назад, слегка нахмурившись. — Сам гони это помойное ведро из Бангкока. Я за перевозку отвалю больше, чем за саму тачку. Он ставит на удержание одного из партнеров по пригону, отвечая на входящий от Чанбина и растягивая широкую улыбку. — Ты где? Почему не приехал на тренировку? — Уже соскучился по мне? — ухмыляется он довольно, слыша мат на том конце и смеясь. — Короче, иди нахуй. — Истерику выключай, я с утра отпахал свои законные два часа, сейчас выехал в центр по делам, — он ловит цепким взором вышедшего из школы Хана, сжимающего учебники и болтающего с одноклассниками на крыльце. Добавляя с усмешкой: — Буду поздно. — Я поменяю замок на дверях и оставлю тебя ночевать в конуре. Мики будет рад твоей уебанской компании. Голос Чанбина сочится неподдельной обидой за то, что он пошел заниматься в зале один, не дождавшись его пробуждения и впервые нарушив их утреннюю традицию. — Долбаеб, — ржет Минхо, после чего альфа выключает звонок. Он решает возместить свой косяк и сходить с другом в бассейн, куда они уже прилично давно не выбирались. Восхищенный шепот и вздохи слышатся со всех сторон, заставляя Хана недоуменно обернуться к воротам и замереть. В его глазах поселяются удивление и нежность, заполняющая все нутро как медовая потока при виде Минхо, стоящего у капота бэхи со сложенными на груди руками и глядящего прямо на него. Под ребрами гулко стучит сердце, омега ощущает пульс в горле, прикусывая нижнюю губу, чтобы скрыть тронутую улыбку. Я до безумия по тебе скучал. Минхо выделяется мощью своего тела среди кучки альф-подростков, только формирующих свои тела, с восторгом рассматривающих его машину и просящих сфотографироваться рядом. Он в шутку борется с ними, тестируя пару приемов, пока омега прижимает твердые книжки к бешено стучащей груди и не может спуститься с лестницы. Что ты сделал с моим организмом? Я прямо сейчас жадно ловлю воздух, чувствуя твой терпкий запах и задыхаясь. — Боже, какой он красавчик! — Интересно, к кому он приехал? Это же просто картина из фильмов! — Он смотрит на тебя, Хан! Хан слышит взволнованные голоса друзей сквозь густую волну предвкушения, катящегося по сухожилиям и лимфатическим узлам. Он умрет прямо здесь, если не окажется в объятиях альфы. Но вопреки своим желаниям держит непроницаемое лицо, пытаясь спрятать глупую счастливую улыбку, пока приближается к нему все быстрее с каждой секундой. Его окружает свита из любопытных омег, в шоке наблюдающая за тем, как он выходит через открытые ворота и встает вплотную к Минхо, поднимая на него искрящийся от радости взор. Альфа разбирает его на частицы и видит без шелухи. В самую душу залезает. От него невозможно скрыть своих настоящих эмоций, колошматящих изнутри. Он вгоняет в краску своими глубокими черными глазами, рассматривая жемчужное колье, топик и кардиган молочного цвета, с булавкой в виде мишки, клетчатые штаны шанель и белые туфли на высокой платформе. Но даже так Минхо возвышается над ним и палит так жадно, что омега читает все горящие красным мысли на дне его зрачков. — Привет, фея, — улыбается до боли по-родному Минхо, не отрывая от него своего преданного взора. Толпа омег охает и едва не падает в обморок от его обращения. Хан хочет придушить их всех, но лишь усмехается краем губ, подходя еще ближе к замершему альфе. Мое сердце останавливается каждый раз, когда ты обжигаешь меня своими карамельными глазами, фея. Знаешь, я их добровольный пленник. Хан встает на носочки и кладет крошечную ладонь на его затылок, притягивая ближе к себе и обнимая. Минхо на инстинктах кладет ладони на его тонкую талию, собственнически сжимая ее. — От тебя нигде не спрятаться, да? — улыбается в ответ омега, прикрывая на секунду ресницы и втягивая носом аромат у его шеи. Чужой кадык напряжено дергается от его короткого жеста, и он довольно усмехается. Как же ты попал. От Минхо всегда приятно пахнет. Смесь свежих нот бергамота и терпкого мускуса успокаивает и вызывает желание прикусить смуглую кожу. Хан сглатывает, ощущая прилив тепла к животу. Я попал не меньше. — Садись, не то они думают, что я сожру тебя прямо здесь, — с ухмылкой говорит Минхо, позволяя ему отстраниться с надутыми губами, но все еще придерживая за талию. — Ты можешь, — смеется с прищуром омега, попытавшись вырваться, но альфа лишь сильнее привлек к себе, оставив нарывы на открытых ключицах. — Куда поедем? — На свиданку. Но сначала покормлю тебя, — Минхо щелкает его по подбородку, не сумев налюбоваться кукольным лицом и пшеном волос. Он усмехается с возмущенного выражения лица Хана, раскрывая для него переднюю дверцу бэхи и терпеливо ожидая, когда он сядет. Кучка омег провожает их завистливыми взглядами и завороженными вздохами. Мотор тачки рычит, и альфа выруливает на загруженный перекресток Сибуя к оживленным кварталам с россыпью кафешек, торговых центров и ресторанов. Омега откидывается на спинку кожаного кресла, расслабляясь в привычной манере, ведь эта бэха давно стала родной так же, как и ее обладатель, чей аромат пропитал каждый миллиметр салона. — Что вообще значит это щелканье по подбородку? — с подозрением косится Хан, закинув ногу на ногу. Минхо широко ухмыляется и толкает язык за щеку, крутя руль и поворачивая в сторону района с развлекательными центрами и пляжами. — Не скажу, — он довольно наблюдает за тем, как омега раскрывает рот в возмущении и шлепает его по плечу. Он давит газ в пол и набирает ощутимую скорость, включая мелодичный трек, заполняющий ребра и кожаный салон. Хан прижимается лбом к стеклу, расслабленно рассматривая пролетающие мимо аквамариновые небоскребы в тени благоухающих сливовых деревьев. Минхо не отводит от него проникновенных глаз, блуждающих по его кукольному профилю и медовой коже. Осознавая ударом в гонг, как сильно в нем утонул. Это значит «я тебя хочу», фея.***
Яркие лучи июньского солнца ласкают сквозь небольшие окна, бросая оранжевые тени на белую смятую постель. Чонгук вылезает с первым рассветом из цепких объятий Тэхена, целуя его в скулу с пробуждением и на носочках идя на кухню, чтобы не потревожить его спокойный впервые за долгие дни сон. Он кусает губы от волнения, умываясь и приступая к готовке, к которой ни разу в жизни не прикладывал руки. Решая угостить его традиционным японским завтраком и открывая холодильник, в котором находит множество продуктов, овощей и фруктов, удивляясь тому, как он успевает следить за их стабильным питанием и держать в доме все необходимые продукты. До чего же рядом с тобой безопасно, Ямакаси. Чонгук никогда не чувствовал себя настолько защищенным. Даже в особняке, охраняемом безжалостными членами якудза. Он ставит чайник и рис, заливая его водой, нарезает овощи и едва не ранится, стараясь аккуратно разложить их по мискам и не издавать лишнего шума. На верхних полках он находит банки с разными видами чая, выбирая цитрусовый и привставая, чтобы дотянуться. Не замечая, как Тэхен не спит уже пару минут и с теплотой во взоре наблюдает за ним. Он ухмыляется на его забавные попытки подпрыгнуть и достать до полки, но ударяется локтем об открытую дверцу шкафа и шипит от боли. Альфа поджимает губы, чтобы не засмеяться, выходя из своего укрытия с голым торсом и подтягивая спадающие серые штаны. Он ступает неслышно по полу босыми ногами, подкрадываясь к увлеченному своим занятием омеге и хватая его сзади за талию. — Ябэй! — вскрикивает он и почти теряет равновесие, с бешено бьющимся сердцем замирая в капкане жилистых рук, крепко прижавших к себе. — Я прибью тебя, Тэхен! — истерит он, брыкаясь, пока альфа удерживает мертвой хваткой и охрипло смеется. — Я тоже рад тебя видеть, Ничи, — его низкий после сна бас оглушает на мгновение, пуская дрожь вдоль позвонков. Чонгук ощущает спиной тепло его тела, твердость грудных мышц, бицепсов и напряженного пресса, чувствуя обнаженной кожей бедер его ноги. Он стоит слишком близко, чтобы не задохнуться и не сорваться с самого утра. Находиться с ним в таком маленьком пространстве наедине — задача со звездочкой. И омега с ней заведомо не справится. Жаркое дыхание альфы согревает щеку, заставляя чаще ловить воздух ртом и покрываться стаей мурашек. Тэхен оставляет поцелуи на шее, втягивая кожу, покрывая губами плечи, видные из-за слегка спущенной футболки. Переплетенная смесь их ароматов дурит голову, расцветает красочными фантазиями, как бы он взял омегу прямо здесь на кухонном столе, просто приподняв края футболки и раздвинув его бедра. — Мои вещи и правда больше идут тебе, — усмехается с придыханием Тэхен, всасывая кожу на задней части шеи и голодно смотря на розовеющие пятна. Его отметины. Его следы на невозможно красивом и запретном теле Чонгука. За одно прикосновение к тебе мне сулит кончину твой клан, солнце. — Хватит, Тэхен, — выдыхает сбито омега, дергая плечами и пытаясь вырваться. Потому что к низу живота от его касаний приливает лава, выжигая тазовые косточки. — Вообще-то я здесь стараюсь приготовить тебе завтрак. — Всегда мечтал позавтракать плошкой риса, — нагло измывается над ним Тэхен, все же отлипая и открывая крышку кастрюли. — Ничего себе, даже вода есть, — он наиграно округляет глаза, глядя на замершего с лопаткой Чонгука так, словно он взбежал на Эверест за две минуты. Омега щурится, сжимая губы и замахиваясь на него лопаткой. — Как ты смеешь издеваться надо мной? Сейчас этот несчастный рис окажется у тебя на голове, — он дубасит ржущего альфу по плечам, отгоняя его прочь от столешницы к ванной комнате. — Иди умойся хоть, шутник. Тэхен в поражении поднимает руки, убивая его бдительность, затем резко порывается вперед и подхватывает его под коленями, закидывая себе на плечо. Футболка задирается с криком омеги, обнажая упругие белые половинки под тонкой тканью трусиков с кружевом. Альфа с кайфом шлепает его по заднице, наслаждаясь смачным звуком и с ухмылкой заваливая его на кровать. Чонгук брыкается изо всех сил, как дикий зверек, только распаляя желание внутри усмирить его и овладеть им прямо здесь, вдавливая его в смятые простыни. Тэхен никогда не думал, что сможет потерять годами вытренированную выдержку при виде своей футболки на ком-то. Напоминая себе, что Чонгук — ебаное исключение из правил. В нем просыпаются жадные звери, пускающие слюни по этим аппетитным ляжкам молочного цвета. Зрачки наливаются густым черным. Омега шумно выдыхает и часто ловит ртом напряженный воздух, мутно смотря на него из-под ресниц и поражаясь тому, как он слетает с тормозов. Открывая ему дверь к своим демонам, готовым заглотить его целиком. Чонгук привык видеть похоть в чужих глазах, направленных в самую его плоть. Но еще никогда он не встречал нежности и голода, соединенного в единое целое. Тэхен хочет его раздеть. До сердца. Втрахивать в эту сраную кровать до срыва связок и проснуться рядом на следующее утро. Он зарывается пятерней в чернильные волосы омеги, как в первый раз удивляясь их мягкости, заставляя запрокинуть голову и вгрызаясь губами в шею. Терзая ее, засасывая и оставляя укусы-поцелуи. Чонгук выгибается с протяжным стоном, словно по позвонкам прошелся электрический ток, и сжимает бедрами его торс. Впиваясь пальцами в обнаженные плечи, ощущая перекат мышц и вонзая ногти в кожу. Ровного медного оттенка. Как шоколад, который хочется распробовать на вкус. Но сейчас он лишь мечется по постели, сдвигая и раздвигая колени от умелых губ Тэхена, втягивающих косточки ключиц и кусающих участки кожи под ними. — Ямакаси, — с судорожным вдохом омега жмурится, сжимая его волосы у корней и прося о большем. Его имя с томных уст заводит сильнее, чем если бы омега лежал под ним полностью голым. Тэхен ухмыляется, собираясь исправить это положение и, не разрывая зрительного контакта с примесью жадности, медленно задирает его футболку. Чонгук прикусывает нижнюю губу до струек крови, издавая сладкие стоны, когда он покрывает обжигающими поцелуями его ребра, обводит губами горошины сосков и дует на них, пуская волну жара вдоль нервных клеток и побуждая выгнуться с громким вдохом. Он будто снова стал девственником, его тело отзывчиво откликается на малейшее действие альфы, будто бы только для него и было создано. Припав горячим ртом к животу и тазовым косточкам, Тэхен целует их с особым удовольствием, сжимая ладонями его бока и не давая ерзать. — Будь ты проклят, — стонет омега, царапая ногтями его бицепсы, наслаждаясь их твердостью, пока альфа напрягает их и подтягивает ближе к себе. В самые вены. В лимфатические узлы. — Я тоже по тебе с ума схожу, солнце, — признается с ухмылкой Тэхен, выпрямляясь и нависая над ним, утягивает в глубокий поцелуй, проникая языком в теплый рот. Он ныряет ладонями под футболку, сминая мягкие половики, раздвигая их в стороны и снова собственнически сжимая. От пошлого жеста член в боксерах твердеет, упираясь омеге в живот. — Ты будто одичал, — рвано дышит ему в рот Чонгук, не успевая опомниться, как он сплетает их языки и вылизывает небо, — но мне это так нравится, сука. — Не матерись, — порыкивает Тэхен, сжав пальцами его подбородок и прикусив нижнюю губу. — И что ты мне сделаешь? — со стервозной усмешкой шепчет омега, нарываясь специально, проверяя на прочность, и вскрикивая от боли-удовольствия, когда он вонзает зубы в шею и всасывает кожу, зализывая сразу же. Не давая ему прийти в себя и резко переворачивая его на живот, задирает футболку до лопаток и голодно сглатывает, почерневшими глазами обводя раскрывшийся вид. Плавная линия поясницы, суживающаяся к талии и расширяющаяся к бедрам. Белые половинки призывно приподняты, округлые изгибы хмеля похлеще табака и марихуаны. Звучный шлепок вперемешку с протяжным стоном раздается в тишине квартиры. Тэхен сминает ладонями его задницу, не позволяя ему дернуться, напрягая челюсть из-за своего каменного стояка и наблюдая за тем, как он часто вдыхает и теребит простынь между пальцами. Переплетя их со своими, он нависает над распластанным под ним податливым телом и кусает за загривок, будто бы метя свои территории. Ты мне тормоза сносишь начисто, Ничи. Звонок в дверь сотрясает густой воздух надвое. Чонгук готов был отдаться ему прямо здесь, без прелюдий и нежных слов. Теперь он сцепляет кулаки и задушено мычит, когда альфа медленно слезает с него, напоследок в утешение целуя в висок. Мне это нахуй не нужно, мне нужен твой член в себе. Глубоко. До хрипоты. До содранных связок. — Извини, Ничи, — выпаливает Тэхен, зарываясь пятерней в волосы и выглядя таким разъяренным, что омега слегка пугается и опускает края футболки под его налитый суровой черной взор. — Это Джэхен. Я забыл, что он должен был зайти сегодня. Чонгук сжимает губы. Он бы этого Джэхена уничтожил без сожалений. Тэхен бы ему, стопроцентно, помог. Альфа накидывает белую футболку через голову, копошась в шкафу и доставая оттуда молочные штаны на два размера меньше всего, но все равно большие для омеги. — Надень, это Аллена, — он порывается уже пойти открывать дверь, бросая отрывистое: — Иду, брат. Но оторопело замирает после провокационного вопроса: — Зачем? Тэхен оборачивается через плечо, сверкая на него гневными глазами, блуждающими по его голым бедрам с отголосками прежней страсти. — Ты знаешь, зачем. Охрипший и низкий от злости голос альфы снова накатывает возбуждением, путая мысли. — Не знаю, — невинно улыбается Чонгук, довольно усмехаясь, когда альфа в рывок приближается и тянет на себя за локоть. — Я никому не позволю смотреть на тебя в таком виде. Поэтому просто надень эти блядские штаны и не играйся, — с нажимом говорит Тэхен и отходит, а омега с потешенным эго глядит ему вслед. Он всегда одевался и похуже. Но альфа только проходился строгими глазами по его нарядам, никогда не высказывая своего мнения. В глубине души омега неистово ждал, когда ярость будет разрывать его вены, а чужие взгляды — доводить до желания совершить убийство. Потому что если его не ревнуют так, что мышцы норовят надорваться, а страх потерять дробит кости, то его любят недостаточно. Послушно натянув штаны и с удовольствием уступив в этот раз, Чонгук проходит вперед, слыша мужские голоса у двери. Он складывает руки на груди, всем своим стервозным выражением давая понять застывшему Джэхену, что он здесь не вовремя. — Классно выглядишь, — усмехается альфа, указав на его прикид. Разложив себе по полкам ситуацию и даже слегка засмущавшись. Тэхен толкает язык за щеку, привалившись к стене и согласно проследив за его взглядом на враждебно настроенного омегу. Джэхен палит на него из-под козырька темной кепки, надевая ее наоборот. На нем черная футболка и серые джоггеры с карманами. Он шагает внутрь после приглашения альфы, улыбаясь краем губ под прицелом сощурившегося Чонгука, идущего за ним. — Ладно, вы тут посидите немного, я сгоняю в душ и вернусь, — Тэхен с ухмылкой переглядывается с другом. — Осторожно с ним, родной. Он на тебя зубки точит. — Я заметил, — Джэхен с доброй насмешкой смотрит на омегу, недовольно вставшего у плиты. — Я бы выглядел еще лучше, если бы ты не пришел, — фыркает он, когда Тэхен скрывается в ванной. — Какой ты дружелюбный, я прямо польщен, — смеется Джэхен, удобно присев за стол и сложив руки на груди. Он с любопытством наблюдает за его нарочито шумными действиями, как он сливает воду с риса, достает яйца для небольшого омлета оякодон и раскладывает маринованные овощи цукэмоно. — Разве овощи надо так разрезать? — с непониманием спрашивает альфа, внимательно следя за процессом готовки и поднимая руки в примиренном жесте, когда Чонгук резко оборачивается на него и угрожает лопаткой, крутя ею перед его носом. — Сиди и помалкивай, пока я не испачкал твою футболку от баленсиага, — он наиграно улыбается, закатывая глаза, когда альфа поднимается и встает рядом, отнимая у него нож. — Давай я тебе помогу, Тэхену об этом не скажем, обещаю, — он протягивает мизинец омеге, с хитринкой во взоре протянувшего свой пальчик в ответ. — Только посмей проболтаться, я тебе потом в ночных кошмарах буду приходить, — вновь кидается угрозами Чонгук, с подозрением косясь на него, пока он принимается готовить рисовый омлет и ловко взбивает яйца, добавляя овощи и соевый соус. — Понял-принял, — ухмыляется по-доброму Джэхен, и на его щеке расцветает глубокая ямочка. Омега медленно но верно начинает проникаться к нему доверием, с интересом разглядывая искусные движения рук с торчащими синими венами и серебряные часы на широком запястье. — Принцесса не хочет сделать чай? Чонгук замирает с раскрытым ртом, неловко осознав, что просто стоял и лицезрел весь процесс, даже не прилагая усилий помочь. Он в смятении отходит и берется за ручку чайника, пока альфа кидает на него мягкий взгляд и забавляется с его реакций, откровенных и чистых, как у ребенка, пойманного за шалостью. — Ябэй, горячо, — ругается Чонгук и резко одергивает руку, обжигая ее о нагревшийся чайник. Джэхен реагирует сразу же, появляясь перед ним будто скала и сжимая ручку, разливает чай по чашкам, подставленным омегой. — Спасибо, — в смущении произносит он, теряя спесь в ощущении его спокойной и дружелюбной ауры. Выделив для себя второго любимчика в банде Ямакаси после Чанбина и приятно улыбнувшись. Они заканчивают приготовление завтрака за пару минут, расставляя на столе белые миски с маринованными овощами, вареным рисом, омлетом и чашками цитрусового чая. Чонгук продолжает краснеть в его присутствии, чувствуя себя крошечным на фоне его высокого и спортивного тела. В точности, как и со всеми друзьями Тэхена. Альфа выходит из душа с обнаженным торсом и мокрыми волосами, смуглая, похожая на топленый шоколад кожа покрыта капельками воды, стекающими вниз по четким кубикам пресса к махровому полотенцу, повязанному на бедрах. Чонгук замирает со слегка раскрытыми губами, провожая его будто бы увеличившееся в два раза и без того мускулистое тело. Тэхен подливает керосин, подмигнув ему с ухмылкой и скрывшись в гостиной со шкафом. Джэхен ощущает себя явно лишним, как никогда раньше, пряча счастливую улыбку за лучшего друга, как бы тяжело им ни пришлось с Чонгуком, он видит слепую привязанность в глазах обоих и обещает себе помочь всем, чем сможет. — Чонгук приготовил тебе традиционный японский завтрак, брат, — нарушает затянувшуюся тишину он, пока альфа переодевается. Омега возвращается в реальность из мира фантазий, где он ловит языком каждую каплю на шее и груди Тэхена, оставляя собственнические засосы-укусы. — Кипяток с добавлением соевого соуса? — с восторгом произносит Тэхен, идя к ним словно радостный мальчишка после уроков, на что Джэхен не выдерживает и прыскает, сразу же откашливаясь, заметив убийственный взор омеги сначала на нем, затем на себе. — Прости, что-то в горло попало, — напускает на себя серьезный вид Джэхен, хмуро посмотрев на друга. — Не надо так, он и правда старался изо всех сил. Получилось даже лучше, чем в дорогих ресторанах на Гинза. — Кто-то очень сильно хочет умереть, — шипит как ядовитая змея Чонгук, с опасным прищуром взирая на усмехающегося Тэхена, что приближается к нему и сгребает в объятия против его воли. — Извини, родной, но твое злое личико слишком милое, чтобы не побесить тебя, — альфа сжимает его талию и оставляет поцелуй на его припухлой щеке, будто бы заглаживая свою вину. — Очень смешно, — огрызается омега, поколотив маленькими кулаками его твердую грудь и капризно надув губы. Вдохнув любимый аромат ментола и табака и зависнув. На Тэхене теперь светлые широкие джинсы и коричневая футболка с надписью, он отлипает от обидевшегося Чонгука только после того, как щелкает его по подбородку, садясь за стол и по-настоящему удивляясь. Омега присаживается рядом с ним и берется за палочки, пока Джэхен плюхается напротив, принимаясь за еду. — Это самый вкусный завтрак в моей жизни, солнце, — искренне признается Тэхен, уплетая с аппетитом все блюда. Омега прикусывает нижнюю губу и усмехается, незаметно давая пятюню Джэхену, что еле сдерживает рвущийся наружу смех. — Что у вас за дела с раннего утра? — интересуется Чонгук, доканчивая рисовый омлет и бегая любопытными глазами по двум альфам, которые многозначительно переглядываются. — Если вы сейчас пытаетесь связаться друг с другом через клетки мозга, то не выйдет. Лучше сразу скажите мне правду. — Твоя принцесса какая-то слишком недоверчивая, — ухмыляется Джэхен, откинувшись на спину стула. — Часто заливает тебе, да? — обращается он к омеге, указав подбородком на засмеявшегося Тэхена. — Вы все за одно, не пытайся из меня дурачка сделать, — тыкает в него палочкой Чонгук. Джэхен вновь поднимает руки в поражении, словно и не думал о таком. — Ты в школу, кстати, опаздываешь, поэтому собирайся, мы подождем тебя в машине, — Тэхен бросает короткий взгляд на часы и тепло улыбается на возмущенный взор омеги. — Боже, какие же вы невыносимые, — фырчит Чонгук, закатив на них глаза и встав. Альфы смеются с его неподдельно гневных реакций, как он показательно хлопает дверцей в ванную, забыв полотенце, затем демонстративно задирает подбородок и снова проходит мимо них, забирая его и свои вещи для школы. Под их цепкими взглядами и улыбками без капли насмешки. Тэхен зажигает фиолетовый додж, прижимая пальцы к подбородку и сильно хмурясь после услышанного. Он сжимает руль до побеления костяшек, на дне зрачков оседает ярость вперемешку с непонимаем, какой шаг предпринять следующим. — Камеры кто-то вырубил, — повторяет он с нажимом слова Джэхена, кивнув сам себе и с дури ударив по рулю. — Сука. — Я проверял их до начала гонки и во время последнего заезда. Они исправно работали. После того, как маршрут изменился, и вы поехали к обвалу, мы с Минхо сразу же рванули за тобой. Как только мы вернулись, они уже были сломаны вдребезги. То есть разница максимум полчаса. Кто-то успел за жалкие тридцать минут разрушить весь наш план. — Я их в рот ебал, — матерится Тэхен. В последние дни небо шатает нервы к херам, проверяя его на прочность. — Кстати, что-то известно о Хаджиме? — задумчиво говорит Джэхен после долгих секунд молчания. Альфа отрицательно мотает головой, заведя мотор после того, как заметил выходящего из квартиры Чонгука в розовой школьной форме, которая была на нем прошлым днем. — Клан якудза забрал его тело и не разглашает подробности, — отвечает он сухо, сжав челюсть, когда омега сел в салон на заднее и заполнил его сладким ароматом изящной фиалки. Весь Чонгук — дорогое изящество. В твидовом малиновом пиджаке в белую клетку, с кожаной маленькой сумкой и белых туфлях шанель, молочных шортах и чулках с узорами, на которые часто отвлекается Тэхен, лавируя между машинами на перекрестке и выезжая в центр города скорости. Омега чувствует кожей его тяжелый взгляд, оставляющий ожоги третьей степени, и непрерывно кусает вишневые губы, теребя пальцы, сводя вместе колени и избегая посмотреть на него в ответ. Потому что иначе он задохнется. Или перелезет к нему и оседлает, умоляя взять прямо в тачке и наплевав на все правила и предрассудки. На Джэхена, сидящего на переднем и оборачивающегося на него с ласковой улыбкой: — Как тебе средняя школа? — Я уже в старшей, — закатывает глаза Чонгук и смотрит на него, как на редкостного идиота. — Домашку сделал? — усмехается альфа, с намеком глянув на серьезно следящего за дорогой Тэхена. — Некогда наверное было. — Мой брат кошмарит учителей, чтобы они не придирались ко мне, — стервозно поясничает омега, на что альфы хмыкают и знающе ухмыляются. Не так уж и далеко от правды. Чонгук отгоняет болезненные мысли о том, что сделают с ним Намджун и Юнги, когда вернутся в Японию. Всю дорогу он препирается с Джэхеном, не в силах замолчать и не отбиваться от его тонкого сарказма. Тэхен молча слушает их перепалки и временами издает хриплый смешок, пока они не доезжают до частной школы в одном из самых фешенебельных районов Токио.***
2Scratch, taog — city of roses
Красный макларен с зажженными фарами ослепляет весь квадратный метр под развязкой моста. Шум колес сотрясает перекресток Сибуя, мигающий пурпурными неонами. Чонин сидит на капоте спорткара, надувая виноградную жвачку и с сучьим прищуром рассматривая проходящего мимо Нори, избегающего теперь приблизиться к нему хоть на шаг. Он одет в черную майку с накинутой поверх черно-алой ветровкой баленсиага и шорты в цвет с гольфами до бедер. Он довольно усмехается, показывая фак идущему за ним Юкио, что закатывает на него глаза и впервые в жизни не реагирует. — Мозги, походу, появились, — комментирует Чонгук, посасывая чупа-чупс со вкусом клубники и сидя, закинув ногу на ногу, на своей розовой тойоте. На нем молочный топ с длинными рукавами с красной надписью “lil baby”, шорты в тон и белоснежные джорданы. — Можно вытащить мразь из дерьма, но нельзя вытащить дерьмо из мрази, — фырчит Чонин, закинув руку на плечо стоящего рядом Хенджина, что согласно кивает и кривит губы. — Они еще свое получат, просто подожди, — усмехается Чонгук, пальнув на омег с чернотой на дне зрачков. — Вы меня пугаете, — издает нервный смешок Хенджин и наиграно отшатывается от них. — Лучше быть съеденным собаками заживо, чем стать вашим врагом. — В каком-то смысле ты прав, — со стервозной улыбкой отвечает Чонин и щелкает его по подбородку. — Братья Исайа не умеют прощать. — Чем именно они вам не угодили? Помимо того, что лезут к банде Ямакаси? — добавляет со смехом Хенджин. Омеги впиваются в него уничтожающими взорами, наглядно показывая все муки, ожидающие тех глупцов, что посмеют тронуть дорогое им. — Тебе нужны еще причины? — фыркает Чонгук. — Хотя, они есть, но мы тебе позже расскажем. Здесь нет ни одного омеги, который бы не сох по банде Ямакаси. И кстати, твой любимый Джэхен особенно популярен среди них. Поэтому будь осторожен, — наставляет с серьезным видом он, озираясь вокруг в поисках фиолетового доджа, но так и не находя его. — Он еще не приехал, — закатывает глаза Чонин, усмехнувшись, когда брат состроил рожицу. Читая его, как открытую книгу. Хенджин задумывается над его словами, обнимая себя за плечи и сомневаясь, что сможет так же яро и смело отстаивать права на своего альфу и тащить по земле за волосы тех, кто рискнет подкатывать к нему. — А где Хани? — вдруг спрашивает Чонгук, заметив в толпе в конце парковки черный форд Чанбина, из которого вышел Чан вместе с Джэхеном. Его сердце замирает в предвкушении, когда пурпурный спорткар разорвет перекресток рычанием своего мотора. — Он на свиданке с этим придурком Минхо, — морщится в презрении Хенджин, и омеги поддерживают его неприязнь. — Если козлина обидит его, я отрежу ему яйца и развешу над радужным мостом. — Мне кажется, он только с нами такой конченный. С Хани он будто совсем другой человек, — хмыкает Чонин, выловив сквозь гущу восторженных омег, окруживших банду, самого Чана. На душе поселилась горечь, выедая органы. Он им улыбается с добротой и светом, озаряющим каждый миллиметр города скорости. Минуя единственный уголок в нем — сердце кицунэ. Да будут прокляты все, кого ты подпускаешь к себе и позволяешь им наслаждаться твоим теплом. — Но если он расстроит нашего Хани, позови нас, мы ему устроим сладкое будущее, — усмехается загадочно Чонгук, и Хенджин со смехом дает ему пять. Оглушающие биты прерывают рокот шин и восхищенные выдохи омег. Мазутно-черные байки кавасаки грозно рычат и выезжают в центр парковки, привлекая сотни пар глаз. Трое альф с защитными иссиня-черными шлемами, в косухах и цепях нагоняют дыма и суеты, объезжая вокруг готовых упасть в обморок от восторга парней. — Ебать их в рот, — растягивает гласные Чонин, с раскрытым ртом следя за ними и толкая Чонгука в плечо. — У тебя проблемы, милый. Омега в непонимании хмурится, не разбирая ни черта из-за столпотворения пробегающих мимо людей и застывая, когда чья-то рука больно и собственнически шлепает его по заднице, слегка приподнимая края шортиков и являя на всеобщее обозрение линию его прозрачных трусиков. — Ты что творишь, мудак? — истерично визжит он и резко поворачивается, натыкаясь на наглую ухмылку высокого альфы со смутно знакомым лицом и округляя глаза в осознании. — Кихо, ублюдок, это ты? Парень возвышается над ним на три головы, жуя жвачку с привкусом винограда и растягивая широкую усмешку на пухлых губах. Он мог бы сойти за модель или актера, если бы Чонгук не знал его настолько хорошо, что несколько раз просыпался в его постели и строил подобие свободных отношений в тайне от старшего брата, на которого альфа работал. Сукин сын умел ахуено трахаться. И на этом его способности заканчивались. Чонгук мысленно улыбается, приписывая ему в список любовь к алкоголю, косяку, дракам не с теми, за которые его в итоге выдворили из якудза и поместили в тюрьму на пару месяцев. Омега надеялся, он сгниет там до конца дней своих. Но Кихо снова стоит перед ним, засунув руки в карманы косухи, и отступать не собирается. Его угольные волосы слегка растрепанны из-за езды и шлема, но даже это не портит точеную красоту. «Этот идиот», — внутри вздыхает Чонгук, разглядывая его с высокомерием и ненавистью. В ответ альфа смотрит с толикой безумия и странной тоски. Словно считал дни в тюрьме до возможности снова увидеть его. Он хмыкает, вспоминая самый главный прокол Кихо. У психопата обнаружили биполярное расстройство. Чонгук мог бы подтвердить это и без доказательств, временами пугаясь его приступов беспричинного гнева и перепадов настроения. Теперь он вновь стоит перед ним и разглядывает с голодным блеском на дне черных зрачков, делая шаг ближе и хватая его за локоть. Любопытные зеваки окружают их, ошарашено перешептываясь. Омега ловит краем уха их разговоры с упоминанием «Ямакаси» и оскорблений. — Чонгуку Исайа, видимо, мало одного короля дрифта Ямакаси. — Я всегда знал, что эта шлюха не заслуживает его. Он проглатывает горечь от больно колющих слов и шипит: — Отпусти, иначе я ударю тебя. Два лучших друга Кихо, наблюдающих за ними за его спиной, издают смешок. — Неужели твоя любовь ко мне прошла за пару месяцев, ангел? — с явной насмешкой тянет альфа, не обращая внимание на его тщетные попытки вырваться и не особо чувствуя их. — Ты стал еще красивее с тех пор, что мы не виделись. Дай налюбоваться тобой. — Чтоб ты сдох, подонок. Кто вообще разрешил тебя выпустить из тюряги? Ты же больной на всю голову, — кривит губы в отвращении омега, дергая рукой вновь и делая хуже только себе. От альфы непривычно не несет косяком, лишь освежающим одеколоном и виноградными нотами. — Ты оглох? Отвали от него сейчас же, — угрожающе наступает на него Чонин вместе с Хенджином под боком. — Не лезьте туда, где вам не место, — бросает один из друзей Кихо, и Чонин стискивает зубы: — Повтори, тварь. Грохот голосов нарастает, приближаясь как тайфун вместе с обладателем имени, которое произносит с придыханием каждый: — Ямакаси. Тэхен налетает на опешившего Кихо и с дури бьет его кулаком в челюсть, рыча от ярости, как раненый в самое сердце зверь. Убери руки, не трогай мое счастье. Альфе вновь срывает тормоза, он превращается в дикого и необузданного, давая волю своим демонам и обрушиваясь ударами на уже лежащего на земле Кихо. Чан хватает его за плечи и пытается оттащить под взволнованные и испуганные возгласы толпы, но Тэхен вырывается с силой и яростью, никогда ранее не наполнявшей его. — Гандон, — цедит он, не позволив опомниться и еще раз зарядив ему по носу. Чан ошалело смотрит на то, как он садится сверху на альфу и не жалея расквашивает его лицо, с костяшек стекает кровь, марая грязный асфальт. Два друга Кихо лезут на рожон, их сдерживают Чанбин и Джэхен, он берет Тэхена за ворот кожанки и отшвыривает от еле дышащего пацана. С третьей попытки, схватив его за грудки так, чтобы он не смог добить. Чонгук впивается в него испуганными глазами, раскрыв рот и не смея пошевелить ни единым мускулом. Он никогда не заставал Ямакаси в истинном состоянии ярости. Древнего и чистого, способного выжечь дотла все, до чего дотронется. Он и не знал, что ревность обладает разрушительной силой, когда хотел почувствовать на коже, как Тэхена будет разрывать. Теперь он видит это кровавое зрелище наяву и сбито вдыхает, не ведая, как успокоить его. Потому что положение, в котором он оказался, отдает флешбеками, только сейчас все кажется намного более опасным и отвратным. Простит ли альфа его во второй раз, проявит ли былое понимание? Или оттолкнет его, устав от вечных бывших-психопатов, прислуживающих якудза? — Угомонись, бля, — рявкает Чан, отводя в сторону Тэхена, разъярено втягивающего воздух ноздрями. Чонгук делает к нему шаг навстречу, прижимая руки к груди. Слыша бешеные пульсации в собственной глотке. Тэхен вонзает в него мрачный взор с отголосками гнева и сразу же отворачивается. Оставив болючие надрезы на ключицах. Кихо помогают встать его друзья, он сплевывает кровь под ноги и с дикостью на дне зрачков ухмыляется, не вынеся уроков из только что случившегося и вновь наступая. — Так вот ты какой, Ямакаси, — он прожигает альфу ненавидящим взором, вдруг меняя маршрут и резко сгребая в объятия Чонгука, привлекает его к себе за талию. — Это к тебе ушел мой ангел? Тэхен толкает язык за щеку, вгрызшись в него убийственными глазами. — Сукин сын, я тебе руки сломаю, — рычит он утробно, надвигаясь за секунду и въезжая ему кулаком в челюсть. Он хватает альфу за предплечье, отдирает его лапы от омеги и с дури выворачивает их. По периметру парковки слышится хруст костей и истошный крик. Чонгук быстро отходит, когда мощное тело Кихо валится ему под ноги. В коленях что-то надрывается, норовя не сдержать и повалить прямиком за ним. Чонин и Хенджин встают рядом, обнимая его за плечи. И только поэтому омега остается стоять прямо и не ломается на куски. — Черт подери, — сдавленно мычит Кихо, трогая свое разукрашенное алым лицо и адски болящие руки. Поднимая на нависающего злым роком Тэхена жесткий взгляд и усмехаясь: — Давай решим это дело гонкой. Под развязкой моста летит ошеломленный шепот. Толпа ликует и одобряющие свистит, ожидая ответа Ямакаси, что смотрит на альфу, как на умалишенного. — Ты на ногах еле стоишь, отморозок, — озвучивает мысли вслух Чанбин. — Струхнул? — провоцирует Кихо, скалясь кровавыми зубами. — Неужели это и есть хваленый король дрифта? Кучка пацанов разочарованно галдит, побуждая на действие. Тэхен молча разглядывает его лицо, словно хочет отодрать кожу. — Он ебанутый или просто тупой? — хмыкает Джэхен, качнув головой. — Подъезжай к старту, — кидает сухо Ямакаси и разворачивается. — Тэхен, нет, — судорожно выдыхает Чонгук и порывается к нему, но альфа взирает на него со всей суровостью, заставляя остановиться на пол пути. Кажется, теперь я по-настоящему разозлил тебя, рэйдзи. — Не надо, сейчас он не в состоянии, подожди немного, — просит Хенджин, прижав обратно к себе дрожащего Чонгука. — Вот только, — произносит насмешливо Кихо, прижав пальцы к губам, словно о чем-то задумался. Чан поджимает губы, удивляясь его желанию подохнуть прямо здесь. Тэхен тормозит и угрожающе медленно оборачивается. — Если выиграю я, то я трахну Чонгука. Молчание надрывает барабанные перепонки. Омега прикрывает веки, отсчитывая секунды до начала апокалипсиса. Тэхен издает утробный вопль и собирает весь ярый гнев в кулак, перехватывая его занесенную для удара руку своей, другой бьет под подбородок, не вырубая его по одной единственной причине. Еще никогда он не хотел специально подогнать чужую машину под рельсы безопасности и разбить ее в щепки прямо там своим бампером. Этот отточенный апперкот выбил бы из альфы все дерьмо, но ему приходится повременить, прежде чем закончится гонка, и он добьет его. К херам. Чонгук шумно сглатывает, бегая взволнованными глазами от одного к другому. — Выиграешь ты или нет, я все равно тебя убью, гандон, — ухмыляется Тэхен, стараясь вернуть себе прежнее самообладание. — Что касается Чонгука, — он заслоняет замершего омегу своей крепкой спиной, оберегая от всего мира, как и обещал, — ты даже запаха его не почувствуешь. Кихо плюет ему под ноги и уходит с оскалом, толпа взрывается свистками и улюлюканьем, с нетерпением забегая на трибуны и заполняя линию старта. Ямакаси бросает ему вслед тяжелый взор и направляется к своему доджу, ощутив на локте чьи-то тонкие дрожащие пальцы и сжав челюсть. Он глубоко вдыхает, не прийдя в себя окончательно и боясь нагрубить или обидеть свое маленькое солнце. — Тэхен, пожалуйста, не надо, послушай меня, — умоляющий шепот Чонгука забивает ему поры, залезает в артерии, обживает сухожилия. Я ради тебя города выжгу, Ничи. — Потом поговорим. Холодный тон альфы ранит, расцветает нарывами на коже. Тэхен убирает свою руку и идет дальше, даже не обернувшись. За ним спешно шагают Чан и Чанбин, окликая. На плечо ложится чужая ладонь, заставляя вздернуть подбородок. — Все будет хорошо, Чонгук, — улыбается Джэхен, обнажая ямочки и согревая мягкостью в своем голосе. К ним приближаются Чонин, обнимающий своего брата, и Хенджин, которого сразу же прижимает к себе сам альфа. Омега со светлыми прядями нежно улыбается и раскрывается, как бутон, краснея, когда Джэхен оставляет обжигающий поцелуй на его щеке. Советуя им занять лучшие места для обзора гонки и уходя обратно к своей банде. — Этот мудак должен был сгинуть в тюряге, — цыкает Чонин, крепко сдерживая Чонгука в кольце своих рук и беспокойно осматривая его. — Ямакаси сделает его, как нехуй делать. Даже не думай иначе. — Я в нем не сомневаюсь, — выдыхает омега, с горечью наблюдая за тем, как альфа готовится выезжать на старт. — Он только начал доверять мне, по-настоящему, и появился этот сукин сын все испортил. Он обреченно мотает головой, на кончиках ресниц скапливается соль. Уже ставшая частью его жизни с тех пор, как в ней появился Тэхен. Я не могу тебя потерять, только приобретя. — Думаю, Ямакаси не такой тупой, чтобы не понять, что Кихо сам к тебе полез, — уверено усмехается Чонин, убрав пряди со лба брата и пригладив его щеку прохладными пальцами. — Подними гордо голову, ты не имеешь права так раскисать перед всеми. — Тебе не о чем переживать, Чонгук. Даже со стороны заметно, этот больной придурок просто провоцирует Тэхена тобой. Он это прекрасно понимает, поверь мне, — Хенджин улыбается так же мягко, как и его альфа, щелкнув расстроенного омегу по подбородку. Чонгук прикусывает нижнюю губу, стоя в объятиях брата еще пару секунд и словно перенимая от него силу и непоколебимость духа. Я ведь из клана Исайа. Язык страха и сомнений мне не ведом. Он усмехается краем рта и под незамысловатым предлогом скрывается из виду, пропадая до самого начала заезда.invisn — dysthymia
Три. Рык моторов сотрясает мириады пурпурных неонов Токио. Два. Фары доджа зажигаются в унисон с фарами Mazda Miata насыщенного темно-зеленого цвета. Кихо улыбается широко, обнажая окровавленные зубы и с нескрываемой ненавистью посмотрев на Тэхена напротив, что сжимает руль фиолетового спорткара и хмуро глядит на дорогу из-под козырька черной кепки. Его банда стоит рядом и ободряюще сжимает кулаки. Один. Толпа сходит с ума и кричит, надрывая глотки, когда две тачки стартуют одновременно, нагоняя едкого дыма и теряясь в загруженном перекрестке Сибуя среди спешащих домой машин. Тэхен вдавливает педаль газа в пол, разгоняясь до ста за считанные секунды и набирая дикую скорость. Он покончит с ним быстро и болезненно. Зеленая миата не отстает, преследуя его хищным зверем под покровом ночи и нагоняя на длинной прямой, начинающейся после перекрестка, где они кошмарят прохожих и водителей, с матами разъехавшихся в стороны, когда они смерчем пролетели мимо рассечения дорог. Для этого заезда действует новое правило — гонять только внутри города. По общественным дорогам, забитым обычными тачками. Тэхен принимает правила и переключает передачу, заходя в поворот с заносом всех четырех колес и оглушая округу рычанием мотора. — О Боже, Ямакаси! — верещит кучка омег, вскакивая с трибун и держась за руки от восторга. На экранах загорается его искусный вход в первый поворот. Он подъезжает в опасной близости к ограждению, пролетая его в короткие сроки и с дымом выезжая. Миата повторяет его стиль входа, держась на более далеком расстоянии от ограды. — Он копирует его технику вождения? — удивляется Джэхен, сложив руки на груди и напряжено наблюдая за гонкой из-под темной кепки. Чанбин хмыкает, качнув головой: — Этот малец — самоубийца. Откуда он вообще вылез? — Он зависал здесь раньше. Специализировался в основном на байках, подписал контракт с кланом Исайа, был их гончим псом и выбивал долги. Только слишком увлекался, поэтому его быстро отогнали от дел. У него, вроде как, биполярка. Пару месяцев за решеткой проторчал, теперь вернулся и нарывается, — рассказывает Чан, вызывая ухмылки на губах друзей. — Я бы удивился, если бы ты не знал его, — с насмешкой говорит Чанбин. — А как звали его прадедушку? Акира, кажется, да? — На хер иди, — смеется Чан, сильно хлопнув его по плечу. Джэхен озирается в поиске троих омег и неожиданно для себя находит только двух, с тревогой на лицах осматривающих парковку. — Хенджин, — с ласковыми нотами в голосе зовет он и машет рукой. — В чем дело? — он берет подошедшего омегу за запястье, привлекая к своей груди. Чонин прячет пальцы в карманах ветровки, избегая взора на Чана и Чанбина, резко замолчавших после его прихода. Напряжение повисает в раскаленном воздухе. — Чонгук пропал, мы не можем его найти, — беспокойно отвечает Хенджин, посмотрев на Джэхена так, словно он в силах решить любую проблему и ни разу не сомневаясь в правдивости своей веры. Трое альф ошеломлено оборачиваются после его слов. Додж челленджер вписывается в новый поворот, пролетая его с визгом в рекордные секунды. Тэхен крутит руль, корректируя дрифт и сохраняя спокойное выражение лица. Один промах — и он станет заложником этой бешеной скорости, а не ее хозяином. Под его ребрами бьется первозданная ярость и ревность, разъедающая органы, как кислота. Чем глубже он погружался на дно океана под названием Ничи, тем больше он привязывался, оплетая конечности его заливистым смехом, сердце — глазами цвета пропасти и черники, легкие — ароматом фиалки. Чонгук сделал его своим добровольным утопленником. Тэхен клянется, что не ищет спасения. Как и сейчас, когда омега показывается из своего укрытия на заднем сидении и залезает на переднее, слегка задевая его плечо обнаженными бедрами. Альфа усмехается, с самого начала поняв, что он здесь. И не только из-за сладкого запаха цветов, обживающих его нутро. Перераспределение веса немного изменилось. — Ты ведь знал, — вторит его мыслям Чонгук, повернувшись к нему всем корпусом и озарив его мир своей улыбкой. — Знал, Ничи, — альфа по-прежнему держит прищур только на дороге, крепче сжав руль и втянув воздух, когда омега прильнул ближе и тронул пальцами его скулу. Щекоча ее. Его ладони — крылья бабочки. — Зачем ты это сделал? — Я просто хотел к тебе. Тэхен давит газ до упора и лавирует между рядами застывших машин, ощущая ножевыми его слова, опечатанные клеймом на ключицах. Я просто хотел к тебе. Под кожу. В самые, блять, вены. Я завидую крови, что приливает к твоему сердцу. Знаешь, я бы хотел обитать в твоем организме. Срастись с костьми и больше никогда не расставаться с тобой. — Наверное, тебе лучше молчать, потому что своими словами и поведением ты просто убиваешь меня изнутри, — признается Тэхен, отражая в своих глазах сияние тысячи огней города скорости, когда он с теплотой взирает на замершего омегу. — Делаешь из меня больного тобой. Крутишь мной, как хочешь. Чонгук прикусывает нижнюю губу, с каждой фразой его голос становится ниже и глубже, пуская табун мурашек вдоль позвонков и оголенных ляжек. Тэхен опускает на них тяжелый взор и сглатывает, помня незаконченное утро в квартире и сжимая руль по побеления костяшек. — Тогда почему же ты не сопротивляешься? Почему позволяешь мне все, что я хочу? — омега маняще-ласково проводит ладонью по его щеке, приковывая к себе навечно. — Потому что все, чего я хочу — это ты. Тэхен залетает в поворот на бешеной скорости, его сердце учащено бьется где-то в глотке, реагируя на его вдохи и признания, как умалишенное. Он напрягает челюсть, позволяя омеге оседлать свои колени и заерзать, задевая пах сквозь плотную ткань черных джинс. «Сучка», — думает про себя альфа, когда он высовывает красный язычок и медленно облизывает его выпирающий кадык. Обвивая руками широкие плечи под кожанкой, отчаянно стискивая его шею и наплевав на то, что они могут разбиться к херам. Тэхену поебать на вселенную и смерть, пока Чонгук приподнимает задницу и снова садится на его колени, намеренно задевая вставший от его махинаций член и усмехаясь. Адреналин колет кончики пальцев, сжимающих руль, разнося его по венам. Альфа не отпускает газ и отводит тачку в занос, скользя по асфальту всеми четырьмя колесами и создавая облака дыма вокруг. Мазда следует за ним хвостом, повторяя технику входа и выхода, но ускоряясь намного медленнее, чем Тэхен, который еще придерживает за талию ненасытного омегу, вылизывающего его шею, как голодная кошка. Чонгук сжимает бедрами его ноги, со стоном выгибаясь и запрокидывая голову. Потому что его ладони ложатся на мягкие половинки, задирая края шортиков и сминая их с ревностным посылом. До боли и розовых отметин. Он отводит ткань прозрачных трусиков, касаясь кожи белых ягодиц и оставляя на ней ожоги. Усмехаясь с глухих стонов омеги, раскрытых влажных губ вишневого оттенка, к которым он припадает своими губами и жадно засасывает. Чонгук обнимает его плечи руками, прижимая ближе к себе и послушно отвечая на поцелуй, становящийся мокрым и пошлым, ощущающийся, как месть и желание показать, кому он принадлежит. И всегда будет принадлежать. Мое тело только в твоем распоряжении. Как и душа, если только соизволишь. Язык альфы проходится вдоль губ, проникая в теплую полость рта и вызывая прилив жара к низу живота. Чонгук двигает бедрами под бешеный рев тачки, упираясь иногда поясницей в руль и сходя с ума от тесноты салона для двоих. Смеси ароматов с цветочными нотами и терпкими, густыми, находящими средоточие на яремной венке Тэхена. Он позволяет ему хозяйничать языком во рту, вылизывать его и отрываться с ниточкой слюны, показывая ему всю свою дикость и возбуждение, упирающееся прямо в живот. Чонгук улыбается в чувственный поцелуй с примесью собственнических повадков, снимая кепку с альфы и сжимая его темные волосы у корней. Ямакаси издает низкий стон, разгоняясь на длинной прямой и набирая опасную скорость. Рокот мотора вибрирует между бедер омеги. Он раздвигает колени, сводя с ума своими манерами из притона, и елозит на Тэхене, соприкасаясь с его пахом и доводя до последней стадии безумия. — Блядь, — шипит альфа, не помня собственного имени от азарта, растекающегося молниеносно по капиллярам. — Ничи, — с выдохом он сжимает его бока и приподнимается, имитируя толчок в него и ловя оглушительный стон с порочных губ. — Я тебя хочу, — шепчет томно Чонгук, втянув зубами мочку его уха и прикусив линию челюсти. Медная кожа альфы как шоколад на кончике языка, он облизывает выступ его гортани, засасывая и оставляя яркие укусы. Пусть весь Токио знает, что ты принадлежишь мне. Тэхен ему сопротивления не оказывает, впервые в жизни опасаясь умереть в процессе гонке не из-за скорости или соперника, а из-за хрупкого, но такого желанного тела, трепыхающегося в его объятиях. Ведь ты затянул меня глубже, чем мертвеца могила, солнце. Ладони альфы скользят под белый топик, к обнаженной мягкой коже, очерчивая ребра и ключицы. Омега реагирует на каждое его касание, как в первый раз, жадно ловя воздух покусанными губами. Он покорно ластится, как маленькая сука вертя задницей и провоцируя. Тэхен знает, пути назад отрезаны. Он блуждает ладонями по точеному торсу, пробегаясь по кромке кожи над шортиками и залезая под них, чтобы резко стянуть под короткий стон. Чонгук остается в одном белом топе с кричащим “lil baby” и прозрачных трусиках, которые альфа без особого труда нетерпеливо разрывает, сразу же сминая упругие половинки. Напрягая челюсть с ощущением непередаваемого кайфа и не забывая прибавить скорость перед новым поворотом. Мазда миата петляет за ним зеленым зверем, минуя десятки машин на общественных дорогах. Мутный блеск луны и мигание мириадов сиреневых неонов сопровождает небо Токио. Тэхен вгрызается губами в шею, прикусывая нежную кожу в том месте, где бьется жилка. Связывая их обоих прочными нитями и влетая в поворот с ревом мощных шин. Чонгук извивается со стоном, едва не ударяясь о руль, когда альфа корректирует дрифт и крутит его. Ведь он мог бы вписаться в поворот с закрытыми глазами и без рук, что сейчас раздвигают белые половинки, оставляя звучный шлепок на заднице и ухмыляясь. Чонгука ведет от этого пошлого жеста не меньше, чем его самого, он выгибается со стоном, вонзая ногти в его шею. — Возьми в бардачке смазку, солнце, — велит альфа, выжимая газ до упора вплоть до выхода из поворота. Чонгук послушно отклоняется и нагинается, доставая тюбик безвкусной субстанции и отрывисто выдыхая: — Я сам. Просто смотри на меня, — он рвано дышит ему в лицо, передавая вкус возбуждения и сладости, чувствуя, как щеки заливает краска от матово-черного, голодного взора альфы. Пока он снимает с себя топик, затем непослушными пальцами расправляется с его ремнем на джинсах, помогая стянуть их и задыхаясь. Тэхен полностью одет, в черной кожанке и майке напоминая ему демона в человеческом обличии. Чонгук — полностью обнажен, уязвимо раскрыт перед ним каждым миллиметром своей кожи. Он привстает в тот момент, когда альфа прижимается бампером к ограждению дороги на расстоянии ничтожных двух сантиметров, пролетая поворот с заносом и горьким дымом из-под ревущих колес, кошмарящих асфальт. Тэхен неотрывно наблюдает за тем, как он смазывает и вводит в себя два пальца, опираясь рукой о его плечо и избегая смотреть в ответ. Потому что на дне зрачков альфы — необузданная похоть и нежность, сплетенные воедино. Ты умеешь сводить с ума, даже не прикоснувшись ко мне, солнце. Тэхен резко обхватывает его талию ладонями, вызывая прилив лавы к паху и прохладные мурашки вдоль позвоночника. Убивая на куски контрастом температур и безудержных эмоций, оголенных будто провода, по которым течет бесконечный ток. Чонгук обнимает его со стоном, сжимая шею и разомкнув губы, когда альфа вгрызся в них. Ворвавшись в его бедра и словив крик удовольствия с покусанных губ. Он медленно входит наполовину, стискивая зубы от узости и теплоты стенок, покорно принимающих его в себя. Прямо сейчас я умру и рассыпаюсь пепелом у твоих ног, если ты перестанешь касаться меня. — Больно? — выдыхает на грани рыка Тэхен, толкаясь еще раз и вгоняя член сильнее. Он сжимает до отметин его талию, переходя на бока и обратно, не давая ему ерзать и удерживая на себе. Чонгук мотает головой, облизывая пересохшие губы и утыкаясь ими в его скулу. Он трется о нее, как дикая кошка, ища ласки и тепла, царапает ногтями мощную шею, торчащий кадык, сжимая корни волос в попытке унять бешено колотящееся сердце и агонию внутри. — От тебя не бывает боли, — его приглушенный шепот сменяется вскриком наслаждения. Тэхен знает, как двигаться. Задевая тот самый комок нервов, от которого позвоночник будто ломает пополам, а связки надрываются. Чонгук сходит с ума и не может вздохнуть, крупно вздрагивая всем телом от его толчков внутри. Глубоко и сильно. Жадно сминая его задницу ладонями, шлепая и параллельно держа ногу на газе. Убеждаясь, что они в безопасности. Хотя омега хотел бы громко кончить и погибнуть в следующее мгновение, разбившись насмерть в объятии его жилистых рук. Тэхен входит в него снова, сжав пальцами основание его члена и сплетаясь языками, целует его вкусные губы. Ты доводишь меня до слез. Доводишь до смеха. Доводишь до пика удовольствия и разрушаешь меня на наночастицы. Чонгук не ведет подсчета своим стонам, звучащим так пошло, что он краснеет впервые в жизни, прыгая на члене альфы и широко раздвигая колени. Тэхен рычит и грубо сжимает его бедра, срываясь с тормозов от одной только мысли о том, что он только своими ахуеными стонами может заставить его кончить, и набирает быстрый темп, вгоняя в него член почти на полную длину и ловя откровенный крик с губ. Рев двигателя мазда миата остается далеко позади. За пределами нереальности, где Тэхен тонет в нем, идет на самое дне черничного океана, текущего в глубине бездонных глаз омеги. Я твой самый истовый воин. Я твой. Целиком, Ничи. Пурпурный додж берет разгон до двухсот двадцати и проезжает под огромным грузовиком с рокотом шин, переваливая отметку в десять тысяч оборотов и стеля им прямую дорогу в ад.