Yasu(泰)

— Хаджиме. Ямакаси вглядывается в его раскосые, как у лиса, глаза, выжженные белые пряди закрывают их, пряча отголоски дурмана и расширенные зрачки. В его венах течет кровь якудза вперемешку с кокаином. Тэхен никогда не принимал и не судья, но от него разит дурью настолько, что не заметить и не насторожиться невозможно. Мы будем гоняться не за победу, а за то, кого откинет раньше времени? Напрягают его дикие повадки с отрешенным выражением лица, словно он заранее знает исходы каждого происшествия в мире, словно ничто не проходит мимо его туманного, но пугающе осознающего любой звук взора. Он замечает крупную цепь и угольные татуировки волков на шее с разинутой пастью, клыками будто впивающиеся в смуглую кожу, на плечах линии паутин, иероглифы вдоль острого кадыка. Ладони и пальцы, сжимающие сигарету, забиты латинскими буквами. На нем косуха, расстегнутая до груди рубашка, обнажающая тату с изображением древних чудовищ, черные джинсы с цепью на ремне и высокие ботинки. Хаджиме смотрит так, словно победа заведомо лежит у его ног, а гонка — лишь фарс и отсрочка, зрелище перед мгновением, когда он заберет все лавры себе. — Ямакаси, — произносит он прокуренным голосом по слогам, осматривая его без особого интереса и усмехаясь краем губ. — Так вот как выглядит король Токио, о котором все говорят без умолку. Тэхен не отвечает на явную констатацию фактов, благодарно кивая и ожидая его дальнейших действий. Банда Камикадзе стоит позади своего лидера, с забитыми телами и обкуренными глазами, у некоторых даже не видно кожи на лице из-за бесконечных татуировок. Глазея на него с кривыми ухмылками, уже не различая грань между реальностью и полетом наркоты в сознании. Его банда окружает непробиваемой броней, Чан хмурит брови, Чанбин складывает руки на груди, Джэхен с любопытным прищуром осматривает их, а Минхо сжимает кулаки, чтобы не вырубить кого-то прямо сейчас. — Ты знаешь, зачем я здесь, лишние слова ни к чему, — четко отрезает Хаджиме, не давая ни намека на то, что витает не в своих мыслях. Тэхен лишь не может понять, почему он идет на верную смерть, если даже торс с трудом прямо держится. Парковка под развязкой моста погружается в мертвенное молчание, ловя каждый его выдох и вдох, как самое важное событие в новом сезоне. Чонгук складывает руки на груди, подходя ближе и беспокойно бегая глазами по двум альфам. Чонин берет его за локоть и оттаскивает от опасности подальше, не доверяя ни разу этому отпрыску якудза. — Но есть одна загвоздка, — Хаджиме закуривает и выдыхает серые кольца дыма, пристально смотря сквозь его гущу на внимательно слушающего Тэхена. — Мы не гоняем на трассе противника. — Вот как, — ухмыляется Тэхен, будто только и ждал этого. — Я готов выслушать твои условия. — Ты приебашил на нашу территорию, чтобы предъявы делать? Кем ты возомнил себя, обкурыш? — заводится по привычке Минхо, выступая вперед с агрессивным настроем поколотить каждого, кто даст реакцию. — Закрой пасть, уебок вроде тебя не имеет права разговаривать с Хаджиме. Он приехал разобраться с Ямакаси, — с широкой усмешкой выпаливает кто-то из банды, и альфа уже рвется на него, но Тэхен выставляет перед ним руку. — Борзые какие, — хмыкает Хаджиме, с равнодушным презрением оглядев гневно дышащего Минхо, как грязь на подошве ботинок. — Таких надо усмирять еще в утробе. — Назови любое условие, — возвращает тему Тэхен, теперь не собираясь церемониться ни с ним, ни с шайкой татуированных наркоманов, которых он привел с собой. Хаджиме тянет уголок губ вверх, медля с ответом так долго, что у каждого в округе сдают нервы. Он находится в Токио всего пять минут, но уже успел выбесить одну треть его жителей. — Гонка на нейтральной территории. Там, где ни ты, ни я, никогда не светили фарами. В толпе ошарашенных альф и омег проходит шепот. — Есть варианты? — без тени удивления спрашивает Тэхен, внутри напрягая каждый атом, каждый орган. Лидер Камикадзе не сулит ему ничего хорошего. Хаджиме довольно скалится, но становится похож на лиса, питающегося человеческим мясом. — Ущелье в недрах Фудзиямы. Толпа взрывается одобрительными возгласами и шокированными выдохами. Омеги переглядываются с раскрытыми ртами, альфа оглушительно свистят и сжимают кулаки в поддержку Ямакаси. Тэхен встает вплотную к нему, вонзая жесткий взгляд в его — непоколебимый, задурманенный, и протягивает руку для пожатия. И пусть победит сильнейший, гонщик из Осаки. Хаджиме садится в свою черную, как обсидиан, тачку, за ним с рыком выезжают остальные члены банды. Грохот моторов раздается далеко позади, пока Тэхен неподвижно стоит и обводит задумчивым взором одну точку, прежде чем отойти и зашагать к своему доджу. К нему подтягиваются четверо альф и омег, окружая, словно бесконечное кольцо, и каждый вторит ему о чем-то своем, мешая сосредоточиться на самом главном. — Сын якудза, говоришь? — Тэхен с ухмылкой оборачивается на Чана, что с хмурым видом кивает. — Этот пацан обдолбан, как чорт. Он чувствует, как кончики пальцев колют нервы, будто он гоняет первый раз в жизни. Впрыски адреналина ощущались слишком явственно и крышесносно, путая ему трезвые мысли. На горизонте появляются четверо омег во главе с Чонгуком, выделяющимся розовым одеянием в цветастой толпе. На нем пудровый топ на лямках с сердцем, розовые джоггеры с карманами и белые кеды. — Тэхен, подожди! — он бежит за ним с опечатанной паникой на лице, хватая за локоть и поворачивая к себе. Альфа сжимает челюсть, не готовый к его нравоучениям именно в этот момент, когда он весь — сплошная эмоция, запертая внутри и готовая вырваться наружу. Омега чувствует теплоту его медной кожи и твердость мышц, встречая тяжесть и черноту на дне его зрачков. — Ты ведь понимаешь, как это опасно, из этого ущелья никто не выбирается живым! Тэхен не дает ему договорить и аккуратно убирает свою руку из плена, продолжая идти дальше. — Ни ты, ни кто-либо из вас пусть не лезет в это дело, — осекает Минхо, многозначно оглядев застывшего от его наглости Чонгука, затем и стоящих за ним троих омег, в том числе и свою фею. Хан вздергивает брови, не веря ему ни разу. Чонгук мог бы отречься от своей фамилии, если бы стерпел пренебрежительное обращение и промолчал. Тэхен на выученных инстинктах перехватывает рванувшего вперед омегу, привлекая к себе за талию. — Как ты смеешь так разговаривать со мной? Я буду лезть туда, куда хочу, и к тому, к кому хочу, — огрызается он, сверкая на ухмыльнувшегося Минхо презрительным взглядом. — Это надолго, — качает головой Чан, с запаренным видом, как и все остальные, наблюдая за их очередной перепалкой. — Просто отойди подальше и позволь хаширия самим разобраться, — будто бы отмахивается от него альфа, как от назойливого ребенка, требующего внимания, прекрасно понимания, что распалит злость внутри сильнее. И ни капли не сожалея. — Ты, кажется, забываешь, что мы тоже гонщики, а не любители с трассы, — вклинивается Хенджин, скривив губы, когда Минхо бросил в него а-ты-тут-каким-боком-бля взор и с ухмылкой показал фак. Выглядя до боли счастливым произведенным эффектом: омега закрыл рот в тотальном разочаровании. — Ну ты и конченный. — Лучше не нарывайся, иначе я заставлю тебя пожалеть о каждом дне своего существования, — дерзко смотрит на него Чонгук и гордо задирает подбородок. Джэхен вздергивает брови, словно умывая руки и теряя надежду на благоразумие. Обоих. — На порнхаб меня выложишь? Как страшно, — усмехается Минхо, не забыв глянуть и на застывшего Чонина и подмигнуть. — Заткнись, тупица, не то я прогрызу тебе горло, — реагирует Чонин незамедлительно. Чонгук остается хлопать ресницами и подбирать отвисший рот. Этот идиот переходит грани дозволенного, и он ни за что не отступится. Если бы ладони Тэхена так крепко не вжимались в талию, он бы прописал ему двоечку и заставил просить прощения на коленях. Опуская тот факт, что никогда не смог бы даже дотянуться до лица альфы. — Да блять, — вздыхает Чанбин. — Ты сейчас на серьезе споришь с четырьмя омегами, дурик? Хан отмалчивается и следит за ним со стороны, ловя просящие взгляды всех альф в надежде, что он сейчас утихомирит его. — Таких мудозвонов, как ты, даже импотенты не закажут, — фыркает Чонгук, дергаясь с новой силой, но Тэхен лишь поджимает губы и с откровенной мольбой обращается к Хану: — Я тебя прошу, сделай с ним что-нибудь, он походу по-другому не заткнется. Омега улыбается краем губ, словно обладает неизведанной никому волшебной силой, способной справиться даже с неуправляемым и своевольным Минхо. — И что дальше? — в наглую напирает альфа, на мгновение замирая, когда Хан встает вплотную, бережно трогая его за плечо. — Братику нажалуешься? Это твой максимум, истеричка? Он выплевывает это с такой явной насмешкой, что Чонгуку становится жизненно необходимо задеть в ответ. — Минхо, угомонись, — устало просит Тэхен, удерживая в руках брыкающегося Чонгука, брызжущего ядом: — Если я нажалуюсь брату, твое тело будут собирать по всему Токио, мудак. — Одолжение сделаешь? Иди плакаться прямо сейчас, не мешайся под ногами, — Минхо специально доводит его и довольно ухмыляется, когда с уст Чонгука срывается мат, за который Тэхен вперивает в него строгий взор и крепче стискивает в объятиях. — Успокойся, Ничи, — властно говорит он, не терпя возражений и прикладывая указательный палец к его надутым в возмущении губам. Омега топит его на дне черничных глаз, укравших созвездия с пурпурного неба города скорости. — Серьезно, вам пять лет? — заводится Чан, с силой хлопая Минхо по плечу и утаскивая его к себе. — Подожди меня пару минут, ладно? — просит Тэхен, оглаживая ладонью щеку омеги. И как после нежного жеста Чонгук ему откажет? Он послушно кивает, успокоившись по щелчку пальцев и отойдя обратно к троим омегам, ожидающим его с враждебными взорами на альф. — Что они вообще о себе возомнили? — фыркает Чонин, вложив все презрение в свой звонкий голос. — Они думают, мы лохи, которые впервые вышли на дорогу и не могут отличить тормоз от газа? Чан все равно слышит его и сжимает челюсть, но никак не реагирует. — Тэхен раньше меня так не отшивал, — дует губы в обиде Чонгук, с жаждой мести глянув на Минхо. — Я еще устрою ему. Им обоим. — Мальчишки, — произносят разочарованно в унисон Хан и Хенджин, на что Чонгук тихо смеется вопреки поселившейся под ребрами нервозности. — Если что, мы не глухие, — салютует им Джэхен и широко улыбается, обнажая глубокие ямочки. — Оглохни тогда, — огрызается Чонин, на что альфа присвистывает и в шутку хватается за сердце. — Как грубо. — Тоже в немилость младших Исайа попал? Мой брат по несчастью, — Минхо сжимает его плечо и с ухмылкой оборачивается на четырех омег, уже похоронивших его трижды. — Будь осторожен, не то они выставят тебя на сайты восемнадцать плюс, еще и огребешь сверху прилично так. — Заткнись, ябэй! — повышает на него голос Чонгук и рвется снова, но его уже перехватывает Хенджин и просит успокоиться. — Просто не реагируй, Чонгук, иначе он никогда не отстанет от тебя, — просит Хан, с искренним сожалением осмотрев омегу. — Тебе при жизни надо поставить памятник за то, что ты терпишь этого козла, — фырчит Чонгук, выпрямляясь, но все равно не переставая точить зубки. — То есть, ты пахал все это время ради того, чтобы гоняться в ущелье с предводителем кучки нариков? — Минхо штормит от одного этого предложения, он злобно озирается на них, требуя ответов на все крутящиеся в голове вопросы. — Если бы можно было передать вызов другу, я бы урыл этого белобрысого обкурыша прямо на месте. — Что за хуету ты несешь? — устало ругается Чанбин. — Думаешь, мы тут в игрушечные машинки гоняем? — Мой кулак ищет сейчас любое рыло, лучше не нарывайся, — предупреждает Минхо, впервые в жизни ограничившись одной угрозой без действий. Он со смятением смотрит на Тэхена, поднявшего капот своей тачки и разглядывающего двигатель долгие минуты, словно только что установил его. — Ты палишь на этот двигатель так, будто видишь его впервые и пробу никогда не давал, — замечает Чан, опершись локтем об открытый капот и наклонив голову. — Что он вообще за хер? — раздражается Минхо, заваливаясь на свою бэху. — Хаджиме? — усмехается Джэхен, глянув на него так, словно он сморозил непростительную чушь. — Сын самого крупного клана якудза в Осаке. Их семья специализируется на производстве кокаина и галлюногенов. Его отец был известен своей склонностью к изощренным пыткам. Не только над теми, кто провинился, но и над членами своей семьи. У него есть два старших брата, он младший, но, судя по источникам, больше всего от сумасшедшего пахана доставалось именно ему. — Вот почему он смахивал на обдолбыша, — острит Минхо. Тэхен напрягается после рассказа Джэхена, нахмурив брови и сжав ладони на капоте. И никто из альф не может приоткрыть его черепную коробку и догадаться о мыслях, блуждающих там и стискивающих виски. — Что насчет его поведения на дорогах? Дури мало, решил получать двойной адреналин? — Чанбин искренне не понимает, зачем ему создавать свою банду и кошмарить ночные улицы, если вся его жизнь и есть сплошной азарт и риск. — Он гоняет под кайфом. Тэхен делает вброс, будто ничего зазорного в том уже не видит и теперь пытается придумать, как поступить в данной ситуации. Как выкарабкаться без лишних жертв. — Пацаны, которые гонялись с ним, говорили, что у него странная техника вождения, — Чан не отводит проницательного взгляда от альфы, стараясь уловить изменения в его настроении и унять уколы сомнений, уничтожающих изнутри. — Кстати, по итогу они все оказывались в больничке. Он специально выбирает такие опасные места, где две тачки не смогут протиснуться, и делает все, чтобы заезд закончился аварией. Эпично и тупо, блять его. То, что он всегда выигрывает, думаю, и так понятно. На лицах альф появляется тяжелый осадок. Сегодняшний заезд не предвещает им ничего благого. — Да нарик он, бля, что они ожидали? Что он сейчас станцует для них на капоте, как ебаная гейша? — закипает снова Минхо. — Ты видел тачку, на которой он приехал? — невесело усмехается Чанбин. — Зверь на колесах. Джэхен внимательно осматривает фиолетовый спорткар, воспроизводя в памяти машину Хаджиме и сопоставляя вслух характеристики. — Toyota Supra Mk5, легенда дорог, — соглашается он, встав по другой бок от Тэхена. — Турбообъем шесть цилиндров, выдает почти 400 лошадок, если сильно постараться, — кивает Тэхен, повернувшись к нему. — Японка. У его тойоты дикий двигатель, это стопроцентно. — Нахуярил ее крутыми штучками, покрышками, может еще и сидушки с подогревом для задницы? — перечисляет Минхо, пытаясь разбавить обстановку, заметно накаляющуюся с каждой секундой. — Ага, и вентиляция для пениса, — добавляет Чанбин. Минхо показывает ему средний палец. — Клоунаду заканчивай, — строго говорит Чан, с беспокойством просмотрев на задумчивого Тэхена и сжав его плечо. — Слушай, брат, возможно, ты сейчас вьебешь мне, но я все же скажу: идея паршивая, лучше отказаться от этой гонки, потому что тут только три исхода событий: первое, обдолбанный в хламину Хаджиме выкинет номер и подстроит тебе аварию, второе, вы оба уебетесь об обвалы или ржавые рельсы, потому что мест для обгона там нет. И третье, худшее, нет гарантии, что взрыва не будет, а вмешиваться в гонку и как-то помочь тебе будет нельзя. После упоминания о взрыве повисает давящее молчание, каждый погружается глубоко в свои тревожные мысли, останавливаясь на перепутье. — Ты что за хуйню сейчас спорол? — Минхо выступает вперед, стиснув зубы. Никто в мире гонок не имеет права отказаться от заезда. Пожизненное клеймо трусов будет с ними до последнего вздоха. Минхо к этому не готов. Не сейчас, когда Ямакаси и его банда на вершине. Но и Тэхена терять он тоже не готов. Джэхен и Чанбин без слов переглядываются, и по их взволнованным лицам становится ясно, что предложение Чана они не отвергают. — Вы нахуй прикалываетесь? Этот облолбыш и вся его стая нариков так заклеймит нас позором, что мы до конца жизни не отмоемся, — рявкает Минхо, пытаясь привести их в чувство. — Вы видели наклейки на их блядских тачках? Это банды, которых они в жопу отымели. Хотите, чтобы мы и там оказались? Я правильно вас понимаю, сука? — Завали ебало, придурок, — идет ему навстречу Чанбин, испепеляя чернотой на дне зрачков. — Предлагаешь отпустить Тэхена на смерть? Его рожу видел? Что-то трезвое ждешь от отпрыска якудза, который закидывает косяки прямо перед тем, как дать газ? Чанбин достигает апогея ярости, лимит мудачества Минхо за сегодня исчерпывается, и он готов уже на серьезе разбить ему челюсть, если он не заткнется и не перестанет нагнетать. — Минхо прав, — уверено произносит Тэхен, разрезая наступившую тишину надвое резкостью своего голоса. — Я скорее умру, чем дам по тормозам. Альфа вперивает в него гордый взгляд и улыбается, сгребая в объятия. — Это мой Калифорния бой, он не знает, что такое съезжать с линии старта. Тэхен отвечает ему улыбкой и треплет по макушке, как своего младшего братика, обращаясь уже теплее к остальным троим. — Все это время я думал о том, что мы вовремя установили камеры в ущелье. Если сегодня повезет, они решат снова подорвать тачки. По крайней мере, я буду надеяться на это. Тогда мы хотя бы сможем узнать, кто за всем этим стоит. Чанбин качает головой, сложив руки на груди. — А если не будет взрыва? Хочешь пойти на пушечное мясо просто так? Шансы здесь пятьдесят на пятьдесят, никаких гарантий, много риска, — раскидывает он по фактам, но Тэхен остается как и всегда упрям и непреклонен. Если он что-то решил, он никогда не отступится, пока не пострадает. За родных он полезет в самое пекло и землю будет грызть, но не сдастся. Альфы восхищаются его примером, как истинным и добродушным лидером, дающим мягкие наставления, и перенимают лучшее от него. Но страх вот так легко подвергать его опасности стоит комом в глотке. — Эта затея не казалось такой паршивой, когда мы с тобой гоняли там в первый раз, — признается Джэхен, но до него как никогда четко доходит несокрушимость Тэхена, вынуждая уступить. — Ладно, назад пути нет. Чан согласно кивает, растратив весь запал в атмосфере общего возросшего духа. Размером с ту самую проклятую Фудзияму, ждущую их в своих объятиях. — Будем ебашить до талого, — ободряюще улыбается Тэхен, давая ему руку для пожатия и прижимая к себе. — Какой план? — с неразрушимым настроем вклинивается Минхо, перекинув руку через его плечо. Ямакаси и трое альф смотрят на него с горящими от кайфа зрачками и ухмыляются. Минхо заводит бэху, с ним на переднее залезает Джэхен, зовя Хенджина и Хана сесть на заднее. Омеги прощаются на время с Чонгуком и Чонином, идущим к мустангу Чанбина, что уже ждет их с включенным мотором. Толпа пацанов взрывается свистками и рассаживается по тачкам, когда фары доджа зажигаются, и банда направляется цепочкой спорткаров в сторону ущелья.

***

— Бля, все же, брат, я переживаю, — выпаливает Чан, сидя на переднем фиолетового доджа и прижимая пальцы к подбородку, хмурит брови. В его темных глазах отражаются изумрудные ветви деревьев и мутное сияние луны. Тучи сгущаются над Токио. В его сердце бешеная дрожь, мешающая свободно и трезво размышлять, пока над ними висит злым роком опасность от предстоящей гонки. Он себе не простит, если с Тэхеном что-то случится. Сгинет от чувства вины и больше не соберет себя заново. Ты стал мне таким родным в короткие сроки. Я ношу твое имя под ребрами, и мне не видать солнца города скорости, если лишусь твоего теплого рукопожатия и доброго совета. — Я постараюсь обойтись без лишних выебонов и жертв, — обещает Тэхен, чтобы успокоить его, и хлопает по плечу. Чан мотает головой и усмехается с горечью, слишком явственно понимая, что не получится. — Это ущелье — уебанское, — кидает Чан, и альфа издает короткий смешок. — Ржешь зря. Ты сам ездил там с Джэхеном и все почувствовал. Оно узкое и не очень длинное, наполовину спуск, наполовину подъем. Сейчас ночь, поэтому видимость примерно нулевая. Рельсы безопасности убитые, асфальт ухабистый и скользкий. Покрышки сотрутся к херам после второго заезда, дальше вывозить будешь на чистой технике. — Знаешь, — вдруг произносит Тэхен после минутного молчания и завершения его тирады. Чан впивается в него внимательным взором, передавая всю боль и поддержку, на каком бы дне они ни оказались. — Все эти годы в Калифорнии я гонял лишь для того, чтобы выжить. Приехав в Токио, я осознал, что многое внутри меня поменялось. Теперь я вхожу в дрифт для того, чтобы чувствовать себя живым. Это кайф совсем иного сорта. И эта колоссальная разница мне вставляет намного сильнее, чем любому наркоману доза. Чан с понимающей улыбкой сжимает его плечо. Проглатывая свои страхи за друга и ободряя: — Тогда дави газ до упора, и пусть Ямакаси снова покорит свои дороги. А я буду стоять и наблюдать за твоим очередным триумфом, сдирая глотку в криках за тебя.

***

— Чанбин, — зовет тихим голосом Чонгук, теребя пальцы в теплом салоне черного форда. Альфа за рулем поворачивает в сторону заснеженных вершин, вливаясь в бесконечный поток спорткаров, и оборачивается к омеге, принимаясь внимательно слушать. По голой коже пробегает холодок. Чонгук сглатывает отчаяние вперемешку с боязнью потерять, только приобретя. Он увечий Тэхена не перенесет. — Я не сомневаюсь в умениях Тэхена, но это ущелье и вправду такое опасное, как все говорят? Чонин рядом разжимает его пальцы, пока он не причинил себе вред, и сжимает его ладони в своих, передавая всю мягкость, на которую способен, и немного успокаивая в своем стиле: — Хватит думать о плохом, Чонгук. Разве твой любимый Ямакаси может продуть какому-то нарику? Сам видел, он даже стоять прямо не может. Он боль брата ощущает в своих венах и вытравить никак не сумеет, лишь теснее прижав к себе. — Я не буду тебе врать, Чонгук. Эта гонка будет самой жесткой из всех, что были раньше, — спокойный тон альфы действует, как обезболивающее, заставляя наклониться ближе и прислушиваться. — Но всегда помни о том, кто сидит за рулем. Тэхен — не обычный уличный гонщик. Он справится. Я уверен, он выйдет победителем. Чанбин улыбается краем губ, когда встречает благодарность и облегчение на дне больших черничных глаз. На секунду он ловит на себе пристальный лисий взгляд и смотрит в упор на Чонина, сразу же отвернувшегося к окну. Будто бы отгоняя непрошенные, неправильные воспоминания. Он давит газ в пол и теряется среди спешащих к ущелью машин.

***

— Кондюк выключить не хотел бы? — раздраженно бросает с заднего сидения Хенджин, испепеляюще посмотрев на Минхо, крутящего руль бэхи. — С голым животом не ходить пробовал? — усмехается альфа, обернувшись к нему на секунду с издевкой и все же уменьшив температуру. Джэхен поворачивает голову, окинув пристальным взором его бело-голубой топик с воротником, кеды в тон и светлые джинсы с высокой талией, не прячущие участки персиковой кожи. Хенджин смущенно сводит колени, будто хочет раствориться или провалиться сквозь землю, не выдерживая его напор. Хан цыкает и в шутку замахивается на Джэхена, загораживая ему весь обзор. Альфа посмеивается и послушно откидывается обратно. — Хватит пялиться на него так, достали оба, — он угрожающе смотрит и на Минхо, который пытается поймать его за запястье свободной рукой, и ему это удается с поразительной скоростью. — Не дерзи, Хани, — выдыхает он с ухмылкой. — Не то, что? — с вызовом улыбается омега, вздернув подбородок и брови. Минхо отвлекается от дороги напрочь, утонув в глубине карамельных глаз и едва не врезавшись в едущий впереди ниссан. — Блять, Минхо, — ругается под нос Джэхен, хватаясь за руль вовремя и поворачивая в сторону. — Может, ты поведешь? Этот идиот угробит нас раньше, чем мы доедем до ущелья, — хмыкает Хенджин, показав обозленному альфе язык в отместку. — Пешком до Фудзиямы захотел добраться? Почему раньше не сказал, я бы тебе организовал, — скалится Минхо, забрав себе очко, когда омега лишь закатил глаза и пнул кулаком в его кресло. — Кажется, мы с тобой лишние, Хан, — бросает между делом Джэхен, запалив ямочку на щеке. Тот щурится и усмехается, зная кожей, каким другим бывает Минхо только с ним, и с увлеченным видом рассматривает пролетающие мимо очертания зеленого леса.

***

Аспидная Toyota Supra Mk5 мерцает под покровом темно-синей ночи. Сплошная черная гоночная тачка с яркими алыми акцентами на переднем буксировочном крюке, тормозах и ​​логотипах колес. Словно притаившийся в дебрях голодный ягуар, ищущий глупых жертв, вышедших во время охоты. Мазутное небо Токио усеяно мрачными облаками, предвещающими риски и бедствия. Спорткары из банды Камикадзе выстроены в хаотичном порядке у начала ущелья, окруженного обвалами, ржавыми рельсами безопасности и ветхими деревьями, колышущимися от прохладного ветра, настигшего вершины стойкой горы Фудзи. Хаджиме прижимает ко рту сигарету и стоит у капота тойоты, через открытые дверцы сверкает кожаная красная отделка салона. На забитых пальцах оседает жгущий пепел. Позади слышится вой тачек банды Ямакаси. Извещая о приближении гонки, заставившей его впервые за долгое время почувствовать хоть что-то помимо желания сдохнуть от очередной дозы и животных пыток в доме якудза. Он глядит на жестокий мир из-под длинной челки и цепляет равнодушную ухмылку. Среди прибывающих с каждой секундой машин он замечает порше 911 Рэйского, замерев с сигаретой на мгновение и усмехнувшись шире. На миллиметр. Он не спеша переставляет ноги, не поддающиеся временами контролю, как и руки, и направляется прямиком к старому знакомому. На этой земле есть лишь одно место, где бешеный тремор не берет конечности — руль его тойоты, когда он залетает в дрифт и отправляет противников в долгий полет на перевернутых тачках. Он останавливается перед застывшим Рэйским под прицелом десятков любопытных взглядов, словно стервятники окружили свою добычу. Хаджиме каждого из них презирает и без раздумий и сожалений перерезал бы им глотки. С особым удовольствием растягивая процесс убийства и наслаждаясь мольбами пощадить. Потому что, по правде, он ненавидит людей и их природу. Ему было бы без разницы, кого задушить прямо сейчас, но тех, кто считается лучшим, вроде Ямакаси и Рэйского, он убил бы с непередаваемым кайфом. Даже кокаин не способен доставить ему столько блаженства. — Как поживаешь, Сатоши? — с едким выдохом, затуманивая рассудок никотином и дурью. Рэйский сжимает челюсть, выдерживая лезущий в самые капилляры сумасшедший взор альфы. Обкуренная кучка пацанов из Камикадзе подходит к своему лидеру, обходя его непробиваемым кольцом. «Больной ублюдок», — вертится в спутанных мыслях Рэйского, ярость колошматит изнутри и ломает кости. Он тяжело дышит, пугая даже Юкио, замершего с беспокойным взором на него, и остальных членов своей банды. — Отъебись, Хаджиме. Ему стоит титанических усилий угомонить зверей в клетке и не вдарить в челюсть этому безумцу, искусно играющему на его нервах. Потому что он давно уяснил: показать эмоции и повестись на манипуляции отпрыска якудза, значит подписать себе заведомо смертный приговор. Альфа питается реакциями людей, как любимой едой. И хищный блеск в его черных, как погибель, глазах, адски морозит кожу. — Как семья? — продолжает будто в бреду Хаджиме, выжигая клеймо непростительными словами: — Я слышал, твой отец учится играть на рояле. Банда Камикадзе взрывается грязным смехом. Зрачки Рэйского наливаются алым, жажда убивать оседает на его губах, разомкнувшихся от горечи. Ты не посмел бы, сукин сын. Юкио ощущает паралич в теле, налившимися слезами глазами наблюдая за тем, как Рэйский утробно рычит и заносит кулак для удара, пока Хаджиме натягивает бесчеловечную ухмылку и не двигает ни единым мускулом, чтобы защититься. Потому что он и без того защищен. Его банда закрывает собой грудью, но Мураками и Итан успевают оттащить альфу раньше, чем ущелье окрасится кровью. Хаджиме сумеет услать этот асфальт их трупами и даже не запачкается. — Я вырву тебе язык, сукин сын!— выплевывает с утробным воем Рэйский, сбрасывая с себя чужие руки и разъяренно вырываясь. Ему будто бы сломали хребет, сняли кожу без анестезии. Юкио подбегает к нему и приобнимает за плечи, пытаясь удержать и смотря влажными глазами в его — звериные, раненые. Он никогда прежде не видел альфу настолько покалеченным. Без единого оружия. — Пожалуйста, не надо, ты только себе навредишь, — он гладит его скулы, умоляет успокоиться и отойти, но Рэйский больно хватает его за руки и отдирает от себя. Его грудная клетка бешено вздымается, пока он сам не может найти остатки сил и угомонить демонов, проснувшихся и дерущих его на части. Нори накрывает рот ладонью, Итан и Мураками переглядываются с молчаливым сожалением. — Придет день, и я убью тебя. Даже если придется грызть тебе глотку зубами, — обещает с отчаянием и желчью Рэйский, сплюнув под ноги Хаджиме, никак не отреагировавшего на его представление и ушедшего обратно к своей тачке. Рык моторов заставляет мертвое сердце сына якудза пропустить один единственный удар. Фиолетовый додж с хвостом в виде белой бэхи и черного мустанга подъезжает к ущелью, за ними вереницей следуют десятки цветных спорткаров, жаждущих увидеть самую зрелищную гонку в истории Токио. Тэхен выходит из тачки и хлопает дверцей, ветер развевает воротник его темной ветровки, волосы держит черная бандана, взгляд походит на львиный, норовящий забрать свое и уничтожить врагов. Бесстрашие мерцает на дне зрачков, вонзившихся словно клыки в стоящего перед ним Хаджиме. За спиной собирается его банда, четверо альф окружают непроходимыми щитами, уверено паля на парней из Камикадзе и не выдавая ни единым мускулом своих настоящих чувств. Тэхен отводит от него проницательный взор и вперивает его в Рэйского, все еще не пришедшего в себя. Сатоши срывается с места и идет прямо к нему, встревая между двух огней и хватая его за грудки. Альфа лишь сжимает челюсть, позволяя ему эту вольность. — Только посмей проиграть, Ямакаси, я тебе кишки выпотрошу, — угрожающе выдыхает Рэйский, напряженно разглядывая его спокойное лицо и злясь сильнее прежнего. Невозмутимый еблан. — Я сам тебя сделаю. До нашей гонки ты никому не проиграешь, запомни это. — Как скажешь, — усмехается без особого энтузиазма Тэхен, когда он отпускает его и оборачивается через плечо, отходя обратно к своей банде. — А я уж думал, он за тебя переживать начал. Эти уебаны источают свои наркотические флюиды на всю округу, — в наглую громко произносит Минхо, отчего альфы из Камикадзе скалятся на него во второй раз. Джэхен тяжело осматривает не пригодное для дрифта ущелье, Чан стоит по правую руку от лидера, Чанбин по левую, за ним жмутся друг к другу четверо омег, тревожными глазами бегая от одного к другому. — Боже, я сейчас умру от дрожи, — Чонгук поджимает губы, устав кусать их без остановки, ноги предательски шатки, словно кто-то дубасит их молотком и проверяет кости на прочность. Он будто зачарованный признает в своем поле зрения только Тэхена, ощущая отрывистый пульс под ребрами, растекающийся по всему организму, как инфекция, и застревающий в глотке. Он прямо сейчас задохнется и больше не воскреснет, если этот заезд не закончится без происшествий. За широкой спиной альфы не видно даже заснеженных пиков Фудзиямы. Но видна мирная жизнь на берегу моря с ласковыми приливами. Ты единственный, кому я вверяю свое тело и душу. Пожалуйста, береги их. Пожалуйста, не оставляй меня одного под порочным небом Токио. Юкио хочется подойти и сказать пару поддерживающих слов альфе, но тормозит возможность сцапаться с Чонгуком и устроить ненужные сейчас скандалы. Эта чертовка совсем помешана на Тэхене. — Ямакаси, — голос Хаджиме сочится ядом при упоминании его имени. Он делает шаг вперед, а сердце Чонгука перестает стучать в тот момент, когда он встает вплотную к Тэхену, готовый заглотить его целиком и разорвать на мясо. — Держись, мы с тобой, — шепчут ему с трех сторон Чонин, Хенджин и Хан, приобнимая за дрожащие от холода и страха плечи. И только их слова, пропитанные любовью и беспокойством, позволяют ему не упасть на грязную землю. Альфы из банды Ямакаси подступают ближе в ответ. — Это битва на смерть, Ямакаси, — с ухмылкой, по слогам выдает Хаджиме, погружая ущелье в гробовую тишину. Тэхен напрягает желваки, наблюдая за его неадекватным блеском в зрачках и решая для себя, что первостепенная задача — просто выжить. — Никаких ограничений по времени и скорости. Победит тот, кто не умрет. Пацаны из Камикадзе радостно вопят, словно им обещали бесплатное развозное мороженое, а не лицезреть убийство на дороге, пока люди с Сибуя ошарашено и возмущено кричат. — Что? — выдыхает с неверием Чонгук, вцепляясь ногтями в предплечье Чонина, чтобы не свалиться прямо здесь. Тошнота катит к горлу, голову нещадно кружит, как в карусели. — Что он сказал? — Я согласен, — твердо говорит Тэхен, пока его пацаны опоминаются от услышанного, но один строгий взор заставляет их проглотить языки и похоронить протесты еще в зародыше. Хаджиме окидывает его ледяным взглядом и разворачивается к своей тойоте с зажженными в ночи алыми фарами. — Тэхен, нет, — умоляет Чонгук, подбегая к нему и прижимая к себе. Он встает на носочки, обвивая руками-крылышками его шею и сжимая затылок. Пряча слезы на ресницах в изгибе его плеча и медленно сходя с ума от урагана ощущений внутри. — Пожалуйста, не надо. Альфе делают надрезы на коже его заплаканное лицо и голос, ставший до боли родным за короткий срок. Он без него теперь не тянет. Он без него теперь не помнит чувства дома. Его маленькое солнце повязало на цепи и навечно к себе приковало. Но Тэхен только счастлив был отдать себя в крошечные ладони. Забери от меня все. Забери меня всего. Целиком, Ничи. — Ямакаси, — мертвенно-равнодушным тоном ошпаривает Хаджиме, оглянувшись на них. — Заткни свою сучку. Тэхен сжимает кулаки и рвется вперед, расквасить ему лицо и выбить зубы, чтобы больше никогда не раскрывал рот на любимых. Чонгук прилагает непомерные усилия и удерживает его, хватая за бицепсы и заставляя посмотреть на себя. — Тэхен, не ведись, — он нежно трогает его скулу, успокаивая демонов одним касанием и привлекая ближе к своим губам, опаляя чужие шепотом: — Пожалуйста, вернись скорее ко мне. Альфа сгребает его в охапку и зарывается пальцами в шелковистые пряди, прижимается губами к горящему лбу и прикрывает веки. — Езжай с Чанбином и Чаном, они позаботятся о тебе и Чонине, — велит он напоследок, одарив привычным теплым взглядом и мгновенно подув на кровящие раны. Залечивая, исцеляя. — Я в тебя дико верю, — улыбается Чонгук в последний раз, расцепляя их объятия так, словно его вырывают с корнями, и отходит обратно к ждущим омегам. — Порви его, брат, — Чан прижимает его к себе и сталкивается лбами, похлопав по спине. — И просто выживи, — добавляют Чанбин и Джэхен, пожав ему руки. — Я знаю, ты его трахнешь, — ухмыляется Минхо, повиснув на нем и потрепав по волосам.

Post Malone – Motley Crew

Тэхен благодарно осматривает всех четверых и клянется себе, что будет упахиваться до последней капли крови и пота, но не подведет их. Он идет к заведенному доджу и захлопывает двери, сквозь опущенное стекло замечая хищный прищур Хаджиме на себе. Он показывает указательный палец, знаменуя начало первого заезда. Тэхен кивает со сжатой челюстью, заимев теперь личные счеты на этого подонка из-за Чонгука, и крепче сжимает руль. В этом убитом ущелье никогда не поместятся две тачки. Поэтому Хаджиме дает газ, не дожидаясь объявления старта, и вырывается с оглушающим рыком мощного мотора. — Гандон, — шипит сквозь стиснутые зубы Тэхен и разгоняется до ста за рекордные секунды, повисая за ним вездесущим преследователем. И пусть победит сильнейший, гонщик из Осаки. Банда Камикадзе и парни с Сибуя рычат и свистят, запрыгнув в свои тачки и рванув за ними в поисках лучших мест для обзора. Чан зовет жестом омег, быстрым шагом направляясь к форду и залезая на переднее. Чонгук и Чонин плюхаются на заднее, пока Чанбин с дури жмет педаль в пол. Минхо заводит бэху, дожидаясь, пока Джэхен, Хенджин и Хан сядут, и с ревом двигателя катится за черным фордом. Кроны нефритовых деревьев колышет морозящий конечности ветер. Донося гиблые вести и тревоги щедрые горсти. Додж челленджер держится за аспидной тойотой, как голодный зверь преследует в джунглях свою жертву, беря разгон до ста пятидесяти без возможности прибавить, пока впереди едет спорткар и обжигает капот яркими фарами. Тэхен знает, этот чорт проверяет дорогу и его самого, не набирая полную скорость. Поражаясь, как при принятой нещадной дозе он может рассуждать так трезво, что помнит первое правило горных дорог. Никогда не ехать на пределе, пока не поймешь состояние дороги. — Так вот, почему ты так резво поехал первым, хитрый сукин сын, — цедит Тэхен и переключает передачу. Хаджиме искусно пользуется своим преимуществом, уверенный в том, что он в безопасности и никто его не обгонит, пока он спереди. Ведь объехать — негде. Только переехав его тачку и наступив на труп. Но Тэхен с замершим дыханием осознает, что даже не на полном газу он едва успевает догонять на прямой. Хаджиме делает резкий рывок, с глухим рыком отрываясь на несколько непозволительно длинных метров. Окончательно добивая и долбя кувалдой по вискам одной единственной мыслью, от которой по спине бежит отвратная дрожь. Ямакаси чувствует, как ему переломали позвоночник. Он быстрее. Этот уебок, будучи обкуренным и не на абсолютной скорости, быстрее его. — Блядь, — матерится вслух Тэхен, удерживаясь от того, чтобы не бить по рулю от ярости, разжигающейся внутри с неистовой силой. Проедая органы. Он залетает в поворот следом за тойотой, нагоняя едкого дыма и рева, проезжая в опасной близости к ржавым рельсам и освещая черноту леса фарами. Догоняет при входе и сокращает расстояние, агрессивно поворачивая и почти прижимаясь, но снова оказывается сзади, когда взрывное турбо Хаджиме вывозит на выходе. Он ускоряется так молниеносно, что Тэхен не успевает переключиться и едва не теряет концентрацию, давя газ до упора и тратя время на то, чтобы набрать такую же бешеную как у него скорость. — Ахренеть, — выдыхает по слогам Минхо, сверкающими от азарта и кайфа глазами наблюдая за тем, как две тачки проносятся мимо дикими зверями с рычащим мотором. — Вот это он быстрый, ублюдок обкуренный. Он и Джэхен с двумя омегами останавливаются на одном из выступов в ущелье с более менее приемлемым видом, где они установили камеры. Джэхен проверяет их на рабочий настрой и успокаивается хотя бы по этой одинокой причине, напрягаясь из-за принимающей жесткий оборот гонки. Он, честно говоря, и не предполагал, что Хаджиме такой сумасшедший на дорогах. — Он слишком сильно разгоняется, — сдвинув брови произносит Джэхен, слыша уже отдаленно гул колес. Омеги удивленно смотрят на него, подходя ближе. — Разве это не хорошо? Он может компенсировать недостатки в повороте резким ускорением, — предполагает Хан, замирая в ожидании ответа альф и улыбаясь краем губ, когда Минхо приваливается к нему и прижимает к себе рукой, вдыхая нежный запах с его пшеничных волос, как личное обезболивающее. — Есть разница. Он настолько нестабилен на полному газу, — Джэхену не дает договорить насмешливая вставка Хенджина: — Ты хотел сказать обдолбан? — Мы такие плохие слова не используем, принц, — альфа касается указательным пальцем его пухлых розовых губ, ловя румянец на мягких щеках и усмехаясь. — Он настолько нестабилен на полном газу, что его просто развернет, если он случайно наедет на кочку или груду камней. — В этом ущелье полно обвалов, — невесело замечает Хан, с подозрением разглядывая окрестности. — В таком случае, если Тэхен не сможет вовремя затормозить или развернуться, они оба трупы. Тут и поворачивать-то некуда. Разве что в скалы. — Откуда такие познания, фея? — с приятным поражением спрашивает Минхо, не находя в себе сил отвязаться от его хрупкого тела и сжимая тонкую талию. — Ты не в курсе, он лучший штурман в Токио, — усмехается Хенджин, горя изнутри от опаляющих кожу взглядов и близости Джэхена. Ветер пронизывает конечности, сливаясь с рокотом шин о грязный ухабистый асфальт. Тэхен вжимает газ в пол, ощущая нутром, как ускорение падает после переключения, выжимая из двигателя всевозможные соки и стараясь не стирать покрышки, что теперь кажется непосильной задачей. Потому что Хаджиме делает мощный рывок и отрывается на ебаной прямой, заканчивающейся так же быстро, как она началась. Они одновременно влетают в новый поворот. Тэхен крутит руль, не моргая глядя на горящую красную зону на тахометре и стискивая зубы. Пока машина с заносом проезжает весь поворот, прижимаясь к рельсам на расстоянии жалкого сантиметра. Он ухмыляется и крутит сильнее, выходя за ограничитель и догоняя внутри самого поворота. Под ошарашенные свистки стоящих на выступе альф с Сибуя, желающих ему победы. — Это нереально! Как он так резко может догонять в повороте? — Ты забыл, это король дрифта — Ямакаси! При всей своей бешеной скорости Хаджиме не может оторваться от него, пока они пролетают в заносе и испепеляюще смотрят друг на друга сквозь клубы горючего дыма. Чонгук вскакивает с места, мурашки простреливают каждый оголенный участок бледной кожи. Он с мерцающими в ночи глазами следит за тем, как додж набирает дикую скорость и сокращает расстояние между тачками в считанные секунды. Его сердце пропускает хлесткие удары, смешанные с гордостью, волнением и отчаянной радостью за Ямакаси. Его самый храбрый и любимый герой. В жестокой сказке жизни. Они стоят на местами разрушенной лестнице затхлого заброшенного дома в гуще леса, неотрывно наблюдая за процессом гонки и запечатлевая роковой момент, когда Тэхен едва не вонзается бампером в тойоту, подъехав в повороте в смертельно опасной близости для них обоих. Чан и Чанбин провожают две разъяренные тачки взбудораженными взглядами, выступая вперед со стучащим в глотке пульсом. — Он самоубийца, — выносит вердикт Чан и качает головой. — Еще раз такие номера выкинет, и они оба трупы. Поджав в смятении губы, Чанбин вслушивается в звучащий теперь вдалеке грохот моторов. — Тэхен агрессивнее в поворотах, но Хаджиме быстрее на прямой. — Дело в механической доводке доджа. Он отзывчивый, это, несомненно, хорошее преимущество. Оборот двигателя напрямую зависит от педали газа, даже при входе в поворот на большой скорости механическая доводка помогает ему сохранять точный контроль над машиной, поэтому он резвее и агрессивнее поворачивает. Тэхен побеждает в поворотах, — объясняет Чан, и даже омеги с интересом впитывают каждое его слово. — Но тачка Хаджиме турбированная, он компенсирует недостатки резким ускорением на прямых. Если в одном из последних заездов он окажется спереди, будет очень плохо, — добавляет Чанбин и невесело усмехается: — Турбо и обкуренный водитель. Токио не перестает удивлять. — Здесь нихрена не видно, могли бы еще среди деревьев засесть, — цыкает капризно Чонин, сложив руки на груди и озлобленно глянув на них. Альфы сжимают челюсть. Он действует как катализатор на их расшатанные без того к херам нервы. — Выбора нет. Дорога слишком узкая, чтобы примоститься где-нибудь, а экраны установить в этой глуши, к сожалению, никто не предусмотрел. Простишь их? — не без раздражения отвечает Чан, обернувшись на него и заставив замолчать под гнет своего сурового взора. Чонин сжимает губы и уязвлено отворачивается, обнимая себя за дрожащие от холода плечи. — Не надо, брат, — успокаивает Чанбин, тронув друга за плечо и обеспокоено кивнув на омег. — Они тоже переживают. Оставь эти личные разборки, потом решите. Альфа прислушивается к нему и благоразумно молчит, обращая внимание на содрогающегося как в припадке Чонгука, застывшего у перил и вцепившегося в них пальцами. Он судорожно ожидает знакомого рева двигателя, надеясь лицезреть Тэхена еще раз и не задохнуться от страха за него, цветущего под ребрами и мешающего сделать хоть вдох. — Черт подери, — шипит он, глотая рвущиеся наружу слезы и не понимая своего состояния. Будто бы он прямо здесь испустит дух и сойдет с ума от колющей вены паники и плохих исходов, крутящихся в мыслях так явственно, что он норовит осесть на землю и заплакать навзрыд. Чонин приближается к нему и пытается успокоить, прижимая к себе за плечи и ласково гладя их. — Чонгук, — зовет мягко Чанбин, отнимая его ладони от холодных железных перил и побуждая взглянуть на себя большими влажными глазами. Один уверенный и спокойный вид альфы вперемешку с теплым запахом утихомиривает омегу, касание ложится бинтом на его кровоточащие раны. — Я тебе еще в машине обещал, что все будет хорошо. Скоро закончится первый заезд, Тэхен теперь поедет спереди. Он вырвет эту победу без жертв, он знает, что делает. Доверься ему и мне, ладно? Чонгук шумно сглатывает и робко кивает, чувствуя себя плачущим и истерящим в самое неподходящее время ребенком, которого должны успокаивать каждый раз по новой. Но от Чанбина веет аурой доброго старшего брата, что никогда не даст в обиду, прижмет к себе и облегчит печали и горечь на душе. И он ему бесконечно благодарен, хоть и не может раскрыть рта и выдавить слова, умершие в горле. Чан широко улыбается и треплет его по макушке. — Где же тот самый Чонгук Исайа, который готов расцарапать лицо каждому, кто косо посмотрит на него? Чонгук невольно улыбается сквозь влагу на ресницах, глянув на него с привычным огоньком в глазах. Чонин с забытой теплотой под ребрами наблюдает за тем, как Чан пытается развеселить брата, и у него это искусно получается. Как ему всегда удавалось залечить шрамы, тоску и обиду, заполонявшую сердце. — Перестань, — все же смеется Чонгук, забыв на мгновение о колошматящих изнутри чувствах. — Вот так, улыбаться тебе идет намного больше, ребенок, — говорит Чанбин с лаской, оставляющей нарывы на ключицах. Чонгук и забыл, каково это — ощущать нежность старшего брата. И теперь он на инстинктах проводит параллели, улыбаясь от одного лишь грозного внешнего вида альфы в черном одеянии, на контрасте со светлой чистотой его души. Ямакаси действительно окружен лишь подобными себе. Фиолетовый додж резко разворачивается, нагоняя визга из-под шин. Тэхен опускает окно и вонзает в усмехающегося Хаджиме острый взгляд, показывая два пальца и знаменуя начало второго раунда. Теперь он будет ехать спереди. Несколько пацанов из банды Камикадзе стоят на участке разворота, дымя в темное полотно неба и со странным блеском в зрачках наблюдая за ними. Тэхен ощущает себя в ебаном диснейленде со смертельным исходом в конце. Он сжимает челюсть и давит газ в пол, разворачиваясь с рыком. Перед глазами мелькают очертания изумрудного леса и исчезают в наносекунду, пока он корректирует движение рулем и переключается, набирая самую высокую скорость в своей жизни. Адреналин оседает на кончиках пальцев, подрагивающих от предвкушения. Он никогда ранее не хотел так сильно выиграть. Фары аспидной тойоты подсвечивают сзади, Хаджиме преследует его голодным ягуаром, нагоняя в ошеломительно короткие сроки. Турбо издает оглушительные звуки, закладывающие барабанные перепонки, альфа сохраняет эту исключительную скорость всю прямую, не сбавляя ее даже при угрозе столкнуться насмерть. Хаджиме ухмыляется краем рта, давя додж на подъеме и раскрывая весь свой потенциал. Теперь началась настоящая гонка, Ямакаси. Вопреки всем теориям безопасности, Тэхен никогда не встречал гонщика, который так сильно ускорялся бы при рывке. Без малейшего опасения разбиться в щепки. Тэхен ускоряется вновь, слыша ток крови по венам и бешеное биение своего сердца. Пот стекает вниз по вискам, пока он вписывается в новый поворот и с заносом всех четырех колес пролетает его, задевая бампером ржавые рельсы безопасности. — У меня мурашки по коже, когда он так близко подъезжает к рельсам, — хватается за сердце Итан, стоя у заброшенной станции с кучей проволок. Банда Рэйского наблюдает за гонкой с этого места, Юкио обнимает себя за плечи и чувствует тревогу, хоть и ни разу не сомневается в Ямакаси. — Смысла в твоей гонке с Ямакаси не будет, если Хаджиме выиграет, — усмехается Мураками, обращаясь к лидеру и прижав сигарету ко рту. Рэйский щурит хищно глаза, сложив руки на груди. Я убью тебя, если ты проиграешь, гайдзин. Тэхен входит в поворот на опасной, никогда ранее не опробованной им скорости, пытаясь сохранить концентрацию и использую всю технику мастерского контроля дрифта. Он резво поворачивает, нагнав горючего дыма и вылетев быстрее тойоты. Он кидает короткий взор в зеркало заднего вида и поражается еще одному открытию. Хаджиме не отпускает газ всю дорогу. На прямой, при входе и выходе из дрифта. Единственный гонщик на его памяти, способный на этот рисковый трюк. Тэхен не знает, на что списать это безумие чистого сорта: действие наркоты, туманящей рассудок, или желание сдохнуть как можно раньше. Он тяжело сглатывает и перехватывает руль покрепче, давая газ до упора. Черная тойота повисает на его хвосте, пляшет на раскаленных как уголь нервах, отражая фарами убитые участки дороги. Асфальт скользит под шинами, мешая выкладываться на все сто процентов, и альфе приходится отрываться от погони, одновременно пытаясь не содрать покрышки к херам. Если он потеряет сцепление — ему выстелен прямой путь в преисподнюю. И он выжимает до последней капли, отрываясь на пару метров и ощущая, как норовят лопнуть капилляры от алой разметки на тахометре. Он выходит за ограничитель и раскручивает до десяти тысяч оборотов. Минхо и Джэхен провожают его тачку с отвисшими челюстями, первый повисает на плече второго, чтобы не упасть от дрожи во всем теле, и прикладывает кулак ко рту. — Ты бля видел это? — альфа не верит своим глазам, но отчетливо созерцает то, как Тэхен впечатывается в новый поворот и пролетает его со скоростью света, не додумавшись даже оттормозиться перед входом. — Да он спятил, — поддерживает Джэхен, приобнимая его за шею и едва удерживаясь на ногах от переизбытка эмоций. — Ну нихрена себе, — выдают Хенджин и Хан в унисон, ошеломленно переглядываясь. — Додж может выдавать такую большую мощность в повороте? Как он вообще осмелился так резко увеличить скорость? — не понимает Хан, нетерпеливо толкая альф. — Я у вас спрашиваю, эй! Джэхен приходит в себя раньше и внимательно взирает на него, показывая на траекторию дороги. — Смотри, двигатель доджа гоночный и атмосферный. Он выдает свою мощность только на высоких оборотах. Как только он крутит его сильнее и выходит за рабочую зону в 10 000 оборотов, раскрывается весь потенциал, — поясняет альфа, ловя поразительное понимание в карамельных глазах Хана и ухмыляясь. — Наверное, у вас возник вопрос, почему именно сейчас? — Почему именно сейчас он начал использовать весь потенциал своего двигателя? — подключается Хенджин, и Хан кивает. — Да потому что он раньше с обдолбышами не гонял, — вклинивается Минхо и довольно смеется. — Калифорния бой отымеет этого чорта. — В принципе верно он говорит, — Джэхен слегка морщится и дополняет доступным языком: — Тэхен раньше не входил в красную зону ограничителя. Надобности не было. Теперь его не остановить. — Но ведь это очень опасно, — хмурит брови Хан, вновь взглянув на альфу в ожидании ответа. — Еще я заметил, как изменился стиль вождения тойоты во втором заезде. Его будто бы колошматит из стороны в сторону. — Неужели ты ожидал, что обкурыш сможет ровно держать дорогу? — фырчит Хенджин, получая гордый взор Минхо и давая ему пятюню с ухмылкой. — Хоть в чем-то мы согласны. — Обдолбанный придурок просто понял, что недооценил Тэхена. Дорогу и его самого на прочность проверял, прежде чем вытащить все свои козыри. Это первое правило при заездах в горах, Хани. Минхо треплет его по макушке, прижимая к себе, на что омега закатывает глаза. — Я серьезно. — Минхо снова прав, но есть еще одна деталь, — Джэхен слегка щурится, прислушиваясь к рыку машин далеко в недрах ущелья. — У турбин есть недостаток — турбояма. Давление наддува падает, и необходимо время для его восстановления. Вот почему его водит по дороге, он не отпускает газ и корректирует рулем. Причина дерганий — это его уникальный стиль вождения.  Двое омег и лучший друг впиваются в него ошарашенными взорами. — Ну тогда дело — хуйня, — позволяет себе вольность заматериться Минхо, с горечью рассмеявшись. Рев спорткаров сотрясает бирюзовые кроны деревьев и обвалы в самом сердце ущелья. Фиолетовый додж рассекает их призрачным зверем и вписывается в новый поворот, погружая заброшенные территории в визг колес и едкость серого дыма. Хаджиме влетает за ним на полном газу, оставляя жалкие миллиметры между их машинами. Под довольные крики толпы на выступе, жаждущей кровавого зрелища. Хаджиме бы организовал им пир из чужого мяса. Ямакаси влезает в его сосуды и обживает клетки, разносит инфекции, заставляя хотеть сломать ему конечности и раздробить кости. Теперь сын якудза не угомонится, пока не услышит его предсмертный хрип, в то время как отвратный додж будет колыхаться в языках алого пламени. Он ускоряется на прямой, чувствуя, как начинают дрожать руки вопреки привычному спокойствию в процессе дрифта. Он теряет концентрацию и контроль, равносильный проигрышу, и возвращает себе последние остатки рассудка, вжимая педаль газа в пол. Ямакаси не победит. Только через свой холодный труп. — Я впервые вижу гонщика, который так быстро прибавил на неизвестной горной дороге, — поражено выдыхает Чан, отражая в своих преданных глазах идеально проделанный поворот с заносом от Тэхена. Мой брат, я тобой до безумия горжусь. Чонгук разделяет его восхищение, отпечатанное в черничном верном взоре, до неверия болеющем за Тэхена. Он выдыхает на секунду с облегчением, не заметив царапин или вмятин на его машине, и позволяет себе сделать спасительный вдох. Чонин радостно сжимает его плечи и обнимает сзади, шепча успокаивающие слова. — Я ведь говорил, твой любимый Ямакаси никогда не подводит, — улыбается с лисьим прищуром омега, стирая тревоги с лица брата и крепче обнимая его. Чанбин оборачивается на них с теплым взглядом, впервые видя нежность со стороны Чонина и внутренне улыбаясь мысли, каким другим он может быть рядом с близкими, пряча свои бесконечные шипы. Пусть ты будешь ласков с теми, кого любишь, кицунэ. Даже если меня нет в их числе. Даже если ты на меня даже не смотришь. Я просто буду дико счастлив наблюдать за тобой искренним. Чан улыбается с двух жмущихся друг к другу омег, не думав, что доживет до этих дней, когда они перестанут пытаться перегрызть друг другу глотки, и опирается локтем на плечо Чанбина. — Ощущение, будто они собираются гонять всю ночь, — хмыкает Чанбин. — Третий раунд начинается. Хаджиме впереди. — Эта гонка без ограничений по времени. Результат определяют другие факторы: выносливость, концентрация, связь водителя с машиной, — перечисляет Чан, и альфа с горькой усмешкой прерывает его: — Удача? — Не сдохнуть по возможности, да, — не хотя произносит Чан, убедившись, что Чонгук не слышит. — В ущелье управлять очень сложно. В начале против Тэхена было много факторов, особенно нестабильность ритма Хаджиме сбивала его, но сейчас он разобрался. Ветер сквозит вечерним холодом, лезущим под кожу и морозящим ее. Чан чувствует его на своей шкуре и берет во внимание то, как омеги слегка подрагивают, сразу же стаскивая с себя кожаную куртку и подходя к ним. Окидывая беглым, но горящим взором стройные бледные ноги Чонина, его сиреневые клетчатые шорты и белоснежный топ на жемчужных лямках. Кицунэ никогда не научится одеваться по погоде, вопреки всем его наставлениям в прошлом. Чанбин незамедлительно следует его примеру, снимая с себя черную ветровку и неловко замирая, потому что они оба не знают, кому из них чью дать. Чан упрощает ему задачу и кивает на Чонина, отдавая свою Чонгуку и аккуратно помещая ее на хрупкие плечи. Омега благодарно, но смятенно кивает, покосившись на сжавшего от обиды губы брата. Чану было бы в разы сложнее отойти, если бы он приблизился к нему снова. Выдрать себе сердце с корнями было бы гораздо легче. — Не мерзни, вредная лиса, — усмехается Чанбин, бережно окутывая его в тепло своей ветровки. Омега закатывает глаза и фырчит, все же бросая тихое «спасибо». Додж челленджер резво тормозит на развороте, где их поджидают парни из Камикадзе, паля на них мутными глазами. Тэхен уступает первенство, тяжело дыша и не различая счета времени и реальности. Аспидная тойота мигает красными фарами, напоминающими свежую кровь, и выезжает вперед. Напоследок Хаджиме ошпаривает его ледяным взором и показывает три пальца. Третий заезд начинается в тот момент, когда он с дури дает газ и выезжает вперед. Дурное предчувствие оседает в легких Тэхена, когда он рвется за ним и слушает грозный рык его турбо. Он набирает бешеную скорость, поспевая за сорвавшимся с цепи спорткаром и ясно осознавая. Если он оторвется от Хаджиме в этом заезде, он проиграет. «Лучше я сгину, чем позволю тебе обогнать себя», — цедит сквозь стиснутые зубы Тэхен, давая газ на полную и сжимая руль. «Дорога ухабистая и узкая, даже уже, чем казалось на первый взгляд, когда мы с Джэхеном проводили тест-дрейв». Он усилием воли сохраняет голову холодной, стараясь не поддаваться эмоциям, разрывающим грудную клетку на мириады атомов. Приток крови будто бы учащается в тясячи раз, мысли плывут и норовят свести с ума раньше назначенного срока. Альфа крутит руль и без тормозов залетает в новый поворот, с рокотом шин проезжая его следом за черной тойотой, молниеносно оказывающейся на выходе с пугающе быстрой скоростью. — Сукин сын, — шипит Тэхен, нагоняя на обрывистой прямой, удачно сократив расстояние при повороте. Чертовы дороги. Ухабистый асфальт в полуметре от ржавых рельс настолько плох, что машину невольно заносит. Альфа рассматривает вариант заехать на внешний край на выходе, но рискует потерять контроль и стискивает кулаки на руле, набирая обороты и неотрывно следя за тем, как стрелка на тахометре переваливает за одиннадцать. Рекордная и смертельная скорость, сулящая ему кончину в могиле. Тэхен плюет на нормы, осторожность и правила, ощущая красной тряпкой для быка бампер тойоты впереди себя и разгоняется до двухсот двадцати. Медленно, но верно подписывая себе приговор в такой опасной и узкой дороге. — Ебать, что он творит? — дерет глотку Минхо, когда додж вписывается в новый поворот на сумасшедшей скорости. — Одно неправильное движение в сторону, и он разобьется к хуям! Тревога бьется в горле, пока он держится за Джэхена в страхе за лучшего друга, выдающего дикие номера на своем додже, не умеющему летать, но научившемся благодаря безбашенности Тэхена. — Сука! — ругается Ямакаси, когда тачку спереди заносит на секунду. Он выравнивает, вдавливая газ и едва не промахиваясь мимо траектории. В точности, как Хаджиме, потерявший концентрацию и почти отправивший их обоих в полет по острым скалам. — Блять, — выдыхает с догадкой Джэхен, широко раскрыв глаза. — У него стираются покрышки! — Что? — шепотом повторяет Минхо, посмотрев на него так, словно он только что озвучил конец гонки. — Так быстро? Этого не может быть! Нет, бля, это невозможно! Тэхен проезжает с заносом очередной поворот, надеясь всем сердцем, что он ошибается, но искаженная мощность бьет его фактами в лицо. Шины теряют сцепление. — Черт, нет, — ругается он, глубоко вдыхая и отделываясь от головокружения и подступившей тошноты. Словно они гоняют четырнадцать часов без передышки. — Тэхен, — поражено выдает Чанбин, ошарашено глядя на застывшего Чана. — Его задняя ось нестабильна, задние покрышки теряют сцепление. Он ничего не сможет сделать с этим. Чонгук выступает вперед с заглохшим органом под ребрами, отзеркаливая в своих бездонных глазах новый поворот и дикий занос, с которым Тэхеном залетает и нагоняет едкие кольца дыма. Его самый храбрый и решительный герой. Ты не пожалеешь даже своей жизни ради цели. Черная тойота маячит впереди, Тэхен всеми силами давит газ в пол и прищуривается, с ухмылкой замечая, как снижается темп Хаджиме. Его шины тоже теряют сцепление. — Повышение скорости напрямую отразилось на их задних шинах. Их мощные машины до сих пор шли в одинаковом темпе. Так что не удивительно, что обе начали одновременно терять сцепной потенциал, — спокойным тоном комментирует Мураками, выпуская никотин в сгустившееся небо Токио. — Эта гонка слишком затянулась. Я уверен, они оба устали. Первый, кто потеряет концентрацию, проиграет, — с замиранием молвит Юкио, молясь, чтобы Ямакаси вырвался из этой битвы победителем. — Пока Хаджиме впереди, Ямакаси ни за что в жизни его не обгонит, — бросает Итан, и на губах Рэйского появляется хищная ухмылка. Очередной поворот друг за другом, сливающийся в единое целое. Очередной заезд, сменяющийся другим и переваливающий за четыре часа с момента начала гонки. Тэхен собирает остатки последних сил в кулак, сжимая крепко руль и не отставая, когда в бесконечном заезде Хаджиме оказывается снова впереди. Додж освещает фарами темно-зеленые ветви леса и заснеженные вершины непоколебимой горы Фудзи. Он проносится по разрушенному асфальту фиолетовым зверем, догоняя своего соперника за считанные секунды и не теряя хватку. Ямакаси едет на пределе. Потеря сцепление доказывает ему, чего он стоит и насколько он может управлять своей машиной. Он соединяется в один живой организм, функционируя слаженно и правильно. Разгоняясь на длинной прямой и езжая за аспидной тачкой, вдруг поменявшей маршрут на выходе из очередного поворота. Тэхен едет на полном газу за ним и на инстинктах поворачивает следом, не имея ни малейшего шанса развернуться в таком узком ущелье и поменять путь. Он повисает на хвосте набравшего обороты Хаджиме, напрягая челюсть и чувствуя каждой нервной клеткой, что должен закончить гонку как можно быстрее. Иначе он здесь просто задохнется. — Куда он рванул? — недоумевает Чан, нахмурив брови и вдруг осознав со страхом. — Там, блять, обвал! — надрывно кричит Минхо, с дури дергая застывшего Джэхена за плечо. — Едем за ним, этот обдолбанный псих что-то задумал! — Скорее, — торопится Хан, хватая замершего Хенджина за руку и подбегая к бэхе. — Что происходит? — шепчет с дрожью в пропавшем голосе Чонгук. Его сердце пропускает последний удар с дурным предзнаменованием. Конечности трогает паралич и отказывается отступать, он чувствует холод, бегущий по позвонкам, и не может двинуть ни единым мускулом. Будто в вакууме слыша зовущих его людей, их истошные крики, тревожные возгласы и маты. — Заводи машину, Чанбин! Он сейчас убьется! — Ебаный Хаджиме, он устроил ему ловушку! Додж заезжает на огороженный запретный участок дороги, полный обрывов и скользких склонов. Тойота едет впереди в самой узкой полосе ущелья, дергаясь из стороны в сторону, сбивает его с ритма и усугубляет положение. Мест для обгона не остается. Он упахивался до крови и пота всю сумасшедшую гонку, чтобы проиграть прямо сейчас. Тэхен сжимает руль, разглядывая дорогу с сумасшедшим огнем в глазах. Никогда. — Я ведь говорил тебе, Ямакаси, победит тот, кто не умрет, — ухмыляется с безумным блеском в зрачках Хаджиме, разгоняясь до смертельной скорости в одиннадцать тысяч оборотов. Замирая с переставшим биться сердцем, когда ощущает сузившуюся до невозможных размеров полосу и раскрывая глаза от ошеломления, когда потерявший последние остатки рассудка Ямакаси протискивается в этом узком как в аду ущелье. Вдвоем. Проезжая с рыком по слою грязи и едва не убиваясь об выступы скал. Хаджиме не верит в реальность происходящего. Задний бампер доджа маячит перед ним, как в самых страшных и нереальных кошмарах. Этого не может быть. Ты бы никогда не смог протиснуться здесь, сукин сын. Я не позволю тебе выиграть. Не в этой вечности, ублюдок. Хаджиме предпринимает последнюю и роковую попытку. Он разгоняется до двухсот пятидесяти, набирая невиданную раньше мощность на прямой, состоящей из одних кочек и обвалов, и догоняет секундой ранее обогнавший его додж. — Тэхен, нет, — выдыхает со слезами в черничных глазах Чонгук, медленно оседая на землю, словно ему выстрелили прямо между лопаток. Хаджиме толкает задний бампер доджа своим, отправляя его в неконтролируемый занос. — Нет! — срывает он глотку в надрывном вопле, как в самом бесчеловечном предсказании видя падающие прямо на Ямакаси с увесистых скал огромные камни.