Yasu(泰)

A§AP MOB feat. Juicy J — Yamborghini High

Чужие губы ощущаются неправильно, жестоко, забирая себе теплый выдох. Чонгук дергается и упирается ладонями в твердую грудь, пытаясь вырваться. Хватка на локте становится сильнее, Рэйский больно сжимает кожу и не дает отодвинуться. Тэхен прожигает его почерневшим от ярости взглядом и берет за горло, отдирая от омеги и со всей дури заезжая ему кулаком в лицо. Альфа отшатывается и едва не падает, из носа течет кровь, окрашивая его ухмылку в красный. Рэйский толкает язык за щеку, выпрямляясь под сотни шокированных взоров, пока Тэхен отводит замершего Чонгука за свою спину и выходит вперед, одичало заглядывая в его хищные глаза. — Бля, — смеется альфа, стирая рукавом кожанки кровь, и в рывок бьет Ямакаси в челюсть. — Сукин сын, — цедит Тэхен, снова набрасываясь на него и проезжая кулаком по хлебалу. — Хорош, — проталкивается сквозь толпу Чан, хватая друга за грудки и оттаскивая. Альфа вырывается с пугающей силой, вгрызаясь в ухмыляющегося Рэйского уничтожающим взглядом и надвигаясь на него. — Успокойся, Тэхен, — Джэхен преграждает ему путь, приобнимая за плечи и беспокойно смотря в глаза, налитые жаждой схавать живьем. — Я убью тебя, если еще раз тронешь его, уебок, — низко рычит Тэхен, порываясь раздробить кости этому ублюдку, что маячит перед ним, как красная тряпка перед быком, и ему не помешают даже четверо пацанов из банды, не позволяющих ему вырваться. — Попробуй, гайдзин, — усмехается Рэйский, которого с двух сторон удерживают Мураками и Итан. Чонгук смеряет его ненавидящим взором, ощущая противный ком в глотке. Теперь между ним и Ямакаси — гребаная пропасть, затягивающая всю былую нежность. — Отпусти, брат, — предупреждающий тон в голосе Тэхена огораживает Чана, что поджимает губы и кивает парням, отходя в сторону. Потому что он его боль и гнев понимает больше, чем кто-либо другой. Рэйский выходит к нему навстречу с провокационной ухмылкой, вставая вплотную и ловя дикий блеск в его черных глазах, видит себя распятым и расчлененным в их глубине. Тэхен стоит в опасной близости к нему, тяжело дыша и сжимая кулаки. Между ними застывает Чонгук, скользя по обоим настороженным взглядом. Сотни людей окружают их, с затаенным дыханием ожидая зрелищного представления. — Ты не по праву занял титул короля дрифта, гайдзин. Здесь тебе никогда не будет место. Проваливай обратно в свое грязное американское гетто и не трогай то, что принадлежит мне. Эти дороги — мои, — Рэйский обводит руками гоночную полосу, насмешливо рассматривая готового сорваться с цепи альфу, затем переводит наглый взгляд на вздрогнувшего Чонгука. — И он тоже. Сплевывая кровь под ноги замершего Ямакаси. — Какого черта ты несешь, придурок? — вскипает Чонгук, его голос дрожит от неконтролируемой злости. Он резко начинает приближаться, но его останавливает Чан, выставляя перед ним руку и не давая придвинуться к двум разъяренным альфам. Ведь они могут выкинуть непредсказуемое. — А что, разве не ты переспал с ним до его отъезда в армию? Все об этом знают, — тянет невинную улыбку Юкио, вскинув подбородок и прожигая задыхающегося от ярости Чонгука довольным взором. Так тебе и надо, высокомерная сука. Ямакаси вонзает стеклянный взгляд в усмехающегося Рэйского, читая на дне зрачков, что это правда. — Как ты смеешь, мразь? — кричит Чонгук, надвигаясь на него со сжатыми кулаками и визжа, когда Тэхен перехватывает его за талию и заставляет успокоиться одними строгими глазами. — Тэхен, — шепчет дрожащими губами он, не в силах выдержать его пропитанный горечью и болью взгляд. Сейчас он не может произнести и слова из тех, дерущих глотку на куски, не может тронуть его и найти оправдания, чувствуя себя самым грязным, порочным и неверным, даже если он тогда не знал Тэхена и его влияние, бросающее сердце в пропасть и пламенящее изнутри. Омега хотел бы рассыпаться в пепел под его ногами и больше никогда не воскреснуть. Он качает головой и до крови прикусывает нижнюю губу, освобождаясь из его теплых рук и уходя. Альфа порывается пойти следом, но появляется Чан и кладет ладонь на его плечо: — Оставь, дай ему и себе немного времени. Рэйский хмыкает с развернувшейся драмы и делает жест своей банде уходить. Толпа потихоньку рассасывается за ним, с любопытством оборачиваясь на банду Ямакаси и перешептываясь. — Что же теперь будет? Кто станет королем дрифта? — Настоящий король вернулся, и скоро заберет свое законное место. — Банда Рэйского против банды Ямакаси. Это будет лучший сезон в истории токийского дрифта. Тэхен с отчаянием глядит вслед тонкому розовому силуэту Чонгука, пытаясь разобраться с собственным хламом в голове, но не получается. Минхо ситуацию не спасает, с презрением посмотрев на омегу и выдав больное: — Я говорил тебе, брат. Младшие Исайа — суки, и никогда не перестанут ими быть. Мы с ними никогда не будем наравне. Тэхен впивается в него горючим взором, сжимая ноющую от удара челюсть и не зная, в какой момент все мечты и надежды растряслись в прах.

iggy azalea — started

Чонин сидит в своем макларене с открытыми дверными шарнирами, закинув ноги в черно-красных джорданах на руль. На нем черный топ, кожаный чокер, сетчатые колготки с высоким поясом, видные сквозь светлые рваные по всей длине джинсы. Он лениво просматривает ленту в телефоне и жует жвачку, лопая ее в тот момент, когда совсем рядом с его лицом появляется другое. — Давно не виделись, рыжая ведьма, — натягивает одну из своих самых фальшивых улыбок Рэйский, опершись локтем о его тачку и нагнувшись к водительскому сидению. Он хищным прищуром осматривает всего омегу, его режущую бледную кожу и выжженные прямые пряди. — Сдохни, — без единой эмоции произносит Чонин, смерив его презрительным взором и продолжив копаться в телефоне. Альфа уязвлено хватается за сердце, словно его проткнули тысячами игл. — Ты все так же жесток ко мне, хотя я прошел столько войн и трудностей, чтобы стоять здесь сейчас перед тобой, — качает головой Рэйский, пытаясь всеми силами вывести его из себя. — Видимо, у них было хуевое зрение, если они решили взять тебя в армию, — хмыкает Чонин, решив выйти из тачки и уйти от него подальше. — Куда собрался, не обнимешь спустя столько времени? — ухмыляется альфа, схватившись за дверные шарниры и заключив его в ловушку. Омега вздергивает подбородок и прожигает его лисьими черными глазами. Его выбешивает эта неизменная мудаческая усмешка, выдающая всю сущность Рэйского. Неподалеку располагается его банда, окружив сидящего на капоте корвета Мураками. Юкио стоит над родным братом, сложив руки на груди и времена беспокойно оборачиваясь в другую сторону парковки. Там, где остался Тэхен. На нем синий топ с металлической сеткой поверх, повторяющей его форму, и свободные глянцевые штаны серебристого цвета. Чонин слегка морщится от резкого табачного запаха альфы, прожигая его наглое лицо высокомерием в зрачках. — Мне пиздец жаль, что ты вернулся отравлять нам всем жизнь. Поверь, мы устраивали праздник каждый день с тех пор, как ты свалил отсюда. Какого черта тебе вообще от меня надо? Рэйский шумно хмыкает и еще ближе наклоняется к нему, щелкая по подбородку. Омега дергает головой и отстраняется от его прохладного прикосновения. — Мне просто нравится дразнить тебя, ведьма. — Пошел ты нахуй, — выдыхает по слогам Чонин и стервозно улыбается на вспыхнувший огонь в чужих глазах. Юкио неспешно подходит к ним вместе с Нори, презрительно осматривая омегу. — Разве ты не понимаешь, почему он лезет к тебе? О твоей шлюховатости наслышана каждая собака в Токио, парни просто пробуют свои шансы, — провокационно говорит Юкио, с удовольствием замечая, как на дне его зрачков поселяется адово пламя. Рэйский ухмыляется, пристально наблюдая за реакциями омеги и будто бы вбирая их в себя. Каждую негативную каплю. Вокруг них снова собирается толпа любопытных, насмешливо рассматривая готового сжигать города Чонина. — Закрой свой потасканный рот. Лучше поведай людям о том, что ты творил в Таиланде. Стаю макак развлекал на пляже Хуахин? — усмехается Чонин, возвращая ему надменный взор. — Или после ночных развлечений со спонсорами уже не до фауны было? — он доволен видеть задыхающегося от злости омегу, добивая его под всеобщие смешки: — А правда, что чтобы попасть в модельный бизнес, надо сначала научиться делать минет?

Юкио сжимает челюсть, медленно наступая на него и кривя горючую ухмылку: — Хорошо, что Чан бросил тебя. Ты бы его не только сифилисом, но и грязным языком заразил. Омеги громко охают и шокированно переглядываются. — Повтори, сука, — цедит Чонин и в рывок оказывается рядом, заряжая ему смачную пощечину, раздающуюся эхом на несколько метров. Юкио отшатывается и держится за адски горящее лицо, вгрызаясь в него ненавидящими глазами и собираясь ударить в ответ, как его сзади хватают за волосы, больно оттягивая их. — Теперь скажи еще раз то, что ты высрал несколько минут назад. Омега знает этот истеричный, высокомерный голос. Он визжит и замечает боковым зрением Чонгука, вцепившегося пальцами в его светлые пряди и почти выдравшего клочок. Чонин замирает на пару секунд, поражено смотря на разъяренного брата и впервые видя его настолько погруженным в отчаяние. Он всегда умел контролировать свои эмоции, демонстрируя лишь сторону расчетливой суки. Сейчас он похож на дикую кошку, готовую расцарапать каждого, кто прикоснется. — Отпусти меня, чертов псих! — орет Юкио, накрыв руки Чонгука своими и пытаясь отодрать их. Чонгук усмехается и нагинает его ближе к земле, со всей дури заряжая ему коленом в лицо. Капельки крови окрашивают серый асфальт. Собравшиеся вокруг альфы издают улюлюканье, прижав кулаки ко рту. Омеги из свиты Юкио подбегают, чтобы разнять их, Нори тянется ладонями к Чонгуку, но его руки хватают прямо в воздухе и больно выворачивает. — Куда лезешь, мразь? — улыбается по-сучьи Чонин, вонзив ногти в его кожу и услышав полный агонии стон. — Ты, я смотрю, любишь приебаться в чужие драмы. — Отвали, блять! Он ему не простит тех влюбленных взглядов на Чана, вытравив их на корню и показав его место. В эпицентре круга остаются только они двое и Чонгук с Юкио, норовящие разодрать друг друга на маленькие куски. Больше никто не осмеливается подойти к двум братьям Исайа, впервые рвущим глотки вместе, а не себе. И зрелище это кровавое заставляет трусливо отступить. — Я убью тебя, Чонгук, я клянусь! — кричит Юкио, пытаясь высвободиться из его хватки и задыхаясь в собственном привкусе крови, текущей из носа. Чонгук показательно тащит его по всему кругу и встряхивает, запрокидывая его голову и заставляя посмотреть в свои мерцающие безумием глаза, вслушиваться в свой грозный шепот: — Я выдеру тебе все твои волосы и засуну их тебе в рот. Ты не знаешь, с кем связался, тварь. — Мы из клана якудза, и вы только что подписали себе смертный приговор. Вторит его словам Чонин, отшвыривая от себя сопротивляющегося Нори с такой силой, что тот падает на землю к ногам толпы. Чонгук толкает орущего Юкио туда же, смеряя его напоследок уничтожающим взором и бросая на землю клочок его выдранных светлых волос. Юкио поджимает дрожащие губы, влажными яростными глазами смотря на свои волосы и обещая себе сломать пополам Чонгука, чего бы ему это ни стоило. Братья Исайа стоят плечом друг к другу, не осознавая, как похожи в этот момент. И как они близки, будто бы слились телами и душами воедино, осуществляя месть и демонстрируя родство с якудза. Чан и Тэхен прорываются сквозь толпу беснующихся и ошарашенных людей, застывая перед двумя омегами. Чан глядит на Чонина и не верит, что его когда-то любимая и нежная кицунэ все больше падает в самую низину. Тэхен глядит на Чонгука и не верит, что в этих мерцающих глазах цвета черники и пропасти живет безумие в самом чистом его виде. Альфы порываются к двум другим омегам, Нори помогает встать сдерживающему слезы Юкио. На Тэхена это действует, как самый сильный катализатор, он приобнимает его и пытается успокоить, стирая дорожки слез с щек. Юкио прячет лицо в изгибе его плеча и бесшумно плачет, вцепляясь пальцами в ткань его черной футболки и прижимая ближе к себе. Тэхен просит перестать и гладит его макушку, замечая лежащие на земле его светлые пряди и капельки крови. Сжимая челюсть и прикрывая веки. Он в хламину. На самом безбашенном дне своих мыслей. И образ Чонгука перед ним — как хаос, крушение кораблей и руины мироздания. — С тобой все в порядке? — беспокойно спрашивает Чан у Нори, осматривая его всего на наличие ран. Омега кивает и отмахивается, вонзая стеклянный взор в стоящего напротив Чонина, что прожигает в них обоих зияющие огненные дыры. Чан оборачивается на него через плечо, и тяжесть и чернота в его зрачках пригвождают к месту, побуждают вскрыть себе вены, лишь бы больше не видеть. Чонин с горечью усмехается и, виляя бедрами, проходит мимо них, садясь в свой красный макларен и с ревом выезжая с парковки. Чонгук обводит Тэхена, все еще обнимающего этого омегу, непрощающим взором. Через пару секунд розовая тойота с рыком следует за маклареном, нагоняя клубы едкого дыма. — Теперь я понял, что они действительно принадлежат к якудза, — жестко произносит Тэхен, и Чан с ним безоговорочно согласен.

***

В особняке цветут сливовые деревья и магнолии, источая сладкий аромат весен и грядущих надежд. В просторной гостиной серых, черных тонов висит габаритная блестящая серебром люстра, белые колонны, стены и электрический камин прерываются алыми розами в прозрачных вазах, расставленных по всей комнате вместе с декоративными зелеными растениями. Чонгук спускается со второго этажа, ступая босыми ногами по темной мраморной лестнице в молочном кимоно. На нем вышиты узоры, сбоку от бедра растегнуты петли, оголяя стройные ноги. Он видит пропущенные от Тэхена, разрывающие телефон, но по-прежнему не решается ответить. Омега тянет красное сухое из бокала, неспешно проходя в пустующую несколько дней гостиную и замирая. На черно-белом диване расслабленно сидит Рэйский, расставив широко ноги и куря. Он усмехается краем рта, замечая появившегося омегу и впечатывая в него пристальный взор. Ловя враждебные нотки на дне его черничных глаз и по-странному кайфуя. — Какого черта ты забыл здесь? — шипит, подобно ядовитой змее, Чонгук, крепче сжимая бокал и вставая прямо перед ним. Альфа выпускает сизые кольца дыма изо рта, оценивающе осматривая его тело и ухмыляясь. Его черная футболка поло оголяет татуировки на бледных жилистых руках, увитых крупными венами. — Пришел спросить, с каких пор тебя потянуло на нищебродов и приезжих туристов? — наглый тон выводит омегу из себя по щелчку пальцев. Чонгук вздергивает брови, сжимая розовые покусанные губы и прожигая его уничтожающим взором. — Подними свой сраный зад и проваливай отсюда. — Не хочется, — пожимает плечами Рэйский, скалясь на его убивающий прищур. Чонгук тяжело сглатывает и отворачивается, ставя бокал вина от греха подальше на подставку. Мысли душат изнутри, дерут глотку, немые слова требуют выхода наружу. Он хочет объяснений, разрываясь надвое от понимания, что адекватности от этого альфы ждать не стоит. Решаясь попробовать на свой гребаный страх. — Зачем ты поцеловал меня? — с кислым осадком произносит Чонгук, оборачиваясь на него через плечо. Рэйский напряжено смотрит в сторону, глубоко втягивая никотин и молча пару минут. Бесполезно. В голове этого безумца творится неведомое. Но нервы сдают все сильнее, отчаяннее, и омега с горечью кричит: — Зачем ты это сделал, сукин ты сын? Именно в тот момент, когда у меня все наладилось, ты решил приехать и разрушить мою жизнь! Рэйский хмыкает, вставая с места и стряхивая пепел в пепельницу. Он не обращает внимание на его истерию, медленно подходя ближе и пригвождая к месту хищным взором. Чонгук издает тихий выдох, когда он хватает за мягкие щеки и цедит прямо в припухлые губы: — Мне насрать на тебя, сучка. Тебе не повезло связаться с этим гайдзином, так гордо именующим себя Ямакаси, и я буду использовать тебя всеми способами, чтобы довести этого уебка до психушки. Чонгук лепит ему пощечину, рвано дыша и передавая ему всю скопившуюся в душе ненависть. — Ты больной ублюдок. Тебе надо было не в армию, а в лечебницу. Рэйский толкает язык за щеку, проверяя свою горящую от удара скулу, и широко ухмыляется: — Скажи спасибо, что я не бью омег. Чонгук цепляет стервозную улыбку, складывая руки на груди и приближаясь к нему вплотную, обдает издевательским шепотом: — Да конечно, я почти поверил и едва не записал тебя в ряды святых. Ты, как и все шавки моего старшего брата, просто боишься его до усрачки. Он отрубит тебе обе руки и затолкает в задницу, если ты хоть пальцем меня тронешь. На лице Рэйского впервые пропадает приклеенная улыбка, на дне зрачков оседают чернота и ярость. — Ты действительно сука, — без единой эмоции произносит альфа, становясь в стократ пугающее. Чонгук искусственно улыбается так, словно ему сделали комплимент, и отпивает глоток вина. — Твой брат сказал забрать документы о спонсорстве гонок. Дай мне их. Омега закатывает глаза и идет наверх, виляя бедрами. Рэйский сжимает губы, измеряя серьезным взглядом мраморные колонны и понимая, что так больше долго не протянет.

***

Фиолетовый додж мчится по загруженному перекрестку Сибуя, мигающему синими и пурпурными неонами вперемешку с лиловыми иероглифами. Город скорости никогда не спит, играясь розовыми тенями с мерцающими капотами проезжающих мимо спорткаров. Тэхен крепко сжимает руль, измеряя тяжелым взглядом заполненную дорогу и еще раз набирая заученный до дыр номер и норовя вышвырнуть телефон, когда на том конце с противным звуком обрывается линия.  Его «Ничи» оставляет без ответа уже второй день, а в грудной клетке Тэхена рушатся города, и безудержная ярость затапливает нутро.  — Снова не отвечает? — спрашивает Чан, с тревогой в глазах смотря на лучшего друга и сидя на переднем сидении. Тэхен словно не здесь, не слышит его. — Дай ему еще немного времени, возможно, ему стыдно показываться сейчас перед тобой и давать объяснения.  Тэхен сам не думал, что ему так сорвет башню. Видеть Чонгука с другим оказалось пыткой хуже, чем если бы ему выдирали конечности.  — Ты не представляешь, каких усилий мне стоит просто не поехать к нему и не вытащить из дома для объяснений, — желваки Тэхена напрягаются каждый раз, как он произносит слово.  — Чонин тоже не выходил пару дней на связь после того случая. Наверное, это у них семейные загоны, — усмехается с горечью Чан.  — Возможно, ты прав, брат. Этот ублюдок Рэйский еще сильно пожалеет о содеянном.  Металлические нотки в голосе альфы застревают в голове Чана, пока он рассматривает проплывающие мимо ультрамариновые высотки, цветные мосты, телебашни и древние храмы.  — Он бросил тебе вызов и не успокоится, пока не заберет место короля. Тэхен, — серьезно говорит он, жестко посмотрев на молчащего альфу. — Рэйский не просто уличный гонщик. Он дрифтит лучше, чем вся его банда и твоя вместе взятые. Он профи и на горных дорогах, выигрывал первые места в автокроссе и в кольцевых гонках. Команда профессиональных гонщиков несколько раз звала его к себе, но он всегда отказывался.  Тэхен напряженно вслушивается в его слова и обдумывает их. — На улицах больше свободы. Профессиональные гонки — это ебаные рамки.  Чан согласно кивает и сжимает его плечо с улыбкой:  — Я в тебе не сомневаюсь, брат. Но я видел, как он гоняет. Рэйский дьявол. И у дьявола впервые появился достойный соперник.  Тэхен коротко усмехается, но в глазах его продолжает полыхать адское пламя, способное выжигать дотла все живое.  Он выезжает на окраины блестящего сиреневыми неонами Токио, проезжая к роскошным традиционным особнякам и тормозя у одного из них, с цветущими грушевыми деревьями и магнолиями с розовыми лепестками, плывущими по лазурной водной глади. Чан меняется местами и садится на водительское, без слов заводя мотор. — Верни ключи тому пацану с маздой и скажи ему, чтобы больше так не раскачивался. Думаю, вернешься через полчаса, вместе домой поедем. Я недолго, — кидает Тэхен и захлопывает дверцу, засунув ладони в карманы кожанки. Под ней белая футболка, на ногах светлые джинсы и черные конверсы. Он проходит через открытые золотистые ворота, словно его здесь уже ждут, поднимаясь по крыльцу к освещенному приглушенным желтым застекленному двухэтажному коттеджу с белой крышей. Зайдя в просторную гостиную в абрикосовых и молочных тонах, альфа осматривается на наличие хоть кого-нибудь, поджимая губы и решая сесть на кожаный бежевый диван. Тэхен опирается локтями на колени, опуская голову и окунаясь в горючие мысли, преследующие уже два дня с тех пор, как Чонгук решил оборвать кровоток к сердцу и разломать его на маленькие кусочки. Он вдруг ловит аромат цитрусовых и меда, заполняющий легкие раньше, чем появляется их обладатель. Юкио медленно спускается со второго этажа, держась за прозрачные перила и мягко улыбаясь при виде альфы. Тэхен тепло улыбается в ответ, отведя напряженный взор от его стройной фигуры в небесно голубом костюме из топика и леггинсов, обтягивающих, как вторая кожа. Волосы цвета французской ванили красиво уложены, на розовых губах мерцает персиковый блеск. — Я так рад, что ты все же пришел, — произносит гостеприимно омега, подходя ближе и сцепляя руки перед собой от внезапно кольнувшего волнения. Потому что видеть Тэхена так близко, в тихой обстановке у себя дома — кажется чем-то нереальным, будто он погружен в сладкий сон. И Юкио от него просыпаться не хочет. Альфа встает и приобнимает его за плечо, спрашивая как он и внимательно смотря сверху вниз из-за разницы в росте. Юкио невольно втягивает аромат ментола и шоколада с его куртки, ощущая дрожь в коленях из-за его пристального взгляда и факта того, что они здесь совершенно одни. — У тебя красивый дом, — оценивающе осматривается Тэхен, и омега слегка щурится, набираясь смелости кокетливо спросить: — Только дом? Тэхен возвращает на него ласковый взгляд и усмехается: — Ты тоже очень красивый. Юкио проигрывает в своей же провокации, чувствуя горящие щеки и не сдерживая глупую улыбку под добрый смешок альфы. — Будешь что-нибудь пить? Тут есть бар, — предлагает омега, замечая напряжение в мышцах и мимике Тэхена, что вежливо отказывается. — Давай я сделаю тебе свой фирменный чай. Он хорошо успокаивает и помогает заснуть. Тэхен кивает с терпеливой улыбкой, чтобы не обидеть его, и садится обратно на диван, пока омега уходит на кухню. Он не знает, что делает здесь. Он приехал лишь потому, что Юкио сильно просил поговорить. Но на его плечи за последние дни свалилось столько проблем, что спокойно передвигаться без друзей из одного дела в другое уже не может. Омега возвращается спустя пару минут, неся на маленьком подносе две чашки ароматно пахнущего ежевичного чая и тарелку японских десертов. Он садится рядом на диван, аккуратно раскладывая все под удивленный взор альфы. — Что, не думал, что я способен на такое? — щурится хитро Юкио, вновь вызывая его хриплый смех. — Как я могу, ни разу не сомневался в твоих кулинарных умениях, — поднимает руки в поражении Тэхен, пробуя еще горячий чай и вбирая в себя приятный аромат, прежде чем попробовать и изумлено посмотреть на омегу, ожидающего его реакции. — Как я и ожидал, нереально вкусно. — Какой же ты льстец, — смеется Юкио и в шутку бьет его кулаком в плечо. Альфа усмехается и отпивает еще один глоток, чувствуя на себе проникновенный взор и не смотря в ответ, пока он собирается с мыслями. — Тэхен. Прости меня. Сожалеющие нотки в его голосе подкупают и ни разу не вызывают сомнений. Тэхен помнит состояние омеги, когда его перед всеми избил Чонгук, и больше никогда не хотел бы видеть его в нем. Юкио смотрит на него с горечью в карих глазах, сцепив пальцы в замок и облизывая губы от нервов, колошматящих изнутри. — За что? — не понимает Тэхен, нахмурив брови. Омега выглядит так, словно вот-вот расплачется, а он этого никогда не выдержит. Он двигается ближе и приобнимает его за дрожащие плечи. — Тише, все нормально. Просто расскажи мне, что случилось. Что тебя так расстроило? Юкио сглатывает и прожигает в его беспокойном взгляде зияющие дыры. — Прости за то, что я сказал тогда про Чонгука. Я просто хотел, чтобы ты знал, но не подумал, что тебе будет больно это слышать. Пожалуйста, не думай обо мне плохо, — умоляющий шепот омеги просачивается в каждую клетку и выворачивает ее наизнанку. Тэхен понимающе кивает и бережно гладит его худые, тронутые тряской плечи. — Если бы не ты, я бы умер в той гонке. Ты единственный, кто так трепетно относится ко мне, и я не хочу тебя терять. Юкио вскидывает на него влажные глаза, отливающие в сиянии люстр желтым, и осторожно касается щеки альфы, проводя по его коже костяшками пальцев. Он знает, что прибегает к нечестным манипуляциям, делая это осознанно и коря себя. Он по-прежнему ненавидит Чонгука и ни капли не сожалеет. Но чувства к Тэхену — первые и искренние, цветут в нем, как лепестки сакуры, покрывая розовым шлейфом все провинции. И Юкио не простит себе, если отдаст свою влюбленность в чужие порочные руки. Он знает, на какую любовь способен. И знает, что Тэхен ее достоин больше, чем кто-либо другой. От своего он никогда не отступается. — С чего такие мысли? — спрашивает альфа таким тоном, словно говорит с маленьким ребенком и боится задеть. Для Тэхена он и есть ребенок, которому всего восемнадцать. — Я и не держал на тебя зла, не переживай так сильно об этом, ладно? Юкио сжимает дрожащие губы и кивает, гладя его скулу и затылок, притягивает к себе для объятий. Альфа замирает с поднятой в воздухе ладонью, не касаясь ею его оголенной талии и кладя ее на плечи. Юкио хочет заплакать надрывно и горько от нежности каждого его жеста, умеющего согревать. Сходя с ума от непрошенной мысли, что Тэхен вдруг ему не достанется. Ведь это до боли несправедливо. Альфа ощущает мгновение теплоты и гулко бьющееся чужое сердце, утопая в его бешеной пульсации, прерванное громким сигналом. Юкио смущенно отстраняется и прикусывает внутреннюю сторону щеки, улыбаясь в ответ на мягкую улыбку Тэхена, что неспешно встает с места и еще раз приобнимает его за плечи. Благодаря за чай и направляясь к выходу. — Не плачь, договорились? — он протягивает омеге мизинец, вызывая у него искренний смех. Спускаясь по входной лестнице и не видя привязанность, разрывающую сетчатку, пока Юкио глядит ему вслед с порога, вдыхая остатки запаха ментола и шоколада. Не договорились. Душу омеги начинает ломить еще горючее, как только Тэхен переступает порог. Он садится обратно на диван и поджимает под себя колени, роняя на них голову и задыхаясь в болезненных слезах, оседающих солью на губах и сердце. Я и не предполагал, что из-за тебя буду так утопать в собственных чувствах.

***

Ламборгини ревуэльта подъезжает к гаражу в спокойном квартале, заполненном квартирами-студиями и частными небольшими домами. Цветение сакуры окунает улицы Токио в розовый покров, разнося благоухающий аромат влюбленности и теплоты. Дверные шарниры медленно приоткрываются, двое омег выходят из суперкара, оглядывая тихие окрестности. Хенджин прикусывает нижнюю губу, копаясь в оранжевой сумке и доставая оттуда карточку, чтобы сверить адрес. Он внимательно глядит сквозь солнцезащитные очки, сдувая с лица передние завитые пряди. На нем короткая апельсиновая футболка, оранжевые брюки с высоким поясом и малиновыми вкраплениями, на ногах черно-оранжевые джорданы. — Ты уверен, что мы приехали в тот район? Такое ощущение, что здесь туса пенсионеров, — хмыкает Хан, опершись о дверцу ламбо и кланяясь в приветствие проходящей пожилой парочке. — Не мог же он дать мне левый адрес, — поджимает губы Хенджин, и омега с подозрением щурится. — Конечно, ты ведь видел его всего два раза в жизни, с чего бы незнакомцу тебя дурить? Хан качает головой и прикрывает ладонью лицо от палящего майского солнца. На нем пастельно-желтая майка с малиновой надписью “angel”, розовые джоггеры с кармашками и желтые кеды. Хенджин закатывает глаза, проходя чуть дальше и подскакивая на месте с диким визгом. Белая бмв выезжает из-за поворота и дает резкий сигнал, отчего сердце в груди норовит выскочить и истечь кровью на асфальте. — Ябэй, — протяжно ругается омега, расширенными от страха и возмущения глазами глядя на Минхо за рулем, что мудачески улыбается. — Какого хрена ты творишь, придурок? — Соскочил отсюда, — говорит в ответ альфа, но видит непонимание на чужом лице, — отойди от моей бибики, — усмехается он, продолжая сигналить на всю округу. — Ты про этот лоховоз? — прыскает Хенджин, ступая по минному полю. Минхо вмиг меняется с лице, становясь угрожающе серьезным: — Ты сейчас доиграешься, апельсинка. Омега застывает с отвисшим ртом, и теперь смеется уже Минхо, пользуясь его замешательством и проезжая дальше под неодобрительные взоры людей, которые вышли из домов из-за устроенного им шума. — Кого ты назвал апельсинкой, гомозигота конченная? — орет ему вслед Хенджин, злобно шагая за бэхой, что проезжает пару метров и останавливается у открытого гаража. Хан вздергивает бровь, переглядываясь с таким же удивленным другом и нарекая их обоих идиотами. Минхо выходит из тачки, хлопая дверцей и поправляя солнцезащитные очки. Его выжженные пряди отливают оранжево-красноватым, черная майка оголяет белую кожу и внушительные бицепсы. На ногах свободные сероватые джинсы и черные конверсы. Омега списывает сухость в горле на невыносимую жару, настигшую город скорости. Он залипает на непозволительные долгие секунды, не замечая ответного изучающего взора и самодовольной ухмылки на губах альфы. — Привет, фея, какие ветра принесли тебя на этот район? Минхо не сможет передать ни единым словом, как рад встретить его здесь и ловить кайф с его нежного солнечного образа. Его персиковая кожа и коралловые тени приходят к нему в чертовых снах, притупляя рассудок и заставляя хотеть видеть его снова и снова. И времени не хватит налюбоваться тобой, фея. Хан догола обезоружен, проглотив весь свой богатый словарный запас и просто рассматривая его крепкие руки с переплетением синих вен. — Один из твоих друзей дал нам адрес этого гаража, сказал подогнать ламбу, — наконец приходит в себя Хан, мысленно отвешивая себе пощечины, но ухмылка альфы становится все шире. Черт. — Ну надо же, у нас, оказывается, и пиар менеджеры есть, — кивает Минхо, опершись локтем о дверцу бэхи и пристально разглядывая омегу, розовеющего в щеках так очаровательно. Хенджин уверенно идет вперед к гаражу, загораживая ему обзор на Хана. — В вашей гоп конторе походу есть все, кроме уборщика. Здесь отвратительно пахнет пивом и рыбой, — он театрально размахивает перед собой руками, прикрывая нос. — Там еще презики с оргии остались, выкинь в бак тут за углом, — нагло ухмыляется Минхо, когда он проходит мимо, и получает болезненный удар в плечо. Хан качает головой и не сдерживает короткую улыбку, но альфа замечает, потому что не сводит с него проникновенного взгляда, вбирая в себя каждый его трепетный жест. В карамельных глазах селится убивающая по крупицам теплота. Минхо сравнивает их с домом в далеких горах Киото, где находит покой уставшая от людей и боли пропащая душа. И в этот дом хочется возвращаться убитым, потерянным, раненным, находя в нем исцеление. — Простоишь там еще пару секунд и сгоришь, Хани, — ухмыляется альфа, с восхищением рассматривая его мерцающую под знойными лучами кожу. Омега раскрывает губы, но так ничего и не может сказать, идя следом за другом и переставая дышать, как только оказывается рядом с ним. В опасной близости. Втягивая невольно запах мускуса и бергамота. Он ловит его лезущие в вены, проницательные черные глаза, и опускает робко ресницы, быстро заходя в гараж. Прежде, чем жадный взор Минхо заглотит его целиком. — Ничего себе у вас тут берлога, — присвистывает Хенджин, оглядывая сквозь темные очки небольшой, но вместительный гараж. Чан возится с поцарапанным в гонке бампером ниссана, утирая пот влажной тканью и резко вскидывая голову. Он добродушно улыбается двум омегам и встает, подходя к умывальнику и бросая приветливое: — Я ждал вас. Джэхен говорил, что вы пригоните ко мне одну красотку. Хенджин гордо распрямляет плечи, осматривая стеллаж с инструментами, выступ со столиком, потертым диваном и холодильником. Чан вытирает ладони полотенцем и пожимает обоим руки, замечая за ними заходящего вразвалку Минхо и приобнимая его. — Как ты тут, брат? Этот Калифорния бой снова не явился на работу? — цыкает Минхо, хлопнув его по спине. Хан слегка морщится от звука, беспокоясь, чтобы там не треснул позвоночник. — Тэхен только что отъехал купить запчасти и забрать малого из школы, — Чан открывает холодильник и обращается к омегам: — Присаживайтесь на диван. Что будете: пиво, кола, минералка? — Меня? — играет бровями Минхо, на что все трое закатывают глаза. — Давай колу, — улыбается Хенджин, Чан кивает и достает две банки газировки, открывая их и протягивая. — Ты ведь Чан, если не ошибаюсь. Выиграл заезд на прошлых выходных. Поздравляю, эта гонка была реально зрелищной. — От всей души, — улыбается Чан тронуто и прикладывает ладонь к сердцу. — Не пьете до двенадцати? — уточняет Минхо, развалившись в любимом кресле, пока омеги садятся напротив на диван. — Пиздец вы меня разочаровали сейчас. — Ты когда-нибудь затыкаешься? — цокает Хенджин. Минхо подпирает пальцами подбородок, не сводя цепкого взора с горящего от смущения Хана и усмехаясь: — Только если поцеловать. С языком. Чан качает головой в безнадеге и улыбается, опершись плечом о стеллаж с инструментами. — Ты отвратителен, — корчит лицо Хенджин. — Спасибо, я передам это своим родителям, — отвечает с ухмылкой Минхо. Но на него даже не смотрит. Хан не знает, куда деть себя от его цепких, проникающих в самое нутро глаз, чувствуя себя раздетым догола в их капкане. — Что с тачкой? Джэхен вроде бы говорил, в педалях шипение? — меняет тему Чан, и Хенджин кивает, вставая и идя вместе с ним к ламбо. — Раньше такого не было, когда нажимаю на педаль тормоза, все плавно, а потом резкое торможение и это противное шипение из-под педали просто выводят меня из себя, — объясняет Хенджин, выходя на погруженную в марево улицу. — Открой, пожалуйста. Альфа садится за руль ламбы и проверяет, напряженно прислушиваясь к звукам. — Что там? Моя малышка умрет? — едва не теряет сознание омега, и Чан заливисто смеется, отрицательно мотая головой. — Не переживай так. Скорее всего, проблема с крепящими гайками. Сейчас вылечим твою малышку, обещаю, — альфа мягко улыбается ему, выходя из спорткара и слегка приобнимая за плечо. Хенджин облегчено выдыхает и стреляет благодарностью в глазах. В этот момент по кварталу мчится серый астон мартин, оглушая рокотом мощного мотора и тормозя среди других тачек у гаража. Джэхен выходит из водительского, тепло улыбаясь и оголяя глубокие ямочки, на которые покорено залипает Хенджин, невольно улыбаясь в ответ и будто бы выдавая себя с потрохами. Ему кажется, что весь мир слышит биение его глупого сердца, видит рой бабочек, щекочущих внутренности и мешающих ему свободно вдохнуть. Он обводит заинтересованным взором высокое спортивное тело альфы, бледную кожу, исполосованную синевой вен, его черную футболку, кепку козырьком назад, джоггеры и синие джорданы. Джэхен обменивается рукопожатием сначала с Чаном, затем подходит к омеге и протягивает ладонь, по-доброму усмехаясь на секундное замешательство на его лице. — Как дела? Разобрались, в чем дело? — спрашивает он, слегка сжимая вспотевшую ладонь Хенджина. Омега прикусывает нижнюю губу, когда он отворачивается, кайфуя с разницы в их росте и уважении, сочащемся с каждого жеста. В сердце залетает без предостережения, осторожно преодолевая все защитные барьеры. — Ты был прав. Гайку крепления вакуума к педальному узлу плохо затянули, — говорит Чан, обращаясь к кивнувшему Джэхену. — Частая проблема при замене трансмиссии, — альфа с восхищением рассматривает оранжевый спорткар, блестящий под мандариновыми лучами, как впервые. Ни одна тачка никогда не приводила его в такой сбивающий дыхание восторг. И обладатель ее до боли похож. — Не понимаю, почему мастера упустили этот момент. Эта ламба стоит дохрена, тут нужен был более бережный подход, — возмущается, как истинный врачеватель машин, Чан. — Странно уже то, что они согласились поставить здесь мкпп. Как ты их уговорил? — усмехается Джэхен и с азартом оглядывается на Хенджина, что пожимает плечами и подходит ближе. — Скажи честно, это ведь были не официальные мастерские под ламбо. — Нет, в официальных никто не рисковал менять трансмиссию. Они в принципе говорили, что я первый такой сумасшедший, который решился сделать это, — признается омега, и альфы знающе переглядываются. — Они послали тебя туда, где не светит солнце? — интересуется Чан. Хенджин прыскает и театрально подражает двум бетам, пославшим его далеко и надолго. — Они сказали что-то вроде: get the hell off from here, you motherfucker. Его по-детски звучащий на английском голос с забавным акцентом и кривляния заставляют обоих альф засмеяться. — Думаю, дословный перевод тебе явно не нужен, — ухмыляется Джэхен. — Вряд ли он пожелал счастья мне и всему моему роду, — хмыкает омега, посмотрев на него с хитрым прищуром из-под темных очков. Чан напряженно смотрит то на гараж, то на ламбу, на его виске выступают капельки пота от невыносимой жары, настигшей сегодня Токио. — Скорее всего, сейчас отгоню ниссан и заведу туда ламбу. Много времени не займет, можете посидеть здесь, если хотите, кондер хоть и не на полную, но работает, — говорит Чан. Хенджин раскрывает губы, утопая в смущении на мгновение, но быстро возвращает себе уверенную маску и кивает. Джэхен наблюдает за многогранной палитрой его эмоций, меняющихся каждую секунду, и надолго залипает на их красочность и искренность, как у ребенка, только изучающего мир. И эта чистота помыслов обезоруживает. Они заходят обратно в гараж, где напротив друг друга сидят Минхо и Хан, устраивая кровавую войну взглядов. — Ты можешь не пялиться так сильно на меня? — не выдерживает Хан, обращая на Минхо укоризненный взор. Альфа продолжает вгонять его в горячую краску, улыбаясь по-хамски, даже когда он щурится и двигается ближе. — А что, я тебя смущаю, Хани? — усмехается он, резко наклоняясь вперед и едва не сталкиваясь с омегой лбами. — Ты невыносимый, — закатывает глаза Хан и отстраняется под довольный смех. — Ты уже успел достать его? — качает головой Чан, пока Хенджин прожигает Минхо подозрительным прищуром и присаживается рядом со своим другом. — Он только что согласился пойти со мной на свидание, — ухмыляется Минхо, привстав и пожав руку Джэхену. Омеги округляют рот в унисон, Хан часто хлопает ресницами и ощутимо бьет его в плечо. — Неправда! С таким, как ты, только на охоту идти, — фыркает он, прожигая альфу мерцающими от злости глазами. — Вот и поохотимся, — подмигивает Минхо и щелкает его по подбородку, оставляя омегу без слов шикорованно глядеть ему вслед. — Ладно, не скучайте, мне пора на работу. — У такого бездельника как ты разве есть работа? — удивляется наигранно Хенджин, и альфы прыскают в кулак. — И что же ты делаешь? Выбиваешь мелочь у пенсионеров? Минхо натягивает мудаческую ухмылку, оборачиваясь через плечо: — Я бизнесмен, апельсинка. Отбираю у несчастных детишек нечеловеческим трудом нажитые наркотики. Чан смеется в кулак, хлопнув его по плечу и подтолкнув к выходу, пока омеги ошарашено переглядываются. Хан шумно сглатывает и сцепляет пальцы, не понимая собственное сердце, бьющееся надрывно при его появлении, и собственный разум, кричащий ему бежать без остановок. И в этой жестокой игре чувств и рассудка погибает он сам. Хенджин корчит лицо, потерянно смотря на Джэхена, что стоит у стеллажа с инструментами со скрещенными на груди руками и не выглядит ни капли удивленным. Альфа ловит его смятенный взор и мягко улыбается, будто бы давая понять, что все хорошо. И омега странным образом действительно успокаивается. — Он ведь шутит? — с надеждой спрашивает он, и Джэхен кивает через бархатный смех: — Минхо только прикидывается таким несерьезным, на самом деле он трепетно относится к тем, кто ему дорог, просто проявляет это по-своему. Чан заходит и слышит обрывки их разговора, с теплотой посмотрев на замершего Хана: — Ты ему нравишься. Я бы даже сказал, чертовски нравишься. Я дружу с ним с пяти лет и ни разу не видел, чтобы он так сильно в ком-то утонул. Хан бы до отчаяния не хотел, чтобы эти слова задели в нем все живое, просачиваясь в реберные ямки и стеля пути к пылко бьющемуся сердцу. Он не верит. Его рассудок не затыкается ни на мгновение. Он не мигая следит за тем, как альфы загоняют ламбу в гараж и приступают к ремонту, плавая в своих горючих мыслях и не находя в себе сил прервать этот аналитический процесс, мучающий всю жизнь и не дающий хоть раз насладиться чувствами. Рациональность убивает в нем влюбленность, истребляет зародыши, не дает пустить корни. Он сделает тебе больно. Выдернет твое сердце и оставит задыхаться в слезах.

***

— Кто этот Сатоши Рэйский? — в голосе Тэхена сквозит едва уловимая, но пугающая сталь. Его имя стало синоним спущенных с поводка демонов. Чан сидит на диване напротив альфы, положив локти на колени и тяжело смотря исподлобья. Тэхен опирается боком о капот ниссана, который они сейчас ремонтируют, со сложенными на груди руками, измеряя стеклянным взором пустоту. На дне его зрачков селится выжигающая города ярость. — Он принадлежит клану Исайа. Их проверенный годами человек. Начал с развозки наркоты, теперь выбивает долги. — Гончий пес? — усмехается Тэхен. Трясина затягивает все сильнее. — Остальные его полномочия даже представить сложно, но я слышал из проверенных источников, что он располагает информацией. То есть некий доступ к документам имеет, возможно, даже компромат собирает. Но это лишь мои предположения. Тэхен вздергивает бровь, отчаянно сопоставляя факты и шумно хмыкая: — В их ебанном клане даже свои против друг друга. — Если бы я был главой якудза, Рэйский был бы последним человеком, которому я бы что-то доверил. По его таблу видно, если ты пойдешь против его интересов, он без раздумий вонзит тебе нож в спину, — Чан стряхивает пепел, сжимая челюсть и погружаясь в минуту тишины. — Не думаю, что старшие Исайа доверят ему что-то важное. Намджун не похож на того, кто в принципе считает людей за людей, — рассуждает вслух Тэхен, вдруг серьезно глянув на друга: — Но что-то держит Рэйского поблизости. Что-то не дает предать. Чан вскидывает голову, на его лице мелькает удивление. — Ты меня пугаешь, брат, — ухмыляется он, — ты прав. Отец Рэйского должен клану Исайа. Не знаю, что за терки произошли у них, но, кажется, один его неверный шаг, и его отца просто убьют. — То есть, он вынужденно прислуживает из-за его проебов, — Тэхен погружается в свои липкие мысли, нагоняя на друга беспокойство. — Презирает якудза, но и предать не может. Потому что прицел стоит над его семьей. Старшие Исайа берут не уважением, а страхом. — Тогда я еще больше убеждаюсь в том, что взрыв на гонке — не их рук дело. Даже если они хотели прикончить тебя, они бы никогда не сделали это так прозрачно и на глазах у всех, когда ты уже набрал популярность. Тэхен согласно кивает, поймав связь между событиями. — Этот метод сработал бы против них же. Они много вложили в эти гонки, чтобы вывести их на такой высокий уровень, и получают с них приличный доход. Мое самолюбие, к счастью, не ослепляет меня и позволяет признать, что они бы не стали терять все из-за одного гайдзина. Чан коротко смеется, размышляя над его словами и выдыхая сизые кольца дыма. — Старшие Исайа всегда угрожают явно. Со своим присутствием на казни. Ты уже узнал это на себе, — с горечью и злостью вспоминает Чан. Тэхен марается о собственные догадки. По разные стороны баррикад стоят он и его банда, напротив — могущественный клан якудза. Между ними невидимой тенью стоят лица, подливающие керосин. — Значит, у нас появился третий игрок.

***

Лазурные воды омывают песочный пляж Эносимы, белые приливы пропускают лиловые тени заката. На мутно-голубом горизонте видны очертания величественной горы Фудзи, длинный мост пролегает к острову от города. Запах морского бриза, сакуры и японских пионов, цветущих в близлежащих садах и храмах, окунает в веяние древности и рассеивает шум и суету мегаполиса, захватившего сердце. Красный макларен и розовая тойота стоят у берега, обласканного мирными прибоями. Чонгук смотрит стеклянными черными глазами на лучи заходящего солнца, окрашивающего сиреневое небо в оранжевые и ирисовые тона. В голове ворох горючих мыслей и порожденных ими слов, которые комом стоят в глотке и никак не могут выйти наружу. Потому что профиль Чонина режет без ножа. Потому что от него веет сучим холодом. Чонгук об него калечит конечности, получает воспаление легких. Но понимает, что в этой игре в проигрыше будут оба, если они не объединят усилия. Чонин хитрее и действует на эмоциях. Чонгук расчетливее и умеет изощренно мстить. Они оба — потомки самого влиятельного клана якудза. И им пора показать, что это не просто слова. — Ты ведь понимаешь, зачем я позвал тебя сюда, — произносит спустя долгие минуты молчания Чонгук. Его голос норовит треснуть пополам. Чонин сжимает челюсть, впиваясь в него поломанным взором. И видит такие же увечья в его черничных глазах. Мы с тобой оба утопаем. Можем взяться за руки и спастись, но прикосновения доставляют невыносимую боль. Чонин привык ненавидеть его. С самого детства. Привык огрызаться, драться за игрушки, за внимание братьев, затем и за парней, когда они подросли. Ненавидеть Чонгука — это ебаная привычка. И сегодня она дала трещины. — Думаешь, я так просто забуду все то дерьмо, что ты мне сделал, и стану твоим сраным другом? — издевка в тоне омеги выводит Чонгука из себя, но он прикрывает глаза и медленно выдыхает. — Мне плевать, даже если ты будешь ненавидеть меня до конца своей жизни. Так же, как и я тебя. Но дело не в этом. Чонгук проваливается и по привычке начинает грубить в ответ, но все же пытается взять себя в руки. — Дело в том, что ты так и не научился нормально разговаривать? Я с тобой наравне. Не смей обращаться ко мне так, словно я ниже, — выдает с нажимом Чонин, смерив его надменным взором. Чонгук сжимает губы, проглатывая эту спесь и заходя по-другому: — Ты ведь не виноват. Почему не расскажешь Чану правду? «Не твое блядское дело», — хочется закричать надрывно, но Чонин проглатывает кислоту тоже. По неведомым ему причинам. Смотря в покалеченные глаза брата с такими же нарывами на душе. — Что, блять, рассказать? Прости, кто-то всыпал мне наркоту, и я изменил тебе с первым встречным? Ты хоть понимаешь, как это отвратительно звучит? — усмехается сквозь агонию омега, вставая с капота макларена и отходя на пару шагов. Его печали щедрые горсти уносят мирные приливы. Запах цветущих вишен и пионов шепчет о прощении, а стойкие вершины Фудзиямы ведают о надеждах. Чонгука огораживает правда. Она воняет отчаянием. Он смотрит на брата расширенными от удивления глазами, будто бы не веря: — Кто это сделал? — Хуй его знает. Это была вечеринка в честь завершения предыдущего сезона. Мы с Чаном тогда сильно поругались, я набухался до беспамятства, кто-то подмешал мне наркоту, а дальше я помню все только обрывками. Чонгук видит, как ему горестно и сложно выдавить из себя каждое слово, будто бы возвращающее обратно к тому ненавистному дню. — Я помню, что Чана на той вечеринке изначально не было. Но был тот, кто ему все рассказал и привел его, — произносит тихо он, а в глазах Чонина вспыхивает болезненная ярость. — Юкио. Его имя режет застарелые раны вдоль тела, сдирает швы с кровящих увечий. Чонгук теперь понял, как этот омега умеет рушить судьбы. — Эта мразь должна поплатиться за свой длинный язык. Чонин ухмыляется на его пропитанные злостью и жаждой мести слова, складывая руки на груди и подходя к нему ближе. — Боишься, что он уведет Тэхена? — он попадает в яблочко, ловя нотки страха и собственничества в его почерневшем взгляде. — Не знал, что ты такой ревнивый. — Разве не ты срываешься с цепи, как только кто-то дышит рядом с Чаном? — колет в ответ Чонгук, коротко усмехнувшись. Чонин кивает с огоньком в лисьих глазах. — В этом мы похожи. Чонгуку хочется добавить, что они будто близнецы. С одинаково порочной душой и повадками последних сук. — Пока мы не разделаемся со всеми, кто против нас, я клянусь не предавать тебя, — выдыхает вместе с дуновением западных ветров Чонгук, становясь напротив и верно глядя на своего брата. Он касается два раза двумя пальцами под левым ребром. Чонин прикрывает на секунду ресницы, ощущая боль и влияние предков, эхом окутавших их тела. Чонгук использовал запрещенные методы, против которых он никогда не сможет пойти. Это — посвящение в якудза. Это — клятва и жесты самого первого из клана Исайа, объединившегося с заклятым врагом и покорившего весь Токио. — Пока мы не разделаемся со всеми, кто против нас, я клянусь не предавать тебя, — вторит ему Чонин, безотрывно смотря в налитые смелостью глаза и трогая два раза свое сердце двумя пальцами. Теперь мы — повязаны до нашей победы. За спиной Чонина бушуют голубые чистые воды. За спиной Чонгука гордо стоят древние храмы. В глазах обоих открывается вход в преисподнюю, пламя, клянущееся сжечь дотла все живое.