Похищение на улице Хонсе.

Спи! Я завтра зайду за тобой с первым лучом.

Я хочу быть слабее, хочу быть с тобою всё чаще и ближе.

Я тебя обожгу, но я всё же прижмусь своим жарким плечом... К тебе...

К белым, снежным губам и уже никогда, никогда не увижу!...

("Земля", Маша и Медведи).

Китай проснулся. Он ощутил сильную боль в голове и по всем мышцам, особенно в шее и спине. Поднебесье обнаружил себя лежавшим на полу, да ещё и с приспущенными штанами. Жуткое зрелище. "Что произошло?" – КНР поднялся, хотя ему пришлось опереться о стол. Свечи уже давно погасли. Китай поднял штаны и застегнулся. Одежда была страшно мятая. В нескольких метрах лежал стул. Коммунист поднял его, покачиваясь сам. Его мучила жажда, поэтому китаец подошёл к раковине и стал пить со струи. Придя немного в себя, он стал вспоминать вчерашнее. "Я пригласил Чосона на ужин. Мы поели. Потом выпили. Он очень настаивал. А что потом?" – воспоминания путались, и всё было, как в тумане. Да ещё и башка трескалась от похмелья, – "Надо принять лекарство", – Китай вышел из кухни. Заниматься чем-либо вообще не хотелось. Он поднялся на второй этаж и доковылял до ванные. Открыл дверь, а там... – ААААА! – испуганный кореец прикрылся полотенцем и был готов кинуть банку геля в нежданного гостя, – Не подходи! – П-прости! – Китай уже хотел выйти и закрыть дверь, как заметил засосы на шее КНДР. Он замер в недоумении, – Что это? – он указал северокорейцу на шею. КНДР рефлеторно тронул места укусов и смутился. – А ты не помнишь?! – он злобно крикнул, пряча следы ночной страсти. КНР похлопал глазами. Затем мозг сложил дважды два. – Это я с тобой сделал?... – Китай прикрыл рот руками в шоке. – Вали отсюда! – КНДР кинул в того банку, но китаец увернулся и выбежал из ванны. Кореец быстро подошёл к двери и судорожно закрыл её. Китай направился в свой кабинет. Но ключей не было. Он догадался, что, скорее всего, они у КНДР. Это было нехорошо. Китай дёрнул ручку двери в спальню корейца и вошел внутрь. На туалетном столике лежало то, что он искал. Поднебесье быстро схватил связку ключей и вышел из комнаты. Он вошёл в свой кабинет и огляделся. Всё было на место. Китай включил компьютер и проверил всё. Особенно историю открытия компьютера. Он убедился, что Чосон не входил в кабинет и вздохнул. Китай сел за свой рабочий стол. Стул катился по полу. "Так значит... У нас было это... Стоп! Я его схватил насильно?" – Китай складывал все детали. Ему самому стало страшно и противно от себя, – "Нет, я не хотел делать ему больно!... Я хотел, чтобы мы поняли друг друга. Я хотел помочь, защитить... я же хороший..." – произошедшее между ними определённо не входили в планы китайца. Он был искренне опечален. А потом вспомнил про работу, да и чувствовал себя не очень свежо. Он дождался, когда КНДР помоется, и тихо прошёл в ванную, не желая тревожить того. Освежившись, Китай вернулся за работу. В тумбе лежали семечки, которые он так любил. Один раз позавтракать ядрёнными снеками можно. Особенно после вскрывшегося насилия. Хотелось выпить, но это бы перетекло в попойку и даже алкоголизм. В любом случае, нужно было проверить отчёты и сделать приказы. За работой время прошло незаметно, наступил обед. Ему постучалась прислуга. КНР потянулся после нескольких часов за компьютером. "Надо купить компьютерные очки", – подумал китаец, ощущая сухость глаз. Он потёр их. В столовой Джонгуо встретил КНДР, который выглядел мрачным и напряжённым. – Я...я не хотел... – Китай видел, что кореец его избегал. – Замолчи, — голос Северной Кореи был жёстким и наполнен ненавистью. Он не хотел видеть насильника. Подали пельменный суп. КНДР наложил из общей кастрюли несколько пельменей в свою тарелку и вышел из кухни. Китай испытывал вину, правда, он был слишком занят, поэтому, просле трапезы, пошёл к себе в кабинет и продолжил работу. Психоаналитики бы сказали, что Джонгуо избегал проблему за работой. Китай бы не возражал. Произошедше было тяжело принять. КНДР тем временем сидел в спальне, боясь выходить лишний раз. Мысли о злополучной ночи не покидали жертву. Он чувствовал себя отвратно. "Я такой слабый и беспомощный... Какой же я бесполезный... Если я не могу защитить себя, как я могу защитить свой народ?" – КНДР поджал ноги под себя, – "Как там они... без меня? Да как обычно. Я такой ужасный правитель. Ненавижу себя", – глаза воплощения намокли, он приобнял ноги, – "Почему он это сделал?" "Джон – сверхдержава. Конечно, он может позволить многое в отношении других, и даже меня. Он сильный и могущественный. А кто я такой? Заноза и щепка. Он лишь воспользовался мной... " – ситуация была кошмарная, Северная Корея плакал. "Если бы я не напоил его... Ыгх, если бы я не решился бежать... Если бы я не доверился ему... Если бы я с ним не дружил... Если бы меня не было... Я мог быть умнее. Что с него взять – он и не заметил бы меня, это я, идиот, навязался к тому. Потому что думал, что мы товарищи, что мы равны. Я дурак! Дурак! Дурак!" – Чосону было горько и обидно. Он почувствовал себя разбитым. "Я сам виноват. Я мог бы остановить, оказать сопротивление. Я не должен был идти на этот чёртов ужин! Как же я ненавижу себя! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Я такой противный, отвратительный", – тихий плач ушёл в рыдание и истерику. "Я должен был догадаться. Быть умнее. Сильнее. Да, сильнее..." – КНДР посмотрел на свои руки. Худые, слабые. Он вспомнил, как жил во время корейской войны, как копал окоп. Он же был силён! Чосон вспомнил, как просто убивал людей. На это ему хватило силы. Он не понимал, почему не смог оказать сопротивление Китаю. Хотелось отомстить, отстоять свою честь. "Но как? Что я могу сделать?! И если я отомщу, то Джон будет злиться. Я не прощу ему этого. А что я могу сделать, что не простил бы он? Только из-за этого моим людям будет хуже", – КНДР понял, что остался с ситуацией один на один. Он не мог просто взять и нагрубить китайцу, потому что это может стать ударом по его подопечным. "Я и правда не могу постоять за себя. Какой же я жалкий!" – КНДР всхлипнул, – "Да кто я вообще?! Почему ко мне относятся, как к бабе?! Я недостаточно мужественный? Я не мужчина для других? Как стыдно! Что я вообще такое?!" – его достоинство было растоптано. И где в глубинах всех мрачных мыслей сидел страшный червь, к которому Чосону было страшно одходить. Об этом нельзя было думать. Это бы разрушило его окончательно. В комнату постучали. КНДР догадался, что это был Китай. Он только сильнее сжался. Не хотелось, чтобы кто-то видел его слёзы. И уж тем более китаец. Нет, китайца вообще не хотелось видеть. – Открой, пожалуйста, – КНР постучался снова, – Я знаю, ты там. – Иди к чёрту! – Корея крикнул, – Я не хочу тебя видеть! – Нам нужно поговорить, – Джонгуо настаивал. – О чём?! – голос Кореи дрожал. Китай держал в руках связку ключей. Он мог зайти к Чосону, но тогда тот бы потерял чувство личного пространства. Это стало бы очередным психологическим ударом для корейца. – Я хочу извиниться. Мне правда жаль, – Китай замолчал, собираясь мыслями, – Я не должен был тогда пить. Я не знал, что так будет, но я больше не буду пить. – Уходи! – КНДР вытер слёзы с глаз. Он отрывисто дышал. – Ты не сможешь вечно меня игнорировать, – Китай сказал, а затем пожалел. Не такое говорят людям в истерике. Это звучало слишком холодно и малодушно, – Я тоже хочу всё уяснить. Пожалуйста, дай мне шанс. – Я тебя ненавижу! – КНДР, выдав это мгновенно прикусил язык. Он перешёл черту. Обида обидою, но были граждане, на которых их личные претензии отражаться не должны. Китай сознавал, что его товарищ в неуравновешенном состоянии, поэтому держал терпение. – Я понимаю, почему. Можешь ненавидеть меня. Однако мы должны поговорить. Скажи, когда будешь готов. Я сделаю что угодно, чтобы загладить вину, – Китай тронул дверь, за которой сидел кореец. Всхлипы прекратились. КНДР задумался. "Правда всё? Он обещал. Может, это последний мой шанс? Выбраться отсюда. И никто никому ничего не скажет. Я должен быть на Родине", – КНДР опять протёр красные, припухшие от слёз глаза и подошёл к двери. Он повернул замок. Китай медленно прошёл внутрь комнаты. – Что ты хотел сказать? – КНДР спросил холодно. – Ты плакал... Мне так жаль, – Китай приблизился к корейцу, но тот попятился в сторону, сжимаясь. Чосону было неприятно, что на этом сделали акцент. – Нет, – КНДР отвернулся, пряча лицо. Он весь согнулся. – Это я виноват в случившемся. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Ты мне очень важен, – Джонгуо очень хотел притронуться к Чосону, но не мог. Тот бы не принял. Он контролировал себя. Как всегда, – Я бы хотел загладить вину. Для этого я сделаю всё, что ты захочешь. Я готов ради тебя опозориться, только не вини себя. Я готов понести наказание, – Китай говорил, и КНДР вслушивался в каждое сказаное слово, цеплялся. Это звучало слишком хорошо, в это хотелось верить, – Чего ты хочешь? Наступила пауза. КНР ожидал отклика от северокорейца. – Я... хочу домой. На Родину. Верни меня туда, – Чосон смотрел в пол. КНР разозлился, как неожиданная реакция, взрыв, только бесшумный, будто это в космосе. Его лицо потемнело от злости. Этого Поднебесье исполнить не мог. Он схватил Корею за кисть и кинул того в кровать. Тот успел лишь охнуть. Кореец весь сжался. Китай залез следом и жадно приобнял того. КНДР нервно затрепыхался. – Нет! Не трогай! – даже простые объятия напоминали об унижении. – Я же сказал, я тебя никуда не отпущу, – Китай сказал сквозь зубы. Он в момент стал раздражителен, – Слышишь? – он выглядел угрожающе. Чосон был страшно напуган. Его обнимали, прижимая к себе, – Только если верхняя половина этого чёртового полуострова не отойдёт в мои владения, – Китай процедил. – Нет, ни за что! – КНДР всхлипнул, ударяя кулаком того в грудь. Он заплакал, – Ты не можешь! Нет! Так нельзя! Ты обещал! – Я хотел быть добрым и хорошим, – Китай вздохнул, как бы пытаясь успокоиться, он огладил корейца за бок, – Конечно, такие маленькие страны, как ты, не способны оказать сопротивление державам, как я, – Джонгуо улыбнулся, – Но ты хорошо держишься, ‐ рука китайца переместилась на щеку Чосона, – Малыш. – Т-ты... больной! – КНДР почувствовал отвращение к "товарищу". Корея отвернулся. – Называй меня папой, – Китай усмехнулся, – Я же тебе как папа. Решаю все проблемы и защищаю. Хангук не отстаёт в военном деле, у него сейчас есть деньги на войну, – злость китайца не исчезла, только тон стал нарочито игривый. – Ты ужасен! – Чосон боялся Джонгуо. – Ты сам меня выбрал, – КНР прижал к себе корейца сильнее. – Тебе не жаль. Ничуть не жаль. Я просто какая-то игрушка для тебя? – Корее было плохо. Китай вновь обманул его, – За что? Почему? Что я тебе сделал? – КНДР всхлипнул. – Ну, много чего, если так подумать, – Китай задумался, – На границах с тобой всегда какой-то криминал, тебя нужно учить, внедрять что-то, постоянно защищать и вытаскивать из конфликтов, за всё время существования ты проявил себя, как асоциальный элемент, ООН ненавидит тебя, многие презирают, а вместе с тобой и меня. – Так откажись, дебил, – КНДР тоже был зол, закрываясь от китайца. Руки Китая лежали на животе Кореи, уязвимое и от того чувствительное место. Хотелось их убрать оттуда. — Я обеспечу внешнюю и внутреннюю безопасность. На днях поеду и поговорю с твоим правительством. Если они согласятся со мной, ты будешь жить тут, а если посчитают, что ты нужен там, то я тебя туда отправлю. Они ведь лучше знают, что будет хорошо для корейского народа, – Китай перевёл тему. – Ты...к ним?... – КНДР вспомнил про своё правительство. Те, конечно, оставили бы того у КНР, за помощь и поддержку китайской власти. Да просто за деньги, – Нашёл у кого спрашивать! – Ты говоришь так, будто не доверяешь им. У тебя же система Чучхе, ты должен подчиняться мудрому лидеру, – Китай улыбнулся. Данное заявление вызвало противоречие у корейца. Действительно, он не мог перечить влавствующей династии Кимов, однако в Чосоне оставалась человеческая часть, которая протестовала и всячески сопротивлялась. – Мы продвигаем политику независимости, нам не нужно никакое покровительство. КНДР – свободная страна, – кореец говорил, а сам не верил своим словами. Эти слоганы ничего не значили в реальной жизни. — Посмотрим, что решат Кимы, – Китай отпустил Корею и поднялся с кровати, – А, да, не испытывай моё терпение. Я попросил прощения, ты должен простить. Иначе тебе будет тяжело, Чосон, – КНР вышел из комнаты. КНДР смотрел в сторону дверей, он усиленно думал. Если так будет, никто и никогда не вытащит его отсюда. Никто не заметит пропажи. Никто в совете стан не заинтересуется, куда исчез КНДР. Даже если его не будет видно 10 лет. Это удручало. Теперь, если Чосон вернётся в полуостров, Джонгуо сможет легко его отозвать к себе, и его депортируют. "Я мог бы разбить ему голову вазой", – подумал КНДР, но нет, он не мог, – "Не знаю, каким будет следующее воплощение КНР, новый может быть настроен против меня и моего народа. И мои подопечные будут страдать ещё больше", – отчаяние охватывало корейца, – "Если тот подружится с Хангуком, они могут договориться, и я перестану существовать". Ни убить, ни убежать. Из относительно постоянных контактов у КНДР, помимо Китая, был Россия, которому было всё равно на азиата, и "брат" Южная Корея, который бы сам не прочь поиздеваться над Чосоном. Отомстить за все обиды. Делать нечего. "Так значит это конец?" – КНДР огляделся. Комната в светлых тонах молчала. Было странное ощущение. То тягостно, то легко, – "Теперь я бесполезен", – Чосон поник, – "Я никому не нужен", – он был слишком уставший. Глаза закрылись, и мысли превратились в звон в ушах. Он лёг на кровать и уснул, потому что делать было нечего.