Луна, став полной, пойдет на убыль

Тогда мне было всего лишь семнадцать. Тогда ещё живой отец был достойным императором и почитался народом. Не питая большой любви к родителям, я относился к нему лишь с глубоким уважением. Тогда мой отец любил меня, я знал это. Это был второй лунный месяц, весна. Всë цвело, цвëл и я. Мальчик, что бегал со своими одноклассниками в сад и прятался там от младшего брата, вырос. Я стал юношей; три года — и я уже мужчина. Но меня не привлекало то, что было интересно моим ровесникам. Они прятались за углом школы, подглядывая за тренировкой учениц придворцовой школы, что были на год или два младше. Девушки занимались, нанося друг другу импровизированные удары и изредка хихикая. Они обе были красивы, как лунный свет на цветах, но мои ровесники смотрели на них особенным, непонятным мне, взглядом. Почему они так смотрят на них? Я не знаю, что кроилось в том взгляде. Я помню, как говорил об этом с моей подругой – Наньгун Цзе. Она сказала, что такой он у всех юношей, но почему-то у себя я подобного не наблюдал. Тогда она сказала: – Ты ведь так же смотришь на своих одноклассников, когда они подглядывают. Я узнал, что одной из тех девушек была Наньгун Цзе. Не знаю, почему я не приметил её. Но Наньгун Цзе сказала, что я даже не смотрел на них. Я смотрел, но мало... Я всегда чувствовал, что был слегка отстранён. Из друзей у меня была Наньгун Цзе и младший брат. Не могу назвать А-Ляня лучшим другом: я часто избегал встреч, но когда ему удавалось заговорить со мной, я начинал ценить его больше всех на свете. Но А-Лянь много не понимал, он ещё малец. Во время общения с ним мне становилось легче, когда же со мной заговаривали другие, исключая Цзе-Цзе, у меня будто появлялись новые травмы. Когда со мной говорил отец, у меня появлялись раны на теле... Но я уважаю его, я же его сын. Я помню один разговор с Наньгун Цзе. Я сказал, что чувствую себя очень отстранённым от других, что чувствую себя слабее их. Но она сказала не беспокоиться, я же наследник, как я могу уступать другим? – Цзе, они все так смотрят на меня... – я вздохнул. – Ты ещё такой ребёнок. Неужели тебе нужно беспокоиться об этом? – двадцатилетняя Наньгун Цзе звучала так же, как и мой отец, но я привык к его тону, поэтому не волновался. – Ты права... Спасибо, цзе. Я вышел из её покоев, не зная, куда мне отправиться всë обдумать. Я правда чувствовал себя ребёнком по сравнению с другими. Я не знал, что привлекает меня, чем мне стоит заняться и что мне нужно. Таких мой отец называл слабохарактерными, но не ведал, что его сын подобен им. Тот день я помню очень хорошо. С самого утра все постоянно искали меня и мне не сиделось на месте. Я избегал всех, кого мог, пока меня не нашёл мой младший брат и я не попал в ловушку. Когда он отвёл меня к отцу, первое, о чём спросил император, было: – Почему нам приходится тебя ждать? Я избегал всех и всë, потому что за пару дней до этого услышал, как Наньгун Цзе говорит со своим мужем, генералом Мингуаном. Он, кажется, был одним из приближённых к императору благодаря тому, что его отец тоже занимал высокий пост. Наньгун Цзе и Пэй Мин (таково было имя генерала Мингуана) были в браке всего год, не особо любили друг друга, как мне говорила Наньгун Цзе, но очень любили поболтать и посплетничать. В этом они были идеальной парой. – Цзе, ты разве не слышала о том, что император готовит невестку для наследничка? – тихо сказал Пэй Мин, но я всë равно услышал. – Конечно, слышала, в библиотеке об этом только и говорят последние два дня. – А угадай, кто им рассказал! – генерал Мингуан произнёс это с особенной интонацией. Обычно, когда что-то произносят так, параллельно ещё нагло улыбаются и дёргают бровями. – Ах ты бесстыдник! Разве у тебя совести совсем не осталось? – с преувеличенным возмущением ответила Наньгун Цзе. Послышался звук лёгкого удара по руке. Парочка засмеялась, приглушая смех, чтобы не привлечь внимания. Было очевидно, о ком они говорили. Но зачем мне невеста? Я стоял там, охваченный чувством, что этот вопрос проедает меня изнутри. Я ощущал что-то непонятное, совершенно точно не трепет влюблённости, восхищения или ожидания, возникающий у моих ровесников при разговоре о женщинах. Я устойчиво знал, что я не хочу этого. Это просто засело в мою голову. Я не хотел, я не хочу. Я посмотрел на свои руки. Девушки – хрупкие, как стекло, создания. Мои крепкие руки лишь слегка сожмут её запястье, и она рассыпется, превратится в песок. Нет, лучше пусть сжимать будут меня, я не рассыплюсь. А если бы я сжимал Наньгун Цзе? Она сильная и точно не стекло, но мне не хочется сжимать её запястье... Что я подумаю, когда увижу свою невесту? Я очухался и ответил отцу: – Простите, – и склонился в глубоком поклоне, чтобы моё извинение было искренним и продемонстрировало, что мне не всë равно. Я встал рядом с императором, что сидел перед залой. Она раскинулась перед мной. Большая зала из тёмного дерева, в которой день казался ночью, а ночь была ещё глубже и чернее. Пространство казалось небольшим, но тут точно бы уместилась пара десятков человек. По левую сторону отца сидела матушка. Моё место тоже было где-то слева, поэтому, пока я совсем не замешкался, меня отправили туда. Слева от стола моих родителей был наш с братом стол. Се Лянь сидел и ждал меня. Он улыбнулся, и я присел рядом. Вдруг отец поднялся, дверь в залу открылась. Внутрь прошло четыре человека: трое в красивых нарядах и один, видимо их слуга, в более скромном. Я оглядел их. Женщина средних лет, на вид чуть младше моей матери, была облачена в строгий тёмно-зелёный наряд и гордо держала голову, что явно придавало ей уверенности. Мужчина рядом с ней был старше, он внушал непонятное желание вытянуться по стойке смирно и не двигаться. Его одеяния были грязно-жёлтого цвета. Между ними стояла девочка, на вид лет тринадцати, но тонкая фигура делала её ещё младше. Она была в нежно-зелёных шикарных одеяниях и сильно выделялась на фоне своих родителей. Она часто смотрела то в пол, то на императора, то снова в пол, и не выражала такой уверенности, как её родители. Слуга озвучил их имена, но я не запомнил. Я смотрел на девочку и понимал, что это моя невеста. Моя невеста... Так плохо звучит. Император Фэн пригласил их к столу, что стоял по правую сторону от моих родителей. Они сели, и мы оказались напротив. Эта девочка была ровесницей моего брата, поэтому я постоянно их сравнивал, поглядывая то на него, то на неë. Как только они сели, девочка старалась быть увереннее, строже, у неё получалось, но наигранно. Мой отец встал и подозвал меня к их столу. Девочка и её отец тоже встали. – Господин (он назвал фамилию, которую я потерял в памяти), это наследник Фэн Синь, мой сын. Он рад приветствовать вас. – Я поклонился. Господин улыбнулся и подтолкнул ко мне свою дочь. – Моя дочь, юная госпожа (не помню). – Рада вас приветствовать, – госпожа склонилась в приветствии передо мной. Её голос звучал так высоко, я не слышал таких голосов раньше. Ненароком я подумал, что у моих одноклассников голос приятнее, о чём бы они ни говорили. Я пытался проявить к юной госпоже уважение, поэтому улыбался, хотя и не мог на неё смотреть. – Господин Фэн, неужели мы будем весь день сидеть здесь? Почему бы нам не прогуляться по вашим садам? – Господин говорил с моим отцом в дружеской манере, и я начал припоминать, что видел его когда-то. Наверное, он друг юности моего отца или что-то подобное. – Юная госпожа, не хотите тоже пройтись? – предложил я. Я подумал, что это сойдёт за уважение, но не учёл того, что не могу смотреть на неё дольше пары мгновений. Она не была противна или некрасива. Она была белым цветком лилии, солнечным лучом среди гроз, но отталкивала меня всë равно. Наверное, мне больше по душе нарциссы и гроза... Госпожа быстро кивнула. – Тогда идите за мной, – я направился к двери. Быстро оглянулся. – Отец, вы не с нами? – Нет, нет, идите одни. Он, кажется, занялся разговором с тем господином. Странно ли то, что я позвал юную госпожу побыть со мной наедине? Я не могу смотреть на неё. Факт того, что она моя невеста, отталкивал. Мы вышли в сад. Я изредка пытался смотреть на неё, и всё, что видел, – это стекло. Она будто была вся из стекла, хрупкая и такая невинная, что я начал её бояться. Чем больше я смотрел, тем больше сравнивал её с другими женщинами в моей жизни. Моя мать, Наньгун Цзе, мои одноклассницы... Они все имели с её образом что-то общее. Я помнил, как Наньгун Цзе так же ходила рядом с Мингуаном, опустив голову и боясь посмотреть на него. Он не намного старше её, он не внушал страх, но она чувствовала к нему лишь отвращение. Позже ей удалось смириться с этим. Моя мать, наверное, была такой же. Это так на неё похоже... Все черты характеров женщин, которых я видел, собрались в ней, в этой юной госпоже. Я смотрел на неё и пытался представить, как буду жить с ней, какие у нас будут дети... Омерзение накатило удушающей волной. Я не желал видеть её рядом, даже если так надо. Я держался из последних сил, чтобы не покинуть её тотчас, но понимал, что не могу. – Юный господин, вы обеспокоены? – вдруг спросила она. Я впал в ступор. Да, я ужас как обеспокоен. Что ответить ей? Я не мог думать ни о чём. – Всë нормально... Я просто слегка нервничаю. – Не нужно было ей говорить, что я волнуюсь... – Вы знаете насчёт нашей помолвки, верно? – она подняла на меня голову и наконец выпрямилась. Я просто кивнул. Какая помолвка, я сейчас умру здесь на месте. Как мне спастись... Я... Я... Я боюсь её! Сначала это был страх навредить, страх рассыпать её стеклянное тело, потом и вовсе отвращение из-за любой мысли о ней, а сейчас... Я боюсь её! Ночами, днями я рассуждал о том, что будет, если наврежу ей, если она возненавидит меня, но сейчас кажется, что только она может навредить мне! Моё лицо тут же вытянулось, я сглотнул. Не знаю, как выглядел со стороны, но глаза мои раскрылись так широко, что даже высохли. От осознания факта страха я хотел бежать от неё, но единственное разумное решение, что пришло ко мне в голову, это подавить эмоции. – Я буду рада стать вашей женой... – она так искренне улыбнулась. Мои глаза были готовы выпасть из глазниц. Она, она, она... Моя жена? Меня покрыло мурашками, и я захотел только бежать, бежать, бежать подальше от неё. Я не мог бить или навредить ей, я мог только исчезнуть. И я исчез – сразу после её слов я сбежал не оглядываясь. Я не чувствовал боли в ногах, несмотря на то, что бежал долго. Я не испытывал сожаления от побега, страх отпускал меня... В ней собрались все женщины, которых я знал. Я видел их в ней. Я видел, что могу навредить ей. В моей голове застыла пара мыслей: я не могу быть с ней, я не хочу быть с ней. Я не знал, почему это, не понимал сам себя. Мне было страшно, потому что от факта помолвки я чувствовал отвращение и желание избежать её. Другие тоже чувствовали это? Или это со мной что-то не так? Я не хочу жить рядом с женщиной... Почему именно рядом с женщиной? Может, дело в этой девочке? Пока я бежал, в голове проносились образы других девушек. Все девушки в моей голове были красотками, на которых заглядывались мои одноклассники, но, представляя их, я чувствовал отсутствие влечения к ним, потом отвращение, а потом страх перед каждой. И бежал ещё сильнее, ещё быстрее... Я не выходил из комнаты неделю. Ещё неделю я не виделся ни с кем из девушек. Ни с мамой, ни с Наньгун Цзе, я боялся служанок и избегал их. Девушки... Немного остыв, я больше не мучился отвращением, было просто страшно. Почему я боюсь? Почему я боюсь их? Мне страшно? Мне правда страшно? Это тот самый страх, который возникает перед темнотой, тишиной и ночью? Я не мог понять этого. Они навредят мне? Они не навредят мне! Ни одна... Тогда почему так страшно? Я не мог думать ни о чём, кроме моей помолвки и невесты. У меня есть ещё год-два, но я уже представлял, как веду её к себе в покои, сжимаю её руку... Руку... Я не хочу сжимать её руку. Её рука... Прожигающее стекло, накаляющееся всё сильнее. Она... Она – раскалëнное стекло, что убьёт меня. Без разницы, когда и как именно, я умру. Моё тело останется, а я умру. Моя мать пыталась говорить со мной, но я просто молчал. Я не мог сказать, что хотел. Я просто понял одно за эти две недели, я просто знаю кое-что о себе теперь... В тот день я набрался поразительным количеством смелости. Я заметил, что она всегда преследует меня в решающие моменты. Я пошёл к отцу, не думая ни о чём, кроме слов, которые я бы хотел донести до него. Он быстро принял меня – я удивился, что он не занят. Но даже хорошо, что всë сложилось так. Я бы не смог мучиться в ожидании. Это был весенний вечер, когда за окном зеленела трава и шёл лёгкий дождь – частый гость в этот период года. Иногда в такие вечера Наньгун Цзе сидела у окна подолгу, а я наблюдал за ней. Я не видел в этом ничего, но она постоянно вздыхала, видя, как капает вода с крыши. Вот и сейчас я слышал это накрапывание, но оно лишь волновало сильнее. Я зашёл в кабинет к отцу. Тут всё было как обычно: на столе лежали тысячи бумаг и книг, все они были сложены по чётким стопкам. Рядом с отцом стояла тушь и лежала печать. Он писал, склонившись над листом. Дописав «честность», он поднял голову и заметил меня. – Фэн Синь? – отец был удивлён меня увидеть. – Отец, – я слегка склонил голову. Я называю его императором и господином, но изредка и отцом. Каждый раз, когда я так его зову, он расслабляется и понимает, что я буду вести разговор исключительно о нашей семье, не касаясь всего внешнего. Его это отвлекало от работы, он любил так проводить вечера со мной. Но это было большой редкостью. Кажется, мы так говорили раза четыре, и два из них закончились спором... Я сел напротив. – Я хочу поговорить кое о чём, – я начал будто не спеша, но был уже готов сказать всë как есть. Мой острый язык может погубить меня, я чувствовал это. – О чем? – отец был заинтересован, вёл себя расслабленно. – Я не хочу помолвки. Я чувствовал, как напряжение, что появилось моментально, начинает всë больше нарастать. Отец нахмурил брови. – Я не спрашивал, хочешь ли ты этого, – он пытался держаться спокойно. – Ещё два года, ты можешь передумать. Он смотрел на меня, проедал глазами. Видимо, ждал того, что я кивну и соглашусь с ним, но стоит вспомнить о моём характере... – Нет, я не передумаю. Как ты можешь обещать меня кому-то, не спросив меня? – я повысил голос – зря. – Я твой отец, и я решаю это. – Он помолчал. Я слышал, как он скрипит зубами. – Или ты хочешь жену из низов? Я тоже замолчал. Я мог сказать опасное, что точно разозлит его, выведет из себя. Я рискнул: – Я не хочу жену... И... Но, не успев договорить, замолк. Отец тут же ответил мне: – Ты не имеешь права поступить так. – Он вздохнул и помассировал один из висков. – Ты единственный наследник. Продолжение рода – это твоя задача, цель. Ты был рождён возглавлять, терпеть и создавать. «Возглавлять, терпеть и создавать», – я это слышал со десятилетнего возраста, но только сейчас в полной мере понял, что значит «терпеть». – Я боюсь женщин, отец, – я сказал это. Придётся долго разбираться. – Боишься женщин? – он усмехнулся, принижая мой страх. Я только понял, как это глупо звучит. Я не имею права на страх. – Как можно их бояться? – он засмеялся в голос. Его смех был звонкий и настоящий. Как объяснить, как доказать ему? Он всë смеялся. Смеялся, так что маленькие слёзы заблестели у его нижних ресниц. Вдруг я перебил его смех: – Просто я... Я... – Он продолжал смеяться. – Я питаю к ним отвращение! – я произнёс это чётко, громко, будто я был уверен в своих словах. Можно было подумать об этом «отвращении» в разных ключах... Отец перестал смеяться. – Я не отменю помолвку. Ты всего лишь малец, у которого всë изменится к совершеннолетию. Ты станешь мужчиной и будешь тем, кем должен, – он помолчал. – О каком отвращении только может идти речь? Я тоже бы хотел, чтобы страх пропал, чтобы он был ненадолго. Но мне страшно сейчас... Закончится ли это? Я бы хотел, чтобы это закончились. – Фэн Синь, иди. Бесполезно разговаривать, ты ничего не изменишь. – Очень резко, очень в манере моего отца... Уже на пороге кабинета императора во мне появилось особенное чувство. Кажется, это можно назвать честностью. Я не надеялся на то, что он воспримет это всерьёз. Прямо у двери я оглянулся и сказал так, что он мог услышать: – Мне нравятся мужчины. Пойми, о каком отвращении к девушкам я говорю. – Я удалился. Я бежал. Быстрее я бежал только от той юной госпожи. Я хотел поскорее снова запереться у себя в покоях. Я бежал и думал о том, что отец говорит так мало, но я понимаю так много из этого. Мне надо терпеть – это главное, что он пытался донести до меня. Я не хотел терпеть. Я бежал и вспоминал все свои рассуждения за эти недели. Я помню, как резко осознал, что мне нравится мой одноклассник, и осознал, почему не интересовался девушками. Я вспомнил, как жёг книгу с красотками. Вспомнил, как позже меня за неё били. Неужели они правда думали, что я способен смотреть на полуголых женщин? Вспоминаю картинки оттуда как страшный сон... Я влетел в свои покои и упал на кровать. Как от страха к женщинам я пришёл к мужчинам? Или сначала были мужчины, а потом – страх к женщинам? Я путался в бесконечных мыслях. Всë так странно, но мне было легко. Я будто понял суть себя и мог знать, с чем мне нужно бороться, что мне нужно принять. Бесконечный цикл начался с этого момента... Нет, я не люблю мужчин. Я не любил их... Зачем я сказал это отцу? Как ему теперь терпеть такого сына? Я так ужасен. Я просто не могу их любить, у меня нет права на это. Я люблю мужчин. Я должен быть свободен, я должен быть собой. Вдруг это не я? Я... Я не знаю. Мне просто тяжело от мыслей в своей голове. Что помогает от них избавиться? Чтение, молитвы, медитации? Может, смерть? Тогда я обрету покой? Я не могу. Я не понимаю, кого я могу любить. Я не могу любить никого, у меня нет права любить хоть кого-то и что-то. Ненавижу себя. Если бы не я, мне бы не пришлось думать о том, что у меня нет права на что-то. Может, мне ненавидеть себя тоже нельзя? Надо стать нормальным мужчиной. *** Через год мой отец умер. Фэн Синь.