Луна, став полной, пойдет на убыль

Они двигались уже около пяти дней. Почти каждый день они останавливались в полях, что редкость в южном Нань, на сон. Спали до того, как не встанет солнце, ложились, как дойдут до хорошего места. Иногда спать удавалось по два или даже одному часу. Пройдя больше трёх тысяч ли, силы многих, особенного самого юного отряда, подходили к концу. Многие ученики придворцовой школы хитрили – забирались по ночам в телеги и ехали там, пока их не находили наставники и не заставляли идти до следующего привала пешком и нести какие-то мешки из припасов. У некоторых не хватало сил на три мешка весом 3 цзиня каждый, и их либо сразу щадили, либо постепенно забирали мешки обратно в телеги. Доставалось многим, потому что юные души не могли даже в дороге обойтись без утех и постоянно дурачились. Конечно, были и порядочные, которые пытались отговорить тех дураков. Некоторые и не отговаривали, просто молча уходили. Одним из таких молчаливых был Ши Уду. Нет, от него не отворачивались, он не одинок. Он общался с такими же тихими, как и он сам. Как ни посмотришь на него, рядом с ним всегда вились девушка и парень. Они были старше его, поэтому он как будто всегда находился под их защитой. Уходя от своего отряда в сторону, они постоянно перешёптывались. Девушка громко смеялась – видимо, её авторитета среди других учеников хватало, чтобы позволить себе этого. Парень вёл себя чуть мягче, Ши Уду тоже. Посмотрев на них подольше, многие могли заметить, что и Ши Уду, и парень в открытую смеются. Даже интересно становилось, что они могут там обсуждать, но никто не лез. Очередной привал, в этот раз они остановились прямо на закате. Все думали о том, что им повезло и в этот раз удастся выспаться. Это был уже шестой день похода, все были достаточно вымотаны. Поле, заросшее высокой травой, в которую можно провалиться и скрыться, из-за табуна лошадей стало просто поляной с придавленный мятой травой. Воины первым делом спрыгивали с коней, шли к телегам и вдалбливали в землю колья, привязывали к ним лошадей. Юноши разводили костры. Император тоже привязал своего коня вместе с остальными и присоединился к мальчишкам, что косили траву под самодельные кровати. Это были ученики придворцовой школы и кто помладше из воинов, в их руках были кинжалы, которыми они скашивали траву. Трава была свежая и с острыми краями, поэтому кто-нибудь постоянно резал ею себе пальцы. Поодаль от косильщиков стояли несколько девушек, которые наблюдали за ними без особого впечатления и даже обиженно. – Бин-гэ, дай мне нож, я тоже хочу покосить траву, – сказала одна из них. Парень с завязанным на голове чёрным пучком и в светлой одежде отозвался и показал ей свою ладонь: – Нечего девушке руки резать. Посмотри. Этого хочешь? – Он покрутил перед ней рукой, а та отвернулась. Фэн Синь сдержанно улыбнулся, чуть ли не смеясь. Приятно видеть, когда брат заботится о своей сестре. Император подошёл к девушке. – Как тебя зовут? – спросил он. Девушка обомлела: она не знала императора в лицо, но испугалась на вид важного и собранного мужчину. – Я Юэ Цзыю, – вдруг чётко ответила девушка. Видимо, решила не робеть. – Дай-ка свои руки. Девушка робко протянула их императору. Он не решался сначала прикоснуться, хотя сам же сказал. Он будто завис на пару мгновений, а потом очнулся: – Прикоснусь же? Девушка просто быстро кивнула, отводя глаза. Император достал из пояса два белые ленты, которые носил как украшение, и замотал девушке ладони. Он достал позолоченный кинжал и протянул его Юэ Цзыю. Та неуверенно взяла его, разглядывая. – Верни потом только. Она кивнула и убежала к своему брату. Уходя от компании девушек, он услышал, как две подруги перешёптываются: – Неужели А-Цзыю понравилась этому статному господину? – Она? Да не говори глупости. – Ой, а ну вдруг, – девушка в бирюзовых одеяниях взглянула господину Фэн вслед. – Ты, кстати, не знаешь, что это за господин? Как его звать? Фэн Синь оглянулся на них, те тут же перестали шептаться. Он подошёл к той самой, в бирюзовых одеждах, почти вплотную и мимолётно прошептал ей на ухо: – Моё имя Аньси. И быстро ушёл, оставив девушку в немом шоке. Её подруга тут же пристала к ней и начала расспрашивать, что же сказал господин в дорогих одеяниях. Солнце село, небо пока ещё было лазурно-голубым, медленно темнело. Поляна наконец-то стала похожа на лагерь. Большая территория была застелена выкошенной травой. Где-то поверх лежала ткань, где-то одежда. Эти небольшие горки, самодельные кровати были всего в пару цунях друг от друга, примерно на одном му надо было уместить около пятидесяти спальных мест, три костра, столбы с привязанным табуном лошадей. Стало темнеть, юноши подходили к каждому костру и разжигали их. Посреди поляны появились три вспышки света. За костром, близким к самодельным кроватям, сидел юный отряд, они болтали о чём-то непринуждённом, смеялись. Около табуна лошадей расположились ямщики – всего пара человек, мужички в среднем возрасте и с коротенькими бородками. Посередине этих костров расположился центральный отряд, каждый в дорогих одеяниях. В их украшениях отражался и переливался свет огня. Генералы, чиновники, стратеги болтали о чём-то своём, возвышенном, что кажется простым. Фэн Синь безучастно сидел рядом с ними, наклонив голову вбок и думая о своём. Не вслушивался в разговоры, в голове мысль переключалась на другую, следующую, следующую. Хотелось просто остановить этот поток. Фэн Синь встал, отряхнул одеяния. – Вы куда? – его заметил Пэй Мин. – До леса дойду, тут недалеко же. – Может, с вами пойти? Мало ли что, – предложил один из генералов, рядом с Пэй Мином. – Не нужно. Отдыхайте, господа. Мужчины быстро склонили головы, император поклонился в ответ и ушёл. Дойдя до леса, он почувствовал некую свободу от мыслей и всех людей позади. Целители отмечали, что леса юга безмятежны и свежи настолько, что можно лишиться здесь души, иссушив себя до капли, или, наоборот, восполнить её. Глубокие лесные цвета меркли в темноте, глубине леса, куда смотрел Фэн Синь, но он не собирался идти туда. Остановившись у толстого высокого дерева, он достал меч из ножен и вонзил его в ствол. За ударом удар, и мысли очищались. Меч впивался в древесину, но Фэн Синь быстро его доставал. Вдыхая свежий воздух, он не чувствовал напряжение. Ещё удар, ещё удар... Перед глазами образ. Казалось, что мысли чисты, что думать не приходится, но «он» резко возникал в голове. Фэн Синь остановился, напряжённо потёр переносицу свободной рукой. Образы в голове то пропадали, то исчезали перед ним. Более сильный удар по дереву будто должен был привести Фэн Синя в чувства, но этого не произошло. Он остановился и сел у дерева, возвратив меч в ножны. – Сколько можно... Юноша с чёрными волосами и обсидиановыми глазами. Вот его строгий взгляд, что напрягает, вот его застывшее в моменте спокойное лицо, вот безупречный выпад, слова, что Фэн Синь снова проиграл... Бесконечные замкнутые мысли, он снова возникает... Юноша с чёрными волосами и... – Хватит думать о нём, – Фэн Синь снова потёр переносицу. Мысли испарялись, снова возникали. Куда бежать от них? Теперь он думает о том, почему Му Цин не поехал? Почему он не искал встречи с ним после той самой ночи? ...Он практически не выходил из своей комнаты... Как он питается?.. Он в порядке сейчас? Может, послать письмо Линвэнь? Тогда стоит написать об А-Ляне... Как там А-Лянь? Перестал ли плакать каждую ночь? А Фэн Синю тоже хочется плакать... – Хватит, – он попытался прогнать мысли, встал. Дерево получило ещё один сильный удар. Теперь эти следы, шрамы останутся тут навсегда, и если Фэн Синь ещё раз встретит это дерево, то они напомнят ему об этом дне... Хватит думать. Через почти три дня армия была почти у города. За два ли расположился новый лагерь. Нынешнее место не походило ни на одно из предыдущих. Это был настоящий военный лагерь с множеством больших палаток. Предусмотрено всë: места для воинов, места собраний по стратегическим вопросам, костры, пути отступления, склад для припасов, места для тренировок воинов. Этот лагерь должен был стать домом для многих на пару месяцев. Находился он не на открытой местности, а в лесу на большой поляне. Это было самое начало леса или самый конец по отношению к Цзе Тяню. Высокий лес не отличался густотой, как леса юга, на этой территории уже чувствовался холод и сухость северного климата, но эти деревья и растения вполне могли укрыть армию. По центру леса находилось болото, которое нужно было переходить вброд, чтобы попасть на другой берег, что было ещё одним плюсом для армии южного Нань. Они знали места, где это болото было ниже и где можно было свободно пройти, только чуть замарав сапоги. С расположением лагеря южному Нань свезло. Только началось утро, это был восьмой день похода. Император, как и обычно, уже был на ногах и полон сил. Он шёл к палатке, где велись переговоры. Когда Фэн Синь вошёл внутрь, все стратеги-чиновники сложили руки перед собой и поклонились императору, и он с уважением ответил тем же. Встав во главе стола, он начал: – Обсудим текущую ситуацию: вчера прислали письмо из Цзе Тяня с приложенной к нему картой. Император развернул карту и положил её на стол. На ней были нарисована местность Цзе Тяня, отмечены найденные лагеря противника и разрушенные здания, а также лагеря южного Нань. – Красными точками отмечены лагеря северного Хэ Му, – господин Фэн указал на них. – Их всего две, но отрядов гораздо больше. Дальше продолжил один из стратегов, что стоял по левую сторону от Фэн Синя. Это был мужчина с щетиной, волосами, собранными в нижний хвост, и в тёмном одеянии непонятного коричневого оттенка. – У нас есть основания полагать, что отрядов больше. Во-первых, у каждого отряда есть метка на руке, что отличает один от другого. – Но зачем им это? – поинтересовалась женщина средних лет в багровых одеяниях. – Северный Хэ Му ведёт контроль над отрядами, их количеством. Подобное практикуется с зарождения северного Хэ Му. Использовалось не только во время военных действий, но и в тренировочных целях. – Мужчина похлопал по тыльной стороне правого запястья. – Метка ставится сюда. Раньше она была нарисована, теперь её прижигают. – Как... – зашептался кто-то. – Верно, как клеймо на всю жизнь, чтобы воины не забывали, кому они должны быть верны. На пару мгновений повисла тишина, но позже стратег продолжил: – Так как ведётся контроль количества, то если часть отряда убивают, тó количество убитых либо отнимается от других отрядов, либо прибавляется от основной армии. Так не остаётся слабых мест. – Довольно умно, если уметь этим управлять, – высказался кто-то. – Продолжим, – сказал император. Дальше разговор шёл о количестве отрядов в городе, о действующих и уничтоженных. Южный Нань нашёл два лагеря отрядов, но не успел зачистить отряд до конца, поэтому все воины северного Хэ Му просто бежали в другое место. Как выяснилось, на один отряд Нань нападало три отряда с разным клеймом, так что в городе их минимум три. Многие стратеги интересовались, как именно выглядят эти клейма, поэтому было решено отправить письмо с вопросом в Цзе Тянь. После прочтения отправленного письма с фронта, императору удалось узнать, что один отряд состоит полностью из жителей Цзе Тяня. В план вошло их нахождение и освобождение, а также при желании пересылка в другие города. Было решено выйти в город за пару часов до рассвета и присоединиться к одному из отрядов южного Нань, но перед этим надо было отправить туда разведку вместе с тем самым письмом про клейма. – Отправьте разведку прямо сейчас, – приказал, выходя из палатки, император. Тот самый мужчина-стратег в коричневых одеяниях тут же отправился к воинам. Солнце практически поднялось к зениту. Вокруг тишина. Ученики придворцовой школы сидели у своей палатки и лицезрели окружающее, смотря, как их старшие готовят обед. После тренировки такой небольшой отдых был благодатью. Приятный ветерок, яркое солнце и запах готовившейся еды – нет ничего лучше. К ученикам подбежала девушка: – Слышали, что император выслал разведку и они уже скоро выходят в город? – Ага, – скучающе ответил какой-то парниша. – Надеюсь, что они доберутся и будут в порядке. Иначе и не нам сладко придётся, – заметила та самая Юэ Цзыю, на её руках до сих пор были ленты Фэн Синя. После никто не высказался. Все продолжили спокойно сидеть, думая о том, что ждёт их в дальнейшем, да хотя бы о скором обеде. Вдруг Ши Уду, что до этого был замечен крайне задумчивым, вскочил и отправился в сторону палаток центрального отряда. – Ты куда? – спросил его друг. – Я хочу найти наставника. Ши Уду так быстро удалился, что его будто и не было здесь. <—•—> – Господин, он прибыл и стоит в дверях, разрешите войти? – Значит, не умер... – шёпотом рассудил император Хэ Му. – Пусть войдёт. В залу вошёл юноша. За ним ещё несколько человек, его слуги. Юноша был знатно искалечен. Лицо в синяках, небольшие ранки на нём же. Через полупрозрачные концы рукавов видны покрасневшие запястья. Приближался он к императору медленно, держась за живот и еле переставляя ноги. – Я думал, ты умер, – сразу же выразился Хэ Сюань. – Не совсем, – юноша потёр висок, закрыв глаза. У него, видимо, болела голова, так что каждое слово раздражало. – Всë же ты здесь. – Да, но зачем мне надо было столько ехать? Мог бы остаться в столице и спокойно выздоравливать! – раздался раздражённый ответ. – Моё укрытие лучше, чем у твоей дорогой мамочки, Ци Жун, – язвительно протянул Хэ Сюань, чуть улыбаясь уголками губ. – Чё про мать вякнул!? – юноша ощутимо повысил тон. Мгновение – и Ци Жун был готов приблизиться к императору и набить ему морду, терять уже нечего, но здоровье и личная охрана Хэ Сюаня не позволили ему такие выходки. – Увидите гостя в его покои, – бросил господин Хэ, выходя из залы. Ци Жун проводил его злобным взглядом, в котором будто огонь горел. Его слуги кинули на своего господина взгляд и поняли, что лучше его не трогать. В комнату его любезно пригласил один из слуг Хэ Сюаня, тот не боялся получить в лицо. <—•—> Хуа Чэн сидел в своих покоях, склонившись над бумагой. Он держал к руке кисть, которой только что макнул в тушь. С кисти на стол падали чёрные капли. Кап-кап, кап-кап, кап-кап... Генерал продолжил писать. «...Может, есть на то причины, не знаю, но я крайне обеспокоен. Послезавтра пойдёт уже вторая неделя, как ты не отвечаешь мне. Неужели передатчик исчез? Или с тобой что-то случилось? Я привык думать на худшее, к сожалению. Я просто жду твоего ответа, не собираюсь выезжать из столицы ближайшие две недели. Я какое-то время будут дома, пока снова не вызовут на службу. Письма можешь отправлять так же, я обязательно получу их. С уважением и надеждой, Саньлан». Саньлан – это кодовое имя Хуа Чэна для тайных писем. Оно было выбрано по нескольким причинам. Можно было перепутать и подумать, что кому-то прислали письмо от его любимого человека. И также Хуа Чэн был в семье один, так что ни о каком третьем сыне не могло идти речи. Всë это не вызывало никаких подозрений. Кому надо было знать, от кого это, тот знал. Эти тайные переписки – опасное занятие для генерала, приближённого к императору, так как его должностям они официально запрещены, но кто из чиновников не грешил подобным? Чаще, конечно, отправляли письма своим тайным любовницам или любовникам, но подозревалось, что такие переписки ведутся с врагами страны. У господина Хуа был последний вариант, что должно было страшить, но нет. Он почему-то не боялся закона северного Хэ Му, его жизнь и положение не казалось ему ценным, оно просто было. Хуа Чэн дописал письмо, сложил его и приблизился к тайнику под кроватью. Тайным местом назывался небольшой закрывающийся ящик, прикреплённый к задней ножке кровати. Генерал опустил на колени у кровати, заглянул под неё и, найдя тайник, положил туда письмо. Закрыв его, господин Хуа снова сел за стол. Он посмотрел на себя в зеркало, рассматривая чистое лицо. На нём не было не шрамов, ни царапин, ни родинок. Только цвет лица был грязным, серым, это выдавало ежедневную усталость. Хуа Чэн слегка притронулся к повязке на правом глазу. Ещё немного посмотрев на себя в зеркало, он развязал узел на голове и повязка упала ему в руки. В отражении Хуа Чэн увидел красивого мужчину, единственное, что его портило – отсутствие правого глаза и шрам поверх. Он никогда не забудет того, как получил этот шрам. Разглядывая заросшие стежки грубых нитей на коже, он притронулся к ним, но тут же отдёрнул руку. Он не чувствовал ничего возле этого шрама, зато пальцы ощущали грубые стежки зашитой кожи. Шрам шёл вертикально вверх от пришитых к друг другу век – верхнего и нижнего. Ресниц на верхнем веке уже не было, но кожа в стежках выглядела уродливо, сморщенно. Хуа Чэн опустил палец в баночку с маслом рядом и аккуратно помазал шрам. Всë-таки хоть какая-то чувствительность осталась. Под повязкой кожа постоянно неприятно тёрлась, и Чэн решил просто смазывать поверхность повязки и кожу, чтобы шрам не драло от грубой ткани. Повязка была старая, но другую он не хотел. Ещё немного посмотрев на себя в зеркало, Хуа Чэн снова надел повязку. Так он нравился себе гораздо больше, без этого уродливого шрама. Тем более он о многом напоминал, а о чём – господин Хуа не хотел бы помнить. <—•—> «Не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо, но я надеюсь на это. Помнишь, я говорил, что хочу увидеться с тобой, сбежать отсюда? Стены так душат, всë напоминает о смерти матери. Брат где-то неделю назад уехал, оставил меня одного. Я наконец могу уйти. Я так глуп, что не знаю, куда мне именно бежать, чтобы увидеться с тобой. Отправлю тебе письмо, как доберусь хотя бы до Цзе Тяня. Если доберусь, конечно. Приложу к письму путь, по которому планирую идти. Я нашёл карты в покоях брата и долго изучал их. Мне нужно бежать. До встречи, А-Лянь».