Секреты и Маски | Secrets and Masks

20 января Гермиона и Малфой проталкивались через толпу учеников, следуя за младшей версией Грейнджер, которая шла по оживлённому замку вместе с Гарри. Было трудно угнаться за ними в этом воспоминании, и ещё труднее было услышать их разговор из-за шума вокруг. Рациональной частью мозга Гермиона понимала, что на самом деле студентов перед ней нет, но всё равно шла осторожно, стараясь не задевать их. Она всё время наклонялась, пробираясь сквозь толпу, чтобы не врезаться в маленькие тела. Это была привычка, которую ей привила война: защищать всё маленькое и беспомощное, даже если этого там не было. Малфой, однако, не страдал от этого недуга. Он продирался через толпу маленьких волшебниц и волшебников, смотря на них так, словно они были грязью под ногами. Малфой не сгибался и не уворачивался, чтобы пропустить их. Вместо этого шёл сквозь них, отчего маленькие тела тут же испарялись, оставляя после себя облачко дыма. К тому времени, как юная волшебница завернула за угол, Гермиона догнала её и теперь шла бок о бок с Малфоем. Она старалась не отставать от его темпа, ведь один его длинный шаг соответствовал двум её более коротким. У неё было чувство, что он делает это нарочно: просто чтобы позлить, сбить дыхание. — Что сказал Артур? — Если Дамблдор и путешествует, то это является новостью для Министерства, — сказал Гарри, глядя куда-то вдаль. Младшая версия Гермионы открыла рот, чтобы что-то сказать, но прервалась, когда Гарри резко поднял на неё глаза, словно на него снизошло озарение. — Но в ту ночь, у Горбин и Бэркес... Драко смотрел на исчезающий шкаф! Гермиона почувствовала, как холодный взгляд Малфоя скользнул по её лицу при упоминании его имени, но продолжила смотреть вперёд и старалась сдерживать дрожь. В последнее время он делал это почти ежедневно с тех пор, как она начала захлёбываться кровью после их сеансов. Драко, как правило, наблюдал за ней, пока перед ним прокручивались воспоминания, изучая её намного пристальнее, чем их. Эльфы, казалось, были обеспокоены огромным количеством крови, которую она выплёвывала после их сеансов, и начали снабжать её снадобьями и зельями, восстанавливающими кровь. Малфоя это не волновало: он был таким же неумолимым, как и всегда, отказываясь сокращать продолжительность или количество сеансов, несмотря на советы эльфов. Но он начал наблюдать за ней, и почему-то Гермионе от этого было ещё хуже. Она предпочла бы, чтобы он игнорировал её, отпускал комментарии о её «хрупком здоровье грязнокровки» или шутил о том, что «низшие виды» не способны справиться с такой жестокой магией, а затем притворялся, что её не существует, как он делал с момента её появления. Теперь Малфой, казалось, изо всех сил старался быть как можно ближе к ней, пока они прогуливались по воспоминаниям. Их плечи практически соприкасались – они находились достаточно близко, чтобы она чувствовала от него холод. Его постоянное наблюдение начинало действовать Гермионе на нервы. Она чувствовала себя муравьём под увеличительным стеклом, шарахаясь от каждого его движения и с нетерпением ожидая момента, когда он повернёт стекло к солнцу и луч сожжёт её. Она была уверена: рано или поздно это должно случиться – и ожидание пугало её. Было что-то ещё в глазах Драко, когда он наблюдал за Гермионой. То, как пристально они следили за каждым движением её руки и поднятием брови, напрягало. Из-за этого она несколько дней была на нервах. Гермиона не могла спать, её ногти были обкусаны до мяса, а волосы растрепались больше, чем обычно, из-за постоянного ёрзания в постели. Драко не пытался скрыть тот факт, что смотрел на неё, и казался совершенно невозмутимым, когда она замечала его взгляд. Гермиона же в ответ бросала самый злобный, на который только была способна. Однако как бы сильно ни действовали на неё наблюдения и удручающая близость, всё это блекло в сравнении с тем, как он смотрел ей в глаза. Грейнджер чувствовала себя в ловушке под его пристальным взглядом, и от этих мёртвых глаз у неё скручивало живот. Хотя глаза Малфоя были холодными и бесчувственными, она была почти очарована тем, как он смотрел на неё. Он смотрел так, будто в её глазах был ответ на вопрос, который он не мог произнести вслух. Как будто он что-то искал... Младшая версия Гермионы скорчила гримасу. — Зачем Драко понадобился исчезающий шкаф? Краем глаза волшебница заметила, как тот изогнул бровь. Она продолжала идти, всё ещё отказываясь смотреть на него. — Ну так что? — Он выглядит по-другому, тебе не кажется? — она спросила Гарри: — Драко? Почти бледнее обычного. Глаза Гермионы скользнули, чтобы посмотреть на Малфоя, и её желудок сжался, когда она увидела, как он наблюдал за Гермионой времён Хогвартса. Выражение его лица было пустым, но глаза словно мерцали, как крошечный уголёк. С тошнотворным покалыванием в груди она поняла, что не заметила бы этого, если бы не наблюдала так пристально. Гарри фыркнул: — Как ты смогла заметить разницу? — Оу-у, Грейнджер, — протянул Малфой. Злобная усмешка, наконец, появилась снова, когда воспоминания начали исчезать. — Я не знал, что ты так сильно заботилась обо мне. — Это было другое. — Интересно, что? — Тогда я думала, что у тебя есть душа, которую, возможно, стоит спасти. Как только они вернулись в её комнату, позвоночник Гермионы выгнулся, и она упала на четвереньки. Её плечо резко дёрнулось, когда знакомый вкус крови обжёг ей горло во время рвоты. Малфой отступил назад, когда первая волна брызнула на ковёр, и она больше всего на свете хотела, чтобы он просто отвалил и оставил в покое, пока её рвало кровью. Лёгкие горели от нехватки кислорода, алые слёзы текли из глаз, пока кровь волна за волной подступала к её горлу. Гермиона чувствовала, как тёплая струйка вытекла из её ушей и скатилась по челюсти, чтобы присоединиться к остальной массе на полу. Минуты шли, а Малфой всё ещё отказывался уходить – просто смотрел, как она хрипела и жалко задыхалась на полу. Должно быть, прошло по меньшей мере восемь минут, прежде чем она смогла дышать и даже смогла выдавить из себя несколько слов: — Почему... — ещё один густой алый комок душил её, когда слетал с губ, — ты всё ещё... — ещё один спазм в животе, после которого на ковёр брызнула очередная порция красной жидкости, — ...здесь? Малфой не сказал ни слова, но Гермиона услышала скрип половиц, когда он переместил свой вес, предположительно, чтобы встать перед ней на колени. Это он начал делать после каждого из их сеансов. Одна из его холодных рук снова обхватила её подбородок, чтобы приподнять голову. Гермиона была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Она напряглась, когда встретила чужой взгляд, но ничего не могла с собой поделать. То, как Драко пристально наблюдал за ней, то, как осторожно осматривал лицо, чтобы проверить количество крови, вытекшей из её ушей. И всё это только для того, чтобы в конечном итоге посмотреть ей в глаза в течение нескольких секунд: от этого её кожа покрывалась мурашками. По причине, которую Гермиона не могла до конца понять, она всегда оказывалась в ловушке под его пристальным взглядом. Она не была уверена, почему – вероятно, из-за потери крови. Что искал Малфой? Что бы это ни было, он этого не нашёл. Драко проводил всё больше и больше времени, изучая её после каждого сеанса, тратя несколько дополнительных секунд... Странная тяжесть появилась в груди Гермионы, когда его холодные глаза скользнули к её рту. У неё перехватило дыхание, когда он слегка провёл большим пальцем по её нижней губе. Это было такое простое движение, которое, очевидно, Малфой сделал для того, чтобы стереть кровь, оставшуюся на губах. Тем не менее, Гермиона замерла. Что, чёрт возьми, с ней не так? Почему её не воротит от него? Грейнджер увидела, как взгляд блондина снова скользнул по её губам, и она поклялась, что увидела какой-то огонь. Что-то маленькое, крошечное в его серо-голубых глазах, что-то живое. Но почему она не попыталась ударить Малфоя? Она должна была отбросить его руку с такой силой, чтобы сломать его длинные пальцы. Он глубоко вдохнул через нос, и она почувствовала, как его пальцы сильнее сжали её подбородок. Она должна была накричать на него за дерзость полагать, что он может касаться её таким образом. Малфой ещё раз нежно провёл пальцем по её нижней губе, как будто не мог остановиться, и Гермиона с трудом подавила дрожь. Второе прикосновение к губам, казалось, растопило лёд в её венах достаточно, чтобы расслабить мышцы, и она нашла в себе силы уклониться от его прикосновения. Грейнджер попятилась назад, пока плечи не коснулись изножья кровати. — Я же говорила тебе не прикасаться ко мне, — слабо усмехнулась она, обхватывая дрожащими пальцами один из холстов и используя его, чтобы подняться на ноги. — Сделаешь так ещё раз, и я сломаю тебе палец. Малфой не сказал ни слова, просто наблюдал за ней ещё несколько секунд, сжимая и разжимая челюсть, прежде чем убрать кровавое месиво и уйти. Уходя, он хлопнул дверью чуть сильнее, чем того требовала ситуация. И на следующий день Драко провёл большим пальцем по её губе после очередного приступа, и Гермиона попыталась выполнить своё обещание сломать ему пальцы. Было обидно осознавать, что она оказалась слишком слаба, чтобы сделать это. 28 января Рука Гермионы болела, когда она пыталась дотянуться до верхнего угла стены. Она стояла на деревянном столе, на носочках, пытаясь нанести тёмно-синюю краску, чтобы закончить эту часть своей фрески. Всего за месяц она покрыла почти половину первой стены и не собиралась останавливаться. Фреска начиналась, к большому огорчению её похитителя, с озера, окружённого деревьями. Но по мере того, как картина расширялась, созданный ею обширный пейзаж становился всё более живописным и захватывающим. Гермиона расширила озеро до самых плинтусов, покрыв некогда кремовые стены изображениями рыб и глубоководных существ, о которых читала в детстве. Она сделала свои подводные творения как можно более красочными, раскрасив морских обитателей в яркие оттенки оранжевого и жёлтого, чтобы добавить столь необходимого разнообразия. Малфой чертовски ненавидел это, поэтому Гермиона не позволила бы себе остановиться. Если она продолжит в том же духе, то сможет украсить каждую стену в своей клетке к сентябрю. А что делать потом? Начать всё с начала? Или, может быть, она могла бы перейти к потолку? Может быть, получится нарисовать там созвездия и падающие звёзды? Девушка вытерла пот со лба и отступила, чтобы полюбоваться своей работой. Верхняя часть фрески простиралась до огромного горизонта, усеянного горными вершинами, облаками и деревьями. Цветы были не такими яркими, как рыбы, но Гермионе очень нравились их цветовые сочетания. Она чувствовала, что они прекрасно дополняют друг друга. Она улыбалась, рисуя их, представляла, как чудесно было бы сбежать. Схватить метлу из шкафа Малфоя и взлететь так высоко, чтобы можно было провести пальцами по свежим облакам. Ей очень понравилось работать над этой фреской. Грейнджер считала, что это одна из её лучших работ. Так почему же она чувствовала, что на огромном участке неба чего-то не хватает? Она не могла добавить больше облаков: фреска не нуждалась в пушистых штрихах белого и серого. Нет, не хватало чего-то ещё, она просто не могла точно определить, что же это было. Покачав головой, Гермиона слезла со стола и сняла шёлковый шарф с волос, проводя пальцами по спутанным кудрям и размышляя о том, чего не хватает на картине. Она подошла к раковине в своей ванной и открыла один из кранов, плеснув холодной водой на лицо, прежде чем увидела своё отражение в зеркале. Волшебница была вся покрыта сине-белыми пятнами краски: они были на щеках и шее, а на носу красовалось большое пятно. Она плеснула на лицо ещё немного ледяной воды, но это не помогло смыть краску с кожи. В этом и заключалась особенность волшебно зачарованных красок: их цвета были великолепно яркими и невероятно красивыми на полотне, но их использование оборачивалось настоящим кошмаром, если нужно было смыть их с кожи. Потребовалось сорок пять минут отмокать и энергично мыться в ванне, чтобы убрать все следы краски с тела, и к тому времени когда она закончила, Гермиона была абсолютно измучена. После сеансов легилименции с Малфоем она теряла слишком много крови. Даже после того как принимала зелье для восстановления крови и перечное зелье, слабость не покидала её до конца дня. Грейнджер заметила, что самые простые действия стали сказываться на её теле: даже полотенце, которым она сушила волосы после вечерней ванны, заставляло её несколько минут восстанавливать дыхание. Она начала уставать от своей хрупкости. Это была одна из причин, по которой она заставляла себя рисовать каждый вечер, независимо от того, насколько она устала. Малфой отнял у неё всё: её свободу, её палочку, поэтому она не собиралась позволить ему забрать и её работу. Она задумалась, не стоит ли попросить эльфов увеличить дозировку зелий. Или, возможно, была причина, по которой Малфой всегда ограничивал дозу? Возможно, это была ещё одна тактика, чтобы держать её слабой и уязвимой, препятствуя побегу. Был только один способ узнать. Гермиона фыркнула и переоделась в леггинсы и чёрную футболку. Она накинула на себя длинный кардиган до колен и вышла из своей комнаты. До кухни она шла дольше, чем обычно, но в поместье было жутко тихо ночью, так что, по крайней мере, у неё было время обдумать возможные планы побега. — Добрый вечер, мисс, — прощебетала Квинзел, когда Гермиона распахнула двери на кухню. — Есть ли что-то, с чем Квинзел может помочь мисс? — Да, пожалуйста, — она тихо ответила, плотнее закутываясь в кремовый кардиган. — Ещё одно перечное зелье было бы кстати, спасибо. Эльф кивнула и левитировала хрустальный бокал из буфета. — Конечно, это совсем не проблема, мисс. Что ж, эта теория была опровергнута так же быстро, как и появилась. Пока эльфийка напевала и занималась приготовлением напитка, Гермиона воспользовалась моментом, чтобы изучить её. Квинзел была относительно маленьким домашним эльфом и очень тихим. Она была вежливой и, безусловно, дружелюбной, но никогда не начинала диалог без необходимости. За всё время, что Гермиона была заперта в поместье, у неё было всего несколько разговоров с Квинзел, и все они содержали менее пятидесяти слов. Другой эльф, Роми, казалось, не мог перестать говорить. Он очень напоминал Гермионе Гарри. Эльф, казалось, ненавидел молчание любого рода и часто болтал обо всём на свете, чтобы нейтрализовать напряжение или тишину в воздухе. И она заметила, что, если его не останавливать, он часто говорил больше, чем нужно. Словно прочитал её мысли, позади неё с треском появился Роми с матерчатым мешком через плечо. — Добрый вечер, Квинзел, — сказал он, не сводя глаз с сумки, когда бросил её на кафельный пол и начал вынимать из неё травы и другие безделушки. — Роми сожалеет, что опоздал. Он пошёл на рынок, чтобы купить ингредиенты, необходимые миссис Забини, и столкнулся с другим эльфом. Он был очень противным и грубым, он сказал, что когда его Хозяин обедал здесь несколько месяцев назад, ему не понравился жареный картофель, который приготовил Роми. Может ли Квинзел в это поверить? Роми был очень зол на него и хотел швырнуть этот Безоар ему в голову за его грубость. Конечно, Роми этого не сделал, потому что это было бы... Он внезапно поднял глаза, и Гермиона не смогла удержаться от улыбки, когда лёгкий румянец окрасил щёки зеленоглазого эльфа. — Мисс Грейнджер! — он радостно запищал. — Роми очень рад вас видеть! Роми не хотел, чтобы вы сочли его грубым, когда он не принёс мисс ужин сегодня вечером. Видите ли, мисс Астория хотела, чтобы он сходил за ингредиентами для её особых зелий и... — Роми, — вмешалась Квинзел; на её маленьком личике ясно читалось раздражение, — не мог бы ты сходить на склад и принести Квинзел толчёные змеиные клыки? — Подожди секунду. Роми? — спросила Гермиона, останавливая эльфа, прежде чем он смог убежать. — Что делает зелья миссис Забини такими особенными? Его зелёные глаза значительно расширились, но он не ответил. Квинзел перестала готовить Гермионе напиток и стала наблюдать за ним: её розовые глаза сузились до двух щёлочек, а губы сжались в тонкую линию. Очевидно, Роми снова сказал слишком много. — Есть ли какой-то особый ингредиент? — Гермиона продолжала настаивать, надеясь, что её настойчивость побудит его снова оступиться. — Или это само зелье особенное? — Ну... — он опустил глаза в пол и начал ковырять ногти, явно испытывая дискомфорт от ситуации, в которой оказался, но это только сделало Гермиону более любопытной. Она знала, что Роми не должен был упоминать зелья Астории, и могла сказать по реакции Малфоя, что это было именно то, о чём Гермиона не должна была знать. Но почему? Астория проводила очень много времени в своей лаборатории, и то, что зельеварение – её талант и страсть, не было секретом. Так почему же эльфы не хотят отвечать на вопрос? Прежде чем Гермиона смогла продолжить, Квинзел спрыгнула со своего стула и подтолкнула охлаждённый стакан к коленям Гермионы. Даже сквозь леггинсы от холода у неё перехватило дыхание. — Нет времени на вопросы, — строго сказала Квинзел, призывая Гермиону взять стакан с голубой жидкостью, прежде чем она начнёт прогонять её с кухни. — У Роми и Квинзел много дел до восхода солнца, а мисс Грейнджер только мешает нам. Эльф поспешно выпроводил её и запер дверь, когда Гермиона оказалась снаружи. Должно быть, эльф тоже наложила заглушающие чары, потому что когда Гермиона прижалась ухом к двери, чтобы подслушать, она не услышала ни звука. Она тяжело вздохнула и направилась обратно в свою комнату. Девушка потягивала зелье на ходу, чувствуя, что эффект начинает появляться уже на подходе к винтовой лестнице. Её мышцы окрепли, когда она поднялась наверх, а когда дошла до конца пустынного коридора, где находилась её спальня, то шла чуть ли не вприпрыжку. Вернувшись в свою комнату, Гермиона засуетилась из-за странного поведения эльфа, прокручивая в голове ингредиенты, которые, как она видела, доставал из сумки Роми, и начала вспоминать зелья с этими травами, как вдруг тишину нарушил громкий треск. Взгляд Гермионы метнулся к двери, её тело застыло. В наступившей жуткой тишине она насчитала пять ударов своего сердца, прежде чем услышала голоса. Один был мужским, глубоким и хриплым, другой – высоким и женственным. Она не могла понять, смеётся женский голос или плачет. Волшебница медленно подошла к двери спальни и прижалась ухом к дереву. Гермиона предположила, что, хоть голос и был приглушён, женский принадлежал Астории, но мужской голос она определить не смогла. Во время разговора раздалось несколько громких ударов, а затем грохот, который звучал так, словно что-то керамическое разбилось об пол. Гермиона сделала глубокий вдох через нос и осторожно открыла дверь. Это была всего лишь небольшая щель, но достаточно широкая, чтобы взглянуть одним глазом. Она была права: Астория стояла в коридоре, примерно в двенадцати футах от неё, неуклюже сжимая в руке почти пустую бутылку красного вина, в то время как другой держалась за стену для поддержки. Тео сидел на полу, прислонившись спиной к противоположной стене, вытянув ноги и отпивая из бутылки. Их взгляды были устремлены на осколки разбитой вазы, которую пара, должно быть, опрокинула. Астория несколько секунд смотрела на беспорядок выпученными глазами, моргнула, а затем прижала ладонь к губам, скрывая смех. — Малфой убьёт тебя, — пробормотал Нотт, прежде чем сделать глоток огневиски. — Его мать принесла эту вазу. Астория усмехнулась: — Чёрт возьми, этот ублюдок заколдовал всё-ё-ё-ё, — она ответила, но её голос звучал неправильно: тон был медленнее, ниже, отличаясь от того, каким она обычно говорила, и слова были невнятными. — Он восстановится через секунду... просто смотри. Астория театрально протянула руку к куче осколков, и именно тогда Гермиона заметила струйку крови, которая сочилась из глубокого пореза на её бицепсе, но блондинка, казалось, не обращала на это внимание. Обычная безупречная красота Астории исчезла, превратив её в бледную тень своего прежнего сияющего «я». Её кожа была бледной и серой, что резко контрастировало с алой струйкой, стекающей по её руке. Красная помада размазалась по подбородку, а тушь под глазами свидетельствовала о высохших слезах. Тёмные, почти чёрные корни на её макушке выглядели ещё более заметными на фоне вьющихся искусственных светлых волос. Однако самым резким изменением в её внешности были глаза. Они казались холодными и отстранёнными, лишёнными привычного приветливого блеска и доброты, которые Гермиона всегда замечала в них. Она выглядела так, как будто не спала несколько дней: даже с такого расстояния Гермиона могла видеть, что её глаза были налиты кровью, а под ними виднелись тёмно-фиолетовые вмятины. Через несколько секунд осколки стекла на полу начали вибрировать и довольно скоро снова соединились. — Смотри-и-и-и, — Астория почти пела. Она подняла свою бутылку высоко в воздух и осушила оставшееся содержимое. — Я же говорила тебе не волноваться. Она попыталась сделать ещё один глоток, но нахмурилась и перевернула бутылку вверх дном, разочарованно прищурившись. — Почему пропало всё вино? Тео усмехнулся. — Потому что ты всё выпила, чёртова алкоголичка. Астория лениво нахмурились. — Эй! Это не о... очень приятно. — Да? — спросил Тео, широко улыбаясь. — Подойди сюда и докажи мне, что я неправ. Астория сделала шаг к Тео и подняла свободную руку в воздух, будто собиралась ударить его по голове, как она делала бесчисленное количество раз, но споткнулась и развернулась лицом к стене. Несмотря на босые ноги, она сильно шаталась, норовя упасть при любом движении. — Успокойся, милая, — пробормотал Тео. — Не причиняй себе вреда, просто чтобы доказать свою правоту. Астория застенчиво улыбнулась, сползая на пол по стене напротив Нотта и превращаясь в бесформенную кучу. — Мне не больно. Даже её улыбка утратила тепло: теперь она казалась холодной. Она выглядела как женщина, потерявшая всё, которой больше ничего не нужно. — Мне всё равно. На несколько секунд воцарилась тишина. Тео смотрел на неё сквозь ресницы, прежде чем ответить: — Разве это не то, чего ты хотела? — М-м-м, — она кивнула, её глаза закрылись. — Ты хороший друг, Тео, — ответила она хриплым и измученным голосом, засыпая. — Не надо... рассказывать Блейзу. Когда всего через несколько секунд её настиг сон, Тео улыбнулся и его опечаленное выражение лица наконец смягчилось. — Я не буду. Ты же знаешь, я умею хранить секреты. Они сидели так несколько минут, и Гермиона смотрела на них, странно очарованная. Единственными звуками, наполнявшими коридор, были тихое дыхание Астории и редкие глотки: Тео продолжал пить алкоголь. Он не отводил глаз от Астории, наблюдая, как мягко поднимается и опускается её грудь во сне. Что-то в его лице не давало покоя, пустая печаль в его карих глазах, когда он сидел совершенно неподвижно и просто... смотрел. Гермиона повидала много смертей с тех пор, как началась война. Она видела много изуродованных тел и держала на руках множество своих друзей, когда они умирали в возрасте девятнадцати лет. Больше, чем кто-либо. После того как она стала свидетелем таких ужасных сцен, девушка всегда ползла в душ и купалась в обжигающей воде, пока с кожи не исчезали все следы смерти и гнили. Но прежде чем вода могла смыть следы крови, грязи и слюны, она всегда смотрела на себя в зеркало и ждала, пока нагреется вода. И она всегда видела одно и то же. Всегда видела один и тот же пустой взгляд и те же стеклянные глаза. Это был взгляд смирения, взгляд человека, который знал о своей смертности и чувствовал тяжесть своей никчёмности в этом огромном мире. Взгляд человека, который знал, что его время приближается, и который знал, что его удача в конце концов закончится. И тогда его имя тоже высекут на надгробии. Это был взгляд человека, который чувствовал себя совершенно потерянным, бессильным. И теперь она увидела ту же боль и беспомощность в карих глазах Нотта. Казалось, воздух быстро наполнился его трепетом: он стал густым и холодным, а волосы на затылке Гермионы встали дыбом. Она как раз собиралась закрыть дверь и оставить Нотта наедине с его печалью, когда из-за угла появился Блейз и атмосфера полностью изменилась. Забини замер, как только увидел свою жену, и Гермиона услышала, как Тео выругался себе под нос, прежде чем Блейз подбежал и опустился перед ней на колени. Он убрал волосы, упавшие ей на глаза, и взял её маленькое личико в свои ладони. — Салазар, ты холодна, как лёд! Дорогая? — в отчаянии спросил он, его зрачки расширились от ужаса, а руки тряслись. — Дорогая?! Астория, ты меня слышишь?! — Не надо... хочу... ты здесь, — она застонала и слабо отвернулась от его прикосновения. — Сегодня... тебя здесь не было... ты... бросил меня. Выражение лица Блейза стало более мрачным. Его губы приоткрылись. — Ты... сказал, что ты... ты бы не бросил меня... но ты это сделал, — продолжала бормотать Астория, всё ещё крепко закрыв глаза и откинув голову назад, безвольно и слабо опираясь на плечи. — Но Тео не ушёл. Блейз открыл рот, чтобы ответить, но медленно закрыл его, не в силах подобрать нужные слова. Тео просто наблюдал за ними, хлебая алкоголь из горла. Через несколько секунд Блейз сглотнул: — Ты что-нибудь принимала? Между тонкими бровями Астории залегла складка. — Астория, ты меня слышишь? — повторил он, успокаивающе поглаживая жену по щекам. Она не ответила. — Ты что-нибудь принимала? Паника Блейза усилилась, когда она всё ещё не отвечала ему даже после того, как он слегка встряхнул её. — Дорогая, ты должна сказать мне, что приняла, — сказал он, повысив голос, пока согревал её холодные щёки руками. — Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне, что ты приняла. Казалось, Астория не могла сформулировать ответ: какое бы вещество ни текло по её венам, оно явно мешало ей это сделать. Вместо этого она застонала, и складка между её бровями стала глубже. — Оставь её в покое, приятель. — Тео замолчал, пока хлопал по карманам в поисках чего-то. Он казался совершенно равнодушным к ухудшающемуся состоянию Астории, как будто её странное поведение было совершенно нормальным. — Успокойся. С ней всё будет в порядке. Она была немного расстроена, поэтому попросила меня... Блейз развернулся, скривив губы, и вспыхнул: — Не говори мне успокоиться! — прорычал он, его лицо исказилось от гнева. Это, казалось, не смутило Теодора, но Гермиону напугало до смерти. — Я не успокоюсь, пока ты не скажешь мне, какое мерзкое вещество ты дал моей жене! Тео пожал плечами. Он провёл языком по нижней губе и продолжил шарить по карманам. — Просто кое-что, что я купил на чёрном рынке, — в конце концов он нашёл то, что искал – пачку сигарет, и сунул одну в рот, прикурив её от серебряной зажигалки. Он сделал медленную затяжку, прежде чем ответить раскалённому Забини. Даже задержал дыхание, как будто в его распоряжении было всё время мира. — Это должно было подбодрить её, и я специально посоветовал ей не пить так много, если она собирается принять это вещество. Но ты же знаешь, какой непослушной она стала... — Не шути с этим, Теодор! — Блейз взревел, прежде чем резко повернуться к своей жене. Он бормотал бесчисленные ругательства себе под нос, пока его пальцы скользили по её коже, проверяя на наличие травм. Он замер, когда заметил порез. — Что... Тео вмешался, прежде чем он успел отругать его. — Она порезалась, когда разбила вазу, — пробормотал он. Сигарета подпрыгивала с каждым его словом. — То, что мы приняли, даёт лёгкий эффект, но в нём было обезболивающее средство. — Он сделал паузу, чтобы сделать ещё одну затяжку, и дым повалил из его рта, когда он снова заговорил: — Проблема в том, что, когда ты смешиваешь это дерьмо с алкоголем, обезболивающее действует слишком хорошо. Понимаешь, о чём я? Блейз не сказал ни слова. Ему нечего было ответить – он просто смотрел на лицо своей жены. Взгляд был настолько горьким и молчаливым, что у Гермионы заныло в груди. — Она не хотела ничего чувствовать сегодня. — Тео продолжил: — Думаю, сработала лучше, чем мы ожидали. Ей было всё равно, когда осколок порезал ей кожу. Блейз быстро выхватил свою палочку и поднял её над хрупким телом Астории. Нежный голубой свет, исходящий от кончика, излечил рану. Ещё один взмах палочки убрал кровь. Когда Блейз просунул руки под колени Астории и обнял её за плечи, в переполненном коридоре появился Малфой. Его внешность была почти такой же неопрятной, как у Астории. Его волосы беспорядочно падали на глаза, он был одет в тёмные брюки и мятую белую рубашку на пуговицах с рукавами, закатанными до локтей. У него были расстёгнуты несколько верхних пуговиц, что позволило Гермионе заметить блеск тонкой серебряной цепочки на его шее. Его холодные глаза метнулись от Астории к Тео и обратно, после чего он быстро собрал пазл. — Она... — Не смей! — Блейз огрызнулся, чего обычно не делал с Малфоем. — Мне не нужна твоя грёбаная критика прямо сейчас! Он подхватил свою жену на руки, бережно прижимая её к груди и, не сводя глаз со спящей фигуры, понёс в их спальню. Астория вцепилась в пустую бутылку, как будто она была её спасательным кругом. — Что за хрень ты дал Астории? — огрызнулся Малфой, как только Блейз скрылся за углом. — Ты знаешь, что её тело не выдержит... — Расслабься, — прошипел Тео, подняв руку. — С ней всё будет в порядке, как только она отоспится. Мы приняли одно и то же лекарство, и я в полном порядке. — Дело не в этом! — Малфой зашипел и начал мерить коридор шагами. Только когда он грубо провёл пальцами по волосам, Гермиона заметила, как дрожит его рука. — Она не может... Чёрт возьми! Почему?! Почему ты решил, что было бы хорошей идеей... К удивлению Гермионы, Нотт заставил Малфоя замолчать четырьмя простыми словами: — Сегодня день рождения Дафны. Он стоял спиной к Гермионе, когда замер, уставившись на Тео. Она не могла видеть его лица, но каждый мускул на его спине был напряжён так, будто мог сломаться в любой момент. Какое-то время он молчал, и единственное движение, которое она могла видеть, это как он крутит серебряное кольцо, украшавшее его левый мизинец. Наконец Малфой прерывисто выдохнул, прислонился к стене и съехал вниз, заняв место, где всего несколько минут назад сидела Астория. Его состояние было столь же безысходным, как и у неё. Он растянулся на полу поместья, вид которого заставил бы трепетать любого аристократа: одна нога вытянута перед ним, другая – согнута в колене, позволяя опереться на неё локтем. Его лицо было пустым и мрачным, губы сжаты в тонкую линию, а зубы стиснуты так сильно, что, кажется, челюсть вот-вот сломается. — Чёрт, — прошептал он низким голосом, почти рыча. — Я не знал, что сегодня. Нотт ничего не сказал, просто протянул Малфою сигарету. — Ты должен был напомнить Блейзу, — тихо сказал Малфой, сжимая фильтр губами и прикуривая. — Ты же знаешь, ему необходимо быть рядом всякий раз, когда она что-то делает. — Пытался, — пробормотал Тео, — но его и нашего бесстрашного лидера, — его золотое кольцо, на котором был фамильный герб Ноттов, сверкнуло, когда он указал на Малфоя, — нигде не было видно. Она плакала, была в отчаянии и просила помощи. Так что я помог ей. Малфой предпочёл глубоко затянуться сигаретой вместо ответа. Предпочёл зажмурить глаза и поднять голову к потолку, предпочёл задержать дым в лёгких. Если честно, Гермиона не винила его. — Так где ты был сегодня вечером? — голос Нотта прорезал тишину. Малфой выдохнул задержанный дым, и тот повалил из его рта, словно пламя дракона. — Встреча с Тёмным Лордом. Нотт поднял бровь: — И почему меня не пригласили? — Это было для того, чтобы обсудить рейд в Ньюкасле, — ответил Малфой. — Твои таланты требуются в другом месте. Нотт кивнул, потягивая виски. — Я не знал, что Тёмный Лорд поощряет пьянство и разгильдяйство на своих собраниях, — сказал Тео обвиняющим тоном, махнув рукой в сторону мятой рубашки Малфоя и растрёпанных волос. — Нам с Блейзом нужно было выпить после собрания. Один напиток превратился в несколько и, что ж... — С чего вдруг тебе понадобилось промочить горло? Разве ты не мог сделать это дома? Малфой сделал ещё одну глубокую затяжку и расслабил плечи, сдавшись. — Паркинсон прошлой ночью отправилась в рейд и не вернулась. Тео несколько мгновений молчал. — Ты думаешь, Орден взял её в плен? — Определённо. — Разве мы не должны планировать спасательную миссию? — спросил Нотт. — Конечно, Тёмный Лорд ведь может выследить её через Тёмную Метку? Малфой покачал головой. — Он пытался – не было никакой связи. — Значит, она мертва, — холодно сказал Тео, утверждая, а не спрашивая. Малфой лишь кивнул в ответ. — Тогда тост, — он сделал большой глоток огневиски, почти осушив бутылку, прежде чем передать её Малфою. — За очередного погибшего друга. Было странно, что при виде расстроенного Малфоя у Гермионы неприятно заныло в груди. Это вызывало у неё мурашки по коже и заставляло руки невольно сжиматься в кулаки. Странно, потому что она месяцами мечтала причинить ему такую боль, а теперь он вызвал у неё... что? Неловкость? Сочувствие? С тех пор как он впервые сорвал свою маску Демона в соборе, Гермиона не могла думать ни о чём, кроме того, как убьёт его. Она обдумывала тысячи способов его смерти, планируя казнить его самым жестоким и болезненным образом сразу после того, как их связь будет разорвана. В конце концов, он это заслужил. Так ведь? Он убил тысячи невинных людей. Тех, кого пытали, вовсе не счесть. Он убил свою кузину, не моргнув глазом. Он порождение зла. Малфой не заслуживал жалости или сочувствия Гермионы. Единственное, чего он заслуживал, – страданий. Гермиона была полна решимости причинить ему боль. Если она не могла повредить его тело, не навредив себе, тогда она нацелится на его разум. Или его сердце: теперь она знала, что в его холодной груди действительно билось сердце.