Иллишту

Резкий удар обжог живот. Тянущая боль мгновенно разлилась по телу, заставляя меня вынырнуть из плотного, вязкого тумана. Где я? Качнув непривычно тяжелой головой, я непроизвольно поморщилась. Внутри все подрагивало, мышцы тянуло, а сама голова невыносимо гудела и, казалось, раскалывалась под гнетом хаотично мечущихся мыслей. Что произошло? Попытавшись напрячь память, я почувствовала отчетливую горечь на языке. Одна за одной в спутанном сознании начали вспыхивать блеклые картинки: наш дом, нападение, Орден Феникса, Фламель, библиотека… Том. «Том», — беззвучно позвала я, чувствуя, как неприятно шевелятся сухие губы. Будто повинуясь моему желанию, в ослабленном разуме всего на несколько секунд ярко проявился облик Волдеморта: словно наяву, я увидела его лицо, искаженное яростью, почувствовала родную магию, что темным туманом окутывала напряженную фигуру. Стараясь удержать странное видение, я замерла: казалось, что мой маг стоял прямо передо мной, живой и невредимый. Он с ненавистью смотрел на кого-то у своих ног. Быстрый взмах палочки — и с его древка сорвалась ослепляющая алая нить. Окружающая тьма моментально вспыхнула от яркости заклятия. Я видела, как осветилось красным отблеском бледное лицо, как пятно света расползлось по всей черной мантии. Так реально, совсем по-настоящему. Всего миг, и Волдеморт поднял разъяренный взгляд, уставившись прямо на меня. Казалось, я ощутила его на своей коже, нутром прочувствовала каждую отобразившуюся на любимом лице эмоцию. Недоверие, злость, любопытство и… Облегчение. Я не шевелилась и не смела даже выдохнуть, до ужаса боясь разрушить настолько явственный морок. В груди так отчаянно билось сердце, будто бы это все не было лишь плодом моего воображения. Кровавый взгляд вдруг изменился, сделался безумным, одержимым. Я почти физически ощутила, как Волдеморт шагнул ко мне, как протянул руку, словно хотел прикоснуться, призвать к себе… — Ну же! Картинка резко исчезла, а в ушах раздался нетерпеливый голос мужчины: — Открывай глаза, живо! — гаркнул он. Видимо, моя нерасторопность сильно его бесила. Я успела уловить лишь раздавшийся неподалеку скрип ржавых петель, как очередной удар выбил оставшийся в легких воздух. В груди разлилась острая боль, заставляя меня зайтись судорожным кашлем и тяжело разлепить слипшиеся веки. — Вот так, — расслышала я удовлетворенную интонацию. — Геральд, — резко крикнул он, — передай Кингсли, что тварь пришла в себя. С этими словами послышались удаляющиеся шаги. Со звонким скрипом нечто тяжелое оглушающе громко хлопнуло. Решетка, должно быть. Почувствовав во рту неприятный привкус собственной крови, я поморщилась. Так себе ощущение. Стоило только непроизвольно дернуться в сторону, как по телу тут же разлилась тянущая боль, а в голове чудовищной канонадой загромыхал перезвон цепей. Проклятье! Попытавшись подтянуть к себе ноги, я болезненно зашипела, чувствуя, как кожу раздирает о слишком грубый и острый камень. Видимо, платье задралось и длинный подол сбился на бедра, оголив икры. Образовавшиеся небольшие ссадины и ранки тут же запульсировали, а по коже, неприятно щекотя, заструилась тонкая дорожка крови. «Значит, все как тогда, в лесу, — поняла я, — насильно подавив артефактом мою магическую суть, они подавили и регенерацию». За исключением нескольких нюансов. «Рядом нет целителя, — пронеслась обреченная мысль в помутневшем сознании, — как нет и моего Тома». Болезненно скривившись, я с силой зажмурилась и сжала челюсти. «Нельзя думать о том, что ждет впереди! Нельзя поддаваться панике!»        Сделав маленький глоток воздуха, я вновь закашлялась и, с болью выдавливая кислород из легких, почувствовала привкус вязкой крови на языке. Все тело невыносимо ныло, внутренние органы явно были повреждены. Попытавшись осмотреться, я неосознанно поспешила и мотнула головой, ощутив мгновенный укол боли, резко пробивший виски. Невыносимая резь в глазах мешала сосредоточиться, а мутная пелена и вовсе перекрывала обзор. Слабо потянувшись к магической сути, я лишь почувствовала ее легкий и слишком отстраненный отклик: боязливо забившись внутрь тела, она лишь вяло реагировала на любые попытки дозваться. Паршиво. — Лорд Волдеморт, — с надрывом прошептала я, отчаянно взывая к сигнальным чарам, — Том… Внутри чуть шевельнулась магическая суть, словно почувствовала тонкую нить сработавшего заклятия. Совсем слабая надежда пошатнулась, сменяясь разочарованием: если члены Ордена Феникса смогли прервать сигнальные чары в нашем доме, то вряд ли не додумались об этом в своем убежище. Обреченно вздохнув, я с трудом сдержалась, чтобы вновь не залиться сухим кашлем. Наконец попытавшись шевельнуть руками, я поморщилась, только сейчас осознавая, что была полностью скована: сильно задранные наверх руки были плотно прижаты к стене и совсем слабо покалывали, и лишь пальцы по-прежнему болезненно тянула ноющая и непрекращающаяся боль. Попытавшись прощупать толщину цепей, я буквально вздрогнула, почувствовав, как разодранное от металла запястье оцарапали грубо обрезанные, а кое-где даже выдранные до мяса когти. Понятно. По кончику уха успокаивающе мазнула обрубленная прядь волос. Мягкая и небрежно отрезанная кисточка чуть пощекотала кожу, будто желала отвлечь меня. «Бедные мои», — с горечью подумала я, чувствуя, как отдельные волоски ласково касались моей щеки, словно пытались обнять, защитить. Вас бы кто защитил. Стараясь больше не шевелиться и не усугублять собственное положение, я замерла и постаралась вслушаться в окружающие меня звуки. Перед глазами, пусть и слишком медленно, рассеивалась угнетающая чернота, и я наконец смогла рассмотреть небольшую и довольно странную тюремную камеру. Меня окружали неровные, словно грубо высеченные из каменных глыб, стены. Исполосованный глубокими рытвинами камень под ногами и вовсе выглядел устрашающе: угловатые и острые грани будто бы нарочно возвышались над полом и так и норовили разодрать незащищенную кожу. Чем дольше я рассматривала небольшое помещение, тем больше мне казалось, что его создавали в спешке и высекли прямо в скале совсем недавно. Я даже чувствовала под голыми ногами иссохшую грязь и как в кожу впивались острые мелкие камешки, — будто кто-то намеренно рассыпал их по всей поверхности. Возможно, так оно и было. Единственный вход и выход в камере перекрывала массивная решетчатая дверь, явно изготовленная из антимагического металла. Вот только я сильно сомневалась, что одна лишь решетка содержала в себе ненавистный сплав. Чем сильнее я пыталась сосредоточиться на тянущей боли в теле, тем больше подозревала, что и сковавшие мои руки цепи подозрительно напоминали о металле. И хотя характерное жжение было сложно уловить, магическая сила совершенно не накапливалась, а скорее убывала, полностью опустошая резерв. А вот на стенах тускло пылали всего два факела. Источаемый ими невзрачный отблеск, казалось, сжирался неестественной мрачностью камеры, — будто бы основной задачей зачарованного пламени было не столько осветить пространство, сколько сделать его еще более угнетающим. «Прямо как в Азкабане», — мелькнуло в голове невольное сравнение, стоило только вспомнить о бессмысленных голубоватых сферах, зависших у черных стен. Прикрыв глаза, я постаралась сосредоточиться на ощущениях. Неприятная сырость пробирала до костей, а с узкого и слабо освещенного коридора тянуло мертвенным холодом и плесенью. Я даже ощущала, как ног то и дело касался ледяной воздух, как он покусывал кожу, а после заныривал в узкие дыры на полу и стенах. Где-то в отдалении слышались редкие голоса, неторопливые шаги и стоны. Вряд ли я была единственным пленником в этом месте. Неподалеку беспокойно капала вода. Время от времени ее мерный отсчет заглушался скрежетом металлических оков, скрипом решеток и странным шорохом. Я чувствовала, как мерзкое чувство тревоги растекалось по венам и впивалось прямо в мозг. Разрозненные мысли тонули в вязком тумане ослабленного сознания, в голове творился настоящий хаос, а глаза нехотя закрывались. Ощущая лишь слабость и дикую боль в голове, я отдаленно чувствовала, как мое тело стремительно теряет гибкость и становится все более жестким, неповоротливым. Мне так хотелось пить, что, казалось, будто я чувствовала солоноватый запах океана, и даже шум в голове подкидывал обманчивые картинки накатывающих на берег тяжелых волн.        Стоя на песчаном береге, я ощущала, как мои ноги омывают мягкие воды океана. С упоением вдохнув чистый морской воздух, я улыбнулась и потянулась руками вверх, старательно разминая странно затекшее тело. — Проснись, моя девочка, — услышала я легкий шелест за спиной. — Том, — выдохнула я. Обернувшись, почувствовала, как сердце учащенно забилось при виде родного силуэта. Слишком неясного и размытого, будто я смотрела на него сквозь странный туман. Волдеморт стоял совсем близко, но черты его лица ускользали, словно были укрыты темной вуалью. — Тебе нужно открыть глаза, — снова прозвучал его голос, но теперь более настойчиво. Я хотела дотянуться до его удаляющегося облика, успеть прикоснуться к нему, но больше не могла пошевелиться. Тело словно окаменело. — Не уходи, — прошептала я. — Мне… — Проснись! — оглушительно громко разлилось в сознании. Облик Волдеморта окончательно исказился, превратившись в плотный черный туман. Казалось, будто нечто намеренно изгоняет его из моих снов, отталкивает его от меня. Вдруг туман порывисто взмыл в воздух и тягучим дымом ринулся прямо в меня. Я ощутила, как в тело врезалось что-то осязаемое, как проник в легкие любимый аромат. Губ коснулось родное дыхание, в волосах сжались тонкие пальцы… Собственный прерывистый выдох заставил меня глухо закашляться. Открыв глаза, я непонимающе уставилась перед собой. Яркие круги перед глазами накладывались друг на друга, но медленно растворялись, открывая вид убогой камеры. Внезапно несколько шагов наполнили узкий коридор, неумолимо приближаясь к камере. Я слышала их дыхание, улавливала настороженные интонации в голосах. Носа коснулись сразу несколько запахов, мгновенно вызывая в горле раздражающее першение. Не успела я распознать основные ароматы, как удушливая вонь оборотня перебила собой абсолютно все и заполнила окружение лишь только своим зловонием. Решетка со скрипом отъехала в сторону, а маленькая камера заполнилась людьми. Поморщившись от резко вспыхнувших ярким светом факелов, я ощутила неприятную резь в глазах и с трудом отметила, как передо мной выросли несколько человек. Вперед вышел уже знакомый мне темнокожий волшебник — Кингсли Бруствер. Стоило только разглядеть необычайно пеструю мантию, как я сразу узнала его, воскрешая в памяти недавние обрывочные воспоминания из сознания Слизнорта. Вот мы и встретились. Бесстрастно рассматривая мой жалкий вид, Кингсли с хмурым выражением лица выслушивал стоявшего рядом рыжеволосого мужчину. Упорно доказывающий что-то вполголоса, незнакомый мне волшебник явно злился. Разобрать его слов я не могла, но, похоже, его доводы оказались убедительными, и Кингсли невольно моргнул, обдумывая услышанное. Секундная заминка, и лидер Ордена Феникса кивнул, вызывая на лице мужчины мрачную решимость. Наконец карие глаза Бруствера сосредоточились на мне. Довольно красивый и густой голос заполнил маленькое пространство: — Вижу, ты расположилась. Я промолчала. Вряд ли Кингсли ожидал ответа, а говорить мне совсем не хотелось, да и обстановка к беседе совершенно не располагала. Скользнув взглядом по присутствующим, я заметила, как сбоку дернулся тот самый рыжеволосый мужчина, ловя мой взгляд. Его перекошенное ненавистью и болью лицо напомнило мне о мальчике из Золотого Трио. «Должно быть, Рон был его сыном», — подумала я, невольно отмечая схожесть лиц. — Отмалчиваться не получится, — Кингсли покачал головой и сцепил замком пальцы перед собой. — Настоятельно рекомендую тебе смириться и сэкономить оставшиеся силы. Свое положение ты прекрасно осознаешь, а значит, понимаешь: так или иначе мы выясним все, что тебе известно. Интересное утверждение. — Не выясните, — произнесла я, с неудовольствием слыша собственный жалкий и хрипящий голос. — Даже в таком ослабленном виде — вам не пробить мою суть. Кингсли уже открыл было рот, как в камере вдруг раздался еще один голос: — И это абсолютная правда. Вперед вышла уже знакомая мне невысокая женщина с короткими темными волосами. Теперь, когда ее лицо не было скрыто туманом, я точно видела черты лица, принадлежащие Клоди. Тяжелый взгляд темных глаз мимолетно скользнул по моей фигуре. Я же отметила, что на ней вновь была странная мантия — темно-бордовая и с еще большим количеством рун. Новое одеяние явно отличалось от того, что было в воспоминании Слизнорта. Неужели так переживает за свою сохранность? Глупый вопрос. — У осознанных магических тварей высокий порог сопротивления легилименции, — ее уверенный голос разлился в полной тишине камеры. — Вытащить из ее памяти даже незначительную информацию будет непросто. А учитывая опыт и роль, к которой ее готовили… — Мы умеем допрашивать, — сухо произнес Кингсли, старательно игнорируя направленный острый взгляд Клоди. Это было забавно. Даже сейчас, схватив и пленив меня, эти двое были явно не способны договориться. Открыто скривившись от самоуверенности Бруствера, Клоди уставилась на меня: — Узнала? Она лениво смахнула короткие пряди с лица, оголяя небольшой рубец у уха. Будто этот жест дополнительно мог мне о чем-то сказать. — Да, — безразлично ответила я, рассматривая совершенно невзрачную даму. — Видимо, наемник семьи Булстроуд оказался не слишком умелым. — Моя семья часто полагалась не на тех людей, — холодно улыбнулась она, задумчиво добавляя: — Впрочем, их идеалы тоже довольно сомнительны. Рассказывай об идеалах кому-то другому. — И потому ты так стремилась попасть в змеиный клуб, где воспевались те самые идеалы? — я усмехнулась, прекрасно видя, как недовольно сузились глаза мелкой гадины. — Кло-оди, — намеренно протянула раздражающее меня имя. — Не смей так обращаться ко мне! — взвилась было она, как вдруг тонкие губы искривились в брезгливой ухмылке. — Хотя о чем это я?! Разве можно ожидать чего-то иного от безродной твари. — Клоди поморщилась, с ненавистью выплевывая: — К тому же напрочь лишенной чувств. Тебе ведь всегда было плевать на то, что происходило! Ее глаза сверкнули от ярости, губы сжались в тонкую линию, а на лице вспыхнула гримаса отвращения и совершенно непонятной мне боли. Я же смотрела на самую обыкновенную обозленную женщину, чей облик был похож сразу на множество других волшебниц, видимых ранее. — И как же тебя называть? — скучающе произнесла я, кажется, только сильнее провоцируя ее. Тяжело опираясь на правую ногу, Клоди довольно быстро оказалась прямо передо мной. Я болезненно поморщилась, ощущая прикосновение слишком горячей кожи ее ладони. С силой вцепившись в обрезанные белые пряди, она дернула мою голову вверх, заставляя посмотреть ей прямо в лицо: — Мое имя, — ядовито процедила она, склоняясь все ниже, — Сесилия Клаудия Штерн! Вот как. А ведь Альбус обращался к Клоди именно как к мисс Штерн. Значит, взяла фамилию своего магловского дружка? — Что такое? — деловито произнесла она, издевательски изогнув тонкую бровь. — Психопат не смог достать настоящие сведения о моей жизни? Какая жалость! И правда жаль. Стоило убить тебя еще в школе. Будто прочитав мои мысли, Клоди с силой сжала челюсти и оттолкнула меня в стену. Ударившись всем телом о каменные выступы, я почувствовала, как в голову впились острые грани и, легко вспоров кожу, вырвали из больного горла тихое шипение. Резкое движение спровоцировало зачарованный металл, и антимагические цепи на руках мерзко звякнули и пережались на запястьях, заставляя сильнее вытянуть и без того сильно онемевшие руки. — Любопытно, — я поморщилась, стараясь не думать о растекающейся по всему телу боли. — Значит, наши старые знакомые Мелоди и Кларисса снабжали тебя сведениями. Норбьерг даже артефакт создал, чтобы потом загадочно погибнуть, — я слабо усмехнулась и, видя плохо скрываемое удивление на ненавистном лице, презрительно добавила: — А зелья ты так и не научилась вываривать. Клоди раздраженно скривилась и замахнулась. Щеку обожгло тяжелым ударом, разбитая голова резко качнулась в сторону. Я почувствовала, как подсохшая кожа на нижней губе лопнула. Мелкая ранка неприятно заныла, а по подбородку скользнула небольшая капля крови. Кажется, я даже на мгновение полностью потеряла чувство устойчивости и повисла на цепях. — Так или иначе, — услышала я сквозь звон в ушах, — абсолютно все приняли в этом участие. Вот такая ирония! Удовлетворенная моим состоянием, Клоди вдруг расплылась в ликующей улыбке: — И теперь, — она наклонилась, с наслаждением проговаривая: — этот напыщенный урод познает всю степень той боли, что причинил мне. А зная его слабое место, — она выразительно сверкнула глазами и впилась своими пальцами в мое лицо, — я заставлю его страдать! Высокомерная гадина! — Не слишком ли самонадеянно для той, кто так бездарно разменял свою чистокровность? — выплюнула я, с усилием стряхивая с себя чужое, липкое прикосновение. Не ожидав сопротивления, тонкие пальцы Клоди легко соскользнули, а небольшие ногти чуть оцарапали кожу. Я заметила, как она напряглась, как потемнело ее лицо, а ладонь, повисшая в воздухе, сжалась в кулак. Словно очнувшись, она резко выпрямилась и быстро надела маску напускного безразличия. Однако я успела уловить, как в темных глазах вспыхнула едва сдерживаемая ярость. — Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что подобные слова могут меня задеть, — голос Клоди почти не дрогнул, озвучивая совершенно очевидную ложь. — А знаешь, даже грустно, что так резво болтать тебе осталось недолго, — она скривилась было в ядовитой улыбке, как вдруг выражение ее лица резко изменилось. — Волдеморт вот-вот падет, — уверенно произнесла она, — но перед этим, — надменный взгляд стал вызывающим, — он узнает, каково это — потерять абсолютно все. Забыв на мгновение о своем положении, я дернулась, желая лишь одного — вцепиться в горло мерзкой жабе. Цепи на руках натянулись еще сильнее, буквально впечатывая мое тело в стену и заставляя болезненно выдохнуть. Я видела, как глаза Клоди заискрились от удовольствия, как хищно раздувались ее ноздри, а ладони сжали ткань мантии. Наблюдая за ее поведением, я отчаянно пыталась понять смысл происходящего. Неужели все это из-за наказания за сваренное зелье амортенции? — Ты закончила? — раздался размеренный голос Кингсли. Он скучающе наблюдал за происходящим, то и дело рассматривая мои пальцы с обломанными когтями. — На сегодня, — довольно кивнула Клоди и, удаляясь, бросила у выхода: — Удачного допроса. Стук каблуков приглушенным эхом раздался в коридоре. В какой-то степени это даже успокаивало — слушать, как сливаются шаги ненормальной женщины с общим шумом подземелья. Кингсли же никак не отреагировал на ее уход, продолжая задумчивым взглядом рассматривать мою фигуру. Наконец он подался чуть вперед, начав медленно проговаривать: — Многие хорошие волшебники отдали сегодня свою жизнь, чтобы ты оказалась здесь. Они понимали, что, возможно, больше никогда не увидят свои дома, не обнимут тех, кого любят. Они знали, что могут не вернуться, и все же пошли на это. Многие семьи несправедливо потеряли своих детей, своих родных и близких, — Бруствер даже сделал небольшую паузу, словно о чем-то коротко задумался, — невинных, не повинных ни в чем, кроме того, что оказались на пути убийцы, называющего себя Темным Лордом. Они погибли, чтобы приблизить тот день, когда мы наконец вернем утраченный мир. Мир, в котором не будет места тирании, где люди смогут жить без страха, что один человек имеет непомерную гордыню и власть решать судьбы целых поколений. И, будь уверена, мы сделаем все, чтобы эти жертвы не были напрасными, чтобы те, кто ушел, не погиб зря. Отныне наш долг — не подвести их. Я даже улыбнулась, отмечая, что, несмотря на пристальный взгляд Кингсли, эта короткая речь предназначалась скорее тем, кто стоял за его спиной. — Воодушевляюще, — не сдержалась я, коротко усмехнувшись. — И чем изощреннее будут пытки, тем менее «напрасной» станет их смерть? Было даже забавно наблюдать, как искривилось лицо мужчины. — Ты всего лишь морская тварь, — он наклонил голову и задумчиво продолжил: — Древняя и абсолютно бездушная, но в нашем случае — полезная. Вряд ли те методы, что будут использоваться дознавателями… — Кингсли безучастно оглядел маленькую камеру, кивая своим же словам, — будут хоть кем-то порицаться. Удобная позиция. — В твоих рядах есть оборотень, — я с любопытством уставилась в еле заметно сузившиеся карие глаза. — Смею предположить, что он бездушной тварью себя не считает. — В первую очередь я человек, — послышался приглушенный мужской голос из коридора, — и мне небезразлично происходящее в мире. Мне тоже, но вряд ли степень «небезразличия» у нас совпадает. — В наших рядах есть не только оборотень, — пространственно произнес Кингсли. Словно на мгновение забывшись, он неприязненно поморщился, но быстро вернул себе бесстрастное выражение лица. — Как и между людьми, между магическими существами есть разница. — Есть, — кивнула я, тут же жалея о необдуманном движении и чувствуя разлившуюся по телу острую боль. — Например, на «правильной» ли стороне это существо. Не так ли? Бруствер криво улыбнулся: — Смотрю, ты разговорилась, — степенно произнес он, не собираясь развивать явно скользкую тему. — Это хорошо. Конечно, хорошо. К слову об этом. — Я здесь одна? — спросила, замечая изогнувшуюся бровь на лице Кингсли. — В доме была борьба. Вы взяли кого-то еще? Меня интересовало только одно: схватили ли они Николаса Фламеля? Вряд ли старик смог бы рассказать хоть что-то полезное, но, учитывая его скверный характер и попытку сбежать от Ордена, да еще и увести меня… Пусть лучше останется дома. Не думаю, что Том его тронет, хотя и вытрясет все, что тот увидел. — И ты смеешь задавать нам вопросы?! — раздался вдруг срывающийся голос рыжеволосого мужчины. Его глаза блестели от ярости, ладони сжимались в кулаки, а на лице ярко отразилась гримаса ненависти. — Сколько детей уже погибло! Сколько семей унесла эта бойня, развязанная настоящим психопатом! — гневно выплюнул он, угрожающе направляя в мою сторону палец. — Ты не имеешь права раскрывать рот! Ты… Яростная речь неожиданно прервалась. — Не стоит, — раздался негромкий голос. Я заметила, как на плечо рыжеволосого мужчины легла крепкая мужская ладонь. — Сомневаюсь, что обыкновенная тварь из океана в состоянии понять хотя бы часть кошмара, творящегося в мире. Иметь связь с фанатиком и убийцей, — незнакомец покачал головой, как вдруг бросил на меня полный презрения взгляд, — будет только подобный ему. «Вот и порешили», — усмехнулась я про себя, отмечая очень знакомый голос. Эта интонация, тембр. Я определенно точно слышала его раньше. Не этот ли мужчина находился тогда в лесу вместе с Флёр? Не он ли призывал использовать артефакт? А ведь именно его я ранила в ногу. Словно подтверждая мою догадку, молодой мужчина будто бы неосознанно коснулся своей левой ноги. Мимолетно окинув их взглядом еще раз, я отметила, что оба были очень похожи: рыжие, имели схожие черты лица и почти одинаковый рост. Казалось, даже манера речи была такая же. Отец и сын? — Ты прав, — горько кивнул рыжеволосый мужчина, вдруг резко растеряв весь свой воинственный настрой. Он по-отечески накрыл чужую ладонь своей рукой и покачал головой. — Это бессмысленно. — Что ж, — бесстрастно заметил Кингсли, — думаю, ты получила ответ на свой вопрос. Он невозмутимо кивнул головой в толпу за своей спиной: — Предлагаю больше не тянуть время и приступить к допросу. Будто выполняя негласный приказ, вперед вышел очередной волшебник. Глядя на него, я нехотя напряглась, подсознательно готовясь к боли: на меня смотрел крупный мужчина, физически сильный и явно обученный. — Начнем, Стерджис.

***

В голову словно вбивали острые клинья, старательно нащупывая брешь в безупречной защите. Кажется, я больше не чувствовала ничего, кроме боли и бесконечного давления на уставшее от борьбы сознание. Кингсли и остальные давно ушли, оставляя нас с дознавателем наедине. А может, они ушли еще вчера? Я терялась в пространстве, терялась во времени, с трудом соображая, где нахожусь и что происходит. Сколько я уже здесь? Как долго продержусь еще без воды? Очередная пытка легилименции прекратилась. Словно издалека я услышала собственный облегченный сиплый выдох. Безвольно повиснув на цепях, отдаленно почувствовала, как моя голова упала на грудь, как оборванные волосы устало скользнули по коже. — Я могу заниматься этим еще долго, — услышала я сквозь шум в ушах задумчивый голос Стерджиса. Вдруг подбородка коснулись шершавые пальцы и подняли мое лицо, заставляя посмотреть прямо в раздражающие карие глаза. — Или же мы найдем что-то поинтереснее? Какая неожиданность. Противно сузившийся взгляд вызывал отвращение. Я видела в них этот оценивающий, похотливый блеск. По телу прошла волна омерзения, стоило почувствовать, как большим пальцем Стерджис очертил мою разбитую губу и скользнул им по шее, плечу, медленно опустился на ключицы. Видимо, все дознаватели в той или степени были садистами, которых подобная власть будоражила, возбуждая не только воображение. — Как ты ублажаешь его? — Стерджис придвинулся ближе, обдав мое лицо противным теплым воздухом. Подцепив лямку платья, он спустил ее на плечо и теперь с преувеличенным любопытством рассматривал мою частично оголившуюся фигуру. — Что же такого может предложить морская тварь? Смазливое лицо? Или безносый урод не слишком привередлив, в чем я сомневаюсь, — он наклонил голову, проводя целой ладонью по моей груди и животу, вызывая внутри яростный отклик забитой магической сути, — или же ты делаешь для него нечто особенное… Врезавшись пытливым взглядом в мое лицо, Стерджис вдруг задумчиво произнес: — Хочу знать, — его влажные пухлые губы растянулись в гнусной ухмылке, — там ты так же обжигающе холодна? Может, секрет в этом? Я зло усмехнулась, с отвращением дергаясь всем телом ближе к стене и чувствуя, как в уже глубокие раны на спине впиваются острые уступы необработанного камня. — А ты попробуй, — мой хриплый голос заполнил камеру. С трудом сдерживая ярость, я сжала зубы, чувствуя, как чужие мерзкие пальцы прошлись вдоль полушарий груди. — Моя суть хоть и ослаблена, но оставить подарок на долгую память сможет! Услышав последние слова, Стерджис зло скривился и замахнулся. Часть лица обожгла уже привычная боль от удара ладони, а в голове разлился тяжелый лязг цепей. — У тебя еще остались силы говорить, — холодно произнес он, резко меняясь в настроении. — Нужно это исправить.        Я потеряла счет времени, лишь короткими рывками выныривая из небытия. Безуспешные попытки Стерджиса пробиться в сознание изводили не только меня, но и его самого. Теряя терпение, светловолосый бугай раз за разом наносил удары, словно пытался выбить из меня тягу к сопротивлению. Порой упорного Стерджиса сменял другой мужчина, куда более слабый не только физически, но и в магии. Кажется, пару раз приходил и сам Кингсли. Меня забавляло, как он вкрадчивым голосом пытался убедить меня и даже склонить к добровольному сотрудничеству. Наивный. Шаги сменяли друг друга, а посетителей камеры с каждым разом становилось все больше. Радовало лишь одно: как правило, они не появлялись чаще одного раза. Иногда я чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, будто некто отслеживал мое состояние. Наверное, так и было. Раз за разом этот взгляд пропадал и в полумраке коридора раздавались быстрые удаляющиеся шаги. А затем все вновь повторялось и появлялись дознаватели. Создавалось впечатление, что план у Кингсли был прост — ослабить меня до такой степени, чтобы защита пала. Вот только я скорее окончательно высохну, чем позволю кому бы то ни было влезть в мои воспоминания. Очередная небольшая передышка между пытками воспринималась настоящей роскошью. Сквозь непрекращающийся шум в ушах я все еще могла разобрать шаги в коридоре, скрип отдаленных решеток и тихие, невнятные разговоры. Время от времени голоса становились все более понятными и я даже могла уловить отдельные обрывки фраз. Но иногда тишина странным образом проникала в голову и я погружалась в беспокойный, поверхностный сон. — Любовь моя, — услышала я неявный, но такой родной, обволакивающий голос, — посмотри на меня. Том! Повинуясь ненавязчивому приказу, я открыла глаза и всмотрелась в непроглядную тьму перед собой. Такая густая, вязкая, давящая. — Ты зд… — произнесла было я, как тут же почувствовала сковавшее грудь удушье — будто глотка забилась этой плотной, буквально осязаемой чернотой. Схватившись двумя руками за горло, я ощутила, как разлившееся изнутри разочарование затопило разум. Сейчас меня будто лишали не только зрения, но и возможности говорить, позвать к себе. Порывисто обернувшись, я отчаянно протянула вперед руки — только бы почувствовать, только бы вновь ощутить его тепло. — Уже совсем скоро, моя девочка, — послышался рядом ласковый шепот. Казалось, что он прозвучал так близко, раздался почти над самым ухом. — Осталось недолго. Но сейчас тебе нужно проснуться. — Нет! — произнесла я одними губами и быстро замотала головой, отказываясь лишаться столь невероятного сна. Только не уходи! Не оставляй меня в этом месте одну… Вдруг я ощутила, как Том, словно услышав мое отчаяние, мимолетно коснулся пальцами моего лица, а разбитые губы, казалось, опалило его теплое дыхание. Я так отчетливо услышала тихий и довольный выдох у виска, почувствовала невесомое прикосновение к обрезанным прядям. Пытаясь совладать с тягучей тьмой, я попыталась схватить этот призрачный образ, удержать его рядом с собой, но пальцы раз за разом сжимали лишь пустоту… — Не уходи, — услышала я собственный жалкий голос, что привел меня в сознание. Проклятье! Голова, как прежде наполнилась скрипами, отдаленными шагами, приглушенными разговорами. Разочарованно прикрыв глаза, я хотела было вновь попытаться погрузиться в сон, как внезапно ощутила на себе чье-то пристальное внимание. Непонимающе подняв голову, заметила за решеткой уже знакомый мужской силуэт. «И как давно ты здесь стоишь?» — напряглась я, следя за действиями того самого рыжеволосого мужчины, который так яростно отреагировал на вопрос о других пленниках. Он не шевелился и лишь продолжал неподвижно стоять у входа в камеру. Руки, прижатые к туловищу, слегка подрагивали, на лице красовалась нечитаемая маска. Мужчина не сводил с меня задумчивого взгляда, словно размышлял о чем-то или же пытался уговорить себя войти. Наконец осознав, что его заметили, мужчина отмер и решительно толкнул решетку. Всего несколько шагов, и он остановился передо мной, с силой сжав губы. Голубые глаза лихорадочно скользили по моему лицу, будто бы он пытался что-то на нем прочесть. — Я знаю, что ты была там, — внезапно заговорил он и, поморщившись, словно ему было неприятно смотреть на меня, уставился невидящим взглядом в стену. — Ты все видела: и как страдал мой мальчик, и как эти нелюди присутствовали на его казни, делали снимки, а потом… Голос мужчины дрогнул, а сам он, не сумев совладать с эмоциями, прервался. Я видела, как он отвернулся, почувствовала характерный слабый запах соленых слез, которые тот почти незаметно вытер рукавом мантии. — Знаешь, каково это: потерять своих детей? — он вдруг обернулся, напрягая каждый мускул, чтобы удержать себя в руках. — Каково чувствовать, как они растут рядом с тобой, наблюдать, как они начинают познавать мир, учатся ходить, смеяться, падать и подниматься. А после… Видеть их пустые глаза и понимать, что ты ничего не можешь изменить? Он тяжело сглотнул и, запрокинув голову, коротко закрыл лицо двумя руками. — В моей голове до сих пор звучит их беззаботный смех, — глухо продолжил он, — а в душе раздается топот маленьких ног по дому. Иногда мне кажется, что я слышу их голоса, а потом я прихожу в себя и понимаю, что мой дом, счастливая семья и та жизнь остались в прошлом. Война забрала у меня все. Мужчина обреченно вздохнул и медленно повернулся ко мне. Я встретила чужой взгляд, полный печали, заглушаемого гнева и отчаяния. Казалось, все в его облике говорило о глубокой скорби, переживании, и все же в происходящем было что-то не так. К чему это все? Я видела, как подозрительно сузились помутневшие от слез голубые глаза, будто бы мужчина ждал от меня чего-то определенного, словно выискивал на моем лице проблески сочувствия или же… «Ты прощупываешь мое состояние, — поняла я, — выискиваешь трещину в моем молчании». Видимо, Бруствер решил изменить подход с допросом. — И зачем ты мне все это говоришь? — попыталась подыграть я, чувствуя, как с новой силой запершило в горле. — Потому что мне нужно знать, — едва слышно, почти сдавленно, произнес мужчина. — Я должен знать, как погиб мой мальчик. Ведь ты была там, — повторил он, — ты видела… Видела, что с ним сотворили. Как его унижали и насмехались над ним, как с наслаждением ждали момент казни. Я не знаю, сколько всего вынес Рон, что он чувствовал в тот миг… Может, он что-то говорил?.. Видя на себе просящий, чуть ли не умоляющий взгляд разбитого горем отца, я застыла. Признаться, я хорошо запомнила несчастного рыжего мальчишку и его истощенный, измученный вид; его речь, сказанную Гарри, и тот надрыв, с которым он просил передать последние слова о любви своим родным. Я запомнила и обессиленную Гермиону — ее поразительную стойкость, несмотря на перенесенные допросы, непокорность и преданность своим идеалам. Я запомнила их последние объятия и почти случившийся поцелуй, исчезнувший во тьме ненасытных тварей. — Гермиона была хорошей, умной и доброй девочкой, — словно прочел мои мысли мужчина и удрученно покачал головой. — У нее могло быть блестящее будущее, она могла столько всего совершить… А Гарри? — мужчина взволнованно вздохнул и уставился в мое лицо. — Как он? Ты можешь рассказать, правда же? Он вдруг сорвался с места и подошел ближе, с беспокойством заглядывая мне в глаза: — Я знаю Гарри уже шесть лет, и он давно стал членом моей семьи. Он ведь жив, да? Ты знаешь, что с ним происходит? Где конкретно он находится? Я не сводила внимательного взгляда с мужчины, продолжая молчать. Теперь, когда он задал вопрос о Поттере, стала понятна истинная цель этого разговора. И если, спрашивая о сыне, мужчина был совершенно искренен, то вопрос о Гарри, очевидно, был задан с одной целью — он хотел узнать местоположение камеры мальчика. И все же я не могла не ответить. — Рон сказал, — тихо прохрипела я, сглатывая жалкую скопившуюся слюну в попытке хоть немного промочить сухое горло, — он просил передать, что любит свою семью. Услышав последние слова, тело мужчины невольно вздрогнуло. Я видела, как заблестели его глаза, как он резко зажмурился и задержал дыхание, словно пытался удержать в себе эмоции. Несколько раз кивнув в благодарность, он поджал задрожавшие губы и устало опустил голову. Тяжелый выдох заполнил камеру. — Я не согласен с Кингсли, — вдруг проговорил он, поднимая на меня рассеянный взгляд. — Ты ведь чувствуешь, верно? Тебе ведь не так легко оставаться безучастной. — Выпрямившись, он медленно отошел в противоположную сторону. — Я помню, как ты спрашивала о других, и абсолютно уверен, что это не было простым любопытством. Так? Ты ведь тоже за кого-то переживаешь. Видимо, получив от меня ответ, мужчина решил, что сможет добиться большего. Хотя чего я ожидала? — Тебе нет никакого дела до того, что я чувствую, — сипло произнесла я, отчасти сожалея, что вообще решилась заговорить. — Ты здесь не для этого. — Но мне есть дело до того, что происходит вокруг! — горячо заговорил он, с нажимом произнося: — Я знаю, что лучше не станет и в конце концов Тот-Кого-Нельзя-Называть уничтожит все, до чего сможет дотянуться! Но ты, — он вдруг подошел ближе и даже понизил голос до шепота, — ты могла бы остановить его. Ты могла бы сделать это прямо сейчас, здесь! «И ты правда думал, что это сработает? — подумала я, устало наблюдая за мужчиной. — Решил, что я проникнусь твоим горем настолько, что предам свою пару?» Неужели Кингсли не посвятил тебя во все тонкости моего вида?! — Ради тех, кого он убил, — не сдавался тот, словно упрашивал меня одуматься, — ради тех, кто еще страдает из-за его непомерной жажды власти! Ты можешь помочь нам, а мы могли бы помочь тебе… Я бы рассмеялась, если бы могла и, видимо, мужчина это понял. Он резко выпрямился и хотел было продолжить свою речь, но его прервал другой человек: — Это бесполезно, Артур, — скучающий голос Стерджиса разлетелся по камере. Отворив решетку, дознаватель прошел внутрь и остановился передо мной. Подняв на волшебника презрительный взгляд, я отметила, как искривились от ненависти пухлые губы. Урод. — Тварь заботится только о себе и своей шкуре, — надменно проговорил Стерджис и, переведя взгляд на мужчину, положил ладонь на его плечо, добавив: — а ты просто теряешь время. — Почему-то надеялся, что ошибаюсь, — Артур поморщился и, кивнув, напоследок окинул печальным взглядом небольшую камеру, словно сравнивал ее с теми, что были в Азкабане. Еще секунда, и он покачал головой, словно смирился с подобным исходом. — Попробовать стоило. Я проследила, как сгорбившаяся мужская фигура скрылась в темноте коридоре. — На этом твой маленький перерыв подошел к концу, — услышала я ненавистный голос дознавателя и подсознательно приготовилась к новым пыткам. — Продолжим.

***

Долгие и изнуряющие допросы выматывали, заставляли теряться в неопределенности и сходить с ума от боли и бесконечной борьбы за собственное сознание. Внутри крепло чувство опустошенности и брезгливости на присутствие в голове постороннего влияния. Казалось, я всем своим существом ощущала непомерное желание дознавателей осквернить мои мысли, отравить разум и растоптать все, что мне дорого. После очередной пытки легилименцией и последовавшего за этим Круцио, меня все же оставили в покое. Наверное, уже самим дознавателям банально требовался отдых. Подтянув ближе к себе израненные и почти онемевшие ноги, я устало прижалась к неровной стене, прикрывая распухшие глаза. От постоянных побоев все тело ужасно ныло, лицо, наверное, и вовсе было разбито. Одно из сломанных ребер упорно впивалось в легкое, сдавливая и не позволяя сделать лишний раз хотя бы короткий вдох. Разбитая голова раскалывалась, а ослабленное сознание старательно восстанавливало поврежденные щиты, готовясь к следующему приходу моих мучителей. В камере стоял удушливый запах собственной крови. — Да ты все краше день ото дня, — разлился по камере ядовитый голос Клоди. Из-за бесконечного и угнетающего шума в разбитой голове я даже не услышала стук ее каблуков. Подняв на нее усталый взгляд, я отметила, что женщина принарядилась: из-под грязно-бурой мантии то и дело кокетливо выглядывала ядовито-красная юбка. Мило. — Как и любую тварь, — усмехнулась она, — достаточно лишить тебя кормушки, и вот белоснежная кожа уже потемнела и покрылась глубокими морщинами, а некогда белые волосы напоминают бесформенную грязную мочалку. Явно довольная своим замечанием, она беспечно улыбнулась и, почти грациозно усевшись на стул дознавателя, продолжила с пристрастием меня разглядывать. Я же позабавилась про себя, отмечая столь откровенное желание унизить. — Так за что ты мстишь? — раздался мой слабый, хриплый голос. Клоди даже нахмурилась, явно раздражаясь подобному вопросу. — А считаешь, — издевательски протянула она, сложив на груди руки, — не за что? — Считаю, что наказание Клариссы было куда более жесто… — У Клариссы остался ребенок! — зло воскликнула Клоди, с ненавистью врезаясь в мое лицо. — А вот я стала посмешищем! Ты хоть понимаешь, как быстро распространяются слухи среди чистокровных? Она вдруг безумно оскалилась, выплевывая: — Кларисса всегда была хитрой сукой и не зря после окончания школы сразу уехала из страны, полностью исчезая из поля зрения местной аристократии. Люди и их бесконечные проблемы, Мэрлин бы их побрал. — Да ты хоть представляешь, — все больше распалялась Клоди: — Каково это: быть презираемой? Меня высмеивали, обсуждали за спиной, со мной отказывались иметь дело! «Куда уж мне», — скривилась я, продолжая выслушивать бесконечную тираду. — Но главное, что после очередной «тренировки», — она со злостью прошипела ненавистное слово, — у меня начались серьезные проблемы. Голос Клоди вдруг стал жестким, пальцы с силой сжали ткань мантии: — В один из чудных февральских вечеров надо мной с особым удовольствием измывался Реддл. Он часто это проделывал, и каждый раз степень его издевательств возрастала, становилась все более жестокой. Даже не знаю, где в это время шлялась ты, но зато верная компания психа всегда была на месте! Этот ублюдок пытал меня до тех пор, пока я не почувствовала острую боль внизу живота и не стала заливать пол своей кровью. Эта тварь, Марси, — выплюнула она имя целительницы, — остановила кровь и даже опоила меня какой-то дрянью. Я прекрасно помню, — с ненавистью прошипела Клоди, — как она скрыла все следы побоев перед тем, как отправить меня отлеживаться в общежитие! Она вдруг прервалась, словно собиралась с мыслями. Запрокинув голову, Клоди громко выдохнула и скорбно продолжила: — В тот вечер боль и впрямь ушла, а потом я и вовсе забыла об этом, — она вдруг криво усмехнулась, словно корила себя за беспечность. — Знаешь, ежедневные издевательства хорошо способствуют забывчивости. Но последствия, — она сделала глубокий вдох, проговаривая на выдохе: — никуда не исчезают. Ее улыбка окончательно померкла, а в глазах проявилась отчетливая горечь. — Я была помолвлена, — внезапно произнесла она. — Его звали Листер или, — она безразлично пожала плечами, — Листор. Мне никогда не было важно его имя. Значение имело положение его семьи и возможность не подвести родителей еще больше. Они были так рады, ведь непутевая дочь наконец выходит замуж! Клоди было раздраженно усмехнулась, как вновь стала меланхолично отрешенной: — Через два года после заключения помолвки, прямо перед свадьбой, я узнала, что никогда не смогу иметь детей и вина тому — слишком запущенная травма. Мой несостоявшийся жених происходил из европейской чистокровной семьи, и эта новость, разумеется, стала для него решающей. Он сразу же отказался от меня и расторг помолвку, оборвал все связи. Моя семья была разочарована старшей дочерью, а я оказалась полностью разбита. Никому не было дела до моих чувств, никто не выразил мне поддержку! Никто, пока через некоторое время я не познакомилась с Генри. Голос Клоди вновь изменился. Я чутко уловила нежность и мягкость, которые не присутствовали раньше в интонации: — Он был обычным маглом, — она печально усмехнулась, — а стал единственным моим другом, а после и мужем. Генри не отпугнула моя беда, напротив, с ним я смогла почувствовать себя настоящей, любимой и желанной… — Клоди вдруг прервалась и покачала головой, продолжая: — Конечно, скрывать долго подобный мезальянс не получилось: когда о нашей связи стало известно, все члены семьи Булстроуд сразу вычеркнули меня из своей жизни: мое имя выжгли из фамильного древа и уничтожили все бумаги о рождении, предпочтя полностью забыть о нерадивой дочери. Будто меня никогда не существовало. Интересно, если бы не этот шаг, то семья была бы исключена из списка двадцати восьми истинно чистокровных семей? В голове тут же ярко вспыхнул разговор с Томом, где он откровенно озвучил, что избавился бы и от собственной матери, если бы та имела дерзость связаться с маглом. — А наемник? — еле слышно просипела я, но Клоди услышала. — Мертв. Когда я вернулась домой и увидела… — ее голос вздрогнул, глаза заблестели, а пальцы с силой впились в подол красной юбки. — Я лично убила его! Запытала этого мерзавца до смерти! А потом, — она тяжело сглотнула, выдыхая: — я похоронила моего бедного Генри рядом с его родителями… Она вдруг прервалась. Невидящий взгляд уперся в пустоту перед собой, тонкие губы задрожали: — Я навсегда запомнила тот день, — глухо произнесла она. — День, когда у меня ничего не осталось. Клоди окончательно замолчала, будто рассказала все, что хотела. Вот только меня мало волновала слезливая история ее жизни. Куда интереснее узнать другое: — И как же ты вышла на Клариссу? — прохрипела я. Стоило услышать вопрос, как скорбь мигом слетела с лица Клоди. На губах вновь растянулась усмешка, а в глазах блеснуло уже знакомое мне ликование. — Я продолжила заниматься зельями, — она лениво огладила ткань мантии, — а затем, переехав в Европу, как-то наткнулась в газете на интервью с четой Норбьергов. Мне стало любопытно: чем же живет старая знакомая, по вине которой я стала изгоем? Как оказалось, жила она вполне неплохо и даже была не прочь обсудить былое, вспомнить школьные годы. Тогда у меня и возник план мести, а Кларисса оказалась, пусть и вынужденным, но довольно хорошим союзником. Она даже заманила к себе нашу старую знакомую, Мелоди. Не менее обиженная и оскорбленная столь низким выбором амбициозного Реддла… — Клоди самодовольно усмехнулась, окинув выразительным взглядом мою закованную в цепи жалкую фигуру. — Муж Клариссы как раз в то время упорно трудился над разработкой артефакта, нейтрализующего последствия клятв на крови, и Мелоди добровольно согласилась испытать на себе его действие. Клоди усмехнулась и перекинула ногу на ногу, усаживаясь удобнее на стуле. — Мне все стало понятно в тот момент, когда Мелоди рассказала о твоей истинной природе, да еще и упомянула о любопытном разговоре с Друэллой. С подходящим артефактом, конечно, пришлось потрудиться, но главное, что у меня был сильный и опытный артефактор — Норман охотно согласился на авантюру с настройкой русалочьих горнов. Вот только, — она недовольно поморщилась, — задавал слишком много вопросов. — И ты его убила? — спросила я прямо, видя, как Клоди удивленно приподняла бровь. — Как грубо, — нахмурилась она, как вдруг улыбнулась. — Несчастные случаи порой просто происходят, — пожав плечами, она выразительно добавила: — а порой их нужно создать. Ну разумеется. — А зачем убила Клариссу? — Рисса узнала о моем общении с Дамблдором и внезапно решила, что это уже перебор. — Клоди поднялась и довольно потянулась, кажется, совершенно не замечая ни очевидной вони в камере, ни грязи. — Роули почему-то считала, что после того октябрьского вечера 1981 года, когда стало известно, что этот психопат исчез, я вдруг передумаю мстить. Словно все, что происходило до — было лишь шуткой! Но я всегда знала, — темные глаза Клоди сузились, — знала, что это временно и он обязательно вернется. И я оказалась права! Знаешь, а ведь мой план чуть не провалился, — она вдруг уставилась на меня, смакуя собственный успех. — Я не сразу поняла, что эта трусливая дура все же решилась выдать меня и рассказать обо всем Пожирателям Смерти или же лично донести воскресшему уроду о готовящемся нападении. Так что пришлось действовать быстро и наверняка. Даже удивительно, что Кларисса передумала в последний момент. Или же боялась возмездия через дочь и внука? Впрочем, в сложившихся обстоятельствах им точно не жить. — Лорсен же оказался не слишком смышленым мальчиком, — вдруг сама продолжила Клоди, своим заявлением заставляя меня насторожиться, — даже не смог вытащить нужный бутыль с зельем из опечатанного дома. Но каково же было мое удивление, когда сам Антонин Долохов запросил его на службу. Просто невероятная удача! «Не то слово», — разозлилась я, вспоминая, как настороженно Волдеморт отнесся к просьбе Долохова. Понятно, что он знал, чьим внуком являлся мальчишка, но мне уже начало казаться, что излишняя недоверчивость моего мага была чаще всего обоснована. — Так Лорсен работает на Орден Феникса? — задала я вопрос, чувствуя неприятное першение в горле. Все же общаться после постоянных пыток было тем еще испытанием. — Неосознанно, — усмехнулась Клоди, довольно добавляя: — Империус — прекрасное заклятие, и, пожалуй, получается у меня лучше всего. «А еще его не отследить, — поморщилась я. — Волшебник может ссылаться на принуждение, но, говорит ли он правду, никак не узнать». — А как проникли в наш дом? — задала я вопрос, злясь все больше на произошедшее. — Камин же открывался лишь по часам. — Пришлось изощряться, — задумчиво кивнула Клоди. — Я только знаю, что Кингсли больше недели следил за той развалюхой, куда поселили старого алхимика из Франции. Наверное, выяснили это через Лорсена, — она беспечно пожала плечами, — не зря же его выкрали из-под самого носа Долохова. Кажется, Орден даже захватил некоего мужчину. Уж не знаю, вытрясли ли из него что-то, но я все время чувствовала запах оборотного зелья. Бросив на меня надменный взгляд, она вдруг зло усмехнулась: — Тебя должны были схватить еще полтора месяца назад, в том самом лесу. Даже жаль, что так затянули. Все было бы уже кончено. — Значит, все эти годы, — проигнорировала я ее замечание, наблюдая неприятное внимание к мои словам, — ты жила только местью? Все это время. — Какая неожиданность, да?! И что же мне не жилось спокойно, не правда ли?! — зло ощерилась Клоди, буквально срываясь на крик: — Том Реддл сломал мою жизнь! Это он лишил меня семьи, положения, счастливого будущего! Но зато Кларисса получила все! — Ее глаза вспыхнули ядовитой ненавистью. — У нее был муж, достаток, семья и карьера. Льстивая сука ни в чем себе не отказывала! А ты, — она ткнула в меня длинным пальцем, брезгливо выплевывая: — Ты — простая безродная магическая тварь! Гребанное животное! Вся твоя уникальность лишь в том, что ты не подохла еще в XI веке вместе с одичавшими сородичами. Да брось тебя хоть сейчас в океан, все заживет, как на каком-нибудь поганом нимпу! Я почти уверена, что ты и конечности себе отрастишь, нужно только время. Но я, — ее губы искривились от злости и явной обиды, — я — человек, а для людей, увы, порой даже магия бывает бессильна! Понятно. — А пленники? — спросила я, не желая больше выслушивать неадекватную речь. — Здесь есть кто-то еще? Услышав вопрос, Клоди истерично расхохоталась. — Тебе знать не положено, — все же бросила она и двинулась прочь из камеры, — а мне надоело. Скоро вернутся твои «друзья», так что скучать долго не придется. Озлобленная гадина.

***

Время текло так странно. Мои внутренние ориентиры окончательно сбились, и я даже не могла предположить, сколько уже здесь находилась. Руки задеревенели, полностью теряя подвижность. Нехватка морской воды сказывалась на общем состоянии, заставляя меня слабеть с чудовищной скоростью. Зрение окончательно утратило свою остроту, и даже цвета я различала с трудом. Лишь прилагая большие усилия я все еще могла говорить, чувствуя, как неизбежно застываю, словно медленно превращаюсь в соляную статую. —…и мир под его тиранией погрязнет в хаосе, — продолжал монотонно вещать Кингсли. — Это коснется не только нас, но и магических существ. В том числе и подводных. Не думаешь же ты, что столь жестокий темный волшебник пощадит кого-либо по доброте душевной? Враги исчезнут, и он создаст новых, это неизбежно. Семьи добропорядочных волшебников гибнут, целые города… Сил это выслушивать почти не оставалось. Окончательно потеряв счет бесконечным допросам и бестолковым монологам Бруствера, я уже начала думать, что нахожусь в этом месте вечность и мой удел — до самой смерти выслушивать очередные вкрадчивые речи и ощущать треск собственных костей. Устало закрыв глаза, я попыталась отрешиться от происходящего и воссоздать перед собой желанный облик моего Тома. Каждый день без его присутствия причинял мне невыносимую боль. Ни одно заклятие, ни одна физическая пытка не могла сравниться с той агонией, что я испытывала, чувствуя, как рвалась от тоски и горя душа. Словно откликаясь на мой зов, в темноте плотно сомкнутых век на миг тускло вспыхнули кровавые глаза, как вдруг начали уже привычно отдаляться, — будто что-то отталкивало его образ от меня, запрещало мне видеть его лицо даже в собственных мыслях. Ослабленное сознание, несмотря на стойкое сопротивление извне, настойчиво потянулось к единственному созданию, которое было поистине для меня дорого. «Том!» — крикнула я изо всех сил, видя стремительно растворяющийся во тьме родной силуэт. Все внутри меня рвалось вперед, туда, где исчезал его облик... — Никак не сдается? — словно издалека послышался уже знакомый мне голос оборотня. Он появлялся рядом с камерой не часто, но сейчас же стоял совсем близко и я даже могла уловить эту специфическую вонь мокрой шерсти. — Я и не ожидал ничего другого от низшего существа, — безучастно произнес Кингсли, поднимаясь со стула. — Полагаю, она снова потеряла сознание. Его брезгливый голос перемежался звуками шуршащей одежды. Видимо, отряхивал полы своей яркой мантии от пыли и неизбежной грязи, что могла налипнуть. — Ты принес воду, Римус? Знакомый всплеск в емкости моментально привлек к себе мое голодное внимание, носа коснулся солоноватый аромат. Снова галлюцинации? Или же решили напоить меня, чтобы окончательно не застыла? — Прекрасно. Как только придет в себя, — раздался удаляющийся голос Кингсли, — сообщи мне. — Конечно, — услышала я голос оборотня совсем близко. Теплая ладонь коснулась щеки, противно обжигая и вызывая внутри слабый протест. — Я знаю, что ты в сознании, — уверенно произнес он и настойчиво заставил меня поднять голову. — Пей. Не дождавшись отклика, он довольно грубо раскрыл мне рот. Я даже ощутила мимолетное движение воздуха и неосознанно вздрогнула, когда губ коснулось тонкое стекло, а следом полилась морская вода, напитывая израненное тело. Восхитительный, просто непередаваемый вкус! Я с жадностью припала к единственному источнику жизни в этом гнусном месте, большими глотками поглощая столь необходимую мне жидкость. — Пока хватит, — прозвучал суровый голос. Стекло исчезло. Из горла вырвался непроизвольный и слишком разочарованный стон, тут же раздражая меня саму чересчур жалобной интонацией. Не успела я огорчиться, как с боку вдруг раздалось шуршание одежды, а следом послышался тяжелый выдох. Кажется, мужчина уселся прямо на пол недалеко от меня. Тихое дыхание оборотня наполнило камеру. «Ты не ушел?» — удивилась я, медленно открыв глаза. С трудом повернув голову в сторону небрезгливого собеседника, я уставилась на обманчиво расслабленного мужчину. — Паршиво тебе, — раздался его приглушенный голос. Он будто кивнул самому себе, вдруг странно и даже горько усмехнувшись. Оперевшись головой о стену, его взгляд остановился на темнеющем пятне высокого потолка. Он смотрел на него несколько томительных секунд, прежде чем произнести: — Скоро все закончится. Сомневаюсь. — Ты ведь обращенный оборотень? Попытка снова заговорить повредила слегка поджившее горло, заставляя меня поморщиться от вновь вспыхнувшей ноющей боли. — Обратили в детстве, — безразлично ответил Римус, пространственно добавляя: — Оборотни крайне злопамятные твари. Правда. — Они по своей природе довольно страстные, — согласилась я, слыша в ответ тихий смех. — Я бы сказал, абсолютно неуравновешенные убийцы, — лицо мужчины на мгновение даже тронула улыбка, но быстро исчезла, словно тот напомнил себе, где и с кем говорит. — И часто тебе нужна морская вода? Он повернулся. На удивление, голубые глаза смотрели на меня без привычной уже в этом месте ненависти. Мужчина скорее выглядел уставшим, словно его что-то выматывало, угнетало. — Часто, — хрипло ответила я, с трудом добавляя: — Океан тоже нужен, но без воды на суше трудно. Я замолчала, собираясь с силами и пытаясь сообразить, какой задать вопрос. — Сколько я уже здесь? — Почти десять дней, — задумчиво произнес оборотень и, рассматривая мою замершую фигуру, сухо заметил: — и тело у тебя почти застыло. — Для десяти дней нормально, — я устало прикрыла глаза. Наступившая тишина в какой-то мере даже успокаивала. Я чувствовала, как приятно разносится по телу морская вода, как она напитывает изнутри, давая мне силы продолжать бороться. Подумать только, первые несколько глотков за десять дней… — На завтра назначен обмен. Услышав странные слова, я подняла рассеянный взгляд на мужчину, силясь понять: он правда это сказал или мне только послышалось? — Вряд ли все пройдет гладко, — продолжил он. Задумчиво уставившись в каменную стену перед собой, Римус словно сам не понимал, зачем дал мне эти сведения. — Но теперь ты знаешь. «Обмен? — насторожилась я, судорожно прокручивая в голове варианты. — Чего они хотят?! Власти, гарантий, пленников? Они ведь не могли запросить крестражи?!» — Почему? — снова раздался голос Римуса, отвлекая меня от собственных паршивых мыслей. Он даже повернул голову и пытливо всмотрелся в мое лицо: — Ты спрашивала, был ли захвачен кто-то еще. Зачем? Неужели так переживаешь за его сторонников? — Надеялась, что вы не схватили Николаса Фламеля, — честно ответила я, не видя смысла скрывать. — Он бы вряд ли пережил подобные допросы. А еще я помню, — мой голос почти сорвался, но сиплый звук все еще можно было различить, — как Аша перед казнью просила Волдеморта защитить свою внучку. Она боялась за нее настолько, что умерла с этой единственной просьбой. На последнем слове я не смогла сдержать приступа сухого кашля. — Боялась не Темного Лорда и его армии, — мужчина печально усмехнулся, кивая и будто делая для себя какие-то выводы. — Идет война, — я с трудом сглотнула, видя, как Римус снова потянулся к морской воде. — Вряд ли она ждала понимания от сопротивления и Ордена, чьих членов могла подвергнуть опасности. Вместо ответа мужчина кивнул. — Выпей все, — настойчиво произнес он, аккуратно удерживая на весу кувшин и позволяя мне жадно поглощать морскую воду. — Поверь мне, до завтра тебе понадобятся силы. «Если обмен назначен на завтра, — мрачно подумала я, соглашаясь со словами оборотня, — значит, оставшиеся часы дознаватели постараются провести с пользой». — Римус! — эхом разнесся по коридору зычный голос Стерджиса, вызывая в моем сознании глухую ярость вперемешку с ожиданием новой боли. — Ты закончил? — Да, — громко ответил мой собеседник, попутно убеждаясь, что я полностью осушила кувшин. Его странный и слишком сочувствующий взгляд всего на секунду врезался в мое лицо. Не давая опомниться, Римус молча поднялся и спешно покинул камеру, словно опасался быть застигнутым врасплох. Я услышала лишь торопливые шаги в узком коридоре, подозрительно напомнившие мне о том самом молчаливом наблюдателе. — Профессор Люпин, — вдруг раздался неподалеку еще один голос. — Не ожидала вас увидеть в столь поздний час. Тоже решили навестить пленницу? И как она сегодня? В этот раз речь принадлежала женщине и была мне смутно знакомой. Я даже попыталась вспомнить, где же могла слышать ее голос, но в голове было совершенно пусто. — Неважно, — удивил меня бесстрастный ответ Римуса. — Постоянно теряет сознание. Прошу меня извинить, но я тороплюсь. — Бесполезная тварь, — раздраженно вздохнула дама и, сильно понизив голос, зашептала: — Я хочу пообщаться с ней напоследок. Будьте добры, передайте Стерджису, чтобы не входил в камеру ближайшие пятнадцать минут. Ответа Римуса я не услышала, но стук каблуков возобновился, быстро приближаясь к камере. Всего несколько мгновений, и в маленькой комнате возникла та самая Флёр, впервые использовавшая горн. — Ну, привет, — протянула она, внимательно рассматривая мою фигуру. — Давно не виделись. «И еще бы столько же», — пронеслось было в мыслях, но стремительно растворилось в хаосе ослабленного сознания. — Уже не такая бойкая, — надменно заключила Флёр. Пройдя вперед, девушка коснулась деревянной спинки стула дознавателя и лениво очертила ее пальцем. — Выглядишь даже хуже этого Пожирателя. Она брезгливо поморщилась, отвернувшись. Отбросив легким движением руки серебристые волосы за спину, сделала пару шагов вперед и безучастно окинула взглядом каменные стены. Пожиратель? Значит, я все же была здесь не одна. — Странно было бы выглядеть иначе, — все же прохрипела я, отчетливо замечая на лице Флёр задумчивое согласие. Легкий специфический аромат чуть коснулся носа, вызывая внутри стойкие ассоциации. Я даже не сразу осознала, что чувствую, внимательно уставившись на девушку. Флёр же забавно наклонила голову, сделав это столь изящно, что сомнений не осталось вовсе. — Вейла, — сорвалось с моих высохших губ название еще одной магической твари. Понятно. Так вот о ком говорил Кингсли. — У тебя и впрямь такой хороший нюх? — Флёр с любопытством подошла еще ближе, брезгливо сморщив точеный нос от моего вряд ли приятного сейчас облика. — И как я пахну? — она вдруг кокетливо хлопнула ресницами, видимо, не удержавшись от привычной тяги к легкому обольщению. — От тебя идет стойкий запах перьев и пшена, — честно ответила я, — а еще свежескошенной травы. — Не слишком утонченно, — недовольно заметила она, будто пытаясь представить это сочетание. — Зато узнаваемо, — я устало прикрыла глаза. — Не часто доводилось встречать вейл, а этот аромат ни с чем не спутать. — Интересная способность, — задумчиво протянула девушка. — Даже жаль, что у меня такой нет. Она медленно прошлась по небольшой камере, сложив за спину руки: — И как же ощущается эта парность? — вдруг прозвучал странный вопрос, заставляя меня непонимающе взглянуть на Флёр. — Чувства становятся сильнее, или же ты просто без конца вожделеешь свою пару? — Все становится гораздо «сильнее», — поморщилась я, слыша собственный, раздражающе сиплый и скрипящий голос, — чувства, ощущения, тяга к телу и потребность в прикосновениях. Я запнулась, не решаясь сказать о душе. — Значит, — вдруг усмехнулась Флёр, — тебе сейчас, должно быть, крайне тяжело быть вдали от него? Ее глаза даже блеснули от удовольствия. Я прекрасно видела, что мою очередную собеседницу вовсе не интересовал ответ — она хотела лишь убедиться, что мое паршивое состояние столь же обезображено изнутри, как и снаружи. Не дождавшись моих слов, девушка раздраженно скривилась. Ее лицо вдруг вытянулось в крайне злобную птичью голову, угрожающе клацнув острым клювом. Я даже не заметила, как она оказалась рядом, зато ярко ощутила, как заостренные когти полоснули по лицу. — О, я надеюсь, что твои ничтожные чувства хотя бы частично приближаются по силе к тому чудовищному горю, что испытывают сейчас Артур и Молли, оплакивая своих погибших детей у стен Хогвартса! А славный мальчик Рон был казнен этим ублюдком, словно какой-то преступник! Флёр успешно распаляла собственную злость, исполосовывая мое наполовину застывшее тело когтями и, кажется, уже собираясь выклевать мне глаза. — Ну и зачем ты разговариваешь с этой тварью? — у решетки прозвучал недовольный мужской голос. — Я же просил тебя не приближаться к ней, тебе сейчас нельзя волноваться. Чувствуя, как с глубоких ран скользят капли крови, я перевела уставший взгляд на очередного посетителя. Рыжие до плеч волосы, довольно высокий, но совершенно невзрачный на вид. Кажется, именно он тогда поддержал рыжеволосого мужчину и назвал его отцом. «Как его звали? — подумала я, прикрывая глаза и перебирая воспоминания, стараясь отвлечься, — Артур, кажется». — Да потому что она причастна! — Флёр вдруг сорвалась на звонкий крик. Я услышала тихие шаги и истеричные, лихорадочные всхлипы. — Они не заслужили смерть, — раздался задыхающийся от слез голос Флёр. — Рон, Фред, Джинни, Невилл, Гермиона, Перси… Никто из них! Слушая горький плач девушки, в чем-то я была даже согласна с ней. Жернова нового миропорядка не должны перемалывать подростков и детей — это не целесообразно. Из кого тогда строить новое общество? Неужели из людей, кто еще помнил старое время и крайне скептичен к переменам? Недаром в прошлом вырезали всех, щадя лишь редких отпрысков, но в дальнейшем воспитывая их в уже новом мире и с новыми порядками. Вот только все еще был один нюанс: до сих пор никто из них так и не ответил мне. — Кто еще здесь? — с трудом прохрипела я слишком волнующий вопрос. — Полумна? Фламель? Кто-то из Пожирателей? — Какое тебе дело до жизней предателей и фанатичных слуг психопата? — возмутился мужчина, привлекая к себе мой взгляд. Предатели. Интересное ты выбрал слово для описания старика и точно такого же подростка, наверняка находившегося у стен той же самой школы. Или это не то же самое? — Хочу знать, — настойчиво произнесла я, видя презрительные гримасы на обоих лицах. — А я хочу, чтобы ты и твой псих подохли, — мужчина буквально прошипел эти слова, так явно напоминая мне о Волдеморте. — А разница в том, что мое желание — исполнится.

***

— Пей, — Римус уже несколько минут настойчиво вливал в меня воду, с любопытством рассматривая, как обездвиженное тело вновь обретало возможность двигаться. — Тебе нужно куда больше, — приговаривал он, продолжая черпать воду из явно зачарованного чана, — пей, пока есть возможность. Последний допрос был особенно жестоким. Моя суть была истощена, сознание почти сломлено, а голова раскалывалась от дикой боли. Я больше не чувствовала левую ногу, а глаза открывались лишь с большим трудом. Не уверена, что во мне осталась хоть одна неповрежденная часть. Все тело сотрясалось в агонии, а морская вода лишь частично облегчала невыносимую боль. И все же — я по-прежнему была жива. — Почему ты… — тихо прохрипела я, вновь припадая к сосуду и с жадностью выпивая любезно предложенную морскую воду. Живительная влага так упоительно стекала по ободранному горлу, обволакивала и напитывала уставшее от пыток тело и сознание. — Потому что это все выглядит неправильно, — вдруг произнес он, недовольно отворачиваясь и зачерпывая новую порцию воды. Будто у твоих врагов дела обстоят иначе. — Это ведь ты потерял жену во время боя за Хогвартс? — еле различимые слова каким-то каркающим звуком вырвались из больного горла. Даже своим заплывшим зрением я уловила, как в голубых глазах напротив разлилась неприкрытая боль. — Читала об этом. — Да, — все же кивнул Римус, снова вливая в меня воду. — И Тонкс всегда была против всего этого, — произнес он тихо, обводя взглядом небольшую камеру, — против этой неуемной охоты за предателями. — Это было неизбежно, — я чуть отстранилась, прикрывая глаза и чувствуя, как с благодарностью откликается ослабленное тело. — Враг есть враг. Римус проигнорировал мой ответ, вновь заставляя пить. — Ты спрашивала о Фламеле, — вдруг произнес он и, внимательно взглянув в мои глаза, четко произнес: — Его здесь нет. Мне известно, что захватили Рабастана Лестрейнджа и того, кто должен был охранять алхимика. Предупреждая мои вопросы, он покачал головой и, зачерпнув новую порцию воды, продолжил: — Охранник или как вы их называете, давно мертв, а Рабастан, кажется, еще жив. Возможно, он тоже пойдет на обмен, — Римус еле заметно пожал плечами, следя за тем, как быстро я выпиваю воду. — После казни Рона и Гермионы Орден Феникса хотел заполучить себе Полумну, но Хогвартс оказался слишком защищен, да и за самой девочкой, насколько мне известно, пристально следит нынешний директор Снейп. Новость, что старика не захватили, откровенно порадовала. Остается надеяться, что Волдеморт не зашиб его в порыве ярости. Либгардт, вероятнее всего, был убит еще во время нашего захвата. Вряд ли Клоди просто так упомянула об оборотном зелье, а вот Рабастан… Кадмус, наверное, вне себя от гнева. Что же касалось Полумны, то я не сомневалась, что на нее постараются выйти. Все же Аша оказалась права. Видимо, Волдеморт тоже это понимал и только поэтому сохранил девчонке жизнь. — Помогая мне, ты ведь принимаешь определенную сторону, — я тяжело сглотнула, чувствуя незначительную работу регенерации, которая сильно прерывалась из-за антимагических оков. И все же кровоточащие ранки на пальцах от выдранных и обрезанных когтей начали медленно затягиваться, вызывая сильное желание почесаться. — Я устал от сторон, — Римус покачал головой. — Мне здесь давно не рады, — безразлично произнес он и, горько усмехаясь, добавил: — Еще терпели ради Тонкс, но я понимаю. Обращенный оборотень — это всегда риски. Лишь во время полнолуния. — Вот только ты здесь, и вряд ли кто-то знает, что ты опаиваешь меня морской водой. Иначе ты бы не маскировался. — Не нужно им знать о таких мелочах, — не слишком радостно усмехнулся Римус, кивая на стакан в руке: — Пей, у нас не так много времени. — Даже если ты устал от сторон, твоя помощь мне слишком очевидна. Неужели ты думаешь, что при Томе станет лучше? — все же задала я вопрос, продолжая жадно напиваться водой. Римус даже хотел улыбнуться, но явно заставил себя сдержаться. Не знаю, что его позабавило больше: магловское имя Темного Лорда или же предположение о эфемерном лучшем будущем? — В этом я сильно сомневаюсь, — все же покачал он головой, как вдруг не выдержал и коротко усмехнулся, сильно понизив голос: — но скоропостижная смерть Долорес Амбридж явно показала, что к магическим тварям в новом мире отношение изменится. Слишком наивные речи для столь взрослого мужчины. Замерев, я пристально взглянула ему в лицо: — Многие твои друзья и знакомые наверняка мертвы из-за него, — произнесла я с нажимом. — Даже твоя жена погибла, идя против него и его идей. Думаешь, я поверю в столь скорые перемены взглядов? У тебя есть причина для этого, — я кивнула на все еще наполненный водой стакан, зависший перед моим носом, — и я хочу ее знать. Я прекрасно видела, как Римус устало зажмурился, как он глубоко вздохнул и вдруг уселся на каменный пол совсем рядом со мной. Он на мгновение прикрыл глаза, проводя по лицу ладонью: — Жена была для меня всем, — его голос стал тихим, почти неслышным. — Знаешь, она… была поистине удивительной. Такой упрямой и благородной, простой и в то же время сильной. Она была невероятно смелой, — он печально улыбнулся, будто бы прямо сейчас воскрешал в воспоминаниях ее облик, — я бы даже сказал воинственной, когда дело касалось несправедливости. Когда началась война, у меня не было сомнений, что Тонкс пойдет за Дамблдором. Она верила в его слова и в то, что только, объединившись, мы сможем сохранить мир. Мы вступили в сопротивление и пошли за Альбусом, и в итоге оказались в Ордене Феникса. Верили, что наши методы чисты, что мы боремся за правое дело… Он прервался на мгновение, тяжело глядя в сторону, прежде чем продолжить: — Со временем… я начал видеть разницу все меньше. Чем дальше мы заходили, тем больше Орден начинал походить на тех, с кем сражался. Да, маглы и волшебники страдали меньше, размах разрушений был не столь велик, и это не так ярко раздувалось в прессе, но по сути все было слишком похоже: те же поиски врагов, вербовка, заговоры, то же предательство. Знаешь, Спалдинг ведь могли спасти. Ее могли вывести, но сделали все в спешке и слишком неаккуратно, подставив под удар. Римус укоризненно покачал головой, вдруг произнося: — Думаю, ты и без меня знаешь, что Альбус с самого начала готовил Гарри Поттера к смерти от руки Волдеморта. Дамблдор был великим волшебником и стратегом и знал, что мальчик не переживет войну. Знал и вел его до самого конца! Будто у Альбуса было так много выбора? С другой стороны, как мы выяснили, мальчик выжил шестнадцать лет назад благодаря защите, доставшейся ему от пожертвовавшей жизнью матери. Почему бы этой защите было вновь не сработать?.. В любом случае, это больше не имело значения. — Зато теперь мальчик жив и мучается каждый день в Азкабане, — тяжело произнесла я, видя неприкрытую боль на усталом лице напротив. — Считаешь, это лучше? — Я не знаю, что лучше, но одно понимаю точно: Орден Феникса Гарри тоже не пощадит, — довольно неожиданно возразил Римус и, замечая мой немой вопрос, продолжил: — Подумай сама, в этом нет никакого смысла. Оставлять мальчика в живых сейчас, чтобы что? Дать возможность самому опасному темному волшебнику возродиться? Что? Видя мой настороженный взгляд, Римус только кивнул и со всей серьезностью продолжил: — Ордену известно о крестражах, и, я скажу тебе больше, — им известно, что сам Гарри — это ходячий сосуд с постоянной угрозой! Никто не даст гарантии, что естественная смерть человека уничтожит в том чужой осколок души, а вот Авада уничтожит. Поверь мне, здесь уже давно нет изначальной идеи, осталась лишь цель — любым путем вернуть прежний мировой порядок и взять власть в свои руки. Можно подумать, когда-то это было не так. — А какое тебе дело до мальчишки? — произнесла я, видя, как поморщился мужчина. — Гарри — сын моих друзей, — последовал ожидаемый ответ, заставивший меня печально усмехнуться. — И все они опять же мертвы от его рук? Лицо Римуса стало мрачным: — Все, — подтвердил он и, отвернувшись, усиленно начал набирать из чана морскую воду. Вдруг он поднял на меня ясный взгляд, четко проговаривая: — Я тебе не друг, и Волдеморт никогда не будет прощен, но то, что творится сегодня в Ордене Феникса, нельзя назвать освобождением от тирании. Они делают то же самое, прикрываясь собственными интересами. Я не хочу поддерживать ни одну из сторон, и ни одна из сторон не видится мне благоприятным исходом для всего магического общества и людей в целом. Что бы ни случилось, кто бы не победил, — в любом случае начнутся гонения и уничтожение неугодных или замеченных в лояльности другой стороне. Я лишь хочу, чтобы это все прекратилось. И если я могу помочь этому миру хотя бы так, — Римус кивнул на мою обездвиженную фигуру, вновь протягивая к моим губам стакан с водой, — я сделаю это. Потому что так правильно. Потому что именно это в свое время сделала для меня Тонкс. Звучит красиво, вот только… В голове сами собой всплыли слова Северуса: «…для всех нас будет настоящим благом, если при этом Темный Лорд будет счастлив». — Ты рассчитываешь, что я буду влиять на его решения? — вдруг поняла я, с удивлением замечая, как мужчина кивнул. — Я следил за новостями и слухами последние три года. За те полтора месяца, что ты была рядом с ним, сократилось число казней и стало гораздо больше помилованных волшебников. Он начал щадить даже тех, кто носил клеймо предателей. Вот только я знаю Тома, и ни о какой пощаде не шло и речи. Он даже свою идею завуалировал настолько, чтобы она не вызывала протеста у большинства. А уж если вспомнить, как мастерски создает свои статьи Эльфрида… — Ты выдаешь желаемое за действительное, — я покачала головой, устало заключая: — Ты либо отчаялся, либо рассчитываешь протолкнуть через меня собственные интересы. — Ты права, — не стал лукавить мужчина. — Но твое влияние на него очевидно и неоспоримо. Тебе плевать на титулы, на кровь, расу, да и на весь магический мир. Я уверен, что и власть тебя не волнует. А вот что для тебя по-настоящему важно — так это собственное спокойствие, и ты сделаешь все, чтобы это спокойствие сохранить. Я скажу тебе честно, — произнес Римус, сильно понижая голос, — я был уверен, что он запрячет тебя, как один из своих крестражей, или же засунет под землю, чтобы тебя никто и никогда не отыскал. Но ты не просто не была спрятана, с тобой практически не было охраны. Можно считать это отчаянием или излишней самоуверенностью, но почему-то я убежден, что ты — единственная, кто способен добиться от него всего, что пожелаешь. А знаешь, кто имеет такое же влияние на Орден Феникса? — Римус даже поджал губы, мрачно произнося: — Никто.