Иллишту

— И что мы ищем? Я безразлично рассматривала широкий и пыльный стол, на котором лежали десятки книг о целительстве. Мягкий солнечный свет проникал сквозь неплотно зашторенное окно, освещая давно заброшенный кабинет Клариссы. Посередине деревянного стола красовалась почерневшая от времени ваза с высохшим веником, щедро припорошенным паутиной. Остатки некогда живых цветов и листьев осыпались и навалились друг на друга причудливой посеревшей горкой. Застоявшийся воздух был пронизан сыростью и вонью от плесени, к тому же чувствовался резкий запах застаревших вещей. Довольно неприятно. — Что-то, — услышала я задумчивый голос Тома, с пристрастием исследующего взглядом запущенный кабинет, — что могло бы дать нам зацепку. — А мне казалось, что для этих целей у нас есть Фламель, — не удержалась я, бесстрастно листая отсыревшие листы продвинутого целительского пособия и слыша приближающиеся тяжелые шаги. — Старик уже достал тебя? Я почувствовала, как горячее дыхание дразняще опалило плечо, как острые зубы жадно впились в кожу, а по быстро затягивающимся ранкам ласково скользнул язык: — Ты всегда можешь от него избавиться, — тихим шелестом разлился томный голос Волдеморта у виска. И правда. — Если перейдет черту, — кивнула я и прикрыла глаза, наслаждаясь жадными движениями рук на своем теле. — Но ты мог сказать мне о своих истинных целях сразу. Стоило лишь произнести последние слова, как я недовольно поморщилась, тут же чувствуя предупреждающий болезненный укус на шее. — И тогда этот напыщенный дурак не рассказал бы тебе и половины того, что мы теперь знаем. Твоя явная неосведомленность подкупила его, заставила сбавить подозрительность. Фламель отнюдь не был дураком. Он прекрасно понимал мой интерес и давал небольшие сведения за мою ответную откровенность. Правда за правду. С момента эффектной казни Амбридж прошло уже пять дней. Мой Лорд по-прежнему слишком редко появлялся дома и почти все время пропадал в Азкабане или в Министерстве. Он присутствовал на судебных заседаниях, а также регулярно посещал пытки захваченных волшебников или допрашивал лично подозреваемых в сговоре. Одним словом, он был абсолютно везде, но только не рядом со мной! Лишь в последние два дня он снова начал ночевать дома. Наконец я вновь смогла ощутить себя живой и с наслаждением купаться в его полном обожании, но перед этим каждый раз предоставляла жадному вниманию Волдеморта доступ в собственные воспоминания. Моего мага интересовали любые сведения о Дамблдоре, любые упоминания и даже брошенные вскользь шуточные фразы. Оказалось, что интерес Тома к персоне профессора был вызван тем, что тот был не только создателем Ордена Феникса, но и курировал деятельность сопротивления еще во время первой войны. После смерти Дамблдора лидером Ордена стал некий Аластор Грюм, пойманный примерно за три месяца до моего появления и падения Хогвартса. Видимо, именно после потери Аластора в организации и появился новый лидер — уже знакомый мне волшебник по имени Кингсли Бруствер. Тот самый, кто так рьяно призывал «добить тварь». Что же касалось моего недовольства истинными целями Волдеморта в отношении Николаса Фламеля, то оно довольно быстро угасло. В конце концов я была вынуждена согласиться с тем, что это было нужно нам обоим. И если новоявленный «родственник» совсем не располагал к более тесному и доверительному контакту, то в качестве источника информации он был крайне полезен. Впрочем, если говорить откровенно, то, проводя все больше времени с Николасом, я даже начала получать от нашего общения специфическое удовольствие: он был умен, имел острый язык и являлся прекрасным рассказчиком. Когда в очередной раз речь зашла об Альбусе Дамблдоре, Фламель откровенно поведал мне, что вел с профессором активную переписку в семидесятых годах. Именно в то время и был создан Орден Феникса, большая часть членов которого погибла в первую войну, сражаясь с Волдемортом. В целом же из нестройного рассказа Фламеля можно было понять, что именно в 1981 году у Дамблдора внезапно возник некий план навсегда уничтожить угрозу в лице Лорда Волдеморта. Подробностями Николас не располагал или же не спешил делиться, но этого и не требовалось — сам год уже вызывал недюжее любопытство. К тому же сомнений оставалось все меньше: наш враг каким-то образом смог связаться с Орденом Феникса и передать им все необходимые сведения о моей природе, включая опасный артефакт. Разве что оставалось загадкой: кто это сделал? Могла ли это быть сама Кларисса? Она училась в Хогвартсе и вполне имела возможность выйти на контакт с кем-то из сопротивления. Но когда это произошло? В тот же 1981 год или все-таки позже? Что оказалось не менее любопытно, так это упоминание Фламеля о том, что затихшая между ним и Альбусом переписка в начале восьмидесятых возобновилась снова в 1995 году. Правда, лишь на очень короткий срок. В своих письмах Дамблдор настоятельно рекомендовал Николасу покинуть родную Францию и скрыться, доверившись членам новообразованного Ордена Феникса. Вот только обласканный властью и собственным высоким положением, самоуверенный аристократ совсем не спешил кардинально менять свою жизнь. За что и поплатился, оказавшись обвиненным в предательстве интересов Франции. Фламеля не посадили, но лишили его всякого общества, буквально заперев старика в собственном особняке на два года. — Слова Николаса говорят о возможной причастности Дамблдора, но лишь косвенно, — недовольно поморщилась я, добавляя: — Да и недавняя полученная информации показала, что ни Мелоди, ни тем более Кларисса с Альбусом не общались и не вели никаких переписок. — А потому нам нужен тот, кто все это спланировал, — согласился Том. — Уверен, ты сможешь здесь что-то отыскать. Я даже позабавилась столь дерзкому заявлению. Опечатанный и плотно запертый дом Норбьергов действительно мог нести в себе некую подсказку о случившемся. Но прошло уже довольно много времени и все, что я чуяла — это одуряющий аромат моего Лорда и вонь давно не проветриваемого помещения. Не так я представляла себе наши утренние часы вдвоем. — С момента смерти Клариссы прошло больше трех лет, — выдохнула я и, откровенно прикрыв глаза, с нетерпением ответила на короткий поцелуй. — Всего три года. Горячее дыхание на губах сводило с ума. Я чувствовала, как длинные пальцы лихорадочно очерчивали овал моего лица, как жадно опускались на шею и касались груди. Влажные от поцелуя губы скользнули по моей щеке и обхватили мочку уха, заставляя меня издать совершенно бесстыдный и крайне возбужденный стон. — Придется потерпеть, любовь моя, — разлился над ухом самодовольный голос, а его руки продолжали сводить с ума нетерпеливыми движениями. — Сперва — дело. Да пусть идет эта Кларисса… к Мэрлину! — Том, — жалобно прошептала я, притягивая его лицо ближе и натурально впиваясь голодным поцелуем в желанные губы, с восторгом чувствуя проникновение в рот его языка. — Мне так не хватает тебя, — выдохнула я, окончательно теряясь в собственных ощущениях и вновь с жадностью приникая к его губам. — Это невыносимо. — Мы уже близки, — послышался ответ, сочащийся непривычной сладостью. — Осталось недолго, и моя рыбка будет в полной безопасности. Но пока этого не произошло, — узкая ладонь обхватила мое лицо, заставляя вновь взглянуть в любимые глаза и утонуть в бесконечном обожании, — я буду заливать кровью предателей всю Британию. — Даже сейчас мы находимся в Дании, — я нетерпеливо коснулась гладкой кожи его головы, замечая лукаво сузившийся взгляд. — Вряд ли кровь прольется только лишь в Британии. — Тогда у моей сирены появится личный «океан», — злобная улыбка растянулась на тонких губах, а взгляд потемнел от предвкушения неминуемой расправы. — Но, чтобы ускорить поимку всех недостойных выродков, тебе нужно постараться. — Постараюсь, — тихо согласилась я, вновь погружаясь в опьяняющий запах Тома и чувствуя, как откровенно смешивается наше дыхание. Не выдерживая, буквально врезалась в желанные губы, вновь увлекая моего мага в полный страсти и голода поцелуй. Длинные пальцы грубо зарылись в белые волосы, нетерпеливо пережимая недовольные пряди. Я охотно подалась вперед, чувствуя, как Том притянул меня ближе, как своей пылкостью разжег внутри неистовый огонь, вырывая из горла все более жаркие стоны. Коснувшись ладонью плотной черной ткани, я нетерпеливо пробралась другой рукой под ворот длинной мантии, ощущая под пальцами его теплую кожу. Дыхание Тома стало глубоким, а сладостный хриплый звук откровенного желания буквально музыкой раздался в ушах, заставляя меня бесстыдно выгнуться и прильнуть к моему магу, сгорая от вожделения. Всего несколько секунд, и мы замерли, упиваясь нашим общим дыханием. Я ощутила, как влажные губы вновь скользнули по моей щеке и, неспешно двигаясь выше, прижались к виску. Тяжелый выдох колыхнул белые пряди: — Не искушай меня, — раздался хриплый голос моего Лорда. — У нас не так много времени. Как же утомило слышать эти слова. Я чувствовала, как пальцы Волдеморта, несмотря на призыв к спокойствию, жадно оглаживали мои губы, как царапали, проникая в рот, и настойчиво играли с языком. Я же совершенно не могла угомониться и, скользя руками по его телу, несдержанно опустила ладонь к паху, прекрасно чувствуя крайнее возбуждение. — Пожалуйста, — жалобно прошептала я, — всего несколько минут… Запрокинув голову, ощутила, как настырные пальцы проникли глубже в мой рот, как огладили изнутри язык и врезались острыми ногтями в нежное горло. — Считай это своим наказанием, — услышала я раздражающе надменный голос Волдеморта. Его пальцы дразняще медленно покинули мой рот и, скользнув по подбородку и шее, нырнули в углубление небольшого декольте, оставляя на коже влажный след. Так маняще, остро, невыносимо желанно… — А сейчас, — прозвучал холодный приказ, — соберись! Не успев опомниться, я лишь почувствовала, как с тела исчезли его руки, а по комнате разнесся звук неторопливых глухих шагов, прервавшийся резким хлопком двери. «Наказание», — раздраженно подумала я, завороженно проводя пальцами по оставленному влажному следу на теле. Кожа покрылась мурашками, стоило лишь коснуться места, на котором все еще чувствовалось тепло его руки. Внутри же стремительно разрослось чувство опустошения и крайней неудовлетворенности. Проклятье! Огорченно вздохнув, я вновь окинула бесстрастным взглядом заброшенный кабинет Клариссы. На глаза попалось большое и наглухо закрытое окно, неплотно прикрытое темными шторами. Даже забавно, как прохудившаяся ткань пропускала сквозь себя узкие лучи света, будто рисовала на выцветших обоях некий замысловатый узор. Шагнув вперед, я уставилась на заставленные книгами полки, покрытые толстым слоем пыли. Старательно вчитываясь в названия, я чутко прислушалась к себе и с неудовольствием отметила, что ничего внутри не откликалось подозрением. Осложнялось все тем, что, по большей части, выставленные издания были написаны на незнакомом мне языке. Скользя взглядом по полкам, время от времени я замечала английские слова и могла сделать вывод, что представленные труды были посвящены различным практикам лечения, нестандартному целительству и омолаживающим зельям. Одна из полок оказалась полностью заставлена всевозможными работами по травологии, причем исключительно на английском. Их названия были довольно любопытными: «Благородные травы Восточной Европы и Азии», «Морские водоросли и особенности их приготовления», «Веймарнский рецепт красоты». Название последней книги напомнило мне о некой Эльфриде. Быть может, ее родственники? Скользнув взглядом в сторону, я уставилась на все еще крепкий массивный шкаф со слегка приоткрытыми дверцами. Подойдя ближе, заметила тусклый ключ, так и оставшийся в замочной скважине. «Будто кто-то в спешке забыл вновь запереть шкаф», — подумала я и заглянула внутрь. На полках обнаружились парочка бокалов и симпатичный резной графин с бордовой жидкостью, потускневшие статуэтки незнакомых мне идолов, собрание книг об алхимии, а также мутные стеклянные баночки и склянки с полустертыми названиями. Некоторые из них были пустыми, другие сохранили в себе засохшие остатки зелий и абсолютно безобидных трав. Понюхав содержимое, я лишь поджала губы, отмечая в испортившихся составах ароматы вполне обычных растений. Ничего необычного. Еще раз мазнув взглядом по шкафу, я отвернулась, замечая на стене небольшое зеркало в надтреснутой раме. При должном усердии я даже могла рассмотреть в нем неявный образ отражающегося письменного стола, который так причудливо искажался из-за плотного слоя паутины и мелкой пыли. Даже яркий свет утренних солнечных лучей, проникающих в кабинет, забивался этим буйством грязи, и по комнате распространялся лишь рассеянный и тусклый отблеск, что придавал комнате еще более нежилой и заброшенный вид. В углу, рядом с небольшим камином, стоял маленький столик, на котором располагались алхимические инструменты и старенький котел для быстрой варки простых зелий. Остановившись рядом, я заметила, что давно забытые вещицы уже покрылись плотным слоем пыли и ржавчиной. У противоположной стены на меня угрюмо взирали высохшие горшки с увядшими стручками давно погибших растений. Погрызенный молью или мышами ковер и вовсе напоминал о приюте, в котором рос Том. Я окинула взглядом старые стулья, обтянутые потрескавшейся кожей, и пару кресел, стоявших недалеко от стола. Подойдя ближе, заметила на некоторых из них засохшие и застаревшие пятна, по-видимому, оставшиеся от пролитых когда-то зелий или напитков. И лишь добротный высокий стул, придвинутый к письменному столу, отличался наилучшим состоянием и сохранил едва заметные следы от сидевшего на нем человека. Не удивительно. Себя Кларисса всегда любила. Вновь остановившись у стола и небрежно пролистав несколько листов одной из книг, я с разочарованием взглянула на оставшийся клочок страницы в руке. «Стоило тут хотя бы топить», — подумала я и брезгливо смахнула с пальцев сырую бумагу. Прикрыв глаза, наконец позволила вырваться из тела магической сути, чувствуя, как та радостно растеклась по полу и стенам и охотно обволокла весь небольшой кабинет. Играюче, она облепила стеллажи и полки, забралась под ковер и проникла в щели деревянного пола. Я ощущала, как моя магия полезла на письменный стол, как занырнула в ящики, исследуя скрытые записки и письма. Желая ускорить поиск, я уперлась бедрами о спинку одного из кресел и попыталась принюхаться. Без Тома это действие больше не казалось мне настолько бесполезным. Глубокий вдох, и легкие мгновенно заполнились поднявшейся в воздух мелкой пылью. Я ощутила стойкую вонь плесени, грязи и отсыревшей древесины, которая напрочь перебивала любые другие ароматы. Магическая суть, словно поддерживая мое разочарование, недовольно заворчала. Ловя по углам редких пауков, она продолжала шнырять по потолку и стенам, исследуя разве что трещины и паутину. Что ж, в кабинете не оказалось никаких тайников, «запертых» в личных записках запахов или скрывающих символов. Совершенно обычная комната, скучная и неинтересная.        Закрыв за собой дверь, я неспешно двинулась вперед по темному и широкому коридору. Мой взгляд то и дело цеплялся за пустые картины, на которых остался лишь общий запечатленный фон. «Жильцы решили не задерживаться в пустующем особняке Норбьергов?» — задумалась я, проходя мимо резных рам с изображением одинокого сада, открытой террасы с высокой беседкой или пустующей гостиной. Толкнув следующую дверь, я обнаружила просторную уборную. Нехотя шагнув внутрь, вновь окинула внимательным взглядом окружение. Меня встретила совершенно обычная комната с ванной, широким умывальником и сильно испортившимся ковриком для ног. На небольшом столике у стены расположились страшненькие полотенца, а рядом были аккуратно выставлены зелья и различные баночки для ухода за собой. Мутное зеркало над умывальником показало мой расплывчатый силуэт, а сама раковина давно покрылась плотным слоем застаревшей грязи. Потянувшись рукой к зеркалу, я распахнула замаскированную дверцу и выудила из небольшого шкафчика баночки со странным содержимым. — Отбеливающее средство, — чуть слышно прочитала я пожелтевшую бумажку на крышке. Внутри же оказался совершенно обычный испортившийся крем на основе безобидных трав. Остальные средства, предназначавшиеся для зубов, волос и ногтей, также не несли в себе ничего подозрительного. Глубокий вдох и вовсе заставил меня непроизвольно поморщиться: я ощутила, как легкие заполнились тяжелой вонью застоявшейся канализации и сильно разросшейся по стенам плесени. «Гадость!» Брезгливо передернув плечами и сдерживая подошедший к горлу рвотный позыв, быстрым шагом покинула уборную.        Толкнув очередную дверь, я оказалась в малой гостиной. Плотно затянутые шторы хоть и не пропускали солнечный свет, но острое зрение мгновенно зацепилось за поднявшуюся в помещении пыль. Шагнув в комнату, я лениво осмотрела убранство гостиной, невольно задержав взгляд на сильно загрязненном камине, который буквально утопал во влажном пепле от давно сгоревших дров. «Даже не сочли нужным прибраться», — поморщилась я и поспешила отвернуться. Посередине гостиной гордо стоял обитый тканью диван и три кресла, совсем рядом расположился невысокий столик с устаревшими журналами и пожелтевшей газетой. Подойдя ближе, я попыталась вчитаться в незнакомые слова, отметив про себя, что сама газета была датирована 1995 годом. Перелистнув пару страниц, почувствовала, как нос защекотала пыль. Как не вовремя. Отдернув руку, я прикрыла нос и нехотя звонко чихнула. Волосы, с пристрастием исследовавшие столик, странно вздрогнули и, словно раздосадованные моим поведением, упали на пол, попутно сдвинув газету в сторону. А это еще что? Я заметила, что под датским изданием показался небольшой кусочек уже знакомой мне газеты «Ежедневный Пророк». Откуда она здесь? Кларисса следила за новостями в Британии? Потянувшись за край, я вытащила сложенные листы тонкой бумаги с различными статьями и, развернув, вчиталась в заголовки: «Сборная по квиддичу отказалась заменять ловца, обвиненного в скандальном поведении…» «Советы от семьи Даллас: как хранить тыквенные дольки, сохраняя их вкус и свежесть?» «Трагическое происшествие, случившееся три месяца назад на Турнире Трех Волшебников, по-прежнему вызывает споры» «Министерство Британии официально опровергает слухи о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть» Последняя статья заинтриговала. Окинув взглядом большое интервью, я прочла лишь небольшой отрывок длинной речи министра магии Британии Корнелиуса Фаджа: «…провокации для дестабилизации нашего общества. Эти слухи — не что иное, как попытка посеять страх и панику среди волшебников, а мы не можем и не должны позволить страху управлять нашими жизнями! Министерство магии полностью контролирует ситуацию, и я могу заверить вас, что нет никаких оснований для тревоги. Мы работаем день и ночь, чтобы обеспечить безопасность каждого гражданина. Прошу вас не поддаваться на провокации и доверять только проверенным источникам информации. Любые попытки дестабилизировать наше общество будут решительно пресечены…» Как любопытно. Вот уже два дня, как я, последовав совету Фламеля, начала внимательно изучать газеты и журналы. Мое внимание привлекали любые статьи, опубликованные с конца 1995 года по сегодняшний день. Интересно, что благодаря сохранившимся изданиям прошлых лет уже сейчас можно было увидеть необычные изменения в магическом обществе. В частности, я отметила, как всего за три года изменился нарратив и «основной посыл» статей: к примеру, я часто читала о том, что магический мир уже давно находился в застое и остро нуждался в переменах, и только благодаря новой власти желаемые изменения могли быть достигнуты. Но о каких переменах шла речь — понятно становилось лишь из контекста. В статьях каждой из газет явно прослеживалось категорическое нежелание отменять Статут о секретности, одновременно с этим в обществе продвигалась идея незаметно изолировать и сократить численность населения магловского мира. Сами же маглы представлялись существами склочными, озлобленными и совершенно не приспособленными к мирному сосуществованию. Их образ за последние три года настолько подвергся очернению, что перебить большую часть людей казалось единственной здравой мыслью. С магией же дела обстояли иначе. В газетах год от года все больше внимания уделялось воспеванию магических способностей как признака исключительности. Это делалось совсем ненавязчиво, но умело и вскользь. В каждой статье, чего бы она ни касалась, шло косвенное рассуждение о жизни и быте волшебников, и о том, как магия возвышает их над остальными. Постепенно создавался образ волшебников, как элиты, чья сила и знания заслуживают особого почтения и, быть может, даже поклонения. Это незаметное возвеличивание становилось неотъемлемой частью практически каждой публикации, формируя в обществе идею безоговорочного превосходства магического мира. Что же касалось темной магии, то эта тема больше не была табуирована, она не замалчивалась и не считалась запретной; о ней охотно говорили, рассуждали и рассматривали, как неотъемлемую часть многовековой магической культуры. Но что меня действительно удивило, так это то, что ни в одном издании не говорилось напрямую о важности чистоты крови или же о необходимости эту чистоту соблюдать. Напротив, я читала о всяческом сплочении волшебников вокруг идеи магического единства: часто звучали призывы принимать оставленных детей-волшебников в свои семьи и проявлять к ним заботу, независимо от их происхождения. Подчеркивалось, что магическая сила важнее, чем родословная, и что именно объединение волшебников всех статусов является залогом процветания магического сообщества. Я читала о появлении дополнительных бесплатных школ, а также о принятых Министерством новых дисциплинах, знание которых теперь были необходимы для желающих попасть в обновленные отделы правопорядка. В школах активно менялись учебные планы, внедрялись новые стандарты оценок, изменилась форма экзаменов и порог баллов для поступления на службу в Министерство. Изменения коснулись и книг: появились новейшие учебные пособия, начали видоизменяться справочники и исторические издания, подверглись переписыванию даже редкие детские сказки. Из свежей статьи в газете «Магические известия» я узнала, что Косой переулок подлежит скорой реставрации, а уже в следующем году на прилавки поступят обновленные учебники для массовой продажи. По словам Фламеля, подобные перемены происходили по всему миру, а места преподавателей в именитых школах все чаще занимали «идейные» волшебники. Николас считал, что главной задачей новоявленных профессоров было взрастить совершенно новое и лояльное поколение, чьи мысли и стремления совпадали с действующей властью. По рекомендации старика я даже прочла около пяти интервью с такими преподавателями, отметив про себя, что их рассуждения лишь косвенно напоминали мне изначальную мысль Волдеморта. К тому же внешний вид профессоров подозрительно напоминал мне недавних Пожирателей Смерти. Что же касалось Ордена Феникса, то точно так же, как был создан образ общего врага из маглов, рассказывалось и об этой организации. Неоднократно делался акцент на том, что деятельность Ордена поддерживалась основными силами сопротивления Британии. В особенности своими статьями отличилась некая Эльфрида Веймарн — журналистка, которая писала исключительно о жестокости, цинизме и лицемерии Ордена Феникса и его членов. Статьи журналистки были полны колдографий, на которых во всех подробностях показывались истерзанные трупы убитых темных магов или же тех, кто так или иначе сотрудничал с новой властью в лице Волдеморта. С особым вниманием к деталям Эльфрида смаковала степень изощренности пыток и во всех красках описывала жестокость Ордена Феникса и его непримиримое желание уничтожить всех волшебников, которые не хотели возвращения старых порядков. Уверена, подобные статьи вызывали у читателей бурный эмоциональный отклик. Помимо основной темы, Веймарн неоднократно упоминала и об уже знакомых мне подростках, известных как «Золотое Трио». Трое молодых ребят выставлялись несчастными и запутавшимися жертвами пропаганды. Писалось, что их имена были использованы Орденом Феникса в качестве призыва ко множеству преступлений, в том числе и против обычных волшебников. А Гарри Поттер, согласно статьям Эльфриды, и вовсе стал идейным противником благостных перемен: он желал лишь одного — «ввергнуть» магический мир на путь неизбежного саморазрушения, а причиной тому было неминуемое сближение волшебников и маглов. Что ж, на мой взгляд, создание именно таких образов для большинства было идеальным решением. К тому же бывший министр магии Фадж уже делал похожие заявления о Гарри Поттере, обвиняя подростка в высокомерии и склонностью к опасным фантазиям. Не удивительно, что впоследствии все прочие упоминания об избранном мальчике и Ордене Феникса отлично ложились на новую реальность. Вынырнув из тягучих размышлений, я скользнула взглядом по стене и заметила очередную пустующую картину, а также книги на полках, чьи обложки украшали незнакомые мне витиеватые буквы. Прикоснувшись пальцами к длинной полке, тут же почувствовала толстый слой пыли, забившийся под когти. «Ну и что тут можно найти?» — пронеслась в голове унылая мысль. Магическая суть, по-началу радостно облепившая комнату, вновь недовольно рыкнула. Бесцельно шныряя по небольшой гостиной, она лишь царапала влажную обивку дивана, драла ее когтями и громко ворчала. Окинув еще раз внимательным взглядом всю комнату, я вдруг заметила любопытную деталь: на поверхности грязного камина было отчетливо видно небольшое округлое пятно. Подойдя ближе, присмотрелась, отметив, что пятно образовалось из-за разного уровня пыли. Как интересно. Я наклонила голову, всматриваясь в небольшой отпечаток на никем не тронутой поверхности. «Не зелье ли здесь стояло?» — подумала я и, поднеся руку ближе, настойчиво заставила магию растечься по камину. Магическая суть, явно не оценив моего приказа, нехотя прошлась по каменной поверхности и недовольно отвернулась, ныряя под диван. Но большего от нее и не требовалось. Проведя пальцем по округлому пятну, я наблюдала явное различие в уровне пыли. Вот только это было совершенно невозможно. Я помнила, как Том упомянул мне о том, что поместье Норбьергов было опечатано почти сразу после смерти Клариссы. То есть прошло уже больше трех лет, а этому пятну явно меньше двух. Погруженная в тяжелые мысли, я не заметила, как мои волосы вдруг взмыли вверх и окружили невзрачный сундучок, сиротливо стоявший на узком столике у камина. Ловко подняв зачарованную крышку, пряди быстро нырнули внутрь, выуживая из недр сундучка различные драгоценности и побрякушки: кольца, серьги, цепочки, ожерелье с драгоценными камнями и даже выполненное из платины колье. Заметив произвол собственных волос, я недовольно скривилась: — Мы не возьмем вещи Клариссы! — брезгливо поморщилась я, отметив, как застыли белые пряди, удерживая на себе уже приличное количество различных украшений. — Кладите обратно, — прозвучал мой категорический голос. Будто пойманные на чем-то постыдном, волосы несмело качнулись, пожелав спрятаться за спину. Сурово скрестив на груди руки, я внимательно наблюдала за тем, как откровенно поникшие пряди медленно складывали обратно свои честно найденные сокровища и театрально оглаживали поверхность драгоценных камней. «И что же такого тут стояло, что из всего бесхозного добра был взят лишь этот маленький пузырек?» — подумала я, безучастно следя за бесконечными движениями волос и отмечая про себя, что в сундучок возвращались все больше и больше вещиц. К тому же во всем доме полностью отсутствовали какие-либо иные запахи, кроме естественной затхлости и невыносимой сырости. По словам Тома, в период расследования поместье тщательно осматривали, после чего здание опечатали и наложили заклятие Запрета. Внутрь дома просто не могли проникнуть посторонние. Разве что члены семьи были способны обойти Запрет, но все же у них не было подобных прав, да и запах «гостей» в любом случае остался бы в доме. Значит, было лишь одно объяснение — член семьи Норбьерг проник в дом спустя примерно год после смерти Клариссы. Он скрыл запах своей магии, что явно нарушало закон, чтобы стащить загадочный пузырек, но не драгоценности. Я отвлеклась, обратив внимание на внезапно замершие волосы. Крепко вцепившись в платиновую цепочку с массивным изумрудом, они обвивали незамысловатую вязь и трепетно касались поверхности тускло мерцающего камня. — Я найду для вас что-то другое, — пообещала я, видя, как огорченно пряди сбросили последнюю вещицу в сундучок. Громоздкая цепь звонко упала на ворох украшений, раздался щелчок захлопнувшейся крышки. Явно обидевшись, волосы буквально рухнули вниз и, хлестко полоснув по длинной юбке, повисли вдоль тела. Переживете.        Покинув малую гостиную, я вновь двинулась вперед по коридору. Невзрачный, пустой и даже мрачный путь вдруг напомнил мне о нашем доме. На мгновение показалось, что, отворив очередную дверь, я попаду в привычную мне полупустую комнату. Или же, оказавшись в столовой, увижу, как из-за угла появится белесая мантия Фламеля, а следом раздастся уже знакомый скрипучий и ворчливый голос. Вот-вот в нос ударит насыщенный аромат жасмина и послышится журчание тонкой струи кипятка, бьющей о дно фарфоровой чашки; пространство заполнит шуршание газетных листов или страниц книг из коллекции, которые Николас с большим удовольствием читал и обсуждал со мной. А когда на остров опустится ночь, я почувствую, как мертвая земля еле заметно дрогнет. Камин в большом и тусклом зале коротко вспыхнет зеленоватой дымкой и затянется вязкой магией, а в глубине бездонной тьмы, словно живое пламя, вспыхнут кровавые глаза. Пребывая в собственных воспоминаниях и окунаясь в заманчивые фантазии, я продолжала идти вперед, с грустью отмечая, что вокруг ничего не менялось. Обстановка этого места была совершенно иной и, несмотря на похожую безжизненность и мрачность, не имела ничего общего с нашим домом. Последующие комнаты совершенно ничем не выделялись. Это были спальни для гостей, детские комнаты и игровые залы. Нашлась даже еще одна уборная с очередным набором давно испортившихся кремов и зелий. Следом шла очередная гостиная, в которой одиноко стоял расстроившийся рояль, а рядом с ним на полу расползлась давно обвалившаяся гардина. Наконец коридор закончился крутым поворотом, который привел меня к последней двери. Стоило лишь войти в комнату, как кожу неприятно обволок влажный и тяжелый застоявшийся воздух, а в нос ударил насыщенный запах плесени и вонь давно несвежих вещей. Я снова оказалась в темном помещении. Беглый взгляд, брошенный на обстановку вокруг, дал мгновенный ответ — это была спальня. Двинувшись вперед, я заметила, что с большой двуспальной кровати было небрежно содрано постельное белье, а на полу бесформенной кучей валялись какие-то замшелые тряпки. На стене прямо у изголовья кровати расплывалось большое желтоватое и давно высохшее пятно от зелий, будто кто-то в гневе безжалостно громил пузырьки. Взгляд зацепился за множество мелких осколков, что поблескивали в свете моей тусклой магии. Они были повсюду: на сморщенном матрасе, на высокой горе из белья, на примятом ворсе грязного ковра. Скользнув взглядом в сторону небольшой тумбы, я заметила сохранившиеся пару баночек. Еще несколько склянок были опрокинуты на пол, но все еще оставались целыми, сохраняя внутри пахучее содержимое. Интересно, что это? Мазь, духи или же зелья? Продолжая рассматривать комнату, я увидела у противоположной стены раскиданные и сваленные в общую кучу деревянные доски и выдранные полки. Рядом валялись раскуроченные ящики комода, ошметки дерева и остатки туалетного столика; тут же громоздились старинные и варварски поломанные резные двери, которые с корнем оторвали от шкафа. Видимо, здесь что-то упорно искали. Уже не рассчитывая на результат, я отпустила магическую суть, позволяя той в очередной раз исследовать помещение. Тягучая и вязкая магия охотно обволакивала стены, проникала в самые неочевидные места и упорно выискивала хоть что-то полезное. Уныло взглянув на поеденные молью тяжелые шторы, я вдруг заметила одиноко стоящую у окна коробку. Единственная не разбитая и не разодранная в этой комнате вещь сразу привлекла к себе внимание. Подойдя ближе, увидела, что коробка была доверху наполнена какими-то исписанными листами, вскрытыми конвертами и мелкими заметками. Опрокинув ее ногой, я наблюдала, как по полу рассыпались различные выцветшие записки, невзрачные клочки бумаги с отдельными словами и явно старые письма. Подтянув к себе магией один из вывалившихся листов, попыталась прочесть содержимое, но письмо оказалось не на английском. Как неудобно. Магическая суть вдруг издала странный звук, заставляя меня отвлечься от содержимого коробки и повернуть голову. Магия упорно скреблась о толстые стенки закатившегося под кровать бутыля и необычно пыхтела, словно стремилась добраться до остатков некоего зелья. Несколько белых прядей растянулись по полу и скользнули в темноту узкого проема, выуживая из-под кровати заветный и почти пустой пузырек. На дне узкой склянки все еще поблескивало несколько капель невзрачной белесой жидкости. Покрутив загадочную бутылочку в руках, я не заметила ничего необычного, разве что еле уловимый запах настойчиво напоминал мне кого-то из прошлого. Но кого? Аромат был расплывчатый и слишком терялся на фоне окружающего меня смрада, подсказывая, что случилось это слишком давно. Стоило лишь откупорить пробку, как носа тут же коснулся тяжелый запах уже знакомой мне ланийской магнолии. Неужели? Либо это невероятное совпадение, либо Клариссе помог умереть тот же человек, что отравил и целителя Лестрейнджей. В совпадения мне верилось мало, а вот в явную зацепку… Зажав пузырек в руке и еще раз окинув безразличным взглядом спальню, я снова обратила внимание на опрокинутую коробку. Переворошив письма и не найдя в тех ничего интересного, я уже хотела было уйти, как вдруг заметила на самом дне небрежно скомканный лист, сильно пожелтевший от времени. Призвав измятый клочок к себе, я обратила внимание, насколько записка истончилась. «Ей явно больше десяти лет», — подумала я, развернув потрепанный лист. Письмо оказалось на английском. Вчитываясь в полустертые строки, я вдруг замерла, вспоминая, что однажды уже слышала содержимое этого письма. Большинство слов окончательно выцвело, но я отчетливо видела имена Диана и Феликс, могла даже разобрать строку о поющих тыквах. Прикрыв глаза, с ненавистью сжала хрупкий клочок бумаги, словно тот был виновником всех проблем. Момент жалости к Аше почти угас, уступая место закономерной злости за предательство и попытку убийства, к которой она была причастна. И прямо сейчас я держала в руках то самое потерянное ею письмо из далекого 1944 года. Впрочем, я даже не удивлена, что Кларисса сохранила этот «трофей». Как была паскудной змеей, так до самого конца ею и осталась.        Спускаясь на первый этаж, я не могла отвести взгляда от задумчивой фигуры Волдеморта. Такой величественный, сосредоточенный, статный. Он стоял у распахнутого окна и, вчитываясь в строки неизвестного мне издания, степенно переворачивал страницы. Мне до безумия нравилось, как солнечные лучи мягко отражались на его коже, как они растворялись в черноте мантии и навсегда пропадали в клубящейся тьме его магии. — Что-то нашла? — услышала я бесстрастный голос Тома. Его взгляд лишь мимолетно мазнул по моим ногам и вновь опустился на страницы книги. — Нашла, — кивнула я. — Пузырек в спальне Клариссы с тяжелой дозой стебля ланийской магнолии и примесью чего-то кисло-горького. Думаю, оно было смешано с зельем для сна. — Уверена? Мой Лорд небрежно перевернул очередную страницу и, недовольно поморщившись, ковырнул ногтем давно потрепанную обложку. — Абсолютно. Запах ядовитого стебля слишком специфичен. Приблизившись к Волдеморту, с удовольствием провела ладонью по мягкой ткани его мантии на плече и нагло прижалась к спине грудью, обвивая крепкое тело двумя руками: — Такая вонь не выветривается годами, и запахом другого зелья ее не перебить, — выдохнула я и почувствовала, как теплая ладонь крепко сжала мои пальцы. — Иные запахи в помещениях? — послышался очередной вопрос. — Посторонних запахов не было, — я привстала, касаясь губами основания его шеи и, скользя выше, провела кончиком языка по затылку. — Но кто-то абсолютно точно проникал в дом примерно два года назад. В малой гостиной я обнаружила след от пропавшего пузырька с зельем. Возможно, этот кто-то искал найденную мной отраву, но не знал точно, где она находилась. Ты говорил, что обойти Запрет могли лишь кровные родственники? — Верно, — задумчиво произнес мой маг и, недобро усмехнувшись, добавил: — Следует подробнее допросить оставшихся членов семьи Норбьерг. Книга со звонким хлопком закрылась, тут же оказываясь небрежно откинутой в сторону. Я успела лишь сдавленно пискнуть, мгновенно проваливаясь в страстный и невыносимо жадный поцелуй. — Хорошая работа, моя девочка, — услышала я томный выдох, что скользнул легким теплом по губам. — Пора возвращаться. — Я нашла кое-что еще, — я порывисто сжала руку Волдеморта и, не позволяя ему отойти, отчаянно прижалась к слишком желанному телу. — Ты ведь помнишь, как однажды в Хогвартсе я обнаружила нелепую конфету с амортенцией? Том лишь кивнул и, внимательным взглядом впившись в мое лицо, довольно отметил мою до неприличия болезненную нужду в его присутствии. — Мне тогда подложили конфету, — прошептала я тихо, зарываясь носом в изгиб его шеи, выдыхая: — а у Аши пропало письмо от матери. Я громко вздохнула, с удовольствием чувствуя, как мой Лорд с жадностью прижал меня к себе: — Исследуя спальню Клариссы, я нашла ее старые переписки, — чувствуя вспыхнувший интерес Тома, покачала головой: — В них не было ничего интересного. В основном лишь формальное общение с коллегами и родителями, оставшимися в Британии. Впрочем, я не все могла прочесть: некоторые письма написаны на другом языке. Но среди этих бумаг я нашла то самое потерянное школьное письмо Аши. Руки Волдеморта резко сжались, а я непроизвольно дернулась, чувствуя тянущую боль — по спине расползлись глубокие рваные царапины от острых ногтей. — И к чему же ведет моя рыбка? Стоило услышать обманчиво спокойный голос, как я подняла голову и мгновенно провалилась в сузившийся взгляд кровавых глаз. — В тот день в комнате общежития находились трое: Дороти, Кларисса и Клоди, — я сделала особенный акцент на последнем имени, видя одобрительную полуулыбку, украсившую бескровные губы. — Ты ведь рассматривал вариант, что за всем могла стоять обиженная девчонка? — Она мертва, — кивнул Волдеморт, задумчиво продолжая: — Сведений о ее жизни почти не осталось, а сама Клоди происходила из чистокровной семьи Булстроуд. Насколько мне известно, — он вдруг усмехнулся, брезгливо скривив губы, — девчонка связалась с маглом. В 1950 году ее имя было выжжено с фамильного древа, а за ее головой отправили наемника. Где-то я уже читала похожую историю. — Подобное было и в личном деле Друэллы, — вспомнила, удивляясь столь яростному желанию избавляться от членов своей семьи. — Семьи Блэк и Розье отреклись от Андромеды за тот же «проступок». Я довольно зажмурилась, чувствуя, как Волдеморт непривычно мягко скользнул ладонью по моей щеке: — И правильно сделали, — его голос прозвучал так ласково, обволакивающе. Он будто учил неразумное дитя; словно стремился вкрадчиво объяснить, вложить в мою голову основу своих собственных мыслей. Я видела, как в кровавых глазах ярко отражалась та самая маниакальная идея, приверженцем которой мой Лорд являлся всю свою жизнь: — Чистокровность нужно оберегать. Необходимо ценить и защищать этот дар, — настоятельно продолжил он, — отстаивать его и ревностно прививать своим детям. Острые ногти скользнули по моей щеке, останавливаясь на шее: — Булстроуды поступили абсолютно верно — они дали своей дочери все и обеспечили ее будущее, а взамен получили преступную неблагодарность в лице магловского отребья в качестве «жениха». Я нахмурилась, прекрасно помня рассказанную историю мерзкого старика Марволо. Том, с любопытством наблюдая за моим лицом, кажется, откровенно развлекался, будто совершенно точно понимал ход моих мыслей. — Я знаю, о чем ты думаешь, — словно подтверждая мои размышления, раздался его приглушенный голос. Обжигающее дыхание скользнуло по моим губам, щеке, остановившись над ухом. — И ты заблуждаешься, любовь моя, если считаешь, что я пощадил бы ее за столь вопиющее преступление против чистоты крови. «Значит, Марволо Мракс был не так уж и неправ, изгнав из семьи беременную Меропу и отрекшись от внука?» — пронеслась в голове несмелая мысль, но озвучить ее вслух было бы крайне неразумно. — Я понимаю, — кивнула, не видя причин и особого желания выискивать огрехи в его собственной идеологии. Прижавшись к его телу, я обвила руками шею моего Лорда и задумчиво произнесла: — Как ты считаешь, — мой голос на мгновение затих, а мысли настойчиво возвращались к найденному письму Аши, — мне стоит поговорить с ней? Скользнув ладонью по гладкой голове, я ощутила, как на талии крепко сжались его ладони. — Речь о предательнице, не так ли? — услышала я довольный выдох Тома. — Если ты этого хочешь, то я устрою тебе последнюю встречу. Чего я хочу? — Хочу вернуть письмо, — словно ответив на свой внутренний вопрос, задумчиво произнесла я. — И, может быть, узнать, чем она жила все эти годы. Узкая ладонь коснулась моего лица, настойчиво заставляя поднять взгляд: — И что же ты рассчитываешь от нее услышать, Илли? — кровавые глаза с пристрастием впились в мои, чутко считывая разрозненные эмоции. — Уверена, что сейчас в тебе не говорит нечто иное? К примеру, жалость по той самой соседке из Хогвартса. Хороший вопрос. Я внимательно прислушалась к себе, убеждаясь, что больше не испытывала тех самых тяжелых и раздиравших нутро чувств. Остались воспоминания о далеких днях в школе, о совместных походах и проведенных вместе вечерах. Но даже эти теплые картинки в голове отныне перебивались и заглушались слишком откровенным ощущением предательства. — Абсолютно, — честно ответила я, видя лукавую усмешку на лице Волдеморта. — Тогда ты встретишься с ней сегодня, — степенно кивнул он, вдруг растягивая губы в жестоком оскале. — А на рассвете увидишь, как предательница будет казнена.

***

Я находилась в нашем мрачном доме, нетерпеливо ожидая прихода Беллатрисы, которой было поручено сопроводить меня в Азкабан. Волдеморт в очередной раз удалился в Министерство, получив тревожный вызов. Стоя на краю мертвого острова, я с грустью рассматривала далекую точку родного Little Hope. В свете полуденного солнца его очертания так ярко мерцали на синеющем полотне океана и лишь изредка скрывались за широкими волнами. Сам же океан, будто подначивая меня, звал вновь погрузиться в подводные пещеры, опуститься на самое дно и раствориться в ласковых водах. И мне бы хотелось поддаться этому наваждению, но Волдеморт окончательно запретил мне покидать наш дом. Он подозревал, что остров больше небезопасен и меня вполне могли ждать, устроив засаду. Меня не слишком пугала мысль о возможных предателях, засевших на Little Hope, но риск нарваться на артефакт был слишком высоким. «Однажды я вновь спущусь в глубокие туннели, окунусь в самые темные воды и прикоснусь к нашему витерасу, — подумала я, прикрыв глаза и глубоко вдохнув морской воздух. — Однажды. Когда моей жизни больше ничего не будет угрожать». Легкий ветер донес до меня аромат древесной созидательной магии, густо смешавшейся с кисло-водянистым запахом. — Сегодня хорошая погода, — раздался приближающийся бодрый голос Фламеля. Встав рядом, старик убрал руки за спину и внимательно посмотрел на маленькую точку вдалеке, упорно игнорируя замершую за его спиной Нагайну. — Скучаешь? — вдруг произнес он, вызывая внутри смесь разрозненных чувств. — Да, — не стала лукавить я. — Видимо, — задумчиво кивнул Николас, — у тебя есть причины не плыть туда. Есть. Поджав губы, я промолчала и лишь прикрыла глаза, наслаждаясь легким прикосновением ледяного ветра. — Когда те самые проблемы закончатся, — вновь послышался скрипучий голос, — покажешь мне остров? Если не убью раньше. — Не думала, что тебе это интересно, — шумно выдохнула я и вновь устремила взгляд на относительно спокойные воды океана. — Я бы не прожил столько веков, если бы не был любознателен, — усмехнулся старик, продолжая: — К тому же ты утверждаешь, что я даже в некотором роде причастен к твоему народу. Хотелось бы взглянуть. Было бы на что. — Там ничего нет, — я поморщилась, чувствуя разливающуюся тупую боль в груди. — Только камни, песок, — я помедлила, бездумно скользя глазами по искрящимся гребням невысоких волн, — и пустые подводные туннели. Ожидая ехидства и очередную колкость, я даже удивилась, услышав совершенно иное: — Ты помнишь остров другим? — вдруг произнес Николас, бередя и без того неспокойную душу. — Не совсем. Разве что видела его более крупным на редких зарисовках исследователей тех времен, — покачала я головой, горько усмехаясь и вспоминая: — Мне позволили плавать одной только в девятнадцать лет. К тому моменту остров уже полностью разорили и вся жизнь на нем погибла. Он словно стал мертвым… На последнем слове мой голос дрогнул. Почувствовав на себе внимательный взгляд старика, я сглотнула образовавшийся ком в горле, продолжая: — Остров начал буквально рассыпаться, год за годом уменьшаясь в размерах. Будто бы не было больше тех, кто вдыхал и поддерживал в нем жизнь. — Ты словно говоришь не о клочке земли, затерянном в океане, — по-доброму усмехнулся Фламель, вызывая и у меня щемящее чувство светлой грусти. — Для меня Little Hope — больше, чем клочок земли. Он особенный. У острова совсем другой запах, другая история и, — я прикусила нижнюю губу, сдерживая неуместный порыв, — надеюсь, иная судьба. Мы замолчали, слушая мерный шум волн. — Ты как-то спрашивала меня, каким был Альбус Дамблдор, — вдруг произнес Фламель, поднимая взгляд в небо. — Так вот, он был прагматичным волшебником. Дотошным, умным и довольно расчетливым. Общее благо в его представлении всегда казалось мне самым оптимальным и справедливым решением для всех. И если… — Николас запнулся, хмурясь, вдруг продолжая совсем по-другому: — Смерть даже одного человека чудовищна, но если это необходимо для выживания миллионов, то рамки недопустимого сдвигаются. Интересная формулировка. Старик явно хотел сказать иначе, но решил уйти в пространственные размышления. — Звучит логично. Я безразлично пожала плечами, невольно вспоминая Дамблдора в свой вынужденный школьный год. Несмотря на его раздражающую подозрительность, невозможно было не признать выдающихся качеств профессора. Пытливость и дотошность Альбуса были заметны уже тогда, а в его дальновидности и уме я даже не сомневалась. Впрочем, я не удивлена, что именно Дамблдор стал следующим директором школы, стоило Диппету уйти на покой. Думаю, Хогвартс с его приходом преобразился. — Отчасти, — согласился Фламель, продолжая: — Ты как-то задавала мне вопрос о мальчике, — он повернулся и серьезно взглянул в мое лицо, уточняя: — о Гарри Поттере. Альбус не писал мне об этом прямо, но между строк можно было понять, какие надежды возлагались на этого ребенка. «Что это значит?!» — насторожившись, я попыталась сдержать на лице маску «безразличия». — Не удивительно, — я наигранно пожала плечами и, теряясь в догадках, аккуратно произнесла: — Мальчишка выжил после убивающего заклятия, став избранным в глазах общественности. С того дня его имя у всех на слуху, он — символ сопротивления. Именно по этой причине Поттер все еще жив, а не пал героической смертью у врат Хогвартса. Разумеется, я блефовала. Фламель ничего не знал о крестражах, а значит, и выводы делал, основываясь лишь на собственных ощущениях и домыслах. — Ты неверно поняла меня, — покачал головой Николас, вдруг произнося: — Альбус всегда знал, что мальчик важен и пристально следил за его взрослением. Полагаю, именно Гарри Поттер был его планом для окончательного уничтожения Темного Лорда. Сам Гарри? Я помнила слова Николаса о том, что Альбус внезапно прекратил всякие поиски Эмилии Роуз в 1981 году. В этом же году Лорд Волдеморт развоплотился при попытке убить Гарри Поттера и тем самым неосознанно создал совершенно уникальный крестраж. Если верить словам Фламеля, то Альбус знал или же догадывался о любопытном шраме мальчика… Но откуда?! Означает ли это, что профессор остановил поиск Эмилии Роуз только потому, что это перестало быть важным? Ведь мальчик — куда более весомый аргумент, да и он уже здесь, а Эмилия, словно призрак, наглухо испарилась. Вот только смерти Нормана Норбьерга и целителя Лестрейнджей в том же 1981 году явно не были случайными. По некой причине наш враг принял решение избавиться от возможных свидетелей именно в этот момент. Я ни за что не поверю в такие совпадения. Судя по всему, главные события случились в одно и то же время, и только одному Мэрлину известно, что из всех этих догадок является правдой.

***

Азкабан — …открывай! — прозвучал громкий приказ Беллатрисы. Ее высокий голос эхом разлетелся по узкой комнате. Надменно взирая на молодого парня, моментально подскочившего к решетчатой двери, она нетерпеливо отбивала каблуком задорный ритм. Молодой волшебник в уже знакомой мне черной мантии вручную снял массивный антимагический замок. Сделанная из особой стали и укрытая множеством защитных отражающих рун, решетчатая дверь со скрипом распахнулась, позволяя нам выйти в тускло освещенный коридор. Ну и местечко. Что ж, Том был абсолютно прав, когда запретил мне даже думать о посещении столь мрачного и гнетущего места: удушающий запах сладкой магии, казалось, сдавливал и царапал горло; а чудовищная смесь различных ароматов разложения и гниения живой плоти застревала в носоглотке и липким смрадом облепляла легкие. Все вместе делало дыхание в этом месте абсолютно провальной затеей. Я брезгливо сморщилась, стараясь вдыхать как можно меньше, чтобы просто контролировать происходящее. Величественно вышагивая по длинному и темному коридору, Беллатриса чувствовала себя удивительно довольной, проходя мимо первых камер для заключенных. Я же слышала бесцельное шарканье босых ног по каменному полу, различала болезненные стоны мужчин и женщин. Порой из-за массивных решеток доносились хриплые вздохи, тяжелые завывания и захлебывающийся кашель. Высокие потолки башни будто бы терялись в плотном и вязком тумане, не давая даже возможности разглядеть очертания черного камня. Голубоватое свечение магических сфер на стенах лишь тусклым отблеском оттеняло гнетущее и мрачное пространство. Редкие небольшие окна пропускали слишком неявный солнечный свет. Удивительно, что он вообще умудрялся пробиться через плотную завесь темной магии, окружавшей весь остров. Казалось, что все здесь было создано таким образом, чтобы породить чувство бесконечной обреченности. Интересно, а как происходит перемещение по самому Азкабану? Не похоже, чтобы здесь были лестницы или лифты. Каминная сеть? Продолжая следовать за Беллатрисой, я замечала, как стук ее каблуков отпугивал заключенных от решеток. Несчастные старались замолкнуть или же забиться в угол, чтобы, не приведи Мэрлин, не навлечь на себя внимание ведьмы. «Судя по всему, моя провожатая здесь частый гость». — В корпусе произвели уборку, — услышала я довольное замечание Беллы. — Теперь даже дышится легче, — рассмеялась она, явно довольная своей шуткой. Не знаю, какого рода была произведена уборка, но вонь стояла страшная. Впереди вычурным алым пятном выделялась массивная дверь, вход в которую охраняли двое волшебников, облаченные в черные мантии. Я видела их суровые лица, заметила цепкий взгляд и настороженность. Завидев приближающуюся Беллатрису, мужчины заметно побледнели и мгновенно прервали вялотекущий разговор, выпрямившись, словно не стояли секунду назад, вальяжно развалившись у стены. Бросив опасливые взгляды на ведьму, они заметили мой силуэт за ее спиной, и, окончательно поникнув, поспешно склонили головы в молчаливом почтении. «Видимо, теперь уже все в курсе о моем положении», — подумала я, замечая, как маги судорожно сглотнули и поспешили отворить загадочную дверь. Первой уверенно вошла Беллатриса. Следуя за ней, я оказалась в довольно большом помещении. Общая обстановка явно подсказывала, что передо мной общий архив. Я заметила камин для перемещений у стены, а также заваленный бумагами широкий стол, пару кресел и несколько рядов высоких шкафов, заставленных огромным количеством папок. Стол был буквально усыпан исписанными листами с личным делом заключенных. Сразу несколько перьев что-то усиленно фиксировали на парящих бумагах, обновляя и пополняя вылетавшие из шкафов толстые папки. Видимо, вносились все новые и новые подробности. Беллатриса лениво осмотрела кабинет и раздраженно пнула коробку с очередными папками. — Предатели крови и прочие ничтожества, ожидающие казни, находятся на последнем уровне, — бросила она, явно не собираясь идти со мной. — Как закончишь, — ведьма кивнула на камин, — возвращайся тем же путем.