Девять причин как последствие первой

Ён Хи могла спокойно принять свою ошибку, хорошо понимала, когда она действительно неправа. Её не мучало собственное, высокое – что часто подчеркивали в школе, – эго, не зудело неприятным комом под кожей. Слово «прости» не является для неё смертоносным, скорее наоборот – оружием, которым можно перевернуть ход игры в свою сторону.       Мама учила, как пользоваться женским обаянием, даром, который давался им по природе. Не стесняться женственности, а пользоваться ею в наслаждение; делать мужчин, что смели думать о себе как о чем-то большим, чем являлись на самом деле, своими подчиненными под маской глупенькой дурочки, направляя их поступки в нужную сторону лёгкостью и грацией, словно невидимыми нитями. Она учила её никогда не марать руки и помнить о кокетстве, вложенным в неё с рождения. А извинения, иногда даже не самые искренние – беспроигрышное средство в её манере общения.       Ён Хи хорошо обладала своим лицом и телом, когда ей было шестнадцать или около того. Но Ён Хи, которой уже безумно давно за двадцать и очень близко к тридцати, совсем забыла как общаться с людьми. Забыла о приемах, к которым прибегала в нужные моменты, и лишь раздутое самомнение, до сих пор сохранившее свои масштабы, помогало ей держаться на плаву, не опуская голову по плечи и стыдливо шнырять между людей с опущенным взглядом. Ён Хи, сказать честно, тяжело даже назвать той же красавицей, что когда-то искусно пользовалась харизмой: совсем истощала, некогда мягкие волосы больше не струились по плечам и на ощупь походили на солому, стресс и явный недосып отражался на её впалых щеках с тёмными мешками под глазами.       Но она всё ещё хорошо, донельзя отчетливо ощущала вкус волшебного «простите» на языке.       И она была готова задушить остатки самообладания, падая в ноги и умоляя вернуть её домой. Оставить на грязной, почти разваленной улице, где Ён Хи и подобрали. Она даже подыскала себе удобное местечко, чтобы стать на колени и, драматично прижавшись лбом к земле, истошно визжать о её воле к жизни.       Ён Хи хочет домой. Не в тот, где она согревает руки дыханием, не в тот, где провела почти всю свою жизнь. Она хочет домой, туда, где будучи подростком громко смеялась, не думая о том, как выглядит со стороны. Где ещё не знала, как сильно её искренность обломают.      — Я всё верну! – завизжала одна из тех, кто умолял о пощаде. – Только дайте жить, дайте! – хныкала она, разрываясь в истерике точно так же, как ещё с десяток, а то и два, людей возле неё.       — Боюсь, что произошло недоразумение, – под его слова к игрокам внизу спускалось ещё больше участников, смешивая всё больше шума. – Мы не хотим причинить вам вред, мы представляем вам шанс.       — Третий пункт соглашения, – перебивая солдата вскрикнул господин, тараторящий о опасности игры во время «Зелёный свет, красный свет» на поле возле поистине адской куклы. – Эти игры могут быть прекращены по решению большинства, правильно?       Сторож едва кивнул.      — Всё верно.       — Тогда дайте нам немедленно проголосовать.       — Конечно. Мы уважаем ваше право на свободу выбора, – участники, до того молившие о свободе, медленно поднимались на ноги. – Однако перед этим позвольте объявить призовую сумму, как мы и обещали.       Ён Хи прикусила щеку и прикрыла глаза. Она понимает, чего они добиваются.       Свинья, которую Ён Хи уже видела, вновь опустилась, окрашивая помещение в золотой, и начала наполняться толстыми стопками купюр; все подняли голову вверх, наблюдая за тем, как падают деньги. Ён Хи будто наяву слышала шелест бумаги, завороженная происходящим как и, – Ён Хи не сомневалась, – каждый игрок.       С помощью подобных махинаций они хотят создать иллюзию выбора, хотя прекрасно понимали простую истину – люди корыстны и не смогут идти вдаль от повода их желаний, которые осуществляются лишь с помощью материального катализатора. Деньги нужны наравне с надеждой, а та, в свою очередь, была слишком прозрачной, в отличие от возможного богатства перед их лицом. Всё было настолько очевидно, что даже глупо.       — В первой игре выбыл 91 игрок, таким образом в копилке находится 9,1 миллиарда вон. Если вы решите прекратить игру, оставшиеся 365 игроков могут забрать приз, поделить его поровну и покинуть это место.       — Сколько это на каждого?       — 24 миллиона, 931 тысяча и 500 вон, – когда у него спросили ещё что-то, что Ён Хи не расслышала за счет дистанции, он продолжил. – По правилам игры на каждого выбывшего игрока приходится сто миллиона вон. Если после каждой игры будут выбывать ещё игроки, то денежный приз будет расти.       — Скажите, сколько составит приз, если дойти до конца?      — Как мы уже говорили, общая сумма приза за 456 игроков – это 45,6 миллиарда вон. Эти деньги будут поделены между игроками, которые пройдут все шесть игр.       — Значит, если до конца дойдет один, то он получит всё?      — Всё верно.       — Мы можем проголосовать за завершение после второй игры? – неуверенно спросил мужчина в нескольких футах от Ён Хи и она была готова наброситься на каждого из них с кулаками.       Её не волнует, что будет с её жизнью. Она знает, что вернется к прежнему состоянию, где прыгала зайцем между общественных транспортов и воровала бумажники в метро. Может, до успешной и счастливой ей было далеко, но Ён Хи устраивал и такой расклад; если это значило, что она гарантировано проживет на год дольше, чем ей суждено на этой игре, то она готова отказаться от всей той облачной суммы, представленной им. Но, кажется, подобного мнения придерживалось меньшинство, что отмалчивалось во время поднявшегося, воодушевляющего шума, где каждый считал себя достаточно умелым, чтобы пройти все шесть игр.       Ну конечно. Каждый ведь герой в своей жизни, которому и горы поддадутся, и море растянется.       — Как и было обещано в соглашении, после каждой игры у вас будет возможность проголосовать и покинуть это место с накопленными до того момента призовыми деньгами. Для нас всегда самое важное это ваше добровольное желание участвовать в игре, – когда зал замолчал, стражник сказал следующее. – Итак, приступим к голосованию.      Ён Хи, опираясь о железную, высокую балку кровати, потрепала волосы и устало вздохнула, когда стражник объявил о голосовании по спаду номеров; учитывая, что цифра на её свитере была относительно низкой, она будет голосовать одной из последних, а значит – нескоро.       Она нервничала и этого не скрывала. Каждый второй человек, что жал синюю кнопку, был словно свежим гвоздем в её крышку гроба; Ён Хи знала, следующую игру она не переживет.       Ён Хи уткнулась взглядом в пол, не замечая ничего вокруг: звуки стали тише, взгляд – туманнее, а голова как никогда чистой, без того роя надоедливой суматохи, к которой Ён Хи никогда не привыкнет. Каждый её шаг и решение привели к тому, где она сейчас, и Ён Хи правда считает, что в таком случае только и оступалась, а в предыдущей жизни, если такая в самом деле существует, была заядлой грешницей с таким количеством трупом полегших от её руки, что умещались бы в вагон и маленькую тележку.       Не о таком она мечтала в шесть, когда соседки по комнате во всю болтали о самоотверженных принцах на белых лошадях и замках с высокими потолками, где они хотят стать госпожами.       А Ён Хи ведь даже не знает, как они сейчас. У скольких судьба сложилась так, как пишут в сказках, а у скольких она пошла по протоптанной дорожке следом за Ён Хи? Она и не помнит, как зовут хотя бы одну из них.      Почему-то стало совестно.       От мыслей – возможно, не самых ярких, – её вырвало кое-что… мягко говоря, неожиданное, несколько странное по мерках воспитанных людей. Ён Хи со всей силы дунули в ухо, и она, пошатнувшись, лихорадочно прижала руку к нему, смотря на безызвестного шутника: Чхве Субон, – ох, простите, – Танос стоял возле неё, опираясь на балку, от которой она отошла, и самовольно закинув руки в карманы, осматривал её. Именно осматривал – его взгляд медленно скользил по её давно утратившему юную красоту лицу, по мелким мимическим морщинам, в данный момент проступивших на ней из-за хмурой физиономии, по торчащим волосам и покусанных, тонких губах, останавливаясь на родинке возле них – там, где когда-то был уже давно заживший пирсинг.       — Ён-а, – не моргая говорит он и Хи Ён закатывает глаза, слыша обращение к ней. – Ты же нажмешь синюю кнопку, да, Нуна? Ты ведь не сбежишь?       — «Не сбегу»? – она готовилась к их встрече не те полчаса с момента, как увидела его в толпе. Не год, не два. Кажется, будто она была готова отодвинуть смерть на второй план, только бы поквитаться с ним. Точь-в-точь, как герои в дешевых романах, бережно хранящихся матерью на книжной полке в её комнате.– Конечно я сделаю это, я же училась у лучших.       Ён Хи не страдала от острого нрава и умела держать себя в руках. Она была спокойна, как удав – даже её гнетущее настроение, казалось, совсем как родное вписалось в картину не особо, с первого взгляда, радостного воссоединения.      У неё не осталось гнева – он давно истаял, как снег под весенним, теплым солнцем, только-только вышедшим из облаков. Вместо этого остается глухое эхо событий; будто шорох листьев под ногами – едва заметный и практически не ощутимый.       Ён Хи тяжело описать, что она чувствует к Таносу. Не привязанность, не симпатию, не ненависть или ещё что либо из разнообразного спектра эмоций. Безразличие, сменяемое ностальгией, словно обволакивало её, оставляя лишь легкий налет тоски по тому, что когда-то Ён Хи считала важным. По связи, которую она правда ценила.       — Ты что, всё ещё дуешься? – по-щенячьи Танос наклонил голову с такими же широко открытыми глазами. – Don't be a bore, Нуна. Время меняется, люди тоже. Сделай мне одолжение, нажми синюю кнопку, м? Я получу свои деньги, и если хочешь, выплачу тебе эту… – он наконец отвернулся, и спустя тройку секунд закончил. – Точно, моральную компенсацию. Мы же были друзьями, помнишь?       Ён Хи скинула волосы с лица, не выражая на лице ничего, а в тоже время, всё; та же Ён Хи с тем же безразличным личиком, что было словно фителём к её язвительным, временами не самым правильным словам – своеобразной пороховой бочке.       Огласили его номер – 230, – и он, отходя от неё спиной вперед, подмигнул, перебирая пальцами с цветным маникюром яркие, привлекающие внимание, волосы.       Ён Хи была уверена в том, что он под наркотиками, ведь знала – его, крутого парня, которого совсем не волнуют простые, будничные проблемы, заживо съедала вина за поступок, совершенный им столько лет назад. В его саркастическом «Нуна» не было и малейшей доли от того, что Ён Хи слышала подростком.       А может, она берёт на себя слишком много и значила в его жизни слишком мало; была одной из проходимцев, уровнем, которые он перепрыгивал через один.       «Моральная компенсация»? Было бы неплохо.       Машинальный, громкий голос назвал номер, пришитый к её левой груди. Ступая шаг за шагом, Ён Хи чувствовала давящую ответственность, облепившую её со всех сторон. Словно невидимая, но до чертиков тяжелая ноша: тянет, казалось бы, расправленные плечи вниз, облизывает кусающими взглядами её фигуру. Каждая сторона испепеляюще смотрела на Ён Хи; случайно встречаясь глазами с кем-то из них ей казалось, что вот-вот, и её схватят за руку, насильно утаскивая к себе.       Ён Хи не позволит подобному затормозить её; ничто не заставит её усомниться в собственном решении, сделанном на пользу своей жизни.       Она не ждала и секундой дольше, когда увидела две кнопки перед собой; совсем обычные, но именно определяли, какой век будут жить участники, и будут ли вообще.       Красный свет мельком озарил её лицо, и Ён Хи, забирая наклейку с рук солдата, отошла в сторону с ярким крестом под вопли уже проголосовавших игроков. Ладони пробирала еле видимая дрожь: стресс, испытываемый ею сегодня, не сравнится ни с одним из уже пережитых Ён Хи дней. И на фоне его меркнут все прошлые переживания насчет низких баллов на экзаменах, любовных интрижках или лишних килограммах на весах; желание жить было куда выше любого другого.       И, наверное, именно поэтому Ён Хи схватилась за свои волосы, оттягивая их и прикрывая глаза, когда последний игрок, 001, нажал на кнопку, противоположную её желанию. Одна лишь мысль о том, чтобы провести в подобном месте на день дольше доводила её конечности до заметных судорог, а кровь от лица отливала, делая Ён Хи мертвенно-бледной.       Стоя возле линии, отчертывающей их от тех, кто хочет остаться, Ён Хи окинула их взглядом, цепляясь на парне с хвостиком.       Что за хрень?       Он нервно кусал губы, пытался спрятать содрогающиеся пальцы в рукавах и робеющее лицо в вороте; Ён Хи видит, что его страх такой же, как у неё – на грани истерики, бьющийся в конвульсиях, не желающий оставаться. Он боится точно так же, как те, рядом с кем стоит Ён Хи; совсем не как его свои, в неком смысле, коллеги по мнению, что вовсю радовались победе в голосованию.       И стало противно так, что аж зашкаливало: он либо пришибленный эгоист, либо законченный самоубийца, что, впрочем, особо от первого не отличалось. Стоило ему выбрать крест, как они бы тут же отправились домой.       Что он хотел доказать? Кому, собственно, если каждый присутствующий – уже заведомо мертвец?      — Эй… – Ён Хи отошла от проигравшей группы к парню; никто даже не обращал на неё внимание, поглощенные либо своим горем, либо распирающей радостью. – Что за чушь? Ты трясешься, как маленький ребёнок. Почему ты..      С самых первых слов Ён Хи парень понял, что обращаются к нему; он обернул к ней голову, выставив руки вперед в молящемся жесте и перебил, не дав договорить:       — Прости! Я, боже, извини! – он просил прощение не перед Ён Хи. Перед всеми; перед детьми, что, возможно, больше никогда не увидят своих родителей, перед животными, которые наверняка не дождуться хозяевов. Перед людьми, что погибнут завтра. – Мне жаль. Но тот господин, 456, сказал, что он уже побеждал в игре. Если он поможет…      — Это шутка? – Ён Хи фыркнула. – Парень, деньги прибавляются лишь в случае чужой смерти. Если никто не умрет, то для тебя сумма вырастет лишь на несколько тысяч. Какой в этом смысл? – Ён Хи не кричала, не ссорилась, не хотела доходить до конфликта. Разговор её заставила начать ярость, в каком-то смысле, обида, которая затуманивала её. На секунду Ён Хи решила перекинуть всю вину на него, просто потому, что не хотела винить остальных за их желания, впустив двойственность в силу.       А сейчас, за, буквально, пару секунд, её отпустила бешеная злость и желание врезать игроку с номером 388.       Он молчал, не решаясь ничего сказать, а Ён Хи не оставалось большего, чем просто устало вздохнуть не замечая, как за ней следят чужие глаза.      

***

     Ён Хи не особо любила разговоры по телефону, поэтому мобильник, как правило, не издавал даже звука, уведомляющего о пришедших сообщениях. Перезванивала она и того реже, чем брала трубку, из-за чего периодически получала нагоняй и довольно слабенький, несерьезный подзатыльник от громких – временами слишком громких, – подружек со школы, которым было невтерпеж похвастаться свеженькими цветочками от незнакомого ранее ухажера. Это уже давно вошло в рутину – мило улыбаться и подшучивать над влюбчивой, наивной Анги и о её очередным парне, – который, поверьте, надолго не задерживаться, – молча кивать на слова крикливой Гён Э с звонкий голосом, – что самовольно назначила себя главной в их компании, пусть и не озвучивала это вслух, – и контролировать каждое выброшенное слово перед Джи Ён, заядлой сплетнице, которой не доверяли даже самые, как казалось, близкие подруги.       Ён Хи знала, что пользуется популярностью, и трое девочек, о которых уже было упомянуто, были даже не меньшей половиной из тех, с кем она общалась. Так получилось, что не Ён Хи выбирала круг общения, а он её: люди тянулись к ней, но не потому, что она им нравилась, а потому что хотели продвинуться повыше в пирамиде школьной социализации, становясь кем-то, у кого было право ущемлять других.       Ён Хи об этом знала, но закрывала глаза. Ни одну из своих подруг она как таковыми не считала, а их действия – не её ответственность. Сказать честно, половину их слов Ён Хи пропускала между ушей, и то, что она знала о каждой из них – это лишь поверхностные, плавающие наверху и безумно очевидные факты. Кто знает, может, они куда более глубокие личности, чем о них привыкла думать Ён Хи.       Ей было комфортно между людей, даже если те были не самыми правильными.       Мама часто говорила, что у Ён Хи противный язык. Мол, у девочки – именно у девочки – должен быть своеобразный, речевой фильтр, который не позволяет ей сесть в лужу в чужих глазах. Ён Хи так и не поняла, что именно из её слов является неправильным по мнению матери, но она послушно пыталась исправиться. Если она не может контролировать своё мнение, то стоит ли его озвучивать вообще?       Так она и прятала свою язвительность – гадкую, за которую на неё будет коситься каждый, как ей казалось, второй человек за спиной у Джи Ён, – вплоть до момента, пока от той же Джи Ён она в пол уха не услышала о ярком первогодке, что, как высловилась та, во всю порядки шатает.       Это было забавно, и, если говорить прямо, интересно.       Их школа не была элитной, закрытой территорией только для богатеньких отпрысков; нет, конечно нет. Скорее, совсем обычная, такая, каких по Корее тысячи: с чуть ниже, чем с средней успеваемостью среди учеников, не высоким показателем поступления и, если охарактеризовать короче, та, что откладывалась в план «Б» в случае проваленных вступительных экзаменов. Но в отличии от множества подобных, у них царила сумасшедшая внешняя чистота в плане репутации, пусть внутри – намного глубже открытого визуала, – уже давно разлезлась плесень. Издевательства тут никогда не приходили к рукоприкладству: ученики были маленькими суками, умело использующими шантаж и манипуляции, моральные унижения над теми, кто был слабее.       Самоутверждение – штука страшная. Подростки – ещё страшнее. Вместе – взрывное комбо.      Первогодка, для которого все равны, а студенческий совет – почти что пустое место, учитывая, что обращался с ними он как со всеми, быстро привлек чужое внимание. От него веяло бешенной харизмой, обаянием, которое обычно рождается вместе с человеком. Ён Хи было интересно, сколько любовных писем с признаниями за день он собирал из шкафчика, ещё интересней – какой процент из них становятся прочитанными, ну или банально распечатанными от конверта.       Человек сам по себе существо любопытное, и если бы не интерес, овладевший им давным давно, вряд ли бы мы дошли до той стадии эволюции, на которой находимся сегодня. Так и Ён Хи не отрицала факта своей заинтересованности, по крайней мере, перед собой; рядом с подружками она не видела смысла даже сказать о чём-то подобном.      Увидел бы кто со стороны – разошелся б в громком хохоте. Попытки Ён Хи узнать о парне, младше неё на два года, не привлекая внимания, казались несколько… дешевыми, и, как бы сказать, не особо вызывали уважения. Она-то девушка тоже не пальцем деланная, своего женского, уязвимого эго лишена не была, и ей не хотелось, чтобы кто-то хоть издалека начал догадываться о её недавно появившемся увлечении. И так продолжалось до тех пор, пока интерес не иссох, как цветок без воды, застрявший в лишенном солнечного света углу. Сколько продлился её энтузиазм в этом плане? Месяц? Ну, в любом случае рекорд.       А потом, в один из вечеров, Ён Хи, задержавшись в студ совете как вынужденный заместитель отсутствующего в тот день старосты, заметила раскинувшегося звездой на школьной траве парня с осветленными волосами и в расстегнутой на пару верхних пуговиц рубашке.       Наверное, это выглядело странно, и непонятно, что именно – её несколько неожиданная находка, или дальнейший поступок.       Ён Хи, вместо того, чтобы просто пройти мимо, даже не обращая внимания, – в конце концов, дорога к воротам практически не пересекалась с местом отдыха первогодки, – подошла к нему и, наклонив голову, осмотрела лицо парня, внимание которого мигом перескочило на неё.       Тишина, совсем не свойственная ему, если судить по слухам, длилась не более тридцати затянувшихся секунд. И разрушил он её первым:       — Ты эта, Сон Ён Хи, да? – Ён Хи лениво кивнула. – Ты что-то спросить хочешь, или пришла полюбоваться мной, м, Нуна?       Сонно, но от того не менее игриво спросил Чхве Субон, так и не удосужившись принять хотя бы сидячее положение.       — Ты ждёшь кого-то? Девушку? – вопросом на вопрос отвечает Ён Хи, выбивая из колеи несколько растерявшегося от подобной переменчивости Субона.       — Что? Э-э, нет?       — Если я скажу, что влюблена в тебя, ты поверишь?       Субон нервно рассмеялся, приподнимаясь на локтях.       — Нуна, подобные шутки разбивают мое ранимое сердце, – предпочитая не рисковать говорит Субон, медленно поднимаясь на ноги и следом забирая лежащую на земле сумку. Замечая, что Ён Хи не спешит разбавлять этот – безумно – неловкий разговор, он продолжил. – Тебя проводить, что ли?      Ён Хи вдруг – как почему-то показалось Субону, разочарованно – вздохнула, и поправив лямки портфеля на плече, ответила:       — Могу проводить и тебя, если тебе так больше нравится, – напряжение, которое так сильно от неё ощущалось, спало, и Чхве Субон был не до конца уверен, хорошо ли это.       — Ты криповая, – бросил он вдогонку Ён Хи, когда она пошла вперед, явно ожидая, что он последует рядом.       — А я ожидала тебя другим. Чего дерганый такой?      — Я тоже ожидал, что ты другая, – говорит Субон, и Ён Хи не удивлена тем, что он о ней знает. Да каждый в школе знает о ней. – Ты знала, что даже твои подруги называют тебя выскочкой с раздутым самомнением?       Пренебрежительно сообщает Ён Хи Су Бонг, засунув руки в карманы школьных штанов. Она едва поворачивает к нему голову – он плетется сзади в полтора шагах от неё, лениво перебирая ногами, едва поднимая их.       — И как? Правду говорят? – Субон на несколько секунд замолчал, делая вид, что думает:       — Не знаю. Официально знаком с тобой я от силы три минуты.      Ён Хи понимающе хмыкнула, покачав головой, и поправила расслабившийся на шее за день галстук.      Прошло ещё не более пяти минут их совместной прогулки, – которую как таковой назвать сложно, – как Субон наконец спросил:       — Куда мы вообще идём, красивая Нуна?       — На свидание, куда ж ещё      Сказать, что Чхве Субон не был удивлен означало полностью проигнорировать его мнение, чем, впрочем, Ён Хи и занималась в данный момент. Но он, заметно расслабившись, уже не воспринимал всё так подозрительно, как было ранее, и становился тем Чхве Субуном, о котором Ён Хи слышала: двусмысленным, шутливым и непредсказуемым, умело прикрываясь своим прирожденным шармом.       Чхве Субон хмыкнул, и равнодушно пожал плечами, не показывая никакого отказа.       — Мне холодно, – почти сразу говорит Ён Хи.       — Это всегда можно исправить, – без тени смущения отвечает Субон, распахивая руки в разные стороны и решаясь поманить девушку пальцами. Ён Хи заворачивает глаза, отмахиваясь.          — Я воспитанная и к незнакомцам в руки не лезу, – фыркает она.       — Ну так уж к «незнакомцу»! – хохочет Субон с всё ещё раскрытыми руками. – Имя-то ты мое точно знаешь.       — Дай пиджак, – игнорируя его слова, роняет Ён Хи, кивнув на болтающийся, привязанный к сумке элемент школьный формы, который, кстати говоря, есть и у неё; только вот он благополучно покоится в её полупустом портфеле. – Что? Ты же джентльмен.       Наверное, это был первое и последнее исключение в её книжке номеров кнопочного телефона, на котором были включены сообщения.

***

     Утро уже давно прекратило начинаться с ласковых тёплых лучей, пробивающихся сквозь тонкие шторы, и приятного, мягкого пения птиц, едва слышного сквозь приоткрытого окна. Ён Хи в принципе не любила заниматься излишней романтизацией жизни, считая, что не все заслуживает взгляда через розовые очки. На трезвую голову, лишенной подобной заморочки, и живется легче. Скорее всего. Ён Хи, конечно, не утверждает.       Всё, что происходило вчера, казалось безумием, чем-то давним и нереальным; плодом чужой, явно больной фантазии, или, в другом случае, подарком ей от её изнуренного организма, не получавшего нужные для жизни витамины не первый месяц и давно не видевшего полноценного, восьмичасового сна. В любом случае, вывод напрашивался один: Ён Хи искренне надеялась проснуться за одним из грязных, маленьких уличных столиков после того, как перебрала с купленным на последние деньги соджу.       Но бледный потолок перед ней, который она видела перед сном, не изменился, а присутствие незнакомых людей ощущалось как никогда четко. Повернув голову она заметила одну из пустующих кроватей, на которой лишь недавно видела… впрочем, Ён Хи принципиально не называет мертвых по именах.       После завтрака, которым, может, и не наелся б нормальный человек, но был более, чем роскошью для Ён Хи, что из-за отсутствия денег ела максимум раз в день, их отвели в комнату с поистине детским интерьером: светло-голубые стены с изображением нелепых облаков и два радужных круга на полу в таких же пастельных оттенках.      Вверху, на стене, точно так же, как и вчера, прикреплен таймер, на котором отвели пять минут на формирование команд, где в одну должны были отойти пять участников.       Ён Хи играла в довольно маленькое количество игр в детстве, а из командных помнит вообще так полный нуль; она надеялась на хотя бы что-нибудь, роясь в воспоминаниях о разных детских шоу с подобной тематикой, отбрасывая одну мысль за другой. Смирившись, что ничего на ум не приходит, Ён Хи решила, что это ей не так уж и надо. Глазами она пыталась найти господина под номером 456, но когда обнаружив его, она встретилась с не менее растерянным лицом, Ён Хи откинула последнюю надежду, а потому для самой себе заключила, что знание игры в любом случае не особо поможет ей в последние несколько минут перед ней.       Её задача была в том, чтобы найти команду, только вот успеха в этом не следовало. Оставшихся участников 356, значит, будет минимум 70 команд, но один человек станет лишним; Ён Хи не особо горела желанием брать эту роль на себя, но и примыкать к тем, у кого перспектив было даже меньше, чем у неё одной, не хотела.       Тяжело.      В какой-то момент её бережно дернули на себя, пытаясь привлечь внимание: перед ней стоял тот парень с хвостиком, на которого она вчера была готова скинуть всю вину.       Он, по всей видимости волнуясь о том, что причинил ей боль или как либо влез в её личное пространство, быстро отодвинулся, соблюдая дистанцию.       — Ты бы не хотела стать частью нашей команды? – странным, высоким тоном спросил 388, глядя будто через неё.       Он что, лишь за счёт чувства вины её зовет? Только ведь он ни в чем не виноват,  если уж на то пошло, а если и так, то не перед ней одной. Не всех же в таком случае за собой тащить, а она ещё и… девушка. Как бы не было неприятно от этого, но после двух отказов, Ён Хи поняла, что в приоритете тут мужская сила, а не женская гибкость или смекалка.       Но у Ён Хи не было причин отклонять его предложение. Она сильно сомневается, что сможет найти команду лучше той, в которую он пытается её сейчас взять, да и сам 388 выглядит достаточно крепким в случае чего. Учитывая её характер, Ён Хи бы очень не против заодно спросить о причине, по которой он вербует её, пусть она и является очевидной. Только не сейчас. Потом.       — Хорошо, – пытаясь выдавить из себя как можно более дружелюбную улыбку говорит Ён Хи, замечая, что у парня загорелись его карие глаза. По всей видимости, он правда считал, что она зла на него; Ён Хи считала глупыми его переживание об этом в месте, где больше всего волноваться нужно о своей жизни, а не о чужих тараканах в голове, что она, так-то, и делала.       Ён Хи быстро оценила команду, с которой ей предстоит играть. От этих людей зависит то, встретит ли она следующее утро живой на кровати, или в мусоросжигателе рядом с другими мертвыми.       Она уже примерно оценивала их шансы на победу, немного успокаиваясь и решая, что команда, впрочем, неплохая, даже, вроде как, надежная, как перед ними появилась девушка, с которой она уже мельком разговаривала на прошлой игре. Та, беременная с номером 222, которая уже не пыталась спрятать выросшего живота.       — Возьмите меня в команду, – начала она и Ён Хи мысленно заскулила. Надо же ей было появиться именно в момент, когда 388 представлял её – тоже лишь по номеру – остальным игрокам.       Ён Хи знает, что в другом случае её бы оставили. Но тут – беременная. С компании 4 взрослых мужчин ей отказывать никто не решался, а у Ён Хи, во-первых, влияния на них нет, чтобы вставлять свои пять копеек, и во-вторых всё ещё есть какая-то пародия на эмпатию и жалость, не позволяющая девушке с надеждой и дальше скитаться по комнате.       Ён Хи привыкла на первое место ставить себя, так какого черта она уходит вглубь толпы в поисках отряда без пятого человека под сопровождающий, виноватый взгляд парня, что привёл её туда?       — Эй, sweetie Нуна, – Ён Хи оборачивается на знакомый голос, прямо смотря в большие зрачки Таноса. – Будешь со мной в команде? I will protect you, обеща-аю! – растягивая гласные выпрямляется парень, пока его, как считает Ён Хи, сокомандник нервно смеется и, как уже считает он, тихо шепчет Таносу:      — У нас уже сформирована команда, да и зачем нам две телки?      — Не слушай его, он шутит, – отмахивается Танос, на что его безымянный коллега в какой-то мере уязвлено отворачивается. – У тебя будет подруга. Соглашайся, sweetheart!      Ён Хи тяжело вздыхает, и оттягивая волосы на макушке, подходит ближе к ним. Вообще-то она надеялась, что Таноса убьют в этой игре, но если не остается другого выбора…