Девять причин как последствие первой

Наверное, стоило все же повеситься в 17, когда её самооценка под давлением юношеского максимализма упала к нулю, или спрыгнуть с больничного окна в 23, когда лечащий её врач пытался принудить её к половому акту. А может выбрать что-то среднее и умереть от передозировки в 19, когда на неё накатили воспоминания об одном очень близком друге со школы.       Ён Хи могла умереть не три раза в период своей жизни, не пять и далеко не десять; опасность, сокрытая в, как кажется, спокойном мире, продолжала прятаться в тени и поджидать не только её, а каждого человека с любого континента, любой страны или города. Между ней и ними было лишь одно отличие – разница в осознании. Ён Хи хорошо понимала, что просто жить невозможно; натренированная улицей она давно потеряла надежду стать такой же, как они. Беззаботной и позволяющей себе уснуть дольше, чем на три часа.       Ён Хи привыкла думать о последствиях. Каждый шаг, каждая мелочь подчинялись железной логике, что никогда не давала сбой. Её разум был словно сложный механизм, усыпанный шестеренками вдоль и поперек, которые просчитывали все возможные сценарии. Она никогда не давала себе возможности забыться; у неё больше ничего не осталось, и теперь самым ценным её даром стала она одна.       Она ценила себя куда больше незнакомцев, что на коленях просили милости. Она ценила себя куда больше политиков, кричащих о своих возможностей с экранов телевизора. Она, избитая и выброшенная за берег праведной жизни, ценила себя, как самое сокровенное сокровище.       У неё было самое важное – жизнь. Ён Хи хорошо понимает, что жить долго ей не суждено, но то время, которое ей отвели, она хочет провести в призрачной безопасности. Она хочет быть уверенной в собственной значимости. Не для окружающих, никак нет; мама всегда говорила ей жить для себя. Ён Хи не стремиться стать значимой для планеты, изобрести лекарства от всех болезней или сортировать мусор, чтобы Земля прожила ещё на несколько сотен лет больше, чем прогнозируют ученые. Ён Хи важно осознавать значимость как свою часть, как саму себя. Что она – всё ещё важна себе. Что она любит и готовая лелеять своё отражение в грязных поверхностях, которые мельком попадались ей на глаза в городе.       Она – Ён Хи. И может её одолевает двойственность желаний, её пугают собственные принципы и с не особо давнего времени ей тяжело дается нормальная коммуникация с остальными людьми. Иногда ей хочется выпрыгнуть со своей шкуры и стать кем-то другим; она этого не отрицает. Но то, что остается от неё, она всегда будет любить. Потому что – вопреки мыслям погибшей матери, – Ён Хи слепила себя сама.       Она выбросила визитку, которую ей дал не вызывающий доверия мужчина. Упоминание неизвестной игры, а затем игнорирование её вопроса, стало ей достаточно, чтобы вписать их в мошенники, а опрятного господина – в одного из наверняка многочисленных агентов, занимающийхся вербовкой бедных и наивных. Но Ён Хи ведь не такая. Она чувствовала себя как никогда уязвимой рядом с ним, что значит в месте, куда её пытались затащить, она уж точно будет лишена собственной безопасности и защищенности ясного разума.       А потом, в течении недели у неё перед носом каждый день мелькали визитки из приятной бумаги. Она всё время замечала малоимущих, крутящих её в руках; однажды даже услышала разговор какой-то женщины, что в переулке набирала номер, написанный на одной из сторон.       Ён Хи никогда не слышала о игре, в которую берут нищих и помогают заработать крупную сумму денег, что она считала искренне странным и подозрительным. А сейчас этой игры стало слишком много в её жизни; голова была забита тревожными мыслями о ней и жужжала о возможности зажить нормально, как все. Кто знает – может, Ён Хи повезет и она получит выигрыш? А её окружающее почти что прямо кричит об этом, заставляя её вспомнить о визитке, которую она выкинула.       Каждый её внезапный порыв стать одной из участников остановляло неимение при себе номера, а следом – терзание самой себя за подобный необдуманный поступок. Она хотела казаться выше всей той пурги, что ей пытались навязать, а потому, кажется, профукала свой шанс.       Так она думала, пока как-то раз не увидела визитку под собственной хлипкой обувью. Такую же, как ей вручили раньше, такую же, как держали в руках те люди, которых она встречала. Ею было принято решение позвонить, а перед этим она даже побаловала себя и, сняв номер в дешевой гостинице без гостей, побаловала себя тёплым душем в комнате и настолько спокойным, насколько это было возможно в её ситуации, сном на скрипучей, но более чем подходящей, кровати.       Она осознавала опасность всей затеи и оставаться там безоружной было равно тому, что ей отрежут руки и ноги, поэтому в спортивный топ с густым наполнителем, – совсем новый, обычно подобные прелести женского белья ей не прилагались, – что она надевала под одежду, Ён Хи положила маленький, размером с безымянный палец, складной нож, который может и доставлял некоторые неудобства ей, как носителю, но не был заметен.      Ён Хи переживала, что их станут обыскивать и поэтому положить средства защиты в карман было бы глупо.       Осознание происходящего пришло к Ён Хи в тот момент, когда зайдя в приехавшую по неё машину она заметила водителя, сидящего в маске. Из-за темноты, окутывающей пространство, было тяжело определить её материал и вид, поэтому была ли она противогазом или самой обычной, пластиковой, оставалось для неё загадкой вплоть до того момента, пока машину не заполнил серый дым, мигом усыпляющий её разум. На последние проблески рассудка ей, впервые за огромное количество времени, стало страшно. Как ребенку, заблудившемуся в лесу с дикими животными; как взрослому, что и потерял этого ребенка. Страшно, но не потому, что её застали врасплох, а потому, что это произошло по собственной глупости, невнимательности и мысли о собственной особенности, важности. 

***

     Когда Ён Хи поняла, что уже проснулась, первым делом решила не открывать глаза, заставив уши прислушаться к шуму вокруг неё. Вокруг царил гул чужих голосов, между строк она успевает выловить громкую брань и преобладающую в пространстве суматоху. Понимая, что она, кажется, не чужая заложница, может свободно двигать конечностями, – что значит её не приковывали, – а ближайшие люди – такие же жертвы обстоятельств, как и она, Ён Хи медленно открыла глаза. Первым заметила сидящего калачиком незнакомца на кровати напротив её; он, обнимая свои колени руками, уткнулся в них носом, исподтишка наблюдая за другими. Медленно поднимаясь, Ён Хи начала анализировать обстановку, в которой оказалась, и быстро метаться взглядом от одного угла помещения к другому. Большинство людей собрались ближе к центру, создавая тесную толпу. Ён Хи, кажется, проснулась одной из последних, если не самой последней; на кроватях между людей она не увидела ни одного до сих пор спящего.       Внизу своей кровати она слышала переговоры, наверное, соседей, которые уже во всю знакомились друг с другом. Те, что были более буйными, лишь косо зыркали на всех и плевались язвительными фразами, как безвкусным ядом; Ён Хи считала это жалким зрелищем.       Глазами цеплялась за чужие макушки, а стоило ей услышать звук открывающихся громадных дверей, так сразу перевела взгляд туда: там, вдалеке, вышла, как решила Ён Хи, стража, в одинаковых ярко-розовых костюмах. Ён Хи насчитала там девятерых; восемь с масками на которых был изображен круг, и девятый, тот, что по центру, с квадратом. Наверняка что-то по типу внутренней иерархии.       — Я хотел бы от всего сердца поприветствовать вас, – начал мужчина с квадратом, а после, не медля, продолжил. – В течении шести дней вы примете участие в шести играх. Победивший во всех играх получит крупный денежный приз.      Игроки внизу некоторые время молчали, не рискуя нарушить тишину, как, кажется, женщина с низким голосом, что была почти в самом конце, подняла руку, вежливо спрашивая:       — Извините, – она спустилась со ступенек к кроватям, прямо глядя на стражу. – Мне сказали, что будут только игры. Вы думаете, мы поверим вам после того, как вы нас похитили?       — Мы были вынуждены принять эти меры для того, чтобы сохранить свою конфиденциальность.       — А для чего вам эти маски? – с долей пренебрежения спросила другая женщина, стоявшая где-то внутри толпы. – Ваши лица – тоже тайна?       Почти истерично спросила она, и Ён Хи, пусть даже не видела её лица, могла предположительно угадать, какое выражение застыло на её физиономии.       Мужчина, стоявший возле неё, поддакнул:       — Она права! Почему прячете лица, здесь что, какие-то нелегальные азартные игры?      В зале поселился шум недовольных участников, что все, как один, были переодеты в зеленые костюмы с нумеровкой на левой груди.      Каждый был недоволен, и их было можно понять; Ён Хи сама причисляла себя в их возмущенные ряды.       — Мы не раскрываем свои лица и информацию участникам игры. Это гарантирует честность и конфиденциальность. Прошу понять нас и наши меры предосторожности.      — Вы меня раздели и выдали вот эту одежду? – громко фыркнула девушка с  плохо скрываемым пренебрежением, виляя высоким хвостом и вскидывая вверх зеленый свитер на молнии, тем самым выражая свои не самые позитивные эмоции.       — Это чё за ботинки, – следом за ней послышался… на удивление знакомый голос.       Ён Хи начала рыскать взглядом между людей цепляясь за них и отбрасывая, когда понимала, что они – не те, кого она ищет. Пока недовольный парень продолжал свой монолог, Ён Хи удивленно вскинула брови, цепляясь за фиолетовые волосы.       Поверить не могу, фиолетовые.         Она где-то на подсознательном уровне понимала, что наверняка не встретит кого-нибудь из знакомых, ибо все её контакты с людьми прекратились в тот момент, когда она сбежала с района, где провела всю свою жизнь между обеспеченных. Друзей как таковых она прекратила заводить ещё в старшей школе, где принципиально искали слабых, чтобы за их угнетением прятаться, как сильным. Парень, стоявший внутри залы, тоже считался одним из само поставленной «элиты» – он-то всегда отличался от других, цеплял внимание не только симпатичным личиком, а и бешенной харизмой, в которую не решался впутывать кого-либо, кроме самого себя. Он умел привлекать, оказывался в центре компании и откровенно наслаждался этим. Имел, как считала Ён Хи тогда, острую смекалку, которая помогала ему оставаться на плаву с приятными оценками. После выпуска, как слышала Ён Хи, он стал кем-то вроде знаменитости, и не в узких кругах, как раньше, а почти что по всему миру. Никто не был удивлен тем, что он связал свою жизнь с подобной сферой деятельности, и пусть Ён Хи и не углублялась, чем именно он там зарабатывал, по какой-то неведомой причиной была уверена в том, что он добился своего успеха, пусть и затаила некую… обиду на него. Давнюю, ничем не связанную с тем, что он делает сейчас.       Видеть его тут странно, но, по какой-то причине, даже приятно. Не в смысле, что она рада его видеть; ей радушна мысль о том, что он так опустился.       Вновь прислушиваясь к дискуссиям, активно ведущимся внизу, Ён Хи стала интересна одна мысль: если здесь есть кто-то вроде него, значит, есть шанс встретить ещё кого-то более надежного – и, желательно, не страдающего от зависимостей в далеком прошлом, а может, и сейчас тоже – из её знакомых.       В один момент экран, висевший над головами стражей включился, и по нему начали мелькать лица разных людей, которые находились здесь в сопровождении с их именами и высокими долгами. Сказать честно, услышав о тех неподъемных суммах, которые кому-то предстоит выплатить, Ён Хи даже стало спокойнее; может, она тоже вряд ли сможет наскрести свои чуть больше, чем полтора миллиарда вон, но на фоне тех бедолаг, у которых задолженность в два, а то и три раза больше, её проблемы казались сущей мелочью, а деньги – копейками.       Почти сразу после прилюдного, как бы Ён Хи сказала, пристыживания, над ними открылся потолок, опуская внутрь огромную, кажется, стеклянную, фигуру свиньи, что наверняка играла роль копилки. Она была идеально почищенной, блестела и сама издавала свет, снижаясь издавала специфичную мелодию. Выглядит, бесспорно, интригующе.       — Вы видите копилку, в которую будут собираться призовые деньги. Всего игр будет шесть, – с одинаково-ровным тоном говорит тот. – После каждой игры деньги будут прибавляться.       — Скажите, а какая сумма приза?      — Общая сумма приза 45,6 миллиарда вон.       В зале раздались восторженные голоса, превращая всё в один бессвязный гул. Ён Хи даже задумалась над тем, что она, в каком-то смысле, одна из тех, кто поднял шум, пусть сама-то и молчала; сорок пять и шесть миллиарда. Это деньги, на которые она сможет прожить хоть до старости, совсем не работая; вспомнились все её детские мечты, которым она предавалась перед сном. Все её желания, что были слишком высоки для человека с её обстановкой.      Для неё откроются все пути, станут допустимыми все возможности, которые раньше казались чем-то облачным, если не ещё выше.       Ён Хи пропустила между ушей правила и, наверняка важные, условия, которые возгласили дальше. Её голова осталась затуманенной деньгами, которые всегда были её первоначальной целью.       Ён Хи не глупая. Она хорошо осознает, что миллиарды вон, которые могут быть на её руках, не дадут лишь за одни игры; тем, кто организовывает это, нужно шоу. И, скорее всего, оно будет куда более жестоким, чем кажется, поэтому морально она готовилась к играм с куда более сложным замыслом, чем хотели им их представить.       Она подозревает о том, что, возможно, придется жертвовать своей человечностью. Делать выбор в сторону чужой смерти, рисковать, – чего она по прежнему не переваривает, – или, может быть, смысл будет закопан куда глубже, и позже ей придется расплачиваться за свою двойственность.       Существуют миллионы развития событий, но Ён Хи интересуют лишь те, в которых она играет ключевую роль.       Мужчина в маске попросил подписать документ, который засвидетельствует их добровольное согласие, и Ён Хи, спрыгивая с не особо высокой кровати, потопала к очереди. Почему-то почувствовала себя мамой-уткой; стоило ей слезть на пол, как парень, что прежде сидел напротив неё, не рискуя поднимать глаза, сполз следом и Ён Хи чувствовала, что идёт прямиком за ней, боясь потерять. Он кажется почти ребенком; Ён Хи мельком задумалась о том, совершеннолетний ли он.       Когда Ён Хи уже стояла перед листом, она медленно, изучая бумагу, провела взглядом по всех четырех пунктах.       Статья 1: Участники не могут произвольно останавливать игру.      Статья 2: Участники, отказывающиеся участвовать в игре, будут дисквалифицированы.       Статья 3: Если большинство участников согласятся, игра будет остановлена. Однако в случае равенства голосов проголосуют ещё раз.       Статья 4: В случае остановки игры, оставшиеся участники поровну делят накопленные призовые.      Казалось бы, наверняка обычный контракт для, скажем, мероприятий, подобных этому, – Ён Хи не уверена, ведь до этого в схожем не участвовала, – но почему-то сам факт, что кто-то готов отказаться от игры с таким призовым фондом показался ей донельзя странным и, как она считает, вновь подтверждающим её догадку о не гарантированной безопасности игроков.       Оставив свои инициалы в окне, выведенным под это, Ён Хи пропустила следующих по очереди человек. Как она и предполагала, сзади неё стоял её новенький сосед; трясущимися ладонями он взял ручку, оставляя подпись внизу. Он отошел в сторону, опустив голову, и прошел мимо Ён Хи обратно к кроватям.       — Эй, парень, – он дергано оборачивается, а Ён Хи пытается выдавить с себя столько дружелюбности, насколько вообще возможна. – Меня Сон Ён Хи зовут. А тебя?       Он на несколько минут потупил взгляд, не до конца уверенный в том, что эти слова к нему. Ён Хи выжидающе смотрела на него, стоя так же ровно, как и тогда, рядом с агентом игры, блистая своей – слишком идеальной для кого-то вроде неё, – осанкой.      — Чхе Ха Ын, – он развернулся к ней и тоже попытался выпрямиться, чтобы казаться выше, чем есть на самом деле, а от этого наверняка грознее. Только вот неудобно получилось – Ён Хи выше него почти на полголовы. Для азиатки, особенно девушки, она была довольно высокой, пусть её рост едва доходил до отметки сто семидесяти.       — Ха Ын! – чувствуя себя воспитателем младшей школы воскликнула Ён Хи. – «Божая благодать», значит? – он неуверенно кивнул. – Красивое имя. Не переживай ты так, ничего сверхъестественного с нами не произойдет. Получишь деньги и уйдешь отсюда. Какой у тебя долг?      — Нету, – тихо сказал Чхе Ха Ын, из-за чего Ён Хи не услышала. По её просьбе он повторил, а позже продолжил. – Моя сестра болеет, а мы… бедные. У меня нет денег оплатить её лечение.       Ён Хи понимающе кивнула, зарываясь ладонью в свои короткие, спутанные волосы.       И о чем ей с ним говорить? Зачем она вообще подошла, если сама социальностью не блещет?       Неловкую паузу в разговоре развеял мужской мат, эхом развеявшийся по помещению. Они оба инстинктивно повернули голову к источнику звука, и Ён Хи едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Её совсем не удивляло, что одним из создателей шума был Чхве Субон, который, по всей видимости, уже вошел во вкус и во всю собирался размахивать кулаками. Ён Хи кажется, что его останавливала даже не стража, стоявшая в нескольких метрах от него, а обступившие его люди; кто бы мог подумать, что он до сих пор так зависим от мнения окружающих.       Стоило последнему из очереди подписать соглашение, как их всех вывели в причудливую, высокую комнату в розовых тонах, что, по всей видимости, играла роль своеобразного коридора. Ён Хи – уже успев пожалеть о своем решении, – взяла на свое временное попечение Ха Ына, которому, как она узнала, только в прошлом месяце исполнилось 20. Для неё он казался совсем ещё ребёнком, которого насильно вытащили во взрослый мир; она вообще удивлена, что Ха Ын смог дожить до своего совершеннолетия, учитывая степень его трусости и наивности. Хотя, кто знает, именно пугливость и продлевает жизнь; Ён Хи сама успела убедиться в этом.       Перед её лицом светился экран с надписью «smile», внизу которой был пиксельный, зеленый смайликом. Она медленно растянула свои губы в улыбке, глядя в объектив до момента, пока не появилась вспышка; ей остается только надеяться, что фото вышло нормальным. Хотя, чего она врёт? Её оно не особо волновало.      Сразу же после фото, которое получил каждый с 456-и игроков, – Ён Хи не обращала внимание на это раньше, но на её свитере красовалась цифра с номером 081, которую она посчитала весьма ироничной, если учитывать, что её скитания по городу в роли бездомной начались восьмого месяца первого числа, – их вывели на громадное, фальшивое поле, что ограничивалось стенами с каждой стороны. На самом конце стояло дерево – из-за дистанции Ён Хи была не в силах различить, настоящее ли оно, – а возле него – что-то по типу статуи девочки в желтом платье с оранжевым сарафаном. С двух сторон от неё – два таких же стражника, что были в комнате с кроватями, на масках которых красовались белые круги.      Ён Хи подняла голову, замечая настоящих птиц – потолок не был заблокирован и она была в силах увидеть не иллюзию неба, а реальное; её окутало тепло солнца и летней улицы, которые она сильно ценила всю свою жизнь. С динамиков на стенах послышался женский голос:       — Первая игра называется «Зелёный свет, красный свет», – Ён Хи нахмурилась, не особо понимая в чем смысл. Разве это – не детская игра? Её пройти слишком легко, а значит, создатели руководились не сложностью выбранных ими игр. – Вы можете продвигаться вперед, когда кукла поет «Зелёный свет, красный свет». Те, кто продолжают двигаться после конца песни – выбывают.       Ён Хи посмотрела на стоявшего по её левое плечо Ха Ына, который пытался унять собственное волнение и дрожь в руках.       Она решила, что он в самом деле хороший человек. Напоминает её саму три года назад; может, она и не была настолько неуверенной, но свою цель она видела примерно такой же, как и этот парень.       — Участники, добравшиеся до финиша за пять минут, побеждают.       В какой-то момент вперед выскочил мужчина с последним номером; игрок 456. Ён Хи переключила внимание с Ха Ына на него, слушая, как он громко кричит, пытаясь привлечь к себе взгляды всех:       — Внимание! Слушайте меня! – начал тот, яро размахивая руками. – Слушайте меня внимательно. Это – не обычная игра! Если засекут ваше движение, то вас всех убьют!       Ён Хи услышала смешки рядом от тех, кто считал его слова полнейшим бредом. Да чего греха таить – так считали все. Решили, что он хочет запугать их, чтобы дойти до финиша первым, а, следовательно, повысить свои шансы к получению приза.       Ха Ын разнервничался ещё сильнее – это было видно. И Ён Хи не дура, чтобы убеждать его, что всё это вранье; сделает только хуже. Кроме того, она сама не уверена, стоит ли этого мужчину сразу приписывать в сумасшедшие; по какой-то причине ей казалось, что в его словах есть смысл, и складывая свои собственные размышления вместе даже кажется, что пазл сходится.       — Ха Ын, – тихо начала Ён Хи. – Слушайся всего, что говорит этот господин. Ты же хочешь вернуться к сестре?      Он ничего не ответил, смерив её дрожащим взглядом. Ён Хи не хочет, чтобы он умер, и чувствует себя из-за этого странно; её сковывает к нему эмпатичная жалость? Впервые Ён Хи переживала о ком-то, чье имя узнала меньше, чем десять минут назад.       — Что за чушь вы несете? – Ён Хи узнала этот истеричный визг – это была женщина, что одной из первых заваливала стражу вопросами. – Мы умрем, играя в «Зелёный свет, красный свет»? Серьезно?      — Верно! Если засекут ваши движения, вы умрете! Вас расстреляют откуда-то сверху, вы должны быть острожны! В глазах этой чертовой куклы расположены датчики движения!      Он был готов продолжить распинаться о своей правоте, как кукла повернулась к дереву; её шарнирная рука дотронулась к нему, а 456-той, понимая, что времени не остается, кричит:       — Во что бы то ни стало, не отвлекайтесь и не паникуйте! Что бы не случилось, не бегите, оставайтесь на местах, – его слова прерывает громкоговоритель со словами о начале игры, а после – детская песенка, о которой упоминалось ранее.       Каждый двинулся в сторону финиша, и за секунду до того, как кукла замолчала, мужчина выкрикнул:       — Замрите!       В подобных остановках они провели ещё около пяти раз. Никто не решался перечить 456-ому, пусть и все сомневались в его словах.       Оставалось чуть больше трех минут; Ён Хи не смотрела по сторонам, глядя только вперед. Всё проходило, кажется, более чем неплохо – так думала и она, и большинство вплоть до момента, пока какая-то девушка не вскрикнула. Она была позади Ён Хи, поэтому она не могла обернуться, чтобы посмотреть, что происходит: до её слуха дошел лишь нервный смешок.       — Ой, – хихикнула та. – Я сдвинулась.       Стоило ей сказать это, как следом послышался грохот винтовки и падающее на землю тело.       Блять.       Тот господин был прав и Ён Хи едва сдержалась, чтобы не поменять свое положение. Стало до чертиков страшно; сердце, стук которого ей так нравился, начало биться ещё быстрее и Ён Хи захотелось вырвать его со своей груди, только бы не слышать его гул в ушах. Мельком посмотрела на пальцы, что уже во всю дрожали, и, как казалось Ён Хи, сейчас сдадут её, она повалится на асфальт следом за первой жертвой и вся её осторожность, к которой она так стремилась, больше не будет иметь значения. Она не смотрела на Ха Ына, которому сейчас наверняка ещё тяжелее, чем ей. Она не хотела смотреть на него. Не могла.       Поднялись неистовые крики, люди начали срываться с места и бежать к зелёным дверям в начале, из которых их впустили. Каждый – в этом Ён Хи была уверена – был почти что на грани истерики. Смерть, которая пряталась в тени, вышла из-за дерева и все чувствовали её смердящий запах.       От выстрелов у Ён Хи закружилась голова, от крови, разливающейся по полу ей стало совсем дурно.       Боже. Господи. Она хочет домой. К маме.      Какой-то мужчина упал совсем близко возле её ног, буквально в нескольких сантиметрах, заляпав своей кровью до того идеально белую обувь. Ён Хи оставалось лишь смотреть, как она растекается, без возможности отвернуться, чтобы не стать следующей.       Секунда – и ещё один из незнакомцев упал в опасной близости к ней по левую сторону. По левую сторону.       Ён Хи едва сдержалась, чтобы не перевернуть глаза. Она, среди всего этого шума, точно услышала болезненный вскрик возле себя, принадлежащий Ха Ыну, и прекратила видеть боковым зрением его затуманенный силуэт. Труп, навалившись, повалил его на землю.       — Сон Ё… – он попытался позвать её, но не успел. Его застрелили, оставив лишь бездыханное тело на месте того, кто был готов рискнуть жизнью ради сестры, ухватиться за призрачный шанс ради её здоровья.       Ён Хи бы так не смогла. Как бы она не любила свою мать, она бы никогда не стала жертвовать своей жизнью ради чужой.       А ещё, даже если бы она хотела хоть издалека показаться примером для подражания, она была слишком испорченной и неправильной для подобного звания. И осознание врезалось в её голову стрелой – она хотела помочь Ха Ыну, но не потому, что верила в его ценности, а потому, что не оставаться тут одна спустя столько лет одиночества.       Ён Хи зажмурилась, чувствуя, как его брызнувшая на кровь пропитывает толстую ткань её штанины.       — Повторяю правила, – заговорил голос из динамиков. – Вы можете продвигаться вперед когда кукла поет «Зелёный свет, красный свет». Продолжившие двигаться после этого выбывают из игры.       Кукла оборачивается, поет, но никто не рискует идти дальше. Всем страшно. Каждый не хочет прощаться с жизнью. Каждый видит в своей жизни ценность, точно так же, как Ён Хи.       — Если не успеете добежать до линии, то тоже умрете, – закричал 456-ой, выбегая вперед. – Кукла отслеживает любое ваше движение, но она не засечет, если вы спрячетесь за кем-то, – он показательно помахал рукой за спиной. – Те, кто поменьше, спрячьтесь за большими! Продвигайтесь, как паровозик! Времени мало, пора начинать движение!       Люди последовали его совету, становясь в своеобразные очереди друг за другом и останавливались, стоило кукле повернуться. Больше никто не пренебрегал словами господина; он был словно спасательный круг, в котором сейчас все так нуждались.       Каких-то двух участников в нескольких рядах от Ён Хи застрелили. Она заставляла себя держать глаза открытыми, ведь казалось, что как только она их закроет – кукла, стоящая впереди, убьет её.       Спустя ещё несколько таких раундов, если их можно так назвать, Ён Хи казалось, что она уже на пределе. Таймер лишь угнетал обстановку, и Ён Хи всё время нервно поглядывала на оставшиеся секунды. Она рвано выдохнула, когда кукла вновь обернулась, бегая по них своими механическими глазами, как её вдруг пошатнуло; у Ён Хи чуть не встало сердце, когда кто-то сзади оперся ладонью на неё спину. В тишине, которую разбавляло лишь нервное дыхание неизвестной девушки, – Ён Хи сделала такой вывод по размеру миниатюрной ладони, – оно казалось неистово громким.       — Ты… дура, умереть хочешь? – едва шевеля губами спрашивает Ён Хи.       — Прости, – тихо прошептала она, тяжело выдыхая.       Как только вновь послышалась песня, означающая продолжение игры, Ён Хи через плечо мельком глянула на девушку. Совсем бледная; если Ён Хи было плохо и ей казалось, что она на грани обморока, то как было этой – Ён Хи и знать не хочет. Она, пригнувшись, как и все остальные, пыталась идти вперед, держа свой живот одной рукой, и когда мелодия закончилась, вынуждая неподвижно встать, Ён Хи, оставшись в прежнем положении, осмотрела её заново.       Живот.      Кажется, что она такая же, как все – сразу и не заметишь несколько выпирающего живота, скрытого за зеленой, по шею застегнутой формой; наверняка ведь обвязала, чтобы не привлекать внимания.       — Совсем с ума сошла? Зачем ты пришла сюда будучи… – по какой-то причине тот безумный страх, испытываемый ею, стал второплановым. Перед ней – беременная девушка, у которой, в отличии от Ён Хи, придурка Чхве Субона или того дерганого 456-ого, есть надежда. Есть будущее. –… в положении.       Выбрав как можно более мягкое выражение, сказала Ён Хи. Их диалог привлек внимание старушки, стоящей спереди Ён Хи, и та, не задумываясь, влезла:       — Девочки? Там всё хорошо?       Ответа не последовало; Ён Хи смотрела на девушку с идентификационным номером 222, пока та, стыдливо опустив глаза, не решалась больше сказать и слова, вдыхая полной грудью.       Наверное, Ён Хи бы и до конца дошла в такой позе, – с наполовину повернутой головой, – если бы не чужие крики. Ён Хи, за счет своего положения, видела, что именно произошло: Чхве Субонг, – которого за счет яркой прически найти легко, – с безумной улыбкой расставил руки в две стороны, пока под ним – трое несчастных с бегающими глазами смотрели на отверстия в стенах, откуда проигравших отстреливали. Они не прожили и секундой дольше – каждого постигла пуля в лоб, а следом – мгновенная смерть.       Ён Хи не смотрела назад, когда переступила красную линию. Часы показывали последние несколько секунд и Ён Хи видела, как кто-то из уже победивших, – наверняка 456, играющий всего из себя героя, – подскочил назад, чтобы дотащить подстреленного мужчину.       Ён Хи тяжело дышала, осмысливая произошедшее и параллельно глядя на грязную ткань штанов. Не так она представляла человека, которого решила взять под свое крыло. Точнее, не так представляла его судьбу; почему-то решила, что сможет чем-то помочь, что-то изменить. 222 сидела от неё в двух шагах; она свесила голову, из-за чего волосы закрывали её лицо, и нервно грызла короткие, аккуратные ноготки.       Страшно.       Ноги покалывало от адреналина, от самого осознания, как близко к пропасти она была. Смерть будто стала материальной, Ён Хи словно попробовала её на ощупь, вдохнула гнилой, металлический запах. И те обещанные миллиарды стали такой мелочью, чем-то таким несущественным, что и мизинца её не стоит.       — Выскочка Сон Ён Хи! – прозвучал чужой, звонкий голос и Ён Хи лишь поджала тонкие губы, не поднимая глаз. Она знает, кто там ждет. – Какая встреча! А все думали, что ты сдохла. Рад, что ты, beauty, жива.       Его слова, такие мерзкие, но когда-то совсем родные; она видит, какой иронией он переполнен и от одного лишь отношения к ней Ён Хи понимает, что от наркотиков он не отказался. Она-то хорошо понимает, что на трезвую голову Субон бы даже не рискнул к ней подойти.       — А ты, Субон, не меняешься, м? – Ён Хи подняла голову, глядя на парня снизу вверх за счет сидячей позы. Она заметила, как его расширенные зрачки почти что в страхе дернулись, и его губы тронула усмешка ещё шире, чем до этого.      — Танос.       — Что, прости? – переспросила непонимающая Ён Хи, ловя на себе любопытный взгляд 222-ой участницы.       — Меня зовут Танос.