Alice in Borderland "Chishiya"

***

«Больница находится в соседнем квартале» — слышу я голос Май. «Там нет ни электричества, ни водопровода, но батарейки, кажется работают. Когда мы используем фонари на батарейках, мы должны иметь возможность что-то видеть и лечить свои раны» Я снова задалась вопросом, почему я согласилась пойти с ними, но не слова напомнили мне об этом. Теперь, когда чувство адреналина и сильнейший шок прошли, я чувствую, как болят мои поцарапанные руки. Мне нужно продезинфицировать и обработать их, если я хочу, чтобы они зажили как следует. И хотя я предпочитаю продолжать действовать самостоятельно, чем идти с этими людьми, я также знаю, что не могу этого сделать. Обычно мне все равно, считают ли меня люди плохой, но поскольку они единственные люди, которых я видела до сих пор, я думаю, что будет лучше пойти с ними на данный момент. Кроме того, мне все еще нужны ответы, и как я собираюсь найти их самостоятельно? «Итак, теперь у нас трехдневная виза» — я пытаюсь говорить нейтральным голосом. Я не хочу заставлять их отвечать на мои вопросы, когда у них на уме что-то другое, например, их раны, но я все равно хочу попытаться придерживаться темы. Мне нужны ответы. «И после этих трех дней нам придется играть в другую игру?» К счастью, они готовы мне ответить, хотя Юри это, похоже, не очень нравится. «Да» — говорит он. Он звучал скучающим, как будто ему не хотелось со мной разговаривать. Тем не менее, я настаиваю. «А что будет, если я не буду играть в игру?» «Тогда тебе выстрелят в голову лазерным лучом» — отвечает он. Сначала он звучит довольным, как будто ему нравится пугать меня этой новостью, потом он отворачивается, когда видит, что я не в восторге. Я уже думала о чем-то подобном. «Нам всем дали карту» — говорю я. «тройку треф. Вы получаете новую карту в каждой игре?» «Боже мой» — вздыхает Юрий, снова глядя на меня. «Почему тебя это так волнует? Почему ты не в шоке или подавлена или что-то в этом роде? Это ведь была твоя первая игра, не так ли?» Я пожимаю плечами. «Поможет ли мне быть подавленной? Нет. Поможет ли мне понять, в каком мире я сейчас нахожусь? Да». Тоши бросает на меня несколько ревнивый взгляд, как будто хочет сказать, что хотел бы, чтобы он тоже был таким холодным. «Да» — отвечает он на мой вопрос «ты получаешь новую карточку в каждой игре. Если ты ее проходишь, конечно». Он вздыхает. «У каждой игры свой уровень сложности и своя направленность. Например трефы в основном фокусируется на сотрудничестве и командной работе.» Я думаю о моменте, когда уровень сложности стал известен, и Юри сразу перестал смотреть на нас, как на врагов. Он отпустил свое враждебное отношение, потому что это был групповой вызов. Но есть также игры, которые нужно решать индивидуально, судя по всему. Я чувствую немного больше надежды, когда понимаю, что мне не всегда нужно полагаться на других, чтобы пройти игру. «Пики в основном фокусируются на физическом аспекте игры» — продолжает Тоши. Для меня это не должно быть проблемой, но я вижу, как Тари смотрит на землю с болезненным лицом. Его нога, безусловно, не заживет в течение трех дней. Если его следующая игра будет физическим испытанием, это может оказаться опасным для него. «Бубны в основном фокусируются на интеллекте и ментальном аспекте испытания». Я киваю Тоши, давая ему понять, что я все еще слушаю и понимаю, что он говорит. Я ожидаю, что он продолжит свое объяснение, но он этого не делает. Но остался один символ. «А червы?» — спрашиваю я, но не получаю ответа. «Мы на месте» — говорит Май со вздохом облегчения. Она идет прямо внутрь, поддерживая Тари. Я смотрю на Тоши, который, кажется, все еще не хочет давать мне эту информацию. Он даже избегает моего взгляда и подходит, чтобы помочь Тари подняться по лестнице. Я подавляю раздраженный вздох и следую за ними наверх. Может, на сегодня хватит. Я не знаю, сколько новичков они встречают каждый день, но они, вероятно, устали объяснять все снова и снова. Я лучше попробую еще раз позже. Я решаю сосредоточиться на том, что я знаю. Мы только что завершили командное испытание и все получили покерную карту и трехдневную визу. Когда виза истекает, мы вынуждены играть в игру снова, иначе нас убьют. Но, судя по всему, нас могут убить и во время игры. В каком же больном мире я оказалась? Игры делятся на четыре категории. Последняя мне пока неизвестна, но я не ожидаю, что у меня возникнут проблемы хотя бы с двумя из тех, которые я знаю. Игнорируя боль, я думаю о том, как Хикару и я провели недели, тренируясь, чтобы стать физически сильнее. Как еще мы хотели путешествовать по миру и делать что-то особенное вместе? Так что физические игры не должны быть проблемой. Иногда я сомневаюсь, сомневаюсь, могу ли я назвать себя умной или нет, так как я ничего не добилась в своей жизни до сих пор, но мне удалось решить три набора числовых последовательностей. Остальные не всегда меня слушали, но я знала ответы. Так что, возможно, эта игра сработает. Но как насчет командной работы? Это совсем другая история. Я не умею общаться с людьми. Я никогда не была хороша и не хотела быть, но теперь, похоже мне придется. Как я хочу проходить эти игры иначе? Если я сделаю себя целью, заставив людей ненавидеть меня, это может закончиться тем, что люди вроде Юри захотят пожертвовать мной в игре, где я им не нужна. Эта мысль заставляет меня нервничать. В этом мире важны не только твои собственные способности, но и прихоти твоих товарищей по игре. Я не уверена, означает ли это, что мы теперь некая «команда» и нам придется играть в другие игры вместе или нет, но на всякий случай я должна убедиться, что они меня не ненавидят. «Дай-ка подумать» — говорю я Тари, как только мы находим комнату, и он садится на стул с болезненным выражением лица. Я беру фонарик Май и смотрю на его ногу. «На самом деле, нам следовало начать прямо сейчас, но важно дать ране остыть». Неважно, как сильно я стараюсь быть любезной или быть полезной им, потому что Юри продолжает ненавидеть само мое существование. «Как мы могли это сделать? Если ты не поняла, в нас летели горящие стрелы.» Впервые в жизни мне стало немного жаль родителей, которым постоянно приходится иметь дело с моими саркастическими ответами. Только сейчас я поняла, насколько это раздражает. Я не отвечаю ему и вопросительно смотрю на Май и Тоши. «Ты уже был здесь? Ты знаешь, где находятся необходимые нам вещи? Такие, как вода, марля, бинты и обезболивающие?» Тоши протягивает мне бутылку воды, которую он где-то нашел. «Спасибо» — говорю я. Они вдвоем отправляются на поиски вещей, которые я только что перечислила, но Юри опускается на стул и похоже, не хочет помогать. Я его игнорирую. Убедившись, что вода не слишком холодная, вылив ее на руку, я осторожно наливаю ее на ногу Таре. Он немного съеживается и морщится, но не начинает ныть. Я оставляю части, которые прилипли к его ране. «Похоже, это поверхностный ожог второй степени» — говорю я ему. «Кожа немного розовая с покраснениями, и есть волдыри, но, к счастью, они не слишком серьезные» «Ты врач?» — спрашивает Тоши, входя в комнату и показывая мне марлю. «Нет» — отвечаю я. Я не совсем уверена, почему говорю ему правду. Может быть, потому что они узнают, если я солгу. Не знаю, можно ли меня за это повесить, но я не собираюсь этого выяснять. Не зная, прозвучал ли мой ответ немного резко, я добавляю — «Мой отец работает в больнице. Я научилась у него кое чему». Я не собираюсь говорить им, он практически заставил меня это сделать. Тем не менее, приятно, что теперь это, похоже, пригодилось. «Ты делал прививку от столбняка меньше десяти лет назад?» — спрашиваю я Тари, который кивает мне. Я дезинфицирую руки спиртовым гелем. Либо сюда еще никто не приходил, либо в этой больнице осталось достаточно запасов. В любом случае, хорошо, что мы хотя бы можем помочь себе сами. Я хватаю немного марли и начинаю перевязывать рану. «Ее нужно менять как минимум раз или два в неделю. А когда станет очень влажно, то еще чаще». Входит Май и держит несколько коробок с обезболивающими. Мы даем Тари несколько таблеток, после чего Май начинает осматривать свои раны. Теперь, когда я закончила здесь, я могу начать заботиться и о своих собственных ранах. В свете лампы я вижу, что из ран почти не течет кровь. Я быстро промываю их водой из бутылки, а затем начинаю использовать марлю. Мое тело подает болевые сигналы, когда я осторожно начинаю вытирать рану влажной марлей, но я продолжаю. Похоже, раны не такие уж глубокие, поэтому я решаю дать им высохнуть на воздухе. Теперь, когда я закончила и не знаю, что делать дальше, я сажусь и оглядываю группу. Я замечаю, что все четверо уже смотрят на меня с вопросительным взглядом. «Как тебе удалось так быстро решить эти последовательности?» — спрашивает Тари. «Ты изучаешь математику?» Если бы это зависело от мамы, я бы сделал что-то вроде этого. Я качаю головой. «Нет, я очень часто практикуюсь с такими головоломками. Я к ним привыкла». Я не собираюсь говорить им, что они на самом деле были довольно легкими, потому что не хочу их обидеть. В конце концов, мы также оказались в довольно стрессовой ситуации, из-за чего они, вероятно и не смогли по-настоящему сосредоточиться. Получив мой ответ, за ним следует тишина. Тишина, в которой я сомневаюсь, можно ли спрашивать об этом мире больше. Конечно, я заслужила свои ответы теперь, после того одолжения, которое в сделала для Тари? Но я также не хочу быть слишком настойчивой. Тем не менее, я хочу получить свои ответы, иначе мне нет смысла оставаться здесь больше. «Как тебе удается сохранять спокойствие при этом?» — хочет знать Юри. «Мы все сыграли как минимум три игры. Это была твоя первая. Почему ты не потерялась и почему твое тело не трясется как сумасшедшее? В нас летели огненные стрелы. Мы могли погибнуть» Я знаю. Я знаю, что могли бы погибнуть. И хотя я все еще очень хорошо помню, что я чувствовала, когда поняла, что это не так, я не могу ничего с этим поделать, и я все еще не чувствую ничего плохого по этому поводу сейчас. Может быть, это из-за вопросов, которые у меня есть. Я предпочту оставаться сосредоточенной, чем радоваться, что я выжила. Потому что, кто сказал, что я выживу в следующей игре, если я не знаю, с чем я имею дело? Я решаю сказать им половину правды. «Некоторое время я проходила своего рода стажировку в больнице, где работает мой отец. Я видела несколько ран и пережила несколько опасных для жизни ситуаций. Мне кажется, что мне нужно много времени, чтобы хотя бы немного с этим справиться, но через некоторое время мне удалось сосредоточиться на том, что делать». Я не смею оглядываться, чтобы посмотреть, верят ли они в это, потому что это покажет, что я лгу. Мой отец работает в отделении больницы, которое исследует, тестирует и производит лекарства .Он вообще не врач. Он не оперирует людей и не лечит их заново, но им это знать не нужно. К счастью, они, похоже, принимают это, потому что я краем глаза вижу, как они все кивают. «Игры в черви худшие из всех» — бормочет Тоши. Я смотрю на него, но его глаза устремлены в землю, «Это психология. Играют на твоих чувствах, и все внимание сосредоточено на предательстве». Он явно испытывает по этому поводу негативное чувство. Я едва осмеливаюсь спросить, но мне все равно нужно узнать «Вы когда-нибудь играли в такую игру?» — Я оглядываюсь вокруг и не получаю ответа ни от кого. Затем я решаю, что это не имеет значения и что мне нужно получить больше информации о вещах, которые имеют значение. «Как вы сюда попали?» — спрашиваю я. «Я проснулась там, где, как я помню, была в обычном мире, и мне не кажется, что прошли дни или месяцы. Как так получилось, что я приехала сюда намного позже, чем вы?». Май пожимает плечами. «Мы не знаем, как это работает на самом деле. Мы не все пришли сюда в одно и то же время, но у нас есть что-то общее. Может быть, ты тоже это пережила. Мы видели фейерверки прямо перед тем, как все потемнело, и мы пришли сюда». Я киваю — «Да, я тоже это видела». Я думаю обо всех, кого знаю, и о том, как их присутствия не хватает в этом мире. «Ты назвал это место «Пограничьем» — говорю я, глядя на Юри «Что именно ты имел в виду?» «Поскольку игры предлагают решение между жизнью и смертью, мы сейчас находимся посередине, как будто живем на какой-то границе». Я киваю. Затем я снова оглядываю группу. «Вы все знаете друг друга?» Юри пожимает плечами. «Мы с Тоши познакомились во время нашей последней игры и с тех пор остаемся вместе». Май кивает. «То же самое и у меня с Тари.» Две отдельные группы. Означает ли это, что мне придется выбирать между ними, или они позволят мне пойти своим путем теперь, когда все сделано и у меня есть информация, которую я хотела спросить? «Завтра мы уходим» — говорит Юри, прежде чем мельком взглянуть на Тари. Я знаю, о чем он думает: этот парень просто тормозит нас. В физическом испытании он обуза. Во время группового испытания он тоже не так уж много сделал, и Юри явно сомневается, что он умен. Никто не противоречит его заявлению, «А ты?» спрашивает меня Май. Я на мгновение задумываюсь. Это может пригодиться, когда нам нужно будет объединить усилия и помочь друг другу с предстоящими трудностями. Хотя я не очень хорошо лажу с людьми, часть меня думает о том, чтобы сказать, что я останусь. Но затем я снова представляю Юри, который, когда до этого, хотел пожертвовать Тари без колебаний, чтобы спасти свою собственную жизнь. Это возвращает меня к жестокости людей и причине, по которой я не могу доверять никому. Я не хочу оставаться ни в какой группе. Мне не нужно оставаться нем, потому что прежде, чем я это осознаю, они предадут меня, и это может означать мою смерть. Я не знаю, почему я хочу жить, но я точно знаю, что в действительно не хочу умирать. И что я могу доверить эту задачу только себе. Я как раз собиралась сказать, что завтра я собираюсь пойти своим путем, когда меня пугает какой-то шокирующий шум, доносящийся снаружи. Не успев опомниться, я встаю и иду к окну. Мой взгляд скользит к первому красному лазерному лучу, за которым следует еще один, затем еще один. Сначала я думаю, что игры еще идут, и участники покинули арену, но потом понимаю, что этого не может быть. «Их визы истекли» — бормочу я — «и они не предприняли никаких попыток их продлить». Я поворачиваюсь лицом к остальным и смотрю на них. Лампа на батарейках и лунный свет позволяют мне очень хорошо видеть выражение их лиц. «Ты быстро учишься» — говорит Юри «и ты очень умная.» На мгновение мне кажется, что он собирается попросить меня пойти с ним и Тоши, но затем он, вероятно, думает то же самое, что только что сделала я. Мы не можем доверять друг другу, и поэтому нам не следует сотрудничать. Я оборачиваюсь и смотрю на лунный свет.