Дышать и смотреть

Дождь был далеко не слабый: ещё минуту так точно он был более или менее спокоен, после чего резко усилился и стал настоящим нестерпимым ливнем. От такого оставалось только бежать и прятаться, а потом молиться, чтобы в середине грозы в тебя молнией не долбануло. Но это вариант не для Невера и Ильи. Эти двое всё ещё стояли под зонтом, всё на том же месте, смехотворно закрываясь от воды под небольшим куском ткани над ними, хотя всё это время на них лило как из ведра. Облокотившись на капот черной машины, оба стояли в невообразимо родной тиши, сохраняя своё чуткое безмолвие, словно собираясь воедино с молчащей природой. Логичнее было бы просто наконец-таки сесть и уехать домой, но по каким-то личным причинам никто из них не предлагал этого. Да и со временем всё вокруг беспричинно начало казаться им нерушимо тёплым. Словно мир, раньше громкий, раздражающий каждым малейшим вдохом, поставили на паузу ради этой единственной минуты. Ради них. Когда в абсолютной немоте и наступающих на хвост сумерек они случайно пересекались взглядами, то не начинали тут же прятать глаза куда-нибудь в пол, в любую сторону, как совсем не привык делать это Невер. И как привык делать это Илья. Конечно, для него стало привычкой уводить собственный взгляд куда подальше, словно даже смотреть на Невера было каким-то жесточайшим табу: «3 секунды равноценны немедленному приказу умертвить виновного через гильотину». Наверное, именно поэтому он терял голову, когда нуждался в ней больше всего, да? Но почему-то сейчас он совсем не торопился убраться на сотню шагов, не пытался аварийно закрыться, как последний выход из горящего здания, и бежать, куда глаза глядят. Теперь он мог едва-едва, но всё-таки задержать свой взгляд, цепляясь руками и ногами за зелёные тёмные глаза, лишь бы остаться с ними, продлить эти 3 данные ему секундочки. Но по истечении короткого срока он раз за разом начинал пялиться в мокрые от влаги камни под собой. Вдали шуршала полусгнившая листва под деревьями, пока слабый ветер трепал голые верхушки деревьев, создавая какой-то особенный, характерный лишь для него звук, разнося моросящий запах по округе. — А я с Лерой расстался, — неожиданно выдал Илья с такой невозмутимостью, какой можно было только позавидовать. Это внезапное признание можно было бы назвать переводом темы, если бы она вообще была у них раньше. Но в ненавязчивых стучащих звуках дождя по ткани и лобовому стеклу автомобиля это прозвучало в особенности громко. Невер тут же повернул к нему голову, удивлённо глядя на профиль парня, но, заметив лишь умиротворённое выражение лица, решил не играть в незнание и тоже сказать прямо. — Я знаю. Секунда. Ещё секунда. И ещё. — Стоп, что? Откуда? — Обернувшись на него и нахмурив брови в непонимании, оживился Илья, не готовый к ответу. Стоя с задумчивым замешательством на лице, он перебирал множество вариантов того, как это могло случиться. Ему Лера рассказала, когда они могли случайно встретиться у подъезда? Или он сам проболтался в каком-нибудь очередном «безбашенном порыве»?.. Через несколько секунд его выражение лица просветлело от осознания. — А-а-а, тебе Джек рассказал... — Протянул он вдруг понимающим, но чересчур равнодушным тоном. В день его исчезновения в лесу Джек наверняка сразу же бросился на поиски Невера, не иначе. Они оба не глупы, смогли бы сложить два плюс два. Да и Джек попросту не смог бы вынести чувства вины за собственное молчание в критический момент, так что в конечном итоге они пришли бы к этому. Рано или поздно Джек по чистой совести признался бы во всём, что знал, не сдержавшись, даже если хотел. Всё-таки потерять хозяина уже по своей вине ему вряд ли хотелось. — Ну, вообще, я и сам понял. Но да, Джек внёс немного ясности, когда это было нужно. — Ответил Невер спокойно, начав глазеть на шумный ливень, разбивающийся о гладь озера. Из-за нескончаемых капель вода дрожала и бушевала, норовя вытечь за берега, словно тревожные мысли в его голове. И через мучительную минуту раздумий Невер повернул голову к Илье, чуть наклонив её. Его тон звучал как-то строго и разочарованно, словно он был оскорблен чужим поведением ещё задолго до начала этого разговора. — Сколько бы ты ещё молчал? Даже не сказал мне ничего, когда мы на задание поехали. Тебя ведь из-за того и забрал монстр, что тебе херово было. А я, может, переживал. В конце Невер махнул рукой куда-то в сторону. Илья завис, совсем не ожидав такого эмоционального ответа на какой-то пустяк. Хотя насколько болезненное расставание, пропажу в лесу ночью и последующую тревожность можно назвать пустяком, он не шибко уверен. Это он так, чтобы самого себя не расстраивать, называет все травмирующие события в его жизни обычным делом. Так-то он понимает, что это плохая идея — обесценивать собственные чувства — но что ж поделать... Если не хочешь все свои «золотые годы» прожить в тоске — надо как-то выкручиваться. Пусть он и сомневается, что это «выкручивание» действительно помогает ему жить без тоски. И всё же сердце его забилось чуть быстрее от этого эгоистичного, но до ужаса приятного осознания, что Невер за него переживает. Илья бы всё на свете променял, лишь бы вновь и вновь убеждаться в том, что он важен и нужен, что за него волнуются, что у него есть это. Подумать только: ему напрямую говорят о том, что он далеко не пустое место в чьей-то жизни. Говорят наедине, говорят честно. И говорит тот, кто горы бы свернул, кто вселенную бы переписал, лишь бы не быть уязвимым и мягкотелым, каким всегда стать боялся. Говорит Невер. Невер говорит ему это. И по сердцу разливается томящая истома. Интересно, говорил ли он нечто подобное кому-то ещё? Или же Илья единственный, кому довелось услышать нечто настолько оживляющее и душащее обеими руками одновременно? Ощущение того, что он — тварь, раз думает подобным образом, не собиралось уходить, хоть розгами это чувство дери. Наверное, это очень плохо, когда ты искренне жаждешь того, чтобы за тобой скучали, чтобы о тебе думали, чтобы тебя ждали. Наверное, ему стоило бы забросить это гиблое дело, забыть о нём навсегда и не притрагиваться. Но разве можно вот так отказать себе на ровном месте в чем-то настолько... Настолько. Собственные мысли начинали раздражать. А потому он ответил быстро и скомкано, чтобы не начать нести чушь позже, как это обычно и происходит в присутствии Невера. — Ну-у, я потом хотел тебе рассказать... Обязательно. — он почесал затылок в неловком смущении, срочно ища отговорки. Илья нелепо останавливался в середине предложений, чтобы сформулировать свою речь, но выходило всё это так себе. — Я же не с целью скрыть что-то... молчал. Я тебе практически всё постоянно рассказываю. Да, умолчал один раз, каюсь, но... не с плохими намерениями! Илья пожал плечами, будто это была самая простая и честная его отговорка. Хотя его всё-таки немного царапнула совесть, кажется, прямо по позвоночнику, за специальное сокрытие правды в тот день, когда Невер должен был знать, что что-то не так. Илью ведь буквально за несколько часов до миссии предупреждали о том, кто обычно становится целью и главной жертвой монстра с большей вероятностью; но он намеренно проигнорировал этот алый парус надвигающейся опасности. Парус, который мог бы закутать и его самого, и его друзей, как в одеяло, сотканное из проблем. В прочем, именно за это он сейчас и отдувается, верно? Они квиты. — Ладно, — порывисто вздохнул Илья, собираясь перевести тему. Срочно. — на самом деле я даже рад за неё. Какой-то там парень к курса занял моё место с молниеносной скоростью, представляешь? Он притворно фыркнул, будто был невероятно обижен этими обстоятельствами. Как будто он не был действительно рад за подругу. Как будто ему и вправду было всё равно, и это не просто необходимость сделать вид безразличия. — Лера говорила, что очень милый и добрый, а ещё какой-то романтик херов, так что я за нее не беспокоюсь. И... у нее наконец появился кто-то поспокойнее. Тот, кто всегда сможет быть рядом с ней и не доставлять кучу лишних проблем только лишь от того, что...что он есть. На последних его словах ранее натянуто добродушный голос непреднамеренно затих, совсем сломавшись под конец. Плечи предательски опустились под тяжестью забитой головы. Холодный ветер в тот же момент усилился, словно противореча поникшему настроению Ильи. Парень внезапно дернулся, крепко схватившись за ручку зонта второй рукой, чтобы тот не улетел в озеро. Вряд ли Илья захочет вдруг понырять и устроить заплыв в ледяной воде в случае чего. Это случится, только если он скажет какую-нибудь глупость снова и придется капитулировать всеми доступными и недоступными способами. — Но ты не доставляешь кучу проблем. И ветер вдруг снова утихомирился, будто моментально ему стало лучше, стоило лишь услышать ему умиротворённый и вместе с тем понимающий мужской голос, слабо отдающий в ушах. Невер и Илья нечаянно встретились взглядами. У Ильи в глазах, кажется, мелькнуло что-то смутно похожее на волнение и страх, когда это произошло. Выражение лица Невера было каким-то слишком серьёзным, и это грубо выбрасывало Илью из собственных мыслей, в которые он затаскивал себя обратно через силу. Ему всё-таки нужен был чистый рассудок в разговорах с другом до самого конца. Иначе же он переставал быть собой, если позволял мозгу хоть на минуту закончить все мыслительные процессы разом. — Во всяком случае, мне. — Невер, видимо, поняв, что случайно сказал что-то очень значимое и ценное для парня, предпочёл смотреть на тревожную водную гладь, уводя взгляд от широко раскрытых глаз сбоку, что болезненно впились в него когтями благодарности. Из-за нависшей тени зонта и сгустившихся облаков казалось, что глаза у Ильи на миг стали совсем черные-черные, словно разлитое машинное масло: мутные, почти потухшие и блеклые. Точно лужа. Отчаявшиеся и вместе с тем ловящие надежду буквально за крылья, они могли только смотреть и ждать. Непрошенная тоска навалилась сзади, неосторожно садясь между друзьями, расталкивая их своими широкими плечами. — Спасибо. — пролепетал в ответ Илья, пару раз моргнув. — Но всё же Лера не привыкла к подобному... Ну, к тому, что ее близкие люди вынуждены ставить себя и всех других под угрозу смерти каждую божью неделю, если не чаще. — он неловко хихикнул, будто это была просто шутка, а не реальное положение дел, начав быстро водить рукой в воздухе. — Так что я делал ей только хуже. Наверное, мне просто очень не везёт. Точнее, близким не везёт со мной. — Ну, то есть, я бы хотел, чтобы Лера просто не волновалась. Я ненавидел, когда она снова и снова плакала из-за меня, если что-то происходило. Даже если всё можно было исправить, она не находила себе места, постоянно переживала и тревожилась. — Илья широко раскрыл глаза, словно и сам удивлялся такому поведению и не видел в нём смысла. Однако, смысл был, и он знал об этом лучше, чем кто-либо ещё. — Я и сам долго отказывался принимать то, что я — самое настоящее проклятие для тех, кого я люблю. И именно из-за того, что я боялся остаться один, я не хотел понимать этого. А Лера страдала из-за меня так долго лишь потому, что я был рядом. А потом я исчезал. Возвращался ненадолго и исчезал на другой день. — Когда она набралась сил, чтобы сказать мне все прямо, я...да я же, стоя перед ней, чувствовал, что ей стало в разы легче! — эмоционально произнёс Илья, досадно выдохнув и всплеснув руками, чуть не окатив их дождевой водой. Брови его выгнулись, опустившись вниз. С убитым видом он продолжил. — И хотя тогда я тоже отказывался от того стрёмного чувства, я... Просто сердцем понимал, что так оно и было. Отравлял ей жизнь месяц за месяцем, то внося какую-то крупицу хорошего, — Илья показал крохотное расстояние между большим и указательным пальцем, подняв их чуть выше, на уровне собственного лица, — то портя вообще всё, что у нас было... Даже ту крупицу я уничтожал. Илья замолчал, когда слов совсем не осталось. Он очнулся лишь после своей меланхоличной тирады, даже не заметив, как вдруг разговорился о чувствах. Снова. «Ну-у, э-э», нерешительно и чуть стыдливо протянул парень. Он намеренно смотрел вниз, под ноги, чтобы скрыть свою неловкость где-то в ботинках после собственноручного распятия души за предшествующие грехи. Кто его за язык-то тянул? Вот вроде пытаешься уследить за словами, все силы прилагаешь, какие есть... А по итогу даже промолчать лишний раз не можешь. Он — пропащий случай. Да даже если так, Илья хотел бы, может, даже извиниться перед Лерой, сказать все те слова, что он сейчас с такой лёгкостью вытащил из себя, именно ей. Однако, даже мысль о том, что он напомнит девушке о прошлом, напомнит о себе, приводила его в ужас и исступление. Илья уверен, что перед Лерой он будет выглядеть так, словно надеется на прощение и возвращение. Но он знает, что прощения ему нет, даже если очень хочется. Есть ли, за что его просить? Илья вовсе не может знать того наверняка. Но он знает одно — всё уже окончательно завершилось в их общей главе в этой жизни. Не хотелось вновь приходить к этим обременительным тягостным разговорам, которые мучали бы их двоих по новому кругу. Он и так наделал им двоим бед. По самое «не хочу» хватило. — Не знаю, проклятие то или нет... — задумчиво произнёс Невер, уже и не пытаясь встретиться взглядом с Ильёй, что заметно поник и теперь намеренно глядел в землю, что-то обдумывая. — Но во всяком случае, она могла просто быть не тем человеком, который тебе предназначен. Невер замолчал, прикрыв глаза, и взглянул на тусклое солнце, скрытое за серыми дождливыми облаками. Те будто нарочно прятали последнее оставшееся тепло от всех, закрывая собой маленькие, слабые лучи, неспособные согреть. Что-то глубокое и отчаянное появилось в его мыслях, когда он вдруг ненароком сопоставил себя с ними, с тучами. Неприятное сравнение больно полоснуло по груди. «Прячут то, что не может даже согреть... По сути, совсем бесполезное». Словно вот, даже сейчас, когда Илья нуждается в куда большем, чем раньше, он не может сказать ничего стоящего и по-настоящему важного, что могло бы ему помочь. Помочь немедленно. Возможно, что-то и хотел бы сказать, но сил не хватает и на самые банальные вещи. А эти самые банальные даже говорить не хочется: Илье они не нужны, они лишь хуже сделают. Он может внимательно слушать, он может слышать, он может понимать и принимать. Но он не может дать ничего взамен на оказанное ему доверие, коего он так жаждал. Доверие, которое было ему позарез необходимо, которое он хотел и старался заслужить, за отсутствие малейших проявлений которого он винил себя в первую очередь. Доверие Ильи. «Я — тот человек, который тебе предназначен», так и кричал каждый его брошенный взгляд, беспомощный и жалкий, каждая еле выговоренная фраза, кажущаяся уверенной и стройной. — Может быть, тот кто тебе нужен на самом деле, скоро появится и больше тебе не будет так одиноко. Это было всё, что он мог пообещать. Илья замер на месте, боясь пошевелиться, а дыхание чуть замедлилось, когда он услышал эти тихие слова. Он уже ничего не понимал: намек ли это или он баклан, а потому лишь потупил свои темные глаза в землю, впервые за весь разговор почувствовав холодный металл под ладонями. Стало холодно.