Ray and Kookie

      24 апреля. 22:33.       Тэхён наблюдал за уборщицей, которая молча собирала с пола осколки миски и чашки. Каждый её осторожный жест, каждый скрип щётки по кафельному полу отдавались у него внутри гулким эхом. Он не мог отвести взгляд от пятен чая, растёкшихся по белым плиткам. Они выглядели липкими, густыми… как кровь.       В его голове вновь вспыхнули образы — тот самый чай, что заполнил чашку красным, будто был живым, будто был пропитанным болью. Лицо Минхо, искажённое мукой, появившееся в отражении.       Голос мальчика до сих пор звенел в голове, пронзительный, исполненный ужаса.       «Ты убил меня!»       Тэхён замер. Он чувствовал, как его ладони покрываются липким потом. Грудь сдавило. Он не мог дышать.       «Ты мой убийца!»       Осколки чашки звякнули, падая в совок. Звук вернул его в реальность.       Перед ним уже не было Минхо. Лишь уборщица, которая заканчивала свою работу, и медсестра, заботливо перебинтовывающая ему руку.       — Порезы неглубокие, но лучше не нагружайте руку, — раздался голос медсестры, аккуратно накладывающей свежие повязки.       Тэхён ничего не ответил. Лишь смотрел перед собой, ощущая, как его накрывает новая волна боли — не физической, а той, что словно железными тисками сдавливает изнутри. Он вспомнил, как Чонгук увидел его. Увидел в том самом состоянии, в котором Тэхён никогда не хотел быть пойманным. Чон увидел, как Тэхён сдался. Как позволил вине проглотить себя целиком, утонув в ней, не пытаясь больше вырваться.       Когда медсестра закончила, она задержалась на секунду, словно собиралась что-то сказать, но в итоге только сжала его пальцы, подбадривающе и осторожно. Тэхён на это никак не отреагировал. Она ушла, оставив его одного.       Тэхён медленно подтянул колени к груди, не обращая внимание на боль от ожогов. Движение было мучительным, но физическая боль его не волновала. Он спрятал лицо в коленях, пытаясь перевести дыхание. Тишина.       Чонгук. Он не произнёс ни слова.       После душа молча переодел Тэхёна в сухую тёплую одежду, а потом ушёл в ванную, оставив его на попечение медсестры.       Парень закрыл лицо в тени своих рук, но даже там не смог спрятаться от мыслей. Чонгук хранил молчание, с тех пор как его охватила злость на парня. Ни единого слова. Лишь холодная, пугающая тишина, от которой хотелось задохнуться.       Тэхён поднял голову и посмотрел на него, когда тот вышел из ванной. Капли воды стекали по его плечам, срываясь вниз и оставляя мокрые следы на груди, испещрённой шрамами. Эти следы, эти метки — они тянулись по его телу, словно живые воспоминания. Каждая линия, каждый ожог, каждое зажившее рассечение — всё это рассказывало историю боли, пережитой в плену Хомина.       Но Чонгук стоял перед ним сейчас. Всё ещё дышал. Всё ещё держался. Он прошёл через это и не сломался.       Тэхён чувствовал, как внутри что-то переворачивается. Они поменялись местами. Он уткнулся лицом в колени и глубоко вздохнул, но его дыхание всё равно оставалось тяжёлым.       Матрас слегка просел, когда Чонгук сел рядом.       Тэхён медленно поднял голову, взгляд его цеплялся за каждую деталь. Чонгук был рядом. Сидел близко. Но что-то в нём изменилось. Он смотрел на него… по-другому. Ким задержал дыхание, чувствуя, как ледяное осознание скользит по позвоночнику.       Чонгук не просто смотрел. Он заглядывал в самую глубину. Разглядывал его так, словно пытался увидеть то, что Тэхён всеми силами прятал. Он словно снимал с него каждый слой защиты, один за другим, обнажая всё, что он так яростно пытался скрыть. И чем дольше он смотрел, тем сильнее сдавливало грудь. Тэхёну казалось, что Чонгук вот-вот скажет что-то, что он не сможет выдержать.       Что-то, что расколет его окончательно.       Тэхён ломался. Чувствовал, как его защита трескается под натиском Чонгука. Как тщательно выстроенные стены рушатся, как слабеет хватка, которой он так отчаянно цеплялся за свою боль, лишь бы не дать ей вырваться наружу.       — Значит так. Сегодня ты либо вернёшься добровольно, либо тебя верну я, но насильно, — голос Чонгука был твёрдым, однако в нём звучало столько потаённой боли, что Тэхёну стало страшно.       — Чонгук, я в порядке. Со мной всё хорошо, просто… мне нужно чуть больше времени… Я… Я в порядке…       — Это меня и пугает, Тэхён, — тот смотрел на него, взглядом пробираясь под кожу, прямо в душу. — Ты не можешь быть в порядке после такого. Никто не может. Он сломал тебя. Почему ты не показываешь свою боль мне? Я же показывал. И ты меня спас. Ты вытащил меня из тьмы… теперь моя очередь. Я спасу тебя. Только откройся мне. Почему ты закрылся?.. Почему ты отдалился?       Тэхён судорожно сглотнул. Чонгук прав. Каждое его слово — правда, от которой он пытался бежать.       — Хватит быть непробиваемой стеной. Мы же договорились, что будем поддержкой друг для друга. Я уже окреп, а тебе нужна помощь, Лучик. Хватит быть сильным… отдайся эмоциям и заплачь.       Чонгук протянул руку и нежно провёл пальцами по щеке парня. Этот едва ощутимый жест — тепло его ладони, ласковое прикосновение — стал последним ударом по хрупкой конструкции, в которой прятался Тэхён.       Его грудь сдавило. Горло жгло, но он не мог сделать ни вдоха, ни выдоха.       — Спасибо, что продержался, — мягко сказал Чонгук. — Спасибо, что не сдался, несмотря на боль.       Тэхён задрожал.       — Не неси чушь… Я в порядке… Я привык…       — Враньё.       Тэхён вздрогнул.       — У тебя на глазах перерезали горло ребёнку. Ты видел смерть людей, — голос Чонгука дрожал. — Тэхён, ты не в порядке. Никто бы не был.       Всё внутри парня болезненно сжалось.       — Лучик, побудь слабым… Тут только мы, — голос Чонгука был таким тихим, таким нежным, будто он боялся спугнуть его, спугнуть этот момент. Он медленно двинулся ближе, осторожно, словно приближался к раненому зверю, что в любую секунду мог попытаться сбежать.       Тэхён вяло отстранился, но Чонгук не позволил. Он обнял его, заключая в кольцо своих сильных рук.       — Это нормально… Сделай это ради меня. Заплачь, Тэхён, тебе станет легче. Я же вижу, что ты из последних сил сдерживаешься… Отпусти эмоции…       Тэхён зажмурился. Боль накатила волной, хлынула изнутри, поднимаясь, давя, разрывая его грудную клетку.       — Чонгук… — он резко схватил его за худи, сжимая ткань в кулаках, единственную опору в этом аду.       — Ты был в плену. Тебя похитили и чуть не убили. Ты видел смерть ребёнка, Тэхён… Тебя сломали.       — Чонгук… — из последних сил.       — Сдайся.       Тэхён не выдержал.       — Он умолял меня спасти его… — с его ресниц сорвалась первая за долгое время слеза, упав на руку Чонгука и оставив за собой горячий след.       Тот только крепче прижал его к себе.       — Вот так… Молодец…       — Я обещал, что спасу его… но не спас… — Тэхён всхлипнул, его тело затряслось. — Я не сдержал слово… Он был всего лишь ребёнком… Ему было шесть, Чонгук… шесть…       Его рыдания прорвались наружу. Он уткнулся в грудь Чонгука, цепляясь за него, словно утопающий за спасительный круг.       — Он умер из-за меня…       — Чш-ш… Не вини себя…       — Мне так больно… — его голос сорвался.       Чонгук почувствовал, как пальцы вцепились в ткань его худи, сминая её в кулаках до дрожи. Парень сжимал её так сильно, что костяшки побелели, ногти впились в ладони, но не разжимал рук.       А потом он закричал.       Резко, отчаянно, срывая голос, сжимаясь в комок, вдавливаясь в его грудь, как будто пытался спрятаться, исчезнуть. Его тело содрогалось, вырываясь из-под контроля. Чонгук чувствовал, как он сильно дрожит.       Тэхён выл в его худи, сжимая ткань до боли в пальцах. Он кричал, рвал воздух, срывался на низкие, хриплые звуки, пока не заглатывал воздух дрожащими глотками, пока не задыхался, тогда он делал новый вдох — и снова кричал.       С этим криком будто уходило всё, что он держал внутри. Будто он выдирал из себя гнилые куски боли, которая днями разъедала его изнутри.       Чонгук держал его крепко, не отпуская, пока тот бился в судорожных рыданиях, сотрясаясь от каждого всхлипа, задыхаясь от этой внезапной свободы.       Тэхён судорожно втягивал носом воздух, захлёбываясь собственной болью, а потом снова вскрикивал, не стесняясь и не скрываясь.       Это был не просто крик. Это был выход из плена. Это была агония. Это было освобождение.       Чонгук тихо поглаживал его по спине, давая понять, что он рядом. Что он держит его. Что он не уйдёт.       Сокджин замер возле двери. Крик разносился по всему коридору, заставляя стынуть кровь в жилах. Это не было просто криком боли. Это был крик облегчения. Тэхён сдался. Он наконец-то принял свою боль.       Когда последний всхлип соскользнул с губ, Тэхён обессиленно вжался в Чонгука тяжело дыша. Он больше не сжимал худи в кулаках. Теперь он просто держался.

***

      Сокджин знал, что так будет. Знал, что этот момент рано или поздно наступит, но не мог подготовиться к нему заранее.       Когда первый крик Тэхёна пронёсся по коридору, Сокджин застыл на месте. Боль, что звучала в этом голосе, пронзила его самого, и на секунду он зажмурился, пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции.       Но он не зашёл. Он ждал. Ждал, пока Чонгук сделает то, ради чего жил всё это время — вернёт Тэхёна обратно.       И вот теперь, когда он смотрел на эту картину, его сердце сжималось от противоречий.       Тэхён тихо всхлипывал, уткнувшись в грудь Чонгука, судорожно сжимая его худи в кулаках. Даже во сне он не разжимал пальцев. Чонгук, уставший, но спокойный, одной рукой придерживал его за плечи, а другой мягко гладил по спине, будто убеждая, что всё в порядке. Что он рядом.       — Как он? — спросил Сокджин, голос сорвался на шёпот.       Чонгук поднял на него взгляд. Усталый, но спокойный.       — Плохо, — честно ответил он.       — А ты?       Чонгук глубоко вдохнул и выдохнул.       — Теперь лучше, — ответил он. — Он поплакал… Думаю…       Сокджин перевёл взгляд на Тэхёна. Тот хмурил брови, словно пытался вернуться в реальность даже во сне. Мычал что-то неразборчивое, но Чонгука не отпускал.       Чонгук улыбнулся краем губ.       — Думаю, он вернулся, — тихо произнёс он. — Теперь мы будем в порядке.       Сокджин молчал. Смотрел. Он уже видел их такими. Изломанными, потерянными, на грани. Он помнил Тэхёна, когда тот сжимал в руках тело Чонгука, помнил Чонгука, который некогда также тонул в собственной боли, пока Тэхён тянул его наверх.       Он видел, как время жестоко обошлось с ними. Как оно отнимало, ломало, разрывало на куски, оставляя лишь раны и пустоту. И всё же, глядя сейчас на них, он понимал — несмотря на всё это, они держались.       — Можно я посижу с вами? — голос едва заметно дрогнул в конце.       Чонгук поднял взгляд. Он не удивился. Просто чуть кивнул.       Сокджин подошёл ближе и сел рядом, слабо выдыхая. Он не знал, сколько у них впереди будет таких моментов. Не знал, сколько ещё времени потребуется, чтобы раны хотя бы немного затянулись. Но сейчас он просто хотел быть здесь. Просто быть рядом. Потому что иногда жизнь слишком жестока. А время… Время не ждёт.       10 июня 12:45.       Тэхён сидел на краю кровати, его взгляд был прикован к трости, которую Чонгук купил для него. Она стала его новым спутником, верным, но не менее тяжёлым, чем всё, что он пережил. Он знал, что ещё нужно было несколько дней оставаться в больнице, но на пару с Чонгуком уговорил Брэндона отпустить его. Конечно, его состояние ещё требовало внимания, и Брэндон настоял на том, чтобы Тэхён приходил на осмотры дважды в неделю хотя бы в медотсек к Сонмину, проходил процедуры и следил за своим состоянием. Но это было уже не важно. Главное было то, что он мог уйти. Мог оставить эту палату позади.       Чувство облегчения было странным. Боль ещё не ушла, но теперь предстояло начать новую главу, и хотя Тэхён не был готов, он понимал, что это необходимо. Он не мог оставаться здесь, в четырёх стенах, в этих белых стерильных коридорах, где каждый взгляд напоминал ему о тяжести его жизни, о том, что ему пришлось пережить. Это место было его тюрьмой, и хотя дверь была не заперта, он не знал, что его ждёт за её пределами.       Тэхён снова перевёл взгляд на трость. Вздохнул и, несмотря на эту странную смесь грусти и облегчения, сжимавшую его изнутри, почувствовал, как сердце начинает чуть быстрее биться. Это был новый путь, пусть и очень тяжёлый, но это был его путь. И он всё же уходил. Точно зная, что в этом шаге есть что-то важное.       Как раз в этот момент дверь распахнулась, и в палату вошли Чонгук и Кэтрин. Тэхён сразу почувствовал, как его грудь сдавило от волнения. Он видел, как Кэтрин, маленькая, но уже такая взрослая девочка, улыбалась на руках Чонгука, и сердце его затрепетало. Ему всегда было так приятно видеть её, но сегодня, в этот момент, когда он осознавал, что его жизнь вот-вот изменится, она стала символом всего, что было важным для него.       — Кэтт-и! — Тэхён не сдержался, его голос звучал теплее, чем он ожидал. Он не смог встать сразу, вместо этого он с трудом поднялся, чувствуя, как тело тяжело реагирует на каждое движение.       — Дядя Тэ-тэ! — Кэтрин радостно воскликнула, и Тэхён, чувствуя слабость в ногах, всё-таки попытался присесть на корточки. Это было сложно, но он не хотел, чтобы она увидела его таким слабым.       Но когда девочка подошла к нему, он внезапно почувствовал, как его вновь охватил страх. Его рука инстинктивно прикрыла шрамы на лице, он почувствовал, как внутренний холод стал сжимать его. Что если она испугается? Что если она отшатнётся? Что если она не поймёт?       Он резко склонил голову, его ладонь крепко прижалась к шрамам, пытаясь скрыть то, что он не хотел показывать. Он боялся, что Кэтрин, такая маленькая, такая чистая, увидит его как нечто страшное. Его боль стала вдруг невозможной, она казалась слишком большой, слишком очевидной. Тэхён не хотел, чтобы её светлый мир столкнулся с его тёмной реальностью.       Но Кэтрин не отступила. Она медленно, почти на цыпочках, подошла ближе, её маленькие ручки аккуратно отодвинули его руку с лица. В её глазах не было страха. В них было нечто другое — интерес, восхищение.       — Галактика, — тихо произнесла она, смотря на шрамы. И в её голосе не было ни отвращения, ни страха. Она смотрела на него как на нечто удивительное. Как на картину, которую можно бесконечно изучать, на мир, который полон звёзд и тайн. — Краси-иво…       Тэхён остолбенел. Он не знал, что на это ответить. В его груди пульсировала боль, но теперь то было не болезненное ощущение, а что-то другое — некое облегчение, что ли. Он почувствовал, как стена, которую он строил вокруг себя, немного рушится.       — Правда? — его голос дрогнул, а на губах расплылась едва заметная улыбка. Это было облегчение. Лёгкость, которую он не ожидал. Он смотрел на неё и не мог поверить, что этот маленький человечек, эта девочка, не испугалась, не отвернулась от него. Она приняла его такими, какой он есть.       — Да! — с восторгом воскликнула она, её глаза сияли. — Тебе не больно?       Тэхён мотнул головой, стараясь скрыть слабость, которая всё ещё сжимала его грудь. Но его ответ был искренним:       — Не больно…       Он почувствовал, как в груди наконец что-то отпускает. Не страх перед собой, а страх перед тем, как его увидят другие. Это была первая искорка света, которая проникла в его тёмную душу за долгое время.       Чонгук подошёл к нему и протянул трость, его голос был спокойным и мягким:       — Готов к выписке?       Тэхён посмотрел на Кэтрин, затем на Чонгука. Он не был готов. Всё внутри него тряслось от неопределённости, от того, что его жизнь, возможно, никогда не станет прежней. Но в этот момент, глядя на них, на свою семью, он понял, что всё будет не так страшно. Он не был один. И это было то, что он так давно искал.       — Мне страшно, Чонгук, — прошептал он, его голос едва слышен, но Чонгук сразу же приобнял его за талию и поцеловал в щёку.       — Тогда давай бояться вместе, — хмыкнул Чонгук, и в этих словах было столько тепла и силы, что Тэхён почувствовал, как его напряжение немного отступает. Чонгук был рядом. Кэтрин была рядом. В этом было что-то успокаивающее.       — А меня? — надула губы Кэтрин, обиженно смотря на Чонгука.       — И тебя, — улыбнулся Чонгук, подхватил её на руки, и, поцеловав её в лоб, вышел с ней из палаты.       Тэхён остался стоять, но теперь, смотря на их уходящие фигуры, он ощущал, как что-то внутри него смягчается. Он был готов идти дальше. Он был готов жить.

***

      Когда Тэхён, стоя на выходе из больницы, посмотрел на её двери, его сердце сжалось от чувства облегчения и прощания. Он оглядывался на эти стены, на этот строгий, холодный интерьер, который был домом для его боли и страха, но также и местом, где его поддерживали и лечили. Сдерживая в себе все те эмоции, которые только что переполняли его, Тэхён стиснул зубы, а в голове промелькнула мысль, не требующая слов: «Больше сюда не возвращаться».       Чонгук окликнул его, и Тэхён, плавно поворачиваясь, встретил взгляд Чонгука. И вот в этот момент, словно без лишних слов, он ощутил, как вся тяжесть уходящего прошлого оставляет его тело. Он не один. Он уходит отсюда с кем-то, кто понимает его, кто поддержит, несмотря на всё.       Намджун и Сокджин стояли немного поодаль, смотря на них с мягкими, немного неловкими, но искренними улыбками. В их взгляде было всё: тепло, забота и немного смущения, как у отцов, стоящих рядом с сыновьями. В этот момент они не были просто друзьями, коллегами или просто членами семьи. Это была семья в полном смысле слова, где каждый поддерживает и понимает друг друга.       Неожиданно Кэтрин резво спрыгнула с рук Чонгука, подбежала к Намджуну и запрыгнула ему на руки, вызывая лёгкий смешок даже у сурового Нама. В этом забавном и трогательном моменте чувствовалась вся нежность семьи, где даже самые неловкие и искренние моменты соединяют сердца.       — Я рад тебя видеть, Тэхён, — кивнул Намджун с тихой, но твёрдой улыбкой. Это было не просто приветствие, это был жест поддержки, который Тэхён ощутил всем телом.       — Ты наконец-то выбрался, — добавил Сокджин с едва скрываемым облегчением в голосе. Он положил руку на плечо Чонгуку, подавая знак, что теперь всё будет хорошо. Его взгляд оставался тёплым и полным заботы.       Чонгук подошёл к Тэхёну, предлагая свою руку, чтобы помочь ему спуститься по лестнице. Он не торопился, понимая, как важно было для того сделать это медленно, без лишней спешки. Чонгук был рядом — надёжная поддержка, которая была не только физической, но и моральной.       Тэхён, спустившись, ощутил, как его тело расслабляется. На секунду ему казалось, что даже воздух здесь был легче, как будто с каждым шагом он оставлял боль в этих стенах. И теперь, когда они двигались к машине, улица встречала их с распростёртыми руками.       Когда они вышли на парковку, Тэхён замер у автомобиля, чувствуя, как его сердце ускоряется от предвкушения того, что он сейчас уедет, уедет туда, где его ждали, где всё будет по-другому.       Чонгук помог ему сесть в машину. Он осторожно открыл дверцу и поддержал его, пока Тэхён устраивался на сиденье. После этого Чонгук присел рядом и положил свою руку ему на колено. Это было настолько простое, но такое важное для Тэхёна движение. Рука Чонгука давала ему чувство безопасности, надежды и того, что он не один. Чонгук улыбнулся, и эта улыбка была наполнена такой нежностью и заботой, что Тэхён почувствовал, как его напряжённое тело расслабляется, а душа наполняется лёгким, почти забытым ощущением покоя.       Машина плавно тронулась с места. За окнами мчались дома, улицы, но Тэхён уже не думал о том, что осталось позади. Он сидел рядом с Чонгуком, чувствуя, как эта поездка становится новым началом. Всё было не так страшно, не так больно. Впереди была дорога, и на ней его ждали те, кто любил и поддерживал.       — Мы едем домой, — сказал Чонгук, когда они выехали на главную дорогу. Тэхён посмотрел на него и улыбнулся.

***

      Лифт поднимался мягко, почти бесшумно, но внутри у Тэхёна всё дрожало. Не тело — душа. Он держал трость в руках и слегка покачивал её, стараясь не обращать внимания на то, как сердце отзывается глухими ударами в груди. Два месяца. Почти два месяца. Лофт, который когда-то был его домом, теперь казался чем-то далеким. Почти забытым. Лишь во снах вырисовывались очертания тёмного лофта с огромными окнами, через которые проникал холодный городской свет. Он помнил, как когда-то лежал на широкой кровати, глядя в окно, а Чонгук варил кофе на кухне. Помнил мягкие шерстяные пледы, запах свежемолотого кофе и Бама, что всегда устраивался где-то неподалёку.              Дом.       Но теперь казалось, что больница стала его личной тюрьмой, а этот дом — местом, где его давно уже не было. Где он был стёрт временем и болью. Он пытался представить, каково это — снова ступить на этот пол, вдохнуть знакомый запах древесины, кофе, чего-то ещё родного, но… что если он больше не узнает это место? Что если оно изменилось так же, как и он сам?       Рядом стоял Чонгук, молчаливый, но внимательный. Он понимал всё без слов.       — Ты дрожишь, — его голос был тихим, но отчётливым, и Тэхён даже не сразу понял, что тот говорит именно о нём.       Парень сглотнул, сжав ладонь на рукояти трости, и попытался дышать глубже.       — Просто нервничаю, — честное признание, сказанное немного хриплым голосом.       Чонгук чуть склонил голову, будто прислушиваясь к нему, затем медленно протянул руку и обхватил его запястье. Тепло. Настоящее.       — Всё будет хорошо, — просто сказал он.       Двери лифта разошлись в стороны. Лофт.       Тэхён не сразу сделал шаг. Он замер, всматриваясь в знакомые очертания коридора, что вёл к двери. И не заметил, как та отворилась прежде, чем они успели прикоснуться к панели.       На пороге стояла Юна.       Она улыбалась — мягко, ласково, тепло. В её глазах было что-то, что сразу ударило в солнечное сплетение. Какое-то безмерное счастье. Афродита сидела у её ног — напряжённая, настороженная. Она смотрела на него в упор, и когда оскалилась, Тэхён почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок. Но стоило собаке уловить его запах, как её тело заметно расслабилось. Она махнула ушами, сделала шаг, но тут же бросила взгляд на Чонгука и снова уселась, будто проверяя ситуацию.       — Тэ-Тэ, — голос Юны был тихим, почти невесомым.       Тэхён видел, как она сдерживается. Как в её глазах отражается столько эмоций, что становится тесно в собственной груди. Она не бросилась к нему, хотя явно хотела. Вместо этого лишь стояла, не делая ни шага, но он видел — она дрожит.       Он улыбнулся — мягко, с тем самым оттенком усталости, что появился в его взгляде за это время.       — Можешь обнять, — он развёл руки в стороны.       Юна вскинула на него взгляд — её губы чуть дрогнули, и в глазах мелькнуло сомнение.       — Я боюсь сделать тебе больно, — виновато.       Тэхён качнул головой, чувствуя, как внутри вдруг поднимается что-то похожее на смех.       — Ты никогда.       Девушка медленно вдохнула, и было заметно, как она решается. Когда её руки мягко сомкнулись вокруг него, Тэхён почувствовал, как в груди разливается что-то болезненно-родное. Он сам обнял её крепче. Прикрыл глаза, уткнулся носом в её волосы и прошептал:       — Я скучал.       Юна медленно отстранилась, её руки скользнули вниз, и Тэхён вдруг понял, что не хочет отпускать этот момент. Она смотрела на него внимательно.       И тогда он увидел. В её глазах не было страха. Не было жалости. Не было ужаса от шрамов, что обжигали его лицо, от мёртвого зрачка, что когда-то был глубоким янтарным.       Ничего.       Будто она даже не видела этого. Будто перед ней стоял тот же самый Тэхён, каким он был всегда.       Она протянула руку, пальцы мягко коснулись его левой щеки. Её прикосновение было настолько лёгким, что кожа отреагировала лишь спустя секунду.       — Ты прекрасен, — прошептала она.       А потом встала на носочки и почти невесомо коснулась губами его щеки.       Тэхён застыл. Чонгук тоже. Они оба будто забыли, как двигаться и как дышать.       Чонгук смотрел на Юну и чувствовал, как в груди разливается тёплое облегчение. Он знал, что это значит для Тэхёна. Он знал, как это важно. Тэхён не знал, что именно уничтожило его самые глубокие страхи — её голос, её прикосновение или сам факт того, что никто из них не видел в нём его же комплексы.       — Ладно, мне пора, — улыбнулась Юна, чуть отступая.       — Тебя подвести? — спросил Чонгук, опуская руку на голову Афродиты и гладя её за ухом.       — Нет, Чимин заберёт меня. Кстати, не забудьте, что в среду мы отмечаем мой день рождения.       Чонгук посмотрел на Тэхёна. Тот сам должен был решить.       — Мы будем, — сказал он, когда Тэхён кивнул.       Юна шагнула ближе и поцеловала Чонгука в щёку — туда, где было напоминание о Хомине, а затем Тэхёна — туда, где навсегда осталась боль о Минхо.       Когда за ней закрылась дверь, в воздухе повисла тишина. Тэхён выдохнул. Медленно поднял взгляд на Чонгука. Тот улыбнулся.       — Мы дома, Лучик.       Чонгук сделал шаг, сократив расстояние, и обнял его.       Тэхён закрыл глаза. Чувствуя, как всё внутри оттаивает.       — Дома, — прошептал он.       Их лбы соприкоснулись. Они знали. Это только начало. Но они есть друг у друга. И этого достаточно.       12 июня. 08:25.       Лофт окутывала тишина, наполненная мягким светом из окна, прикрытого шторами, и еле слышным потрескиванием ароматической свечи. Тэхён сидел на кровати, прислонившись спиной к подушкам, книга в его руках была раскрыта, но взгляд был невидящим — он уже вот как несколько минут не мог сосредоточиться на словах.       А потом услышал шаги.       Лестница чуть скрипнула под весом Чонгука, а следом раздалось довольное рычание Афродиты.       Тэхён улыбнулся, медленно опуская книгу на колени. Значит, Чонгук опять дал ей таблетки и угостил чем-то вкусным, чтобы задобрить.       За эти два дня Тэхён понял, что Афродита — самая добрая собака, даже если вначале и казалась устрашающей. Хотя, конечно, её внешний вид говорил сам за себя: массивное, сильное тело, могучие лапы, широкая грудь и короткая шерсть с серым, почти дымчатым окрасом. В её глазах всегда таилось что-то дикое, но… сейчас, с возрастом, она становилась более спокойной. Но вот суставы сдавали.       Афродита уже старенькая, и Чонгук заботился о ней так, как заботился бы о ком-то очень родном: делал уколы, давал лекарства, иногда даже массажировал лапы, когда видел, что ей тяжело.       Тяжёлый вздох вырвался из груди мужчины, когда он, наконец, появился в комнате.       — Ну она и тяжёлая, — пробормотал Чонгук, осторожно опуская Афродиту на кровать.       Тэхён хмыкнул.       — Ты же меня на руках носил по лестнице.       Чонгук скосил на него взгляд и ухмыльнулся.       — Это же ты.       Афродита уставилась на Чонгука так, будто готова была вновь зарычать, но, судя по её уставшему виду, решила оставить это на потом. Вместо этого она поднялась на лапы, сделала пару шагов и легла рядом с Тэхёном, прижимаясь к его левой ноге. Будто знала. Будто чувствовала, что эта нога болит сильнее всего.       Тэхён медленно провёл пальцами по её шерсти, чувствуя, как её дыхание становится ровным. Он понял ещё одну вещь. Афродита обожала спать рядом. А значит, теперь Чонгуку приходилось терпеть, когда эта массивная собака укладывалась прямо на кровать и, бывает, даже сталкивала его с постели. Хотя — на удивление — с Тэхёном она всегда была осторожна. Даже когда резвилась или просила еду, она ни разу не толкнула его слишком сильно. Будто чувствовала, что он ещё не до конца окреп.       — Знаешь, я бы не подумал, что такая собака, как Афродита, которая… ну, ест человечину, может быть такой нежной, — задумчиво проговорил Тэхён.       Чонгук усмехнулся.       — Ты ещё не видел, как она ведёт себя с Кэтрин, — Чон стянул с себя кофту, небрежно бросая её на пол, и рухнул рядом с Тэхёном, мгновенно обнимая его за талию и укладывая голову на его бедро. Осторожно. Так, чтобы не задеть раны.       Тэхён чуть удивлённо вскинул брови.       — Лоренцо подпускал её к ребёнку? — он снова провёл ладонью по голове Афродиты, наслаждаясь её мягким рокотом.       — Я тебе больше скажу… Кэтрин научилась ходить благодаря Афродите.       Тэхён изумлённо посмотрел на него.       Чонгук улыбнулся.       — Они ели с одной миски. Когда малышка болела, Афродита спала рядом и однажды разбудила Лоренцо, когда у неё поднялась температура, — он провёл пальцами по талии Тэхёна, легко, почти невесомо. — Не спорю, Афродита — опасная собака, но её воспитывал хороший человек.       Тэхён улыбнулся едва слышно.       — И правда… — он неосознанно протянул другую руку, накрыв ладонью голову Чонгука, и провёл пальцами по волосам. Тёплые. Мягкие.       Чонгук с наслаждением прикрыл глаза.       Тэхён усмехнулся.       — Ха.       Чонгук лениво приоткрыл один глаз.       — Чего?       — Я только что понял, что глажу сразу двух псов, — хмыкнул Тэхён, намекая на старое прозвище Чонгука.       Чонгук фыркнул. А потом носом уткнулся в его живот и чуть сильнее прижался к нему, зарываясь в тепло.       — Смейся, — тихо сказал он. — Главное, чтобы ты был счастлив.       13 июня. 01:12.       Лофт был погружён в темноту, нарушаемую лишь мягким светом уличных фонарей, пробивавшимся сквозь огромные окна. Комната дышала тишиной. Только ровное дыхание Чонгука и едва слышный ветер за окном сопровождали ночное спокойствие.       Но Тэхён резко распахнул глаза.       Сердце глухо билось в груди, пот холодил спину, а в горле застрял тяжёлый ком. Он затаил дыхание, глядя в темноту, пытаясь убедить себя, что всё это — сон… Кошмар.       Он чувствовал его кожей, словно тень, которая не спешила растворяться, цепляясь за сознание даже после пробуждения. Сердце глухо билось в груди, выстукивая рваный ритм. Где-то вдалеке гремел дождь — будто отражение его мыслей.       Минхо.       Он всё ещё видел его во снах. Всё ещё слышал этот голос, чувствовал этот взгляд.       Но… Но с каждым разом кошмар менялся. Раньше — кровь на его руках. Раньше — тяжесть в груди, от которой нельзя было дышать. Раньше — этот страх.       Но теперь… Теперь Минхо не умирал от его рук.       Тэхён медленно выдохнул, ощущая, как дрожь уходит вместе с воздухом. Это всё ещё кошмар. Но не такой страшный. И он понимает — его отпускают.       — Лучик?       Голос Чонгука раздался из-за двери — сонный, чуть хриплый.       — Мм? Ты проснулся? — отозвался Тэхён, не разворачиваясь.       Шаги. Мягкие, осторожные.       — Что ты там делаешь?       — Вспотел… Хотел переодеться, — Тэхён провёл пальцами по лицу. Мокро. Он не знал, от пота или от эмоций. — Прости, что разбудил.       Шорох ткани. Чонгук тихо выдохнул. А потом раскрыл руки.       — Тэхёна. Иди сюда.       И Тэхён пошёл. Медленно. Шаг за шагом. Почти не думая. И утонул в его объятиях.       Чонгук провёл ладонями по его спине, сжимая его крепче, словно пытался собрать из осколков. И Тэхён… позволил. Позволил плечам расслабиться. Позволил закрыть глаза и просто слушать его дыхание.       — Снова кошмар?       — Угу.       Тепло прокралось в пальцы, когда Чонгук мягко погладил его по затылку.       — Лекарство?       — Нет.       Они просто стояли в темноте. Просто дышали вместе. И, может быть… Может быть, скоро этот кошмар перестанет быть кошмаром вовсе.       06:34.       Утро в лофте было тихим. Лучи солнца пробивались через огромные окна, оставляя тёплые пятна на полу. В воздухе висел слабый запах кофе — Чонгук, кажется, уже проснулся. А Тэхён… Тэхён проснулся голодным.       Голод был чем-то простым. Таким, что привязывает к реальности. Поэтому он спустился вниз.       Мягкие шаги по холодному полу. Рука тянется к фруктам — ему хотелось чего-то свежего, лёгкого. Но пальцы нащупали что-то другое.       Металл. Холодный. Острый.       Тэхён замер, глядя на лезвие в руке. Сможет ли он порезать глубоко? Сможет ли лезвие добраться до вен?       — Хаа… мгх… — рука сжимает голову. — Нет… нет… Почему нож?       Почему первым он нашёл нож, а не фрукт? Пальцы дрожат. Он хочет выпустить нож. Он должен выпустить нож. Но не может.       А потом — тепло. Чонгук. Тихо. Мягко. Обнимает его со спины, перехватывая запястье.       — Я был голоден! — вырывается у Тэхёна. Голос ломается. Он чувствует паническую потребность объясниться. — Я просто хотел порезать фрукт, но… мне нужен был нож… Я просто был голоден.       Тишина. А потом голос Чонгука. Низкий. Уверенный.       — Я верю тебе.       Тэхён резко моргает, его взгляд ещё скользит по лезвию, но пальцы уже не сжаты так крепко.       — Ты был голоден, — Чонгук тихо дышит ему в шею, не отпуская. Целует в загривок. — Я верю.       Тэхён чувствует, как его сердце всё ещё бьётся быстро. Слишком быстро. Но Чонгук не давит. Он просто рядом. Потому что он знает. Он знает, каково это — тонуть в собственных мыслях       20:55. Особняк Кимов.       Особняк Кимов полнился светом. Праздничный ужин. День рождения Юны. Весь стол был уставлен любимыми блюдами, отражая в себе тепло их большой семьи. За огромными окнами плавно опускалась ночь, но здесь, среди своих, было по-настоящему светло и тепло.       Они все были здесь.       Юнги с Наби — парень пытался скрыть свою привязанность, но его рука то и дело касалась запястья девушки, словно он не мог поверить, что она рядом. Хосок с Сохи — та смеялась, чуть прижимаясь к нему плечом, а Хосок смотрел на неё так, как будто ничего красивее не видел.       Намджун с Джином — мягкие касания, лёгкие взгляды, без слов передающие столько любви. Чонгук с Тэхёном — их пальцы соприкасались под столом, Чонгук иногда сжимал его ладонь, как будто напоминая: «Я здесь».       Соджун о чём-то перешептывался с Вонгилем, бросая хитрые взгляды на Тэхёна — двое друзей, без которых не было бы этой семьи.       Эти люди пережили ад. Но они выстояли. Без кровных уз. Но связаны преданностью.       Юна поднялась, в руке был бокал с соком. Все взгляды обратились на неё. Она смотрела на свою семью. На тех, кто остался, кто не сломался, кто продолжал жить вопреки всему. Её голос был мягким, но наполненным силой.       — Я хотела сказать спасибо… — Юна вдохнула, удерживая эмоции.       Она смотрела на них — людей, которые стали для неё всем.       — Сокджину и Намджуну… За то, что были рядом, когда мне было страшно. Вы дали мне дом, когда я думала, что осталась одна.       Джин мягко улыбнулся, а Намджун просто кивнул, крепче сжимая руку мужа.       — Тэ-Тэ… Ты всегда был не просто другом. Ты был старшим братом. Тем, кто защищал меня, даже когда сам был сломлён.       Тэхён отвёл взгляд, сжав бокал.       — Чимину… — она опустила взгляд на парня рядом.       Чимин внимательно смотрел на неё, на его губах играла лёгкая улыбка, но в глазах плескались эмоции. Любовь и нежность. Восхищение и зависимость. Преданность и уважение. Любовь. Только к ней. Только к этому ангелу.       — Ты занял огромное место в моём сердце. Ты стал тем, кого я даже не смела мечтать встретить… — голос её дрогнул, но она продолжила. — Я люблю тебя.       Чимин мягко выдохнул, его пальцы чуть сильнее сжали её ладонь.       — И Чонгуку… — она приковала свой взгляд к мужчине, что застыл.       Чонгук не моргал.       — Папе.       Гулкая тишина.       — Который сделал меня самой счастливой дочерью на свете.       Чонгук с трудом сглотнул.       — Неважно, связаны ли мы кровью или нет. Ты навсегда останешься для меня лучшим отцом.       Мужчина опустил голову, сжав губы. А потом кивнул.       — Я люблю вас всех, — прошептала Юна.       Тишина. Но такая живая.       Намджун провёл рукой по лицу, Тэхён отвёл взгляд, сжимая бокал. Чонгук закрыл глаза, чувствуя, как что-то разрывается внутри.       Но больше всего чувствовался один пустой стул. Он принадлежал Лоренцо. Тот, кто не дожил до этого момента. Кто бы сидел здесь с ними. Кто бы поднял бокал и сказал тёплое слово. Но его не было. Но он видел их. Наблюдал за ними где-то сверху. Он гордился ими.       — За нас. — Юна подняла бокал.       За тех, кто выжил. За тех, кто остался.       Бокалы звякнули, и тепло этого звука разлилось по комнате.       Чонгук всё ещё сжимал бокал, но его ладони дрожали. Юна медленно подошла к нему.       — Папа…       Мужчина поднял на неё глаза.       — Нужно поговорить.       Юна тихо провела Чонгука за дверь, в сад. Было прохладно, но летний вечер всё ещё тянулся, звёзды только начинали появляться в тёмном небе. Сад вокруг них был зелёным, как всегда, но сейчас в этом месте было что-то особенно умиротворённое, почти магическое. Лёгкий ветерок колыхал листья деревьев, и тихий шелест был почти единственным звуком, который они слышали.       Чонгук шёл рядом с ней, его глаза то и дело останавливались на каких-то деталях — на старой лавочке в углу сада, на тропинке, по которой они когда-то гуляли. Всё это было ему знакомо и родно, но в этот момент ему казалось, что он стоял перед чем-то новым, неведомым. Он смотрел на Юну, его сердце билось с такой силой, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди.       Когда они подошли к беседке, его взгляд остановился на её руках — на маленьких детских ботинках, которые она держала. Он замер.       — Это что? — его голос дрогнул, будто сам вопрос был тяжёлым, он не мог осознать, что именно перед ним.       Юна стояла перед ним, и в её глазах был не только страх, но и что-то невероятно важное, что она не могла удержать в себе. Она смотрела на Чонгука пристально, будто пыталась найти в его взгляде силу и понимание. И она нашла это.       — Ты заслужил узнать первым, — её голос дрогнул, но в нём была такая искренняя уверенность, что Чонгук даже не знал, как отреагировать. Эти слова, как благословение, вошли в его сердце и затмили всё, что было до этого момента.       Чон стоял в тени беседки, где каждая деталь казалась более яркой и наполненной смыслом. Его глаза не могли оторваться от неё, он всматривался в её лицо, пытаясь осознать, что только что услышал. Он станет дедушкой?       — Что? — его голос стал тихим, почти невидимым, как будто он боялся, что это окажется сном, и всё исчезнет, как только он это осознает. Он ждал, чтобы кто-то подтвердил его слова, как будто ожидал, что его чувства могут быть обмануты.       Юна слегка улыбнулась, видя его растерянность, и сделала шаг вперёд. Она положила детские ботиночки ему в руки, и в этот момент весь мир для Чонгука исчез. Он не слышал ни одного звука вокруг, только стук его сердца, которое било слишком громко, а в голове словно прорвалась плотина, выпуская бурю эмоций. Он не мог поверить, что это правда.       — Лечение дало результаты. Я беременна.       Эти слова наполнили его мир таким глубоким и чистым счастьем, что он просто не мог сдержать свою реакцию. Его грудь сдавило от невероятной благодарности к жизни, что дала ему такой шанс — шанс стать дедушкой.       Он упал на колени перед Юной, его сердце колотилось так сильно, что казалось, он сейчас порвётся. Он обнял её, не удерживая эмоции, сдавил в своих руках, как будто хотел защитить её от всего, что было бы страшным. Он чувствовал, как слёзы начали катиться по его щекам, но это были слёзы не боли, а невероятного счастья.       — Ты заслужил это, ты заслужил счастья, — её слова снова пронизали его душу, и она почувствовала, как его руки сжимаются ещё сильнее. — Пап, ты чего? — её голос звучал мягко, но в нём была тревога. Она видела, как сильно это влияет на Чонгука, но не знала, как его утешить. Это была потерянность и радость одновременно, и она не могла скрыть этого.       Чонгук смотрел на неё, его глаза сверкали в тусклом свете. Он наконец-то осознал, что этот момент — тот шанс, о котором он мог только мечтать, шанс быть дедушкой, почувствовать, что его любовь и забота продолжаются.       — Я счастлив, заноза. Я чертовски счастлив, доченька, — его голос был дрожащим, но наполненным такой благодарностью, что не могло быть никаких сомнений в том, как сильно он её любит. Он был готов пережить ещё миллион трудных дней, лишь бы этот момент продолжался.       Юна крепко обняла его, но её улыбка была такой нежной, такой искренней. Всё, что она хотела — это чтобы он знал, как много значит для неё его любовь. Она была готова подарить ему всё, и теперь её сердце было полно света и радости.       — Я люблю тебя, пап! — она сказала это с такой силой, что казалось, её слова были оглушительным подтверждением, что она именно здесь, рядом с ним.       И Чонгук, не сдерживаясь, прижал её ещё крепче, его сердце переполняло такое счастье, что, кажется, весь мир растворился в этом моменте. Он был безумно благодарен за возможность пройти через всё это, за возможность видеть её так, как он видел сейчас — счастливо, гордясь своим будущим и тем, что у неё есть.       — И я тебя, ангел… Больше всего на свете.       Он не знал, как выразить все чувства, которые захлёстывали его, но точно знал одно: он станет дедушкой, и этот момент был самым прекрасным в его жизни.       Юна усмехнулась, её взгляд стал мягким, но в то же время озорным.       — Больше Тэхёна? — голос звучал игриво, но в её глазах было такое тепло, что Чонгук понял: для неё тоже нет никого важнее.       — Тебя я безумно люблю, а Тэхёном я живу, — Чон понял, что это не просто слова. Это была правда, глубокая, невыразимая истина, которую он никогда не мог бы передать словами.       14 июня. 04:55.       Тэхён крепко прижимался к Чонгуку, ощущая, как его сердце колотится, а в груди разливается тепло. После всего, что они пережили, он не мог поверить, что наконец-то они с Чонгуком стояли на пороге счастья. Он так давно не был рад. Так давно не плакал, не кричал от боли и отчаяния, что даже не мог сразу поверить, что пришло время для настоящего счастья. Это было невозможно, но всё же реально — Юна, её беременность. Будущее, которое они строят вместе с Чонгуком. Всё налаживается, и Тэхён не мог поверить, что они прошли через всё это, чтобы дойти до этого момента. В его сердце было лёгкое волнение, ощущение, что вот теперь — всё точно будет хорошо.       Он крепче прижимает Чонгука, ощущая, как тот, под его рукой, легко касается его ключицы волосами. Тэхён наслаждается моментом: он чувствует дыхание Чонгука, его тепло и эти спокойные ночные звуки, которые всегда дарили ему уют. Но вдруг… голос. Голос, который был так знаком, но в то же время такой странный, будто из другого мира.       — Дяденька.       Тэхён открывает глаза. Сердце ёкает, и он поднимается с кровати, чтобы не потревожить Чонгука. В панике оглядывается, не понимая, что происходит, и находит Минхо. Мальчик сидит на перилах балкона, несмотря на снег, падающий с неба. Странно, что ему не холодно, и Тэхён чувствует, как всё внутри него замерзает.       — Ты можешь упасть, — Тэхён прошептал эти слова, не веря, что видит его и что все эти месяцы, полные боли и тревог, не могут быть забыты так просто. Минхо, живой и без страданий, словно прощался не с ним, а с чем-то более важным. Но Тэхён не мог подавить свою тревогу. Он снова боялся, как когда-то боялся потерять всё.       Минхо смотрит на него с яркой улыбкой. Его лицо было таким живым, будто он возвращался домой. Тэхён не мог вспомнить, когда последний раз видел его таким — без страха, без боли, без тех мрачных тёмных следов, что всегда были на его лице. Это был Минхо, каким он его когда-то знал.       — Не упаду, — Минхо говорит с такой уверенностью, что Тэхён теряет дар речи. Его глаза сияют, и Тэхён понимает: это прощание, не с ним, а с тем, что было раньше. — Мне не страшно, дяденька… Знаете, когда это случилось, мне стало легче. Не нужно винить себя. Вы сделали всё, что могли. А я… Моя весна тут.       Тэхён застывает, каждое слово Минхо ударяет по его груди. Весна. Жизнь. Это было такое важное слово для Минхо, которое всегда ассоциировалось с тем, что начиналось заново, что было светлым и полным надежд. Но теперь Минхо был готов отпустить. Его весна ушла, но он был с теми, кого любил, и это дарило ему мир.       — Ты мог увидеть весну и тут, — мягко произнёс Тэхён, его голос дрожал, потому что он понимал, что уже поздно. Всё прошло. Но было так важно, чтобы Минхо знал: ему не было всё равно.       Минхо улыбнулся.       — Но я же был бы один, а со мной тут мама и брат. Я счастлив, дяденька. А Вам ещё далеко до зимы. — Минхо продолжает улыбаться, но его глаза были полны глубокого понимания. Он знал, что смерть — это не конец. Он был готов и знал, что всё будет в порядке. Зима — это не конец, а всего лишь цикл, который нужно пройти. — Я Вас подожду. Спасибо, что были со мной до конца. Увидимся через… сорок лет и один день. Прощайте.       Минхо тихо встал с перил, его улыбка осталась, но потом исчезла, как и сам он. Тэхён стоял, не зная, как отреагировать, не понимая, как пережить этот момент, но в его душе не было тяжести. Она не давила, она была лёгкой. Он смотрел на Минхо, который исчезал в снежной мгле, и понимал, что это прощание было не мрачным, а тёплым, как взгляд весны, которая когда-то была.       Тэхён вернулся к Чонгуку, который всё ещё крепко спал. Афродита мирно дремала на другой стороне кровати. Тэхён с лёгким, но счастливым взглядом присел рядом и тихо вздохнул. Он смотрел на свою жизнь — на людей, которые рядом с ним, и он знал, что всё будет в порядке. Всё возвращается на свои места.       Он перевёл взгляд на окно. На улице было лето. Тёплое лето, которое обещало новые горизонты, новые начала. Зима была далека. Она оставалась где-то за горизонтом, как старый сон, который был готов исчезнуть.       — До встречи, Минхо… — Тэхён шептал эти слова с благодарностью в голосе, потому что знал, что теперь, после всего, что прошло, их путь был завершён. Минхо ушёл, но не окончательно.       И больше не было ни боли, ни страха. Всё было как должно быть.       После этой ночи Минхо больше не снился Тэхёну.       Полгода спустя. Преддверие Рождества.       Тэхён выходит из домика, шагая медленно, с лёгким налётом усталости в движениях, но без трости, уверенно. Оглядывается по сторонам, наслаждаясь тишиной этого места, которое стало для него домом. В воздухе пахнет свежестью зимы, а лёгкий снег оседает на ветках деревьев, создавая атмосферу уюта и покоя.       Это место — старый охотничий домик Намджуна, уединённое, удалённое от суеты города, без интернета и лишних звуков. Только природа и бескрайняя тишина.       Парень оглядывает домик, чуть забывший своё время, но всё ещё уютный и обустроенный. Здесь тихо и спокойно. Это место для того, чтобы забыть обо всём на свете. Озеро внизу всё ещё не замёрзло, его поверхность будто шепчет ему свои мысли, а вокруг царит спокойствие. Всё здесь пропитано надеждой и новой жизнью.       Тэхён не может не улыбнуться, вспоминая, как каждый день Чимин жаловался на Юну, которая была слишком беспечна в своей беременности. Каждый раз он словно должен был родить вместо неё.       Тэхён сжимает в руках плед и направляется к причалу, где сидит Чонгук. Его фигура казалась неотъемлемой и гармоничной частью этой картины: тихий и спокойный, с лёгким взглядом, полным жизни и тёплого света.       Озеро шумит, скрип снега под сапогами нарушает молчание, но для Тэхёна каждый шаг ощущается как шаг навстречу в новую, счастливую жизнь.       — Что делаешь? — тихо спрашивает он, накидывая плед на плечи Чонгука. Его рука касается щеки мужчины, и сердце Тэхёна замирает. Как много значат эти моменты. Как много значат эти простые прикосновения.       Чонгук поворачивает голову, и на его лице появляется та самая улыбка, с которой он встречал Тэхёна каждый день с тех пор, как они нашли друг друга. Его глаза полны тёплого света, который никогда не тускнеет.       — Всплываю… наконец-то пришло наше время, чтобы всплыть… Верно? — Чонгук смотрит на него с ожиданием, словно этот момент — ещё один шаг на пути к чему-то большему.       Тэхён задумывается, и в его сердце вдруг возникает волна тёплого облегчения. Минхо был, и теперь его не было. Он отпустил его. Минхо ушёл, и всё, что осталось, — это память и понимание, что всё когда-то должно было завершиться, чтобы начался новый путь. Всё было так тяжело, но теперь, спустя столько времени, Тэхён ощущает лёгкость в душе. Он отпустил, отпустил тяжесть прошлого.       — Да… Мы готовы всплыть, Гук, — Тэхён садится рядом и обнимает его. Эти простые слова звучат как обещание, как признание того, что наконец-то они свободны и могут начать свою жизнь с чистого листа.       — Я люблю тебя, Лучик, — шепчет Чонгук, и его голос такой тёплый, что Тэхён готов раствориться в этом звуке. Этот человек, его свет, его любовь — всё, что он искал, всё, что ему нужно. И теперь, сидя здесь, на этом причале, он понимает, что они прошли сквозь всё, что могло бы разрушить их, и остались. Остались здесь, рядом, несмотря на боль, несмотря на страдания.       — А я тебя больше, — ответ Тэхёна тихий, но такой искренний, что он сам чувствует, как его сердце наполняется счастьем, которое невозможно выразить словами. Всё то, что они пережили, теперь будто растворяется в этом моменте.       Они сидят так, обнявшись, наслаждаясь этим мгновением. Закат окрашивает небо в розовые и оранжевые оттенки, природа вокруг будто замедляется, вдыхая их счастье в свою душу. Вдруг к ним подбегает Афродита и устраивается на коленях у Тэхёна, уютно свернувшись калачиком.       — Лучик, ты же не забыл закрыть клетку с псами? — настороженно уточняет Чонгук, не отрываясь от собаки.       — Думаю, да, — Тэхён опустил взгляд на Афродиту, а затем с виноватым взглядом посмотрел на Чонгука. Тут же вспоминая, что старший замариновал мясо для шашлыка.       — Блять, там же мясо! — Чонгук, как всегда, теряет самообладание и, вскочив, чуть не толкает Тэхёна в озеро. Парень сдерживается, но не может не засмеяться, наблюдая, как Чонгук подскальзывается и падает в снег.       — Чонгук! — Тэхён хохочет, наблюдая, как тот в панике бежит в дом, его шаги тяжело звучат по снегу. Лес заполняется ярким, бархатным смехом Тэхёна, который не может остановиться. Вдалеке слышится крик Чонгука, когда Цербер ухватил огромный кусок мяса, который был приготовлен для вечернего шашлыка.       Тэхён смотрит на эту картину, чувствуя, как тепло разливается по его груди. Всё кажется таким естественным, таким правильным. Всё налаживается, они справились, они выжили, они счастливы. Он смотрит на всё вокруг — на снег, на озеро, на вечернее небо — и понимает, что они прошли долгий путь и теперь готовы к новой жизни.       Тэхён лежит в снегу, глаза его сияют, и он не может остановиться. Смеясь, он осознаёт, что его жизнь действительно теперь полна счастья, полна того, о чём он всегда мечтал. Он понимает, что, несмотря на все испытания, несмотря на страх и боль, они прошли через всё и теперь готовы идти дальше. Вместе.       — Мы готовы всплыть, Гук, — прошептал Тэхён, и мир вокруг словно замер.       Они пришли. И это был их момент. Момент для них двоих. Счастье. Тихое, простое, бесконечное счастье.

«Конец»

Спасибо, что были рядом с Доберманом и его Лучиком,

они наконец-то пришли к своему «долго и счастливо»

*Увидимся в эпилоге и бонусах