Ray and Kookie

      8 апреля. 01:12. Частная больница Сеула.       Чонгук стоял перед дверью палаты, не решаясь переступить порог. В больнице было тихо и стерильно, этот гнетущий запах антисептика вызывал у него странное ощущение пустоты. Он глубоко вздохнул, набираясь смелости, и, наконец, шагнул внутрь.       Палата встретила его тусклым светом ламп, который, отражаясь от светло-серых стен, создавал ощущение лёгкого сумрака. На прикроватной тумбочке стояла одноразовая чашка с водой, рядом — медицинский браслет. Возле окна, за которым мерцали огни ночного города, стоял стул, на котором, казалось, ещё сохранились следы чьего-то недавнего присутствия. А в центре палаты, укрытый стерильной белоснежной простынёй, лежал Тэхён.       Он спал. Его лицо было частично скрыто бинтом, который начинался у лба и спускался вниз, закрывая часть глаза и щеки. Этот бинт словно кричал о боли, которая была пережита, о боли, которую невозможно стереть. Чонгук смотрел на него, затаив дыхание. Его взгляд невольно остановился на этих белых полосах, словно они сами по себе несли всю тяжесть того, что произошло. Грудь сдавило от острого чувства вины и страха.       Тэхён выглядел спокойным, но что-то в этом спокойствии пугало Чонгука больше всего. Казалось, что он не просто спит — он исчезает. Его лицо было слишком безмятежным, глаза, когда он их открыл до этого, казались пустыми, будто он больше не был тем, кого Чонгук знал.       «Тэхён, что же ты пережил?» — эта мысль звучала как молитва, будто, если Чон прокрутит её достаточно часто, то получит ответ. Но ответа не будет. И это разрывало его на части.       Мужчина подошёл ближе, боясь разбудить его. Но самым страшным было не это — самым страшным было то, что он увидел в глазах Тэхёна, когда тот ненадолго пришёл в себя после комы. Тот взгляд… Он был чужим. Безжалостно далёким. Словно перед ним был тот Тэхён, который никогда не испытывал боли, будто всё, что произошло, стёрлось из его памяти.       С одной стороны, Чонгук желал, чтобы так и было. Он хотел бы забыть все те ужасы, которые пережил Тэхён, стереть их из его разума, чтобы тот больше никогда не страдал. Но в то же время эта мысль жгла его.       Если бы Тэхён забыл всё, что они пережили, остался бы он тем же?       И что стало бы с его собственными чувствами, если бы они больше не находили отклика в душе того, кого он любил?       Чонгук сжал кулаки, стараясь подавить нарастающую панику. Тэхён не мог забыть. Нет, тот не мог себе этого позволить. Но в глубине души он боялся ещё большего: а что, если Тэхён не забыл, а просто… перестал чувствовать?       Глухая тишина палаты, стерильные стены и тонкая полоска бинта, выглядывающая из-под волос Тэхёна, словно давили на грудь Чонгука. Это был не просто страх за будущее, это была борьба с самим собой.       06:12.       Уснуть так и не получилось, поэтому мужчина решил посвятить время работе.       Чонгук сидел за ноутбуком, погружённый в документы, когда краем глаза уловил шевеление на кровати. Он поднял взгляд и встретился с прищуренным глазом. Сердце ёкнуло.       Тэхён проснулся.       Тот потянулся за стаканом воды, и Чонгук тут же подскочил к нему, поднося стакан к его губам, осторожно придерживая.       — Так спать хочется, — хрипло проговорил Тэхён, когда осушил стакан. Чонгук аккуратно поставил его на столик. — Что мне дали?       — Гидромарфон, — тихо ответил Чонгук, не отводя взгляда от его лица.       — Понятно теперь, почему я ног не чувствую, — хмыкнул Тэхён, словно это было чем-то незначительным.       Чонгук чуть усмехнулся, но взгляд его говорил о другом. Он придвинулся ближе и осторожно положил ладонь на грудь Тэхёна.       — Ты весь день тут сидел? — поинтересовался тот, глядя на него своим спокойным, отрешенным взглядом.       Чонгук на мгновение растерялся, а затем мягко улыбнулся.       — Я никуда не уйду, — тихо ответил он, словно обещая что-то большее, чем просто присутствие. — А ты как?       — Всё хорошо, — ярко улыбнулся Тэхён. — Я в полнейшем порядке.       Эти слова прозвучали так неестественно, что Чонгук почувствовал, как его сердце проваливается куда-то вниз. Он отпрянул от Тэхёна, будто тот обжёг его своей фальшивой улыбкой. Такого не может быть. Не может. Никто на свете не смог бы пережить то, через что прошёл Тэхён, и остаться «в порядке».       — Тэхён… Лучик, — голос Чонгука дрожал. — Ты же знаешь, что можешь плакать при мне. Можешь показать свою боль и грусть. Не держи это в себе.       — Со мной всё в порядке, — отрезал Тэхён, продолжая улыбаться всё той же яркой, ненастоящей улыбкой. Его взгляд оставался пустым, а тон — обезоруживающе спокойным.       Чонгук резко поднялся на ноги, отпрянув назад. Он закрыл рот ладонью, чтобы не выдать свои чувства. Это невозможно. Это ненормально. Его Тэхён, его Лучик, говорил с ним так, будто ничего ужасного не произошло.       Чон посмотрел Тэхёну в глаза, и от увиденного внутри стало по-настоящему страшно. Там не было боли. Не было отчаяния. Не было даже намёка на ту тяжесть, которую должен был нести в себе Тэхён после всего, что с ним произошло. Создавалось впечатление, что он оказался в больнице из-за какой-то нелепой травмы, а не в результате зверств, которые любого заставили бы содрогнуться.       — Лучик, — едва слышно позвал мужчина.       — Да?       — Ты… Ты помнишь, что с тобой произошло?       — Да, — спокойно ответил Тэхён, будто обсуждал чей-то день рождения. — Багул похитил меня, убил семью Ли, а затем заставил смотреть на то, как умирает Минхо… Я всё помню, — тон был настолько ужасающе ровным и ледяным, что по спине Чонгука пробежал холод.       — Нет… — прошептал Чонгук, не в силах больше скрывать страх и боль. — Так не может быть. Никто… никто в здравом уме не может говорить о таком с улыбкой.       Тэхён продолжал смотреть на него, будто ничего не произошло. Эта безэмоциональная оболочка и кукольное поведение пугали Чонгука больше всего.       — Тэхён, — голос Чонгука сорвался, и он закрыл лицо руками. — Истери, плачь, вой, бей, разбивай всё вокруг… Преврати моё лицо в кровавое месиво, если это поможет. Я приму всё. Приму твою боль, твой гнев, твоё отчаяние. Но не это. Не твоё молчание. Не твоё уничтожение себя изнутри. Ты не заслужил бороться с этим в одиночку. Только не ты, — он медленно опустил руки и посмотрел на Тэхёна. Его взгляд упал на бинт, скрывающий глаз, на повязку на руке, на травмированную ногу.       Каждая рана на теле Тэхёна кричала о боли, которую тот прячет внутри.       Чонгук сделал шаг ближе, чувствуя, как в груди сжимается что-то острое и болезненное.       — Лучик, — хрипло выдохнул он.       Но перед ним был не его Тэхён. Лишь тень того, кем тот был раньше. Безэмоциональная кукла, что пугает своей пустотой больше, чем любое из пережитых ими зверств.       Чонгук медленно вышел из палаты, захлопнув за собой дверь чуть тише, чем обычно. В груди всё сжималось от противоречивых эмоций: страх, боль, злость, беспомощность. Он сделал несколько шагов по коридору, прежде чем заметил Брэндона, который тихо заполнял бумаги возле стойки регистрации.       — Доктор Смит, — голос Чонгука прозвучал натянуто, но достаточно твёрдо. — Нам нужно поговорить.       Брэндон поднял усталый взгляд, кивнул и жестом предложил пройти в небольшую комнату для консультаций.       Когда дверь за ними закрылась, Чонгук перевёл дух и попытался собраться с мыслями.       — Что с Тэхёном? — спросил Смит.       Глаза Чонгука наполнились напряжением, а голос чуть дрожал, когда он тихо заговорил:       — Он только что проснулся, и… это ненормально.       Доктор сел напротив и внимательно посмотрел на Чонгука.       — Можете описать, что именно Вас беспокоит?       Чонгук наклонился вперёд, опираясь локтями на колени, и сцепил пальцы.       — Он говорит, что в порядке. Улыбается. Но это… не настоящая улыбка. Его глаза пустые, будто он вообще ничего не чувствует. Когда я спросил, помнит ли он, что с ним произошло, он спокойно ответил, что помнит, — Чонгук замолчал, вспоминая ледяной тон Тэхёна. — Но он говорил об этом так, словно рассказывает об обычном дне. Это… Это пугает.       Смит кивнул, задумчиво поджав губы.       — Вы правильно заметили. В психологии это состояние известно как эмоциональное онемение. Оно часто возникает у людей, которые пережили сильную психологическую травму. Разум блокирует доступ к эмоциям, чтобы человек мог выжить. Это защитный механизм.       — Но он ведёт себя как… как кукла, — голос Чонгука дрогнул. — Но у меня было по-другому. Это вообще можно исправить?       — Это непростой вопрос, — врач скрестил руки на груди. — В Вашем случае, Чонгук, ситуация немного иная. Вы столкнулись с подобным из-за вертиго, которое усугубляло искажение восприятия и эмоциональную изоляцию. А у Тэхёна эмоциональное онемение возникло не из-за внешнего фактора, а как защитный механизм на фоне сильной психологической травмы. Хотя симптомы могут быть схожими, причина и подход к лечению будут отличаться.       — Он справится?              — Всё зависит от того, как Тэхён будет реагировать в ближайшие дни. Некоторые пациенты начинают постепенно восстанавливать эмоциональную связь с реальностью, когда чувствуют себя в безопасности. Однако иногда этот процесс может затянуться. В некоторых случаях человеку может потребоваться помощь специалистов: психологов или психотерапевтов.       Чонгук нервно провёл рукой по лицу.       — Я боюсь, что у него будет что-то на подобие моего состояния.       — Я понимаю Ваше беспокойство, — сказал Брэндон с сочувствием. — Сейчас важно дать ему время. Мы будем наблюдать за его состоянием и фиксировать малейшие изменения. Ваше присутствие также играет важную роль. Стабильная поддержка близкого человека помогает таким пациентам чувствовать опору.       — И что мне делать? Как ему помочь?       Доктор наклонился вперёд, выражение его лица стало более серьёзным.       — Не давите на него. Не заставляйте его вспоминать или выражать эмоции, если он сам к этому не готов. Старайтесь быть рядом, но не навязывайтесь. Он должен чувствовать, что ему позволено быть слабым, что он может говорить или молчать, если хочет. Главное — это терпение.       Чонгук кивнул, но его лицо оставалось мрачным.       — Я сделаю всё, что потребуется. Но… что, если он так и останется таким?       Врач вздохнул.       — Это маловероятно. Но даже если процесс восстановления будет долгим, Ваша поддержка и помощь специалистов могут сделать невозможное. Сейчас самое важное — дать Тэхёну время и пространство, чтобы он мог снова стать самим собой.       Чонгук встал, чувствуя тяжесть в груди, и крепко пожал врачу руку.       — Спасибо, доктор Смит.       Он повернулся к двери. В голове звучали слова врача, но глубоко внутри Чонгук знал: он не оставит Тэхёна. Он вытащит его из этой бездны, даже если для этого потребуется пожертвовать собой.       9 апреля. 11:02.       Чонгук стоял за стеклом операционной, его взгляд был прикован к Тэхёну, который уже лежал на столе. Он наблюдал, как медсёстры и врачи вели подготовку, проверяли аппаратуру, накрывали его стерильным одеялом. Всё происходило с такой профессиональной точностью, что казалось, операция — это всего лишь ещё один этап.       Но Чонгук знал, что для Тэхёна это был не просто этап. Это был момент, когда его страхи могли стать реальностью. Он чувствовал, как на сердце становилось тяжело от выражения глаз Тэхёна. Даже через стекло он ощущал страх парня.       Тэхён лежал, сжимая руки в кулаки, его взгляд блуждал по комнате, но был рассеянным и далёким. Он пытался скрыть своё волнение, но Чонгук заметил, как его губы чуть дрожат. Он знал, что Тэхён боится не только самой операции, но и того, что может случиться после, что его оставят в этом страшном и чуждом мире больницы.       Тэхён вдруг тихо, почти неслышно, произнёс:       — Чонгук… мне страшно… А вдруг, когда я проснусь, тебя не будет рядом?       Этот вопрос, полный детской неуверенности и растерянности, пронзил Чонгука до глубины души. Он видел, как Тэхён с беспокойством переводит взгляд от одного врача к другому, словно отчаянно пытаясь найти в их лицах поддержку.       Чонгук, ощущая, как его собственное сердце начинает биться быстрее, подошёл ближе к стеклу. Он внимательно наблюдал за Тэхёном, пытаясь передать ему хотя бы немного уверенности.       Тэхён снова посмотрел на него, его глаза были полны не только страха, но и молчаливого призыва, он будто спрашивал: «Останешься ли ты?»       — Я буду с тобой, — тихо, но уверенно произнёс Чонгук, несмотря на волнение, которое сжало его горло. — Я буду рядом, когда ты уснёшь, и когда ты проснёшься.       Его слова были простыми, но наполненными тем теплом и уверенностью, которые Чонгук так искренне пытался передать. Он сделал паузу, следя за тем, как Тэхён снова слегка сжимает пальцы.       Тэхён тяжело вздохнул, а потом, как если бы из последних сил пытаясь успокоить себя, сказал:       — Я верю тебе, — его голос был тихим, но в нём звучала искренняя благодарность. Он закрыл глаза, и Чонгук заметил, как его дыхание стало немного ровнее.       В этот момент двери операционной открылись, и Смит, который был не в силах больше наблюдать за этой сценой, кивнул, разрешая Чонгуку войти.       Чонгук поспешил надеть халат, бахилы и шапочку. Его руки слегка дрожали, но он сдерживал себя. Он подошёл к Тэхёну, сел рядом и аккуратно погладил его по щеке, той, на которой не было бинта. Его пальцы касались кожи с такой нежностью, словно могли стереть весь страх и боль.       — Ты не один, — тихо прошептал Чонгук, склоняясь к Тэхёну. — Я с тобой.       Тэхён открыл глаза, на его лице появилась слабая улыбка, такая хрупкая и благодарная. Он не мог произнести больше ни слова, но в его взгляде было всё — и доверие, и спокойствие, и вера в слова Чонгука.       Чонгук оставался рядом, пока Тэхён не погрузился в глубокий сон, а его дыхание не стало ровным. В тот момент, когда его глаза закрылись, Чонгук почувствовал, что его обещания обрели смысл.       10 апреля. 22:12.       Чонгук лениво провёл рукой по клавишам ноутбука, открывая комментарии под видео, выпущенным «Neuron». Лента пестрела эмоциями — от шока до ужаса, от сочувствия до ненависти. Он внимательно читал каждую строчку, чувствуя, как внутри что-то болезненно тянет. Эти комментарии были откровением, попыткой людей осмыслить историю Сан Шиху, и Чонгуку это давалось тяжело.       «Как такое возможно? Сан Шиху — настоящий монстр, и всё же его гениальность пугает. Даже находясь на грани смерти, он управлял всеми, словно марионетками».       «Следователь Чон знает больше, он что-то скрывает. Мы не знаем всей правды, и это настораживает…«       «Не могу поверить, что он был детективом. Как можно было так долго обманывать всех? Этот человек был настолько умён, что это ужасает».       Чонгук сжал челюсти. Один комментарий особенно задел его:       «Кажется, они что-то недоговаривают. Может быть, правда слишком болезненна? Я надеюсь, семья Чона не была связана с этим адом…»       Он усмехнулся, но в его усмешке не было радости. Только горечь. Конечно, он что-то недоговаривал. Это было его выбором, его решением. Во время изучения материалов он уничтожил всё, что могло бы связать его семью и Тэхёна с Багулом. Оставить это в тени — значит, спасти их от бесконечных обсуждений и боли, которая никогда бы не утихла. Пусть люди помнят только Сан Шиху, пусть шок от этой истории преследует его, но он никогда не позволит втянуть в это Тэхёна.       «Слишком умные,» — отстранённо подумал Чонгук, отодвигая ноутбук.       Он встал, потянулся, чувствуя напряжение в плечах. Слова людей продолжали эхом звучать в голове. История Багула никогда не отпустит его, но ещё больше Чонгука тревожила мысль о том, как всё это отразится на Тэхёне.       Он зашёл в ванную, бросив рубашку на пол. Когда он поднял взгляд на зеркало, то замер. Шрамы. Бледные, едва заметные на светлой коже, они всегда были там. Напоминали о каждой минуте боли и страха, когда он молил всевышнего не дать ему очнуться.       Чонгук медленно провёл пальцами по одному из шрамов на груди, чувствуя лёгкий холод под ним. Шрамы больше не болели, но фантомная боль продолжала терзать его. Он закрыл глаза, глубоко вдохнув.       Тэхён… Он представил, как тот однажды взглянет на свои шрамы, на следы боли, которые оставила эта история. Чонгук с трудом сглотнул. Тэхён — его свет, его нежность, его жизнь. Он не заслуживает того, чтобы жить с таким грузом.       Мысли оборвались резким криком. Замерев на мгновение, Чонгук бросился обратно в палату.       Тэхён лежал на полу, забившись в угол, его глаз был широко раскрыт, наполненный паникой. Он размахивал руками, словно пытаясь отогнать что-то невидимое.       — Минхо! Нет, нет… пожалуйста… — голос Тэхёна дрожал, он кричал так, будто его душу разрывали на части.       Чонгук ненадолго застыл, переваривая увиденное.       — Лучик, это я… Тэхён, посмотри на меня! — он попытался приблизиться, но Тэхён лишь сильнее сжался, его взгляд блуждал, словно он видел кого-то другого.       — Нет! Не подходи! Не надо! Минхо… — парень закрыл лицо руками, его тело затрясло от рыданий.       Чонгук осознал: Тэхён не здесь. Его сознание унесло его обратно в тот ужас, где был Минхо — мальчик с пустыми, стеклянными глазами. Чонгук знал эту историю. Минхо был одним из тех, кто погиб по вине Багула, и теперь это преследовало Тэхёна даже во сне.       Чонгук медленно опустился на колени.       — Тэхён, это я… ты здесь, ты в безопасности. Слушай мой голос. Я рядом, — он попытался звучать уверенно, хотя внутри всё кричало.       Когда парень начал задыхаться, Чонгук решился. Он схватил его за руки, притянул к себе, крепко прижимая к своей груди.       — Дыши, Тэхён. Со мной. Глубокий вдох… медленный выдох. Давай, Лучик. Дыши. Я здесь.       Тот пытался вырваться из объятий, но он крепко держал его. Его голос оставался твёрдым, несмотря на страх, который он едва сдерживал.       — Это всего лишь сон, Лучик. Это не реальность. Ты в безопасности. Я рядом. Никто тебя не тронет. Никогда.       Дыхание Тэхёна медленно восстанавливалось, но его тело всё ещё дрожало в руках Чонгука, словно листок на ветру. Он зажмурился, крепче сжав ладони Чонгука, словно боялся, что тот исчезнет, что это тепло окажется иллюзией.       Врачи ввели успокоительное, пояснив Чонгуку, что это была паническая атака — следствие эмоционального онемения. Во сне защитные механизмы Тэхёна ослабевали, и подавленные эмоции накрывали его, заставляя заново переживать всё, от чего он пытался убежать.       Чонгук слушал их, кивая, но его взгляд не отрывался от Тэхёна. Ему казалось, что он может почувствовать, как боль парня проникает в его собственное сердце.       — Я рядом, — прошептал он, когда врачи наконец ушли, оставив их вдвоём. — Ты слышишь, Тэхён? Я здесь.       Тэхён с трудом поднял на него глаза. Они были покрасневшими, взгляд был затуманен слезами и страхом. Он дрожал, но Чонгук продолжал крепко держать его руку.       — Ты… не отпустишь? — голос Тэхёна был почти шёпотом, хриплым и дрожащим.       — Никогда, — твёрдо ответил Чонгук, глядя ему прямо в глаза, и аккуратно лёг рядом с ним на кровать.       Тэхён медленно, словно боясь разрушить этот момент, повернулся в его объятиях. Он обхватил Чонгука руками и прижался лицом к его груди, уткнувшись туда, словно ребёнок, ищущий защиты. Тёплые слёзы заструились по его щекам, и он не пытался их сдержать.       Чонгук почувствовал, как кофта на груди намокает от слёз, но ничего не сказал. Он лишь обнял Тэхёна крепче, одной рукой нежно поглаживая спину, а другой поддерживая затылок.       — Плачь, Лучик, — прошептал он, его голос был тёплым и мягким. — Не нужно сдерживаться. Просто выпусти всё.       Тэхён вздрогнул, словно эти слова сломали первую преграду внутри него, и разрыдался. Его плечи тряслись, рыдания срывались с губ, но в них было и облегчение. Парень наконец позволил себе почувствовать, позволил себе быть уязвимым в руках Чонгука.       Чон закрыл глаза, прижимая его ещё крепче. Он чувствовал, как с каждым всхлипом напряжение покидает Тэхёна, как его дыхание становится чуть ровнее, но всё ещё дрожит.       — Ты сильнее, чем думаешь, — прошептал он, целуя макушку Тэхёна. — Ты справишься. Мы справимся.       Слёзы Тэхёна постепенно стихали, но он не отстранялся. Он просто оставался в руках Чонгука, тихо дыша, пока тот продолжал мягко покачиваться из стороны в сторону, словно убаюкивая ребёнка.       Чонгук посмотрел на него, и его глаза сверкнули.       — Знаешь, я вспомнил кое-что, — прошептал он, поглаживая спину Тэхёна. Его голос был мягким, но в нём звучала непоколебимая решимость. — Ты когда-то сказал мне это, во время нашего расследования… или, может, позже, — он усмехнулся, слегка покачав головой. — Я точно не помню момент, но помню суть.       Чонгук слегка наклонился, чтобы заглянуть в лицо Тэхёна, его взгляд был наполнен теплотой и глубокой нежностью.       — И вот, Тэхён… я вернулся. Тот самый я. Но знаешь почему? — он наклонился и мягко коснулся губами лба. — Потому что ты мой свет.       Он замолчал на мгновение, словно подбирая нужные слова, а затем продолжил:       — Когда весь мир будет против тебя, я не просто буду рядом. Я встану перед тобой, заслоню тебя от всех бед, от ненависти, от боли. Я защищу тебя, Тэхён. Ты — мой Лучик, а я твой Чонгук. Тот, кто всегда сохранит твой свет, что бы ни случилось.       Его голос затих, а он сам бережно притянул Тэхёна ближе, словно оберегая самое ценное в своей жизни.       Тэхён наконец поднял голову, его взгляд был уставшим, но немного более спокойным. Он кивнул, а затем снова уткнулся в грудь Чонгука, тихо прошептав:       — Спасибо…       И Чонгук понял: он сделает всё возможное, чтобы это «спасибо» не стало последним.       11 апреля. 08:11. Лофт Чонгука.       Намджун набрал код на двери и тихо вошёл в лофт. Тишина встретила его лёгким эхом шагов. Внутри пахло свежестью, но вместе с тем — пустотой, той самой, которая нависает над домом, где давно не звучал искренний смех. Он снял ботинки, прошёл на кухню и начал раскладывать еду, приготовленную Джином, в холодильник. Паста в контейнере отправилась в микроволновку.       Пока он ждал, его взгляд задержался на большом окне, через которое солнце мягко освещало ещё спящий город. Небо казалось бескрайним, но внутри Намджуна всё ещё тяжело давило чувство, что что-то незавершённое витает в воздухе. Всё вроде бы наладилось, но неясность с состоянием Тэхёна и страх перед предстоящей разлукой с Чонгуком не давали покоя.       «Чикаго…» — промелькнуло в его голове, и он ощутил болезненный укол. Они уедут, и, возможно, он больше никогда не увидит их такими, какими знает сейчас.       Микроволновка пискнула, но звук почти не дошёл до него. Тяжело вздохнув, Намджун направился наверх.       Мужчина поднялся по лестнице на второй этаж. Спальня Чонгука встретила его тишиной, едва нарушаемой приглушённым шумом города, просачивающимся сквозь приоткрытое окно.       В комнате царил бардак, как будто здесь только спали, а всё остальное оставили на потом. На полу валялись небрежно сброшенные стопки одежды. На тумбочке рядом с кроватью стоял стакан с недопитой водой, пачка снотворного и какие-то бумаги.       На большом столе в углу громоздились ноутбук, папки и бумаги. Несобранная постель выглядела так, словно Чонгук просто свалился на неё, едва дотянувшись до подушки. Одеяло частично соскользнуло на пол. В воздухе витал слабый запах кофе и ночных мыслей.       Намджун бросил взгляд на Чонгука, который спал на животе, уткнувшись лицом в подушку. На его плечах лежала вся тяжесть последних дней. Афродита дремала у кровати, но подняла голову, когда Намджун ступил босыми ногами на пол. Узнав его, она снова закрыла глаза.       Он присел на край кровати и осторожно коснулся плеча Чонгука.       — Ммм… — сонно промычал тот, слегка пошевелившись.       — Гук, вставай, я принёс поесть, — тихо сказал Намджун, стараясь не спугнуть его покой.       — Намджун-хён? — нахмурился Чонгук, поворачивая голову, голос всё ещё был сонным.       — Да, это я. Давай, поднимайся. Тебе нужно поесть.       Чонгук нехотя приподнялся, потирая глаза и широко зевая.       — Хорошо, — пробормотал он.       Намджун, убедившись, что младший пришёл в себя, поднял Афродиту на руки. Собака была уже немолода, так ещё и проблемы с суставами, спускаться по лестнице самой ей было тяжело.       Когда они добрались до кухни, Чонгук сел за стол, молча уставившись в тарелку с пастой, которую приготовил Джин. Он ел медленно, словно не чувствовал вкуса. Намджун наполнил миску Афродиты и, взглянув на Чонгука, заметил, что тот ушёл в свои мысли.       — Что тебя так беспокоит? — спросил он, садясь напротив.       — Тэхён… — тихо отозвался Чонгук, опуская взгляд.       — Что с ним?       — У него эмоциональное онемение. Это связано с ПТСР. Когда он бодрствует, его мозг подавляет эмоции, чтобы он мог нормально функционировать. Но когда он спит… всё выходит наружу. — Чонгук вздохнул, его голос задрожал. — Он видит всё это заново, хён. Все ужасы, всё, что пережил.       Намджун нахмурился, его сердце болезненно сжалось.       — Чонгук, я понимаю. Я переживаю за него так же, как и ты. Ты знаешь, для меня вы оба как сыновья. Тэхён… Он сильный. Но иногда даже сильным нужно время, чтобы справиться.       — А если он не справится? — едва слышно прошептал Чонгук, его взгляд был полон боли.       — Он справится, — уверенно сказал Намджун, но затем добавил мягче: — Но даже если ему будет тяжело, он не останется один. Мы не дадим ему упасть.       Чонгук замер, сжимая вилку. Его глаза увлажнились, и он отвернулся, чтобы скрыть это.       — Я просто… Я хочу, чтобы он снова чувствовал себя живым. Чтобы он был счастлив, хён.       — И он будет. Потому что у него есть ты, — Намджун протянул руку и положил её на плечо Чонгука. — Ты делаешь всё, что в твоих силах. И это уже много.       Чонгук поднял взгляд, встретившись с ним и благодарно кивнул.       Когда Чонгук закончил есть, он встал и подошёл к балконной двери. Намджун, не говоря ни слова, последовал за ним на лоджию. Чонгук не сразу начал искать сигареты, но Намджун молча протянул ему пачку и зажигалку.       Чонгук затянулся сигаретой и вглядывался в утреннее небо, словно пытаясь найти там что-то, что могло бы дать ему силы продолжить. Намджун стоял рядом. Тишина была тяжёлой, но именно в этой тишине слова, которые должны были прозвучать, казались особенно значимыми.       — Знаешь, я хочу попросить прощения, — Чонгук начал тихо, едва слышно. — За то, что был груб и отталкивал. Я знал, что ты соврал ради меня, знал, что ты пытался меня спасти. Но тогда я не мог этого понять, только злился и винил тебя.       Намджун молчал. Он знал, что момент настал, и ему нужно не просто только выслушать, но и признать свою вину. Он не ожидал, что всё будет так просто, но не мог позволить себе молчать.       — Ты прав, — сказал Намджун, взгляд его был холодным, но в нём таилось что-то, что нельзя было скрыть. — Я тоже виноват. Я соврал, потому что думал, что тебе так будет легче. Но я ошибался. И я знал, что ты меня не поймёшь, но продолжал делать своё, не думая о последствиях.       Чонгук не сразу ответил. Он понимал, что не мог всё списать на Намджуна, как и не мог оправдать себя. Они оба были в этой ловушке, оба несли на себе груз ошибок, которые в какой-то момент казались невыносимыми. И хотя это было нелегко признать, теперь Чонгук осознавал, что не мог бы пройти этот путь без Намджуна. Он был неотъемлемой частью всего этого, и это понимание дарило ему облегчение.       — Ты был для меня как отец, — Чонгук выдавил эти слова сквозь стиснутые зубы, будто они не хотели вырываться наружу. Но он знал, что должен это сказать, чувствовал, что больше не может держать это в себе. — Я не осознавал этого раньше. Может, я и не хотел понимать. Но ты стал для меня родным. Даже когда я старался этого избежать.       Намджун не сразу повернулся к нему. Он ощутил тяжесть этих слов, потому что знал, что не может просто так отпустить их. Он тоже не был безупречен, ему тоже не всегда удавалось поступать правильно. Но всё же, в глубине души, он понимал, что для Чонгука стал кем-то большим, чем просто «хён».       — Мы оба ошибались, — нарушил молчание Намджун, голос его был ровным, но в нём всё равно слышалась боль. — Мы оба думали, что знаем, как лучше для другого, и в какой-то момент забыли о том, что действительно важно для нас обоих. Но ты прав, Гук. Ты стал для меня как сын. Я всегда буду рядом, даже если не всегда знаю, как быть.       Чонгук молчал, глубоко затягиваясь сигаретой. Эти слова казались не такими уж значительными, но для него они значили больше, чем любые другие, которые Намджун мог бы произнести. Младший кивнул, не зная, что ответить. Он понимал, что не нужно ничего добавлять.       — Ты тоже не виноват, хён, — произнёс он наконец, голос его был более спокойным, чем прежде. — Мы оба это сделали. И теперь просто… остались здесь.       Намджун молча кивнул, и они стояли так, втроём с тишиной. Не было нужды говорить больше. Это было завершение их долгого пути, не с примирением, а с принятием того, что между ними больше нет стен. Только молчание, которое теперь не казалось тяжёлым.       

«Я готов разделить твой ад»