Ray and Kookie

      27 марта. 8:02.       Чонгук сидел за рулём, его пальцы крепко сжимали руль, но сам он этого не замечал. Машина мчалась по утреннему городу, и в отблесках солнечного света он ловил странное ощущение лёгкости, словно он, наконец, освободился от тяжёлого бремени, которое так долго давило на его плечи. Свобода — впервые за время, казавшееся ему вечностью, он ощутил всю её полноту. Никто не задаст лишних вопросов, не посмотрит осуждающе. Ему больше не нужно пытаться проникнуть в разум убийцы... Его решение было окончательным.       И всё же в этой лёгкости была своя мрачность. Где-то глубоко в груди тлела тревога. Мысли о них, о том, что они подумают, когда узнают. Ведь он так ничего им и не сказал, даже не намекнул. Он оставил их без объяснений, и эта мысль тянула его обратно в ту темноту, из которой он только что вырвался. Поймут ли они? Примут ли? Или осудят? Эти вопросы были подобно шёпоту на заднем плане, заглушаемому рёвом двигателя.       Чонгук знал, что в клубе его уже ждут. Они знают всё: на экранах безостановочно мелькали последние новости. Он готов к этому разговору. Но был ли он готов к своим собственным эмоциям? К этому странному ощущению раздвоенности? Свобода манила его, как свет лампы глупого мотылька, но цепи прошлого, выкованные из чувства вины и долга, продолжали слабо звенеть.       Он выдохнул, притормаживая на светофоре. В его голове крутилась одна единственная мысль: Я сделал это ради нас. Ради нашей мирной жизни. Но, похоже, ему придётся убеждать в этом не только других, но и самого себя.       8:23. Клуб «Wild Flower».       Чонгук припарковал машину возле служебного входа, заглушил двигатель, но выходить не спешил. Его взгляд упал на припаркованный неподалёку фургон Хосока и машину Юнги. Значит, они все там. В клубе сейчас был только персонал, готовящийся к какому-то празднику. Что именно за праздник, Чонгук не знал, да и знать не хотел.       С тихим выдохом он достал из бардачка пачку сигарет. Затем медленно снял галстук и расстегнул воротник рубашки. Пиджак отправился на заднее сиденье. Затем Чонгук открыл дверцу машины и вышел, ощущая, как лёгкий утренний ветерок приятно щекочет его лицо и треплет волосы. Он поджёг сигарету и прислонился спиной к кирпичной стене, позволяя дыму окутывать его лицо.       «Какие слова подобрать? Как объясниться? Как оправдать свои действия?» — эти вопросы без конца крутились в голове.       Сегодня ему пришлось надеть костюм, чтобы дать интервью и выступить перед журналистами. Маска и капюшон остались дома, а шрам на щеке он больше не пытался скрыть. Но даже в привычном образе следователя он чувствовал себя не в своей тарелке, словно надел старую, неподходящую по размеру одежду.       — Почему не заходишь? — раздался голос за спиной.       Чонгук вздрогнул. Он даже не услышал, как подошёл Джин.       — Они ждут тебя в кабинете, — спокойно продолжил старший, вынимая из кармана пачку сигарет.       Чонгук нахмурился, взглянув на него.       — Ты тоже видел?       — А кто не видел? — усмехнулся Джин.       — И что думаешь? — в голосе Чонгука сквозило напряжение, словно он ожидал приговора.       Тот посмотрел на него долгим, понимающим взглядом.       — Думаю, ты принял правильное решение, — уверенно заявил он.       Чонгук недоверчиво приподнял бровь, но Джин продолжил:       — Да, они, вероятно, злятся, что ты ничего им не сказал. Но они поймут тебя. Они знают, как тебе было тяжело. А я… — он улыбнулся и, не зажигая сигарету, сунул её обратно в пачку. — Я горжусь тобой, Чонгук.       Эти слова разрядили напряжение. Казалось, тяжесть, давившая на плечи, немного спала.       — Спасибо, — тихо выдохнул Чонгук, едва слышно, но Джин услышал. Он кивнул и мягко похлопал младшего по плечу.       — Докуривай и заходи. Они ждут. И помни: ты сделал это ради всех вас, но не забывай, кто был твоим мотивом.       Джин ушёл так же тихо, как и пришёл, оставив Чонгука наедине с его мыслями. Он глубоко затянулся, выдохнул дым в небо и впервые за долгое время почувствовал, что ему есть на кого опереться.

***

      Чонгук остановился перед дверью, касаясь её холодной поверхности кончиками пальцев. Он всё ещё ощущал, как тяжело находиться здесь. Этот кабинет когда-то был его местом силы, но теперь он казался кладбищем прошлого. Вернуться сюда было нелегко, но он знал — это нужно сделать. Для них. Для себя. Чтобы завершить всё с честью.       Он глубоко вдохнул и потянулся к ручке двери.       — Заходи уже, — послышался резкий голос Юнги.       Дверь открылась сама собой, и Чонгук невольно шагнул вперёд.       — Чего стоишь на пороге, как новенький? — усмехнулся Юнги, отступая в сторону.       — Вы знали, что я здесь? — нахмурился Чонгук.       — Забыл про мониторы? — вмешался Чимин с лёгкой усмешкой, не отрываясь от телефона.       — Забыл.       — Ну, раз уж ты пришёл, — протянул Хосок, усаживаясь на диван, — давай, объясняй.       Чонгук сделал несколько шагов вперёд и остановился, сложив руки на груди. Он обвёл взглядом своих товарищей: Юнги, с привычно равнодушным видом стоявшего у окна, Хосока с его неизменной насмешкой, Чимина, который, несмотря на внешнее спокойствие, выглядел настороженным.       — Это решение касается всех нас, — начал Чонгук. Его голос звучал твёрдо, но внутри он чувствовал напряжение. — Хватит. Я устал, и вы, думаю, тоже. Эта работа разрушает нас.       Он отвёл взгляд, чтобы не столкнуться с возможным осуждением.       — Однажды Тэхён сказал мне, что ему жаль, что вы присоединились ко мне. Тогда я не понимал, почему. А теперь вижу. Я ежедневно наблюдал, как эта работа сжигает нас изнутри.       Он повернулся к Чимину.       — Когда ты в последний раз видел Юну?       — Две недели назад, — тихо ответил тот.       — А ты, Хосок, с Сохи когда был наедине?       — Месяц назад, наверное…       — Юнги?       — Я уже и забыл, как выглядит Наби, — задумался Мин.       Чонгук кивнул, взгляд его стал чуть мягче.       — Вот именно. Мы потеряли себя. Я больше не могу так. Хочу, чтобы вы сосредоточились на своих жизнях. Если вы решите уйти из «Стаи», я поддержу вас. Я… хочу, чтобы вы были счастливы.       Он на мгновение замолчал, чувствуя, как ком подступает к горлу.       — Мы с Тэхёном уезжаем в Чикаго, как только всё здесь будет завершено.       Юнги перевёл взгляд с окна на Чонгука, его голос прозвучал спокойно, но твёрдо:       — Ты сделал правильный выбор.       Хосок медленно кивнул, задумчиво посмотрев на Чона:       — Спасибо. Спасибо за то, что сказал это вслух. Я боялся признать, что эта работа уничтожает меня. Но теперь… Я рад, что ты сделал этот шаг за нас.       Чонгук почувствовал облегчение, но всё ещё опасался реакции Пака, который странно притих.       — Чимин? — осторожно окликнул его Чонгук.       Тот поднял голову, но вместо ответа неожиданно выпалил:       — ХЁН! У тебя есть девушка?!       Юнги поднял брови, не сразу понимая, о чём речь.       — Ты серьёзно? — недоумённо переспросил он.       — Почему я ничего не знал?! — Чимин вскочил, глядя то на Юнги, то на остальных. — Хосок, ты знал?!       — Конечно, знал, — ухмыльнулся тот.       — Даже я знал, — тихо добавил Джин, заходя в кабинет.       — Вы что, сговорились?! Это заговор против меня! — возмущённо топнул ногой Пак.       Все рассмеялись. Даже Юнги не смог удержаться от короткого смешка, а Чонгук впервые за долгое время позволил себе короткую, искреннюю улыбку. Он смотрел на своих друзей, свою семью… ощущал их присутствие и понимал, как сильно он им благодарен.       Они всегда были рядом. Всегда поддерживали, даже когда он этого не замечал.       — Спасибо вам, — негромко сказал он, и в его голосе звучала не только искренность, но и что-то похожее на прощание.       2 апреля. 00:11. Частная больница Сеула.       Чонгук сидел в кресле рядом с Тэхёном, его взгляд не отрывался от бледного лица, окружённого множеством проводов и мониторов. Он давно не спал, но не мог позволить себе отойти. Мечты о том, чтобы Тэхён проснулся, не покидали его. Его душа тосковала по Лучику — по его смеху, по их разговорам, по простым моментам, которые теперь казались такими далёкими.       Чонгук очень сильно скучал по Тэхёну. Он ждал, надеялся, что когда-нибудь тот откроет глаза и снова улыбнётся ему. Но с каждым днём, каждым часом, что они проводили здесь, он всё больше начинал сомневаться, вернётся ли Тэхён к нему таким же.       Пиканье аппаратов было для него почти как успокаивающая мелодия. Он следил за каждым звуком, за ритмом сердца на экране, ощущая, как его собственное сердце синхронизируется с этим. Но с каждым днём всё больше росли тревога и страх. Тэхён был в коме уже больше месяца.       «Как долго он ещё будет в отключке?»       Посреди ночи Чонгук проснулся от внезапного резкого звука — кардиомонитор начал издавать тревожный звуковой сигнал. Его взгляд мгновенно метнулся к экрану — цифры мигали, а значения колебались.       «Что происходит?»       Чонгук испугался до чёртиков. Он резко вскочил с кресла, не замечая, как его ноги запутались в покрывале. Он упал на пол, громко ударившись о твёрдую поверхность. В панике он бросился к кровати Тэхёна, пытаясь дотянуться до кнопки, чтобы вызвать медперсонал. В этот момент дверь распахнулась, и в помещение вбежал Сонмин.       — Спокойно, спокойно! — сказал он, подходя к Чонгуку. — Электроды отошли. Успокойся. Всё нормально.       Чонгук, часто дыша, почувствовал, как напряжение начало постепенно отпускать. Он наблюдал, как Сонмин спокойно поправил провода, возвращая показания на экране в норму.       Затем тот бросил короткий взгляд на Чонгука и снова сосредоточился на приборе.       — Когда он очнётся? — спросил Чон срывающимся голосом.       — Лучше пусть он ещё побудет в отключке. Он многое пережил. Его тело нуждается в отдыхе и восстановлении. Это не так просто, как кажется.       Чонгук почувствовал, как его грудь сжалась от этих слов. Он знал, что Тэхён многое перенёс, но теперь это было реальностью. Он не мог не чувствовать тяжесть в своём сердце, зная, сколько боли и страха пережил тот, кто лежал перед ним. Всё, что он мог — это быть рядом, ждать и надеяться.       Сонмин посмотрел на него и, видя, как Чонгук напряжённо следит за состоянием Тэхёна, мягко добавил:       — Всё будет хорошо. Он сильный. Мы с ним.       Чонгук кивнул, пытаясь сдержать волну эмоций. Доктор сделал ещё несколько проверок и ушёл.       Чон опустился в кресло и внезапно почувствовал, что не может больше отрываться от Тэхёна. Он потянул его руку к себе, аккуратно беря её в свою, чтобы убедиться, что он не один в этом мире. Он наклонился вперёд и поцеловал её, ощущая тепло, несмотря на все провода и аппараты.       Чонгук осторожно положил свою голову рядом с Тэхёном, почти чувствуя его присутствие. В этот момент всё остальное исчезло. Он был здесь, рядом — остальное было неважно. Он прижался к его руке и замер, ощущая успокаивающее тепло. Глаза снова закрылись, и, несмотря на неудобное положение, Чонгук почувствовал, как умиротворение постепенно обволакивает его. Больше не было этого обжигающего страха, потому что он знал: он не один. Тэхён рядом, и всё будет хорошо.       4 апреля. 10:12. Парк аттракционов.       Чонгук остановил машину и вышел, чтобы открыть Юне дверь. Он подал ей руку, глядя на неё с теплотой, в которой смешались отцовская гордость и глубокая печаль.       — Куда мы приехали, пап? — удивлённо спросила девушка, оглядываясь по сторонам.       Чонгук задумчиво улыбнулся, прежде чем ответить.       — Знаешь, дочь, взросление — страшная штука. Оно делает простое сложным, а сложное — невозможным. Оно пугает и отнимает силы. Но это часть жизни. Мы живём, учимся, и так постепенно мы растём. Ты повзрослела гораздо раньше, чем большинство людей, и слишком быстро столкнулась с вызовами взрослой жизни…       Он замолчал, на мгновение потерявшись в своих мыслях, а затем продолжил:       — Мне жаль, что у тебя не было детства, и ты не узнала всей прелести подростковой жизни. Но… знаешь, после всего, через что мы прошли, я понял одну вещь: мы можем вернуть хотя бы часть того, что потеряли. Пусть не всё, но я верну тебе детство. Сегодня — твой день.       Юна нахмурилась, едва сдерживая улыбку.       — Что ты задумал?       — Доверься мне, — только и сказал Чонгук и повёл её вперёд.       Перед ними раскинулся парк аттракционов, залитый ярким светом множества огней.

***

      Чонгук стоял в стороне, наблюдая, как Юна, словно маленький ребёнок, каталась на каруселях. Её смех звенел в воздухе, и на мгновение весь её взрослый образ — уверенной в себе деловой девушки, управляющей огромным клубом — рассеялся. Она кружилась на деревянной лошадке, схватившись за её золотую гриву, её глаза сверкали радостью, которая давно была забыта.       Когда карусель остановилась, Юна побежала к следующему аттракциону — цепочным качелям. Она повернулась к Чонгуку, помахала ему рукой и крикнула:       — Пап, смотри! Сейчас я полечу, как птица!       Чонгук усмехнулся, сложив руки на груди, и кивнул ей, давая понять, что внимательно следит. Она взлетела на цепях, её радостные крики раздавались на весь парк. Для неё это был день возвращения к тем простым радостям, которые она потеряла.       Затем они отправились в тир. Юна, хохоча, попробовала попасть в мишень, но промахнулась несколько раз подряд.       — Эй, это нечестно, у них оружие кривое! — возмущалась она, размахивая руками.       Чонгук лишь покачал головой, затем взял ружьё в руки и за пару секунд сбил все мишени.       — Вот так надо, заноза. Учись у мастера, — усмехнулся он, протягивая ей плюшевую игрушку, которую выиграл.       — Только не «заноза»! — фыркнула она, но её смех выдавал, что ей было приятно.       Когда они подошли к старому колесу обозрения, Юна взяла его за руку.       — Пап, давай вместе? Пожалуйста!       Чонгук вздохнул, глядя в её глаза, полные мольбы, и не смог отказать. Они сели в кабинку, которая медленно поднималась вверх. С высоты парк казался маленьким мерцающим городком. Юна повернулась к Чонгуку и, улыбаясь, сказала:       — Спасибо тебе… за всё это. Я и забыла, каково это, быть ребёнком. Но ты напомнил мне.       Он только молча кивнул, но внутри разливалось тепло.       22:13.       Когда стемнело, они поехали в парк, чтобы выгулять Афродиту. Они сидели на лавочке, попивая смузи, а Афродита медленно играла с какой-то кошкой неподалёку, двигаясь лениво и осторожно.       — Что с ней случилось? — тихо спросила Юна, наблюдая за собакой.       — Она уже старенькая, Юна. Ноги больные, поэтому такая медлительная. Но всё равно упрямая, как и ты, — усмехнулся Чонгук.       Юна усмехнулась в ответ, но её лицо быстро стало серьёзным.       — Спасибо за сегодня, пап.       — Тебе спасибо. Я давно так не отдыхал, — с лёгкой улыбкой ответил он.       Юна повернула голову к нему, её голос стал тише:       — Как Тэхён?       Чонгук тяжело вздохнул, его взгляд стал задумчивым.       — Нормально. Скоро очнётся… Надеюсь, — он смотрел в сторону, его мысли витали где-то далеко, но затем он повернулся к девушке. — Юна, как только всё придёт в норму, мы с Тэхёном уедем в Чикаго.       Юна нахмурилась, её лицо побледнело.       — Я знаю… Чимин рассказал.       — Ты злишься? — осторожно спросил Чонгук.       — Нет, — прошептала она, её голос дрожал.       — Ты расстроена? — он наклонился, убирая волосы с её лица.       — Я не хочу, чтобы ты уезжал… — она не выдержала и, всхлипнув, кинулась ему в объятия.       Чонгук крепко прижал её к себе, чувствуя, как его сердце сжимается от её слов.       — Ну, ну, не плачь… У тебя же макияж потечёт.       — И плевать! — всхлипнула она, утыкаясь в его грудь.       Чонгук тихо засмеялся.       — Эй, хочешь быть похожей на панду?       — Да! — упрямо заявила она.       Он взял её лицо в руки, нежно вытер слёзы и улыбнулся:       — Юна, у тебя есть Чимин, Сокджин и другие. У тебя буду я и Тэхён, просто мы будем далеко. Но это не конец света. Мы будем приезжать, и ты сможешь нас навещать. Живи своей жизнью. Радуйся, грусти, но живи. Ты — моё прошлое, настоящее и будущее. Даже если мы будем порознь, я всегда буду здесь, — он ткнул пальцем в место, где билось её сердце. — Хорошо?       Юна разрыдалась, прижимаясь к нему ещё сильнее.       К ним подошла Афродита и, тихо заскулив, ткнулась носом в её колено. Юна опустила руку, чтобы погладить её, а затем снова посмотрела на Чонгука.       — Ты — моя семья, пап, и я никогда этого не забуду, — прошептала она, всё ещё утирая слёзы. Чонгук лишь улыбнулся, чувствуя, как в его груди разливается тепло. Он понял, что, несмотря на разлуку, их связь останется нерушимой.       7 апреля. 11:11.       Чонгук сидел за столиком в углу уютного кафе, взгляд его скользил по улице за окном. Поток людей напоминал ему о неспешном ритме жизни, который он только начал ощущать. Ему всё ещё было странно чувствовать себя свободным: свобода словно пришла неожиданно, принеся с собой одновременно облегчение и тревогу. Осознание того, что все годы вины и тяжести остались позади, казалось нереальным. Его плечи были легки, но в глубине души шевелился страх: а вдруг это иллюзия? А вдруг его прошлое всё ещё таилось где-то рядом, готовое вновь сокрушить его?       Его пальцы слегка дрожали, когда он притронулся к чашке кофе. Он изучал лица прохожих, пытаясь найти в них отражение своей собственной внутренней борьбы. Это занятие отвлекало, но не уносило от мыслей о том, что он потерял. Доберман и монстр, его постоянные спутники, исчезли, оставив после себя пустоту. Они были неотъемлемой частью его, тёмной и мрачной, но необходимой. С их уходом он чувствовал себя легче, но вместе с тем — неполным. Словно две тени ушли, оставив после себя раны, которые только начали затягиваться.       Сэм Харпер вошёл в кафе ровно в назначенное время. Его движения были уверенными, взгляд цепким. Он оглядел помещение, заметил Чонгука и, кивнув, направился к нему.       — I hope you haven't waited too long, — произнёс Харпер, садясь напротив.       — No, don't worry, — Чонгук чуть улыбнулся, пытаясь скрыть лёгкое напряжение. — Thank you for taking the time.       Харпер заказал себе американо и, откинувшись на спинку стула, посмотрел на Чонгука:       — So, how are you? You seem calm, but I feel like there's still something on your mind.       Чонгук на секунду задумался, подбирая слова.       — Honestly? I feel much better. All this… Doberman, the monster, the guilt — they’re gone. They’ve disappeared as if they were never there.       — That means you're finally free, — Харпер скрестил руки на груди. — That's good. You know, they were part of you. They helped you get through moments when you couldn't deal with reality.       — Do you think it’s all because I accepted myself? — спросил Чонгук, слегка наклоняясь вперёд.       Харпер кивнул, внимательно глядя на него.       — Yes. Doberman and the monster were shields your subconscious created. You invented Little Jungkook to protect yourself after your parents died. You created Doberman when you started killing. He was your way of avoiding the acceptance of your own cruelty.       Он сделал паузу, словно обдумывая, как лучше продолжить, а затем добавил:       — And now… Let me put it this way: you’ve been reborn. You’ve accepted those lost parts of yourself, which is why they’ve disappeared. Now, you’re one person, whole, with different sides, but not different consciousnesses. That’s different. It is, and you finally acknowledged that. It’s not a bad thing. It’s just… you. And… you know, I’m proud of you, Jungkook. You’ve grown. You’ve healed.       Чонгук замер на мгновение, осознавая вес этих слов. Ему казалось, что между ними заискрилась какая-то невидимая связь — признание, одобрение, которое он так долго искал.       — Thanks, Sam, — тихо произнёс он, стараясь удержать в голосе спокойствие, но лёгкая дрожь выдала его.       Харпер слегка улыбнулся.       — This is your victory, Jungkook. Remember that, — он улыбнулся. — And in general? How are you feeling?       Чонгук задумался, прежде чем ответить.       — I’m fine. I’d say I’m doing okay. But I’m still worried about Taehyung.       — Did you find out what happened to him?       — Yes, — Чонгук нахмурился, — and if what I found in Shiho’s diary is true, Taehyung will be broken.       Харпер коротко кивнул.       — That’s why I’m here. Besides, he has a good support group. You too.       — Yes… — тихо произнёс Чонгук, но в его голосе было больше сомнения, чем уверенности.       Повисло молчание. Затем Харпер взглянул на часы.       — Is that all you wanted to talk about?       Чонгук кивнул.       — Then I have to go, I have another meeting, — Харпер поднялся. — Take care.       — Sure, thank you for coming.       Чонгук проводил его взглядом, потом снова опустил глаза на свою чашку. Он думал уйти, но остался. Он смотрел, как капли дождя начали стучать по окну.              Кафе погружало его в атмосферу спокойствия. Деревянные столы с небольшими вазами, заполненными свежими цветами, мягкий свет ламп и приглушённый шум разговоров создавали уют. За барной стойкой бариста неспешно взбивал молоко для латте, а запах свежевыпеченных круассанов наполнял пространство. В этой тёплой обстановке его сердце всё равно болело. Оно хотело туда, где был Лучик. Туда, где, возможно, он смог бы найти ответы, а может быть, и самому стать ответом.       «Чонгук стоял рядом с Лоренцо, наблюдая, как Намджун с суровым выражением лица, не отрывая взгляда, пытался выбить информацию из беззащитного мужичка с наждачной машинкой. В воздухе висела давящая атмосфера страха и напряжения. Мужчина выглядел ужасно. Его тело изнывало от боли, а каждый жест Намджуна заставлял его ещё больше трястись. Раны на его коже обжигали солёной водой — Лоренцо чувствовал, как каждое действие Намджуна пробивает его сознание до глубины.       — Смотри и подумай, готов ли ты вступить в наши ряды, — строго приказал Чонгук, не отводя взгляда от происходящего.       Лоренцо, стоявший рядом, сдавленно вздохнул и покачал головой.       — Я это… Я передумал, — его голос был наполнен тошнотой от зрелища, но он старался скрыть это.       — Намджун очень страшный человек. Бойся его, — добавил Чонгук с лёгким смешком, не думая, что эти слова могут кого-то утешить.       — Защитите меня, — взмолился Лоренцо, крупно содрогнувшись.       — Ты был нанят защищать меня, а не наоборот, — отмахнулся Чонгук с усмешкой, следя за действиями Намджуна.       Лоренцо пожал плечами и с сарказмом парировал:       — Ну а что поделать? С сегодняшнего дня я увольняюсь. Не хочу оказаться на месте этого бедняги.       Чонгук фыркнул и ударил Лоренцо по плечу.       — Ну уж нет.       — Тогда что мне делать? — спросил Лоренцо, поднимая руки в знак отчаяния.       — Я разберусь с Намджуном, — ответил Чонгук, слегка усмехаясь.       — Ты мой герой, — Лоренцо подмигнул.       — Пошёл ты, Лоренцо.              — За Вами хоть в ад.       — Ты определись «вы» или «ты», — Чонгук усмехнулся.       — Мне нравится Вас злить.       — Придурок, — пробормотал Чонгук с лёгкой обидой.       — Я угощаю.       — Мгм, — Чон наблюдал за тем, как Лоренцо весело подпрыгивает, зная, что скоро напьётся. Но внутри Чонгук чувствовал, что Лоренцо — светлая сторона всего этого. Единственный проблеск света в его жизни.       — Я защищу тебя, брат… — прошептал Чонгук про себя. — Меня подожди, оболтус!»       20:01. Частная больница Сеула.       Чонгук очнулся от сна с тяжёлым чувством в груди. Его глаза всё ещё оставались залитыми слезами, но было что-то иное в этом пробуждении.       Раньше, после таких снов, где он встречал Лоренцо, — ему было больно. С каждым пробуждением он чувствовал, как части его сердца рушатся, как тяжело осознавать, что его брат ушёл. Сколько ночей он просыпался, ощущая пустоту и тоску, разрывающую его на части. Эти сны оставляли след в его душе, глубоко запечатлевая горечь утраты.       Но сейчас всё было по-другому. Чонгук чувствовал не боль, а какую-то необыкновенную лёгкость. Это было как освобождение, как уверенность в том, что Лоренцо теперь в мире, где ему хорошо. Он знал, что на том свете его брат счастлив — свободен от всего, что было на Земле. И эта мысль приносила ему радость, которую он так давно не испытывал.       Он протёр глаза и посмотрел на часы — 8 вечера. Он встал, потянулся, но всё ещё ощущал тепло этих воспоминаний, как будто Лоренцо был рядом, хотя его не было. Теперь, вместо боли и тоски, сны о Лоренцо приносили ему утешение и свет.       Чонгук стоял у кровати Тэхёна, его взгляд скользил по родному лицу. Тэхён лежал неподвижно, его дыхание было ровным, но Чон всё равно ощущал, как пространство между ними тяжелеет.       Он подошёл ближе и аккуратно поправил одеяло, его пальцы едва касались ткани, будто он боялся нарушить хрупкость этого момента. Он не знал, как дальше быть и что делать. Он чувствовал, что всё внутри него сжимается, но не мог отвести взгляд.       Лучик был здесь, с ним. А это уже что-то.       Он отошёл к окну, откинул занавеску и немного приоткрыл окно, впуская прохладу ночного воздуха. Это было странное облегчение, но оно не прогоняло тревогу. Вдохнув воздух, он снова обернулся к Тэхёну и, несмотря на тишину, не мог не заговорить.       — Скучаю, — его голос был тихим, с оттенком грусти. — Я уже устал.       Он пытался шутить, надеясь, что эти слова как-то уменьшат тяжесть, которая сидела в его душе.       — Чимин до сих пор злится на Юнги, что тот скрывал, что у него есть девушка, — произнёс он с лёгкой усмешкой, но эта усмешка не была настоящей. — Я скучаю, Лучик. Всё это не имеет смысла без тебя.       Чонгук снова вздохнул, чувствуя, как его сердце болит от того, что слова не могут выразить всего, что он чувствует. Он встал, направляясь к двери, решив выйти, чтобы хоть немного проветриться. Но на полпути он остановился, будто что-то холодное и тяжёлое сжало его грудь.       — Тэхён… теперь сон — не отдых, а бегство от реальности. Хватит, — тихо сказал он, как будто обращаясь не только к Тэхёну, но и к себе, пытаясь вернуть баланс в свою душу.       Когда Чон вернулся в палату, то остановился, не в силах двигаться. Тэхён сидел на кровати, но… взгляд его был пустым, как будто весь мир лишился смысла. Его глаза не видели, не чувствовали, и Чонгук почувствовал, как слёзы начали лить через край. Они катились по щекам, и он не пытался их остановить.       В этот момент он почувствовал, как всё его существо покидает сила. Ему было страшно, потому что его Лучик был здесь, но не был живым. То чего Чон больше всего боялся — случилось.       Чон стоял, не двигаясь, смотреть на такого Тэхёна… пустого Тэхёна… было страшнее, чем любое физическое мучение. Он потерял его, потерял то, что было для него самым дорогим.       Но вдруг, как будто какой-то невидимый толчок привёл к жизни то, что казалось мёртвым. Тэхён моргнул, потом ещё раз. Это был не просто взгляд. Это было возвращение. Он посмотрел на Чонгука, и в его глазах появилась ясность, осознание. Словно он вынырнул из глубокой туманной пустоты.       Чонгук уже был не в силах сдерживать обуреваемые его эмоции. Он сделал шаг вперёд, его сердце разрывалось от счастья, а слёзы продолжали литься. Всё, что он чувствовал, было в этот момент невыразимо ярким.       Тэхён медленно, с усилием, произнёс:       — Чонгук?       Чонгук не мог сдержать свою радость. Он подбежал к Тэхёну, его сердце переполнялось. Он обнял его, сжимая в своих руках, чувствуя, как каждый вдох возвращает его к жизни, и в этот момент, стоя рядом с Тэхёном, Чонгук знал: всё будет хорошо.

«Я больше не вижу кошмары…»