Ray and Kookie

      12 марта. 12:23.       — Дяденька… — тихий голос эхом отдаётся от стен подвала, в котором Тэхён не имеет ни малейшего представления о том, как долго он здесь находится и что ждёт его впереди. Всё, в чём он уверен — это в своём всепоглощающем чувстве усталости. — Дяденька, — зов снова повторяется, и парень в конце концов открывает глаза.       Мрак. Безмолвие. И непроглядная тьма, протягивающая свои щупальца к лицу парня, стремясь поглотить его и увлечь в бездну страданий и безысходности.       — Да, Минхо? — слегка поворачивает голову в сторону мальчишки.       — Я хочу есть, — хрипит тот.       — Потерпи, малыш, мы скоро выберемся, — он сам не верит в то, что сказал. Сам не верит, что судьба может сжалиться над ним. Он уже не верит в её милосердие.       — Когда? — задаёт волнующий вопрос. Хочет узнать, когда наконец увидит маму и брата.       — Я не могу сказать точно, но думаю, скоро, — Тэхёну самому от себя и своего вранья тошно.       — Дяденька?       — Да?       — Можете повернуть лицо полностью ко мне?       — Зачем? — пусть вопрос и слетел с его губ, он со стоном переворачивается на бок, чтобы ребёнок смог увидеть лицо, искажённое болью и паникой настолько, что даже сам Ким побоялся бы посмотреть себе в глаза.       — Я узнаю Вас, — после продолжительного разглядывания говорит мальчик и ярко улыбается. — Вы приходили к нам…       — Да, — кивает Тэхён и сквозь боль улыбается в ответ. — Это был я, — а в голове всплывает непрошенная мысль, что именно из-за него мальчик оказался здесь. Если бы он не сунулся к семье Ли, возможно, он бы не сидел сейчас тут с Минхо и не страдал от удушающего чувства вины.       — Вы следователь, верно?       — Лучше сказать — психолог.       — Вау, — искренне удивляется мальчик. — Это круто.       — Смотря для кого, — ненадолго замолкает. — Как ты попал сюда?       Мальчик заметно грустнеет.              — После того как Вы ушли, спустя всего пару минут пришёл мой отец, а дальше, — Минхо закусывает губу. — Я ничего не помню… Даже не знаю, где мои брат и мама, — тихий всхлип. — Я хочу к маме и брату, — ещё один всхлип, а за ним ещё один, пока его не захлестнул неудержимый поток рыданий.       — Минхо, малыш, всё будет в порядке, — хрипит Тэхён и отчаянно стучит по прутьям. Как же ему хочется вырваться из этой могилы и спрятать ребёнка в своих объятиях. Как бы он хотел, чтобы это был просто кошмар.       Тэхён хочет обратно в Чикаго.       — Я хочу к маме! — завывает мальчик. — Отпустите меня к маме и брату! — колотит кулаками по решётке и набирает в лёгкие побольше воздуха, готовясь издать ещё один вопль.       Тэхён замирает, словно кипятком ошпаренный, когда до его острого слуха доносится скрип двери.       — Минхо, — шёпотом зовёт и машет рукой, чтобы мальчик обратил на него внимание. — Помолчи, малыш… Чш-ш, — прикладывает палец к губам, и мальчик замолкает, мгновенно успокаиваясь.       — Да, я знаю, что поймал не того, — голос Багула заставляет Тэхёна затаить дыхание, — но если я убью этого, тот мелкий будет страдать…       Ким хмурится, пытаясь уловить второй голос. У него были догадки, что Шиху работает не один, а с кем-то. Возможно, с тем, кто спас его в детстве… Парень теряется в догадках, но продолжает вслушиваться в голос мужчины и скрип лестницы под его тяжёлым шагом.       — Я хочу убить его морально, а потом насладиться тем, как он сам сведёт счёты с жизнью… Да, это лучшая смерть! — кричит Шиху, звуки шагов становятся ближе. — Я знаю, но они тоже сделали мне больно. Их я тоже должен убить… Так же, как и вас, — последнее предложение тонет в скрипе последней ступеньки, а потом шаги прекращаются.       Тэхён жмурится от вспышки света и замирает.       — Заждался? — улыбается Багул.       Ким распахивает глаза. Чонгук был прав, Багул марионетка — им управляет внутренний голос, и, по всей видимости, этот голос принадлежит его родителям. А это означает лишь одно — Багул представляет собой симбиоз двух видов: визионер и властолюбец. С такими людьми опасно иметь дело, поскольку их специфические черты, смешиваясь, представляют собой гораздо большую угрозу, нежели убийца, принадлежащий к одному виду.       Ситуация усложняется тем, что Багул также относится к организованному типу личности, в том числе и тем, что он на протяжении нескольких лет вёл расследование в отношении самого себя.       — Что ты задумал, Сан? — холодно спрашивает Тэхён, но сам не замечает, как его голос ломается под конец фразы.       — Игру, — расплывается в улыбке Шиху и делает шаг к парню. Он не смотрит на своего сына, что вцепился в прутья клетки мёртвой хваткой. Не обращает внимания на того, кого должен любить и беречь от этого злого мира.       Сан Шиху стал «злым миром» для своей семьи.       — Мы поиграем, Ким, — Сан подходит к клетке Тэхёна и достаёт из кармана ключ от замка. — Советую тебе не рыпаться, если не хочешь лицезреть их смерть раньше положенного, — пока он говорил, ни один мускул не дрогнул на его лице, затем он наклонился, чтобы открыть «гроб» Тэхёна.       — П-папа, — охрипшим от рыданий голосом зовёт Минхо, но тут же замолкает, на его глаза вновь наворачиваются слёзы, когда мужчина поворачивается к нему.       Раньше Шиху для Минхо был образцом для подражания, олицетворением того, на кого нужно равняться и уважать, даже несмотря на то, что мужчина был холоден к нему. Но рассказы Гома об отце и его величии были чем-то невероятным для маленького Минхо.       Однако всё изменилось в одночасье.       Стоило Минхо начать проявлять свою наивность в некоторых вещах, а в какой-то момент — это стало ключевым моментом для срыва отца — завести разговор о том, что он с братом хотел бы завести собаку, Сан Шиху проявил себя совершенно с другой стороны — как Багул.       Сан смотрит на сына с ледяным презрением, что режет Минхо без ножа. Его взгляд, некогда родной и тёплый, теперь пронизан жгучей ненавистью, что сжигает дотла.       Шиху делает шаг к клетке Минхо, но вдруг останавливается.       — Не трогай его! — кричит Тэхён, вцепившись мёртвой хваткой в ногу Багула. — Не смей! — сильнее сжимает ткань штанов в своих руках. Не обращает внимания на попытки Шиху вырваться.       — Ха! — усмехается Багул и волосы назад зачесывает. — Ещё рано, — одаривает сына сумасшедшим взглядом напоследок и хватает Тэхёна за волосы. Тянет за собой.       — Мгх, — мычит парень, когда боль от сломанной лодыжки пробегается по всему телу. Иглы боли отдают даже в голову. Сейчас всё тело Тэхёна — одна сплошная боль.       Ким кряхтит и стонет от невыносимой боли, когда они поднимаются по лестнице. Багул выводит его в гостиную, и парень жмурится, стараясь привыкнуть к тусклому освещению после долгих часов заточения в тёмном подвале. Внезапный прилив света вызывает острую боль в глазах, словно в них бросили щедрую порцию песка.       — Ты же знаешь, что они придут за мной, — полурычит Тэхён и матерится под нос в момент свободного падения на холодный деревянный пол.       — Двое из них уже тут, — усмехается Багул и приседает, чтобы поднять парня и усадить на стул. — Но они не смогут приблизиться, тут сотни ловушек, — поднимает безумные глаза. — Чтобы добраться до сюда, им потребуется, как минимум, час.       — Псих, — рычит парень и морщится, когда толстая верёвка обвивает левую лодыжку.       — Меня по-разному называли, но «психом» впервые, — улыбается, когда с руками и ногами покончено.       — Что ты хочешь от меня? Зачем тебе я?       — Чтобы помучить его, — широкий оскал расцветает на бледном лице. — Знаешь, после того, как я узнал в нём того мальца с пустым взглядом… Хм, меня осенило, что я не до конца сломал его. Ещё мелким, мне было интересно: каково это, сломать человека? — задумывается и опирается поясницей о стол позади себя. — Ещё тогда он был сломан, точнее, надломлен. Я был уверен, что смерть брата у него на глазах сведёт его с ума, но я ошибся…       «Я был прав», — Тэхён рвано вздыхает и опускает голову. Его догадки о том, что Чонгук ещё в период шести лет был сломлён какой-то ситуацией, а потом произошедшее и стало тем моментом, когда детская психика всё заблокировала, были верны. Психолог не рад тому, что его теория только что подтвердилась.       — Я наблюдал за тобой и мальцом, — лицо становится серьёзным, а в глазах мелькает толика искренней заинтересованности. — То, как ты изменился после его похищения. Кем стал и как мстил… У-у, ты буквально стал главным героем моих исследований. Так быстро измениться, стать хладнокровным убийцей — Демоном, — глаза загораются огнём сумасшествия. — Это было что-то! Но больше всего меня поразило то, насколько зависим он стал от тебя, — сощуривает глаза и слегка наклоняется вперёд. — Тогда-то я и понял, каким способом мне стоит его добить. Я забрал его родителей — он сломался, а когда убью тебя — он умрёт…       Тэхён цепенеет от ужаса. Багул прав, во всём, чёрт возьми, прав! Чонгук зависим от него на все сто процентов. Его пугает сила зависимости старшего, ведь тот не раз говорил и доказывал делом, что готов умереть для Тэхёна. Сам застрелится, только бы младший был доволен. Это пугало Кима, но он прекрасно знал, что не допустит такого. Не позволит Чонгуку закончить начатое ещё два года назад в их лофте.       Но Ким не учёл одного — в этом мире слишком много людей, которые горят желанием убить его, и он не ожидал, что такой человек появится так быстро. Беспардонно ворвётся в его жизнь… Вернётся из прошлого Чонгука.       — Но знаешь, чего я жду больше всего? — замолкает. Изучает каждую эмоцию на лице парня. То, как он хмурится, словно вот-вот заплачет. Взорвётся от одного только представления боли, что постигнет дорогого сердцу человека. — Я хотел бы увидеть, как он самолично пускает пулю себе в голову. Хотел бы стать свидетелем его сожжения в ненависти к себе за то, что не смог спасти тебя, — на лице никаких эмоций, даже намёка на них, лишь неестественно блестящие глаза, что ожидают представления. — Но это будет позже, — с досадой вздыхает. — Сейчас мы поиграем с его психикой.       — Что ты?.. — не понимает парень и, делая судорожные вдохи, наблюдает за мужчиной, что достаёт телефон из кармана джинс.       — Соскучился по любимому? — с отвращением на лице говорит. — Я дам тебе возможность поговорить с ним и даже увидеть, чтобы ты не думал, что я настолько псих, — криво усмехается и, набрав номер, ставит телефон перед Тэхёном, подперев его старым альбомом.       Тэхён морщится от тисков в груди и дышит через раз, потому что он увидит Чонгука. Он сможет на секунду утонуть в глазах любимого человека. Парень и правда мечтает увидеть своего «Гук-и», ведь тогда ему не будет страшно умереть.       Умереть?       Заслужил ли Чонгук пережить его смерть? Шиху не прост, и то, что он делает, имеет свой замысел. И он не о заботе о чувствах Чонгука и Тэхёна, а значит…       — Ты хочешь заставить его видеть мою боль, — говорит вслух, и Шиху не нужно подтверждать, потому что нож, который он достал из кобуры, говорит сам за себя. — Не надо, — шепчет. — Не делай этого с ним… Он не заслужил…       — А ты заслужил страдать из-за него? — становится сбоку от камеры, опираясь бедром о стол. — Ты заслужил ту боль, что он приносит тебе? Сколько в твоей жизни дерьма произошло? — наигранно вздыхает. — И это всё, иногда косвенно, но его вина.       — Такова наша любовь, делать друг другу больно, — горько усмехается. — Но я люблю его, — на этих словах его оглушает крик Чонгука, что доносится из динамиков телефона.       — Тэхён! — Чонгук не кричит. Нет, Доберман рычит. И нет в его голосе злости, лишь холодная ярость, что закипает с каждой секундой и готовится взорваться подобно вулкану.       — Чо-онгу-у-ук, — с больной улыбкой тянет Тэхён и не может нарадоваться тому, что видит любимого, а прошло всего-то несколько часов — для парня это время сродни пытке в холодных льдах, где не видно и проблеска света.       Ким и сам не понял, в какой момент Чонгук стал для него светом. Чем-то столь светлым, что прикоснись, и душа очистится от грехов.       — Я так тебя люблю, — продолжает улыбаться Тэхён.       Парню всё равно на Шиху, который надвигается на него. Ему тупо всё равно на то, что Багул водит кончиком ножа по его щеке. Не чувствует пореза возле глаза, он наслаждается моментом. Видит только Чонгука. Смотрит в чёрные глаза и осознаёт, что его любовь наконец принял свою тёмную сторону.       Тэхён прекрасно видит на экране не Чонгука, а Добермана. Осознает, что ради него Чонгук и Доберман заключили договор о примирении. Это так радует, что парень растягивает губы в мягкой улыбке, которая излучает всю нежность и любовь, что проявляется только в сторону Чона, и тихо, практически одними губами, только, чтобы он его услышал, шепчет:       — Можно, Доберман… Можно…       Тэхён не слышит ничего, он улавливает отрывки фраз Чонгука о том, что Тэхён не заслужил этого. Улавливает мольбы Чона о том, чтобы Багул отпустил его и убил Чонгука вместо Кима. Он не обращает внимания, он просто хочет забыться в Чонгуке и ничего не чувствовать.       А потом, невыносимая боль в правом бедре от острия ножа, что вонзился слишком резко и слишком глубоко. И единственные слова, которые он услышал от Багула, отчётливо, каждую буковку.       — Боль тебе к лицу, — усмехается Шиху и давит на рукоятку, проталкивая нож глубже, прямиком к артерии.       А потом тьма и лицо Чонгука, что вытатуировалась на внутренней части его век. Тот образ, с которым он не против умереть.

****

      — Знаешь…       Чонгук замирает от спазма в груди, смотрит на экран не моргая, но увидеть своего Лучика не даёт лицо Багула, который приблизился слишком близко, так, что Чон может увидеть искры безумства на дне его глаз.       — Твои родители и Одже не были запланированными жертвами. Их смерть — твоя вина, — замолкает, упивается болью, что расцветает на лице мужчины. — Если бы ты не убежал из кафе. Если бы не рассказал всё родителям. Может… Я бы убил только тебя?.. А может, оставил бы в живых? Ты же был не полноценным ещё тогда, — забивает очередной гвоздь в истерзанное сердце. — Но ты струсил, ещё и рассказал, что окно в кухне сломано. Ты… Ты, Чон Чонгук, виноват в смерти каждого члена своей семьи. Смерть Тэхёна тоже на твоей совести, Чонгук-и, — безумно улыбается и сбрасывает звонок.       Багул знал, на что давить. Знал, за какие ниточки дёргать, чтобы свести Чонгука с ума.       — Чонгук? — тихо зовёт Намджун, рискует сделать последний шаг к младшему, чтобы увидеть дрожащие руки, которыми тот сдавливает смартфон до отчётливо слышимого треска. — Чонгук? — снова зовёт по имени, но уже громче.       — Блять! — резко вскрикивает Доберман и бросает телефон в стену. От этого броска, что был только частью гнева и ярости, которые бурлят внутри, тот разлетелся на несколько частей.       Каждый из присутствующих всем телом вздрагивает, когда до слуха доносится рычание с явным проблеском отчаяния, что сжигает Чона изнутри.       Юна прикрывает рот ладонью, когда зоркий глаз замечает дорожки из слёз, что омывают щёки старшего, но тот утирает эту влагу рукавом чёрной худи.       Юнги наклоняется влево, когда возле его головы пролетает осколок от разбитой вазы, что Доберман запустил в стену.       Чимин и Джин прикрывают глаза и поджимают губы, когда Чонгук снова рычит.       — Все выйдите, — отдаёт приказ Намджун и хватает Юну за предплечье, потому что она вторая, кто находится слишком близко к урагану в виде Чонгука.       — Но он… — Джин делает попытку подойти к младшему, но сильная хватка на плече останавливает его.       — Доберман сдерживается, — кивает в сторону тяжело дышащего мужчины, что дёргает головой, чтобы стряхнуть наваждение, которое сбивает с толку…       «Чонгук-и» расковыряло старую рану и спустило в мясорубку.       — Ему нужно остаться одному, — шепчет Ким и тянет мужа на выход из кабинета. — Я тут, только позови, — обращается уже к Доберману и прикрывает дверь.       Как только щелчок замка заполняет коридор, движения и шум в кабинете стихают, а потом, спустя ничтожную минуту, за дверью раздаётся истошный вой раненого животного — крик, который вырывается из самой глубины души, словно последняя вспышка жизни. Доберман тоже может чувствовать. Ему тоже может быть больно.       Доберман тоже может плакать.       — Верните его! — воет он хриплым голосом и на колени падает. — Умоляю… Молю, верните мне Лучика…       Чонгук был сильно надломлен. Одно неверное движение — конец. Багул не осторожничал. Он не просто доломал Чонгука, отобрав у него последнее, он уничтожил его, раскрошив душу в порошок.

Помоги мне, пожалуйста. Я не боюсь умереть…