Ray and Kookie

      2025 год. 15 марта. 21:30.       — Сонмин, к Тэхёну, живо! — кричит Намджун, тут же падая на колени возле Чонгука. — Мелкий, ты как? — старший тянется к лицу младшего, даёт пару пощёчин, чтобы тот пришёл в себя. Его затуманенный взгляд и тяжёлое дыхание настораживают. — Ответь мне, или я ударю тебя кулаком.       — Да, — словно в трансе отвечает, покачиваясь со стороны в сторону.       — Что «да», Гук? Мне нужен ответ, блять. Как ты себя чувствуешь?!       — Тэхён! — Чонгука словно кипятком обливают.       Младший взлетает на ноги, неуклюже ковыляет в сторону Сонмина и Тэхёна, которого уже успели положить на носилки.       — Чонгук, ты как? — доктор замечает поплывший взгляд и расширенные зрачки, мигом отдаёт приказ помощнику: — Вколи ему нейтрализатор, удвой дозу. Ему больше дали, — кинув последний взгляд на Чона, возвращается к Тэхёну. — Тэхён, открой глаза, — хлещет по щекам.       — Т-тело горит, — бормочет Ким и пытается сглотнуть, но слюны во рту нет. Его сушит, а тело словно в агонии.       — Потерпи, мелкий, потерпи, — мягко улыбается, приглаживая влажные волосы. — Это от наркоты, сейчас лекарство подействует, — смотрит на наручные часы. — Пару минут, только потерпи, ещё немного, — умоляет парня, потому что видит, как тот мучается, но всё что он мог сделать — сделал. Теперь очередь за организмом Тэхёна. Дальше ему нужно бороться уже самостоятельно.       — Как он? — Чонгука сажают на какой-то небольшой разбитый ящик, чтобы не свалился, когда лекарство подействует в полной мере.       — С одной стороны — хорошо, что его накачали, — Сонмин снимает перчатки и нависает над Чоном, смотрит пристально, изучает его состояние. — Боль притуплена, думаю, всё будет хорошо, но я заберу его в больницу, там у меня больше возможностей, если не будет ничего страшного — перевезу в медотсек клуба. Чонгук, действие этих подавителей и нейролептика так быстро не пройдёт. У тебя могут появиться галлюцинации и частые головокружения с болями. Отлежись, пожалуйста.       — Да, — заторможенно кивает Чонгук и медленно поднимается на ноги. — Позаботься о нём, — подходит к Тэхёну, которого подготавливают для перевозки. — Прости, мой Лучик, не сберёг тебя, — целует руку и накрывает пледом.       И Тэхёна увозят на машине скорой помощи с мигалками, в сопровождении СиДжея и двух машин с Юнги и Хосоком, что расчищают путь.       — В пыточную их. Всех! — пустым взглядом на Сынмыка смотрит, и тот видит, как в чёрных глазах холодная ярость разгорается. Сожжёт всех и вся. И то будет взрыв века.       — Ты как? — Намджун сразу протягивает Чону бутылку с водой, когда тот медленно залезает на пассажирское сидение.       — Попускает, — вздыхает Чонгук и откручивает пробку. — Ты же специально отдал приказ не убивать, а лишь обезвредить, — он не спрашивает, а констатирует факт того, что сделал старший.       — Да, — быстро соглашается и заводит машину.       — Зачем? — смотрит боковым зрением и жадный глоток воды делает.       — Знал, что ты захочешь отомстить.       — И ты позволишь, — снова утверждение.       — Чонгук, — останавливает авто на выезде из территории фабрики. — Ты же знаешь.       — Только часть.       — Моего Сокджина, — вздыхает обречённо и голову на руль роняет. — Его хотят отобрать, и знаешь что, — выпрямляется и пристально смотрит на младшего. — Сочти меня слабаком, но я готов отдать Стаю, только бы моего любимого не трогали…       И Чонгук верит, потому что он так же любит Тэхёна. Для него нет жизни без своего Лучика на этой земле. Он сам умрёт и убьёт каждого, кто посмеет тронуть его драгоценность. Его Лучик. Всё в Тэхёне принадлежит ему: сердце, душа, тело, мысли. ВСЁ!       — Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы до этого не дошло. Чтобы мои родные, это касается и вас с Тэхёном, были в порядке. Я всю Азию в крови утоплю ради вас. Так что, — осматривает дорогу впереди и давит на газ, — я позволю тебе отомстить, потому что, будь на месте Тэхёна Сокджин, парочка из них уже были бы лишены конечностей.       — Я прощаю тебя, — искренне говорит младший, которого распирают непонятные эмоции. Слова старшего задели что-то внутри.       — Что?       — Блять, ты всё слышал. Хён, я всё ещё в ярости и не против хорошенько так вмазать тебе. Если не хочешь испортить возобновившиеся отношения — захлопнись.       Намджун хотел бы влепить знатную затрещину, а ещё лучше — прописать хук справа, но Чонгук прав, их отношения налаживаются, и он не хочет этого терять.       2025 год. 16 марта. 02:33. Клуб «Wild Flower».       — Ммм, хён, — Тэхён едва открывает глаза, тут же натыкаясь на обеспокоенный взгляд.       Чонгук нежно улыбается, убирая полотенце со лба младшего и снова окуная его в холодную воду.       — Давно ты меня так не называл, — выжимает полотенце и прижимает ко лбу Кима.       Тэхён сладостно мычит от того, что прохлада убирает, хоть немного, жар и ему становится хорошо. Очень хорошо.       — Могу называть тебя так чаще, хён, — едва шевелит губами, но Чон всё слышит.       — Жар всё ещё не спал, Лучик. Тебе нужно отдохнуть.       — Ты побудешь со мной? — тянет руку, но останавливается, сил нет…       — Пока что нет.       — Почему?       — Так надо, — гладит горячую щёку, и вина снова опутывает шею, душит. А монстр внутри кричит, что нужно отомстить, нужно заставить страдать обидчиков его сокровища. Уничтожить каждого, стереть с лица земли, чтобы никто потом даже не вспомнил их имён.       — Гу-ук, — мычит Тэхён, знает, что дальше произойдёт, но остановить Чонгука физически не может. Ким слишком слаб. Наркотик всё ещё в крови, а жар и раны добивают.       — Прости, — шепчет и на ноги поднимается, нужно уходить, потому что мольбы его Лучика заставляют отказаться от своей мести. Умоляют остаться и согреть в своих объятиях, спрятать и больше не выпускать.       Он это сделает, потом…       — Не выпускать его отсюда, — подходит к СиДжею, смотрит строго в глаза. — Провалишься — можешь попрощаться со Стаей и мизинцем. Понял?       А Соджун только теперь понял, почему этого человека называли безжалостным Доберманом… Как жаль, что он смог увидеть его при таких обстоятельствах…       — Да.       — Спасибо, — хлопает по плечу и выходит из палаты под хриплое мычание Тэхёна, что зовёт его.

***

      Приближающийся стук тяжёлых ботинок заставляет дрожать от страха, погружает всё тело в неконтролируемый ужас от грядущего кошмара, что вот-вот обрушится на провинившиеся души Мусона и его помощников.       Монстр ступает нарочито медленно, запугивая тем самым ещё сильнее, а гулкое эхо в подвале помогает ему усилить этот эффект. Эффект приближения неумолимой смерти.       Чонгук не надел тот самый бордовый костюм, чёрные сапоги и маску с очками. Сейчас он не Доберман, тот стоит в стороне и наблюдает за этим с оскалом на губах, потому что долго ждал этого. Подначивал того монстра, что родился до его появления, что всё это время сидел в клетке. Хомин создал первую трещину на её замке, а Мусон разбил его вдребезги.       Смерть уже совсем близка, и каждый в этой пыточной это осознаёт. Каждый знает, что после открытия двери — им придёт конец. Но есть и тот, кто не боится, смотрит прямо, не опуская глаз, не моля пощадить.       Именно для этого человека монстр устроит шоу. Но сначала разберётся с другими. Тот, кто нанёс первый удар Лучику, уже распят на стене и теперь не может остановиться верещать от пронизывающей конечности боли, молит снять его, слёзно просит прощения. Но разве его прощение обратит время вспять? Разве оно сможет вернуть Тэхёну спокойный сон?       Чонгук не появлялся в пыточной довольно долгое время. Это место изменилось. Столы и все инструменты покрылись пылью, множество ножей и прочий металл покрылись ржавчиной. Тут много коробок и огромный белый ковёр, что Джин выбросил из кабинета Намджуна. Это место использовали как склад, но монстр вернулся. Он снова окрасит это место кровью. Утопит стены в криках. Заполнит эту комнату в последних издыханиях тех, кто посмел тронуть самое драгоценное.       На лице Чонгука подобие улыбки, когда он открывает дверь — бешеный оскал, в глазах искры разгораются, превращаясь в пламя, что разгорается всё больше с каждой секундой. В руке его топор, конец которого повидал много жизней и каждый раз забирал их. Он в расслабленном жесте качает им в руке, наслаждаясь зрелищем, прекрасной картиной, которую создал, прибив чужие ладони к стене, раздробив кости на мелкие кусочки, чтобы пробить кафель.       — Тебе идет отчаяние, — голос — лезвие ножа, что режет каждого изнутри, заставляет давиться новой порцией страха.       — П-пощади… — хрипит и кровью плюётся, но его не слышат.       Монстр усмехается и качает головой, как тот только подумал, что его будут слушать. Нет, Чонгук каждому отомстит. Каждого накажет за его заслуги.       — Вам двоим это не понадобится, — смотрит на тех, что хотели тронуть его Лучика. Те, кто хотел очернить светлую душу драгоценного.       Сынмык помогал всё организовать. Он тот, кто знает настоящую личность Добермана, тот, кто с усладой наслаждался тем, как Чон подготавливал каждого к вершению мести.       Мужчины сидят, прикованные цепями к стене. Руки надёжно зафиксированы, а нижняя часть тела полностью обнажена.       Каждый получает за свой грех.       Монстр разворачивается к ведру, что заранее подготовил, и достаёт из него два больших куска сырого мяса. Склоняет голову к плечу, ухмыляясь, когда до одного из пленников доходит, что с ними будут делать.       — Открой клетку! — кричит он, а мученики вздрагивают.       Время застывает до того момента, как Чонгук присвистывает. Из коридора доносится рычание и скрежет длинных когтей о цемент.       Мусон округляет глаза, потому как первым замечает огромного пса, что заходит в пыточную, а за ним ещё один, поменьше. Он умный мужчина, поэтому сразу сложил два и два.       Чонгук трясёт куском мяса в воздухе, подзывая к себе двух четвероногих любимцев. Те виляют хвостами, вывалив языки и пуская слюни с крепких челюстей. Чёрный американский бандог лает на хозяина, торопит, чтобы тот скорее дал угощение, монстр усмехается, смотря на пса с предвкушением.       Цербер — личное творение Чонгука. Он отобрал щенка у одного владельца, который увлекался собачьими боями — пусть они и были запрещены, тот занимался их организацией долгое время — пока не пришёл Доберман и не прострелил голову. Остальных псов раздали, а этого он взял себе. Стало жаль, да и, в то время Бам сильно скучал, компания ему бы не помешала. Щенок был слишком слаб, но с помощью Чона, что выхаживал его и кормил с бутылочки — Цербер стал верным псом самого дьявола, преданно служил ему, как ни один человек на свете, повиновался, был верным другом…       Афродита — серая, сидит смирно у ведра и смотрит хозяину в глаза. Эта красотка пришла к Чонгуку вместе с Лоренцо, он забрал её у бывшего главы французской мафии. Когда Афродита попала в руки Чонгуку, она была совсем маленькой, только четыре месяца исполнилось. Её воспитанием занимался сам Лоренцо, она намного лучше Цербера. Эта собака не просто преданный товарищ и друг, она — ходячее оружие. Взрослее, умнее, кровожадней. Для неё был только один авторитет, но он умер. Сейчас ею занимается Сынмык, но даже его она не слушает. Так что, Чонгук не уверен, чем всё закончится, но уверен в одном, что бы ни случилось — Афродиту он останавливать не будет. Он позволит этой красотке насладиться человеческой плотью.       — Эти собаки, в основном, питаются кормом с добавками, но иногда, — бросает взгляд на Цербера, что трётся носом о бедро. Погладил бы, да руки заняты. — Я кормлю их человеческим мясом.       Чонгук осматривает каждого, кто наблюдает за ним, видит этот ужас в глазах, вперемешку с шоком и неверием. Думали, Доберман сумасшедший убийца? Нет, они ещё не знают, на что способен Чонгук. Предупреждение было, его не услышали, если бы они их просто похитили — обошлись бы быстрой смертью, но нет, понадеялись на Мусона, что знал Добермана. Знал, как его сломать. Сломать-то сломал, но не знал, чем это обернётся для него самого.       Всего в пыточной семеро. Один распят на стене. Мусон прикован цепями возле стола. Он не убежит, поскольку у него прострелены обе ноги и живот. Трое возле распятого. Все они связаны — ни сбежать, ни закрыть уши. От этого ужаса никуда не деться, можно только закрыть глаза, но крики и фантазия сделают своё дело.       Монстр подходит к двум, что не могут пошевелиться, потому как любое малейшее движение приносит невероятное количество боли. Присаживается меж разведённых ног одного, каждая из которых прибита к цементу огромными штырями. Он трясёт над ними куском мяса, заставляя Цербера прорычать, пока чужие глаза расширяются в ещё большем ужасе. Раздробленные кости лодыжек — никчёмная боль по сравнению с той, которую предстоит прочувствовать.       А может, это одинаковая боль, но Чонгуку пофиг, главное, что будут слышны крики и мольбы. Он будет наслаждаться этим, потому что каждый из них с упоением наслаждался испуганными глазами его Лучика. Довольствовались сопротивлением и ужасом, что окутывало хрупкое тело Лучика. За причинённые страдания Тэхёну, каждый поплатится жизнью, прочувствует на себе все девять кругов ада при жизни.       — Цербер, можно, — звучит команда, и Чон кладёт кусок мяса на пах первого.       Пёс тут же срывается с места и вгрызается в плоть.       Чонгук подходит ко второму, что уже успел обмочиться от воплей товарища, и делает то же самое.       — Афродита, можно, — ещё одна команда.       Красотка не срывается с места, как её младший брат, она неспешно поднимается на лапы и медленно, царапая когтями цемент, приближается к своей жертве. Смотрит прямиком в глаза и скалится, упиваясь страхом. Собаки очень хорошо его чувствуют, а Афродита лишь им и питается, по большей мере. Слюна капает на бедро второго, когда пёс оказывается возле его ног. Афродита медленно опускает голову, но глаза не отводит, продолжает следить за своей жертвой. Обнюхивает мясо и утробно рычит. Шершавый, горячий язык скользит по куску мяса, затем острые зубы хватают его, отбрасывая в сторону.       Второй вновь сталкивается с глазами своей смерти. Он готов поклясться, что увидел в её глазах человеческий гнев, обращенный на него. Перед тем как Афродита вгрызлась острыми клыками в его член, он понял, что участь его товарища на стене была намного лучше.       Пока псы разрывают плоть двоих, хозяин садится на стол, любуясь картиной, наслаждается криками. Вечность бы слушал. Псы разрывают ткань, игнорируя чужие вопли и судороги, разрывают чужую плоть, отгрызают куски и сладостно пережёвывают. Их челюсти сильные, их рычание запугивает, их ярость убивает.       Вопли длятся не долго, это расстраивает, монстр хотел дольше наслаждаться ими… Чонгук спрыгивает со стола и подходит к мужчинам; глаза обоих открыты, но не моргают.       — Цербер, Афродита, место, — отдаёт команду, и псы, облизнувшись, убежали из пыточной на своё место — в клетку.       Монстр не хочет прикасаться к этому мусору, поэтому заставляет другого, что сидел возле них, проверить пульс. Он развязал ему руку для этого.       Мертвы.       — Ха, — усмехается Чонгук, качая головой, опустив её вниз. Надо же, настолько слабы, что умерли от болевого шока.       Не выдержали боль?! Слабаки. Монстр столько всего для них приготовил. А они даже и части не выдержали, даже часть ужаса Лучика не прочувствовали.       В голове монстра что-то щёлкает. Ярость заполняет сознание, а на лице отображается холодное сумасшествие. Пуля в голову тому, кто проверял пульс, а после — лишь темнота перед глазами.       Тяжёлый металл топора крошит все кости, заливает пол и стены кровью. Пачкает серое худи Чонгука. Силы не заканчиваются, их становится только больше с каждым ударом, а в памяти проскакивают напуганные глаза любимого человека. Того, кто не заслужил ни капли того ужаса. Монстр видит это и с катушек слетает, дробя череп, пачкая всё вокруг брызгами крови. Этой ненависти так много, что она перекрывает все чувства, но в ещё большее безумие вгоняет осознание — Лучик пострадал по вине Чонгука. Именно из-за него его Лучик страдает всю свою жизнь. Все беды из-за Чонгука. В утопленную в гневе голову прилетает мысль — он не имеет права больше быть с ним после всего этого.       Чонгук кричит не своим голосом, пропитанным болью и виной, сожалением и отчаянием, безумием и скорбью. Он обезумел окончательно, ощутив и на своём лице чужую кровь.       Его самые тёплые и сильные чувства к Лучику, его любовь к этой драгоценности явили на свет монстра, что очнулся от спячки спустя десятилетия. Монстр защищает своё слишком отчаянно, озлобленно и бешено. Тот, кто дарил тепло, трепетно касался, лечил поцелуями шрамы и все раны, пострадал так сильно, что невозможно было выносить это.       В груди сдавливает так, что невыносимо… Сердце и душа разлетаются на миллионы осколков, топят внутренности в крови, заставляют Чонгука заходиться в кашле.       Топор падает на пол, прямиком в лужу крови, что залила собой всё помещение. Перед глазами воспоминания, флэшбеки, что крутятся на постоянной основе, не позволяя переключиться на что-то кроме ярости.       Его лицо покраснело, худи намокло, а взгляд… Он не человеческий, демонический. Каждого заберёт в ад. Утопит в крови всё, выпьет до капли. Остановит каждое сердце, никого не выпустит и не пожалеет. Добьёт в себе последнее человеческое, что у него было. Убьет «Гук-и» в себе, потому что он не сохранил, не спас, не уберёг…       «Гук-и» — ничтожество, слабак, никто!       Остались только двое. Насильники и ещё двое попали под топор, а тот, что был распят — умер от потери крови. Мусон и ещё один, что успел обмочиться и обрыгаться. Он ничего толком и не делал, даже не притрагивался к Лучику, но он был с ними, значит, и его душа попадёт в лапы монстру.       — Иди сюда, конченая тварь, — Чонгук хватает за волосы Мусона, того, кто тронул самое дорогое. — Участь отца тебя ничему не научила?! — тащит того в центр, который весь в крови. — Думал, сможешь что-то изменить?! Думал сломать меня?! — тянет за волосы, заставляя смотреть на себя, но не видит в глазах ужаса. — Думаешь, сможешь спастись? — рычит, держать в себя в руках нет возможности, потому что ярость топит. Швыряет мужчину в то, что осталось от насильников.       К этому человеку у него особая ненависть. Вся семья Ча портила жизнь Чонгуку и старшим. Все они принесли только неприятное послевкусие после себя. Но Мусон младший оставил после себя горький привкус крови и вины, что, Чонгук думал, давно исчез, но нет… Вина снова шагает в ногу с Чоном.       Чон знает младшего Мусона, наблюдал за ним иногда. Он сильно отличался от других. И после его поступков и образа жизни, с ним нельзя было быстро разобраться — нужно ломать его медленно, каждую кость и сухожилие ломать и уничтожать. Наблюдать за криками и мольбами, но все методы, что сейчас крутятся в голове, убьют слишком быстро. Эта смерть будет слишком простой для него.       В один момент на его лице появляется оскал, не предвещающий ничего хорошего. Монстр подходит к столу у стены и смотрит на инструменты. Ищет то, что принесёт неимоверную боль, но не убьёт быстро. Этим методом можно убить в нужный момент.       На телефон приходит сообщение от СиДжея, но он не обращает внимания, полностью погрузившись в месть.       — Ты же знаешь, через что проходят люди в моих руках? — искренне интересуется, ему важно знать ответ. Хочет насладиться страхом. Но ни ответа, ни страха нет. — Отвечай на вопрос! — пинает ботинком в плечо, заставляя упасть в месиво из тела одного из насильников и удариться головой. — Ты испытаешь все мои навыки на себе, — разозлён отсутствием ответа. — Первое, чему меня научил Намджун — снятие кожи.       Хочется измываться долго, чтобы тот прочувствовал каждый порез, каждое прикосновение скальпеля.       Ржавое, но острое лезвие скальпеля подносят к лицу, Мусон никак не реагирует. Чонгук играючи водит по коже, но не царапает, дразнит. Хочет уловить хотя бы намёк на страх. Мужчина даже не шевелится, смотрит в глаза монстра с презрением.       Чонгук плавным движением ведёт по скуле, вырезает небольшую литеру «П», чтобы начать медленно снимать кожу. Мусон жмурит глаза, но не кричит. Не показывает, как больно. Монстр снимает слой кожи и отбрасывает на пол, оставляя рану кровоточить. Руки чешутся провести по артерии, заставить утопиться в собственной крови, но он не может этого допустить. Мужчина крепко сжал зубы, и очень хочется сломать ему челюсть, раскрошить череп и сжечь, чтобы никто его не нашёл… Нельзя! Не сейчас. Но можно же избить!       Чонгук выбрасывает скальпель. Мощные, отточенные удары прилетают в чужое лицо раз за разом, украшая его ещё больше кровью и синяками. До ушей монстра доносится тихий скулёж, и он сразу останавливается усмехаясь. Не так уж и крепок…       Монстр берёт Мусона за ворот рубашки, не хочет испачкаться в его крови. Только не в его. Бросает возле стены, чтобы мог опираться на что-то. Подходит к столу и берёт топор. Замах, и тяжёлый металл бьёт прямо по коленной чашечке, дробя её, потому что топор старый и не столь острый.       Мусон издаёт болезненное длительное мычание, не позволяя услышать крик, который так и хочет вырваться из груди.       Ничего, Чонгук дождётся.       — Не закричишь? — присаживается на корточки, смотрит в глаза. Склоняет голову к плечу, наблюдая за тяжёлым дыханием, касается ноги, заставляя собраться влагу в уголках глаз. — Больно? — с наигранной заботой спрашивает. — Скучно, — по-детски дует губы и поднимается на ноги. Берёт пистолет и выпускает всю обойму по ногам Мусона.       Лишь один короткий вскрик вырывается из горла мужчины. Чонгук хмыкает. Ничего, пусть он немного отдохнёт, а сейчас нужно поиграть с последним.       — Знаешь, — подходит к последнему выжившему и склоняет голову к плечу. Считывает эмоции. Тот боится. В ужасе… — Ты умрёшь быстрой смертью, раз ничего столь плохого не сделал. Над тобой я сжалюсь, — поднимается на ноги и подходит к столу, оборачивается спиной, чтобы перезарядить пистолет. — Наверное, — хмыкает.       Монстр виляет бёдрами, напевая какую-то мелодию, что любил Лучик. Он чувствует лёгкое спокойствие, ведь он близится к завершению мести… Но в груди ещё болит и дерёт, но он старается отбросить это ощущение. Не сейчас.       Чонгук берёт пистолет в правую руку и, развернувшись, наводит на последнего. Смотрит в глаза.       Звук выстрела заполняет пыточную, а затем вопль последнего глушит Чона.       — Промазал, — качает головой.       Ещё выстрел. Из живота последнего льётся кровь, и Чонгук наслаждается его муками.       — Блять, что это со мной? — наигранно расстраивается.       Чонгук направляет пистолет на плечо…       — Стой! — кричит Мусон, монстр медленно оборачивается. — Пощади его, убей быстрее, — отводит глаза. — Подари брату быструю смерть…       Пыточная погружается в тишину, даже последний затих, никто не кричит и, кажется, не дышит. Чонгук округляет глаза, начинает смеяться, наполняя комнату диким, ненормальным смехом, хлопает в ладони.       — Ахуеть, — резко разворачивается и стреляет в торс, ранение не несёт смертельной угрозы, но тот всё равно умрёт, потому что Чонгук попал в артерию.       Всё затягивается на несколько часов, потому что Мусон заслужил страдать, заслужил наблюдать за смертью брата.

      ***

             — Не… — последний всё ещё жив, всё ещё дышит, как и Мусон. — Не трогай брата! — вскрикивает и сразу замолкает.       Выстрел. Чонгук стреляет в голову того, что осталось от Мусона.       «— Не трогай брата…»       Знакомый голос проносится в голове, и Чонгук валится на колени, падает в лужу крови.       — Агрх, блять, — мычит Чонгук и голову окровавленными ладонями накрывает.       «— Не трогай моего брата. Пощади его… Убей меня…»       Голос, наполненный ужасом и отчаянием, бьёт Чонгука в голову, тот хрипит. Бьёт себя по голове, но ничего не получается, голос лишь громче становится. А на фоне рыдания и всхлипы женщины появляются.       «— Гук-а, — зовёт женский голос. — Солнышко, закрой глаза…»       «— Отпусти моего брата! — снова этот голос. — Меня… Меня убей!»       Громкий грохот заставляет Чонгука вздрогнуть и поднять голову.       Он… Тот, кто убил его семью. Чонгук отчётливо видит его силуэт. Всё, до малейшей детали. Нож в его руке, шрам на левом запястье, но лицо… Только чёрное пятно.       — Чонгук?       Мужчина поднимается на ноги и хватает топор с пола.       — Чонгук, это я!       — Это ты… Ты сделал это со мной! Ты, ублюдок, убил всю мою семью. Ты убил моего брата! — наступает на «убийцу», сильнее сжимая топор в руке.       — Чонгук, это я, Тэхён, успокойся.       — Я убью тебя! — замахивается Чонгук, но не успевает даже опустить топор, как точный удар в челюсть моментально вырубает его, и тот валится в лужу крови.       — Какого хера только что произошло?! — кричит Намджун, помогая подняться Тэхёну, что чуть ли не полз в эту пыточную. Все силы ушли на то, чтобы вырубить СиДжея.       — Последствие лекарств, но что это было? — Тэхён бросает взгляд на кровавое месиво и отворачивается, подавляя тошноту. Это уже слишком.       — Почему он вспомнил о старшем брате? Что случилось? Это из-за Хомина? — сыпет вопросами Намджун.       — Нет, хён, похоже, Чонгук вспомнил часть своего детства. Похоже, он вспомнил, как умерли его родители.

Не буди спящую "собаку".