Ray and Kookie

      6 марта 2025 год. 16:45       Рейс: Чикаго — Сеул.       Мужчина, стараясь не сильно шуметь, вытаскивает планшет из рук спящего Тэхёна. Парень последние два дня плохо спал из-за всяких проблем с документами, касающихся бизнеса, и того, что в сильно сжатые сроки нужно было найти человека, кому он мог доверить его, потому что СиДжей отправился в Корею вместе с парой. Так что, как только самолёт набрал нужную высоту, он быстро отключился за проверкой документов, присланных Хосоком.       Чон поправляет плед, лучше укрывая рядом спящего паренька, и медленно поднимается с кресла, чтобы пойти в отдалённый закуток VIP-класса. Да, в этом классе только они трое.       Соджуна тоже сморил этот нелёгкий путь, он уснул спустя несколько минут после младшего, а к Чонгуку Морфей так и не приходил. Так что мужчина решает скоротать время за скроллингом новостей в Интернете.       Чон усаживается в дальнем кресле, ближе к кабине пилотов, и, поставив ноги на специальную подставку, достаёт планшет. Что ж, он думал, что Тэхён изучал документы, присланные Хосоком, на самом деле парень читал отзывы о картинах Анонима с инициалами «RК».       Мужчина открывает вкладку с отзывами и сводит брови от количества комментариев…

      «Я посетил аукцион, где продавалась самая ожидаемая картина Анонима. Она так долго была на удержании, но, к сожалению, мне так и не удалось заполучить её…»

      «Картина «Красные глаза леса» зацепила меня своей таинственностью и эмоциями, что в себе таит. Для кого-то это просто цвета да мазки кистей, но я вижу то, что Аноним пытался показать нам… Я могу с уверенностью сказать, что в этой картине полно боли и отчаяния. Думаю, человек, который нарисовал её, страдал от психического расстройства или пережил губительное событие. Тут ещё о многом можно поговорить, но эта картина стоит потраченных на неё двадцати тысяч долларов…»

      — Так вот кто её купил, — Чонгук переходит в профиль пользователя и совсем незаметно усмехается. — Уилл Джонс, не знал, что Вы таким занимаетесь…       Да, Чонгук прекрасно знает, кто это такой. Как не узнать известного психиатра в Чикаго, который за короткое время смог открыть свою собственную клинику, что занимает первое место в Америке? И Чон даже не удивлён, что именно этот человек купил её. Картину, что была закончена только в тот момент, когда он смог оправиться после пережитого. Именно этот человек понял, что скрывается в ней. Вся пережитая боль и тот чёрный силуэт, что пусть не так часто, но всё ещё преследует его в кошмарах.       За последнее время Чонгук много картин нарисовал, но самая первая, которую он начал, когда ещё проходил лечение — «Красные глаза леса», — вобрала в себя всю боль Чона, его ужасные кошмары, отчаяние, страхи и чувство предательства.       «Красные глаза леса» — прекрасно описывает состояние Чонгука в те времена.       — Гу-ук, — сонный бархатный голос заставляет мужчину оторваться от перечитывания отзывов и поднять глаза на своего Лучика.       — Почему ты проснулся? — мягко спрашивает Чон и откладывает планшет на столик, поднимается на ноги, чтобы побыстрее подойти к мягкому Лучику и обнять его. — Я тебя разбудил? — обнимает парня за плечи, заставляя положить голову себе на плечо.       — Стало холодно от твоего отсутствия, — бубнит парень и прикрывает глаза.       — Ты же знаешь, что это манипуляция, — улыбается и берёт горячую ладонь в свои руки. — Лжец, ты горишь.       — Зато ты снова рядом, — спокойно отвечает Ким и поудобнее укладывается на крепком плече. — Мне спокойней от осознания, что ты рядом.       — И всегда буду, ведь я принадлежу тебе, — целует в макушку и глаза прикрывает.       — Как и я тебе, — в полудрёме шепчет Ким и снова проваливается в сон.       А пилот объявляет о том, что лететь ещё шесть часов, пять из которых «Гук-и» и «Лучик» проведут в объятиях друг друга.       7 марта. 02:23       Сеул. Лофт Чон Чонгука.       — Нет, это не так. Чонгук, опусти пистолет.       Чонгук замечает, как Тэхён подходит всё ближе, ещё немного и он доберётся до него, тогда он не сможет закончить начатое. Но сделать это на глазах Лучика… Нет, Чонгук к такому не готов.       — Дай мне это сделать, Тэхён, — слёзы не остановить, они просто текут градом. Губы дрожат, как и всё тело. — Дай мне убить себя. Просто уйди, я не могу сделать это у тебя на глазах…       — Чонгук, я готов умереть за тебя, — шепчет Тэхён. — Но сможешь ли ты жить ради меня?       — Не смогу, — шепчет в ответ, делает глубокий вдох, будто собирается нырнуть, и закрывает глаза.       Чонгук жмёт на курок, но после того момента, как его с силой толкают. Он не понимает, что происходит, даже глаза не открывает. Выстрел был, но где пуля нашла своё пристанище — мужчине не интересно.       Чон, не открывая глаз, снова опускает палец на курок, но нежная рука, что касается его мокрой от слёз щеки, заставляет приоткрыть глаза, чтобы в следующий момент Чон выпустил холодный металл из своих рук.       — Н-не… Не делай этого, Чонгук, — хрипит Тэхён, а по губам алая жидкость стекает. Окрашивает бледные уста и ползёт на шею. — Умоляю, не дел… — силы вконец покидают парня, и он падает на колени, шипит от мелькнувшей боли и валится на бок, но Чонгук не даёт ему удариться снова, хватая его обессиленное тело в свои объятия.       — Лучик, — глотает слёзы и убирает мокрые пряди с лица, гладит бледные щёки и смотрит в янтарные глаза, которые покидает жизнь. — Нет, нет, не уходи… Прости…       — Ничего, Гук, — кроваво улыбается и накрывает своей холодной ладонью руку Чона у себя на груди, где биение сердца еле слышится.       — Господи, нужно… Нужно скорую, — Чонгук не рискует посмотреть на то алое пятно на груди парня.       Пуля пронзила грудную клетку, в нескольких миллиметрах от сердца, но даже этого хватило, чтобы Тэхён наконец смог отдохнуть.       — Я люблю тебя, Чонгук… Всегда, — посмертная улыбка застывает на лице Тэхёна, а мёртвые глаза, направленные на Чона, медленно закрываются.       Чонгук собственными руками убил того, кого любил…       — Тэхён! — вскакивает Чонгук и загнанно дышит, прикладывает дрожащую ладонь к груди, где бешено бьётся сердце.       Когда левая рука натыкается на тепло сбоку, Чонгук наконец полностью успокаивается.       Кошмар.       Это снова тот кошмар, что мучает его уже долгое время.       Кошмар, где Чонгук убивает Тэхёна своими же руками.       04:44       — Мгх, — Тэхён переворачивается на спину и, распластавшись на манер звёздочки, открывает глаза, натыкаясь на чёрный потолок, освещённый тусклой диодной лентой.       Ким и забыл, когда последний раз засыпал с полностью выключенным светом.       На улице понемногу начинает светать. Скоро восход солнца. Первое утро спустя практически два года, как они с Чонгуком покинули этот лофт. Покинули эту страну. Но судьба такая интересная барышня, снова привела их в Корею.       Ещё в самолете Тэхён задавался волнующим его сердце вопросом: «Тут закончатся их страдания, или им снова придётся пережить переломный момент, который окончательно добьёт их?»       Парень шарит ладонью по холодным простыням и тяжко вздыхает.       — Опять, — сонно хрипит и, дёрнув ногой, резко садится в постели.       Практически каждую ночь Чонгук просыпается от кошмара. Засыпать снова у него не было сил, поэтому в Чикаго спускался в бассейн, реже в спортзал, потому что Тэхён устал каждый раз обрабатывать сбитые в кровь костяшки. А Чонгуку было больно видеть грусть в янтарных глазах.       Ким поднимается с постели, набрасывает на голый торс, что покрыт нескончаемым количеством шрамов, серую кофту, поднятую с пола. Перед тем как подойти к лестнице, прихватывает дорожную аптечку, которую и собирал для таких случаев.       Чудес не бывает. Чонгук так легко излечиться не мог.       Увы.       Ким тихо ступает по лестнице босыми ногами, чтобы не разбудить спящего СиДжея, хотя его сон только ядерным взрывом можно прервать. Ну, после смены часового пояса — уж точно.       Как и ожидалось, Чонгук боксирует на лоджии. Чёрные спортивные штаны красиво сидят на бёдрах, если бы не шнурок на поясе, Ким смог бы увидеть резинку от Calvin Klein. Полностью голый торс заставляет парня дёрнуть головой, дабы сбить наваждение. Чонгук полностью вернулся в свою форму, стал даже больше, чем был до этого. Да, Киму нравится, но не радует тот факт, как именно эта форма создавалась.       Чонгук тренируется каждый вечер, чтобы заснуть. Иногда тренировки бывают и утром, для того, чтобы согнать злость.       Кожа сексуально блестит от пота. Небольшой свет на лоджии, словно в астрале, освещает силуэт Чона и делает его ещё желаннее.       Да, в сексуальном плане есть свои проблемы, о которых никто из этих двоих не рискует начать разговор. Тэхён не хочет наседать и показаться извращенцем. А Чонгук не знает, как подойти к этому разговору.       Если взять в общем, секса у них нет ровно с того момента, как всё пошло под откос. Были тщетные попытки петтинга. Пару раз и минет присутствовал, но дальше этого не заходили.       Тэхён тихо закрывает за собой дверь на лоджию и, поставив аптечку на небольшой стол, опирается плечом о стену, скрещивая руки на груди.       Чонгук правда великолепен. Все его удары несут за собой смертельную опасность. Каждый удар точно рассчитан и предвиден на несколько шагов вперёд. Техника безупречная, как и сила, с которой бьют. Груша не успевает дойти даже до середины, как снова наносится удар с огромной силой, и та отлетает в противоположную сторону, а бедное крепление натужно скрипит от того, что скоро слетит к чертям.       Скорость бешеная, парень даже не успевает вдох сделать, а Чон уже пробивает тройной. Мышцы красиво напрягаются под кожей. Видно каждую деталь, от чего кадык младшего заинтересованно дёргается.       Ким наблюдает за тем, как Чонгук жмурит глаза и начинает наносить беспорядочные удары. Всё — это значит, что старший разошёлся. Мысли съедают его с большей силой.       — Хватит, — бархат ударяет по ушам Чонгука, и он, как под контролем, резко останавливается и уходит в сторону, когда груша летит на него.       — Ничто не изматывает меня так сильно, как мои мысли, — поднимает усталые глаза, что спрятаны за белыми прядями, и склоняет тяжёлую голову.       — Ох, Гук, — только и говорит Тэхён. Давно понял, что в такие моменты не нужно разговоров — просто прижать к себе и подарить чувство безопасности. — Иди ко мне, — шепчет и садится на тот самый деревянный диван, что повидал множество тёплых вечеров.       Чонгук, едва перебирая босыми ступнями, подходит к парню и садится возле него, сразу положив голову на плечо младшего.       Тэхён, закусив губу от вида окровавленных бинтов на костяшках, начинает аккуратно разматывать сначала правую, а потом и левую руку.       Чонгук даже не дёргается, когда младший поливает сбитые костяшки перекисью, лишь прижимается ближе, трётся щекой о приятную ткань и сладко мычит, когда Тэхён дует на раны.       А Тэхён ещё раз убеждается, что не может быть ничего интимнее, чем видеть за холодом мягкость, показанную только тебе.       Когда с обработкой ран покончено, а пластыри наклеены на особо огромные царапины, Чонгук, поддавшись моменту и слабости, которая настигает только в присутствии младшего, снова, как и всегда, ложится головой на колени своего Лучика.       — Ты обещал, что сны, где мы вместе и всё хорошо, превратятся в реальность. Ты забыл, что кошмары тоже могут стать реальностью, — на грани сна шепчет Чонгук и зарывается носом в ткань на животе парня.       — Мы пройдём и это, Чонгук. Посмотри, как далеко мы зашли, — поднимает взгляд на только проснувшееся солнце, что начинает понемногу освещать тихие улицы Сеула. — Да, пусть остались отголоски, но мы прошли такой длинный путь. Ещё немного. Дай себе и нам время. Всё наладится, — наклоняется и целует старшего в висок, а тот снова трётся носом, словно щенок. — Постарайся ещё немного поспать.       — А ты? — обнимает руками талию.       — А я буду беречь тебя от кошмаров.       И Тэхён не соврал, Чонгук проспит ещё два часа на коленях своего Лучика, полностью избавившись от кошмаров, пусть и оставшись без снов. Зато чувство безопасности не покидает его до тех пор, пока Сеул полностью не оживает и не начинает шуметь по-своему прекрасно.       А Ким нежно гладит белые волосы и вспоминал момент, когда увидел Чонгука разбитым в первый раз.       2013 год. 25 ноября.       — Никогда больше не делай этого! — кричит Чонгук и, несмотря на своё злое лицо, нежно перематывает пострадавшее предплечье младшего.       Чонгук сглупил. Жёстко проебался, когда для «посвящения в дела Стаи» потянул мелкого на сделку.       Кто знал, что на парня захотят напасть? Кто знал, что юноша, не думая о себе, будет защищать Чонгука?!       — Что? — дрожит Тэхён и продолжает осматриваться в ожидании очередного нападения со стороны членов другой банды.       — Не пытайся спасти меня, — сквозь зубы говорит Чон и завязывает узел. — Не жертвуй своей безопасностью и здоровьем ради меня. Никогда, пообещай, — поднимает чёрные глаза, что тонут за отчаянием и страхом.       Тэхён сглатывает и тупит взгляд. Он никогда не видел старшего таким. Никогда не видел Чонгука напуганным. Нет, не так. Разбитым.       — Что ты…       — Блять, скажи, что обещаешь! — падает на колени, но руку юноши держит, боится отпустить и осознать, что Тэхёна ранили не в предплечье. Боится осознать, что это его сумасшедшие галлюцинации.       — Нет, — мотает головой и опускается следом. Тянет руку к его щеке. — Я сделал бы это ещё раз.       — Зачем? — сжимает ладонь юноши и прижимается лбом к его плечу. — Зачем ты это делаешь?       — Потому что люблю тебя, — неуверенно отвечает.       — Не надо, не люби меня… Если с тобой что-то случится, я не смогу без тебя… Я не хочу, чтобы ты умер. Не хочу видеть твою смерть. Не хочу жить в этом дебильном мире без тебя… Я не вынесу, — хрипит, а Тэхён ощущает влагу на своём плече.       — Гук-и? — пытается поднять голову старшего, но тот сам поднимается на ноги, чем пугает юношу.       — Лоренцо, уведи его, — отдаёт приказ до этого тихо стоявшему охраннику.       Мужчина кланяется и подходит к Тэхёну, берёт его за целое предплечье, тянет в сторону машины.       — Что? — младший пытается вырваться, но охранник сильнее. Юноша для него — пустышка.       — Уходи, я тебе сказал! — Чон не смотрит на Тэхёна, вместо этого съедает глазами того, кто ранил Кима.       — Чонгук, что ты собираешься… — младший понимает, что Чон собирается делать, и ему страшно…       — Лучше тебе не знать этого, — старший всё же смотрит на Тэхёна, а тот слабеет в руках Лоренцо.       — Пошли, Тэ.       Тэхён впервые увидел Чона таким напуганным. И Тэхён в последний раз видел взгляд Добермана, направленный на себя. Это въелось ему в память до конца жизни.       2025 год. 7 марта. Набережная. 07:23       Чонгук глушит мотор внедорожника и, положив дрожащие руки на руль, прикрывает глаза.       Ему нужно было приехать сюда. Нужно было повидаться с тем, благодаря кому он всё ещё жив. С тем, кто всё ещё открытой раной мучает его сердце.       Утром Чонгук отправил Тэхёна одного в клуб. Сейчас он не готов со всеми увидеться. Он попросил сказать только одно: где развеяли прах Лоренцо.       Может, это всё неправда? Может, это всё кошмар Чонгука, и он сейчас очнётся? Может, он отключился там, в баре, а Лоренцо, как добрый друг, позволил ему отоспаться, пока сам драл ту красивую девчонку в туалете?       Может?       Нет, это реальность. Реальность, где Чонгук сломан. Где Лоренцо мёртв, и ничто не будет как прежде.       Мужчина смотрит в зеркало заднего вида и мягко прикрывает глаза. Всё же Тэхён послал за ним слежку в виде СиДжея. Ничего, Чонгук понимает его волнение, поэтому оставит это без внимания. Ведь Лучик волнуется. Лучику можно.       Чонгук берёт цветы, что купил по дороге, и неуверенно вылезает из машины. Спасибо связям Кимов — машину доставили сегодня утром. Серый внедорожник, практически такой же, что был у Чона раньше.       В мыслях это выглядело проще, а вот в реальности заставить себя сделать шаг по направлению к тому каменистому берегу — трудно.       Мужчина поворачивает голову вправо и натыкается на изучающий взгляд Соджуна. Тот, понимая, что его заметили, кланяется Чонгуку и снова опирается поясницей о капот чёрного BMW.       Чон делает один неуверенный шаг, затем ещё один. Два. Несколько… Когда на глаза попадается тот камень, на котором чёрными буквами написано «In your family's memory», букет красных пионов ложится возле этой надписи, а Чонгук пальцем проводит по буквам.       — Привет, брат, — тихо начинает Чон и опускается на одно колено. Смотрит на надпись и сводит брови к переносице, потому что больно. Потому что сердце жжёт. — Знаю, что поздно пришёл. Нужно было сделать это раньше, ты не заслужил того, чтобы о тебе забыли… Как там тебе? Не холодно? Надеюсь, что ты счастлив. Вместе с женой. Ты заслужил счастье спустя столько времени. Я… — Чонгук замолкает, потому что боль ещё больше разрастается.       Эмоции, словно лезвия, мучают его тело, полосуют сердце, оставляя новые раны, что с каждым вдохом становятся больше, а кровь не останавливается. Это даже сердцем уже и не назовёшь — кровавое месиво.       — Ты не дожил четыре дня, Лоренцо. Ты не дожил четыре грёбаных дня до своего сорокалетия. Ты пропустил пятый день рождения Кэтрин. Ты должен был жить, чёрт тебя возьми! — убирает холодной рукой слезу, что вырвалась из его глаза.       Сколько же Чонгук не ощущал этой влаги на щеках и жжения в глазах? Годы?       — Не переживай, Кимы заботятся о Кэтти, — мягко улыбается. — Она так подросла. Когда я увидел её фотографии — понял, что это будущая сердцеедка. Но не бойся, я защищу её. Никто не посмеет тронуть эту принцессу. Я не позволю тронуть твою кровь.       Чонгук всё ещё не может представить свою жизнь без него, без Лоренцо. Он скучает, ему не хватает всех этих разговоров, совместных дел, где они защищают спины друг друга. Чонгук скучает по тем моментам, когда он жил. Когда все дорогие люди были рядом. Жизнь кажется не такой плохой, когда есть вторая половинка, что ведёт за руку к свету. Где есть «старший брат», что в нужный момент забьёт на то, что он должен быть жёстким охранником; просто похлопает по спине и скажет: «Не парься, мелкий, прорвёмся». Где не было предательства со стороны тех, кто вырастил…       — Знаешь, брат, когда я был в том состоянии… Даже после переезда в Америку у меня была депрессия и всё такое, — отмахивается, потому что Лоренцо заслуживает услышать только хорошее. Но этого «хорошего» нет. — Но Тэхён вцепился в меня, как пиявка, не отлипал ни на секунду. Всегда был со мной. Молчал, не показывался, но был со мной, и знаешь, — поднимает взгляд на волнующуюся воду. — Это помогло. Как же я его люблю. Я помню твои слова о нём: «Он сделает тебя счастливым…» Ты не ошибся, Лоренцо. Как и всегда, ты не ошибся. Я скучаю, брат. Я так по тебе скучаю, чёрт!       Чон простоит на морозе ещё три часа. Всё это время будет смотреть на буквы и рассказывать о том, что безумно скучает. И ещё два часа он будет верить в то, что это просто его кошмар.       Отель пять звёзд. 19:55       — Хватит! — ворчит Юна и бьёт ладонью по мокрой спине Чимина. — Поставь меня на ноги, несносный ты обалдуй! — пытается всеми силами вырваться из крепких рук парня, а тот только ухмыляется и шлёпает голые ягодицы.       — Бомбочка! — радостно хихикает Пак и вместе с девушкой на плече падает в бассейн.       Проходит несколько секунд, как Юна выныривает и сразу накидывается на парня, снова толкает его под воду, а тот лишь сильнее смеётся и прижимает ту к себе за талию.       — Моя проказница, — нежно улыбается и чмокает в щёку. Целует каждый миллиметр любимого лица, а самый трепетный поцелуй оставляет на свежем пирсинге в брови.       — Несносный, — бурчит Юна и обнимает парня за шею. — Спасибо, — улыбается. — Спасибо, что научил плавать.       — Я же обещал, — пожимает плечами. — Пусть и с опозданием, — несёт свою ношу к бортику и сажает на него. — Я люблю тебя, — кладёт ладони на оголённые бедра, на которых пальцами ощущаются мелкие шрамики. Но он не обращает внимания. Они прошли этот период.       Теперь всё хорошо?       — Ты знаешь, что Чонгук приехал? — начинает он издалека.       — Знаю, — грустно кивает.       — И как ты себя чувствуешь?       — Правду?... Мне чертовски страшно, я даже рада, что Тэ-оппа попросил не встречать их, — поглаживает руки Чимина у себя на бёдрах. — Я не знаю, как пройдёт наша встреча. Боюсь, что он продолжает ненавидеть меня. И знаешь, — поднимает мокрые глаза. — Я не виню его, потому что сама себя ненавижу, — бросает взгляд на недавно заживший шрам от лезвия.       — Но он же простил тебя, — целует тот самый шрам.       — Это были только слова, — смотрит на вечерний Сеул сквозь панорамное окно. — Мы не знаем, что творится внутри него… Это только слова…

Не плачь над пролитым молоком.