Ray and Kookie

      2025 год. 3 марта. 05:55. США, Чикаго.       Пляж. Жаркое, но не палящее солнце, прохладная водичка, горячие девчонки и бесплатная выпивка. Что ещё нужно для счастья?       Верно — самый лучший…       — Нам-урод-Вонгиль…       Где-то на этом моменте, в котором парень получает самый лучший минет в своей жизни, его вырывает из сна голос Тэхёна, что находится на последней стадии, когда ярость полностью захлёстывает его разум и тогда берегитесь все, кому не повезёт попасть под его горячую руку.       — Сука ты ненадежная…       Первый удар, стопроцентно заставляющий Вонгиля открыть глаза, приходится по рёбрам.       — Где Чонгук?!       Второй удар, большей силы, достаётся брюшной полости.       Парень мычит от боли, что заполняет его торс, но расслабиться не дают; Тэхён со всей дури бьёт по лицу подушкой. В этот момент Вонгиль, забыв о собственной наготе, взлетает с постели и предстаёт перед злым Кимом в чём мать родила.       — Прикройся, блять! — Тэхён насильно заставляет себя выдохнуть и кидает в бывшего лучшего друга его же спальные штаны.       — Ты же понимаешь, что я могу засудить тебя за избиение? — сонным голосом хрипит Нам и, чуть не рухнув мордой в пол, надевает штаны.       — Если доживёшь до этого, — поднимает глаза, полные холодной жестокости.       Вонгиль ещё в первую встречу, когда Тэхён приехал вместе со своим парнем, понял, что бы ни случилось с Кимом в Корее — это изменило его. И увы, эти изменения пошли в плохую сторону… Даже так, что бы это ни было — оно убило всякое сострадание и человечность в Ким Тэхёне.       Янтарные глаза, что каждый раз пронзают душу и выворачивают органы наружу, с нежностью и теплом смотрят только в пустые, лишённые эмоций, чёрные глаза.       — Чонгук в своей комнате, — сглатывает вязкую слюну и отводит взгляд от пронзительного напротив. Он и так с трудом согласился присмотреть за старшим. — Рисует, наверное.       — Его там нет, — Тэхён закатывает глаза и подходит к окну, откуда открывается хороший обзор на солнце, которое только-только думает просыпаться.       — Значит, в спортзале, или плавает, — не сдаётся Вонгиль.       Ну что он сделает, если вчера набухался в слюни и отключился сразу, как голова коснулась подушки?       Чонгук же не ребёнок, что с ним может случиться?       — Вонгиль, — звук скрежета зубов заполняет огромную гостиную.       — Ну что?! — вскакивает на ноги и руками разводит в стороны, отворачивая голову, когда Ким пытается поймать его взгляд.       Честно? Вонгиль боится Тэхёна. Потому что эти глаза повидали много смерти, и увы, много душ было отобрано этими руками.       — Где, блять, Чонгук? — напирает Ким и подходит ближе к парню. Прожигает янтарными глазами синеволосого. — Я тебя как нормального человека попросил присмотреть за ним неделю, — тяжело вздыхает и запускает пятерню в кудрявые волосы, оттягивая их у корней. — А ты даже на такое не способен, безнадёжный осёл!       — Чего ты сразу оскорбляешь? — обиженно мямлит. — Может, он побегать пошёл.       — Убью когда-нибудь, — обессиленно прикрывает глаза, выдохнув, берёт ключи от квартиры и подходит к двери. — Когда мы вернёмся, тебя тут быть не должно, иначе, — ловит взгляд Вонгиля и буравит того своими полными жестокости и хладнокровия глазами. — Я тебя точно убью.       И Вонгиль верит, потому что этот Тэхён и капли не напоминает прошлого тихого и спокойного парня, что любил тишину и пасту. Ценил своё личное пространство и одевался по классике. Никогда не заморачивался над одеждой, выбирая только капсулы. Обожал выходить гулять вечером, заходить в какую-то случайную кафешку и брать латте с арахисовым сиропом.       Нет, это больше не Тэхён, что смотрел сейчас своими янтарными глазами, в которых пусть и была отстранённость, но с близкими были «лучиком» света.       Теперь это Ким Тэхён, что носит только чёрное; свободные штаны, практически всегда карго, и объёмные толстовки. Иногда позволяет себе надевать костюмы. Имеет подкаченное тело, на которое все, и даже Вонгиль, пускают слюни, потому что это противозаконно так выглядеть.       Теперь это Тэхён, что отпустил волосы и чаще завязывает их в пучок на затылке. Тэхён, у которого тело покрыто множеством шрамов. Тэхён, что ночью исчезает по непонятным делам. Тэхён, что скуп на эмоции с остальными.       Ким Тэхён, нежность и тепло которого обращены только на одного человека, которому понятие эмоций — чуждо.       Ким Тэхён остался в Корее 18 июля 2023 года, когда Чонгук позвонил, чтобы попрощаться.       Больше того Лучика нет. Есть только новая версия — Демон.       Тэхён выходит на улицу, его лицо сразу кутает в морозные объятия уличная прохлада. Что ж, Тэхён уже и позабыл, что это такое — ощущать что-то. Нет, с ним всё в порядке, просто слишком много всего навалилось на него, что нет времени даже на такую мелочь, как погода. А за последние две недели эта ситуация лишь ухудшилась.       — Господин?       Тэхён выныривает из собственных мыслей и переводит взгляд на человека сбоку.       — СиДжей, — вздыхает он и наблюдает за тем, как пар из его рта теряется в пространстве. — Отследи, пожалуйста, кулон Чонгука, — смотрит на мужчину и слегка улыбается, когда тот закатывает глаза и кидает ему куртку, которую он благополучно забыл, когда вылетал из автомобиля, узнав, что Чонгук покинул комплекс в районе трёх часов ночи.       — Ждите, — отчеканивает мужчина и идёт обратно в машину, оставив Кима стоять на морозе.       Тэхён времени не теряет; достаёт из кармана куртки пачку сигарет, любезно оставленную Соджуном, ведь тот знает, что он не может без никотина.       Пак Соджун — СиДжей, такая кличка у него была в Америке — мужчина тридцати одного года. Тоже кореец по национальности, но уже вот как десять лет живёт в Чикаго, помогает управлять наркобизнесом Кимов. И уже практически два года занимает должность правой руки Тэхёна, который как раз и занял должность главы наркобизнеса в Чикаго.       СиДжей сразу приглянулся Тэхёну, а после совместной попойки, когда у парня был очередной тяжёлый день — Чонгук схватил приступ, они стали ближе, чем «босс» и «его правая рука». Соджун жизнь готов ради Тэхёна отдать. Причина? Просто чувствует, что этот человек для него как младший брат. Вот так просто, встретил и понял, что он его младший брат. К тому же, Сокджин лично попросил присмотреть за Тэхёном, а кто такой Соджун, чтобы отказывать в просьбе дяди?       Вот так, без малого два года, Тэхён и СиДжей работают рука об руку. Как два друга. Как два брата.       Знаете, Тэхён понял, какого было Чонгуку и Лоренцо. Теперь он понимает их чувства.       Ким выдыхает дым, слегка вздёрнув подбородок, и прикрывает глаза, когда новая волна морозного ветра решает пощекотать его кожу.       — Демон, — зовёт СиДжей и подходит к младшему. — Чонгук в километре отсюда, — протягивает планшет. — Уже час как сидит там.       — Набережная, — облегчённо вздыхает. — И как я не догадался? — мотает головой и глаза потирает. — Я пойду за ним, а ты свяжись с Хосок-хёном, скажи, что я дам ему ответ к утру.       — Понял, — кланяется СиДжей и, забрав планшет, возвращается в машину.       А Тэхён, выбросив окурок, засовывает холодные руки в карманы куртки и медленным шагом направляется в сторону набережной.       К тому, без кого его сердце даже биться не хочет.       Ха, какое же это странное ощущение, когда собственное сердце тебе уже не принадлежит.       Набережная. 6:20       — Что делаешь? — Тэхён подходит к сгорбленной фигуре, что сидит на краю причала свесив ноги и смотрит в даль озера. Наклоняется и целует в блондинистую макушку.       И почему Тэхён сам не догадался, что Чонгук пошёл сюда, поскольку старший когда-то заикнулся, что здесь, на причале, чувствует себя спокойно.       — Тону, — тихо отвечает Чонгук и хлопает ладонью возле себя.       Тэхён садится возле Чона и тянет того на себя, чтобы тот лёг спиной на его грудь. Затем тянется к правой руке, что покоится на животе мужчины, и сплетает с ним свои пальцы.       — Я испугался, — спокойно произносит, и нет в его голосе обвинения или упрёка, только нежность и любовь.       Только друг с другом они могут открывать свою душу и делиться эмоциями.       Хватит!       Больше они не позволят другим протянуть свои грязные когти к единственному светлому, что у них осталось.       — Прости, — шепчет Чонгук и сжимает пальцы Тэхёна, пряча их руки в кармане толстовки.       — Ничего, — мягко улыбается и зарывается носом в сожжённые краской волосы.       «Нужно обновить корни», — про себя замечает и себе же самому кивает.       — Ты в порядке?       — Да, — ложь. — Вышел на пробежку, а потом меня привлекли они, — показывает левой рукой в сторону лебединой семьи. — Они такие… Красивые?       — Ага, — заворожённо смотрит на семейство. — Сколько их?       — Пятеро.       — Но я вижу только четырёх…       — Один у матери на спине. Самый маленький, — грустно вздыхает и сжимает руку Кима в кармане.       А Тэхён приглядывается, и правда — один детёныш сидит у мамы на спине. Слабый, маленький. Скорее всего больной…       — Он скоро умрёт, — тихо произносит Чонгук. — Он родился с дефектом лап. Ещё несколько месяцев, и она заберёт его. Поэтому мать и возит его на спине. Пытается продлить жизнь. Знает, что если отпустит — он умрёт быстрее, — говорит пустым голосом и прикрывает глаза, поудобней размещаясь на груди своего Лучика.       — Чонгук, — спустя паузу зовёт Тэхён и обнимает Чона второй рукой, прижимая к себе поближе. Почему-то слова о смерти малыша заставляют его вспомнить об одном инциденте два года назад. О том моменте, когда Тэхён мог потерять Чона по своей же вине.       — М-м?       — Почему ты мне это говоришь? — Тэхён смотрит на белую макушку и губу закусывает.       Чонгук уже пришёл в себя… В хоть какое-то нормальное состояние, ещё полгода назад — так сказал доктор. Галлюцинации больше не мучают, осталась только парасомния. Иногда она набирает обороты, и приступы сильно мучают Чонгука. Бывали случаи, когда приходилось вызывать СиДжея для помощи, потому что Чон вернул свою форму, и Тэхён не может самостоятельно усмирить старшего. Иногда СиДжей ночевал у них, в особо сложные дни.       Иногда Чонгука мучают вспышки агрессии, с которыми помогают бороться Тэхён и некоторые препараты, но и таблетки больше не дают должного эффекта.       Можно сказать только одно — Чонгук не тот, кем был раньше.       Намного закрытый, чем был до похищения. Мало улыбается. Потух, словно одинокая спичка на одиноком морозном «празднике».       Тэхён правда пытался что-то с этим сделать, но как бы не старался… Чон противится.       Нет смысла спасать утопающего, если он сам отпускает твою руку.       Нет, между ними всё хорошо. Ещё есть та любовь, поцелуи… Но когда Тэхён заглядывает в чёрные глаза, что стали для него личным сортом наркотика — видит только боль. И пусть она хорошо спрятана бетонными стенами, Ким чувствует её. Знает, что у Чонгука до сих пор болит. И он ничего не может с этим сделать. Потому что это по силу только самому Чону.       Но Тэхён не перестанет пытаться. Никогда. Костьми ляжет, но вернёт Чонгуку свет, что ведёт вперёд.       Чонгук ничего не отвечает, только поднимается и поворачивает голову к парню, смотрит пристально, словно дементор, только высасывает из него не эмоции, а секреты…       — Куда ты уезжал? — властным голосом спрашивает и, расцепив их пальцы, тянется правой рукой к щеке парня.       — Я же говорил тебе, — придушенно отвечает и отворачивается, но ладонь на щеке к себе поворачивает, а когда чужой указательный палец касается татуировки за ухом, парень теряется. — У-у м-меня была работа в Нью-Йорке, — говорит заикающе и, сдавшись, закрывает глаза.       — Я взломал твой телефон, — добивает.       — Ха-а, — выдыхает. — Чёрт, нафига только научил?...       — Мне повторить вопрос, или всё же ответишь нормально? — поглаживает татуировку и бросает практически незаметную ухмылку, когда чувствует дрожь младшего.       У Чонгука тоже татуировка, они сделали их, когда официально заключили брак, благо в Америке разрешены однополые союзы.       У Тэхёна — Kookie. А у Чонгука — Ray. Их прозвища, что стали одним целым со своими обладателями.       Такие дорогие сердцу «Гук-и» и «Лучик».       — В Сеуле появился новый серийный, — всё же сдаётся Ким и открывает глаза, смотрит в чёрные глаза, где маячит нежность. Маленькая капля в огромном океане пустоты.       — Хосок не справляется с моей работой?       — Там что-то серьёзное. Очень серьёзное, он выбирает…       — Тэхён, я же вижу, что ты скрываешь больше, — мягко говорит и продолжает гладить щёку, задевая тату. — Скажи. М-м?       — Чонгук, — борется с собой, потому что сложно выдержать этот напор. Чонгук даже не представляет, насколько сильное влияние имеет над Тэхёном, но… Как же Ким боится сделать больно своими словами.       — Говори.       — Этот убийца давно промышляет. Мы нашли много схожих убийств многолетней давности…       — К чему ты? — хмурится Чонгук.       — Гук, — кладёт ладонь на щёку мужчины, а Чонгук, как слепой котёнок, льнёт без раздумий, глаза прикрывает. — Он убивал семейные пары… одними из его жертв были…       — Мои родители?       — Ты знал? — дрогнувшим голосом спрашивает и отстраняется от старшего.       — Нет, — мотает головой. — Но твои глаза всё говорят за тебя, — улыбается мягко и болезненно.       А Тэхён не может. Внутри фейерверки взрываются. Как редко он видит эту улыбку. Как бы он хотел её чаще видеть.       Парень переводит большой палец на нижнюю губу старшего, слегка надавливает, а потом приближается и целует. Мягко, со всей любовью, на которую способен. Со всеми чувствами, что предназначены лишь Чону.       Отстраняется и утыкается лбом в плечо старшего. А Чон, чувствуя подавленность младшего, утешающе поглаживает по спине, прижимая к себе крепче.       — Я не хочу, чтобы ты снова сломался. Я боюсь… мы так долго шли к этому…       — Уже нечего ломать, — с иронией говорит, потому что нет, не осталось даже малой части, которую ещё можно сломать.       Всё разбито. Но если кто-то отберёт у него Тэхёна — Чонгук умрёт. Он где-то читал, что можно умереть от разбитого сердца.       Если Лучика отберут — сердце Чонгука разобьётся.       — Я соберу тебя по кусочкам.       — Мы летим в Корею? — спрашивает Чон.       — Если ты хочешь, — поломано отвечает парень, тычась носом в тёплую грудь старшего.       — Я хочу разобраться, почему мои родители умерли, и что с ними на самом деле случилось, — смотрит своими пустыми глазами на красоту восходящего солнца. — Но я не смогу без тебя, Лучик.       И пусть Тэхён таковым себя больше не смеет называть, но с уст Чонгука это прозвище даёт надежду на то, что он всё ещё может вернуть себе звание «луча света» для Чонгука.       Когда-нибудь, спустя несколько лет, Тэхён с гордостью сможет сказать, что он «Лучик».       Когда-нибудь, но не сейчас, пока его руки по локоть в крови, и она не прекращает окрашивать собой светлую кожу парня.       Частный центр психологической помощи. 13:45       — Так Вы уезжаете навсегда? — мужчина в тёмно-синих брюках и белой рубашке, поверх которой накинут белый халат, поднимается на ноги и подходит к дивану, напротив которого сидит Чонгук.       — Нет, — мотает головой и мнёт пальцы в кармане толстовки. Пусть он так себя успокаивает, но доктор всё видит и записывает в личное дело Чона. — Думаю, нет. Нужно помочь семье в одном деле.<i>       — <i>Уверены, что справитесь с этим? — мужчина средних лет склоняет голову на бок, по-доброму улыбаясь.       — Да, — твёрдо отвечает и внутри хвалит себя за чудесную актёрскую игру.       — Как Ваше состояние?       — Всё так же, — неловко пожимает плечами. Чонгуку всё ещё тяжело говорить о своих чувствах и о себе в целом. — Только вот… эмоции? — поднимает растерянный взгляд.       — Что с ними?       — Я словно потерял способность испытывать некоторые эмоции, на все сто процентов, — хмурится, пытаясь глубже копнуть в собственные ощущения. Добраться до корня проблемы. Ведь знает, что путь к исцелению — разговор.       — Насколько Вы их испытываете сейчас?       — Если это хорошие эмоции — меньше, чем тридцать процентов.       — А плохие?       — Больше, — кусает щёку изнутри.       — Насколько? — не сдаётся доктор и делает пометки в блокноте.       — Плохие эмоции всегда побеждают меня. Практически сто процентов.       — Как это происходит?       — К примеру, когда меня раздражает шум на улице: дети, мотор машин или мотоцикла, мне хочется прекратить это любым способом, — скрипит зубами, когда вспоминает, какие это мучительные страдания. Внутри всё разрывает от того, что хочется прекратить мучения, но мозг понимает — это всего лишь смех детей. И на это Чонгук остро реагирует.       Это его вина, что так к этому относится.       — Ликвидировать?       — Да, — резко отвечает и в тот же момент прикрывает рот ладонью, когда осознаёт, что ляпнул. — Ой, то есть…       — Нет, Чонгук, это нормально, — мягко улыбается. — Так как я знаю о Вас всё, это для Вас нормально. Не забывайте, что «Доберман» всё ещё существует и иногда хочет выйти наружу.       — Да, помню, — фыркает. — Как тут забыть?       — Ну, а по поводу эмоций, — закрывает блокнот и кладёт его на скрещённые ноги. — У Вас алекситимия, она вызвана от лечения препаратами.       — Что это такое? — хмурит брови и наклоняется вперёд, с интересом наблюдая за тем, как доктор достаёт рисунок и показывает его Чону.       — Алекситимия, по-простому — затруднение понимания, передачи и описания своих эмоций. То, что для человека просто: показать свою радость, счастье, для Вас — трудно. Она бывает разная. Полное отсутствие способности испытывать эмоции как у Вас, — трёт подбородок. — Я думаю, из-за того, что «Доберман» всё ещё часть Вас, он и контролирует Ваши эмоции, даёт свободу только негативным. Это нормально, включая тот факт, что препараты, которые вызвали эту болезнь, помогли Вам справиться с последствиями вертиго, но у всего есть побочные эффекты, — разводит руки в стороны. — Препараты подлечили Ваше сознание, но испоганили эмоциональную составляющую. Но это лучший исход, как по мне. Вы сильный, смогли пройти всё это и выздороветь, пусть и с такими последствиями.       — Да, — запоздало кивает и отводит взгляд в сторону, на огромное панорамное окно, что выходит в сад.       — Я вижу, Вас ещё что-то волнует. Не поделитесь?       — Есть кое-что, — кивает, заостряя внимание на пролетающей птице.       — Это как-то связано с Тэхёном?       — Ага…       Набережная. 18:56.       — Ты слышишь меня, Чонгук? — Тэхён заправляет выбившуюся прядь за ухо и мягко улыбается от того, как заторможено моргает Чон.       Мужчина всё ещё принимает некоторые препараты, после принятия которых похож на вечно сонного щенка, которому нужно тепло и внимание.       — Да, слышу, — кивает и удобнее устраивается на плече Кима. — Продолжай говорить, я наслаждаюсь твоим голосом и слушаю твоё дыхание. Так что, продолжай…       — Ты умрёшь за меня? — тихо, дрогнувшим голосом спрашивает и наблюдает за волнующейся водой.       Вечером на пристани людно, но они сидят на территории, куда вход только по пропускам, а так как яхты тут только Стаи — они одни.       — Я вложу пистолет в твою ладонь и позволю выстрелить, — сонно отвечает и сжимает руку парня в своей ладони.       — Чонгук.       — М-м?       — А будешь ли ты жить для меня?       Чонгук открывает глаза и смотрит на красный диск уходящего солнца. Наблюдает, словно заколдованный, за красотой «смерти» этого прекрасного явления, что завтра вновь возродится, и утыкается лбом в плечо Тэхёна, прерывисто выдыхая.       — Я попробую, — тихо шепчет в толстовку.       — Так мы едем домой?       — Хм, — усмехается. — Какой же ты глупый, Лучик, — поднимает голову и чмокает парня в щёку. — Я уже дома.       «Пожалуйста, живи для меня», — молит Тэхён и кладёт руку на плечи мужчины, крепче прижимая к себе.

Дом — это не всегда четыре стены, иногда это янтарные глаза и тёмные кудряшки.