Погасите фонари

— Знаешь, Шарль… То, что вы здесь называете жарой, это сущая ерунда. Вот на Сицилии летом жара, а здесь — пф — это для меня как прогулка под лёгким, прохладным океанским бризом. Понимаешь, о чём я? Шарль улыбнулся и молча пожал плечами. Фабрицио намыливался домой. Весь такой довольный. Ещё бы! Дома его ждала любящая жена и какая-нибудь сносная итальянская стряпня. Шарль даже чуточку завидовал Фабу. По-доброму, конечно. Мысль о том, что ему самому, в конце концов, придётся вернуться домой, вгоняла в тоску. Пьер не спрашивал почему Шарль стал появляться там всё реже, а порой и только ближе к ночи. Вместо вопросов он просто сам старался дольше пропадать в гараже, брать больше заказов и травить себя автомобильной краской сильнее обычного. Чувство вины перед ним, как давно открытая бутылка с шампанским, медленно выдыхалось, но всё ещё плескалось. Иногда. Расстаться с ним Шарль тоже не мог. Он даже не знал, как начать этот разговор и как к нему подвести, поэтому каждый раз откладывал. Да и реакцию Пьера было сложно предугадать. Что он может выкинуть? Шарль ощущал, как эта линия замкнулась. Видимо, щадящего варианта в их случае попросту не существовало. — До завтра, Шарль, — махнул ему Фаб, распахивая заднюю дверь своей машины и намереваясь забросить туда небольшую, но объемную чёрную сумку. — Мне ещё нужно заехать к боссу, отдать ему его долю за месяц. Жена сегодня, как назло, готовит моего любимого цыплёнка, а я вынужден опоздать. — Он вздохнул. — Хочешь, я отвезу? — бухнул Шарль. Вопрос прозвучал громче, чем должен был. Фабрицио на секунду задумался, точно сомневаясь, можно ли доверить Шарлю крупную сумму. — Уверен? — Ага, — кивнул Леклер, ощущая, как его сердце забилось быстрее. И вовсе не от тревоги за деньги, он знал, что довезёт их в сохранности, а от долгожданной возможности увидеться с Максом. Как долго они не виделись с того вечера? Две недели? Месяц? Шарля начало мелко потряхивать. Точно ребенка, который с минуты на минуту ждал появления Санты с кучей подарков. — Ладно, — расслабился Фаб, передавая ему сумку. — Только не спусти в казино. А то Макс нам головы отвернет. — Можешь быть уверен во мне. Противнее всего в этот момент для Шарля была эта идиотская улыбка на собственном лице. Фаб не заметил ничего необычного в реакции парня. Пожалуй, отчасти он был доволен тем, что сбагрил Шарлю лишнюю работу. Рванув на запах своего чёртового цыплёнка, он спокойно оставил Леклера с сумкой, туго набитой деньгами. Что могут ощущать люди, везущие кругленькую сумму? Соблазн украсть её? Внезапный зуд в левой руке? Шило в заднице и неспособность спокойно сидеть на месте, когда рядом такие суммы? Шарля не тревожило ничего из этого. Ему было максимально плевать, сколько денег пряталось в этой сумке. Они были лишь предлогом. Долгожданным предлогом встретиться с Максом. Парень мог бы прикарманить оказавшиеся в его лапах доллары, и свалить куда-нибудь, как это сделал его бывший начальник. Но Леклера не интересовали доллары, его интересовал Ферстаппен. Не украв эти деньги, он в каком-то смысле платил за их свидание, и, судя по весу сумки, весьма дорого. Эта мысль показалась Шарлю немного забавной. Фабрицио сообщил, что Ферстаппен собирался проторчать сегодня в спортзале примерно до вечера. Он узнал это, когда звонил ему с утра, чтобы договориться о передаче денег. Шарль вдруг подумал, что тоже хотел бы звонить Ферстаппену. Время от времени. Просто, чтобы поговорить, услышать его голос. Но у него не было номера Макса. А смелости на то, чтобы попросить, не было и вовсе. Авто Ферстаппена стояло именно там, где указал Фаб. У Шарля была мысль подождать босса у его машины, но чёрт знает, сколько придется ждать. Кроме того, задание передать деньги в короткие сроки никто не отменял. Первой, кого Шарль обнаружил, войдя в здание, была темноволосая девушка за стойкой. Не отрывая взгляда от модного журнала, она лениво пробубнила ему сквозь зажатую в зубах сигарету: — Сегодня закрыты. — Я к мистеру Ферстаппену, — сообщил Шарль. Подняв на него недовольный взгляд, девушка ответила: — Что в сумке? — Деньги, — просто бросил парень. Но брюнетка не удивилась. Кажется, она и не такое в своей жизни повидала. — Если есть оружие, клади сюда. — Она потушила сигарету в пепельнице и постучала освободившейся ладонью по стойке. — Нет оружия, — соврал Шарль. То ли голос его выдал, то ли интуиция девушки сработала чётко, но спустя мгновение из-под стола на Шарля ловко выглянула двустволка. — Не вынуждай меня обыскивать тебя до трусов. С этой дамой были шутки плохи. Шарль отдал ей кольт на временное хранение, после чего ему указали на коридор по правую сторону. Поначалу коридор был пуст, но вскоре Леклер услышал одинокие глухие удары. В здании было предельно тихо, поэтому те звучали весьма отчётливо даже издалека. Не долго думая, Шарль пошёл на звук. Макс самозабвенно дубасил боксёрскую грушу. Под шумные выдохи кулаки в ярко-синих перчатках поочередно вколачивались в пошатывающийся кожаный снаряд. Его волосы, обычно аккуратно зализанные в причёску, теперь растрепались, а несколько прядей прилипли к вспотевшему лбу. Никаких дурацких костюмов, только свободные бесформенные штаны и майка, демонстрирующая огромный кривой шрам, тянущийся от самой шеи. К слову, майка демонстрировала не только шрам. Шарль замер у входа в зал и немного подышал, тщась собраться с мыслями. По дороге он репетировал разговор, по крайней мере его начало. Но теперь понял, что заготовленная речь потерялась там же — где-то по дороге. В один момент Макс перестал бить грушу, и неловко вытерев лоб, бросил взгляд в сторону, где стоял Шарль. Заметив парня, он помахал ему рукой в перчатке и приветливо улыбнулся. — Чарли, привет. — Лениво толкнув грушу, он подошёл к Леклеру. — Давно не виделись, как поживаешь? — Освободив правую руку от перчатки, он протянул её Шарлю. Тот пожал мокрую горячую ладонь. — Ты здесь один? — спросил Шарль, бегло осматривая зал. — Ага. — Макс кивнул. — В другие дни здесь занимаются ребята дона Росси, но сегодня мой день. В своё время я прошу максимального одиночества. — Извини, что нарушил его. — К тебе это не относится, тебе я рад всегда. Как ты вообще? С каким вопросом наведался? Что-то случилось или пожаловаться на кого хотел? — Нет. Я вот, — Шарль показал ему чёрную сумку — деньги привёз. У Фаба сегодня наметились кое-какие дела… — Цыплёнок? — почему-то сразу догадался Макс. — Ну, да, — с чуть виноватой улыбкой сознался Шарль. Но Ферстаппен, судя по спокойному выражению лица, на Фабрицио не рассердился. — Так и думал. Ну, что ж, отлично, оставь сумку здесь. Макс снял вторую перчатку и, дождавшись, когда Шарль избавился от ноши, вручил обе перчатки ему. — Хочешь побоксировать? Леклер собирался отказаться, но Ферстаппен уже направился к подоконнику, на котором лежала пара тренерских «лап» и, всунув в них ладони, вернулся к парню. — Давай с правой, — приказал он, когда Шарль с видимой неохотой надел на себя эти огненные шары — внутри перчаток Ферстаппена было жарко, как в аду. Шарль вяло ударил в плоскую «лапу», на что Макс состроил кислую мину. — Сильнее. И Шарль ударил сильнее. Рука Ферстаппена характерно отпружинила, а сам Макс удовлетворенно закивал. Парень принялся работать более увлеченно, и в какой-то момент это даже начало нравиться. У Шарля неплохо выходило, особенно когда ему удавалось не пялиться на бицепсы и прочие прелести хорошо подтянутого тела напротив. — Кстати, Фабрицио тебя хвалил, говорил, ты неплохо справляешься, — заявил Макс, когда удары Шарля приобрели чёткий ритм. — Вроде. — Леклер ударил в правую «лапу». — Можешь говорить мне, если будут какие-то проблемы. — Я справлюсь. — В левую. — Или если что-то будет нужно. — Хорошо, но пока всё в норме. — Снова в правую. В следующий выпад рука Шарля с непривычки и быстро наступившей усталости дрогнула, отчего удар пришёлся едва ли не по лицу его новоявленного тренер. — Боже, извини! — Порядок, — засмеялся шарахнувшийся от неожиданной атаки Ферстаппен. Шарль опустил руки и устало их потряс. — Слушай, Макс, я хотел тебе кое-что сказать, на самом деле. Можно, да? — Разумеется, — ответил Макс, стягивая перчатки с его вспотевших кулаков, а после относя всю боксёрскую амуницию на место. — Помнишь, ты однажды предлагал поужинать с тобой? Я ещё тогда отказался. На его слова Макс задумчиво сдвинул брови. — Кажется, припоминаю, — медленно ответил он, возвращаясь. — Отказы, они вообще лучше запоминаются, как правило, — шутливо добавил он. — Так вот, — Шарль неуклюже провёл ладонью по успевшему увлажниться затылку. — Предложение ещё в силе? Макс слегка удивился, но потом улыбнулся и кивнул. — Конечно. Я не против. Вот только… — Он запнулся и потёр ладонями предплечья. — Я буду занят некоторое время, а если быть точнее, то сколько-то дней, и… — Прости, — выдохнул Шарль, ощущая, как к лицу резко прилила кровь. Мысленно Леклер уже во всю ругал себя за сказанное. Вышло спонтанно. В заготовленном разговоре пункта «неловко пригласить на свидание» не было. — Зря я это предложил, наверно, — смятенно затараторил он. — Знаешь, забудь. — Стой, стой, стой, — оборвал его Макс. — Я вовсе не придумываю повод отказаться. Малыш, я, правда, буду занят в ближайшие дни. — Всё в порядке, я тебя понял, — проговорил Шарль сквозь зубы. Всё это время он ощущал сильнейший стыд. Его приглашение только что прозвучало ужасно нелепо, а попытки дать заднюю, и того хуже. Жаль, что Макс уже забрал у него перчатки, сейчас Шарль предпочёл бы хорошенько ударить ими себя по лицу. — Не спеши киснуть, потому что у меня есть предложение получше, — ободрил его Макс. В глазах босса вспыхнуло нечто, похожее на огонек внезапного озарения. — На следующей неделе я собирался поехать в Камден, это в Нью-Джерси. Помнишь, я рассказывал про дочку дона Конте, которая собиралась открыть итальянский ресторан? Так вот, она его открывает на следующей неделе. Пицца, паста и всё такое. Она пригласила меня на открытие. Не хочешь составить компанию? Уилл всё больше превращается в ворчливого деда, я от него с ума сойду по дороге! — Уилл тоже поедет? — холодно спросил Шарль. Он не скрывал их взаимной неприязни. Делать это было ни к чему — Макс и без того прекрасно знал, что они с трудом переваривали друг друга с самого начала. — Да, она его кузина, — вскользь бросил Ферстаппен. Перспектива поехать с Хорнером Леклера не радовала, но если тот узнает, что Шарль тоже едет, он, скорее всего, предпочтёт быть в отдельной машине. — Ну, так что? — поторопил его с ответом Макс. — Поедешь? — Выглядит так, будто я напросился, — пробубнил Шарль. — Выглядит так, будто я пригласил тебя, а ты решил согласиться. Ты ведь уже решил согласиться, я прав? Шарль не сдержал улыбки. — Пожалуй, да, — с притворной надменностью ответил он. — Значит, готов пострадать без меня до следующей недели? — Ферстаппен усмехнулся. — Готов. Я уже привык.

***

Оставшиеся дни шли куда веселее — на горизонте маячила поездка вместе с Ферстаппеном. Шарль даже не представлял, что сейчас могло бы воодушевлять его сильнее, чем это. Камден находился не очень далеко, но несмотря на это, времени побыть с Максом, — а если Хорнер предпочтет поехать в отдельной от них машине, то наедине, — обещало быть предостаточно. Когда настал день отъезда, машина Ферстаппена поджидала Шарля рано утром во дворе. Сам же Макс, лениво облокотившись на дверь, курил, окидывая взором малоприятные виды обшарпанного дома. Ничего лучше Шарль с Пьером не нашли за те копейки, на которые они рассчитывали снять жильё. Да и дворик был не первый сорт. Чёрный кадиллак выглядел неестественно в этом месте. Обычно здесь дымились всякие ржавые развалюхи вроде бедолаги понтиака, со скрипом которых могли поспорить разве что крики бродячих котов, облюбовавших местные мусорные баки. Шарля не обрадовал тот факт, что Макс заявился сюда самолично, но вслух он своё недовольство не высказал. Шарль не хотел вопросов — от соседей или, хуже того, от Пьера. Благо, поездка выпала на воскресение, и район ещё спал. — Так себе берлога, — первое, что высказал ему Макс. — Слушай, есть неплохая квартирка на Манхеттене. Подружка Келли продаёт. Не хочешь посмотреть? Он был в светлом костюме. Про себя Шарль усмехнулся — такое одеяние в своих непристойных фантазиях он с него ещё не стаскивал. — И тебе привет, — со вздохом ответил Леклер, садясь в машину. Машина Хорнера догнала их на трассе Нью-Джерси Тёрнпайк. Уилл махнул им из-за руля и, обогнав кадиллак Ферстаппена, коротко мигнул аварийным сигналом. Макс неизменно следовал за Хорнером, и если вдруг отставал от него, или между их машинами вклинивался какой-нибудь еле плетущийся дачный фургончик, то старался поскорее нагнать. Шарль сразу же подумал о том, что младший босс, вероятно, лучше знал дорогу. — Ты сказал, что Хорнер — кузен дочери покойного дона Конте? — вдруг вспомнилось Шарлю. — Да, Уилл в родстве с Лучианой, — ответил Макс, отыскивая взглядом несущийся впереди кадиллак, так похожий на его собственный. — И он племянник Конте, выходит так? — Да, по матери. — Почему тогда он не стал доном после его смерти? — поинтересовался Шарль. Он не знал, почему этот вопрос вдруг возник в его голове. Парню было сложно распутывать клубок связей мафиозных семей, но одна вещь вырисовывалась в его голове чётко — если у дона не было сыновей, логично было бы доверить своё место ближайшему родственнику. Если он ему полностью доверял, конечно. Но из всей сложившейся ситуации можно было сделать вывод, что Макс вызывал у бывшего дона куда больше уважения, чем собственный племянник. На вопрос Шарля Ферстаппен задумался, а затем неуверенно пожал плечами. — Даже не знаю, почему дон Конте порекомендовал меня, а не Уилла. Как бы то ни было, Семья была не против такого расклада. — И Хорнера этот факт нисколько не расстроил? — Вроде, нет. Знаешь, я не спрашивал. — Странно как-то, что его не порекомендовали. — Может всё дело в том, что тогда он был не готов к столь ответственной должности, или джентльмены посчитали его излишне… вспыльчивым? В любом случае, он вполне доволен местом младшего босса, как мне кажется. Леклер не нашёл, что ответить. По-видимому, Макс был прав. Кому-то дано быть доном, а кто-то вполне неплохо себя чувствует на должности правой руки босса. Да и ответственности поменьше. Шарлю нравились дальние поездки. В детстве родители всегда возили их с Кэтрин на семейные пикники за город. Тогда он не понимал всей прелести этих моментов, зато сейчас скучал по ним всем сердцем. Дорога, музыка по радио, дребезжание мотора, разговоры родителей и их с сестрой детские битвы за то, кто на обратном пути поедет на переднем сидении. Сейчас, рядом с Максом, он ощутил что-то схожее тому чувство. Собирался ли Шарль рассказать ему об этом? Вряд ли. Это могло прозвучать в лучшем случае глупо и по-детски, а в худшем — по-идиотски. Что бы он сказал? «Макс, я чувствую себя счастливым рядом с тобой»? Шарлю было и смешно и грустно за самого себя. Он чётко знал, что получит в ответ — вопросительную полуулыбку и этот недоумевающий тон в коротком ответе: «Ладно» . Вероятнее всего, Ферстаппен ещё по-приятельски похлопал бы его по коленке. Шарль вздохнул и откинулся на сидении, изредка поглядывая на то, как из открытого окна ветер утягивал сигаретный дым и играл с волосами Макса. Настолько, насколько ему это позволял бриолин, конечно. По радио зазвучал бархатный голос Дина Мартина, Ферстаппен выбросил недокуренную сигарету и прибавил громкость, принявшись нащелкивать пальцами в такт «Everybody loves somebody sometime». Улыбнувшись, Шарль отвернулся к окну. Мимо них проносились поля и редкие фермы. Они давно пересекли границу штата, и время клонилось к обеду. Солнце больше не светило в глаза, а зависло над самой крышей. Ферстаппен каждые полчаса спрашивал, не проголодался ли Шарль, но тот всячески отнекивался. После каждого его отказа, Макс понимающе кивал и говорил что-то вроде «ты прав, мы ведь едем на открытие ресторана. Какого чёрта мы будем засорять желудок раньше времени?» Тот факт, что Ферстаппен относился к нему, как к обожаемому младшему брату, становился для Шарля всё очевиднее. Он выбился в ряды любимчиков и больно ударился головой обо что-то. Леклер не был против этой отеческой заботы, но мысли шептали, что это его потолок, и выше не прыгнуть. — Насчёт той квартиры, — вдруг снова вспомнил Макс. — Я ведь серьёзно предложил. Фабрицио что, мало платит тебе? — Я не хочу переезжать, — ответил Шарль.— Пока не хочу. — Неужели решил накопить на виллу у океана? — иронично хмыкнул Ферстаппен. — Пожалуй, — ответил Шарль, а в шутку добавил: — Выкуплю тот дикий пляж, на который мы с тобой ездили, и выстрою там виллу. Макс засмеялся. — Ладно, переезжать ты не хочешь, это я понял. А что насчёт машины? Понтиаку явно пора на пенсию. — Полегче, Ферстаппен, уважай мою тачку. — Есть один парень, — настойчиво занудствовал Макс, — Малыш Билли, работает на дона Марино. Он ответственный за угон автомобилей. Обычно он делает это на заказ. Ребята из его команды перебивают номера у ласточек, перекрашивают их, иногда переправляют за границу. Назови любую понравившуюся модель, и он для тебя её угонит. Чёрт возьми, тебе даже деньги тратить не придётся, если я попрошу его об этом одолжении. Шарль вздохнул. — Макс, вот скажи мне, что должны подумать мои друзья и родственники, когда я куплю себе, — Леклер ткнул пальцем в приборную панель, — такой кадиллак? — Можно начать с бьюика. Шарль закатил глаза, и Макс, прыснув со смеху, показательно замолчал, давая ему возможность договорить. — Что скажет Роза? — продолжил свои объяснения Леклер, — «Как так вышло, Шарль, что я на свою зарплату медсестры даже на велосипед не смогла накопить, а ты разъезжаешь на чёртовом бьюике?» Да она соберёт демонстрацию и пойдёт к Белому Дому! — Он представил свою разъяренную подругу с транспарантом в руках и про себя усмехнулся. — Или что подумает на это моя сестра Кэтрин? Я мало того, что её университет оплачиваю, так ещё и на тачки денег хватает. А что скажет мой… — Шарль осёкся. Он чуть ли не сболтнул о Пьере. Но Макс точно пропустил его последние слова мимо ушей, заострив внимание на Кэтрин. — У тебя есть сестра? Ты не говорил. — Да, — ответил Шарль, с облегчением переводя тему на неё. — То есть, она не совсем сестра. — В смысле? — Моя мать вышла замуж за её отца, когда мы ещё были детьми. По сути, мы с Кэтрин друг другу никто. Но мы выросли вместе, и я всегда считал её своей младшей сестрой. Родители давно умерли, и сейчас кроме меня за ней присмотреть некому. Вот я и присматриваю. — Похвально, что ты заботишься о ней. Большинство из нас друг другу никто, но это не мешает нам называться Семьёй, и небезосновательно, стоит отметить. Есть вещи, которые связывают сильнее, чем кровные узы. Макс был прав. Чертовски прав. Нечто подобное Шарль талдычил Кэтрин каждый раз, когда она начинала бузить и строить из себя самостоятельную. — Я горжусь ею, она молодец, — Леклер улыбнулся. Он действительно гордился своей младшей сестрой, а воспоминания о ней наполняли его тёплыми чувствами. — Учится в университете, и, как она говорит, на отлично. На лице Макса вдруг появилась неоднозначная ухмылка. — А она красивая? — Красивая, — настороженно ответил Шарль, уже понимая, к чему клонит Ферстаппен. — Познакомишь? Из груди Шарля вырвался возмущенный возглас: — Даже не думай! Макс засмеялся, прибавляя газу. Машина Хорнера успела уйти далеко вперёд.

***

Шарль ничего не ел с прошлого дня, и манящий запах пиццы вынуждал его желудок настойчиво заявить о себе. Праздник открытия был в самом разгаре. Повсюду были развешаны разноцветные шары и играли музыканты, завлекающие прохожих в новенький итальянский ресторан. Дегустация блюд была абсолютно бесплатной, поэтому народ шёл к ним с большой охотой. Лучиана была хорошенькой итальянкой с вьющимися кудрями тёмных волос и горящими глазами на смуглом лице. Её супруг выглядел примерным тихоней на фоне этого фонтана энтузиазма. Она одинаково радушно расцеловала Уилла, Макса и даже Шарля, которого увидела в первый раз в жизни. Девушка была настолько сильно без ума от своего детища, что её приводил в восторг любой стул или дверная ручка. Стремясь поделиться с новоприбывшими каждой мелочью, она с упоением трещала обо всех замечательных поварах, что ей посчастливилось принять на работу, о старых рецептах и кулинарных секретах из Неаполя. — Посмотрите сюда. — Лучиана завела их на кухню и подошла к столу, на котором стояли подносы с разного вида пиццами. — Это пицца с пепперони. Следующая с перцами халапеньо. За ней с грибами и ветчиной. А вот та, самая крайняя — Маргарита с помидорами и сыром. Золотая классика. Просто вдохните аромат этих потрясающих специй! — Она взволнованно расправила новенький фартук, повторяющий вывеску над пиццерией и приглашающе взмахнула рукой. — Пробуйте и рассказывайте мне, какая из них вам нравится больше. Чуть позже будет готова паста и лазанья. Себе Макс взял ломтик Маргариты, а Шарлю с очевидным умыслом сунул треугольник той самой пиццы, что была с халапеньо. Проглотив кусочек, Леклер почувствовал, как к его глазам подступают слёзы. Обидеть хозяйку он просто не мог, поэтому приходилось жевать пиццу с просто чудовищно острым перцем и удовлетворённо улыбаться. Ферстаппен едва сдерживал смешок, наблюдая за тем, как безжалостный халапеньо выжигает Шарля изнутри. — Согласись, Макс, — воскликнула Лучиана, указывая на Маргариту, — помидоры в Америке такие… неитальянские. Её слова заставили Ферстаппена улыбнуться. — Ты родилась в Штатах, откуда ты знаешь? — Так говорил отец, — печально ответила девушка. — «Запомни, Лучи, — она изобразила наставительный тон отца. — Пикадилли из Кампании одичают в Калифорнии». С доброй грустью Макс приобнял Лучиану. Шарль старался незаметно дышать ртом, и, пока Ферстаппен придавался меланхоличным воспоминаниям вместе с молодой хозяйкой ресторана, улизнул на поиски воды. В его пищеводе бушевал пожар, и его следовало немедленно чем-то потушить. Хорнер, который оказался покрепче в плане восприятия острой пищи, от дьявольских перчиков даже не поморщился.

***

На закате Ферстаппен засобирался назад в Нью-Йорк, в котором все дела были оставлены на Фабрицио. Хорнер предпочёл остаться в доме кузины до завтрашнего дня, и Макс не был против дать ему лишний выходной. Шарль был не против отдыха Уилла больше всех, но его маленькое внутреннее торжество прошло молча, естественно. Наказав Лучиане звонить ему при любой проблеме, Макс поцеловал её в макушку и что-то прошептал на ухо. Шарлю нравилась его опека и чувство ответственности по отношению к близким людям. Если на какое-то время позабыть про всю криминальность его личности, Ферстаппен неплохо сошёл бы за эдакого заботливого крестного. Темнота вечера опустилась незаметно. За болтовнёй на обратном пути, Шарль не успел уловить момента, когда это произошло. По слегка напряженному виду Макса так и напрашивался вывод — дорогу он помнил плохо. Свет фар выхватывал только пожухлую от жары траву на обочинах. Недолго ей осталось до осени и первых серьёзных дождей. В какую-то секунду Шарлю показалось, что они свернули не на ту дорогу, ведь когда они ехали в Камден столько шуршащих под колёсами камней не было. Асфальт сменился грунтовкой. Другие машины им так же не попадались, дорога была подозрительно пустынной. — Макс… — Шарль потёр глаза и, подложив ладонь под голову, приложился к стеклу. — Ну, и что же ты хочешь мне сказать, мой жгучий перчик халапеньо? — Долго ещё будешь делать вид, будто знаешь дорогу? — Замолчи. — Не хватало только колесо пробить на этих колдобинах, — вполголоса пробубнил Шарль. — Вот только не надо… — Макс не договорил, руль в его руках резко крутанулся в сторону, и машину потащило к обочине. Голову Шарля отпружинило от ладони, и он вцепился пальцами в ручку двери. — И кто тебя только за язык дёрнул! — вскрикнул Ферстаппен, резко тормозя. — Заметь, не он нам колесо пробил, — так же грубо ответил Шарль. Кадиллак остановился, поднимая за собой клубы пыли, кажущиеся красноватыми от света задних фонарей. — Прости за мой тон. — Смягчился Макс, бросив на Шарля слегка виноватый взгляд. — Ты не виноват. — Всё в норме, — ответил Шарль. Они вышли из машины. Обойдя Кадиллак, Макс осмотрел пробитое колесо и раздосадовано пнул шину, обещавшую в скором времени окончательно поникнуть на ободе. Припав спиной к авто, Шарль достал сигареты. Закурив, он невидящем взором смотрел вперёд. Ситуация его не тревожила, и ему было даже немного стыдно за это. Его подспудное желание осуществилось, будто он послал сигнал вселенной, и она ему незамедлительно ответила. Они с Ферстаппеном были одни на пустой дороге посреди ночи. — Запасного нет, — сообщил Макс, думая, что опережает очевидный вопрос Шарля. Но Леклер и не собирался спрашивать. — Я его выложил, когда мы везли в багажнике… В общем, это уже неважно. Оружие? Безакцизные сигареты? Мешок окровавленных денег? Чей-то труп? Кому Шарль был обязан своим положением? Теперь они плелись по дороге, вглядываясь в темноту. На лице Леклера проступала неестественная улыбка. Улыбка жалости и отвращение к самому себе. Он получил желаемое и что дальше? Молчать, терпеть, глотать колючие комки в горле? Прождать ещё пару-тройку недель или даже месяцев до следующей встречи? Или оказаться убитым в какой-нибудь перестрелке и не дождаться совсем? — Спорим, Уилл сейчас лопает какие-нибудь равиоли? — усмехнулся Ферстаппен и со вздохом добавил. — Извини, что потащил тебя с собой. Ты явно не на это рассчитывал. — Хуже халапеньо сегодня уже ничего не будет. — Шарль остановился, и Макс притормозил вслед за ним. — Я хочу сказать тебе кое-что, — невпопад выпалил Леклер, понизив голос. — Да уж говори, — усмехнулся Макс. — Времени-то у нас теперь полно. Сделав глубокий вдох, Шарль шагнул ближе к Ферстаппену. Его ладони вспотели в ту же секунду, а сердцебиение перекатилось к глотке. Сейчас или никогда. — Возможно, то, что я собираюсь сказать, тебе не очень понравится. И, знаешь, скорее всего, это разрушит между нами вообще всё, но я… — Смотри туда, — громко прервал его Макс, указывая куда-то за спину Шарля. Леклер обернулся и заметил бледные огни вдалеке. — Может ферма какая? — приободрился Ферстаппен. — Пойдём, посмотрим? — Д-да, кажется, — отозвался Шарль, теряя нить мысли. — Прости, я перебил тебя. О чём ты говорил? — Ни о чём, — быстро ответил Шарль, чувствуя разочарование и вместе с тем колоссальное облегчение. — Забудь. Пошли уже. К свету вдалеке вела полевая дорога, прячущаяся в темноте ночи за высокой травой. По мере приближения огни становились ярче, постепенно принимая очертания окошек дома. Низкий заборчик вокруг жилища не был заперт, и они сразу же попали в просторный двор. Хозяева не спали — в освещенных окнах мелькала женская фигура. Поднявшись по лестнице к двери, Макс несколько раз постучал. Им открыл мужчина почтенного возраста. Опершись рукой на дверь, он недоверчиво нахмурился: — Мне стоит достать дробовик? — спросил он, оглядев парней. — Если так вам будет спокойнее. — Макс улыбнулся. — Чем обязан? — Просим прощение за беспокойство в столь поздний час. Дело в том, что мы возвращались из Камдена и спутали дорогу. А потом, как на зло, пробило колесо машины, и мы были вынуждены искать помощи. — Вы не первые, кто теряет колеса на этой дороге, — с внезапным пониманием прокряхтел хозяин. — О, небеса, наверно мы должны дождаться нового президента, чтобы он заметил эту забытую богом дорогу! — Уверен, что мистер Кеннеди вам непременно поможет, — сказал Макс, на что мужчина громко фыркнул. — Какой к черту Кеннеди? Никсон — вот кто справится с этой страной! Старик засмеялся и снял с гвоздика у двери ключи. — Смогу отремонтировать колесо только утром. Зрение уже не то, впотьмах возиться. — Вы бы оказали нам огромную услугу, — вежливо отозвался Макс. — Готов заплатить втрое больше той цены, которую вы назовёте. — Нечасто к нам наведываются столь щедрые гости. — Мужчина спустился со ступенек и махнул рукой, призывая идти за собой. — Нужно прихватить трос. У меня есть пикап, попробуем дотащить вашу машину до моего гаража. Вскоре Кадиллак был перемещён к гаражу. Возвращаясь к крыльцу дома, где их поджидал Шарль, Макс вместе с хозяином уже во всю болтали друг с другом на непринужденной ноте, будто они были знакомы всю жизнь. Шарлю оставалось лишь развести руками, поражаясь тому, как легко Ферстаппен находил общий язык с людьми и втирался к ним в доверие. Когда молодой босс улыбался этой своей обезоруживающей улыбкой, ему вообще было сложно в чём-то отказать. Поэтому если угрозы и размахивание пистолетом были неуместны в какой-либо ситуации, в ход шла харизма. Хозяин дома и его супруга оказались удивительно радушными людьми, и помимо того, что они предложили молодым людям остаться у них до утра, так ещё и пригласили поужинать с ними. Как выяснилось позже, этим вечером они набрели не просто на одинокий дом у заброшенной дороги, а на небольшую ферму. Хозяйка поведала о наличии у них кукурузного поля, множества теплиц с помидорами, прочих овощных грядок и кое-какой мелкой скотины. Несмотря на это небольшое сокровище, Шарль сразу же заметил в голосе хозяйки некое разочарование. — Несмотря на засуху, в этом году хороший урожай, — объяснил её супруг. — Но моё сердце обливается кровью от одной мысли, что всё это коту под хвост. — Почему? — спросил Шарль. — Вы не продаете овощи? — Раньше продавали, — печально вздохнула хозяйка. — Но в этом году рынок закрылся, а найти новое место оказалось непросто, мало кто захочет потесниться, знаете ли… Вероятно, не желая загружать гостей своими проблемами, хозяйка улыбнулась и перевела тему, предложив им домашнюю настойку. Сделав несколько глотков, Шарль глубоко вздохнул и так же громко выдохнул воздух, сложив губы в трубочку. По крепости её можно было сравнить разве что с водкой. К ней бы ещё халапеньо в качестве закуски, и можно смело попрощаться с внутренностями. Макс выпил самопальную выпивку не поморщившись. Но в общем выглядел крайне озабоченным, и Шарль даже пихнул его локтём в попытке выбить из внезапной задумчивости. Поначалу он не отреагировал даже на это, но, спустя какое-то время, неожиданно просиял. — Послушайте, — воскликнул он. — Есть одна девушка в Камдене, у неё там небольшой ресторан. Она только-только открылась, и всё ещё налаживает поставки продуктов. Она вряд ли купит у вас все овощи, но помидоры возьмёт точно. А это уже что-то, верно? Её зовут Лучиана, запишите адрес. Скажете ей, что вы от меня. Максу выдали листок, на котором он записал адрес ресторана Лучианы. Леклер искоса наблюдал за тем, как карандаш в его длинных пальцах старательно выводил английские строчки. И как при этом его мизинцем чуть оттопыривался при письме, и как жилы на тыльной стороне мягко напрягались. Шарль даже не понимал, зачем его мозг собирал все эти мелочи. Хотя, всё-таки понимал — он копил их, чтобы потом воспроизводить в памяти снова и снова. Воспроизводить и мучительно изводить этим. Такую отличную новость, как шанс на спасение для маленькой фермы, было решено отметить ещё парой рюмок неведомого пойла.

***

Хозяйка выделила им одну на двоих комнату с парой кроватей, расположенных напротив. Им предстояло остаться здесь вдвоём. Шарль мысленно поприветствовал свою персональную пыточную. Теперь он ясно понимал, что поездка с Ферстаппеном в Камден стала ошибкой. Время, проведенное рядом с ним только всё усугубляло. Ещё с утра Леклеру казалось, что он очень безгранично счастлив, но с наступлением ночи, он осознал, насколько ему на самом деле хреново. До изнеможения хреново. Его голос застрял в голове, его запах заполнил легкие, сам Ферстаппен уже практически проник к Шарлю под кожу. Это сводило с ума. Текло по венам. Разрушало. Он даже не мог отвлечься. Невыносимо. Терпеть это было просто не-вы-но-си-мо. Алкоголь вытряхивал все эмоции наружу, и сдерживаться становилось сложнее. Он так измучился, как долго можно было копить это внутри? Шарля тошнило от самого себя, от собственной слабости. Он не мог перестать обманывать Пьера, не мог признаться Максу. Он мог только ругать себя, бесконечно и бессмысленно ругать, и не делать при этом никаких шагов к переменам. Шарль не знал, как пережить эту ночь рядом с Ферстаппеном. Нужно было что-то предпринять, даже если это разрушит всё. Эта ночь убьёт его или спасёт — одно из двух. В комнате было душно, и Шарль был вынужден вдыхать в лёгкие горячий спёртый воздух, вперемешку с тошнотным одеколоном Ферстаппена, и без того преследовавшим его повсюду. Открытая форточка шевелила полупрозрачные пыльные шторы и нисколько не спасала от жары. Отвернувшись к окну, Шарль прикрыл глаза и приложился лбом к чуть более прохладному стеклу. Макс устало потянулся, после чего Леклер расслышал шелест хлопковой ткани его рубашки. Он снимал её. Быть может, торопливо, желая побыстрее избавиться; а может быть, медленно — пуговица за пуговицей. Голова Шарлы кружилась, состояние напоминало предобморочное. Но сознание всё ещё было относительно чистым, потому как он чётко отдавал себе отчёт в том, чего сейчас хочет больше всего — обернуться. И он обернулся, сразу же ощутив стыд за свой жадный взгляд, заскользивший по пояс раздетому телу. — Чем тебя так? — спросил Шарль, отвлекая самого себя и сосредотачиваясь на шраме мужчины, представшего перед ним во всей своей красе. — Зазубренный охотничий нож, — ответил Макс, машинально прикрывая ладонью широкую полосу шрама. — Малоприятное зрелище. Слышал, его можно немного поправить. Что нам на это скажет твой медицинский опыт? — с печальной усмешкой спросил он. Шарль медленно моргнул и на ватных ногах подошёл к Ферстаппену. — Медицинский опыт скажет, что, скорее всего, можно. — Он медленно убрал его руку от шрама, конец которого был у самой груди. Ярко-алый, с неровными краями, он и правда напоминал глубокий каньон. — А я скажу пожалуйста, оставь его в покое. Макс тихо хмыкнул. — Знаешь, я сейчас чувствую себя помешанным фетишистом… — Шарль дотронулся до его шеи, в том месте, где шрам брал своё начало, и медленно провёл пальцами по яркой отметине. — Почему? — спросил Ферстаппен, с недоумением косясь на действия парня. — Потому что я без ума от твоего чёртова шрама. — Пальцы Леклера успели соскользнуть к груди. Шрам закончился, но Шарль продолжал спускаться вниз, по рельефному животу. И теперь уже всей ладонью. Медленно, миллиметр за миллиметром. Рвано дыша, Шарль чувствовал, как кровь забилась в висках, и то, как его действия заставили Ферстаппена на секунду задержать дыхание. — Что ты делаешь, Чарли? — спросил тот на хриплом вдохе. — Кажется, здешняя настойка плохо на тебя подействовала. — Если на меня что-то и подействовало, то только ты. — Его ладонь забрела непозволительно далеко, Шарль уже ощущал под ней дорожку волос внизу живота. Он медленно поднял взгляд на лицо напротив. Макс был обескуражен, в глазах застыл очередной вопрос, и Шарль знал, что это за вопрос. «Какого чёрта?» Но к этому моменту в голове Леклера не осталось места для разумных мыслей и каких-либо ответов. Он переступил красную черту. Не только между ними, но и внутри самого себя. Они были так близко, носы почти касались друг друга. Шарль почувствовал сбитое дыхание Макса на своём лице и, словно в трансе, расслышал собственный полувздох-полувсхлип. Наткнувшись на ремень брюк, ладонь дернулась и вильнула вправо, судорожно обхватывая пальцами чужое бедро и крепко сжимаясь на нём. Макс вздрогнул, но Шарль не дал ему отпрянуть, впечатавшись в его губы поцелуем. «Господи боже» — последнее, что подумалось Шарлю, перед тем, как его разум провалился во что-то сладкое и тягучее. Прошло лишь несколько секунд, но парню привиделась по меньшей мере вечность. Ощущение блаженства растворилось, когда в его груди зашевелился страх. Сначала слабый, едва живой, но вскоре он перерос в совершеннейший ужас. Макс не отвечал. Совсем. Никак. В какой-то момент Шарлю померещилось, что Ферстаппен потянулся к нему, но он недолго цеплялся за эту надежду, потому что в конечном итоге она оказалась иллюзией — Макс качнулся, потому что рука его в это время доставала из-за пояса пистолет. Беретта резко упёрлась в подбородок Шарля, грубо обрывая этот, оказавшийся односторонним, поцелуй. — Назад, — командным тоном шикнул на него Ферстаппен. Шарль распахнул глаза, и первое, что он увидел, было налитое кровью лицо. Таким злым он лицезрел Макса лишь тогда, когда покойный Брут обозвал его бешенной собакой, которую забыли отстрелить. Леклер испуганно отпрянул, и ствол пистолета поддел его голову, точно наколов на вилку. Последние следы его легкого вечернего опьянения в один миг исчезли, точно и не было. Ловя воздух ртом, парень быстро заморгал, собираясь сказать хоть что-то. Но Ферстаппен его опередил. — Сука, — прошептал он со злобой и каким-то неясным разочарованием. Желваки на его лице ходили ходуном. — На кого ты работаешь? — В глазах Ферстаппена вспыхнула одна ему известная догадка. От его слов Шарль едва не подавился воздухом. — Кто подослал тебя ко мне? ФБР? Люди Палмери? Да, так и есть, я знаю, на что способны эти ублюдки. Они хотят нарыть на меня компромат, верно? Такой компромат? — его губы брезгливо скривились. Шарль ожидал какой угодно реакции, но уж точно не такой. От нахлынувшего чувства обиды и несправедливости он даже не мог подобрать слов защиты в свой адрес, беззвучно открывая рот, подобно рыбе, выброшенной на берег. Его рука, всё ещё помнящая желанные прикосновения, теперь безвольно повисла вдоль тела, мелко подрагивая вместе со всем остальным организмом. — Решил подобраться ко мне поближе? Что ж, очень умно, но ты явно переоценил свои возможности. — Ты всё не так понял, — судорожно хватая ртом воздух, попытался объяснить Шарль, но его оправдания не вызывали у босса никакой обратной реакции. Его не слышали, и не хотели слышать. Макс сыпал домыслами, словно одержимый. — Что им нужно? — На шее Ферстаппена выступили крупные вены, а глаза сделались прямо-таки дикими. — Фото? Диктофонные записи? Что ты передаешь им? Отвечай, сука, иначе я вышибу тебе мозги прямо сейчас. А мы ведь не хотим запачкать обои столь обходительных хозяев, правда? — Макс, я ничего не… — Не прикидывайся идиотом! — не дав оправдаться, оборвал его Ферстаппен. Он говорил не настолько громко, чтобы его услышали хозяева, но в ушах Шарля его голос звучал как удары набата. — Лучше назови имена людей, которые подослали мне крысу в твоём лице. — Макс был в ярости. Он не понимал. Ничего не понимал. — Я ведь доверял тебе, Чарли, в Семью принял, — его голос звенел обидой и негодованием. И Шарлю было бы жаль обманутого человека, которым Ферстаппен себя считал, если бы он был таким на самом деле. — Я считал тебя другом, хотел заботиться о тебе. И чем ты отплатил мне? — Макс, прошу, ради всего святого. — Шарль дрожал, подбородок мотался на подоткнутой под него беретте. — Я никакая не крыса, клянусь. Ну, сам подумай. Наша встреча — случайность. То, что я попал в Семью — случайность. Меня не могли к тебе подослать. — Они подкупили тебя потом? — не отступал Макс. Несмотря на чудовищное упрямство Ферстаппена, Шарль расслышал в его голосе первые нотки сомнения в собственном бреде. Спеша уцепиться за них, парень ответил: — Никто и не думал меня подкупать. Успокойся и разуй, наконец, глаза. Было заметно, что последние слова Шарля задели его. Шумно выдохнув, Ферстаппен обхватил рукоятку беретты поудобнее и прошипел: — Тогда какого чёрта ты вытворяешь? Сначала Шарль, не моргая, смотрел на него, а потом зажмурился. В уголке левого глаза скопилась влага, и когда он снова распахнул глаза, она слезой скалилась по щеке и задрожала на подбородке. — У меня, правда, чувства к тебе. Прости, я думал, ты поймешь. Ему хотелось вытереть эту премерзкую слезу, но страх пошевелиться оказался сильнее. С полминуты Макс слепо таращился на эту каплю, по-видимому, сначала вспоминая всё, что подходило под версию Шарля, а после переваривая это. В один прекрасный момент рука с пистолетом расслабилась и опустилась, позволив Шарлю начать нормально дышать и глотать. — Святая Дева, — выдохнул Ферстаппен. Он более не лютовал. Много же прошло времени, прежде, чем он всё понял. — Я вступил в Семью вовсе не из-за денег или статуса, — тихо добавил Шарль. — И уж тем более не для шпионажа в чью-либо пользу. Всему причиной был ты. Только ты. Пробубнив какое-то нидерладское ругательство, Макс отвернулся. Он долго молчал, а потом нервно заходил по комнате, массируя ладонью шею. Пусть он теперь и не угрожал Леклеру, но оружие не убирал, будто бы ещё сомневаясь. На весах морали Ферстаппена предательство, очевидно, перевешивало по своей чудовищности признание в чувствах к мужчине. Но несмотря на это, второе так же не числилось в списке дозволенных, с его точки зрения, вещей. — Я что, когда-нибудь давал тебе повод? — Остановившись, он взглянул на Шарля и вопросительно поднял брови. Его глаза не искрились прежним бешенством. Теперь Макс был, скорее, просто раздражённым и уставшим. — Я давал тебе повод думать, что ко мне можно подваливать с такими вещами? Шарль открыл рот, чтобы ответить, но вместо слов из него вырвался только шумный выдох. Внутри него в эту секунду что-то оборвалось. Давал ли Макс ему повод? И что он мог счесть поводом? Нет, даже не поводом, а, скорее, ничтожным намеком на ответные чувства, самой крохотной надеждой на взаимность. То, что на деле оказалось элементарной вежливостью Ферстаппена? Его природным обаянием? Дружеской заботой? Искренней, но всё же исключительно товарищеской симпатией? — Впрочем, это не имеет значения, — не дождался ответа Ферстаппен. — Выслушай, меня, Шарль, и заруби себе на носу. Я не приемлю подобных, — подбирая слово, Макс слегка нахмурился, будто ему на зуб попало что-то несъедобное, — отношений, — с нажимом выдавил он. — И если ты всё ещё планируешь работать в Семье, а выбор у тебя, как известно, невелик, то ты должен пообещать мне, что больше никогда не попытаешься сделать то, что сделал сегодня. Ни-ког-да. А я, так уж и быть, пообещаю выкинуть из памяти этот инцидент. «Инцидент», — эхом отдалось в голове Шарля. Такой долгожданный для него поцелуй стал для Макса инцидентом. А его чувства — неприятным сюрпризом. Шарля не оставляло ощущение, что внутри него вот-вот должно было оборваться что-то ещё, помимо того, что оборвалось до этого. Но, видимо, там у него уже разрушилось всё возможное. Ферстаппен в упор смотрел на него, дожидаясь слов обещания или, скорее, выполнения очередного своего приказа. — Я обещаю, что больше не стану, — насилу выдавливая из себя слова, проговорил Шарль. Ферстаппен отреагировал чем-то наподобие кивка. Убрав пистолет за пояс, он наскоро надел рубашку и молча покинул комнату, на ходу застегивая пуговицы. Шарль опустился на кровать и уронил голову на ладони. Вскоре до него донеслись голоса Макса и хозяйки. Он спрашивал у неё, можно ли ему позвонить от них в Камден. Макс не вернулся к нему, но Шарль и не надеялся, что это произойдёт. В течение часа во дворе послышался шум примчавшегося автомобиля. Хорнер явился на зов Ферстаппена, после чего они сразу же уехали. Шарль знал, что не уснёт. Не только сегодня, а вообще ещё долго. Боль была такой чистой, такой всепоглощающей. Ничто не оттеняло её. И о чём бы Шарль не старался думать, насколько хорошей не была эта мысль, боль сметала всё. Но ему нужно было дотерпеть до утра, после чего перегнать отремонтированную машину Ферстаппена в Нью-Йорк. Он не боялся разозлить босса сильнее, просто это было единственным планом на завтрашний день. А после него — безграничная пустота и страх неизвестности. В мыслях, уже похожих на полубред, то и дело возникала картина, в которой он, Шарль, возвращался в Нью-Йорк, а город смыло ко всем чертям в океан.