Chavron Ocean

      Этим вечером они уже должны отправляться дальше. Следующий порт уже не так близко, и как на зло, стоило отойти от причала и отдалиться на приличное расстояние, когда земли уже было совсем не видать, начался шторм. Силы Природы стали наглядно ощутимы, и море начало бурлить сильнее обычного. Небо потемнело, а сильный порывистый морской ветер раскачивал корабль.       Каюты герметично закрыты, чтобы внутрь не просочилась вода, а паруса уложены, чтобы не рвались от сильного ветра или случайно не были сорваны с мачт. Экипаж по очереди ухаживает за судном, следя за любыми повреждениями и реагируя на критические ситуации, когда это необходимо.       Капитан, не смотря на бушующую погоду, может позволить себе уединиться в своей каюте. Судно покачивается, но благодаря опыту мужчина почти не чует сильных изменений, хорошо держа равновесие. Сейчас его волнует другое: в груди неприятное чувство от того, что его дорогая подруга Астрид Родес позволяет себе иметь слишком крепкую дружбу с одним из членов его корабля. Не сказать, что он ревнует (хотя Питеру бы строило разобраться когда-то в своих чувствах), скорее чувство собственничества и не желания делить такую добычу играют в его сердце.       Когда он закрывает дверь каюты, то немного устало вздыхает и смотрит на Астрид. Вдумчиво так, словно решая, стоит ли вообще говорить об этом сейчас, или лучшим решением будет повременить.       — Ты много сегодня находилась с Кирком. — звучит достаточно неожиданно, прерывая тишину. Мужчина подходит к своему столу, укладывает перед собой часы, компас и смотрит на те, приложив сжатый кулак к губам, думая. И даже не понятно, зачем он про это сказал: от него не веет ни раздражением, ни ревностью, ни даже усмешкой.       Принцесса сидит у окна и даже не поворачивается на голос. Этот пейзаж океана ей приелся. Стоит отметить, что рубашку Блада она сняла сразу, как только попала обратно в каюту, и переоделась в другую, сухую одежду, что ей была предоставлена благодаря ненавистному капитану ещё в начале путешествия.       До ушей мужчины доносится совсем тихое пение, но скоро то прекращается. До нарушения одиночества Родес была занята своими мыслями, например, одной из хорошей для неё мелочи было отсутствие жара, что значило отсутствие болезни после холодного купания.       Чужие слова воспринимаются без какого-либо оттенка, потому что ей сейчас совершенно не до этого. Принцесса думает о произошедшем утром и анализирует, как должна себя вести сейчас. Всё же повернуться стоит. Она садится, свесив ноги, и смотрит на Питера исподлобья, держится руками за подоконник и впивается в пирата совершенно безэмоциональным взглядом. Ответ так и не поступает.       Отойдя от стола, Блад подходит ближе к девушке и руками немного резковато разводит её ноги, уложив ладони на ляжки, и удобно становится между них. Руками облокачивается так же о подоконник, поэтому оказывается наравне с её лицом, довольно близко, так, что чувствовалось дыхание. Это молчание его выводит из себя, но мужчина держится так же спокойно.       — Сначала новенький становится пороховой обезьяной. Мальчик на побегушках. Делает всë, что ему скажут. Ты по-хорошему должна быть юнгой, но я как никто другой знаю, что твои познания о кораблях на нуле, поэтому и поставил тебя в самый низший слой. Ты должна знать, что такое подниматься в должностях. Ты думала сбежать и жить в мире и согласии «где-то там», но ты не совсем понимаешь, как к тебе относились бы люди, которые не спят на мягких перинах, которые не играют в свободное место на фортепиано, а целыми днями работают. — немного наклонив голову на бок, вздыхает, чуть отстраняясь, но осторожно укладывает руку на чужой подбородок и слегка поворачивает голову, оценивающе осматривая. У самого голос бархатный, успокаивающий.       Астрид напора пугается, потому голову немного приподнимает и отстраняется назад. Опять Питер не понимает, что ей нужно, уверенный в том, что Родес нужно лишь повыше залезть! Шатенка раздражённо прикрывает глаза и чувствует, как лицо рассматривают. Но ничего не говорит, терпеливо слушает.       — Дальше идёт абордажная команда. Это опытные матросы, которые рвутся в бой, как только им прикажут. Уж в эту команду ты точно не годишься. Штурман. Приходится брать эту обязанность на себя, в наших кругах мало кто умеет разбираться в маршрутах и пользоваться астрономическими приборами. Как и ведение записей буквально обо всём. Беру на себя, но не жалуюсь, так легче, я точно знаю, что не будет ошибок… Может, ты хочешь стать канониром? Ты опытна в морских боях, умеешь рассчитывать траекторию удара пушки? — наконец мужчина отходит, садится на стул вальяжно, раздвигая ноги, и подпирает голову рукой.       По лицу видно, что Астрид хочет что-то сказать, и ей действительно есть, что сказать, но дама лишь недовольно играет желваками и шумно вздыхает. Не услышали в первый раз — не услышат и во второй, но принцесса всё же находит в себе силы.       — Питер, я же уже говорила тебе, что я не хочу никем становиться. Я вообще не хочу здесь оставаться. Я не хочу проводить здесь всю свою жизнь, я не хочу подниматься здесь по карьерной лестнице. Я не хочу быть связанной с морем. Я не знаю, как сделать так, чтобы ты меня услышал. Я разговаривать с тобой сейчас не хочу. Или я на это не имею права? Кто я такая, чтобы тебе указывать, так?       Питер начинает выходить из себя, и если сначала он попросту крепко сжал кулаки от нарастающей злости, то теперь он резко поднимается и хмурится, грубо хватая принцессу за запястья. В порыве гнева он резко толкает Астрид на кровать, заставляя её упасть на постель испуганную, зажмурившуюся от страха.       — Ты просишь уважение в месте, где ему неоткуда взяться для твоей личности. Ты пришла на территорию, против которой действовала, а теперь мы должны относиться к тебе так же, как все относимся друг к другу? Во-первых, твои действия против пиратства, ещё когда ты была на посту, во-вторых, вторжение на корабль. Не важно, что ты сделала это по ошибке. Да как ты смеешь теперь мне высказывать какие-то претензии? Спасибо скажи, что оставил тебя в живых!       — А чисто человеческое уважение мне не полагается? — в мыслях утверждается, что все пираты — дикари. Принцесса некоторое время лежит молча, затем укутывается в одеяло и попросту отворачивается к стенке. Ответа на свой вопрос не ждёт, не дождётся ответа и Питер.       В молчании проходит около десяти минут. Им обоим нужно остыть.        — Почему ты не сбежала?       Почему не сбежала? И правда, почему? На этот вопрос в голове нет ни одной отговорки. Там пусто. Бежать ей некуда. Что здесь, что там ждёт смерть, но Астрид уже начинает думать, что замужество было неплохим вариантом.       — Я так устала, а от тебя особенно. — рядом с Кирком такого чувства нет, но озвучивать мысль не решается, — Мне некуда бежать, как ты и сказал. Мне везде предстоит умереть. — это признавать тяжело, понимать, что тебе нигде нет места, что у тебя нет того самого теплого, спокойного и безопасного «дома», где ты будешь жить, не думая о том, как быть завтра. Тяжелее только говорить об этом, обнажая свои слабости. Сон у Астрид чуткий, зачастую плохой, потому что она постоянно истощена своими мыслями и страхом, — Мне часто снится, как меня убивает твоя команда. А ещё я не могу есть, когда на меня смотрят, потому что создаётся ощущение, словно еда отравленная, и все только и ждут, пока я умру… Смерть не страшная, страшно умирать. Ты думал, какой способ убийства самый безболезненный?       — Неженка. — Питер подытоживает чужие слова с лёгкой усмешкой и удивлённо смотрит на девушку после её вопроса. — Ещё бы. Общаясь с другими капитанами, я много чего узнал, и, естественно, совершал. Самый быстрый — это выстрел в сердце или голову, ты не успеваешь испугаться, понять, что произошло. Если над тобой до этого не издевались. Я знаю места, где полно орудий пыток, многие любят там поразвлекать себя и посмотреть на чужие мучения. Утопленники в воде задыхаются, захлёбываются. Те, что пошли на корм рыбам — чувствуют, как их съедают хищники. А самый показательный… Виселица. Пробирает до мурашек. — и замолкает, глядя в пол, кажется, задумавшись.       Вспоминать тот самый день, когда забрали его отца, больно. Тоска по дорогому себе человеку съедает, и порой носить с собой вещь, оставленную на память, недостаточно. У отца хочется спросить его мнения, совета, хотя бы просто поговорить по душам, поделиться тем, что происходит в жизни. Похвастаться своими достижениями.       В голове не укладывается, что один из членов ненавистной имперской семьи находится в его постели. Чувства к девчонке противоречивы, Блад сам не знает, что происходит у него на душе. Наверное, если они расстанутся навсегда, ему будет скучно?       От таких размышлений мужчина невольно издаёт смешок вслух и снимает с себя вооружение, убирая в сторону, чтобы лечь рядом с принцессой, потушить свет и расслабленно, устало выдохнуть.       — Если вздумаешь застрелиться, то делай это не на моём корабле. Я не хочу видеть этого. И будь добра, перед сном подумай о другом. Не хочу просыпаться из-за твоих кошмаров.       — Боишься, кровью заляпаю? — додумывает причину сама, и по голосу кажется, что совершенно не переживает о подобном. Переживает, и сильно, судя по тому, как надламывался голос при признании своей… отверженности этим миром, наверное.       Пару минут Астрид не двигается в нерешимости. Лишь после, развернувшись лицом к мужчине, она осторожно подлезает ближе, но не обнимает, лишь утыкается носом в плечо. И правда, на кошку похожа. Захотела — приластилась, а до этого вела себя отстранённо.       — Если решу застрелиться, то в каюте твоей. Чтобы ты мучался, пытаясь оттереть мою кровь.       

***

      Днём, как только просыпается, Астрид удирает к Кристоферу, с которым в итоге проводит почти весь день, просто наблюдая и слушая, что он делает, как и зачем. Ей нравилось разговаривать с Кирком, потому что это расслабляло и не трепало нервы в отличии от Питера.       Это происходило до конца недели, и в итоге принцесса вовсе начала проводить ночи с Питером холоднее, отстранившись от него, отвернувшись спиной. Даже на приёмах пищи она не удостаивала капитана взглядом, а лишь мило беседовала и Кристофером. Так она пыталась побороть собственное притяжение к Бладу.       Когда-то такое безобразие должно было прекратиться.       — Постой-ка теперь, цыпа. — Родес очень удобно выходила из столовой самой последней, от чего поймать её почти у дверей, схватив за руку, не составило труда. Мужчина утянул принцессу к себе за угол, где осталось немного места, и прижал к стене, а сам уместился напротив, в довольно интимной близости.       — Что такое? — Астрид морщится в недовольстве от прозвища, но поддаётся, и мысленно перебирает всё, что делала за день, обдумывая, что могло быть неправильным. Вроде как она всё делала по инструкции.       — Я хочу, чтобы ты тоже уделяла мне должное внимание, эй… А как же романтичные свидания в каюте каждый вечер?       — Питер, все моё внимание итак на тебе, что ты ещё хочешь? — смех у Родес мягкий и тихий, она упирается в грудину пирату, планируя отстранить от себя, но лишь вжимается затылком в стену, затихая.       — Знаешь, всегда чувствовал между нами какую-то искру… А ты словно играешься, пытаешь еë нарочно прекратить… — мужчина наклоняется, шепча на ушко и кусая то игриво, пока руки аккуратно легли на бёдра, поглаживаниями поднимаясь к талии. Он руки сжимает, глядит из-под ресниц то на чужие мягкие губы, то на эти изумрудные глазки, что навсегда останутся горячим отпечатком в его памяти. А может, и не только в памяти, но и пылком сердце, проклятой пиратской душе, но Блад навряд ли признается себе в таких сладких мыслях в ближайшее время уж точно. По его мнению, девушка вызывает в нём лишь постельный интерес, и тяга к ней обусловлена давним знакомством. Сколько они знают друг друга? Кажется, уже как около десяти лет. Перед ним уже давно не та мелкая упёртая девчонка, перед ним фигуристая, выдающаяся внешностью красавица, что сейчас кусает свою нижнюю губу и глядит на него зачарованным взглядом, даже не пытаясь выбраться из ловушки.       Она бежала от него всё это время, держала в себе глубокие обиды на поведение, действия и слова Питера, чтобы сейчас, в конечном итоге, поддаваться его завлекающему шёпоту, этим крепким рукам и настойчивости.       — Какая еще искра? — всё же сердце делает кульбит, Астрид возвращается к точке отсчёта, а дыхание несправедливо срывается, сдавая с потрохами свою хозяйку. Она бежала, чтобы сейчас стоять здесь и думать о том, какие красивые у чёртова Блада глаза.       — Рerdiste la cabeza tan rápido por mi culpa (исп. «ты так быстро потеряла голову из-за меня»). — снова шепчет, словно искушающий дьявол, приближается к нежной шее и целует горячо, медленно, мешает это с укусами и вовсе начинает оставлять багровеющие следы, поднимаясь с более прикрытой части к открытой, дразня девушку, намекая постепенно и предупреждая, что это могут увидеть все. И не сказать, что ему было супер обидно, что внимание Астрид так привлёк Кирк, но отдавать свою честно заслуженную «добычу» просто так не понравится никому, а когда она сама от тебя убегает, так вовсе. Убегает, так ещё и дразнит, мелькая вечно перед глазами. — Ты сейчас нагло врёшь мне, милая… В последние дни мы общаемся только перед сном в каюте, и то, ты довольно нагло меня игнорируешь зачастую и ложишься спать.       Последний выстрел по душевной нестабильности принцессы. Испанский этого мужчины, его бархатный шёпот заставляют просто таять под ним, и ранее выставленные руки, что намерены были держать дистанцию между ними, обессиленно сползают ниже.       — А раньше как было? Разве не также? — она не помнит, чтобы у них были какие-то «свидания» помимо этих, потому что они оба поздно возвращались после дел на палубе. Остальные разговоры у них обычно кончались перепалкой и злостью друг на друга. Разница лишь в том, что сейчас в дела у принцессы входит покрутиться около Кристофера.       От поцелуев девушка не удерживается и тихонько скулит. Она теперь не пытается оттолкнуть Питера, а наоборот, обнимает его за шею и прижимает ближе, разгорячённо ведёт пальчиками по затылку и шее, лишь бы только мужчина не отстранялся. Глаза дурные, щеки красные, дыхание сбитое, и дама пытается разок состряпать гримасу неудовлетворения, но на фоне всей их позы это тяжело.       — Отстань, Питер… — это похоже на молящий стон, тело совершенно её не слушается, поддаётся сильным рукам, блуждающим по её телу, только что проникшим под рубашку. — Отпусти… давай хотя бы не здесь… А если кто-нибудь зайдёт?       — И что с того? Отвернутся. Можем уйти в каюту, если тебя это так сильно беспокоит. — совсем интимно шепчет, словно кто-то может услышать, и осторожно, лёгкими движениями поправляет волнистые волосы, рассматривая глаза.       — Все равно, не очень хорошо… — принцесса не любит публичность, тем более такие действия должны быть исключительно личными, потому что так гласит этикет.       Какой к черту этикет на пиратском корабле, когда тебя могут хоть на обеденном столе разложить? Нет, об этом думать не нужно. Воздух вокруг как будто нереально горячий, а, возможно, это у самой Астрид температура. Она не понимает, когда успела стать такой чувствительной, но от чужих касаний коробит. Шатенка не любит, когда её ставят на место, когда ей пытаются доминировать словесно, зато её с ума сводит, когда Питер подходит и берет то, что нужно.       — Меня итак здесь все недолюбливают, а тут ещё появится причина для насмешек. Или тебе мои страдания только удовольствие приносят?       — Ну конечно, посмотреть, как ты будешь краснеть из-за насмешек, что с тобой развлёкся капитан, очень занятное дело. — Блад улыбается довольно, щуро рассматривает девичье лицо. Внутренний душевный порыв заставляет прильнуть к чужим губам.       Ну просто прелесть! Какие же сладкие губки у этой принцессы, такие нежные, никем не целованные, но покусанные самой же девушкой. Питер всегда в своих движениях резок и груб, но этот поцелуй нежен до помрачения, вызывает волну трепета и дрожи по телу принцессы.       Они поцеловались впервые за всё это время, и оба осознают, что лишь одного раза критически не хватает. Им нужно всё больше обоим, намного страстнее, жарче, ближе.       — Питер, пойдём в каюту, прошу… — Астрид приходится отстраниться, вызывая недовольное мычание от мужчины. Подушечками пальцев она пробует свои губы, словно пытается почувствовать на них этот поцелуй, и утирает их ребром руки.       — И вытерла рот рукой. — Блад недовольно цокает, выпрямляясь и выражая всем своим видом претензию к этому глупому действию.       К лестнице пират пускает пойти первой, по-джентельменски, и совершенно не по этикету ухмыляется виду округлых ягодиц. Он не сдерживает желания и, замахнувшись, шлёпает звонко даму по заднице, всё с той же хитрой ухмылкой глядит, как она слегка сотрясается от шлепка, и глядит невинными глазами в чужие, когда дама разворачивается, чтобы взглянуть на безобразника. От того, что она выше него ступенями, взгляд и вид становится ещё властнее и грознее, но честно признаться, наверное, Астрид была бы огорчена, что Питера Блада это не то, что не пугает, а скорее только сильнее заводит.       Путь по палубе в каюту спокойный и тихий, команда совершенно не замечает изменений. Питер умеет сделать серьёзный и задумчивый вид, чтобы не вызвать подозрений о совместном одновременном уединении в одной комнате.       Стоит только закрыть дверь в каюту, он берёт руки девушки за запястья и прижимается к ней сзади, горячо дышит в шею и вновь покрывает её лёгкими поцелуями, исподлобья рассматривая приевшийся ему вид каюты.       — Прости, а куда делся твой прежний пыл? Эти попытки меня отпихнуть и тому подобное… — голос заинтересованный, как обычно мурчащий и сейчас тихий до интимности. От близости мужчина невольно толкается в чужие бёдра, когда судно покачнулось от волн, от чего слышится над ухом томный вздох.       Дама же не сопротивляется. Может, если она поддастся разок желаниям своим и Питера, тогда он от неё отстанет?       — Ты же как пиявка присосался, тебя не отпихнёшь. — она этого не видит, но Блад от слов слегка закатывает глаза. Строптивость бьёт со всех щелей. Не смотря на это, он будто приглашающе ведёт рукой ладонью вверх по воздуху, заставляя окинуть взглядом всё помещение.       — В первый раз предоставлю тебе выбор места. Посмотри, как много вариантов!       — Перечисляй давай, мне аж интересно стало, где ты можешь это сделать. Я лично выбираю кровать. — дама старается вести себя отстранённо, но кожа шеи всё ещё напоминает о оставленных Питером следах своими слабыми ноющими ощущениями. Это вызывает не столько смущение, сколько какое-то подчинение.       — А что, у тебя проблемы с фантазией? Стул, стол, подоконник, кровать, шкаф. И везде куча поз. — мужчина ведёт девушку ближе к столу, подле него разворачивает к себе лицом за плечи и улыбается настолько дружелюбно, насколько умеет. Руки хватаются за край девичьей рубашки и заставляют её снять вовсе, чтобы следом откинуть её в сторону со всей неаккуратностью за её ненужностью. Питера даже удивляет эта безэмоциональность при раздевании, но Астрид привыкла к этому: её служанки помогали ей в одевании каждый день.       У дамы просто прекрасное тело, притягивающее взгляд. Что ж, после этого случая он успеет ещё налюбоваться им просто так, а сейчас ему жизненно необходимо вновь почувствовать этот поцелуй. Жадности мужчине в таком нежном интимном деле не занимать, как и страсти. Он даже особо не отстраняется, когда начинает говорить.       — На спине или на животе?       — На животе, чтобы тебя не видеть… На спине! Лучше на спине. — Родес всё ёрничает, в своём привычном духе, и послушно укладывается на поверхность холодного деревянного стола спиной, чувствуя, как Питер для удобства приподнимает и её ноги, оставляя их удобно лежать на предплечьях.       — Если не можешь выбрать, я перепробую с тобой все места и позы, мне не сложно. — жаркие поцелуи спускаются с славных губ на шею, к ключицам. Пока девушка приподнимается на локтях, Блад уже активно разбирается с её брюками, что сейчас были настолько лишними, и отправляет их к такой же ненужной рубашке куда-то на пол.       — Все не нужно, мне одного будет достаточно.       — Уф, давай, цыпа, выставь меня извращенцем.       Питер, чтобы ответить, выпрямляется и показывает свою ухмылку, сам же расплавляется и со своей одеждой. Терпеть, что мужчина так долго, невыносимо: принцесса притягивает и целует самостоятельно. Так, как хочет этого сама. Жарко, мокро и долго, развязно и мягко, лишь изредка покусывая чужие губы. Сегодня все принципы ломаются, а Астрид поддаётся тому, что в голове возникает как необходимая мысль, идея, таковой является и поцелуй, который будет точно приятен обоим.       Внутри каюты царил полумрак — единственным источником света была масляная лампа. В воздухе буквально трещала огненная искра возбуждения. Внутри каюты воздух буквально звенел от страсти между двумя людьми.       После поцелуя девушка наконец отстраняется и принимает прежнее положение, расслабленное, но не сводит взгляда с пирата. Питер невероятно притягателен, когда сосредоточен на каких-то мелочах. Глаза заворожённо блестят.       От такого жадного взгляда мужчина коротко смеётся. Наклоняется, чтобы дотянуться до ящика стола, вытягивает из него какой-то платок и улыбается, пока повязывает его вокруг головы Астрид, пряча её глаза, оставляя даму в тревожной и чувственной для неё темноте.       — Ты меня отвлекаешь своими глазками.       По телу пробегают мурашки, даме остаётся доверять лишь своим слуху и ощущениям. Слышатся какие-то шорохи, и вскоре тело, нетронутое никем ранее, напрягается под широкой, горячей ладонью Блада.       Он ведёт по животику, оглаживает его и поднимается рукой выше. Не решается словно, будто не верит в происходящее, лишь рассматривает девушку перед собой и наслаждается этим видом. Такое хорошенькое тело, такое нежное, шелковистое, лёгкое. Аккуратные плечики, славные вишнёвые губы, мягкие, умопомрачительной красоты груди, плавный и изящный переход к бёдрам от талии. Принцесса перед ним словно самое дорогое сокровище, и сейчас оно не абы где, а в его каюте, на его столе, в его руках.       Мужчина упирается коленом в стенку стола, чтобы покачивание корабля на волнах его не клонило в стороны, приближает девушку ближе к себе и позволяет обнять за крепкие плечи. Даме лишь в удовольствие: Астрид не раз подмечала развитую мускулатуру её давнего друга. Крепкие руки, плечи, спина и пресс всегда привлекали взгляд, когда доводилось видеть Питера без верха. Она дрожит не сильно, но заметно для пирата, и вовсе не от страха или холода, а напротив, от блаженства и чувства собственной хрупкости перед ним. С таким мужчиной Астрид в полной безопасности от внешнего мира, но не от самого Питера.       Ладонь вновь поглаживанием спускается ниже, касается чувствительной кожи бёдер и пробирается к нежной области между ними. Стоит Питеру ласково коснуться промежности кончиками пальцев, как по телу девушки проходит ток от непривычки таких ощущений, заставляющий вздрогнуть и зажать чужую руку ляжками. На это слышится довольный, бархатистый смех, переходящий в сладкое и тихое мурлыканье на ушко.       — Не появилось желания переместиться на что-то мягкое?       — Питер… — чужое имя вылетает из уст неконтролируемо, заставляя следом сделать рваный и шумный вздох. — Да, появилось.       Мужчина крепче обнимает под талию даму, другой же рукой хватает под ягодицы и уносит Астрид на постель. Укладывает с осторожностью, головой на подушку, и пару секунд не может отстраниться от того, как крепко его обняли за шею и в порыве чувств решили не просто поцеловать, а так же оставить след на шее.       И впервые Блад не чувствует от этого какого-то дискомфорта. Словно Астрид сломала какой-то непробиваемый барьер. Даже те дамы из таверны: ни одной он не позволял до себя дотронуться при таком личном акте, и предупреждал об этом заранее, ставил условие, что трогать может только он, а сейчас он словно забыл про свой же принцип. Принцесса может его трогать почти всегда так, как ей захочется.       — Милая, мне тоже нужно избавиться от одежды… — звучит очень жалостливо, Питер кусает мочку уха, пока шепчет расстроено такие слова до тех пор, пока чужую руку не опустит меж её же ножек. — Попробуй сама… — его рука ещё какое-то время находится на чужой, давая девушке урок самоудовлетворения не только внешне, но и внутренне, заставив это сделать буквально через пару минут. Её рука двигается несколько неуверенно и неумело, Питеру это доставляет лишь дикое удовольствие.       Он учит её просто немыслимому разврату! Просто ужаснейший, постыдный порок, о котором ни в коем случае ни с кем и никогда нельзя упоминать! Это же грех на душу, приносящий такое порочное удовольствие, от которого больше не хотелось отказываться. Девушка послушно и активно двигает своими нежными пальчиками, больше не думающая о том, как же раскрыто она лежит перед пиратом.       Сердце бьётся бешено, и Астрид невольно думает, что сейчас оно остановится. Щеки краснеют, а Родес сводит чувственно колени и облизывает пересохшие губы. В комнате невыносимо жарко, даже горячо, а отсутствие зрительного контакта просто убивает. Она вынуждена просто довериться Питеру. Её иногда пробирает дрожь, рассудок мутнеет, шатенка выгибается по кошачьи и не сдерживает полустон-полувздох.       — Питер, я тоже хочу тебя видеть… — звучит вопрошающе, словно разрешения просит. Хотела бы — сняла платок без проблем, а тут прогибается под Блада не только физически, но и морально, — …Пожалуйста!       — Я не хочу.       — Ты самый настоящий Дьявол! — Питер от такого раздражённого рычания лишь довольно улыбается и в конце концов избавляется от своей одежды, скинув её от себя подальше.       Наконец он умещается над принцессой. Взглядом снова проходится по телу и без капли стыда и совести останавливает взгляд на чужой ручке. Зрелище просто до ужаса будоражит кровь, а вместе с осознанием, кто под ним находится сейчас, так вовсе сводит с ума. Он старается вести себя как можно мягче и аккуратнее, чтобы не навредить принцессе, но будь на её месте любая другая женщина, Питер совершенно не пёкся о её благополучии.       Приходиться убрать чужую руку в сторону, и пристроиться самостоятельно. Он снова даёт обнять себя за шею, немного приподнимает ножки, держа под коленями, и медленно, часто останавливаясь, входит, боясь причинить боль Астрид. Та совсем притихла, доверяясь собственным ощущениям и прислушиваясь к ним, но мужской взор вполне улавливает напряжённый пресс. Приходиться опереться крепче рукой о постель, чтобы другой огладить расслабляюще тело.       Для Астрид все ощущения в новинку, а то, что без зрения тело стало чувствительнее, лишь усугубляет ситуацию. Или же, наоборот, делает её более забавной и чувственной. От неё слышится дрожащий, и как кажется Бладу, слегка болезненный скулёж, от чего он напрягается и послушно останавливается, целуя даму в уголок губ.       — Я могу снять платок, но уверен, что это точно смутит тебя.       — Нет, не надо… Не снимай.       Голосок всё ещё дрожит, а глаза чувствуют влагу наступающих слёз. Совсем не от боли, разочарования или каких-то негативных чувств, а наоборот, от непривычной ей нежности Питера, от приятных касаний, от самой близости. Эмоции настолько сильно захватывают тело вместе с диким возбуждением, что просто не находят другого способа выйти, кроме счастливых слёз.       Несколько минут для адаптации принцессы проходят до потемнения в глазах тяжело для Блада. Они оба возбуждены до предела, это чувствуется даже на каком-то подсознательном уровне. Вид обнажённого нежного тела выводит из себя.       — Питер, чтоб тебя!.. Молю, двигайся!       Резкие слова вызывают хриплый смех. Даже принцесса уже не может терпеть!       — Я же заставлю звёздочки плясать перед твоими глазами… — это он предупреждает, мурча и ухмыляясь с диким удовольствием от позволения приступить к активным действиям.       Если сначала он всё же боялся делать что-то резкое, то через время его темп и движения бёдрами становились резкими, размашистыми, мучащими. Ко всему прибавилась его рука, что умелыми движениями добавляла даме удовольствия на интимной чувствительной точке.       Под ним она выгибалась, слушалась, кусала губы от переизбытка чувств и довольствовалась ощущениями. Астрид даже представить не могла, какого это, боялась издать лишнего звука и в своей робости позволяла себе лишь прерывистое дыхание. Стоны, если таковые проскакивали, были тихими, сжатыми, их она глушила своей же рукой на своём рту.       Более ярких ощущений добавлял Питер, что по каким-то своим меркам, например, более сильной чувствительности Астрид или её всё более учащённому дыханию, понимал, что та близка к окончанию. Стоило прикинуть, что скоро по чужому телу разольётся волна наслаждения, как он прекращал какие-либо движения, а во второй раз своего баловства так он вовсе вышел из той, оставив в чувстве пустоты.       — Пляшут?       — Не знаю, пляшут ли… — её переворачивают на бок, крепко держут за бёдра и всё же хватаются жадно рукой за одну грудь. Он сжимает, но не до боли, лишь наслаждается мягкостью, пока оставляет поцелуй на щеке. Даже закатывает глаза: как он долго этого желал! — Хоть где-то ты преуспел…       — Ты мало обо мне знаешь, раз делаешь такие выводы. — Питеру не нравится, с какой усмешкой это было сказано, даже если он её не видел, потому как принцесса соизволила ткнуться в подушку и спрятать от него лицо.       Руки сжимают ягодицы более властно и грубо, возможно, до ноющей, но терпимой боли, толчки становятся менее щадящими. Ему нравится грубо, резко и в темпе, и всё, что было до этого, было пыткой и для самого Блада.       Через несколько мгновений несчастный платок с чужих глаз срывают и откидывают в сторону.       — А теперь пляшут? — звучит рычаще, сквозь зубы, и когда он чувствует дрожь хрупкого тела сквозь тихие стоны, он наконец немного приостанавливается, довольно ухмыляется и переворачивает девушку на спину, держа её ноги под колени.       — Пляшут… — снова стонет, тихо и аккуратно, срываясь на жалостливый скулёж, сжимает и разжимает кулаки, чуя, как ноги от усталости и удовольствия почти незаметно переживают дрожь. Она вся мурашками покрывается, краснеет, когда видит над собой Питера, и прикрывает лицо ладонями. В глазах и правда все пятнами, кругом идёт, пульсирует, но лицо пирата, через щелки пальцев, Астрид видит достаточно чётко, оттого, залюбовавшись, ненароком приоткрывает щелки больше, разглядывая парня горящими глазами. Преданно и открыто.       Питер выглядит не менее прекрасным, даже с растрёпанными волосами и лёгкой испариной на лице. Его глаза блестят огнём страсти и неутоленного желания, а грудь всё ещё тяжело вздымается от таких активных действий. Его взгляд буквально прожигает, словно пытаясь получить ещё и ещё наслаждения от этого прекрасного создания под ним. Девушка выглядит для него не менее горячо, и всё усугубляется, когда обе ладони нагло накрывают её грудь. Он закатывает глаза и качает головой, пытаясь прийти в себя. Девичьи охи и шумное дыхание только сильнее его раздражают (в приятном смысле), заставляя начать двигаться вновь. Он всё ещё не удовлетворен.       — Питер. Я что, чем-то тебе насолила?.. — по ощущениям дамы, она сейчас точно провалится в сон без сознания, потому как выдерживать всю эту атмосферу страсти уже не выносимо, и сердце сжимается до боли от вида такого мужчины перед ней.       — Собираюсь довести тебя до полусмерти.       Астрид руку вытягивает и невесомо поправляет выбившиеся пряди волос мужчины. Хотя ему, кажется, совершенно всё равно, что они так небрежно упали ему на брови и глаза.        У самой принцессы жар на лице, искусанные, опухшие и красные от поцелуев губы, глаза на мокром месте, волосы — в творческом беспорядке. Под Питером она явно расслабилась, раз уже не держит лицо и не выпускает иголки и шипы.       В конце концов, мужчина доходит до пика, и все следы его окончания остаются на чужом животике. Подняться с принцессы нет сил: он лишь опускается на неё целиком, зарывается носом куда в шею и восстанавливает дыхание, наслаждаясь поглаживаниями, что с пресса перешли по плечам на его затылок.       — У тебя так билось сердце, что я даже на секунду подумал, вдруг оно вылетит или остановится? — голос звучит немного глухо от того, что Блад говорит в плечо. Сам он ладонями блуждает по женским ножкам, бёдрам, доставляя тактильное удовольствие и себе, и даме. — В следующий раз проверю на выносливость.       — Тебе бы не было стыдно, будь оно так?       — Мне было бы смешно. — мужчина усмехается и поднимается наконец, чтобы схватить обратно хотя бы свои штаны. Девушка хочет поступить так же, но не ожидает слабости в ногах и дрожи, от которой та в лёгком удивлении всё же остаётся на месте. Кажется, на сознание даже опускается сон. — А тебе не было бы стыдно? Представь, твоя душа поднимается из твоего тела, и ты со стороны наблюдаешь, как ты лежишь без чувств после такого интересного развлечения.       Астрид наблюдает за Питером заинтересованно, смотрит на свою одежду, что пират любезно собрал и аккуратно уложил на край постели, чтобы дама оделась утром, и вздыхает. Потихонечку остывает и успокаивается, становится легче. Единственное, что выдаёт все действие — шея, усыпанная следами их дикой страсти, и такая же дикая усталость.       В эту ночь Питер Блад впервые по своей воле перед сном, как только вернулся в постель, обнимает ранее ненавистную себе принцессу. Та засыпает довольно быстро, проваливается в сон и даже не слышит последние, немного раздосадованные слова.       — А ведь завтра снова будешь мне язвить…