Цветы зла растут близ Хуанхэ ➖ 恶之华黄河旁边生长

Записи, найденные на шигувэнь

Великая Ся умела возвыситься после страшных наводнений, и при правлении мифических императоров в небе и по землям срединной империи разгуливали чудовища и твари, записи о которых сохранились лишь отрывочно.  Но эту династию не погубили погодные катастрофы, чудовища или опасности извне — в те времена не было страшнее врага, чем собственный вассал. Недостойные сыны заняли место благородных предков и предались разврату. Получив в дар от Небес драконов-хранителей, они пировали их мясом и чествовали трусливого правителя.  Мир смертных никогда не существовал в отдельности, он тесно связан с двумя остальными - Небесами и Желтой рекой, у которой воздвигли свои усадьбы и угодья первые демоны. Были среди них и первый демонический владыка и подчиняющиеся ему демонические князья-гуны со своими обширными землями. Они плодились и растили силы, иногда изучая мир смертных над собой, такой любопытный и похожий на их собственный. Под взглядом Небес, занятыми высшими порядками, два остальных мира вели себя как пробующие границы дозволенного маленькие дети. Демонические правители отправляли сынов нашептывать указы о войнах молодым ванам, притворяться любезными евнухами, а дочерей… ох, дочерей, ненаглядные плоды иньских чресел, демоны отправляли разрушать династии своей красотой. Дочери иньского начала приносили с собой знания и страшные умения, учили владык людских заливать озера вином — или кровью — и поощрять запретные искусства.  Небеса обратили внимание на заигравшихся с друг дружкой детей слишком поздно, когда те слились в единый клубок низменных страстей и бесконечных распрей — и покарало обоих. Великая Ся пала, о ней остались лишь легенды, а то, что спустя столетия назовут Диюем… Небесный ход прошелся по рощам демонических владений и не оставил после себя ничего, кроме страха в самой сути последующих поколений демонов, ужаса в их костях перед высшим миром и тем, как тот гневался. Большая часть земель осталась без хозяев, покои проросли сорной травой и мелкими вредителями, а новый демонический владыка был вынужден принять власть над пустынными и обезображенными землями, на которых когда-то вырос.  И был вынужден смотреть, как его отца пожирают собственные пороки. В самом деле, даже у строгого родителя есть любимый ребенок и в тот день молодой демонический владыка понял, что он и его благородный род — нелюбимы.  В мире смертных воцарила династия Шан, а демонам пришлось отстраивать обращенный в голые кости и высохшие реки мир заново. Какое-то время в трех царствах был покой и баланс. Небеса вновь занялись пряжей высшего порядка.  Страх, поселившийся в костях демонов, ныл и зудел — а люди снова увлекали их своими изобретениями и процветающей культурой. Любопытство бывает сильнее страха и иньская тварь, прячась, снова поднялась в мир людей. Правила же династия Шан долго и украсила долины и хребты Поднебесной своими дворцами и башнями, расцвели сады вдоль великой Хуанхэ. Но звезды наблюдают за ходом истории и знают, что за расцветом идет увядание, и рождаются бедствия и копятся ненастья и злоба с обидой в сердцах тех, кто пришел после Небесного хода и желает всегда больше. Иньская тварь пьет и не напивается, а человек, пожалуй, слишком с ней в этом породнился.  Скоро сгниет даже самый прелестный спелый плод, и съедят черви слабые корни, и станут оскопленные править двором, а наложницы — опрокидывать династии и топить ванов в кровавом вине. Восторжествуют перерожденные из самых гнусных и несчастных людей владыки поветрий, ведь те предвестники катастроф, а затем все разом и бесследно сгинут, как сгибает лихорадка одним утром.  Звезды наблюдают, безмолвные свидетели грядущей трагедии, и они принадлежат богам — а боги знают, как делать свою работу. 

* * *

“И первый встречный будет тебе – кровавой расплатой”. Слова простучали по черепу изнутри – со стороны той жизни, которую он должен был раньше времени покинуть и затихли. Затихло и все вокруг, ни звука, ни сотрясания дрожи. Он не мог открыть глаз и даже вдохнуть – глаза заливало алым, в глотке застряли, как толстые слизни, сгустки крови и он весь был вымазан в ней и мог лишь коченеть новорожденным ягненком.  Он почувствовал движение снаружи его кокона из слизи и крови – холодным и тупым касанием, словно пробующим почву. Не размышляя, он вцепился в это касание зубами, после чего был отброшен в сторону и втоптан в землю. Земля была рыхлая, влажная, а у него были пальцы и конечности, но не было возможности оглянуться и понять, что он такое и где. Сыро и мерзло, хочется свернуться в комок и выть от тупого чувства, как будто была вскрыта старая рана. Но какая рана у новорожденного? То, что отбросило его в сторону, вдруг схватило и потянуло на себя, заставляя запрокидывать никчемную голову и рвать мясную пленку новорожденного – глаза вновь залило кровью, но в них ударило солнце через алую толщу и заставило задрожать еще сильнее. Он поднял конечности и потер их, смахивая лохмотья и сгустки плоти прочь. И смог увидеть, что вокруг – кровавая бойня, разбросанные тела, разрушенная постройка, смутно знакомая. Строение казалось, имело постройки вокруг местечка, где они находились – в голове всплыло понятие о внутреннем дворе и саде. Змеиными кольцами лежали внутренности тут и там, некоторые тела были обезглавлены, а некоторые валялись, уставившись на него пустым мертвым и судящим глазом. Красный – главный цвет мира, в котором он очнулся? Но тот, что держал его за голову, словно голову утопающей псины или лошади, неотвратимо умирающей, но получившей хотя бы предсмертную ласку… Был абсолютно белым.  В этой крови и смерти, в этом смердении гнили и мяса, он смотрел спокойно и внимательно – сотканное из молока и белых вычищенных тканей, из белых раковин и птичьего пуха, существо настолько прекрасное, что он бы забыл самого себя, если бы, хотя бы изначально помнил. Белой была его кожа, белыми были волосы, заплетенные в длинную украшенную косу. Он был одет в церемониальные одежды с орнаментом в виде великого и грозного духа, а на шее у него висело ожерелье удивительной красоты, из чего-то, чего новорожденный не мог разглядеть. Только глаза были черными, как угольки. Столь чистая и нежная сущность не могло существовать в этом хаосе, – но раз он тут, то, значит, новорожденный должен узнать… Он хотел спросить, как зовут это прелестное создание и кому он служит, или, может быть, сам является господином  – открыл рот, подвигал челюстями, двинул языком и сказал. Прелестный господин увидел лишь, как он скорчился и вытошнил комки плоти, которые застряли у него в глотке. Он не пошевелился, а подол его изысканных одежд был запачкан алыми рисовыми зернышками. Цокнул языком – на миг открылся влажный алый рот, – он внутри тоже алый, как и все вокруг – и поспешно убрал руку от его головы, которую все еще тошнило. Псину перестали держать над водой, ненужный конь начал тонуть в трясине.  Выплюнув последний кусочек плоти – скользкий и склизкий, сгусток свернувшейся отверженной плоти – он упал и пополз к белым ногам вновь. Его мягко оттолкнули – как отталкивают надоевшего щенка. – Ты, значит… появился из этой бойни. – голос у существа был не мужской и не женский, тихим колокольчиком разрезал мертвую тишину. – Почему не появились и другие? У него не было ответов на вопросы белого создания. Он мог лишь смотреть на это создание и думать, что тот все знает о мире, в котором он очнулся, а, значит, за ним нужно следовать. Он попытался это сказать. – След..след.. Хрип был таким жалким и тихим, что прекрасный господин не обратил на него внимания. Он покинул его, легким шагом отправился прочь – рассматривать следы бойни. В пальцах он мял ожерелье, а глаза стали серьезными и сосредоточенными. А брошенный, новорожденный зверек, пополз следом – и тут путь преградили два урода. Один был высоким и имел выражение лица как голодного духа, которое вырезают на сосудах дин, а другой чуть менее уродливым и пониже, похожим на цзюэ. Каждый выдал ему по пинку, отбросив в гору мяса, из которого его достало белое существо и подарило возможность взглянуть на мир и самого себя. – Займитесь делом. Нужно посадить семя, – сказало белое создание, отвлекая уродов. Брошенный зверек почувствовал сладкий восторг от мысли, что он его защищает – значит, нужно продолжать путь к нему. – Дин, есть еще поднявшиеся?  – Господин, мы никого не нашли, – сказал урод по имени “Дин” и брошенный зверек возрадовался тому, что его мысли с прелестным созданием совпадают. С каждым мгновением сознание этого зверька обретало форму, но он все еще мало понимал, кем и в каком мире очнулся. То, что он понимал речь остальных говорило о том, что ему стоит их держаться. Он стал выползать из кучи сваленных тел, рассматривая себя и части свои – вот его руки, на каждой по пять пальцев с острыми когтями, а вот его ноги, сильные и крепкие. Он может быть полезен. То, что он был нагим, нисколько не смущало – тело прикрывали слои налипшей чужой плоти и слизи так надежно, что потребовалось бы долго вариться в котелке для того, чтобы разваренное мясо отделилось от его собственной кожи. Зверек заметил, что его мысли довольно странные. Зачем ему варить самого себя? И холода  больше не чувствовал… – Эти земли не принадлежат ни одному из шести владык, господин. Может быть, вы возьмете их? – подал голос похожий на треножника Цзюэ урод.  – Может быть. Посадите семена по кругу, взрастим на этой крови рощу, – сказало белое существо.  Белый господин? Белый Владыка, славно, что такое красивое создание будет управлять этим местом… Если такое прекрасное существо хочет посадить тут рощу, то значит, он прекрасен и своими помыслами. Может быть, тут вырастет прелестная роща кипариса, которая радует глаз? Брошенный зверек постепенно полз к говорящим. Он не догадался сразу подняться на ноги, но почему-то решил, что посреди пути это будет странностью. Постепенно в его голову приходили образы и понятия из мира, который он покинул, но собственное имя было невозможно вспомнить. Раз он где-то в после-жизни, то прижизненное имя ему не носить – даже ван после смерти носит лишь посмертный титул, а чего удостоится такой как он? Он понял и вспомнил, что это место было концом его прошлой жизни, а все эти трупы принадлежат тем, кто сотворил с ним что-то омерзительное. Он сразу проникся отвращением к телам и порадовался тому, что они никогда не проснутся, как проснулся он. Вспомнил он и о том, что жил при ване, в землях процветающей Шан, которая находилась близ реки Хуанхэ и была прекрасными землями, не знающими достойных врагов, кроме соседней Чжоу и кучки не знающих манер племен. Его руки, он вспомнил, принадлежали сильному воину, и он мог служить. Что-то внутри, едкое и гадкое, как проглоченная желчь, прошептало – что ты за ничтожество такое, раз первым делом вспомнил, как служить, а не собственное имя? Значит, служить ему было важнее, чем помнить себя. Пусть, зато он сможет предложить себя прекрасному белому господину.  Уроды-сосуды отправились выполнять приказ, а один из них, что пострашнее, походя пнул зверька и отбросил носком сапога в сторону. Тот не успел ухватиться за его ногу зубами, из-за чего гадкое и мерзкое внутри посмеялось – слабый, слабый. Нет, он не должен отвлекаться на уродов, ему надо умолять белого господина о службе. Вокруг смердело мясо, поднимался тонкий запах начинающегося разложения, смерть дышала из самой земли, влажным последним выдохом, а он полз через нее и тела к белому созданию, замершему на одном месте. Белый господин чем-то сосредоточенно занимался. Он склонился над землей и, раскопав пальцами почву, брезгливо стряхнул руки и потянулся к собственному ожерелью. Брошенный зверек подобрался достаточно близко к нему и смог разглядеть, что вместо изысканных камней украшение состояло из зубов, вымытых и чистых. Это нисколько не смутило зверька, ведь он также уловил исходящий от господина аромат – сладкий и слегка томленый, как от вареного мяса, но в нем была нотка возжигаемых жертвенных масел, из-за чего в животе зверька стало остро от восторга и благоговения перед ним.  Зверек заметил у него ниже на шее еще одну розовую полоску-шрам, чуть выделяющиеся цветом из общей белизны. Он решил, что, если останется рядом с этим созданием из молока и пуха, то станет самым счастливым.  Между тем белый господин аккуратно снял один из зубов с ожерелья и посадил в вырытое местечко в земле. Он затем скрыл его и пригладил образовавшийся курганчик ласковым жестом, отчего зверю захотелось ревниво выть. Но он просто смотрел.  Вокруг царил хаос и он не знал, в самом ли деле теперь его будет сопровождать этот смрад смерти и крови, всегда ли в глотке будет так сухо и горько, но в моменте, пока его не оттолкнули, он наслаждался своим после-бытием.  – Я желаю вам служить, – сказал он, наконец.  Белое создание не сразу обратил на него, сгусток нечистот и смерди, внимание. Он внимательно смотрел на сотворенный курганчик, словно из него вот-вот должна была появиться некая жизнь. Зверек подумал, что может предложить две руки и две ноги, но в одно мгновение почудилось, что самому красивому существу, которое он видел с момента смерти нужно что-то больше всего, что брошенный комок плоти может дать. Больше, чем вся его до- и после- жизни.  Он успел подумать – если я правда был воином и служил, а теперь умер и вот, ползаю и преклоняюсь перед непонятными существами, то кто же я сам такой? Белый господин окинул его взглядом – тот, как бездомная собачка, затрясся в нетерпении – и задержался взглядом где-то около его головы. Зверек не знал, что с ним сделали перед смертью и не узнает еще достаточно долго, а пока он пребывал в счастливом, восторженном неведении.  Прелестный господин из молока и пуха открыл на мгновение алый рот. – Обойдешься, – сказал он и поднялся на ноги. Зверек подумал, что ничего не понял из его ответа и последовал, как прикормленная собачонка, следом – тоже на четвереньках. Некоторое время ему удавалось ползти прямо за господином в белом, а потом его вновь забили вернувшиеся к нему слуги.  – Господин, мы посеяли семена вокруг, как вы и приказали, – учтиво произнес слуга Дин, пиная зверька по лицу ногой.  – Господин, нам забить эту тушу для вас? – учтиво поинтересовался слуга Цзюэ, ударив зверька в живот. Боль оказалась странным, тупым чувством. Зверек не понял ее сути, она показалась ему не такой важной, как следовать за белым господином – поэтому он продолжил путь. Почему его отвергли? – Оставьте, это новорожденный демон. Он слишком слаб, чтобы годиться на пиршество, – через плечо бросил господин, не замедляя шаг.  Слуги переглянулись и, пожав плечами, бросили занятие и последовали за ним. Троица вышла из залитого кровью внутреннего двора и прошла через главный вход, через покосившиеся ворота. Зверек следовал за ним, ползал по ступеням и собирал ссадины на ладони и колени.  Затем он подумал – в самом деле, я же теперь могу встать на ноги и ходить, как положено человеку? Неудивительно, что прекрасное создание отвергло меня в таком неприглядном виде.  Он поднялся на ноги и мир переменился – теперь казался не гнетущим и страшным местом, а подвластными руке предметами, преодолимыми расстояниями и даже лестница была не так ужасна новорожденному существу, которым он стал. Он все гадал, как назвать себя, ведь выглядел он как человек, но внутри него было гнило и желчно, хуже, чем у издохшей и истлевшей куницы. Понимание происходящего менялось, теперь он осознал, что все это залитое кровью и внутренностями, конечностями и телами поле и полуразрушенная постройка на несколько семей – скрытое в холмах убежище, где он и обрел смерть и последующее перерождение. В… духа, демона? В несколько шагов удалось догнать уродов, а с ними и прекрасного белого господина. Они оказались несколько ниже его, а в особенности то создание, ради которого он проделал весь путь. Взгляд сверху вниз заставил уродов насторожиться, а вот господин посмотрел без всякого страха и, что важнее, интереса.  Зверьку от вида этого маленького белого создания захотелось скулить и закрыть его в себе, затолкать в себя и больше не показывать миру. Что-то гадкое и желчное внутри задумалось, почему, пусть и действительно красивое, существо вызывает столь странные желания.  – Я хочу вам служить, – немного осмелев от стойки на двух ногах, повторил он.  – Посмотрите, этот кусок мяса решил, что чего-то стоит, – хмыкнул слуга Дин.  – Но у него странный вид. Разве так рождаются демоны? – задумался слуга Цзюэ.  Белый господин смотрел на зверька, предлагающего себя, неотрывно. – Подождем и узнаем, – наконец, сказал он, – доберется ли он с нами. Если так, я подумаю.  – Владыка Мрачных Топей не одобрит еще одного слугу, – осторожно напомнил слуга Цзюэ.  – Разве это слуга? Находка среди крови больше походит на еще один жертвенный сосуд. С этими словами белый господин вдруг щелкнул пальцами, измазанными в грязи и крови, и все четверо куда-то провалились. Зверек дернулся в сторону, судорожно бросаясь на землю, а затем пропала и она – сменилась на песок и комья ссохшейся грязи.  Перед глазами расстилались бесплодные долины с редкими сухими изможденными деревьями, черными от копоти и больше напоминающими непонятные знаки. Предупреждающая надпись на языке, которого он не знал. Он шел за тремя фигурами, спотыкался о выступающие, как назло, под ноги корни, падал и поднимался вновь. Между деревьями мелькали образы чудовищ -  без рта и без конечностей, с многочисленными крыльями или, напротив, с множеством голов и без оформленного туловища. Все они казались фигурами, что вышли из под руки неумелого мастера. Неумелого и, кажется, слепого на один глаз. Вдруг зверек заметил странную тень в виде головы с разъяренным выражением морды, голодную и следящую за ним. Тела ее не было видно, и, когда зверек моргал, тень становилась все ближе и ближе к идущим, вызывая необъяснимый страх и желание бежать. – Что смотришь туда? – с усмешкой спросил у него слуга Дун. – Хочешь стать закуской для таоте?  На чудовище сразу перестали смотреть. Дорога показалась очень долгой и он почти выбился из сил, несмотря на то, что одежды остальных трех спутников даже не запылились. Слуга Цзюэ поднес белому господину край своего рукава, чтобы тот смог вытереть о него руки. Тот принял дар.  Затем они вышли к постройке, похожей на дворец – только тот был из белого камня, настолько чистого и светлого, что зверек сразу понял, что его прелестный господин живет именно тут. Вокруг произрастали рощи со странными деревьями, чей ствол был белым, а ветви белоснежными руками тянулись вверх. Путники подошли ближе и зверек разглядел, что это не деревья вовсе, а гладкие и вычищенные кости, которые растут из самой земли. А, значит, и дворец тоже… Что за существо способно на такое? Стоило бы испытывать страх, но удушающая вонь мяса и крови в этом месте сменилась на аромат жертвенных масел и наводимого, пусть и в подобном жилище, уюта. И он, совсем недавно вынутый из груды мяса и разорванных внутренностей, понял, куда и к кому попал. Спустя столетия потомки будут называть эти земли Диюем, обителью демонов и местом, куда для суда попадают души после смерти. Однако тогда это были такие же усадьбы и сады, такие же дворы и придворные, что и в мире людей – и демоны тоже обживали некогда сожженные в уголь берега своей Желтой реки. Цветы прорастали и близ иной Хуанхэ, сестры-близнеца, принадлежащей миру духов и демонов.  И теперь это был его новый дом.