Just him

Был вечер. Уже в течение почти недели Сеул окатила ярость Зевса - греческого бога гроз и молний, что было заметно по неприступному, вечно тусклому, черному небу. Я стояла на безлюдной улочке позади своего дома, по которой ранее даже не ступала. Было иронично, что "спина" элитного жилого комплекса в центре столицы Южной Кореи, полностью погрязла в отходах: перевёрнутые мусорные баки с разбитыми стеклянными бутылками и неразобранными пакетами бытового мусора внутри, лужи грязи в трещинах заброшенной проезжей дороги и не внушающая доверия тройка ржавых гаражей. «Да уж, вот так элита...» - пронеслось у меня в голове, пока я, с весьма смешным со стороны, но недовольным выражением лица пыталась стряхнуть с новых чёрных ботфортов ошмётки коричневой грязи. Несмотря на календарь, который яростно пытался доказать, что сейчас лишь только конец лета, в моей голове уже давно была поздняя осень - собственно, как и во власти погоды. Ветер с безумной силой трепал мои завязанные в незамысловатый пучок волосы, отчего их постоянно приходилось поправлять. Но в скором времени мне надоело, и уже в следующее мгновение я, с растрёпанной, словно я только что одержала победу в ужасающей драке, головой, держала во рту вторую за вечер сигарету, прикрыв тыльной стороной ладони сторону, откуда дул ветер. Сигарета никак не хотела поджигаться. Зажигалка то и дело издавала многообещающие чирканье, сопровождаемое ярко-оранжевой искоркой, но и то, и другое быстро затухало, будучи бессильным противиться урагану. Я много думала. Думала о том, что означало поведение Деок-су, что он хотел этим сказать? Разумеется, я знала, что он предал моего отца, решил поиграть в крутого бандюгу, который поднялся «из грязи в князи», обокрал его, пренебрег всей поддержкой и помощью, данной моим папочкой. И, о боже милостивый, как же ему везёт, что Шин Мэн-хо не в курсе тех трёх дней. Я чувствовала себя преданной, хотя нет, скорее использованной. Преданной я себя чувствовала всего несколько раз в жизни, и этот случай был совершенно не этим. Я не привязалась к Чану Деок-су, не полюбила его. Наверное. Мне просто было хорошо с ним, хорошо чувствовать себя аккуратной куколкой рядом с сильным человеком, который одной способен придушить твоих обидчиков, а двумя вонзить нож в спину тебе. Как оказалось, Деок-су способен только на второе. В моих глазах горела ненависть, жажда мести. Я злилась на отца, на Деок-су, и на безумно непунктуального человека, который уже как полчаса должен был забрать меня на ту самую странную игру. Признаюсь, было желание послать всё к черту и никуда не поехать, однако - интерес оказался неудержим, и намного сильнее страха. Теперь, уже сидя на мокром от непрекращающегося дождя бордюре, я расправила плечи и замахнулась, выбрасывая так и незажженную сигарету далеко и надолго. Туда же хотелось выбросить и противного Чана Деок-су. Ну вот, опять он! Нужно было отвлечься, подумать. Например, о любимой маме. Которой уже нет, да, Юн-су? Вчера я ездила в морг, специально рано утром, чтобы не пересечься с отцом. Как оказалось, даже общая потеря, общее горе, никак не помогли мне проглотить свою гордость и сделать шаг вперёд первой. Возможно, я не только по этой причине решила не пересекаться с отцом. Возможно, я не хотела видеть его убитым, морально уничтоженным изнутри. Мне было страшно. Я не хотела этого видеть. Вечно спокойный и безэмоциональный Шин Мэн-хо никогда не позволял себе давать слабину, особенно перед детьми. Наверное, из-за этого я все ещё полностью не могла осознать то, что папа - тоже человек. Я закрыла лицо руками. Слезы груздкими каплями заливали покрасневшие от прохлады щёки, перемешиваясь с дождём. Вот сейчас я в корне почувствовала себя виноватой. Я уж было собралась встать, да бежать до отчего дома, как раздался короткий сигнал грузовика, заставивший меня подпрыгнуть и чуть не упасть в лужу. Спасибо, чудесный непунктуальный урод. — Шин Юн-су? — мужской голос, больше смахивающий на голос робота, доносился прямо из-под черной маски с белым кружком, надетой на лицо, по видимому, мужчины. Я, не в силах ничего сказать от распирающего меня негодования, кивнула, сверля "инопланетянина", как я уже окрестила паренька, взглядом серых глаз. — Пароль. — Тише едешь - дальше будешь? — теперь уже просто кивнул мужчина, сразу же открыв мне двери на задние сиденья, куда я и поспешила залезть. Сначала я даже не заметила, что люди, сидящие, а точнее лежащие, рядом со мной – спят. Я не стала задавать вопросов, пока не обратила внимания на сопящего прямо у меня возле ног, вонючего, мать его, Чана Деок-су. — А этот что здесь делает? Ещё и уснул, козел и сволочь! Я некоторое время пыталась разбудить несчастного "бывшего", колотила его по голове и оттягивала сальные волосы. Он даже не удосужился их помыть! Правда, после недолгих попыток стать будильником, я и сама погрузилась в сон. *** Честно говоря не знаю, как очутилась здесь, помню, как проснулась. Спросонья разлепляя очи каждый человек мечтает о том, чтобы полежать с закрытыми глазами ещё хоть минутку, ну или хотя бы побыть в тишине. Увы, я не получила ни того, ни другого. Из царства Морфея меня вытянула ни весьма приятная ушам мелодия, а звонкий, слишком громкий для утренних подъемов, голос. Будто бы для усиления эффекта, меня трясли за плечи и сдергивали одеяло с ног. — Эй, просыпайся! Подъём! Пора вставать! — огх, это женщина. — Оо, проснулась! Другое дело! Я, всё ещё не особо осознавая происходящее, перешла из положения лёжа в положение сидя и вопросительно посмотрела на кучерявую, весьма симпатичную, но от этого не становившейся менее доставучей, женщину. Она была одета в странный спортивный костюм: сине-зелёную олимпийку с надписью "212" на сердце и такого же цвета штаны с карманами. Под расстегнутой олимпийкой виднелась белая футболка с таким же номером, только немного большим, растянувшимся по всей белизне. Тогда, оглядев "212", я, возможно грубо, но я после сна, мне простительно, сказала: — Ты кто такая? И почему ты орёшь мне под ухом с утра пораньше? И...подожди. — я посмотрела на себя и... о боже, я была одета так-же как и женщина, но на футболке красовалось число "308", — Что это на мне? — Форма. — хмыкнула доставучка, как само собой разумеющееся. Я же на этот жест ещё больше нахмурилась. — И вообще, как-то грубо с твоей стороны, а я... я – Хан Ми-нё! — женщина, хитро улыбнувшись, показывала двумя руками на себя, мол "смотрите, вот она я". — А тебя как звать? — Шин Юн-су. Рада знакомству, Ми-нё. — я пожала протянутую руку Ми-нё и встала с кровати, потянувшись спиной и прищурившись, посмотрела в сторону доходящего из толпы шума в центре большого зала. — Пусть мы и начали как-то неладно... Что там происходит? Я взглянула в сторону новой знакомой, и, не получив ответа от неё, решительно прошла в сторону звуков, на пути слегка отодвигая мешающие на дороге группки людей. Всё таки протиснувшись туда, я заметила две фигуры, очевидно, мужчины и женщины: первая мускулистая, а вторая худощавая. Очевидно, что вторая была особью прекрасного пола. Её я видела прекрасно всю, так как "067", как я успела заметить, стояла ко мне лицом. У неё была худая высокая фигура вперемешку с модельной внешностью. Я была уверена, что эта девушка - модель, или айдол, что в современном мире популярны. Уж очень номер шестьдесят семь была красива. Первая же фигура была точно мужчиной, пусть он и стоял спиной. Я отчётливо видела широкие плечи и мужское накаченное тело, которое, к сожалению, стоит ко мне спиной. Так вот эти две фигуры видимо выясняли свои отношения, раз столько народу собралось. Прислушавшись, я услышала лишь небольшую часть разговора, которая не очень то и помогала мне разъяснить ситуацию в своей голове. Мои мысли прервал громкий звук падающего тела, он как фурия ворвался в мои перепонки и мое сознание наполнились многочисленными оханьями и аханьями зала. Решив не продолжать лезть туда, куда лезть не следует, я вернулась к своей скрепучей койке, больше похожей на какую-то раскладушку в воздухе. Удобно разместившись на ней, я обвела глазами окружность, поджав под себя колени и посмотрев на с громким грохотом открывающиеся двери. Сон как рукой сняло. Усталость и горечь раннего подъема сменил тот самый интерес, который и привёл меня сюда. Мне было интересно узнать смысл таковых игр за деньги, а так же - что важнее всего, где находится долбаный Деок-су? Не то, чтобы я волновалась или переживала за него, скорее просто не хотела вдруг пересечься. Ведь если это случиться, я себя не сдержу, и тут же вспомню все отцовы уроки дзюдо. Перепрыгнув с последней ступеньки, я поправила свисающую мелированную прядь всё ещё влажных волос, сложив руки на груди облокотилась на балку кровати, как над ухом разнёсся тот же голос, что из "прекрасного" пробуждения, я уже не удивлялась особо. — Эй, Юн-су, что это за клоуны? — женщина чуть облокотилась на меня и шикнула на людей, которые обернулась на её слова. — Не знаю, — шёпотом ответила я. Люди в масках, таких же, как и человек, который привез меня сюда, были совершенно одинаковы на вид. Снаружи они ничем не отличались, оттого и было такое странное, пугающее ощущение того, что в этом месте твоя уникальность, какие-либо отличия от других - всё остаётся за пределами этого "маленького" мирка, где все равны. Конечно, один всё же отличился. Мужчина посередине носил маску с квадратом, посему и отличался от других сопровождающих, и в принципе, как я уже поняла, имел больше возможностей, чем кружки. Квадрат поприветствовал всех "игроков" и начал свою речь, которую прервал один мужской голос, а после и несколько остальных. Люди здесь не доверяли кругам и квадрату, пытались выяснять с ними отношения и ругаться, хоть и рабочие были настроены ко всем нам вполне себе дружелюбно. Я постеснялась спросить у всех, а чего они хотели, когда собственноручно согласились приехать на игры, о которых в принципе с самого начала никому ничего не рассказывали? Они ожидали приветственного тортика и бокальчика шампанского за длинным столом? С самого начала, хоть я и не особо вообще заморачивалась на счёт всего этого, было ясно, что игры нелегальны. Та же самая анонимность водителя-кружка, парень в метро, женский голос робота, что говорил со всеми по телефону. Всё это было анонимно, значит, полностью засекречено. Было только непонятно, с чего такие нелегалы пытаются дать простым смертным возможность получить большие деньги. Обычно в таких случаях попахивало либо разводом, либо чем-то жестоким и противозаконным. Я склонялась ко второму, было такое ощущение. Однако, возвращаясь к происходящему, рабочие инопланетяне не растерялись. Квадрат нажал на кнопку пульта, который включил огромный экран над его головой. Он произносил номера нескольких игроков, рассказывая об их именах, долгах и сопровождая всё это роликами от лица делового человека из метро, где те самые нумерованные получали пощёчины за проигрыш в Ддакжи. Я сморщилась от незримой боли за побитых людей. Пусть и с самого детства меня тренировали, совершенно не жалея, словно это был настоящий противник, который не стал бы церемониться со мной, я ужасно боялась боли. Даже походы на прививки с самого детства сопровождались криками и слезами, а бедной матери и минимум трём людям из персонала приходилось держать меня и мои руки, пока я брыкалась, сидя на кресле. Не стоит говорить, что происходило на приёмах стоматолога. В этой ситуации я была рада, что сыграв всего один раз в детскую игру, я сразу же выиграла, не получив пощёчины. Люди, которые ранее бодро возникали и пытались как-то сопротивляться и что-то требовать, сразу же угомонились и замолчали. Рабочие, я была уверена в этом, ухмылялись под масками, радуясь своей победе. После того как показали главных возникающих, экран разделился на несколько маленьких, показывая больше находившихся здесь людей. На одном из экранчиков я заметила себя, радостно прыгающую на месте и хлопающую в ладоши. Тогда-то я и сама отвернулась от экрана, решая посмотреть на Ми-нё, но её как след простыл. После этого инопланетяне попросили расписаться в бумажках, я подумала: «Окей, дойдёт очередь, прочитаю, вдруг если что - порешаю». Тупо, согласна. Ну естественно, что я - это не я, если дойду без происшествий. — Знакомое тельце. О чёрт. До ядерного взрыва осталось десять секунд. Я медленно вдохнула воздух в лёгкие, а жаль не никотин, и развернулась на сто восемьдесят градусов, в сторону кретина. Конечно, я понимала, что для него проведенные вместе несколько дней ничего не значат, но злость и обида душила меня тоненькой ниткой, сдавливала горло и подталкивала к серым глазам слёзы. Ни одной я не дам упасть, тем более в присутствии, опять же, кретина. Я просто отвернулась от него, решив не видеть напоминание причины скандала с отцом, да и в принципе чтобы держать себя в узде. Почувствовав спиной как мужчина усмехнулся, я, всё таки сложив руки на груди, в психологически защитном жесте, повернулась к "101" и, сделав максимально отвращенный и безразличный к этому разговору взгляд, также произнесла: — Отвали, Деок-су. Чан насупился, будто бы и вправду был обижен на такой ответ. Он сложил руки на груди, так же, как и я минуту назад, и с усмешкой произнес. — А чего так дерзко? Смелая стала? — он ухмылялся не долго, видимо, что-то озарило его мысли, и он в следующее мгновение убрал руки в карманы штанов. Он хотел что-то спросить, или сказать. Это было видно по его нервному, возможно даже в некотором смысле настороженному лицу. Он не мог понять, что же Юн-су здесь забыла. Однако, вместо всяких расспросов он, ехидно улыбнувшись, указал мне своими глазами на стол с бумажками и усмехнулся. Как же противно, я уже подумала, что он не такая сволочь. Я же, пройдя к стенду, взяла в руки ручку и прочитала все, что там было. — "Всего три пункта?" — пронеслось в моей голове, и я, поведя бровью, поставила подпись и отошла в толпу уже расписавшихся игроков. Я не заметила квадрата, который сверлил меня своим пустым, из-за маски, взглядом. В это время он сильно насторожился и даже испугался, под маской скрывая прикушенную губу и вытаращенные глаза, он узнал, кто она. — Ну, до встречи, малышка, — не дойдя до кровати, плечом меня толкнул кто? Правильно, Чан Док-Су, номер 101. — Смотри куда прёшь! — конечно же я злилась, и была готова порвать его за те три ночи. Я, пусть даже такая наивная и глупая, как пятнадцатилетняя девчонка, уже чувствовала себя небезразлично к Деок-су, отчего и пыталась себя отгородить, скрывая всё под маской безразличия. — А то что? — громила возвысился надо мной, и я, снова положив руки в карманы, подошла к нему почти вплотную, боковым зрением видя, что на нас смотрят половина зала. Я ухмыльнулась, наблюдая, как всё напускное величие и уверенность вытекает из сто первого как воздух из не завязанного шарика. — А то, как ты говоришь? Папочке нажалуюсь! — Ты ведь сама с ним в ссоре, Юн-су... — Деок истерично улыбался, стараясь спасти своё положение. Но отблески истинного непонимания и даже... заботы, прослеживались на его грубом лице. — А вот это, — моя улыбка так же испарилась с лица, и след простыл. Я ведь помнила, кто был причиной скандала. — уже точно не твое собачье дело, Деок-су. Я поставила точку в диалоге. Более не хотелось продолжать. Чан, видно, сильно задумался, оскорблённый прозвищем. Я, опять ощущая тот самый укор совести за скандал, который, как оказалось, вышел мне боком в обоих случаях, двинулась в сторону своей кровати, уже замечая там кудрявую знакомую. В это время, когда дипломатия подошла к концу, люди в масках повели нас по огромным лестницам. Абсолютно всё в этом месте, разумеется, исключая общежитие, было выполнено в ядрёных цветах: жёлтый, розовый и синий. От обилия света мои глаза начинали слезиться, и я прикрыла их рукой, словно защищаясь от лучей солнца. Зайдя в такую же яркую комнату, со множеством автоматов с камерой, уже знакомый, но такой бесячий женский голос приказал нам сфоткаться. С горем пополам, я, дождавшись своей очереди возле одного такого автомата, подошла и приподняла уголки губ, мои глаза озарила вспышка фотокамеры. Когда я отошла в сторону, ко мне подошла уже сфотканная Ми-нё. — Юн-су, эй, как думаешь, во что сейчас играть будем? — Не знаю. — честно отозвалась я, все ещё безразличным к происходящему голосом. Слова, сказанные в тот вечер отцу, не выходили из головы. — Пойдём, и посмотрим. Я уже развернулась и положив руки в карманы собиралась идти к лестнице, так как уже все закончилось, как меня снова взяли за локоть. — Подожди, — ну вот что она хочет? — Что хотел от тебя тот громила? — мм, понятно тогда. — Не важно. И вообще... — я развернулась к ней, пронзая холодным взглядом. — Хан Ми-нё, не лезь не в свое дело. Я ушла, оставив кучерявую думать о своём плохом поведении, но не долго она это делала, почти сразу, как я ушла, она последовала за мной, крикнув что-то вроде: «Юн-су, слышь! Ты чё, обиделась? Я же не со зла, просто любопытство...» *** Перед нами раскрывались мощные железные двери, они с громким скрипом открывались, впуская толпы людей - 456 человек, как я успела заметить на счётчике. Голос робо-женщины как всегда оповещал нас о событиях, конкретно сейчас - посвящал в правила игры. Игра назвалась «Тише едешь - дальше будешь», теперь у меня в голове сложился пазл о взаимосвязи пароля и первой игры. Нам, оказывается, изначально дали подсказку. Сказать честно, я обрадовалась. Это была моя любимая игра детства, разумеется, после гонги. Большое поле, на которое мы вышли, открывало вид на бескрайнее небо с летящими сверху свободными птицами. Где-то сбоку были слышны редкие удары волн о скалы, как было ясно мне по звуку. Обстановка навевала вспоминания о детстве, где моя сестра Харука и я чуть ли не каждый день сбегали с занятий на площадь, собираясь огромной компанией и играя все вместе. Девочки приносили резиночки, скакалки и мои любимые гонги. Мальчики же старались играть в более подвижные игры, собирая всех нас на просторной площади. Я улыбалась, вспоминая как беззаботно мы проводили тогда время, улыбалась, помня задорные усмешки взрослых, которые, сидя на лавочках, наблюдали за своими детьми или внуками. Воспоминания грели душу, я любила детство, любила все его составляющие. Голос говорил о том, что игрок, который продолжит двигаться, когда кукла перестанет петь, выбывает из игры. Мне было интересно, как это будет, ведь герметические двери уже захлопнулись минут пять назад. Игра началась. Пока я стояла и пыталась поймать ритм игры или хотя бы вслушаться в слова песни, какие-то два парня выбежали вперёд. Помните мой вопрос? Так вот ответа на него долго ждать не пришлось. Как только кукла, поющая песню, прекратила петь и развернулась, один из тех парней качнулся и поднял голову на устрашающее создание. Послышался выстрел. — "Что это было?", — пронеслось в моей голове. Тот парень качнулся, и замертво упал на песчаную землю, а кукла, как ни в чем не бывало, снова запела. Его друг, не думая о смерти паренька, начал подходить к нему. Точно я не видела, что там происходило, так как стояла почти в конце, однако потом такооое началось. Почти все, глупые, люди бросились к выходу, тарабаня в двери пока их как котят перестреливали прямо возле дверей. На стенах, на земле, на дверях, красовались бездыханные тела людей и следы их крови, пока я стояла, прижав к груди руки и почти не дыша, глядя на эту куклу. — Господи, — я отвела взгляд в сторону и опять увидела её. Вот живучая приставучка. — а я тебя искала... — Потише, — только и сказала я, медленно и настороженно, еле шевеля губами. Оказаться на месте тех людей не шибко хотелось. Кукла снова повторила правила и отвернулась, начиная заново петь песню. Как-то мне не очень нравится эта игра, и песня. Если бы мне сейчас было семь лет, я бы сказала, что мое детство разрушено. Но я не соглашусь, хоть правила и были изощрёнными, а точнее способ выбывания, всё было честно - игрок нарушил правило. — Юн-су, эй, Юн-су! — снова заговорила Ми-нё, — Знаешь, что я думаю? Нам нужно двигаться дальше, ты же видела, что произошло с теми людьми? Это будет и с нами, если не пойдём, а осталось всего три минуты. И правда, таймер показывал три минуты сорок семь секунд, и время скоростно сбрасывало обороты, не останавливаясь. Кукла снова закрывала свои глаза и пела песню, и тогда и мы с Ми-нё решили двигаться. Перспектива "выйти из игры" не подходила ни одной. Люди то останавливались, то бежали, слышались выстрелы и от этого руки дрожали пуще прежнего. Было страшно, и будет страшно. И вот... Спустя некоторое время, когда таймер показывал двадцать шесть секунд, я бросилась из под всех паров на встречу финиша. Сердце билось как не в себя, но в это же время играл безумный азарт, смешиваясь с адреналином. Это было потрясающе, это был тот толчок, которого мне не хватало, чтобы на время забить на свою горечь. Послышался механический голос: — Красный свет! Я затаила дыхание, и перекувыркнулась, приземлившись точно на корточки. В голове крутилась одно: — «Я выжила...» Повествование автора Это же время Худой мужчина преклонного возраста, но при этом выглядевший на двадцать пять, сидел на кожаном диване перед огромным экраном. Поза мафиози выдавала его напряжение и некий испуг, а застывшая на пути ко рту рука с гранёным стаканом виски свидетельствовала о больших проблемах. И так мрачный дом, который был выполнен в основном в двух оттенках: чёрном и золотом, казался ещё мрачнее на фоне задумчивого Шина Мэн-хо. Это был он, главный мафиози страны, да и, что скромничать, всего азиатского "континента". Миллионер, свирепый потрошитель и гроза бандюг - Мэн-хо являлся всем, но при этом и никем. Опустошенный потерей любимой жены, семилетним побегом младшей дочери и ссорой, а после и исчезновением старшей, Шин остался совсем один, и не хотел с этим мириться. На экране - единственном источнике света в тёмной гостиной, крупным планом виднелось поле с массивным дубом, возле которого пела корейскую песенку огромная механическая кукла. Люди в сине-зелёных костюмах отчаянно боролись за свою жизнь, а другая часть уже лежали на холодной земле, в собственной крови. Но Мэн-хо не волновали их жизни. Это были отбросы, мусор общества. Основная составляющая игроков - пьяницы, тунеядцы и бандиты. Шин Мэн-хо, поддерживая проведение таких игр в Южной Корее, Японии и Китае, знал, что за таких людей никто не хватиться. Он знал, что они бы и сами были бы рады умереть, ведь их жизнь за пределами игр более жестокая и опасная. Мэн-хо волновала лишь одна жизнь, лишь одна синяя куртка с номером "308". Времени оставалось немного, а она всё ещё была не на стороне выигрыша. Мэн-хо не сводил глаз от экрана, будто бы гипнотизируя перенести его дочку через метра два до финиша. Казалось, он даже не моргал. Стоявшие позади кожаного дивана приспешники босса переглядывались между собой, поглядывая и на мафиози, не зная, что от него ожидать - кнута или пряника. — Босс... - попытался начать один из них, как был сразу же перебит. — Тихо, — не отрываясь от экрана, Мэн-хо пригрозил пальцем пареньку, который сразу же отступил назад, снова сложив руки за спиной. Оставалось менее минуты. Шин, даже не дыша, следил всего за одной фигуркой, одним хвостиком черных волос. Господи, как же он переживал... Он тут же пожалел обо всём произошедшем между ними, пожалел о своем жестоком, эгоистичном предложении, выказанном ей. Шин Мэн-хо пожалел о том, что позволил ей уйти. Пусть его дочка, с, безусловно, таким же характером, как и у него, не уступила отцу и разбила несколько машин - включая и одну из тех приспешников, что охраняли её день и ночь, он мог не позволить ей уйти, мог приложить больше усилий для её безопасности. Он ведь мог предотвратить всё! Но нет, он выбрал себя, выбрал собственную гордость, как и она. За мгновение до окончания игры Юн-су перепрыгнула черту, с кувырка приземляясь на ноги. Мэн-хо шумно выдохнул весь накопленный в лёгких воздух. Она жива. Страх и волнение отпустили мужчину, и он и сам встал с насиженного дивана, громко ставя стакан с так и нетронутым виски на стеклянный столик. Приспешники - своеобразная элита из подчинённых мафии, более близких к самому большому боссу, резво закланялись, уже предвкушая последующие действия главы. Они знали, нетронутым не останется никто. — А теперь объясните мне... — нарочито спокойно начал он, — как, чёрт возьми, она там оказалась?! Минджун, не ты ли клялся жизнью следить за моей дочкой?! Молодой паренёк в таком же деловом костюме, как и остальные подчинённые, вышел вперёд, за спиной в успокаивающем жесте перебирая пальцы. Остальные парни лишь сочувственно поглядывали на него, но сами понимали, он оплошал. — Да, господин... — начал Минджун, едва поднимая взгляд, как тут же на скорости был прижат к противоположной стене. Его грудь тяжело вздымалась, но взгляд выражал покорность и желание нести ответственность за свои действия. — Тогда скажи мне, дорогой, почему ты не выполняешь свою работу достойно?! — Мэн-хо был в ярости. На руках выскочили вены, а взгляд, будто звериный, не пророчил ничего хорошего. За пазухой Минджуна виднелся револьвер, который и заметил Шин, убирая правую руку с груди юноши и постепенно отходя от него. Он молчал, как и все присутствующие в комнате. Гробовая тишина давила на всех, кроме самого мафиози. Он, как ни в чем не бывало, подошёл к стеклянному столу и взял гранёный стакан в руки, чуть-чуть отпивая и морщась то ли от сложившейся ситуации, то ли от ядрёного вкуса. Мэн-хо с виски в руке приземлился на такое же, как и диван, кожаное кресло, стоявшее лицом к Минджуну. Мужчина сверлил его взглядом, пока юноша не вытащил свой револьвер. — Простите меня, господин. Послышался выстрел. Тело Пак Минджуна замертво упало на пол, в то время как карие глаза всё ещё искрились жизнью, такой короткой, но жизнью.