Метод Мейендорфа

      — Значит-с, теперь о твоём "будущем будущем"... — Автор налила себе суп, Лотар вернулся к кофе.       — Каком? Воскресить меня хочешь?       — Ага.       — Для чего тогда убивала?       — Это закономерный итог. Ты загнал себя в угол. Ты ведь отказался мириться с последними событиями. Ты сдался, сам напрашивался на смерть, мечтал, чтобы тебя прикончили, потому что "вырожденческие гены" — это не про тебя. Помнишь?       — Зачем ты поместила меня в эти условия? — Обхватил голову, он испепелял автора взором.       — Испытывала тебя! Ты главный герой, носитель центральных идей, и ты должен стоять за них горой, доказывать их право на существование и, более того, на проведение в жизнь. — Чем спокойнее она говорила, тем и быстрее. — И всё под творческим контролем. Может, я дурно объясняю...       — Хуже некуда. — Лотар, однако, уловил суть.       — Чего не понял? — Она подвинулась ближе.       — По этому пункту всё ясно. Скажи, где и когда точка отсчёта? В шестьдесят девятом выйду из леса и постучусь на свою базу?       — Нет-нет-нет, забудь о ребятах, они провернули что хотели и дружно уволились. Пугать тебе некого.       — Значит, в твоей современности, где меня ещё не бывало?       — Именно. Наведёшь в ней порядок, но будь осторожен, полиция лютует и вся Европа вакцинирована от нацизма. Выберешь тогда, в каком немецком городе возродишься.       — Погоди! — взорвался он. — Ты опять на растерзание меня посылаешь?       — Внуши пользу своих убеждений, преподнеси их миру грамотно и под вкусным соусом. Ты ли в своё время Журналиста не наслушался?       — И теперь я стану злодеем...       — "Зло гибнет и возвращается", помнишь? Оно самое.       — И ты поощряешь моё зло?       — Необязательно. Я провожу мысль о его неистребимости, и всё. А ты разве злодей? Ты антигерой с серой моралью, со всеми личными недостатками и издержками метода однозначно ни моральный урод, ни Христос. С этой двойственностью ты и войдёшь в двадцать первый век.       Лотар коротко пробежался глазами по кухне, матово-белой клеёнчатой скатерти, заглянул в кружку. Не чувствовал былых гомерических притязаний на кусок суши и человеческий ресурс, жажды антигуманного эксперимента на благо эволюции, как в тридцатые и сороковые годы — пик его возможностей: слаженный план действий и вытекающая решимость, умноженные на благоприятную среду. Люди, покорные воле благодетеля в трудное время, вот-вот заново прозревшие в националистическом ключе...       — Для кое-каких ячеек общества время трудное, и они ждут толчка к революции. Стань их лидером, если заслуживаешь! Возглавь союзников, обработай и подведи к компромиссам — и вперёд.       — А! — Лотар отложил испуг на конец её реплики. — Читаешь мысли, автор...       — Что-нибудь надумал? — Она отнесла и сполоснула тарелку, достала блокнот, пока не прервала его молчание. — Не успел. Я в любом случае воскрешу тебя, и если ты изъявишь независимую волю и не захочешь спасти человечество, я просто сотру память о себе и о последней смерти.       — Не смей! — Встретил усмешку автора. — Я надеюсь на твою помощь.       — Консультации, подсказки, побочные квесты и на то, чтобы я исказила мир под твои потребности и на нужды Царства...       — Ты сама определишь, что мне понадобится от высших сил... — Автор его перебила:       — Добивайся! Мне молись, а сам шевелись.       Посветлевший на миг Лотар вновь сдвинул брови: постарается обойтись без молитв и жертвоприношений, и судя по улыбке девицы, она лишь переделала пословицу в шутку.       — Я расписала больше половины того, чем ты займёшься в новой жизни, так что тебе не отвертеться.       — А что, если убить тебя? — Лотар осмотрелся. Ножа ему не положили на стол и не сунули в пустую подставку. — Тогда ты больше ничего не напишешь.       — И ты перестанешь быть вместе со мной. Начиная с рождения в Германской империи и далее по тексту.       — Какая мне разница? Я умру, и как ты говоришь, с концами. Целая Вселенная в бездну. — "Агась". — И что?       — Не пристрелил Маляра, теперь на меня руки поднимает, на женщину!.. — пробормотала она и опять разбередила слух дрянной дикцией: — Ты не вырвешься из плена моей творческой мысли, пока я не поставлю последнюю точку. Сгинешь ты и твоя программа, твой метод, господин Мейендорф — а зачем, по-твоему, я на нём сосредоточена?       — Я инструмент для преобразования твоего мира? И моя Вселенная...?       — Полигон для оздоровительной евгеники и, отчасти, зеркало моей действительности. В другой стране, не соседней даже, но пусть.       — Угодное тебе зеркало и полигон?       — Повторяю: я не документалист и не историк. Толкую как умею.       — Бога ради... Если ты собираешься гонять меня в хвост и гриву не менее чем для этой высокой цели, то согласен. Не стирай воспоминания.       — Как хочешь. Кого я ни впишу, ты почти всем подберёшь прототипы из двадцатого века.       — А это зачем? — воспрянул Лотар.       — Исправляй ошибки, пока я даю добро. — Её озарило, и она заспешила, Лотар напряг слух. — Могу организовать встречу с внуками-правнуками, хочешь?       — К чёрту!       — Боишься их? — Она с робостью шагнула навстречу нервному разносу.       — Они меня испугаются. Не стоит им жизнь отравлять. Они не виноваты. — "Ты..." — И чтобы они отравляли мою.       — В моей абсолютнейшей власти то, как они тебя поприветствуют.       — И какие слова ты вложишь в наши уста, — съязвил он и встал подогреть чайник.       — Не без этого. Вы мои марионетки, но не полагайся сплошь на моё трудолюбие. — Она посмеялась, обнажила щербинку, однако без дёсен, — но вас, Лотаров и прочих ваших ипостасей, опасно отпускать на свободу, прочь из сюжетной тюрьмы. Доболтаетесь до срока внутрисюжетного.       — Ничего незнакомого.       — Значит-с... О чём я? Выбирай, откуда начнёшь жизненный путь? Из столицы, с Баварии, с севера?       — С саксонской столицы, — произнёс он с ноткой мечтательности. — Хочу видеть восстановленный Дрезден, раз уж он вышел из советской зоны оккупации.       — Много лет как. Принято. Ещё пожелания?       — Я начну с младенчества?       — Ну-у-у-у, затянуто. Ещё одну биографию человека, о котором столько прежде сказано, я не вынесу.       — То есть, что в итоге?       — Вообще я планировала поместить тебя как есть, — она показала на Лотара, его одежду: рубашку и брюки, — в Дрезден двадцать первого века. Год я уточню. Как и твой возраст, место рождения... но так, чтобы ты мог баллотироваться куда вздумается...       Она тонула в размышлениях, и Лотар аккуратно достал её из омута:       — Под новым именем?       — Озвучь, как изволишь называться.       Лотар промолчал, вверился её воображению.       — И с прежними задатками? – произнёс.       — Всё как пожелаешь. — Махнула, оставила в блокноте пустой лист. Ни к чему посредничество. — И осветлю твои волосы до арийского стандарта.       У Лотара подпрыгнула бровь. Он потряс головой, наклонившись с чайником, чтобы его космы пощекотали лицо. Автор чувствовала, как он привык к ним и с каким потрясением расстанется. Отголосок его бурной "итальянской грязи"...       — Каюсь, не подозревала сначала, какой они нанесут удар по твоей национальной гордости. Следовало это учесть.       — И дай мне время освоиться.       — Сколько влезет, но если засидишься так, что у меня фантазия иссякнет, я дам знать, подпихну.       — Спасибо. Ты во всём надо мной хозяйка, задашь мои прихоти.       — Я не прописывала тебя ленивым, почему ты сейчас перекладываешь на меня?       — Устал достигать и завоёвывать, — фыркнул Лотар. — Я всегда вверял себя року, так было всегда.       — Так и есть.       — И теперь лично свёл знакомство с этим роком...       — Дьяволом, богом или кем там, кто принял твою жертву и наделил бессмертием. Я любая высшая сила, с которой ты сталкивался. — Пока она разглагольствовала со злорадством, Лотар смахивал тряпкой просыпанный кофе. — Захочу — свяжу железными тросами и брошу в горящую баню!       Секунда, и тряпка полыхнула как насквозь пропитанная бензином. Лотар швырнул её в мойку — и вражину-автора позабавило, как он, серьёзность и храбрость во плоти, орёт дурниной.       Залп дурных и ярчайших прижизненных воспоминаний. Горящий Дрезден, удушающий огненный шторм! Маломальское уличное фаер-шоу Латинской Америки! Дым от углей под говяжьим стейком, ни капли не аппетитного с того мгновения!       И пусть Лотар не возродится в пожаре от божественной искры и не выскочит спасателям в перчатки!       "Побойся своего бога! Против меня ты никто!" — раздалось в мозгу.       Барышня — Лотар забыл спросить её имя — сидит и улыбается от того, в какое беспомощное и истерзанное создание превратила своего питомца, всемогущего Царя в будущем. Разговор между ними окончен. Автор не заставила Лотара заламывать руку и тянуться к крану, тряпка сама потухла, не потемнела и не прохудилась как библейский куст.       — Ты мой, слышишь, до последней косточки!.. Удачи во второй попытке, добейся моего расположения! — кричала она вслед убегавшему Лотару, и узкий голый коридор со светлыми обоями не кончался, пока она не договорила. Она понукала главного героя отчаянно сквернословить про себя, мчаться со всех ног, не попрощавшись вопреки любым правилам хорошего тона. Она, местная хозяйка, предоставила кофе и суп, хоть и недоваренные, зная его любовь и тягу к кулинарии — чтобы Лотар ныне бежал и не оборачивался до тех пор, пока она не выскажется.       Она закончила, и пол обвалился без следа, Лотар рухнул в воду, опустился вглубь выше макушки и не коснулся дна. Вода набилась в лёгкие с первым судорожным вдохом. Лотар потерял сознание, и вода вмиг посветлела, тело обласкали водоросли.