Скрижали Армагеддона

━━━━ ✧⊱⌘⊰✧ ━━━━

      Часы громким тиканьем отмеряют время в комнате, где не горят лампы. Вязкая тьма клубится за окнами, но внутрь пробраться не в силах — лишь кидает тени, а дисплей ноутбука с включённой программой будто пытается противостоять. В помещении только мужчина — он расслаблен, откинулся на высокую спинку кожаного кресла, беззвучно отбивает пальцами по столешнице одному ему известный мотив и внимательно смотрит.       На экране девушка со светлыми волосами и в строгом чёрном костюме. Она не кажется уверенной, говорит заученно — так, как правильно, — её пальцы сжимают подлокотники кресла; улыбка на лице вынужденная, вымученная, а глаза рассеянно бегают, не фокусируясь на линзе камеры дольше пары секунд.       — И в завершении, Лэйн, — звучит за кадром голос интервьюера, — каковы ваши прогнозы на расшифровку оставшейся части Манускрипта Войнича?       — Самые оптимистичные. — Её губы тянет новой неуверенной улыбкой. — Теперь у нас есть ключ, а значит, работать станет легче.       Журналиста с чёрными волосами, тронутыми у висков сединой, берут крупным планом, он открывает рот для прощания, но мужчина ставит программу на паузу и захлопывает крышку лэптопа, гася единственный источник света и пряча своё лицо в темени ночи. Переворачивает песочные часы на золочёной подставке, вынуждая тонкую струйку пыли отмерять очередную минуту, берёт телефон, тут же печатая сообщение с именем того, кому сегодня назначен последний день. Ему не нравится долго планировать и, тем более, ждать.       — Лэйн, — произносит он, смакуя буквы будто первый глоток дорогого вина. — Добро пожаловать в Дувр, Лэйн.

━━━━ ✧⊱⌘⊰✧ ━━━━

      Выхожу из вагона поезда, кое-как выгрузив за собой увесистый чемодан в тканевом, изрядно измазанном долгим перелётом чехле, и невольно ёжусь: город Дувр в английском графстве Кент встречает меня отнюдь не по-доброму. Вздыхаю и вешаю на плечо сумку с вещами первой необходимости: блокнот, ноутбук, кошелёк без местной валюты. Признаться, Лондон, куда я прилетела, был как будто приветливее, но конечная точка, увы — или нет, — здесь. Натягивая на ладони рукава бордового свитера, верчу головой, разглядывая перрон, — он не сильно заполнен людьми; а я даже не знаю, кого мне искать, но найти хочется пока исключительно кофе.       Конечно, я зря про себя ропщу на погоду, что сыплется мелкой изморосью с неба и стелется в воздухе сизой туманной дымкой, — в Дувре предстоит работа, а не светская жизнь, потому особой разницы нет. Но, конечно, не взятое с собой пальто кажется значительным просчётом — кто же знал, что здесь будет так мерзопакостно в июне.       Перекатываюсь с пяток на мыски, продолжая глазеть по сторонам, потом хватаюсь за ручку чемодана и качу его в сторону входа в невысокое здание станции. Её белые — наверняка белые — стены сейчас сереют из-за зачатков дождя и раннего утра с ещё не наступившими сумерками. Внутри тепло — это несомненный плюс, — а на полу мокрые следы. Иду вглубь, добавляя отметин от своих подошв и продолжая выискивать среди не сильно густой толпы человека, который потенциально должен меня встретить, но вместо него замечаю дверь в рай: кофейную точку.       — Мисс Баркли, — меня прерывает хвалёный британский акцент, заставляя застыть, признать, что звучит он роскошно, и обернуться.       Лучше бы, конечно, я этого не делала, потому что мужчина, которому принадлежит голос, акцент и, кажется, с этого момента все мои грязные мысли, выглядит слишком. Он слишком хорош для этого городишки, крошечного вокзала и меня — в джинсах и с волосами, завязанными в небрежный хвост на время пути через Атлантику.       Приказываю себе остыть, находя мгновенно логичное объяснение: я слишком долго была одинокой. Потратила почти год на проект по расшифровке страницы из Манускрипта Войнича, ходя на свидания исключительно с книгами, а мой круг общения сузился — за редкими исключениями — до пары стажёров, которые только и делали, что выискивали момент как бы сбежать покурить. В общем, если отбросить бархат голоса с лёгкой хрипотцой, рост, из-за чего незнакомец возвышается словно неприступная скала, пшеничные волосы, пронзительную голубизну устремлённых на меня глаз и чёрное пальто, то… Строго говоря, я себе ничуть не помогаю, мысленно всё же отбрасывая пальто, поэтому изо всех сил — последних — стараюсь не пялиться так откровенно, позволяя сделать последние шаги и сократить расстояние между нами до минимального.       — Кажется, сегодня я ваш сопровождающий. — Мужчина мягко улыбается, чуть качает головой в сторону, чтобы непослушная прядь волос не мешалась.       Мне приходится вскинуть подбородок вверх — иначе не удаётся посмотреть в глаза. Я старательно рисую на лице улыбку, правда, не уверена, что выглядит она приемлемо; знаю, что нужно ответить, банально поздороваться, а лучше остроумно пошутить, но снова нахожу оправдание: во мне семь часов пути в небе и ещё полтора по железнодорожным путям.       — Доброе утро, — выдаю наконец нечто адекватное.       Чёрт, таких мужчин нужно запретить на законодательном уровне.       — Меня зовут Борис Романов. — Улыбка так и не покидает его идеальное лицо. — Позволите ваш чемодан?       В голове ответ на вопрос — это нечто среднее между «угу» и «возьми меня прямо здесь», однако, сделав над собой очередное усилие, отпускаю из железной хватки ручку, отступаю на шаг и выдавливаю:       — Я — Лэйн. Спасибо.       Тут же себя корю: если он знает мою фамилию, то и имя наверняка тоже. Чувствую безграничную глупость, опасно соседствующую с желанием кинуться в самобичевание, будто грустная лягушка из мемов.       «Возьми себя в руки, тряпка!»       — Очень приятно, Лэйн. — Голос его звучит лучшими песнями мира, и я предполагаю, что просто сплю, иначе отчего так странно реагирую, будто нахожусь во второсортном бульварном романе про любовь и страсть с первого взгляда. — Кофе?        Мне нужно приложить титанические усилия, чтобы просто кивнуть. Хотя думать о напитках стоит в последнюю очередь — весь путь из Нью-Йорка до Дувра был проделан из-за не самых благих вестей: в местном музее зверски убили смотрителя, оставив на коже и полу метки, которые я и должна разгадать. Мысли о предстоящей работе заставляют отвлечься, и я плетусь рядом с Борисом Романовым, который теперь катит мой чемодан и прокладывает путь к кофепоинту.       Горячий стакан оказывается в моих ладонях через считанные минуты, и всё это время мы молчали. Я продолжала перекатывать мысли — наконец нужные и правильные, — а мистер — или сэр — Романов ожидал для меня напиток. Сдержанно благодарю, делаю первый глоток, блаженно подкатывая глаза, и мы направляемся к выходу. Надеюсь, я сейчас окончательно пробужусь, акклиматизируюсь, проработаю джетлаг и одиночество, и приду в норму.       — Как добрались? — звучит тем временем вопрос.       — Хорошо. — Мой голос предатель, он совершенно не слушается, и приходится кашлянуть.       — Жаль, что вам пришлось прилететь по такому печальному поводу, но, надеюсь, что удастся всё же насладиться городом.       Я киваю, глядя в окно и думая, что совершенно не желаю выходить на улицу. Там всё так же серо и сыро — мысленно гуглю билеты на паром до Франции. Отпуска моё бренное тело не знало года три, и хочется сбежать от рутины, но мёртвый смотритель ожидает вердикта.       Неожиданно моих плеч касается что-то приятно тяжёлое и тёплое, с томным ароматом мужского парфюма; резко поворачиваюсь — от расплескавшегося кофе спасает лишь пластиковая крышка — и нахожу на себе чужое пальто.       — Там дождь, а вы слишком легко одеты.       — Спасибо, м-м-м… — лепечу и пытаюсь выбрать верное обращение.       — Просто Борис, оставим условности. — Он толкает двери и пропускает меня вперёд.       Откровенно говоря, условности я оставила в момент, когда его увидела и мысленно раздела. Но обращаться по имени, конечно, приятнее — нет той чопорности, к которой морально была готова.       Автомобиль представительского класса — чёрный и с тонированными стёклами — ожидает у самого входа. Едва мы оказываемся рядом с ним, материализуется водитель в костюме и фуражке, чтобы открыть дверцу. Борис галантно подаёт мне ладонь, помогая забраться в салон, а я задаюсь вопросом: не слишком ли много чести? У нас будто не убийство — предположительно ритуальное, — а встреча с монархом. Интересно, в Букингемский дворец можно в джинсах? Боже, храни короля!       Пока водитель управляется с моим чемоданом, Борис устраивается рядом, обойдя авто. Нас разделяет подлокотник, на который я не решаюсь опустить руку, — для собственной безопасности цепляюсь ею за ещё горячий стакан и стараюсь удобнее разместить кожаный шоппер сбоку.       — Нам ехать не более десяти минут, — говорит мне Борис, тоже не трогая преграду между нами. — Всё произошло в Дуврском замке, там расположен музей.       Опять ограничиваюсь кивком. Ещё по дороге в аэропорт я начала изучать имеющиеся вводные и успела почитать о месте, где предстоит работа. До сих пор это предложение кажется чуть странным, ведь я, по сути своей, канцелярская крыса, вечно зарытая в бумаги и не выходящая «в поля», особенно на другой континент и за какие-то баснословные вознаграждения — мой босс даже не решился озвучить мне сумму.       Водитель возвращается на место — немного дико смотреть на правый руль, — и машина плавно трогается с места.       — Есть какая-то новая информация? — спрашиваю, просто чтобы не молчать.       Наконец-то я относительно пришла в себя, собралась в кучку и почти настроилась на рабочий лад. Всё ещё не знаю, кто Борис такой — ставлю на то, что какой-то босс в местной полиции. Ну, или, возможно, директор музея, где и случилось убийство.       — Нет, вскрытие пока не проводили, было принято решение, что ты первая должна осмотреть тело.       Нервно сглатываю что-то похожее на тошнотворный комок. Осматривать тела мне не приходилось, чёрт возьми. Я обычно смотрю на старые странички — никак не трупы. Предстоящий, наверняка увлекательный аттракцион не вселяет радужных надежд, а несуществующие пони спрятались в кусты. Хочется уточнить, во что я вляпалась, но технически никто не спрашивал моего согласия на эту командировку.       — Ла-а-адно, — тяну совершенно неуверенно, делаю ещё глоток кофе, чтобы прогнать горечь из горла, потом смотрю в окно на монументальные строения замка на холме.       Автомобиль петляет по узкой дороге, и в такой ранний час мы на ней совершенно одни. Изморось похрабрела и обратилась в дождь, что стучит сейчас крупными каплями по веткам и серому асфальту с лужами. Остаток пути размышляю о том, что будет не очень прилично выйти в чужом пальто, а моя единственная верхняя одежда — это куртка, которая упакована в чемодан. Видимо, страдания — мой сегодняшний выбор.       Авто плавно тормозит у каменных стен. Кофе я прикончила и теперь не знаю, куда девать пустой стакан, поэтому сую его в подставку подлокотника, обещая себе чуть позже выбросить. Выбираюсь на промозглую улицу, фиксируя пальто на себе за ворот, а водитель придерживает дверь — это всё ещё слишком помпезная встреча для человека, которому нужно осмотреть труп. Господь всемогущий, труп!       Не успеваю сделать и шаг — Борис оказывается рядом и раскрывает большой чёрный зонт, пряча нас двоих от дождя. Лепечу благодарность и мимо воли смотрю на его безымянный палец. Мысленно я уже сходила с ним на свидание и родила близнецов, а кольца, к счастью, нет.       — Спасибо за пальто.       Хочу снять его и вернуть, но Борис меня мягко прерывает:       — Не стоит.       Сам он в брюках и графитового цвета водолазке, которая красиво контрастирует со светлой кожей и волосами. Так, наверное, холодно, однако виду Борис не подаёт — делает первый уверенный шаг, и мне приходится повторить.       До входа в музей, оцепленный жёлтой оградительной лентой, всего ничего. Чувствую себя как в кино: иду с роскошным мужчиной к месту преступления под куполом зонтика, дождь бежит реками, а вокруг атмосфера чего-то таинственного. О-ду-реть.       Но я не на большом экране, разумеется, хотя очень бы хотелось сделать новый дубль: ветер налетает неожиданно, выбивает из-за уха пару светлых прядей, которые и без того давно выползли из хвоста, бросает их в лицо. Если начну убирать, то рискую уронить пальто, поэтому просто неинтеллигентно дую, пытаясь вернуть себе возможность обзора.       Наконец достигаем цели, и констебль в мокрой форме поднимает ленту, позволяя пройти. Он не спрашивает документы, не задаёт вопросы, лишь вежливо приветствует, и я возвращаюсь к размышлениям, кто во всей этой вакханалии Борис. Ещё пара шагов, и он складывает зонт, пропуская меня в открытую дверь с табличкой графика работы музея.       Внутри темно и прохладно, каждый удар подошв о тёмный пол отзывается гулом.       — А тело?.. — начинаю я вопрос, прикидывая про себя, сколько прошло с момента убийства.       — Увезли в морг. — Борис кивает вправо, в сторону широкой каменной лестницы, и я поворачиваю вслед за ним. — Прошло уже, — будто прочтя мои мысли, прерывается, чтобы посмотреть на своё запястье, — около десяти часов. Но у полиции есть фото и видео, если это важно прямо сейчас.       Растягиваю губы в нервной улыбке: вот уж радостно смотреть фотосессию трупа. Пытаюсь уложить в голове, что меньше, чем половину суток назад я была в Нью-Йорке и думать не думала о возможности вот так просто оказаться в Англии. Новость грянула громом среди ясного неба, и вещи в чемодан я заталкивала совершенно беспорядочно, не в силах представить, насколько затянется командировка; на рейс регистрировалась последней, буквально за секунду до того, как сие действо закончилось. Сплошные приключения, всё как мне нравится. На самом деле — нет.       Мы с Борисом поднимаемся на второй этаж, откуда льётся тусклый свет включённых ламп. Там тоже дежурят констебли, а навстречу нам идёт мужчина в строгом костюме. Спешу стянуть пальто и вернуть владельцу, бормоча смущённые благодарности.       — Я распоряжусь отвезти твои вещи в отель. — Борис перекидывает одежду через локоть, не надевая. — Доброе утро, детектив. — Он вежливо кивает, едва мужчина размашистым шагом достигает нас, но тот ограничивается исключительно поджатыми губами.       Бориса эта угрюмость будто совершенно не трогает. Краем глаза замечаю, как его лицо тянет улыбка — наверняка заученная и дежурная. Мгновенно отметаю вариант, что он связан с полицией, ведь тогда угрюмый незнакомец вёл бы себя куда вежливее; остаётся представитель музея.       — Дмитрий Ллойд, детектив Скотланд-Ярда, — представляет Борис.       Я не жду, когда он назовёт и моё имя; сама делаю шаг вперёд и протягиваю ладонь:       — Лэйн Баркли, специалист по древним религиям.       Дмитрий Ллойд, надменно приподняв бровь, смотрит на мою руку, но я не собираюсь ту убирать, не получив положенное пожатие, — это дело принципа. Ему ничего не остаётся, как небрежно тронуть мои пальцы, обдав кожу холодом.       — Считаете, смотрителя убрали масоны? — Он спрашивает Бориса, не скрывая в голосе иронии и мгновенно утратив к моей персоне интерес; чёртов сексист!       — Для начала нужно изучить оставленные символы, — невозмутимо отвечаю я. — Не факт, что они каким-то образом связаны с масонством.       Дмитрий цокает, а Борис ободряюще улыбается, отчего неглубокие морщины вокруг его рта становятся заметнее, и я опять утекаю в состояние, что было на вокзале. Теперь уже втроём идём в сторону нужного зала по длинному коридору одной из построек бывшего замка.       — Директор музея сейчас в отъезде, — сообщает Борис, — должен скоро вернуться. Есть основания полагать, что смотрителя убили из-за книги, но по правилам мы не можем без руководителя проверить хранилище.       Директора нет — хочется спросить, кто же тогда он сам, но это как будто бы неприлично. Возможно, данный факт и был упомянут в тех скудных строчках информации, присланной мне на почту, но вспомнить ничего подобного не могу.       — Книги? — спрашиваю я, включая профессионализм или что-то около того, и вожу пальцами по ручкам сумки, продолжающей висеть на моём плече.       — В музее хранится книга под названием «Скрижали Армагеддона». Существует легенда, что она открывает двери конца света.       Дмитрий, который всё это время идёт чуть впереди, издаёт смешок — наверняка намеренный.       «О, мы, значит, скептик».       Не то чтобы я сама верила в ангелов, демонов и загробную жизнь — скорее напротив: в силу профессии могу доказать как, откуда и почему начали поклоняться тому или иному богу, — но с Ллойдом мне с первого взгляда хочется быть диаметрально противоположной во всём.       — Почему именно здесь? — игнорирую детектива и его способ выражения мнения.       — Есть старое поверье, что именно под Дуврским замком расположен вход в ад. Но доподлинно, конечно, никто не проверял. Могу позже рассказать подробнее, чтобы сейчас никого не смущать.       Теперь в голосе Бориса читается лёгкая, но откровенная издёвка, и совершенно точно ясно, в чей огород брошен этот камень. Я почти смеюсь. Хочу послушать городские легенды из его уст — впрочем, если вдруг начнёт рассказывать мне про устройство мотора или как решить численное уравнение, я всё равно останусь.       — Гражданским нельзя, — не без удовольствия сообщает Дмитрий, останавливаясь в проходе и доставая из внутреннего кармана пиджака бейдж на красном ланъярде, — только консультанту.       «Консультант» — звучит почти гордо, и я беру протянутую мне карточку, тут же надевая на шею, а за ней и одноразовые перчатки, которые прячут руки по кисти.       Борис только утвердительно кивает, не споря и снова возвращая меня к размышлениям о его роли во всём этом. Он не из полиции и, судя по всему, не из музея. Сочетание имени и фамилии выдают в нём не местного: Борис Романов звучит очень по-русски, тогда откуда у него этот крышесносящий акцент? — но продолжить развивать предположения не успеваю.       — Было приятно познакомиться, Лэйн, — говорит Борис у самого уха, заставляя россыпь мурашек пробежать по спине, и я оборачиваюсь, встречаясь взглядами. — Надеюсь, мы ещё увидимся. В более подходящей обстановке.       Пресвятые угодники! Я одновременно умираю и воскресаю, хотя, казалось бы, что он такого сказал. Наверняка это банальная вежливость, и Борис забудет обо мне, едва переступив порог. Только вот это вот всё заставляет чувствовать себя особенной, и плевала я, что в шаге от нас место преступления.       — Взаимно, — улыбаюсь, отчаянно стараясь сохранять невозмутимость, а после мы коротко прощаемся, и Борис быстро уходит.       Уже когда он почти у лестницы, вспоминаю, что оставила в машине свой стакан. На секунду становится стыдно, однако Дмитрий окликает меня отнюдь не вежливым: «Ты идёшь?», и приходится включиться в работу.       Иду в центр зала, где стоят таблички и мелом нарисован человеческий силуэт. Кроме меня и детектива там ещё трое: они не обращают на меня внимания, занятые своими делами. На ходу лезу в сумку, доставая записную книжку и карандаш, ищу глазами, куда примостить вещи, чтобы не нарушить целостность картины убийства.       В зале светло благодаря включённым прожекторам, на стенах висят три картины в добротных рамах, а по периметру расположено несколько стеклянных витрин с экспонатами. На первый взгляд всё на месте, ничего не разбито и не брошено впопыхах.       Так и не найдя где расположиться, просто опускаю шоппер на пол и рассматриваю нарисованные успевшей засохнуть кровью символы. Они смутно знакомы и никак не относятся к масонству. Я зарисовываю знаки в свой блокнот, стараясь соблюсти расположение и масштаб — выходит правильный круг, в который те выстроились, а в центре как раз и находилось тело смотрителя. Поднявшись и отойдя на шаг, пытаюсь представить, как убитый лежал, — выходит что-то вроде «Витрувианского человека» да Винчи. Кто-то переборщил с Дэном Брауном?       — Что думаешь? — спрашивает Дмитрий, и я как будто слышу в его голосе насмешку; но пытаюсь убедить себя в том, что просто показалось.       — Это точно не масоны, — отвечаю не без иронии. — На теле тоже такие символы?       — Нет, но похожие.       Киваю и ещё раз осматриваю зал, стараясь ничего не упустить, однако больше не нахожу ничего интересного или полезного. Остаётся ехать в морг, но хочется оттянуть это мероприятие на бесконечно возможный срок. Чувствую, как взгляд Дмитрия жжёт дыры в моей спине.       — Что-то пропало? — оборачиваюсь.       — Нет, мы допрашивали администратора. Но остаётся же ещё волшебная книга в хранилище. — Дмитрий фыркает.       — А когда вернётся директор?       — Уже в пути, сказали, что он уезжал в Глазго.       — Понятно, — тяну, продолжая мерить шагами зал, и понятия не имею, где находится Глазго и сколько оттуда добираться.       — Здесь больше делать нечего, по крайней мере сейчас, — снимая свои перчатки, Дмитрий направляется к выходу.       Я подхватываю сумку, тоже освобождаю кожу рук от латекса и спешу следом. Мои вещи уехали в неизвестном направлении, на улице собачий холод и в целом чувствую себя слепым котёнком, которого отпустили во двор познавать мир.       Конечно, если начать прибедняться, то можно сказать, что я понятия не имею, почему в Дувр отправили именно меня, но это не так. В середине мая при моём непосредственном — и чего уж там, почти единоличном — участии были завершены расшифровка и перевод на английский первой страницы Манускрипта Войнича, что стало шансом к разгадке его целиком. С того самого момента ко мне приклеили почётные ярлыки будто бирки на чемодан: «прорыв», «дарование», «будущее», — а я была простым лаборантом-оценщиком в музее Метрополитен.       Давая интервью газетам, научным изданиям и даже ведущим телеканалам США, я не могла сказать ничего вроде: «Этот путь был долог и тернист». Всё на самом деле вышло случайно: Манускрипт привезли на выставку в Метрополитен, я оказалась в числе команды подготовки и, пользуясь возможностью, не смогла не прикоснуться к Святому Граалю криптографии, ведь моё образование — религиоведа и, собственно, криптографа — буквально велело. Не знаю, почему все светлые умы на протяжении столетий игнорировали, как мне кажется, простые факты — возможно, я просто взглянула под иным углом и смогла подобрать ключ к шифру.       Целый год ушёл на одну-единственную страницу. Пергаменты стали моими верными и почти единственными спутниками. Я видела их ежедневно, кропотливо пробираясь в дебри, выискивая суть, чтобы затем у мирового научного сообщества был шанс познать сокрытые от простого народа тайны. Правда сказать, что в первом — даже не целиком расшифрованном параграфе — содержится много важного, я не могу. Но в любом случае имя Лэйн Баркли прозвучало громко и чётко для всех заинтересованных и небезразличных.       Отсюда и могу сделать вывод, что кто-то в Великобритании решил, будто я способна прочесть и символы убийства. Напоследок останавливаюсь у одной из витрин: там за стеклом небольшой том в добротной коричневой обложке, испещрённой вензелями и символами. Смотрю на табличку: «Скрижали Армагеддона. Копия». Дальше прочесть не успеваю, потому что шаги Дмитрия затихают, а я всё ещё не настолько гордая, чтобы оставаться здесь в одиночестве. Троих незнакомцев я не считаю.       К этому времени Дмитрий уже скрылся на лестнице, и я почти бегу, пытаясь придумать, как напроситься в компанию, хотя даже не уверена, что он с машиной. Я умею расшифровывать слова и целые предложения, но всё ещё недостаточно умная, чтобы сохранить адрес и название гостиницы. Посмотреть тоже не могу: письмо из электронной почты не подгружается без интернета, сим-карта пока не куплена, а пароль от музейного вайфая мне неизвестен. Мысленно ставлю себе девять клоунов из десяти и мечтаю, что, когда вырасту, помудрею. Проблема лишь в том, что мне уже двадцать семь. Нет, это десять клоунов из десяти — бинго!       — Дмитрий! — Запыхавшаяся, я настигаю его у самого выхода и наблюдаю неспешный, даже чуть ленивый поворот в мою сторону. — Ты не знаешь, где отель…       Нужно сказать так изящно, чтобы не показаться дурой, которая не в курсе самой банальной вещи первостепенной важности, но детектив, на удивление, упрощает мою задачу:       — «Мэйсон»? Я тоже живу там.       В голове щёлкает тумблер: точно, отель «Мэйсон» — и я энергично киваю, одновременно делая про себя отметку, что Дмитрий не местный.              — Город выделил на время расследования машину, я подвезу.       Удивительно: он может быть нормальным. Пока это наваждение адекватности не прошло, спешу выйти к автомобилям на парковке: сейчас их здесь два, и наш явно не с проблесковыми маячками на крыше. Сегодня я мисс Логика.       Утренние сумерки уже рассеялись, уступив место холодному и тусклому рассвету, что стелется над городом внизу. Дождь затих, но в воздухе практически осязается влажность, неприятно прилипая к коже. Спешно тянусь к ручке дверцы, мечтая скорее забраться в тепло салона, но слышу позади насмешливое:       — Сама поведёшь? Ключи дать?       Ругаюсь сквозь зубы: кто из приспешников сатаны придумал левостороннее движение? Стыдливо — даже почти позорно — обхожу машину и забираюсь наконец на пассажирское сиденье, незамедлительно пристегиваясь и устраивая сумку на коленях. Жутко хочу принять душ и прилечь: не знаю, сколько часов не спала, но практически весь полёт изучала переданную информацию, а когда ноутбук разрядился, не сомкнула глаз, напряжённо думая о предстоящем.       «Будь дружелюбной!» — рекомендую сама себе, осознавая, что работать с Дмитрием придётся, как ни крути.       — Ты не из Дувра? — задаю первый вопрос, когда мы покидаем замковую территорию.       Дмитрий кидает на меня вопросительный взгляд, а после качает головой, однако отвечает:       — Нет, из Лондона.       — О, — только и говорю я, а дальше мы молчим все пять минут пути.       Искренне рада, что жить предстоит так близко к месту преступления, иначе бы просто рехнулась от напряжённой тишины.       Город медленно просыпается, лениво выползая на дороги редкими машинами, бегунами и собачниками. Здесь всё ещё тускло, хочется выкрутить ручку красок на максимум, ведь даже зарево рассвета протянуто серой дымкой.       Дмитрий паркуется у комплекса невысоких зданий из красного кирпича. Сосчитать этажи сложно: тут будто есть цоколь с утопающими в земле наполовину окнами, а под пиками треугольных крыш, подпирающих слишком низкое небо, расположились крошечные окошки. Не нужно быть математиком или архитектором, чтобы понять: для пригодного для жизни пролёта расстояния маловато. По моему скромному и никому не нужному мнению, этажа в этих зданиях два. Понятия не имею, зачем вообще занимаюсь подсчётами — наверное, чтобы отвлечься от отсутствия хотя бы ничего не значащих слов.       Поднимаюсь по лестнице следом за Дмитрием — ступенек восемь, тоже бесполезная, впрочем, информация. Отель четырёхзвездочный, но выглядит прилично: мебель на первый взгляд свежая, залежей пыли на видном месте нет, в оформлении преобладают дерево и тёмные цвета. Учитывая местные погоду и серость, хочется предложить добавить ярких красок, но я копошусь в сумке в поисках паспорта.       — Встретимся здесь через час. — Дмитрий не спрашивает, а просто ставит перед фактом и удаляется.              Вздыхаю вслед, думая, что, наверное, он занял свой номер раньше, ещё до поездки в музей, ведь вошёл сейчас без чемодана. Но это всё не особо важно — обращаю внимание на девушку за ресепшен, которая вежливо меня приветствует, беря в руки протянутый документ.       — Ваши вещи уже в комнате, мисс Баркли. — Она лучезарно улыбается, возвращая на стойку паспорт и выдавая в довесок ключ-карту. — Номер двести семь, это второй этаж, с лестницы направо.       — Спасибо! — Искренне радуюсь, что смогу переодеться, ведь свитер всё же чуть намок и теперь неприятно липнет к телу, а ещё добуду верхнюю одежду.       — Это просили передать. — Администратор оборачивается, чтобы что-то взять и тут же протянуть мне.       Удивлённо смотрю на непрозрачный и довольно внушительный чехол в её руках — он ростом почти с меня. Несмело беру, тяну язычок, расстёгивая замок и открывая себе вид на чёрное пальто, которое, по ощущениям, стоит, как минимум, пару тысяч долларов — или фунтов стерлингов, но я так и не удосужилась разобраться с курсом валют. Плотная ткань манит потрогать, а круглые пуговицы красиво отражают свет лампы под потолком.       — А кто… — не договорив, замечаю сверху приколотую швейной булавкой записку.       Раскрываю её, пробегая взглядом по тексту, выведенному от руки, — буквы идеально ровные, с красивыми завитками:

«Простуда — не лучший спутник. Надеюсь, это пальто поможет согреться. Борис Романов».

      Улыбаюсь как сущая дура, однако скептично настроенная часть сознания задаёт логичный вопрос: кто он всё же такой? Разберусь с этим позже, пока у меня по плану морг и труп, но в таком пальто это, возможно, будет не так ужасно.       Благодарю девушку и спешу к лестнице: добро пожаловать в Дувр, Лэйн!