Ich mag dich lieben

Дорис стояла внутри просторной спальной комнаты родственницы, оперевшись спиной о холодную стену. На ней не было лица, девушка за последний час несколько раз испытывала желание уйти, забыть обо всём или просто напросто выпустить накопленную злость. В помещении на несколько минут воцарилась гробовая тишина, Крона сидела на стуле вблизи племянницы, с грустью поглядывая на неё. Скоро молчание прервала Дорис, руки её были сжаты в кулаки с такой силой, что кожа заметно покраснела, как и лицо Нахтнебель, в глазах которой читалась невероятного уровня ненависть. – Это она виновата... – Тихо сказала девушка, приподняв голову. – Из-за неё всё это произошло. Ясно теперь, почему отец закрывает глаза на мои приступы, он не хочет признавать. Не хочет видить во мне такого ублюдка, какой была она! – Дорис перешла на крик, на глазах её выступили горячие слезы. – Не нужно думать, что ты такая же, родная. Женщина подошла к родственнице, взяв её за руки. Предыдущий час она посвятила рассказу о своём прошлом, непосредственно связанным с настоящим. В семье эта тема многие годы была табуированной, Дорис жила с розовыми очками, не подозревая, какие тайны хранили все близкие ей люди. Она злилась, возмущалась, что узнала об этом только сейчас и естесственно была недовольна своей матерью. – Это неправда, ужасно. Я такая же, как и она! Я убила её, но не по той причине, по которой матерь причиняла боль другим. Я больна, но узнаю об этом только сейчас. Всё то, что я творю с собой - это её вина. Мне жаль признать всё то, что произошло. Девушка еле выговаривала слова, она задыхалась в собственных слезах. Крона притянула племянницу ближе к себе, позволяя ей окинуться в её объятия. Дорис осознавала всё то, что обрекало её отныне на ужасную жизнь, и плакала в плечо тёте, не желая принимать эту сторону себя. – Я хочу убить себя, мне так жаль. Зачем она позволила мне появиться на свет? Она ведь знала, что из этого получится, понимала, какой я стану из-за неё. Кому теперь я буду нужна? Я не смогу сделать всё то, что делала она, не обману, не смогу завести семью. – Дори, не нужно говорить такое. Ты не она, я вижу это. Вы разные, абсолютно противоположные. Мне жаль, что на тебя свалилась эта ноша, но всё получится, если ты не будешь думать о сходстве с ней. – А отец? А Винсент? Они не примут меня, никто не примет меня такой. Все станут думать, что я сумашедшая, но это ведь не так! Я не хочу представлять из себя подобие матери. Вдруг Дорис резко вспомнила о Генрихе. Будет ли он любить её, зная о болезни? Сможет ли вообще хоть кто-то полюбить её, когда даже сама Нахтнебель не может принять себя? – Франц любит тебя, милая. И Винсент тоже, он так был к тебе привязан. Всё станет лучше, я обещаю. Мы выберемся из этого ада, когда закончится война, тогда ты сможешь понять себя и контролировать порывы. Не вини себя в смерти Анны, я знаю, что ты хотела в первую очередь защитить семью. Она была сама виновата во всём. Испортила тебе и Винсенту жизнь, рассорила меня с твоим отцом окончательно. Крона поглаживала одной рукой девушку по спине. Голос её был тихим и нежным. Дорис хотела бы верить тёте, но пока ситуация казалась безнадёжной. – Я не знаю, всё так ужасно! Мне бредится уже, что я убила матерь не из-за чувства долга, а чтобы получить такие же эмоции, которые испытывала она, перерезая кошачьи глотки. Это не так, я понимаю. Но как мне теперь жить с этим? – Дори, милая моя, даже если ты причинишь кому-то вред, то я всё равно буду на твоей стороне. Я знаю, что ты хорошая девочка и никогда не поделаешь кому-нибудь смерти. Сейчас просто нужно отдохнуть, ты сильно вымоталась. – А Винсент? Я хотела узнать обо сём, чтобы понять лучше то, что творится вокруг меня. Я хочу вытащить его из этого ада, но просто не представляю, как можно это сделать. – Не волнуйся, родная. Ты уже присматриваешь за ним при помощи других, верно? Я чувствую, что с ним всё хорошо. Ты сможешь вытащить его оттуда, но не в подобном состоянии. Иди к себе. Дорис ничего не ответила родственнице. Она была добра, но не могла понять проблемы и переживания девушки, никто не мог. Нахтнебель потёрла глаза рукавом платья, после чего без лишних слов развернулась и резким движением захлопнула за собой дверь, очутившись в пустом и тёмном коридоре. Она медленными шагами поплелась к себе. Голова гудела, Дорис тяжело дышала, будто её душат, глаза устали, периодически картинка разрывалась или вовсе чернела. Еле как девушка дошла до своей комнаты через несколько минут, практически сразу же она упала в постель, пытаясь отдышаться. Несмотря на звон в ушах и тревожные мысли, Нахтнебель в скором времени отключилась, моментально уснув. 1934 год, Адольф Гитлер присвоил титул фюрера Германии. В доме Нахтнебелей отовсюду раздавалась неизвестные голоса взрослых мужчин и их жён. Двеннадцатилетняя Дорис бегала по комнатам, внутри неё как обычно бушевала радость и адреналин. Девочка кружилась в новом голубом пышном платье, улыбаясь своему отражению в зеркалах. Подобные мероприятия всегда были проводом для того, чтобы похвалить себя и получить одобрение от малознакомых офицеров, когда в очередной раз глава семьи укажет на ум и способности своей малолетней дочери. И самым главным являлось то, что Дорис была единственной девушкой, проживающей в доме, которую одобрял Франц и не стыдился её присутствия. Маленькая Нахтнебель гордилась тем, что она в своём возрасте носила одежды и причёски лучше, чем у другой женщины, с которой она соперничала с самого своего рождения, которая никогда не признавала её, постоянно завидуя во всём. Девочка радовалась тому, что любимый и заботливый отец уделял ей времени больше, чем своей собственной жене, которую никогда за все двеннадцать лет ни разу ни хвалил, ни радовал, ни любил. Дорис могла себе позволить свысока смотреть на мать, которая хмурилась в ответ, сжимая кисти рук в кулаки так, будто в любой момент готова была придушить дочь. Сама Анна никогда не пыталась даже попробовать по-доброму относиться к дочери. С самого её детства мать не желала признавать Дорис, от чего у них и сложились натянутые отношения. И вот сейчас девочка готовилась и поправляла заколки с жемчугом, заботливо вплетённые Францем в гладкие золотистые волосы. Мужчина сказал ей звать Винсента, Дорис искала его по всем комнатам, переодически вздыхая. Брат напротив не любил показываться на людях, он видел, что отец пускай и относился к нему намного лучше, чем к матери, но тоже не особо долюбливал и в чём-то стеснялся собственного сына. Сама же девочка с особой любовью относилась к мальчику. На момент его рождения Анна с Францем не интересовались жизнью сына настолько сильно, как постоянными скандалами и ссорами. Маленькой Нахтнебель пришлось самостоятельно становится «молодой матерью» для Винсента, учить его говорить, наблюдать за первыми шагами, постепенно привязываясь к брату. Дорис со скрипом скатилась по лестничным перилам на первый этаж дома. Она редко позволяла себе подобное, обычно отец учил быть её более приличной и собранной. Девочка побежала по коридору дальше в поисках брата, как вдруг остановилась у комнаты матери, дверь в которую не была заперта. Маленькая Нахтнебель слышала голос Винсента, который разговаривал о чём-то с Анной. В момент сердце девочки застучало сильнее, что-то подсказывало, намекала о плохом. Она прижалась к двери, заглянув в небольшую щëлочку. Посредине комнаты стоял собранный к мероприятию мальчик, напротив него мать, она присела так, чтобы быть на одном уровне с сыном, женщина крепко держала в дрожащих руках его маленькие и детские лодошки, которые, несмотря ни на что, были намного больше, чем у его сверстников. В свои шесть лет Винсент выглядел на восемь-девять. Дорис плохо слышала, что говорили мать, но видела, как она подсунула что-то небольшое Винсету, периодически всхлипывая. Мальчик лишь молча кивал, его зелёные материнские глазки были наполнены жалостью и сочувствием. Маленькая Нахтнебель вдруг почувствовала резкую головную боль и непонятный гул в ушах, сердце стучало в разы быстрее, девочка готова была заплакать непонятно от чего. От матери исходило что-то чёрное и страшное, напоминающее липкую смолу. Она не могла больше просто смотреть на это. Через секунду же Дорис без предупреждений резким движением руки распахнула входную дверь. Анна моментально поднялась на ноги. – Винсент, отец звал тебя, пора идти. – Коротко казала девочка, не отрывая недовольного взгляда от Анны. – Хорошо, Fräulein. Винсент послушно подбежал к любимой сестре, взяв её за руку, большим пальцем поглаживая светлую и гладкую кожу. Ничего не ответив, Дорис побыстрее вывела брата за дверь, видя, как мать по-особенному пялилась на сына, что не нравилось девочке. – Слушай, Винсент, – ласковым голосом начала Нахтнебель, когда вела мальчика по коридору, – матерь давала тебе что-то? – Я не могу сказать, она просила не разглашать это, там важно всё... – С неуверенностью ответил Винсент, опустив взгляд в пол. Он не привык отказывать сестре. – У тебя есть секреты от сестры? Разве так можно? – Дорис показательно нахмурила брови, скрестив руки на груди. – Не волнуйся, матерь ничего не узнает, можешь сказать мне. Ненадолго мальчик задумался, но уже через несколько секунд утвердительно ответил: – Ну хорошо... – Он достал из кармана одну небольшую красную таблетку. – Мама сказала выпить её перед сном. Я ведь часто плохо засыпаю и постоянно ворочаюсь. Она говорила, что сама примет что-то похожее ночью. – И всё? – Удивилась девочка. Она не внимание, что всё настолько может быть просто. – Слушай, а можешь мне её пока отдать? Тебе просто нужно идти к отцу, а я зжтэто время как раз успею занести таблетку в твою комнату. – А всё точно будет хорошо? – Ну конечно, ты же веришь мне? – Конечно верю, Fräulein. – Утвердительно ответил Винсент. Ему не хотелось расстраивать сестру, да и мать ему не настолько уж сильно нравилась, чтобы ставить её выше Дорис. – Тогда ты догонишь меня, хорошо? – Хорошо, Винсент, обязательно догоню. – Ответила девочка и положила таблетку себе в карман. Маленькая Нахтнебель притворилась, что пошла в комнату брата, но на самом деле просто переждала пару минут, а потом вернулась в гостиную, где собралось довольно много для девочки народу. Следующие полтора часа были посвящены ужину, разговорам о политике и лёгкой выпивке. Через время все рассосались по компаниям и Дорис наконец была предоставлена самой себе. Она выискивала глазами своего единственного хорошего знакомого, который работал врачом в достойной клинике. Отец часто захаживал к нему, поэтому и сама Нахтнебель познакомилась и разговорилась с ним. Сейчас девочка подошла к врачу, который как раз стоял совсем один. – Здравствуйте, Herr Кляйн. Можно Вас на пару минут? – Приветливо поздоровалась Дорис, встав напротив знакомого. – О, маленькая Дори! – С улыбкой произнёс врач. – Конечно, дорогуша, как Вам будет удобнее. – Мне всего один вопрос бы задать... – Нахтнебель достала их кармана красную таблетку и протянула её мужчине. – Я нашла её рядом со столом, думала, что кто-то мог потерять. Только вот я не знаю, от чего она. Можете сказать? Врач нацепил очки на глаза и взглянул на таблетку. Ненадолго присмотришь, он вдруг с подозрением глянул на Нахтнебель, после чего спрятал медикамент в карман костюма. – Слушай, ты не помнишь, у кого это выпало? – Нет, простите. Я не знаю, чьë это. – Лучше не трогай, если увидишь ещё. – Тихо ответил мужчина. – Это что-то опасное? – Не уверен точно, но вполне возможно. Нам лучше будет забыть об этом, хорошо? Дорис кивнула головой в знак согласия, параллельно с этим начиная взглядом выискивать брата. Всё это казалось очень странным, матерь на самом деле теперь вызвала у девочки недопонимание и страх. Несмотря на всю нелюбовь к женщине, Нахтнебель не могла поверить в то, что Анна планировала серьёзно навредить сыну. Возможно возникло недопонимание, но с этого момента Дорис решила, что будет правильней больше времени удалять Винсенту и следить за ним. Дорис проснулась посреди ночи, тяжело вздыхая. Спина была мокрая от пота, пробуждению послужило внезапно приснившееся воспоминание из детства. Девушка присела не кровать, спрятав голову в колени. Она сильно устала от последних новостей, чувствовала себя обманутой, ничтожной. Всю свою юность Нахтнебель не замечала того факта, что была по-настоящему обманута. Теперь же она прониклась ещё большей ненавистью к матери, которая наносила вред семье и после рождения дочери. Женщина на самом деле хотела отравить Винсента в тот вечер, это неудивительно. Больная на голову, которая обвиняет во всех своих бедах окружающих, которая небось сама была бы не против покинуть этот мир после сына. Дорис понятия не имела, зачем конкретно ей это нужно, да и не желала разбираться в подобном. Девушка тряслась от холода и страха. Вся жизнь её теперь была испорчена, сама она оказалась оскверненной с рождения. Нахтнебель искренне возненавидела себя, она боялась, что превратится в такое же убожество, каким была Анна. Утро началось отвратительно. Дорис не выспалась, на фоне стресса появилось странное ощущение, будто её преследуют. Девушка понятия не имела, как вообще теперь смотреть в глаза отцу. Если он все-таки примет тот факт, что дочь больна, то моментально разочаруется в ней и бросит. Перед Винсентом было ещё больше стыдно, вместо того, чтобы думать о том, как можно вызволить его из концлагеря, Нахтнебель занималась самокопанием и излишними страданиями. Сейчас она попросту не могла пересилить себя и начать думать о других. Дорис чувствовала себя слишком потерянной и бесполезной, сил ни на что не было, простые действия теперь казались невероятными и требовали больших усилий. Уже полдень, коттедж практически пустовал, некоторые военные были посланы на конференцию, других отправили по собраниям и сборам. Спустя долгое время Дорис снова привела в свою комнату Ланду. С момента прошлой встречи она стала выглядеть ещё хуже: кожа будто выцвела, сама девочка заметно похудела. Смотрелось это как-то болезненно и жутко, но девушка ничего не сказала на этот счёт. В конце концов, почти все пленные выглядели именно так. Сейчас Ланда сидела на краю кровати и отламывала небольшие кусочки хлеба, которые постепенно употребляла в пищу. Её тоненькие детские пальчики были покрыты коркой. Несмотря на это всё, девочка оставалась красивой, ей шла короткая, отчасти нелепая и глупая стрижка, а зелёные глазки до сих пор блистали. – Как ты там? Нет проблем на новом месте? – Осторожно спросила Дорис. Ланда в её глазах выглядела слишком хрупкой, а от того девушка боялась хоть как-то навредить ей. – Да как сказать...Относительно общей массы всё вроде у меня нормально. Но это не значит, что я живу счастливо и радуюсь жизни. Спасибо за то рабочее место, котрое я получила благодаря Вашей помощи, я ценю это, но всё же мне плохо, одиноко и просто грустно, что так вышло. – Ответила Ланда, вздохнув. Она выглядела не особо замотанной, но во взгляде её читалось желание бросить всё это любым способом. Дорис молчала, не зная, что вообще можно ответить. Она не была в лагере, не понимала, каково это. – Каждый день на моих глазах десяток пленных избивают ногами досмерти, других расстреливают, третьи падают в голодные обмороки или мучаются от болезни. Я постоянно вижу море крови, размазанную о стены бараков, этих старых мужчин с ненавистными ухмылками в форме, которые считают себя богами. Я чувствую себя скотом, котрого обязательно прирежут через время. – Монотонно продолжала развивать мысль Ланда, опустив глаза в пол. – Не могу поверить, что это происходит. Я не узнаю свой народ, свою семью. Люди не способны на такое. – Единственное, что смогла выдавить из себя Нахтнебель. Девушка на самом деле не могла поверить в то, что это реально. Ведь на самом деле существуют такие личности, готовые идти по головам, творить насилие ради насилия. Дорис уже давно ставила под сомнение нацистскую систему, но боялась даже перед собой признать её абсурдность. Теперь рядом с ней сидел ребёнок. Девочка, которая в своём возрасте должна улыбаться, учиться и не думать о взрослой жизни. Война уничтожила её, судьба заставила оказаться внутри этой кровавой системы. И Винсент находится в такой же ситуации. Он тоже страдает, пускай и находится в определённом преимуществе за счёт минимальной помощи от сестры. – Ланда, я обещаю, что придумаю что-нибудь. Мне хочется помочь тебе, спасти из этого ада. Нахтнебель взяла девочку за руку, наклонившись ближе к ней. Она чувствовала, что должна взять ответственность, как минимум потому что была старше. – Не стоит, Вы и так много делаете для меня. – Сухо ответила Ланда. Она правда была благодарна девушке. – Не хочу, чтобы у Вас появились проблемы из-за меня. Тут же Дорис обратила внимание на то, что от чего-то у заключенной на глазах выступили слезы. Девочка протирала глаза рукавом формы, дабы хоть как-то скрыть это. – Я сказала что-то не так? – Спросила Дорис, с удивлённым взглядом посмотрев на Ланду. – Нет, я...Я просто не могу жить так, это невозможно. Они убили их всех. Пару женщин заболели холерой, немцы задушили всех тех, кто спал с ними в одном бараке. – Девочка откашлялась, глаза её были красными от слез. – Мне просто повезло, что я не оказалась среди них, это такое безумие...Мне страшно, они ведь не остановятся ни перед чем, им не ценны наши жизни, всё равно если что других привезут на замену. – Всё будет хорошо... – Тихо ответила Дорис. – Я постараюсь что-нибудь придумать, обещаю. Ты не умрёшь. И Винсент тоже не умрёт. Девушка думала об этом и обнимала хрупкое девичье тело. Ей не легко, ей тяжело, а дальше будет только хуже. Но брату ещё более больнее находиться там. Дорис не может просто так оставить всё. Это её долг, шанс искупить грехи, которые она совершила из-за больной матери.