Непрощенный

      Целый месяц Джонхен старался вспоминать о «бесконечном дне» как можно меньше, иначе прореха в груди начинала неприятно колоться. Она и без того мешала, заставляя чувствовать себя по-настоящему ущербным. Холод пропитал его. Стихи не писались. Новых записей не намечалось, даже не спеть и не подобрать что-то интересное. SHINee готовили хорягу к клипу и промоушену, а впереди маячил тур по Японии. Осталась отработка танцев, изредка — репетиции вокала. Иногда Джонгу хотелось лезть на стену от беспросветности рутины. Но он боялся, что только впустую сорвет все фотки и афиши в комнате Тэмина. Все равно от лазанья по стенам ничего бы не изменилось.       Первая неделя после разрыва запомнилась только вспышками на фоне темной вязкой дряни и парализующего мороза, которые опутали тело. Вот Минхо на весь дом матерится, вместе с Тэмином перетаскивая его кровать в комнату макнэ (каркас разбирать пришлось; младший резво схватился за отвертку. Тут же получил нагоняй от Минхо: «Положи, еще проткнешь кого, или посеешь». После этого больше не лез к инструментам, лишь помогал носить доски и матрас), пока он с пыхтящим Онью пытается впихнуть зеленый диван в угол кухни.       Вот Тэмин носится между двумя комнатами, как ужаленный. Джонг и не знал, что у него столько одежды. Вроде, никогда не был шмоточником… Но Бом… Кибом постоянно уговаривал что-то купить. Книги Джонхена обосновались на подоконнике. Младший в первый же день педантично выровнял стопку и периодически смахивал с нее пыль. Открытой ладонью, затем вытирая о штаны. А с каким пиететом Тэмин притащил его черновики — у старшего даже нашлись силы на улыбку. Будто листы хрустальные. Шкаф почти полностью отошел Джонгу: донсэн не изменил привычке разбрасывать одежду. Сказал как-то раз, что проще, когда все на виду.       Вот старший просит убрать фотографии с ним, которые висят над кроватью донсэна. Тэмину явно это не нравится, но он сжимает челюсти и снимает две. Третью, где Джонхен сидит на подоконнике с опущенной головой, младший отказывается трогать с таким упорством, что ежиные иголки видно за километр. А ведь именно рисунок на ней больше всего и смущает. Но Джонхен в итоге старается не смотреть на стену Тэмина, когда просыпается. На своей половине он повесил только семью. Скупо, но что-то другое вешать не хотелось. Тем более, их группа тут повсюду.       Остальные эпизоды из первой недели стерлись. Отработав вахту молча, как робот, он возвращался в комнату Тэмина и подолгу сидел в темноте, замерзая и пытаясь разобраться, что с ним творится. Переживал Джонг все-таки больше из-за разрыва или из-за отсутствия любви вообще?.. Тэмин поначалу дал ему отсидеться, не подходил, даже не включал свет вечерами. Залезал на свою кровать, открывал ноутбук и что-то смотрел в наушниках, иногда спрашивая, не принести ли чего. Джонг запомнил его лицо в белом свете экрана посреди темноты. Но через неделю или около того младший стал зажигать свет и вытягивать слова клещами. Вежливый, внимательный. «Как прошел день, хен? Поесть хочешь, хен?» И ни слова о том утре, скандале и их объятьях. Тогда у Джонхена не было сил удивляться, он не обращал на спокойствие донсэна внимания. Отвечал односложно, болтать совершенно не хотелось. Он периодически думал про возможность отогреться, но быстро забывал. Холод стал константой, настолько естественной, будто мир всегда был таким.       Онью в первое же утро объявил любую территорию, где он находится, Швейцарией. Как ни странно, эта глупость помогла держаться в танцзале. Джонг концентрировался на танцах, помня про нейтралитет, тем более теперь, когда Тони уехал, и ими остался руководить Михок, нужда в переводе с английского отпала. А это значит, с Кибомом можно не разговаривать. Правда, с остальными он тоже по большей части молчал. Тэмин на репетициях держался неподалеку от него, иногда приносил воду. Порой старшему казалось, что донсэн стал его тенью, просто чтобы, в случае чего, встать между ним и Кибомом.       Через несколько недель Джонхен понял, что Онью проводит время с Ки. Явно ходит с ним по магазинам, хотя тоже не фанат шмоток. У него несколько новых рубашек и кепка появились, из серии «подходит к твоим глазам, или часам, или родинке на лодыжке». Ки — мастер уговаривать что-нибудь купить. Как-то посреди репетиции лидер отвел Джонга к окну в танцзале и, поглядывая в сторону его бывшего, который вытирал лицо полотенцем, сказал: «Там все немного иначе». Джонхен вспыхнул и сжал челюсти. Спорить не было сил, он попытался просверлить лидера взглядом. Но Джинки жестом показал тайм-аут и добавил: «Выдохни, никто тебя отговаривать от разрыва не собирается. Так вам обоим лучше. И вот что… — Джинки замялся и сверкнул встревоженным взглядом в сторону Кибома. — Он мой друг, и я его… гхм, поддержу… В общем, ты тоже мой друг. Но у тебя… уже есть поддержка», — лидер посмотрел на Тэмина, который стоял довольно близко и точно слышал все сказанное. «Смотри только, не увлекайся. Он пацан совсем, хоть и хорохорится», — это Джинки практически прошептал на ухо, демонстративно притянув к себе поближе. Джонг не нашелся, что ответить. Как будто ему самому за полтос.       Примерно через месяц Джонг задумался, почему Тэмин ведет себя так, будто между ними ничего не произошло. Если в первые недели было не до того, то теперь он начал вспоминать. Как будто не было той ночи и поцелуев, как будто Джонг утром не стянул с младшего футболку и не чувствовал тонкое горячее тело в своих объятьях. Как будто и трепещущего сердца не держал в руках. Спросить в лоб было бы странно: «Эй, Тэ, а чего это мы обжиматься перестали? Я, конечно, ни на какие глубокие чувства не способен сейчас, а, может, и никогда… но как насчет рюмочки перепихона?» — он усмехался от таких мыслей. Ночами иногда подкрадывалось сожаление: может, стоило тогда хотя бы руками… Узел в животе натягивался, но Джонг ничего с ним не делал, только ерзал в постели, кутался от холода, вздыхал и старался уснуть. Сон, как обычно, не шел. Оставалось думать, копаться в себе. Непривычно было понимать, что он хочет Тэмина, но, наконец впадая в забытье под утро, Джонхен отключался от всего, а на репетициях снова погружался в апатию, сдаваясь на милость дня сурка, в котором перманентно жил. Донсэн же спал, как убитый. Еще одна причина ему завидовать.       Очередное утро выдалось тихим: видимо, Тэмин встал раньше жуткого будильника и отключил. Сколько Джонг ни просил поставить что-то другое, младший снова щетинился иголками и стоял за индастриал горой. Аргумент был один: «Зато все просыпаются». Даже те, кому можно еще поспать. Но сегодня Джонхен проснулся сам. Младший оставил дверь комнаты нараспашку. Из кухни доносится разговор. Джонг выползает из постели, медленно направляется в ванную, но различает голоса Ки и донсэна. С бывшим он упорно старался пересекаться как можно реже. Как с Кибомом общается Тэмин, ему не понятно. Но младший не перестал говорить с Ки и на репетициях, и на кухне. Обычная жизнь. Как будто мир перевернулся только для Джонхена.       — …думай, во что ввязался. И так уже натворил, — говорит Кибом нейтральным тоном. Джонхен прислушивается и замирает.       — Хен, я разберусь, — Тэмин звучит скомканно.       — Стой, ну… послушай минуту, — Кибом явно взволнован.       Тэмин недолго молчит, а потом угукает.       — Он старается сделать все правильно. Говорить то, что ты хочешь услышать.       Младший хмыкает:       — Он как-то сказал, что я заслуживаю «нормального отношения», — тон тихий и осторожный. Значит, точно обсуждают Джонга. По позвоночнику скребется любопытство.       — Вот и я о том, — в интонацию Ки прорывается искренняя, почти детская, обида. — Он будет таскать подарки, говорить правильные вещи. Ухаживать, как по схеме из ромкома. И рано или поздно ты поймешь, что ничего подлинного тут нет. У него в душе пустота. Я первое время надеялся, как последний д-дурак… — голос вздрагивает. Ки вздыхает и недолго молчит. — А потом срываться стал…       Дыра в груди снова колется. Ноги Джонхена леденеют. Так вот каким его видит бывший…       — Да Джонг… хен в ссорах от тебя не отставал, вроде, — спокойно отвечает Тэмин.       — В том и штука: он в эти моменты другой. Язвительный, жесткий, энергичный. Живой какой-то. И мириться весело было. Ох… Что он про Тэён наговорил… До сих пор тошнотики к горлу… — у Джонга колет в висках. Перед нуной стыдно, хотя она и не в курсе его слов, наверняка. — Не суть, короче, он в ссоре только и раскрывается. У него тогда будто даже сердце появляется, — в тоне Кибома горечь.       Джонг бледнеет, выдыхает и опирается рукой о стену. Больно.       — У него с сердцем все в порядке, хен! — ежик-Тэмин говорит так уверенно, как будто сам прикасался.       — Дослушай. Сначала думаешь, что эти ухаживания хотя бы на частичку искренние. Стараешься позаботиться, побыть рядом, порадовать… Надеешься… что он увидит, что почувствует к тебе то, что ты к… — Кибом давится. Джонг зажмуривается, чувствуя себя мерзавцем. — А потом проходит год. Два. Пять. Сколько ты способен стучать в стену, Тэминни? — голос опять подрагивает.       — Вечность, — щетинится ежик. Джонхен распахивает глаза и грустно улыбается. Больно.       Кибом скептично угукает:       — Через пять лет поговорим. И вот, рано или поздно тебе захочется отдачи. И может появиться человек… он, или она… Кто будет тебя просто слушать. Советовать что-то. Смешить. А потом ты заметишь, что домой не хочешь. И поймешь, что к твоему парню у тебя только остатки нежности, и больше — ничего… А дальше ты знаешь, — тон Ки сухой, но Джонг отчетливо различает грусть.       — Это твой сценарий, хен, — огрызается Тэмин. — Да и ты все-таки поступил…       — Ой, не начинай, — проснулась знакомая стерва. Джонг давно ее не слышал. Хм, даже по этим интонациям можно соскучиться, оказывается. — Я с ней не спал… гхм… пока. А вот Джонхен… Могу поспорить, даже таком состоянии он в глубине души рад: такой повод со мной порвать. Причин-то не было, а просто так он не уйдет. Это ведь тоже… не по его правилам. А тут измена — классика ведь.       Джонг сжимает челюсти. Какая чушь, было бы, чему радоваться. Ки его совсем за чурбана держит, что ли? И еще любопытно: он оправдывается, или там и впрямь ничего… Хотя какая теперь разница. Последнее, чего ему хочется — это вернуться в дальнюю комнату и снова прикасаться к Кибому.       — Знаешь, хен… Вся эта история про тебя. Про твои попытки его влюбить.       «Надо же», — мелькает мысль. А Тэмин-то не простак… Голоса замолкают. Джонг только пытается пошевелиться, как вдруг Кибом бурчит:       — Да, наверное. И тебе приспичило влезть в ту же яму.       — Не-а, — в голосе Тэмина слышна усмешка.       — А зачем тогда вообще? С убогими возиться нравится? — сарказм такой неприкрытый, что Джонг даже не сомневается: Ки больно.       — Брось, Кибом-хен. Я не чтобы влюбить. Он рядом, мне х-хватает, — неуверенно говорит Тэмин. — Ладно, черт, почти. Но… я ж-же держусь, как и до… В общем… гхм, не лезу. Сейчас… ему нужен друг, — голос крепнет, младший говорит ровнее. — Будет нужен секретарь — стану следить за расписанием. Если официант — притащу поесть. Или вообще готовить научусь.       — Угу, конечно… А если станет нужен любовник? — голос Ки звучит язвительно. И как он может такие вещи спокойно говорить?.. Но у Джонга щекочет в животе и впервые за столько времени теплеют кончики пальцев. Он задерживает дыхание.       — Не твое дело, — отрезает Тэмин. Джонхен слабо усмехается и выдыхает.       — Мазохист ты. Чистой воды.       — А ты тр-р-рус! — вдруг раскатисто говорит младший. Это уже не ежик, а тот всерьез разозленный Тэмин, которого Джонг видел лишь однажды. — Из-за тебя он себя по кускам собирает уже месяц! Сколько нам всего пришлось... Из-за тебя!       — Я, вообще-то… — голос Кибома звучит строго, — с вами в одной лодке и тоже не на облаке из сладкой ваты живу.       — Не сравнивай.       — И не пытаюсь, — Джонг снова слышит грусть за строгостью.       — Ну, вот, взял бы сразу ему рассказал, а ты!.. — младший говорит жестко. — Я, вот, к тебе пришел сам! И все! Потому что так правильно. А ты опытнее, ты должен был…       — Да я и без твоих излияний все давно видел. Думаешь, ты прям такой актер, номинант на «Оскар», что ли?.. — Кибом вздыхает и недолго молчит.       Они что, обсуждали Джонга даже когда… Ладонь на стене сжимается в кулак. Выходит, Кибом был в курсе. По позвоночнику бегут знакомые черные муравьи, глаза Джонхена расширяются, но он не успевает разобрать, что чувствует. Ки философски добавляет:       — Знаешь, у каждого из нас своя беда. Вот твоя, Тэминни, называется «Ким Джонхен». Я сам еле выкарабкался и знаю, о чем говорю. Ты в заднице.       Тэмин хмыкает. Голоса ненадолго умолкают, а потом скупо начинают обсуждать завтрак. Джонг тихо возвращается в комнату. Он садится на кровать младшего и роняет голову на руки. Как ни противно это признавать, но Кибом во многом прав. И, оказывается, видел в отношениях куда больше, чем Джонг полагал. Наверное, невозможно сделать вид, что любишь, даже если постараться. И это заметно…       В голове плохо укладывается фраза Тэмина: «Я к тебе пришел». Донсэн говорил с Ки за его спиной. Это что же, в открытую признался? Джонхен поднимает голову и смотрит на подушку Тэмина. Не раздумывая, берет в руки и вдыхает запах: лимон и макушка младшего. Джонг сжимает челюсти и отшвыривает ее к стене. Что у Тэмина вообще в голове? «Хен, я на твоего парня запал, это же ничего? Покручусь рядышком, поцелую пару раз, ну, может, пообжимаемся. Делиться надо вкусным, тем более, с младшими, хен», — Джонг зло усмехается. Лоскутный ком в груди, к которому успел привыкнуть за последний месяц, болезненно пульсирует. Сегодня донсэну точно придется объясниться.