Непрощенный

      Лязг металла вперемешку с гитарными рифами и ритмичные удары — по голове методично топчется огромный трансформер, свеженький, с заводского конвейера. Уши почти отказывают, Джонг вздрагивает, его подташнивает — и он окончательно вырывается из сонного забытья. Что за гадость? Поморгав и помотав головой, Джонхен оглядывается: звуки раздаются со стола. Он с диким усилием встает и доходит до источника: телефон разрывается. Джонг во весь голос говорит:       — Совсем охренел, — и нажимает отбой.       С кровати на него смотрит голова Тэмина, высунувшаяся из кокона. Глаза припухшие, взгляд рассеянный, волосы торчком.       — Что, уже вставать? — похрипывает донсэн.       Джонг мнет шею, пытаясь разогнать кровь и до конца проснуться.       — Ты откуда упал, такое на будильник ставить?       — Чонин недавно посоветовал. Сказал, под индастриал точно проснешься, — Тэмин выбирается из-под одеяла, садится на кровати, долго потягиваясь. Джонхен смотрит на ту же растянутую белую футболку и вспоминает: острое голое плечо вечером, а позже — его руки под тканью, горячие ребра… знакомый узел в животе начинает натягиваться. Ну, отлично, очень вовремя.       — Он поржал, Т…тэ, — ни на «Тэминни», ни даже на «Тэмина» язык не поворачивается. А ведь эта музычка наверняка перебудила весь дом, и это значит… Джонг сжимает челюсти, одергивает перекосившуюся серую футболку и рефлекторно заправляет ее в штаны. У него есть незаконченное дело. Откладывать уже нельзя. Сегодня он не станет ни от кого бегать. Передышку Джонг получил, и даже с лихвой (он отгоняет сомнительные картинки с губами Тэмина и сосредотачивается), а значит пора… как там Минхо сказал? «Разрубить узел». Он кладет руку на грудь и проверяет: лоскутный ком лежит тихо, а вот дыра не сильно ощущается. Хм, любопытно: если бы младший залез ночью под майку, его рука бы провалилась? Ох, ну и чушь лезет с утра в голову.       — Да ладно тебе, хен, — Тэмин плюхается обратно на кровать. — Это правда работает.       — И не только для тебя. Слышишь? — Джонхен замирает, подняв палец.       По коридору кто-то идет. Разобрать по шагам — пустая затея, но старший все равно пытается догадаться. Может, Минхо — тот обычно легко просыпается и идет на тренировку. Слышится звук воды, затем исчезает: дверь прикрыли. Джонг чувствует щепотку робости в груди. Но почему? С какой стати ему шифроваться? Что он сделал плохого? Ну, кроме поцелуев с младшим и того, что малодушно к нему сбежал вместо прямого разговора с… Нет, все. Нельзя телиться, иначе раздумает. Он сжимает челюсти, как может приглаживает волосы и нарочито спокойным шагом выходит из комнаты, бросив короткое «я сейчас» и не оборачиваясь на Тэмина.       Дальняя дверь в коридоре нараспашку. Джонг не спеша подходит и заглядывает: никого. Разбросанных вещей уже нет, как-то даже слишком прибрано. Его кровать застелена, кровать Ки — тоже. Значит, тот в ванной.       Джонхен разворачивается и идет на кухню. Может, кофе успеет…       Знакомая белая макушка лежит на столе. Кибом в серой рубашке спит, вытянув руку с зажатым в ней телефоном. Правая, та самая, которой он вчера по-хозяйски прикасался к Тэён. Ледяной поток проносится по позвоночнику. Джонг не знает, что конкретно скажет. Просчитать такое невозможно, поэтому лучше сразу в омут. Он легонько пихает Ки в плечо. Тот резко глотает ртом воздух и вскакивает.       — Ты! — бормочет он и часто моргает. Джонхен смотрит в темно-карие глаза и думает, что ему всегда нравился их разрез. И внутри становилось спокойно, когда можно было обнять. Теперь нельзя. Теперь этот парень — его бывший — будет обнимать другую. И она кладет голову ему на плечо, наверняка. Лоскутный узел в груди распадается. Ледяная вода разливается по венам. Ноги холодеют. Джонхен сжимает челюсти, берет стул, ставит прямо в дверном проеме и садится. Молча.       Взгляд Кибома становится осмысленным. Что-то в лице старшего явно ему не нравится: на дне зрачков видна настороженность. Но привычная стерва довольно быстро берет верх. Часть Джонга удивляется, как легко отследить эту перемену, когда не ждешь, чтобы Кибом смягчился: спина вытягивается, брови сдвигаются, а губы сжимаются в кучку. Нижняя челюсть слегка подается вперед. И пусть. Джонг вдруг понимает: а как раз со стервой и проще сейчас поговорить. Если вдруг докопается до ласкового и тихого Бомми, станет больно… Так что Джонг молчит, смотрит на нижнюю челюсть и закидывает ногу на ногу. Первый ход за Кибомом.       — Что, сильно башкой приложился, когда в обморок хлопнулся? — голос Ки неприятно высокий. — Какого хрена ты творишь?.. Сначала мне такое говорят, я там места себе не… а потом одно сообщение — и ты тупо исчезаешь! И не дозвониться, ничего! — Джонг впервые задумывается: а если бы Минхо не показал ему ничего вчера, то его поведение действительно безответственное. Но, глядя на правую руку Кибома, отпустившую телефон и сжатую в кулак, он чувствует, как ледяная вода по капиллярам достигает кончиков пальцев. — Ну, что смотришь? Я знаю, что ты торчал у этого сопляка, было слышно, под утро языками чесали! Я остальных пожалел, решил дать им поспать и не тащить тебя волоком никуда. Что за идиотские выходки? Кто так делает?.. Совсем больной?.. Что молчишь?       Джонхен оскаливается. Его ход.       — Ты лучше мне скажи, кто лучше сосет, — голос нарочито ровный. На это уходят силы: не орать. Он знает, что если не ударить наотмашь, Ки не уймется еще долго. Вот только в последних ссорах у него не было на руках такого сильного оружия. Да никакого не было. Оправдывался, как попугай, и убеждал, что кроме Ки ему никто не нужен (в глубине души в этом сомневаясь и медленно выедая себя привычным чувством вины). Странное ощущение: он понимает, что вот-вот не только уничтожит отношения, но и проймет, наконец, противную стерву.       Кибом застывает с раскрытым ртом. В глазах мелькает понимание, но Джонг знает, что окончательно пока не дошло.       — Говорят, певицы тоже должны в этом шарить, с глоткой ведь хорошо управляются. Но мне-то сравнить не с чем, я до тебя только с Ёнми из подтанцовки мутил пару месяцев. И она сосала не очень. Не любит это дело. Ну, так кто лучше: Тэён или я? — как же стыдно перед нуной. Но получается произнести ее имя без запинки.       Кибом бледнеет и закрывает рот. На дне глаз разгорается ужас.       — Хм, а может, ты там чистый пассив? А, Бом… — Джонг давится, но совсем умолкать нельзя. Ледяная вода в венах почти затвердела. Ему отвратительно то, что он собирается выпалить. Но Джонг не подает вида, только набирает воздух в легкие. — Страпон, наверное, не очень весело облизывать, но хоть что-то. За неимением вот этого, — он раздвигает ноги и кладет руку на ширинку. Надо будет потом рот прополоскать. Такого от него не слышал никто и никогда.       — Прекрати, — еле выговаривает Кибом. Он подается вперед и закрывает лицо руками. — Какая мерзость. Это не то…       — Что я думаю? — Джонхен хлопает в ладоши и хохочет во все горло. Ледяное у него все тело, кроме головы. Щеки пылают. За спиной захлопывается дверь ванной. Слышен голос Минхо: «Пиздец», — но шагов Джонг не различает из-за собственного гогота. Успокаивается он довольно быстро. Быстрее, чем в такси. Пару раз вдохнув, замечает, как к горлу подкатывает шипастый ком, и, чтобы не разреветься, с усилием проглатывает. Не сейчас.       Бледный Кибом, видимо, из-за дикого хохота убрал руки и испуганно смотрит на него. В голосе старшего проявляются металлические нотки:       — Деточка, у меня есть глаза, и я умею сложить один плюс… два, — Джонг усмехается. — Я видел тебя вчера. Рубашку хоть бы сменил… — он рефлекторно морщится и делает еще несколько вдохов. Кибом отворачивается и смотрит в окно. — Вот, знаешь, одного не пойму: ну, на хрена выносить мозг вместо того, чтобы прямо все сказать? Ты месяцами мне нервы трепал. Я уж про левак задумался, чтобы твои… ожидания оправдать.       Кибом молчит.       — На меня посмотри, — строго говорит Джонхен. Ки медленно поворачивает голову. Джонг отчетливо видит в глазах боль и стыд. Это не стерва, это его Бомми. Какая же он сволочь… Довести партию до конца труднее, чем подумалось в начале разговора. Дыра в груди расширяется. Джонхен хмыкает, не разрывая зрительного контакта. — Лечить про «не находил места» будешь девке своей. Бабы лапшу любят. Свидание отменить даже не почесался, а теперь тебе вдруг интересно, сильно ли я приложился башкой?       Он вскакивает и подходит к Ки вплотную. Почему-то не слышно морозного хруста в руках и ногах. Джонхен опирается кулаком о стол, чувствуя себя шире в плечах.       — Сильно, — проезжается он по слуху Кибома наждаком. Когда-нибудь Ки точно узнает, что Джонг привирает. Но это будет потом. Ки вжимает голову в плечи и еле слышно вздыхает. — И рядом был не ты, а Т… — Джонхен снова давится. А вот это плохая идея — приплетать единственного, о кого можно погреться. Джонг отталкивается от столешницы и подходит к окну. Молчание окутывает плотной сеткой. Как назло сегодня солнце. Лучи пока не добрались до кухни, но соседний дом выглядит чересчур ярким. И все равно это солнце не растопит лед в венах.       Разрывая сетку тишины, Джонг накрывает дыру в груди рукой, щурится и сухо произносит:       — Я вещи позже перетащу. Может, после репетиции. Пока не решил. Теперь мы коллеги, это ясно?       — Джонг… — в голосе Ки слышны слезы. Черт, Джонхен надеялся, что это начнется попозже. Он редко видел слезы Кибома. И никогда они не бывали по его вине (случалось на сцене, или под сентиментальный фильм). Из-за него Ки истерил, и это было привычно, даже обоснованно как-то. Ведь Джонг так и не сумел полюбить. А теперь… Поворачиваться не хочется. Что Джонхен чувствует на самом деле — сложно различить из-за холода и тупой боли в груди.       Он вздыхает:       — Я знаю, что был не особо хорошим парнем. Но такого цирка не заслужил.       — Да, — тихо начинает Ки. — Я не думал, что все так…       — Заткнись, — Джонг перебивает жестко, но в интонацию прорывается усталость. — Историю сочинишь позже. Или правду расскажешь. Не сейчас. Пока что… Я не хочу тебя видеть нигде, кроме танцзала, Ким Кибом.       Он вдыхает: шипастый ком возвращается к горлу. Нельзя это показывать. Джонхен резко поворачивается, подлетает к стоящему в дверном проеме стулу, с грохотом сметает с дороги. В коридоре стоит Минхо в оранжевой майке, которая ярким пятном проносится перед глазами. На смазанном лице Онью, выглядывающего из комнаты, кажется, совершенно ошалевшее выражение. Джонг широким шагом доходит до второй двери. Тэмин стоит у самого порога и отскакивает в сторону, как раз когда Джонхен влетает, со всей силы захлопывает дверь и по инерции делает еще пару огромных шагов. Он останавливается посреди комнаты.       Его тошнит. Джонхен сгибается пополам, опирается руками о колени и громко дышит ртом, опустив голову. На спину очень осторожно ложится теплая рука и гладит по лопаткам. Через минуту он уже может выпрямиться и повернуться. Перед ним Тэмин. Такой теплый.       Старший смотрит на донсэна: та же растянутая футболка, черные старые спортивки. Глаза грустные и перепуганные. Джонхен, сжав челюсти, широко шагает к младшему — тот отступает. Губы чуть приоткрываются, но, видимо, Тэмин не знает, что сказать. Джонг шагает снова — младший упирается спиной в дверь.       — Х-хен, — сипит он наконец.       — Молчи, — шепчет Джонг. Сил на полный голос уже нет. Он хватает Тэмина за талию и утыкается носом в изгиб шеи. Донсэн вздрагивает, но, поняв, что ничего страшного не происходит, быстро расслабляется. Знакомые руки снова оказываются у Джонга на спине. Джонхен старается дышать как можно глубже: лимонный запах еле чувствуется, мешаясь с кисловатым потом.       — У тебя руки ледяные, — шепчет донсэн. Не замечает, что Джонг весь — сплошная ледышка.       — Помолчи, — повторяет Джонхен. — Минуту.       Он чувствует, как младший вздыхает, и замечает лихорадочный ритм чужого сердца под тканью. Тепло — единственное, что ему сейчас нужно. Разлетевшиеся по груди лоскуты начинают собираться в ком. Джонхену хочется еще теплее, и он, наплевав на собственные запреты, берет белую футболку Тэмина и тянет вверх.       Донсен вздрагивает, убирает ладони со спины и застывает с опущенными руками, как оловянный солдатик. Джонхен поднимает голову от горячей шеи и молча смотрит Тэмину в глаза. Просто и прямо, стараясь не обращать внимания на острый ком в горле и набегающие слезы. Тэмин чуть поджимает губы, кивает и покорно поднимает руки. Джонг стягивает майку и тут же, одним размашистым движением, избавляется от своей футболки, отшвыривая в пустоту. Он притягивает донсэна — тот сильно дрожит от холодных рук на лопатках и груди старшего. Они стоят так несколько минут. По лицу Джонга, которое он снова прячет в изгиб шеи, текут прохладные слезы.       — Я с парнем расстался, Тэ, — выговаривает он наконец.       — Знаю, Джонг.       — Мне жить негде.       — Есть где, Джонг.       — Спасибо. Я…       — Помолчи, Джонг.