Непрощенный

      Мир летел в тартарары, как он и предчувствовал днем. Водоворот прибил к знакомой стене, но Джонг даже рад был холоду на лопатках, иначе просто сгорит. Останется вместо дурной головы — головешка. А вообще, он сам виноват: разбудил черта. Младший сначала целовал аккуратно и бережно, но когда привык и подстроился, поцелуй превратился в танец.       Тэмин играл с его нижней губой, ловил малейшие движения языка, иногда предугадывая, иногда ведя за собой, а иногда поддаваясь и покорно следуя за его порывами. Джонг еле удерживал сознание в реальности: младший целовался не просто страстно, как дорвавшийся до запретного мальчишка, нет… Тэмин умудрился сделать поцелуй по-настоящему вкусным, настолько, что проснулся страх. Переступить черту, которую сам нарисовал (похоже, на прибрежном песке; дубина-а-а-а), было бы — как пальцами щелкнуть. Скажи он одно слово, дай понять, что не хочет останавливаться… Страшно. Джонг замер и попытался отодвинуться, но Тэмин не отпускал: руки с шеи не убрал, выдохнул и стал придвигаться, пока старший не уперся спиной в стену. Почувствовав знакомую прохладную опору, Джонг подумал, что справится. Вот только не учел, что младший ловко оседлает его бедра и снова набросится с поцелуем. Джонхен не касался донсэна, упираясь руками в матрас. Тэмин быстро заметил и, оторвавшись от губ, проскользил от плеч до кистей огненными пальцами, взял руки старшего и положил на свои бедра.       «Все, допрыгался», — думает Джонхен. Тэмин смотрит на него откровенно диким взглядом. Челка сбилась набок, лоб взмок, губы алеют. Донсэн точно чувствует его стояк, иначе не прижимался бы так плотно. Джонг непроизвольно слегка сжимает руки — младший ерзает, будто издеваясь. Член пульсирует, а в мыслях проносится картинка: Тэмин перед ним на коленях. Как же хочется. Как же страшно. Джонг поднимается ладонями выше и ошибается — руки оказываются не на футболке, а под ней. Огненные ребра под его пальцами. Старший вдруг понимает, что прикасается к чуду. Тэмин сплошь — оголенное сердце, потому и жадничает, потому и тянется к его ласке и целует до самозабвения. Остатки лоскутов в груди сжимаются в ком: у Джонга нет на него права. Он рвано выдыхает, добирается до лопаток и, напоследок проведя ладонью по позвоночнику, уклоняется от поцелуя, с которым тянется младший.       — Тэ… — хрипит он не своим голосом. — Нет.       Тэмин вздрагивает, выпрямляется и всматривается в лицо Джонхена. Старший не отводит взгляд, но губы плотно поджимает, вытягивая их в струну. Поняв, что «нет» всерьез, донсэн поправляет челку — взгляд сверкает чем-то новым… неужели, злость? — и, отвернувшись, быстро слезает. Джонг проводит руками по лицу и закрывает глаза, стараясь отдышаться. Как ни поверни — он дубина. Если бы продолжил — обычная дубина, а сейчас, наверное, в третьей степени. Часть его — и немаленькая — готова порвать все цепи, которыми он себя сдерживает, лишь бы снова прикоснуться к младшему.       — Пойми… — Джонхен жмурится, чтобы сформулировать, но вздрагивает и распахивает глаза: глухой удар по матрасу, второй, третий. Тэмин сидит на краю кровати, спиной к нему, и колотит. А должен бы по нему, по его тупой башке.       — Да твою ж… — Джонхен быстро придвигается к младшему и крепко обнимает со спины, блокируя руки. Тэмин упрямо пытается освободиться, дергает плечами, старается пихнуть локтем. Джонг понимает: так бьется непокорное сердце. Лоскутный ком в груди побаливает.       — Вот же упертый, — шепчет он и отлавливает губами шею. Тэмин ахает и застывает. Кожа совсем соленая, хотя лимонный запах никуда не исчез, просто перемешался с потом. Джонг ослабляет хватку и тут же придвигается ближе. Обхватывает донсэна ногами, заключая в кольцо. Руками скользит под футболку. Спина младшего практически слилась с его торсом. Он прекрасно знает, что Тэмин чувствует сейчас все, включая стояк; поддавшись на миг, снова проводит языком по шее, стараясь не думать, что это в последний раз. Грудь под его пальцами вздымается, будто младший пробежал марафон.       — Ты же понимаешь все. Начнешь отпираться — тресну, — глухо говорит Джонхен. — Но мы договаривались. Я… официально несвободен, Тэ.       — Буквалист, — бурчит Тэмин, опустив голову. Шейные позвонки слишком близко. Чтобы не целовать, Джонхен убирает руки с груди младшего и откидывается назад, опираясь о матрас ладонями.       — Не волнуйся, я сам потом голову пеплом посыплю, — старший замечает знакомую горечь во рту. — Или о стену побьюсь.       — Не вздумай! — Тэмин пытается обернуться и кладет руку на его лодыжку. Мурашки бегут, почему-то, не по ноге, а по позвоночнику.       Джонг глубоко вздыхает и убирает ноги. Лучше держаться подальше, хотя бы сейчас. Кому лучше — на этот вопрос у него нет ответа. Он отодвигается и возвращается к прохладной стене. А потолок уже совсем светлый. И когда только утро началось… Может, зря Джонг из себя правильного мальчика корчит? После всего, что видел в ресторане, с чего он решил, что измена — это чересчур? Это прощальный подарок бывшему, что ли? Ведь первое, что он сделает сегодня — официально разорвет отношения. Так какая разница, что раньше, что позже, ведь так хочется прикоснуться… Тэмин сам сказал, что плевать. Это до одури приятное ощущение — живое сердце в руках… Но Джонг не в силах переступить через дурацкий принцип. Идиотизм. Надо отвлечься, иначе цепи, которыми себя оплел, начнут трещать.       — Если я правильно помню, кто-то днем говорил, что не будет лезть между мной и К… — да блять. Он сможет нормально хоть имя выговорить? Джонхен откидывает голову, упираясь затылком в холод, и выжимает из себя остальные звуки. — …ибомом. «А то нечестно», — передразнивает он тон Тэмина, насколько может.       Младший оборачивается: из-под темной челки глаз почти не видно, но Джонг готов голову дать на отсечение, что там смесь злости с отчаянием. Он не только дубина, но еще и скотиной бывает. Левая рука цепляется за предплечье правой, чтобы хоть болью от ногтей отвлечь.       — Во-первых, полез не я… — скупо говорит Тэмин. Это что, желваки? Злым ежиком тут и не пахнет, все куда серьезнее. — А во-вторых… Я что, не могу передумать, Дж… хен? — Джонга коробит смена обращения. Тэмин старается отдалиться. Ну и хорошо, быстрее протрезвеет.       — Можешь, — кивает старший, еще сильнее впиваясь ногтями в предплечье. — Но будь готов к последствиям. Ты же знаешь, что я не могу… Нельзя всегда получать все, что хочешь, Тэминни, — противная желчь просочилась в голос. Но теперь он на все сто уверен, что у младшего упал: донсэн откидывает челку и прожигает его глазами, в которых ни капли желания. Ничего, лучше пусть позлится, чем снова заманивать в водоворот… Джонг непроизвольно сглатывает. Самому-то успокоиться бы окончательно. Дубина. Стоеросовая.       Тэмин забирается на постель и быстро подбирается к нему. Джонхен изо всех сил старается сохранить невозмутимый вид, когда младший, встав на колени и опершись о стену вытянутой рукой, нависает над ним. Волосы падают на мрачное лицо, но, случайно взглянув на припухшие алые губы, Джонг понимает: чтобы поцеловать, нужна всего секунда. Да какого ж черта с ним творится?       — Я это очень хорошо и давно знаю. Хен, — Тэмин почти выплевывает вежливость ему в лицо, но старший замечает, что вытянутая рука подрагивает от напряжения. Такой бурной реакции Джонхен не ожидал. Теперь хочется успокоить, погладить по голове, сказать, что переборщил. Но тогда все продолжится. Джонг сглатывает и обдумывает одну шальную мысль, глядя в темные сощуренные глаза.       — Засунь этого «Тэминни» себе в… — младший давится, когда Джонг приподнимается, обхватывает за талию и тянет к себе. Донсен неуклюже валится на него — он скользит набок, проезжается спиной по стене, и они распластываются на кровати. Тэмин лежит на нем и зло пыхтит, пытаясь отодвинуться, как-то выкрутиться, приподняться, но Джонг не отпускает. Старший крепко обнимает, для надежности закидывает на донсэна левую ногу. Зато о поцелуях хотя бы не думается. Мда, разозлил куда сильнее, чем рассчитывал. Лицо Тэмина утыкается в его плечо.       — Прекрати, — тихо говорит Джонхен. — Чего так психуешь?       Слышен резкий всхлип.       — Черт! Почему так трудно? — тихий поток слов прогревает футболку Джонга. — Просто рядом, так долго, и ни прикоснуться, ни… а теперь еще хуже: попробовал, и опять стена… Черт, черт! Ну, какого лешего ты ко мне полез? Я же пытался от тебя… Да отпусти, твою мать! — бурчит младший. Джонг не реагирует. О смысле этих слов подумает позже. Но вот не гладить по голове и удерживать на месте очень сложно. Трудно успокоить разошедшееся сердце. А в его пустой груди отдаются удары: просто эхо от бури младшего.       — И эти твои уменьшительно-ласкательные… Достало! — шипит Тэмин в плечо. — Почему ты Минхо «Минхошей» не называешь? «Оньюшка»? «Бом»… — младший застывает.       Джонг резко вдыхает и непроизвольно разжимает руки. Они похолодели. Имя «Бомми» сильно царапает, врезается в болезненную точку в груди. Сколько еще предстоит, когда все проснутся… Тэмин поднимает голову — в глазах застыли слезы — смотрит на него и бесшумно, аккуратно слезает. Старший автоматически убирает ногу и вытягивается в струну. А ведь Тэмин прав: ласково Джонг обращается только к нему или своему… бывшему. Джонхен даже не задумывался, почему так произошло.       — Я идиот, — шепчет Тэмин, всхлипнув и осторожно ложась рядом.       Джонг угукает. Хотя ему ли судить, учитывая, до чего он своими руками (и губами… поцелуи оказались куда опаснее, чем можно предположить, глядя на младшего в повседневной обстановке) довел Тэмина: сам пристал, сам завел, а потом разозлил, лишь бы отвлечь. Дурная у него, все-таки, башка. Джонхен смотрит в потолок и решает, что соберет ощущения в кучу позже. Он снова пытается сменить тему.       — А знаешь, вообще-то, я в шоке, Тэ, — голос звучит слабо, но в нем слышна насмешка.       Донсэн точно ее различил, потому что приподнимается на локте и разглядывает его. В глазах младшего застыли слезы, но на лице любопытство:       — Почему? Из-за меня?       Джонхен угукает:       — Ты знаешь, что такое «уменьшительно-ласкательные».       Широкая, открытая улыбка, от которой лоскутный ком в груди екает. Стекающая по щеке одинокая слеза. Джонг хмурится и тянется стереть влажную дорожку с лица Тэмина — младший продолжает улыбаться, но в глазах появляется знакомая боль. Донсэн пару раз сильно жмурится, выгоняя остатки слез — теперь все ресницы мокрые. И, все так же улыбаясь, говорит:       — Я гуглил. Подумал: надо хоть название узнать, раз так бесит.       Джонхен убирает вторую слезу, которая все-таки потекла по щеке. Улыбка стерлась вместе с влагой. Какого черта он такой красивый? Джонг и раньше это замечал, но обычно думал с точки зрения работы: больше поклонниц будет, это хорошо. А теперь эти мокрые глаза обезоруживают и притягивают, снова жутко становится. Цепи трещат.       — Мог бы просто попросить так не делать, — Джонг ложится на бок и подпирает голову рукой.       — Смысл? Раз макнэ — всегда макнэ, — Тэмин говорит бесцветно, будто сам факт истерся из-за постоянного обдумывания. — Ты на меня по-другому и не смотрел.       — Неправда, — но голос звучит неуверенно. Тэмин скептично щурится, и Джонхен капитулирует. — Ок, зато сегодня я точно тебя… вижу иначе.       Он опять хмурится, тянет руку и проводит пальцем по слегка побледневшей нижней губе Тэмина — младший замирает. Джонг задумчиво бормочет:       — Я не могу тебе дать то, чего ты по-настоящему заслуживаешь.       Тэмин отстраняется от пальца, слегка качнув головой назад. Но в глазах помимо боли зажигается лихой огонек:       — Это леща, что ли? Тебе ж, вроде, понравилось.       Джонхен зажмуривается и тихо смеется. Тэмин близко, но уже не настолько опасно. Кажется… Наверное, от откровенности хуже не станет. Что скрывать, если младший все сам чувствовал?       — Да, — получается ответить спокойно. И голос не сорвался, не выдал, что творилось в голове на самом деле. — Но…       — Да знаю я, — младший поворачивает голову, глядит в окно. Голос на удивление будничный. Быстро же он переключился. Джонга немного коробит. — Как думаешь, еще поспать получится?       Джонг не уверен, что уснет, но мешать младшему было бы жестоко. Поэтому он просто угукает и снова переворачивается на спину. Слегка бьет себя кулаком по лбу и глубоко вздыхает. Не будь он инвалидом, не будь последних пяти лет, будь все просто и ясно — он бы сейчас даже смог порадоваться: ночка сумасшедшая, но ему тепло. Тэмин забирается под одеяло и опять сжимается в комок. Старший не укрывается, просто укладывается поудобнее рядом и разглядывает потолок. Еще пара часов от силы. Чего ждать от нового дня, он не знает. Как говорить с Ки — тоже.       — Джонг, — глухо бубнит одеяло. Джонхен хмыкает. — С… спасибо. За день. И за ночь. Ты…       — Т-ш-ш… Спи, — перебивает Джонхен, чувствуя, как сильнее сжимается лоскутный ком в груди. Нашел за что благодарить. Цепи позванивают: ослабли, но не порвались. Он поворачивается и обнимает комок со спины. Одеяло шумно вздыхает и придвигается плотнее. Джонхен закрывает глаза. Знакомая вата, на этот раз светло-серая, обволакивает голову. Посреди тумана стоит домашний донсэн: белая растянутая футболка, темные трусы. Тонкий, уютный и чертовски притягательный Тэмин идет к двери и спохватывается в поисках спортивок. Джонг разглядывает склонившуюся над стулом фигуру и думает, что такого одежда только портит.       — Тэ, — бормочет старший в теплую ткань. Одеяло вопросительно мычит. — Забей на штаны… Зачем вообще прятать красивые ноги?       — Чего? — одеяло сильнее скукоживается. Но ответить у Джонга не получается: серая вата заполоняет все вокруг.