Принц, который всех спасет (The Prince to Save Them All)

***

      Эйгон никогда прежде не видел валирийской брачной церемонии. Он стоял вместе с отцом, Лейной и Лейнором — матери не разрешили присутствовать, поскольку она не принадлежала к крови Старой Валирии, и это ее возмущало, — когда священник начал говорить, а Рейнире и Деймону вручили кинжалы из драконьего стекла.       — Кровь двоих, соединенных в одно целое, призрачное пламя и песня теней, два сердца, как угли, выкованные в четырнадцати кострах. Будущее, обещанное в стекле, звезды свидетельствуют, клятва, произнесенная сквозь время, о тьме и свете, — пробормотал священник, и вокруг Деймона и Рейниры ярко зажглись четырнадцать свечей, символизирующих четырнадцать пламен.       Они разрезали посредине губы друг друга драконьим стеклом и кровью нарисовали на щеках и лбу друг друга глифы: огонь и кровь. Затем они разрезали ладони и сцепили руки: священник держал под их руками черный кубок, и кровь лилась в вино.       Эйгон улыбнулся, глядя, как Деймон и Рейнира пьют из кубка. Это была красивая церемония: одеяния, в которые они облачились, подол рукавов и сами одеяния были испачканы кровью. На Рейнире был церемониальный головной убор, волосы были распущены и развевались на морском бризе. После того как было выпито кровавое вино, Деймон и Рейнира поцеловались, чтобы скрепить свой союз.       Эйгон скривил лицо, подавив смешок, когда отец застонал рядом с ним. Он поднял голову и увидел недовольное выражение на лице Визериса и его отстраненный взгляд. Рейнира и Деймон все еще целовались. Лейна хихикнула, прислонившись к Лейнору, который, казалось, прикусил губу, чтобы не зарычать, глядя на бедственное положение Визериса.

***

      Деймон наблюдал, как его жена танцует с Эйгоном на руках, как его племянник — теперь уже сводный брат — радостно гогочет, когда Рейнира кружит его в своих объятиях. У него защемило сердце: он надеялся, что скоро у них родится сын или дочь. Его маленькая жена прекрасно ладила с детьми, гораздо лучше, чем ее мачеха. Собравшиеся на пир были полны счастья. Визерис дружелюбно болтал с Лейнором и его не очень тайным любовником Джоффри. Лейна держала на руках Хелейну, которая грызла свою любимую куклу. Выражение лица Алисенты было безучастным, но Деймон видел, как она смотрит то на него, то на Рейниру. Обычай требовал, чтобы глифы крови оставались на их лицах до конца церемонии. Их валирийским гостям кровь была безразлична, но Алисента не скрывала своего отвращения. Он гадал, как она поведет себя в тот день, когда эта церемония пройдет для Эйгона. Мальчик был Таргариеном; он либо женится на Хелейне, либо, возможно, на одной из будущих дочерей Лейны или Рейниры.       Этот день будет удивительным.       У Деймона никогда не было особого мнения об Алисенте. Она всегда была нервной и взбалмошной штучкой. Он терпел ее ради Рейниры, когда они были друзьями, но теперь он увидел ее в новом свете. Он готов был обнажить сталь на пиру, на который она надела зеленое платье, и объявила свою войну, но потрясенное, убитое горем выражение лица Рейниры и явная ярость Визериса остановили его. Любая любовь и привязанность Рейниры к Алисенте умерла в ту ночь, и он был абсолютно уверен, что Визерис вынашивает идею отстранить женщину от себя после рождения ребенка, чтобы еще больше опозорить ее и Дом Хайтауэров. Деймон не видел брата с такой стороны уже много лет, с тех пор как умер Балерион. Казалось, что-то сломалось в его брате, когда умер Черный Ужас. Драконьи всадники страдали от разрыва связи, когда их драконы умирали, но, поскольку драконы часто переживали своих всадников, это случалось крайне редко.       Еще более редки случаи, когда всадник устанавливал связь с другим драконом. Утверждается, что вылупившийся у королевы Рейнис птенец был болен и умер, не прожив и трех лун, а через год после этого она забрала себе Мераксеса. По слухам, она была единственной кто сделал это, но Деймон задавался вопросом, одобрит ли Визерис идею потребовать еще одного дракона.       Если и было подходящее время для этого, то именно сейчас. Деймон чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы у его брата был дракон, пока они вели эту войну с теми, кто осмелился сговориться против них. Деймон встал и подошел к Визерису, который сидел за фуршетным столом и перебирал еду.       — Брат. У меня есть предложение, — пробормотал он.       Визерис вопросительно поднял бровь.       — Хм?       — Ты должен потребовать еще одного дракона, — прямо сказал Деймон.       Визерис просто вытаращился на него.       — Деймон..       Деймон резко выдохнул.       — Это даст тебе еще один уровень защиты от тех, кто хочет причинить нам вред, брат. Я знаю, что твоя связь с Балерионом еще не исчезла, даже после стольких лет, но, пожалуйста, брат… подумай об этом.       Визерис выглядел задумчивым, при упоминании Балериона в его глазах промелькнула печаль. Он медленно кивнул.       — Какого дракона ты бы предложил, брат?       Деймон улыбнулся.       — Бронзовая Ярость.

***

      Визерис понимал, к чему клонит Деймон, но мысль о втором драконе… по правде говоря, она причиняла ему боль. Он провел год в качестве наездника Балериона, прежде чем древний зверь скончался от старости. Разрыв связи убил что-то внутри него, и оно так и не зажило до конца. Но летать на драконе деда… это было бы сигналом. Визерис летает на Бронзовой Ярости, собственном драконе Джейхейриса, которого так любил народ и дворяне и помнили даже сегодня. Это покажет всему королевству, что их король — настоящий дракон, несмотря на потерю Балериона.       Мужчина знал, что он был не самым лучшим королем. Он никогда не представлял, что станет королем, но теперь стало ясно, почему и зачем он стал им. Если Эйгон был прав и мейстеры убили его отца, некоторые люди королевства не захотели бы видеть Рейнис королевой: она не поддавалась манипуляции, как он по глупости. Отто был бы первым, кто ушел бы, если бы Рейнис стала монархом.       Визерис хмыкнул и поднялся с кровати, поджав губы. Слова Деймона звучали в его голове назойливым гулом, не давая покоя. Возможно, Балерион хотел бы, чтобы Визерис получил еще одного дракона, чтобы тот защищал его. Чтобы охранять и защищать свой Дом. Он быстро оделся в простые бриджи, сапоги и дублет. Прихватив кинжал Эйгона и факел, он вышел из своих покоев, и сир Гаррольд бросил на него удивленный взгляд.       — Ваша милость? — спросил верный стражник, шагая за ним.       Король хмыкнул и замолчал, проходя по тихому замку. Стражники странно смотрели на него и сира Гаррольда, но молчали и лишь кланялись. Они вышли из замка, королевский гвардеец что-то бормотал себе под нос, вероятно, проклиная странных Таргариенов за то, что они сделали его седым.       Визерис уже слышал это раньше.       Вермитор и его подруга, Сереброкрылая, гнездились в пещерах Драконьей Горы. Визерис направился туда, хорошо помня дорогу: в юности он и Деймон не раз лазили по Драконьему Камню. Когда они подошли ко входу в вулкан, сир Гаррольд громко выругался.       — Ваша милость…       — Подождите здесь, сир, — сказал он, забавляясь покорным согласием на лице рыцаря.       Визерис вдохнул побольше воздуха, прежде чем войти в пещеру. Обычно он любовался пещерой, высеченной из драконьего огня, но что-то непрерывно билось у него под сердцем, словно сами боги побуждали его идти вперед. Пещера вела в еще более просторную полость, где извивалась громадная тень. Он остановился перед Вермитором, и у него перехватило дыхание, когда дракон развернулся. Он был почти таким же огромным, как Вхагар, голова в три раза больше кареты, а шипы на челюсти были размером с человека.       Бронзовая ярость всегда был великолепным зверем.       Вермитор зарычал, открыв пасть, в которой виднелась светящаяся глотка, вероятно, разгневанный тем, что его сон был прерван.       — Ликири, Вермитор, — вздохнул он, и команда легко сорвалась с его губ. Свечение медленно ослабело, и Вермитор повернул голову, чтобы с любопытством посмотреть на него. Визерис подумал, помнит ли его дракон. Он встречал его раньше, еще мальчишкой, когда дед еще летал ежедневно.       Король поставил факел на пол и подошел к нему, протягивая руку.       — Дохаэрис, Вермитор. Дохаэрис.       Бронзовый зверь издал мурлыканье и приветливо заскулил, когда Визерис подошел ближе. Он прижал руку к теплой чешуе под глазом Вермитора, и задержал дыхание. Он прислонился лбом к костяной пластине на морде Вермитора, ощущая любопытный толчок в своем сознании. Визерис сглотнул, мысленно пробормотав извинения Балериону, и позволил связи распуститься в полную силу. Вермитор отступил назад и издал рев, от которого содрогнулась вся пещера. Визерис не смог сдержать смех, сорвавшийся с его губ: ликование его нового дракона смешалось с его собственным. Он наблюдал, как Вермитор сдвинулся с места, опустив плечо. Визерис подошел к нему и, ухватившись за теплую чешую, поднял левую ногу на переднюю конечность Вермитора. Он поднялся на спину дракона и устроился у основания его огромной шеи. Он ездил на Балерионе без седла — древний зверь был слишком велик и непостоянен, чтобы позволить это. Вермитор был гораздо меньше Балериона, и ему было гораздо легче найти опору. Он ухватился за два спинных хребта и уселся в седло с гулким сердцем. Вермитор повернул в пещере, приближаясь к заднему входу, вырезанному много лет назад. Сердце Визериса заколотилось в предвкушении. Прошли годы с тех пор, как он поднимался в небо, отвергнув приглашения Деймона и Рейниры полетать из уважения к Балериону. Но теперь все было по-другому, более опасно. Вермитор сидел на краю горы, повернув голову, и смотрел на него своим глазом в предвкушении.       Визерис рассмеялся.       — Sōvēs!